Страница:
— Моя рана дает о себе знать, только когда я смеюсь, но сегодня у Меня нет для этого повода. Напротив, я злился, кричал на Робби и слуг, пинал мебель…
— А если кто-то войдет?
— Если так кто-то и поступит, то мы будем стоять здесь в благоговейном трепете и восхищении. — Он посмотрел наверх и указал на картину, изображающую женщину с лютней. — Вот. Это требует комментария, не правда ли? Вы не согласны? Художник, должно быть, нарисовал эту картину, приняв яд и страдая от судорог.
Рене потрогала холодные рубины на груди.
— Вы могли отказаться от приглашения.
— Честно говоря, мамзель, я почти так и сделал. Сегодня холодная, сырая ночь, и вы, вероятно, правы: мне надо было сидеть дома, забраться в теплую постель с горячим бокалом вина и хорошей порцией коньяка.
— Тогда п-почему вы здесь?
У него напряглись мускулы на скулах.
— Я должен быть здесь, чтобы спасти вас, конечно же. Разве не этим должны заниматься все герои?
— Спасти меня? — прошептала Рене.
— Благородное происхождение обязывает, разве не так?
— Вы не благородного происхождения, — напомнила ему Рене, вздрогнув. — У вас нет никаких обязательств по отношению ко мне.
— Вполне справедливо, — признал Тайрон. — Во мне нет и унции благородной крови, и я не разделяю всеобщего восхищения принципом «честь или смерть» или боевым криком обреченных: «Отвага, всегда отвага!» Но увы, кажется, вы сумели сделать из меня человека благороднее, чем я есть на самом деле, — он пожал плечами, — вот я и прибыл сюда, чтобы предложить свои услуги.
Его насмешка показалась ей жестокой, и Рене отвернулась.
— Я не нуждаюсь в вашей помощи, месье.
— Нет? Вы планируете украсть рубины сами? Спрячете их в сумку — и вперед, подальше отсюда, в компании тринадцатилетнего мальчика, который ни слова не скажет даже в свою собственную защиту, и шестидесятилетнего слуги, который со скрипом переставляет ноги? И куда же вы намерены добраться в таком обществе? И что, вы думаете, те два стервятника сделают с вами, когда поймают и вернут назад?
Слезы заблестели на ее ресницах, когда Рене подняла глаза и посмотрела на Тайрона.
— Вы поэтому здесь, месье? Из-за рубинов?
— Если бы только из-за рубинов, мамзель, — усмехнулся он. — Я мог бы забрать их прямо сейчас и оказался бы очень далеко, прежде чем Рос или ваш жених привели бы вас в чувство и вы смогли бы им поведать, что случилось. Если вы все еще не верите мне, забудьте об этих проклятых камнях. Кстати, хорошая мысль — эти жадные ублюдки перестанут гоняться за вами. Впрочем, вам делать выбор. Решайте. Мне, честно говоря, все равно.
Рене видела, что Тайрон Харт предельно искренен с ней, но чувства Рене брали верх над голосом разума.
— Что вы хотите от меня? — прошептала она, но на самом деле это был крик. — Что еще вы хотите от меня?
— Ничего. Или, может быть, все. Я не знаю. Мы можем поразмышлять над этим позже.
— Позже?..
Этот вопрос затрагивал будущее, но сейчас Тайрон не хотел думать об этом и поэтому отклонил его.
— Робби подгонит лодку; он будет ожидать нас у подножия башни в полночь. Вода на реке еще не спала, и течение довольно стремительное; мы могли бы добраться до Ковентри примерно за полчаса. Я знаю, что Финн не слишком-то меня жалует, но что я могу сделать совершенно точно, так это вывезти вас из Ковентри и из Англии вообще, если именно этого вы хотите. Вот самое меньшее, что я могу сделать. Я… — Тайрон запнулся на мгновение, словно подыскивая слова, — я ваш должник. Вы спасли мне жизнь. И вы должны знать, насколько необычна для меня ситуация, в которой я оказался, — задолжать кому-то, И несмотря на то, каким я могу быть и что вы обо мне думаете, я всегда плачу свои долги.
— Эта единственная причина? — спокойно спросила Рене, открыто глядя на Тайрона. — Вы мой должник и намерены отблагодарить меня… И только, месье?
— Нет. Но это — единственное, что имеет смысл в данный момент, мамзель.
Рене по-прежнему не сводила с него вопрошающих глаз, и они были так покорны, что он вздохнул и коснулся кончиками пальцев ее щеки — сверху вниз.
— Будете ли вы счастливее оттого, если я скажу вам: я здесь, с вами, потому, что мне просто невыносимо быть вдали от вас? — Его пальцы остановились на подбородке и приподняли ее лицо, а его губы слились с ее губами в нежном поцелуе. Они не закрыли глаза, они смотрели друг на друга, и лишь Тайрон смог улыбнуться, когда оторвался от ее губ.
— Вы можете рискнуть, прежде чем я вернусь к гостям и снова буду строить из себя полного дурака.
— А если вас поймают?
— Меня не поймают. И вас тоже, если вы сможете вытерпеть этих напыщенных идиотов еще шесть часов и не пошлете их всех к черту. Ну как, выдержите?
— Если сначала вы сделаете мне одно маленькое одолжение, — прошептала Рене.
— Я ваш, я в вашей власти, командуйте мной, — сказал Тайрон, разводя руки, словно зовя ее в свои объятия.
Приглашение было принято, она наклонилась вперед, коротко всхлипнув, и припала лицом к его груди. Тайрон замер в полном изумлении, потом обнял ее, чувствуя, как бьется ее храброе сердце.
— Этого вы хотели? — пробормотал он, вдыхая аромат ее духов.
Рене кивнула, и Тайрон почувствовал, как ледяные мурашки побежали вниз по позвоночнику. Она не засмеялась после его высокомерного заявления, что никого из них не поймают, а ведь на самом деле в глубине души у него не было такой уверенности. Он попал в совершенно необычную для себя ситуацию — внезапно оказался ответственным за чужие жизни, — а он не совсем подходил для такой сложной задачи.
Больше всего сейчас ему хотелось подхватить ее и отнести в безопасное место, но он сдержался и выпустил Рене из объятий.
— Ступайте. Красный нос и мокрые глаза вам сейчас ни к чему. Вы не заставите меня пожалеть о моем благородном порыве, не так ли?
Он вытащил льняной носовой платок, раскрыл его и нежно тщательно промокнул влажные ресницы Рене.
— Что я должна делать? — тихо спросила она Тайрона.
— Скажите Финну и Антуану, чтобы к полуночи они были готовы. Если вы опоздаете… — Он умолк, ожидая ее реакции, но, увидев внезапную вспышку паники в ее глазах, засмеялся. — Мы будем ждать. — Он поцеловал ее легонько в кончик носа. — Я прибыл сюда с определенной целью и не уеду без вас, мамзель, и, черт побери, я не уйду отсюда без вас, даже если мне придется скрестить шпагу с каждым, кто находится под крышей этого дома.
— Мой Бог, даже в шутку не говорите о таких вещах…
— Лучше, конечно, если бы это была шутка, — сказал он, усмехнувшись, — я не брал шпагу в руки уже несколько месяцев.
Тайрон видел, что на глазах ее снова закипают слезы, и отступил назад; он поправил жилет, расправил складки на жакете, потом прошелся по сгибам шейного платка, поплотнее натянул парик, чтобы он не свалился с головы. К тому времени, когда он все это проделал, Рене уже более-менее успокоилась, хотя на ее щеках осталась дорожка от слез, которую, подумал он, только слепой шотландец из Глазго мог не заметить.
Тайрон хотел, чтобы она первой вышла из салона и через некоторое время присоединилась бы к другим гостям. Сцепив руки за спиной, он прогуливающейся походкой вышел в холл, и вид у него был такой, словно он все эти десять минут безумно скучал, изучая безвкусную картину с изображением девушки, играющей на лютне.
Глава 23
— А если кто-то войдет?
— Если так кто-то и поступит, то мы будем стоять здесь в благоговейном трепете и восхищении. — Он посмотрел наверх и указал на картину, изображающую женщину с лютней. — Вот. Это требует комментария, не правда ли? Вы не согласны? Художник, должно быть, нарисовал эту картину, приняв яд и страдая от судорог.
Рене потрогала холодные рубины на груди.
— Вы могли отказаться от приглашения.
— Честно говоря, мамзель, я почти так и сделал. Сегодня холодная, сырая ночь, и вы, вероятно, правы: мне надо было сидеть дома, забраться в теплую постель с горячим бокалом вина и хорошей порцией коньяка.
— Тогда п-почему вы здесь?
У него напряглись мускулы на скулах.
— Я должен быть здесь, чтобы спасти вас, конечно же. Разве не этим должны заниматься все герои?
— Спасти меня? — прошептала Рене.
— Благородное происхождение обязывает, разве не так?
— Вы не благородного происхождения, — напомнила ему Рене, вздрогнув. — У вас нет никаких обязательств по отношению ко мне.
— Вполне справедливо, — признал Тайрон. — Во мне нет и унции благородной крови, и я не разделяю всеобщего восхищения принципом «честь или смерть» или боевым криком обреченных: «Отвага, всегда отвага!» Но увы, кажется, вы сумели сделать из меня человека благороднее, чем я есть на самом деле, — он пожал плечами, — вот я и прибыл сюда, чтобы предложить свои услуги.
Его насмешка показалась ей жестокой, и Рене отвернулась.
— Я не нуждаюсь в вашей помощи, месье.
— Нет? Вы планируете украсть рубины сами? Спрячете их в сумку — и вперед, подальше отсюда, в компании тринадцатилетнего мальчика, который ни слова не скажет даже в свою собственную защиту, и шестидесятилетнего слуги, который со скрипом переставляет ноги? И куда же вы намерены добраться в таком обществе? И что, вы думаете, те два стервятника сделают с вами, когда поймают и вернут назад?
Слезы заблестели на ее ресницах, когда Рене подняла глаза и посмотрела на Тайрона.
— Вы поэтому здесь, месье? Из-за рубинов?
— Если бы только из-за рубинов, мамзель, — усмехнулся он. — Я мог бы забрать их прямо сейчас и оказался бы очень далеко, прежде чем Рос или ваш жених привели бы вас в чувство и вы смогли бы им поведать, что случилось. Если вы все еще не верите мне, забудьте об этих проклятых камнях. Кстати, хорошая мысль — эти жадные ублюдки перестанут гоняться за вами. Впрочем, вам делать выбор. Решайте. Мне, честно говоря, все равно.
Рене видела, что Тайрон Харт предельно искренен с ней, но чувства Рене брали верх над голосом разума.
— Что вы хотите от меня? — прошептала она, но на самом деле это был крик. — Что еще вы хотите от меня?
— Ничего. Или, может быть, все. Я не знаю. Мы можем поразмышлять над этим позже.
— Позже?..
Этот вопрос затрагивал будущее, но сейчас Тайрон не хотел думать об этом и поэтому отклонил его.
— Робби подгонит лодку; он будет ожидать нас у подножия башни в полночь. Вода на реке еще не спала, и течение довольно стремительное; мы могли бы добраться до Ковентри примерно за полчаса. Я знаю, что Финн не слишком-то меня жалует, но что я могу сделать совершенно точно, так это вывезти вас из Ковентри и из Англии вообще, если именно этого вы хотите. Вот самое меньшее, что я могу сделать. Я… — Тайрон запнулся на мгновение, словно подыскивая слова, — я ваш должник. Вы спасли мне жизнь. И вы должны знать, насколько необычна для меня ситуация, в которой я оказался, — задолжать кому-то, И несмотря на то, каким я могу быть и что вы обо мне думаете, я всегда плачу свои долги.
— Эта единственная причина? — спокойно спросила Рене, открыто глядя на Тайрона. — Вы мой должник и намерены отблагодарить меня… И только, месье?
— Нет. Но это — единственное, что имеет смысл в данный момент, мамзель.
Рене по-прежнему не сводила с него вопрошающих глаз, и они были так покорны, что он вздохнул и коснулся кончиками пальцев ее щеки — сверху вниз.
— Будете ли вы счастливее оттого, если я скажу вам: я здесь, с вами, потому, что мне просто невыносимо быть вдали от вас? — Его пальцы остановились на подбородке и приподняли ее лицо, а его губы слились с ее губами в нежном поцелуе. Они не закрыли глаза, они смотрели друг на друга, и лишь Тайрон смог улыбнуться, когда оторвался от ее губ.
— Вы можете рискнуть, прежде чем я вернусь к гостям и снова буду строить из себя полного дурака.
— А если вас поймают?
— Меня не поймают. И вас тоже, если вы сможете вытерпеть этих напыщенных идиотов еще шесть часов и не пошлете их всех к черту. Ну как, выдержите?
— Если сначала вы сделаете мне одно маленькое одолжение, — прошептала Рене.
— Я ваш, я в вашей власти, командуйте мной, — сказал Тайрон, разводя руки, словно зовя ее в свои объятия.
Приглашение было принято, она наклонилась вперед, коротко всхлипнув, и припала лицом к его груди. Тайрон замер в полном изумлении, потом обнял ее, чувствуя, как бьется ее храброе сердце.
— Этого вы хотели? — пробормотал он, вдыхая аромат ее духов.
Рене кивнула, и Тайрон почувствовал, как ледяные мурашки побежали вниз по позвоночнику. Она не засмеялась после его высокомерного заявления, что никого из них не поймают, а ведь на самом деле в глубине души у него не было такой уверенности. Он попал в совершенно необычную для себя ситуацию — внезапно оказался ответственным за чужие жизни, — а он не совсем подходил для такой сложной задачи.
Больше всего сейчас ему хотелось подхватить ее и отнести в безопасное место, но он сдержался и выпустил Рене из объятий.
— Ступайте. Красный нос и мокрые глаза вам сейчас ни к чему. Вы не заставите меня пожалеть о моем благородном порыве, не так ли?
Он вытащил льняной носовой платок, раскрыл его и нежно тщательно промокнул влажные ресницы Рене.
— Что я должна делать? — тихо спросила она Тайрона.
— Скажите Финну и Антуану, чтобы к полуночи они были готовы. Если вы опоздаете… — Он умолк, ожидая ее реакции, но, увидев внезапную вспышку паники в ее глазах, засмеялся. — Мы будем ждать. — Он поцеловал ее легонько в кончик носа. — Я прибыл сюда с определенной целью и не уеду без вас, мамзель, и, черт побери, я не уйду отсюда без вас, даже если мне придется скрестить шпагу с каждым, кто находится под крышей этого дома.
— Мой Бог, даже в шутку не говорите о таких вещах…
— Лучше, конечно, если бы это была шутка, — сказал он, усмехнувшись, — я не брал шпагу в руки уже несколько месяцев.
Тайрон видел, что на глазах ее снова закипают слезы, и отступил назад; он поправил жилет, расправил складки на жакете, потом прошелся по сгибам шейного платка, поплотнее натянул парик, чтобы он не свалился с головы. К тому времени, когда он все это проделал, Рене уже более-менее успокоилась, хотя на ее щеках осталась дорожка от слез, которую, подумал он, только слепой шотландец из Глазго мог не заметить.
Тайрон хотел, чтобы она первой вышла из салона и через некоторое время присоединилась бы к другим гостям. Сцепив руки за спиной, он прогуливающейся походкой вышел в холл, и вид у него был такой, словно он все эти десять минут безумно скучал, изучая безвкусную картину с изображением девушки, играющей на лютне.
Глава 23
Когда на часах было уже десять минут первого, Рене извинилась, сказав, что вернется, как только уложит Антуана в постель. До самой полуночи она не могла вырваться. Пока они торопливо шли через холл, ее сердце бешено колотилось, а ноги казались просто пудовыми. Финн помогал слугам подавать поздний ужин и ухаживать за гостями. Он видел, как она уходит, и едва заметно поклонился, чтобы дать ей понять, что он тоже не заставит себя ждать.
Антуан шел рядом, и было заметно, что мальчик нервничает. Сначала Рене не хотела тревожить брата раньше времени, поскольку любой намек на волнение, возникшее на его обычно спокойном лице, мог привлечь подозрительные взгляды посторонних людей. Но Рене поняла, увидев, как пристально брат следит за каждым движением Тайрона, что придется все рассказать ради того, чтобы отвести подозрения от Харта. Оказалось, что она приняла правильное решение. Он почти не замечал дорожного инспектора во время обеда, и никто, даже если бы кто-нибудь и следил за мальчиком, не подумал бы, что ребенка что-то волнует. Он совершенно откровенно скучал, утомленный вежливыми беседами, которые вели окружающие.
Тайрон сидел рядом с мисс Рут и Феби Энтвистл, веселя молодых особ — оттуда все время раздавались взрывы смеха. Хохотали и сидящие поблизости гости, в том числе и юный капрал Мальборо. На этот раз офицер наконец-то забыл о профиле Рене, а к концу ужина, похоже, вообще перестал ее замечать. Рене еле сдерживалась, чтобы не смотреть в сторону Харта, Но все же тайком, когда она пыталась дотянуться до своего бокала или взять кусочек с тарелки, ее глаза устремлялись туда, где сидел Тайрон Харт. А он, казалось, был вполне доволен ролью шутника и весельчака и внимательно слушал мисс Рут Энтвистл. Но когда он заметил ее шпионские уловки, Рене увидела, как дернулся уголок его губ. словно он пытался упрекнуть ее за несправедливые обвинения. Серые глаза напомнили ей, что мисс Энтвистл не так проста, как кажется, и обладает разнообразными свойствами. Потом Тайрон многозначительно посмотрел на рубины, особое его внимание привлекал камень в форме капли, висевшей в ложбинке на груди, потом его взгляд лениво вернулся к ее лицу, и она раскрыла веер, чтобы хоть немного остудить щеки.
Эдгар Винсент сидел напротив Рене, осушая бокал за бокалом. Напитки исчезали в необъятной утробе. Он смотрел на нее с негодованием, а когда ей понадобился веер, он пристально посмотрел в сторону Тайрона, потом снова перевел взгляд на Рене, подтверждая, что он заметил их немой разговор.
Когда с последним блюдом было покончено, леди Пенелопа Пакстон увела дам освежиться, а мужчины остались наслаждаться портером и коньяком. Потом все перешли в музыкальный салон; одни играли, другие пели. В гостиной были расставлены столы для виста, а в комнате для игр гостей ждали шашки и бильярд. Рене все было безразлично. Она ловила на себе завистливые взгляды дам, которых очень заинтересовали выставленные напоказ рубины. Их мнение относительно француженки без пенни в кармане, решившейся вступить в столь неравный брак, выйти замуж за человека более низкого происхождения, было единодушным.
Что бы они подумали, потешалась Рене, если бы узнали, в чью кровать, в чьи объятия она была бы счастлива броситься? В объятия вора. Бандита, по которому плачет виселица. Дорожного ястреба, грабившего тех самых людей, которые сидели здесь, восхищаясь его шутками и веселясь в его компании.
Часы пробили десять, потом одиннадцать, и Рене обнаружила, что продырявила носовой платок Тайрона, который сжимала в руке с тех пор, как он дал его. Самым ужасным был момент, когда дядя призвал всех умолкнуть и сосредоточиться и предложил тост за невесту и жениха; Рене пришлось позволить Винсенту поцеловать ее в щеку, и она долго потом отирала его слюни.
Ужин закончился, гости стали разъезжаться. Те, чей дом был слишком далеко, подготовились заранее, чтобы провести ночь в Гарвуд-Хаусе, и поэтому совсем не спешили почивать. Они возвратились к беседам и играм. Когда часы пробили двенадцать, Рене извинилась, ссылаясь на заботы о брате.
— Побыстрее, — торопила она Антуана уже возле двери спальни. — Финн должен появиться с минуты на минуту, он поможет тебе одеться потеплее.
Рене поцеловала Антуана в лоб и взъерошила ему волосы, отчего он широко улыбнулся и беззвучно спросил:
Тебе нравится Капитан?
— Да. Да, мне он очень нравится.
Я думаю, он тоже считает тебя приятной. Он сказал, что ты засела ему под кожу.
— Под кожу?
Здесь. Он энергично поскреб шею. Он говорит, что всегда знает, когда ты рядом.
— Довольно опрометчиво с его стороны так говорить. — Рене подтолкнула мальчика. — Поторопись же. Будь здесь до тех пор, пока я не приду за тобой, и никому не открывай, только мне или Финну. Ты понял, малыш?
Рене торопливо прошла через холл и кинулась прямо в гардеробную. Она вынула из шкафа саквояж, сняла одежду с полок, бросая то, что попадалось под руку, сгребла гребенки и щетки, коробку из сандалового дерева, где лежали пудра и духи, потом потащила саквояж к двери. Вернувшись в комнату, она вынула из перины свой клад. Дыра была зашита всего несколькими стежками, и нитки лопнули от первого же рывка. Рене вытащила маленький холщовый мешочек, где среди сокровищ лежала и жемчужная брошь из гарнитура «Кровь Дракона».
Потом она сняла ожерелье. Все драгоценности, составляющие уникальный гарнитур, оказались в одной бархатной коробочке. Коробку она тоже положила в саквояж, и, окинув быстрым взглядом в последний раз комнату, Рене набросила плащ и направилась к двери; она почти дошла, когда раздался осторожный стук.
— Финн! Слава Богу.
Она толкнула дверь — и едва не задохнулась…
Перед ней стоял Эдгар Винсент. В одной руке он держал бутылку вина, в другой — два бокала. Не более двух секунд они смотрели друг на друга в совершеннейшем изумлении, улыбка замерла на толстых мокрых губах Винсента. Но потом он заметил саквояж и плащ, и его глаза в отличие от расширившихся от ужаса глаз Рене сузились до едва заметных щелок и холодно заблестели.
— Куда-то собрались, дорогая?
Потрясенная Рене отступила на шаг. Она лихорадочно пыталась придумать причину, куда она собралась среди ночи, но ни один из вариантов обмана не казался ей достоверным и убедительным настолько, чтобы Эдгар Винсент поверил.
— А я надеялся, что мы закончим беседу, начатую сегодня вечером. — Он поднял бутылку и бокалы повыше. — Я думал, мы поднимем тост за наш долгий и плодотворный союз, но я вижу, что не только тост, но и сама мысль об этом, вероятно, немного преждевременны.
Взгляд Рене метнулся к открытой двери в холл, но широкие плечи Винсента загородили весь дверной проем. Она отступила назад и споткнулась. Винсент шел прямо на нее, ногой закрыв за собой дверь.
Рене отступила еще на шаг к кровати; дальше идти было некуда. Она не успела запахнуть плащ как следует, и он соскользнул с плеч, обнажив белую шею.
— Хорошо, хорошо. — Винсент встал перед ней, стиснув зубы. — Сейчас посмотрим, что там у вас в сумке?
Он отшвырнул бокалы, и Рене вздрогнула, услышав звук разбившегося о стену стекла. Бутылка упала на пол, но осталась цела. Винсент схватил саквояж и распахнул его. Бархатная коробочка с драгоценностями лежала сверху, и, увидев ее, он нервно икнул и комната наполнилась кислой вонью и витиеватыми ругательствами.
— …дешевая маленькая воровка, — закончил он длинную тираду и недоверчиво покачал головой. — Ты ничем не отличаешься от любой другой лживой сучки.
Сверкая глазами, Эдгар Винсет схватил коробочку и заметил холщовый мешочек. Он уже начал вынимать его, когда Рене рванулась вперед, пытаясь проскользнуть мимо него, но он поймал ее и толкнул так сильно, что колени у нее подогнулись и она упала спиной на кровать. Девушка скатилась на один край и снова попробовала прорваться, но на сей раз мужлан размахнулся и ударил ее. От боли Рене на секунду потеряла сознание. Наблюдая краем глаза за ошеломленной Рене, пытавшейся подняться, Винсент развязал мешочек и вытряхнул содержимое в руку. При виде брошки челюсть у него отвисла, и он пропустил момент, когда Рене встала на ноги; он снова размахнулся и ударил ее изо всех сил кулаком, вложив в этот удар всю злость.
Рене едва не ослепла от боли, неловко упав на плечо. Из глаз посыпались искры, все вокруг потемнело. Сквозь боль она слышала, как ругается Винсент, потом он вцепился ей в волосы и стал трясти, буравя узкими глазками и размахивая перед носом брошкой.
— Где ты взяла это, сука? Где ты взяла?
Несмотря на мучительную боль, лишившую ее сил, Рене не смотрела на брошь, она тихонько отодвигалась к другому краю кровати, пытаясь высвободиться из цепкой руки Винсента.
Резко дернув ее за волосы, он снова притянул Рене на середину кровати и навис над ней; потом он намотал ее пряди на кулак, коленом уперся ей в живот и крепко прижал девушку к матрасу.
— Я спрашиваю тебя еще раз, — прохрипел Винсент, — где ты взяла это? А впрочем, не важно. Не говори. Я знаю где. Я должен задать другой вопрос: как ты получила это и что отдала ему взамен?
Рене почувствовала омерзительный плевок на лице и вспыхнула, словно костер. Гнев пятнадцати благородных поколений запылал мощным пожаром, кровь в венах мадемуазель Рене д'Антон восстала, и она с вызовом заявила торговцу:
— Я могу о том же самом спросить вас. Где вы взяли это? Откуда у вас рубины? Я ведь знаю, как вы их получили, месье. Я знаю, чья на них кровь и чья кровь была пролита, чтобы вы смогли заработать на смерти людей!
Эдгар Винсент зло усмехнулся:
— Итак, ты узнала, сучка, о нашем небольшом предприятии, не так ли? И что ты делала, пробуя урвать для себя кусок прибыли? Ты, глупая сучка, могла бы иметь в десять раз больше этого, если бы подождала два дня.
— Но я должна была выйти замуж за тебя, рыбный торговец, а я больше не в силах выносить твое отвратительное зловоние!
Винсент смотрел на нее с ненавистью, его лицо раздулось, скулы побелели, и он опять ударил ее, два раза наотмашь. От одного удара губа Рене лопнула и рот наполнился кровью.
— Шлюха! — прорычал он. — А я думал, ты леди. Прекрасная, благородная леди, с которой надо обращаться нежно и терпеливо. — Он угрожающе приблизился к ее лицу. — Вот Рос удивится, когда узнает, почему провалилась его затея! Ты была с Капитаном Старлайтом, он ел с твоей руки. Он съел, наверное, и еще кое-что, держу пари. Ты должна быть хороша в постели. Чертовски хороша — за двести тысяч фунтов, которые стоят эти безделушки.
Он бросил брошь на постель, Рене подобралась в ожидании удара, но он вытащил алмазную булавку для шейного платка из горстки монет, которые отбросил, и зажал ее в кулаке.
— И это? Ей-богу, а за это под кем ты потела? Черт побери, — он оскалился и посмотрел на нее сверху, — я что, выходит, единственный, для кого ты не раздвигала свои ноги?
— Нет! — закричала Рене неистово. — Я еще не спала с садовником и с чистильщиком канав!
Он снова ее ударил, и на этот раз зрение вернулось к Рене, она увидела перед глазами что-то блестящее. Это был нож с длинным, тонким, заостренным к концу лезвием.
— Мы посмотрим, будет ли этот маленький язычок таким же острым к концу ночи, — прошипел Винсент. — Вот мы пришпилим его здесь, — он всадил нож в угол деревянного столбика кровати, и металл завибрировал, — вот, легко дотянуться, если понадобится для стимула, не так ли? Если я решу, что ты не стоишь и пенни той суммы неприятностей, которые ты нам доставила, ты познакомишься со всеми десятью способами, какими можно зарезать человека, и тебе самой захочется умереть.
Он выпрямился и стал расстегивать пуговицы на жакете и жилете. Рене еще раз дернулась в отчаянии к краю кровати, но он схватил ее и опрокинул на спину. Его руки шарили по ее груди, он упал на нее, как хищное животное, он рвал тонкий шелк, зарываясь ртом в обнаженную белую плоть. Хрипя, он стягивал бриджи, но ему мешали юбки, и он отбивался от ее рук и ног, потому что Рене отчаянно сопротивлялась, стараясь сбросить с себя ненавистную вонючую тушу.
Он был огромный, пьяный, и в ответ на каждый взмах ее руки он размахивался и бил ее тяжелым кулаком. Рене кричала, или ей казалось, что она кричит, а он кусал ее грудь, но вдруг, пока еще смутно, она услышала другой звук и увидела другую тень, надвигавшуюся на кровать. Рот Антуана был распят в крике; этот крик явился к нему из другого кошмара, когда он увидел, как его мать пинают на мокрой булыжной мостовой Парижа, как ее забивают до смерти; он вновь пережил тот ужас, и он… закричал.
Антуан бросился к широкой спине Эдгара Винсента, вцепился в него, как собака, зубами и ногтями. Торговец взревел и поднялся, отшвырнув мальчика с такой силой, что он бы размозжил голову, ударься о стену. В новом порыве гнева он повернулся обратно к Рене. Его бриджи были приспущены, и налитое кровью лицо не предвещало ничего хорошего.
Рене встала на колени и выдернула из столба тонкий нож. Она держала его, зажав в руках.
— Не подходите ближе, месье, — прошипела она.
— Что ты собираешься делать? Пропороть мне горло? Воткнуть его в кишки? Или ты хотела бы кастрировать меня? — Винсент подошел к краю кровати. Он с яростью смотрел на Рене, на кровь, сочившуюся из ее губы, на красные полосы на груди, пылавшие под порванным шелком.
Рене полоснула его ножом сбоку, когда он подался вперед, но он не почувствовал боли и даже не заметил раны на руке. Удар бутылкой по затылку свалил его сразу. Он дернулся, всей тяжестью навалившись на Рене. Из разбитой бутылки на кровать хлынуло вино, осколки стекла осыпали покрывало.
Несколько секунд никто не шевелился. Антуан поднял зазубренное горлышко бутылки и приготовился повторить удар, но Винсент лежал неподвижно, словно мертвец, поперек кровати. Кожа на затылке лопнула, словно перезревший плод, густой, вялый ручеек крови сочился на воротник. Рене лежала, задыхаясь, ее ноги были прижаты телом Винсента.
— Антуан! — кричала она. — Антуан! Помоги мне! Я не могу пошевелиться!
Мальчик бросил бутылку и бросился к сестре. Вдвоем они сдвинули Винсента, потом, откатив его в сторону, столкнули с кровати, и он шлепнулся на пол с унылым глухим стуком. Рене забилась в рыданиях, цепляясь за брата. Он помог ей отойти от кровати и подвел к столику перед зеркалом. Она села на стул, а Антуан пошел в гардеробную за полотенцем.
Ее платье было изорвано и спущено до талии. Она попробовала соединить края и вдруг поняла, что все еще держит в руках нож. В последний раз она посмотрела на тело Винсента, потом разжала пальцы, и нож упал на пол.
Антуан вернулся с полотенцем и стал стирать с лица сестры следы вина и крови.
— Конец. Животное мертво.
— Настоящее животное, — согласилась Рене. — Ублюдок! Я бы воткнула в него нож. Я бы!..
— Я убил его ради тебя, Рене. Он больше ничего не сможет тебе сделать. Никогда!
Рене покачала головой, уверенная, что у нее звенит в ушах и поэтому она слышит голос Антуана. Но он продолжал говорить, и она действительно слышала его. Рене замерла и посмотрела на брата, сомкнув веки, чтобы смахнуть непролитые слезы.
— Антуан! Что ты сказал?
— Я сказал, что я… — Он тоже замер.
Он закрыл рот, потом снова открыл, и когда заговорил, слова словно соскакивали с его губ, и они оба слышали их.
— Я убил его ради тебя. Он ничего больше не сможет тебе сделать. Никогда!
— Еще раз, мое сердце, — прошептала Рене, едва осмеливаясь дышать, едва осмеливаясь верить.
— Я убил его ради тебя, — сказал он еще громче. — Он ничего больше не сможет тебе сделать. Никогда. Рене!.. Рене!..
Она обняла его. Слезы, которые Рене сдерживала до сих пор, потекли горячим быстрым потоком. Когда в комнату пришел Финн, именно такими он и нашел их: они смеялись, кричали, обнимали друг друга. А на полу лежало, растянувшись во всю длину и истекая кровью, тело Эдгара Винсента.
— Мария и Иосиф! Что здесь произошло? Что, что случилось?
Рене все еще рыдала, поэтому свой вопрос старый камердинер обратил к Антуану. И мальчик объяснил, усмехаясь:
— Я полагаю, я убил его, месье Финн. Он набросился на Рене. Он бил ее так же, как солдаты маму, и поэтому я убил его.
— О Боже! Царь небесный! Кровь все еще течет… — Камердинер остановился и глубоко вздохнул. От удивления у глаз появились морщинки. Он посмотрел на Антуана, но потом повернулся к Рене и увидел, в каком она жутком виде — платье разорвано, полотенце, которое она прижимала к груди, окровавлено. Улыбка Финна сменилась ужасом, исказившим его лицо. — О Господи, мадемуазель, с вами все в порядке?
Она кивнула:
— Все нормально. Антуан пришел вовремя, и он меня спас.
— Я услышал ее крик, — сказал мальчик.
— И он ударил его бутылкой…
— Я разбил ее об его голову, — гордо повторил Антуан. — И убил его.
— Но кровь? — спросил Финн. — Вы ранены!
Рене коснулась щеки, ее пальцы покраснели от крови.
— Это, должно быть, стекло. Перед этим он ударил меня. — Она провела пальцем по нижней губе и обнаружила осколок сломанного зуба.
Финн посмотрел на Рене с тревогой:
— Вы не… Нет ли где-нибудь еще повреждений?
— Нет, — сказала она, касаясь его руки. — Нет. Он был… слишком пьяный и очень злой. — Она посмотрела на тело Винсента. — Он был слишком неуклюж и слишком глуп. — Слова замерли на губах девушки, а на щеках снова вспыхнул огненный румянец. — Это, конечно, еще тот тип!
— Да, к сожалению, да. И кроме всего прочего, это еще одно тело в вашей спальне, которым придется распорядиться. Если бы я знал, что подобное войдет в привычку, — добавил Финн с сарказмом, — я бы настоял, чтобы вы выбрали спальню этажом ниже.
Финн подошел к распростертому Винсенту и опустился на колени.
— Действительно ли он мертв?
Прежде чем Финн успел ответить, Винсент застонал. Одна нога дернулась вперед, потом резко вернулась на прежнее место.
— К сожалению, нет. Кажется, его череп так же крепок, как и все остальное. Однако кровь течет весьма обильно. Антуан, есть еще одно полотенце? Или что-то, чем можно здесь все вытереть?
Антуан исчез в смежной комнате и вернулся с двумя толстыми полотенцами.
Антуан шел рядом, и было заметно, что мальчик нервничает. Сначала Рене не хотела тревожить брата раньше времени, поскольку любой намек на волнение, возникшее на его обычно спокойном лице, мог привлечь подозрительные взгляды посторонних людей. Но Рене поняла, увидев, как пристально брат следит за каждым движением Тайрона, что придется все рассказать ради того, чтобы отвести подозрения от Харта. Оказалось, что она приняла правильное решение. Он почти не замечал дорожного инспектора во время обеда, и никто, даже если бы кто-нибудь и следил за мальчиком, не подумал бы, что ребенка что-то волнует. Он совершенно откровенно скучал, утомленный вежливыми беседами, которые вели окружающие.
Тайрон сидел рядом с мисс Рут и Феби Энтвистл, веселя молодых особ — оттуда все время раздавались взрывы смеха. Хохотали и сидящие поблизости гости, в том числе и юный капрал Мальборо. На этот раз офицер наконец-то забыл о профиле Рене, а к концу ужина, похоже, вообще перестал ее замечать. Рене еле сдерживалась, чтобы не смотреть в сторону Харта, Но все же тайком, когда она пыталась дотянуться до своего бокала или взять кусочек с тарелки, ее глаза устремлялись туда, где сидел Тайрон Харт. А он, казалось, был вполне доволен ролью шутника и весельчака и внимательно слушал мисс Рут Энтвистл. Но когда он заметил ее шпионские уловки, Рене увидела, как дернулся уголок его губ. словно он пытался упрекнуть ее за несправедливые обвинения. Серые глаза напомнили ей, что мисс Энтвистл не так проста, как кажется, и обладает разнообразными свойствами. Потом Тайрон многозначительно посмотрел на рубины, особое его внимание привлекал камень в форме капли, висевшей в ложбинке на груди, потом его взгляд лениво вернулся к ее лицу, и она раскрыла веер, чтобы хоть немного остудить щеки.
Эдгар Винсент сидел напротив Рене, осушая бокал за бокалом. Напитки исчезали в необъятной утробе. Он смотрел на нее с негодованием, а когда ей понадобился веер, он пристально посмотрел в сторону Тайрона, потом снова перевел взгляд на Рене, подтверждая, что он заметил их немой разговор.
Когда с последним блюдом было покончено, леди Пенелопа Пакстон увела дам освежиться, а мужчины остались наслаждаться портером и коньяком. Потом все перешли в музыкальный салон; одни играли, другие пели. В гостиной были расставлены столы для виста, а в комнате для игр гостей ждали шашки и бильярд. Рене все было безразлично. Она ловила на себе завистливые взгляды дам, которых очень заинтересовали выставленные напоказ рубины. Их мнение относительно француженки без пенни в кармане, решившейся вступить в столь неравный брак, выйти замуж за человека более низкого происхождения, было единодушным.
Что бы они подумали, потешалась Рене, если бы узнали, в чью кровать, в чьи объятия она была бы счастлива броситься? В объятия вора. Бандита, по которому плачет виселица. Дорожного ястреба, грабившего тех самых людей, которые сидели здесь, восхищаясь его шутками и веселясь в его компании.
Часы пробили десять, потом одиннадцать, и Рене обнаружила, что продырявила носовой платок Тайрона, который сжимала в руке с тех пор, как он дал его. Самым ужасным был момент, когда дядя призвал всех умолкнуть и сосредоточиться и предложил тост за невесту и жениха; Рене пришлось позволить Винсенту поцеловать ее в щеку, и она долго потом отирала его слюни.
Ужин закончился, гости стали разъезжаться. Те, чей дом был слишком далеко, подготовились заранее, чтобы провести ночь в Гарвуд-Хаусе, и поэтому совсем не спешили почивать. Они возвратились к беседам и играм. Когда часы пробили двенадцать, Рене извинилась, ссылаясь на заботы о брате.
— Побыстрее, — торопила она Антуана уже возле двери спальни. — Финн должен появиться с минуты на минуту, он поможет тебе одеться потеплее.
Рене поцеловала Антуана в лоб и взъерошила ему волосы, отчего он широко улыбнулся и беззвучно спросил:
Тебе нравится Капитан?
— Да. Да, мне он очень нравится.
Я думаю, он тоже считает тебя приятной. Он сказал, что ты засела ему под кожу.
— Под кожу?
Здесь. Он энергично поскреб шею. Он говорит, что всегда знает, когда ты рядом.
— Довольно опрометчиво с его стороны так говорить. — Рене подтолкнула мальчика. — Поторопись же. Будь здесь до тех пор, пока я не приду за тобой, и никому не открывай, только мне или Финну. Ты понял, малыш?
Рене торопливо прошла через холл и кинулась прямо в гардеробную. Она вынула из шкафа саквояж, сняла одежду с полок, бросая то, что попадалось под руку, сгребла гребенки и щетки, коробку из сандалового дерева, где лежали пудра и духи, потом потащила саквояж к двери. Вернувшись в комнату, она вынула из перины свой клад. Дыра была зашита всего несколькими стежками, и нитки лопнули от первого же рывка. Рене вытащила маленький холщовый мешочек, где среди сокровищ лежала и жемчужная брошь из гарнитура «Кровь Дракона».
Потом она сняла ожерелье. Все драгоценности, составляющие уникальный гарнитур, оказались в одной бархатной коробочке. Коробку она тоже положила в саквояж, и, окинув быстрым взглядом в последний раз комнату, Рене набросила плащ и направилась к двери; она почти дошла, когда раздался осторожный стук.
— Финн! Слава Богу.
Она толкнула дверь — и едва не задохнулась…
Перед ней стоял Эдгар Винсент. В одной руке он держал бутылку вина, в другой — два бокала. Не более двух секунд они смотрели друг на друга в совершеннейшем изумлении, улыбка замерла на толстых мокрых губах Винсента. Но потом он заметил саквояж и плащ, и его глаза в отличие от расширившихся от ужаса глаз Рене сузились до едва заметных щелок и холодно заблестели.
— Куда-то собрались, дорогая?
Потрясенная Рене отступила на шаг. Она лихорадочно пыталась придумать причину, куда она собралась среди ночи, но ни один из вариантов обмана не казался ей достоверным и убедительным настолько, чтобы Эдгар Винсент поверил.
— А я надеялся, что мы закончим беседу, начатую сегодня вечером. — Он поднял бутылку и бокалы повыше. — Я думал, мы поднимем тост за наш долгий и плодотворный союз, но я вижу, что не только тост, но и сама мысль об этом, вероятно, немного преждевременны.
Взгляд Рене метнулся к открытой двери в холл, но широкие плечи Винсента загородили весь дверной проем. Она отступила назад и споткнулась. Винсент шел прямо на нее, ногой закрыв за собой дверь.
Рене отступила еще на шаг к кровати; дальше идти было некуда. Она не успела запахнуть плащ как следует, и он соскользнул с плеч, обнажив белую шею.
— Хорошо, хорошо. — Винсент встал перед ней, стиснув зубы. — Сейчас посмотрим, что там у вас в сумке?
Он отшвырнул бокалы, и Рене вздрогнула, услышав звук разбившегося о стену стекла. Бутылка упала на пол, но осталась цела. Винсент схватил саквояж и распахнул его. Бархатная коробочка с драгоценностями лежала сверху, и, увидев ее, он нервно икнул и комната наполнилась кислой вонью и витиеватыми ругательствами.
— …дешевая маленькая воровка, — закончил он длинную тираду и недоверчиво покачал головой. — Ты ничем не отличаешься от любой другой лживой сучки.
Сверкая глазами, Эдгар Винсет схватил коробочку и заметил холщовый мешочек. Он уже начал вынимать его, когда Рене рванулась вперед, пытаясь проскользнуть мимо него, но он поймал ее и толкнул так сильно, что колени у нее подогнулись и она упала спиной на кровать. Девушка скатилась на один край и снова попробовала прорваться, но на сей раз мужлан размахнулся и ударил ее. От боли Рене на секунду потеряла сознание. Наблюдая краем глаза за ошеломленной Рене, пытавшейся подняться, Винсент развязал мешочек и вытряхнул содержимое в руку. При виде брошки челюсть у него отвисла, и он пропустил момент, когда Рене встала на ноги; он снова размахнулся и ударил ее изо всех сил кулаком, вложив в этот удар всю злость.
Рене едва не ослепла от боли, неловко упав на плечо. Из глаз посыпались искры, все вокруг потемнело. Сквозь боль она слышала, как ругается Винсент, потом он вцепился ей в волосы и стал трясти, буравя узкими глазками и размахивая перед носом брошкой.
— Где ты взяла это, сука? Где ты взяла?
Несмотря на мучительную боль, лишившую ее сил, Рене не смотрела на брошь, она тихонько отодвигалась к другому краю кровати, пытаясь высвободиться из цепкой руки Винсента.
Резко дернув ее за волосы, он снова притянул Рене на середину кровати и навис над ней; потом он намотал ее пряди на кулак, коленом уперся ей в живот и крепко прижал девушку к матрасу.
— Я спрашиваю тебя еще раз, — прохрипел Винсент, — где ты взяла это? А впрочем, не важно. Не говори. Я знаю где. Я должен задать другой вопрос: как ты получила это и что отдала ему взамен?
Рене почувствовала омерзительный плевок на лице и вспыхнула, словно костер. Гнев пятнадцати благородных поколений запылал мощным пожаром, кровь в венах мадемуазель Рене д'Антон восстала, и она с вызовом заявила торговцу:
— Я могу о том же самом спросить вас. Где вы взяли это? Откуда у вас рубины? Я ведь знаю, как вы их получили, месье. Я знаю, чья на них кровь и чья кровь была пролита, чтобы вы смогли заработать на смерти людей!
Эдгар Винсент зло усмехнулся:
— Итак, ты узнала, сучка, о нашем небольшом предприятии, не так ли? И что ты делала, пробуя урвать для себя кусок прибыли? Ты, глупая сучка, могла бы иметь в десять раз больше этого, если бы подождала два дня.
— Но я должна была выйти замуж за тебя, рыбный торговец, а я больше не в силах выносить твое отвратительное зловоние!
Винсент смотрел на нее с ненавистью, его лицо раздулось, скулы побелели, и он опять ударил ее, два раза наотмашь. От одного удара губа Рене лопнула и рот наполнился кровью.
— Шлюха! — прорычал он. — А я думал, ты леди. Прекрасная, благородная леди, с которой надо обращаться нежно и терпеливо. — Он угрожающе приблизился к ее лицу. — Вот Рос удивится, когда узнает, почему провалилась его затея! Ты была с Капитаном Старлайтом, он ел с твоей руки. Он съел, наверное, и еще кое-что, держу пари. Ты должна быть хороша в постели. Чертовски хороша — за двести тысяч фунтов, которые стоят эти безделушки.
Он бросил брошь на постель, Рене подобралась в ожидании удара, но он вытащил алмазную булавку для шейного платка из горстки монет, которые отбросил, и зажал ее в кулаке.
— И это? Ей-богу, а за это под кем ты потела? Черт побери, — он оскалился и посмотрел на нее сверху, — я что, выходит, единственный, для кого ты не раздвигала свои ноги?
— Нет! — закричала Рене неистово. — Я еще не спала с садовником и с чистильщиком канав!
Он снова ее ударил, и на этот раз зрение вернулось к Рене, она увидела перед глазами что-то блестящее. Это был нож с длинным, тонким, заостренным к концу лезвием.
— Мы посмотрим, будет ли этот маленький язычок таким же острым к концу ночи, — прошипел Винсент. — Вот мы пришпилим его здесь, — он всадил нож в угол деревянного столбика кровати, и металл завибрировал, — вот, легко дотянуться, если понадобится для стимула, не так ли? Если я решу, что ты не стоишь и пенни той суммы неприятностей, которые ты нам доставила, ты познакомишься со всеми десятью способами, какими можно зарезать человека, и тебе самой захочется умереть.
Он выпрямился и стал расстегивать пуговицы на жакете и жилете. Рене еще раз дернулась в отчаянии к краю кровати, но он схватил ее и опрокинул на спину. Его руки шарили по ее груди, он упал на нее, как хищное животное, он рвал тонкий шелк, зарываясь ртом в обнаженную белую плоть. Хрипя, он стягивал бриджи, но ему мешали юбки, и он отбивался от ее рук и ног, потому что Рене отчаянно сопротивлялась, стараясь сбросить с себя ненавистную вонючую тушу.
Он был огромный, пьяный, и в ответ на каждый взмах ее руки он размахивался и бил ее тяжелым кулаком. Рене кричала, или ей казалось, что она кричит, а он кусал ее грудь, но вдруг, пока еще смутно, она услышала другой звук и увидела другую тень, надвигавшуюся на кровать. Рот Антуана был распят в крике; этот крик явился к нему из другого кошмара, когда он увидел, как его мать пинают на мокрой булыжной мостовой Парижа, как ее забивают до смерти; он вновь пережил тот ужас, и он… закричал.
Антуан бросился к широкой спине Эдгара Винсента, вцепился в него, как собака, зубами и ногтями. Торговец взревел и поднялся, отшвырнув мальчика с такой силой, что он бы размозжил голову, ударься о стену. В новом порыве гнева он повернулся обратно к Рене. Его бриджи были приспущены, и налитое кровью лицо не предвещало ничего хорошего.
Рене встала на колени и выдернула из столба тонкий нож. Она держала его, зажав в руках.
— Не подходите ближе, месье, — прошипела она.
— Что ты собираешься делать? Пропороть мне горло? Воткнуть его в кишки? Или ты хотела бы кастрировать меня? — Винсент подошел к краю кровати. Он с яростью смотрел на Рене, на кровь, сочившуюся из ее губы, на красные полосы на груди, пылавшие под порванным шелком.
Рене полоснула его ножом сбоку, когда он подался вперед, но он не почувствовал боли и даже не заметил раны на руке. Удар бутылкой по затылку свалил его сразу. Он дернулся, всей тяжестью навалившись на Рене. Из разбитой бутылки на кровать хлынуло вино, осколки стекла осыпали покрывало.
Несколько секунд никто не шевелился. Антуан поднял зазубренное горлышко бутылки и приготовился повторить удар, но Винсент лежал неподвижно, словно мертвец, поперек кровати. Кожа на затылке лопнула, словно перезревший плод, густой, вялый ручеек крови сочился на воротник. Рене лежала, задыхаясь, ее ноги были прижаты телом Винсента.
— Антуан! — кричала она. — Антуан! Помоги мне! Я не могу пошевелиться!
Мальчик бросил бутылку и бросился к сестре. Вдвоем они сдвинули Винсента, потом, откатив его в сторону, столкнули с кровати, и он шлепнулся на пол с унылым глухим стуком. Рене забилась в рыданиях, цепляясь за брата. Он помог ей отойти от кровати и подвел к столику перед зеркалом. Она села на стул, а Антуан пошел в гардеробную за полотенцем.
Ее платье было изорвано и спущено до талии. Она попробовала соединить края и вдруг поняла, что все еще держит в руках нож. В последний раз она посмотрела на тело Винсента, потом разжала пальцы, и нож упал на пол.
Антуан вернулся с полотенцем и стал стирать с лица сестры следы вина и крови.
— Конец. Животное мертво.
— Настоящее животное, — согласилась Рене. — Ублюдок! Я бы воткнула в него нож. Я бы!..
— Я убил его ради тебя, Рене. Он больше ничего не сможет тебе сделать. Никогда!
Рене покачала головой, уверенная, что у нее звенит в ушах и поэтому она слышит голос Антуана. Но он продолжал говорить, и она действительно слышала его. Рене замерла и посмотрела на брата, сомкнув веки, чтобы смахнуть непролитые слезы.
— Антуан! Что ты сказал?
— Я сказал, что я… — Он тоже замер.
Он закрыл рот, потом снова открыл, и когда заговорил, слова словно соскакивали с его губ, и они оба слышали их.
— Я убил его ради тебя. Он ничего больше не сможет тебе сделать. Никогда!
— Еще раз, мое сердце, — прошептала Рене, едва осмеливаясь дышать, едва осмеливаясь верить.
— Я убил его ради тебя, — сказал он еще громче. — Он ничего больше не сможет тебе сделать. Никогда. Рене!.. Рене!..
Она обняла его. Слезы, которые Рене сдерживала до сих пор, потекли горячим быстрым потоком. Когда в комнату пришел Финн, именно такими он и нашел их: они смеялись, кричали, обнимали друг друга. А на полу лежало, растянувшись во всю длину и истекая кровью, тело Эдгара Винсента.
— Мария и Иосиф! Что здесь произошло? Что, что случилось?
Рене все еще рыдала, поэтому свой вопрос старый камердинер обратил к Антуану. И мальчик объяснил, усмехаясь:
— Я полагаю, я убил его, месье Финн. Он набросился на Рене. Он бил ее так же, как солдаты маму, и поэтому я убил его.
— О Боже! Царь небесный! Кровь все еще течет… — Камердинер остановился и глубоко вздохнул. От удивления у глаз появились морщинки. Он посмотрел на Антуана, но потом повернулся к Рене и увидел, в каком она жутком виде — платье разорвано, полотенце, которое она прижимала к груди, окровавлено. Улыбка Финна сменилась ужасом, исказившим его лицо. — О Господи, мадемуазель, с вами все в порядке?
Она кивнула:
— Все нормально. Антуан пришел вовремя, и он меня спас.
— Я услышал ее крик, — сказал мальчик.
— И он ударил его бутылкой…
— Я разбил ее об его голову, — гордо повторил Антуан. — И убил его.
— Но кровь? — спросил Финн. — Вы ранены!
Рене коснулась щеки, ее пальцы покраснели от крови.
— Это, должно быть, стекло. Перед этим он ударил меня. — Она провела пальцем по нижней губе и обнаружила осколок сломанного зуба.
Финн посмотрел на Рене с тревогой:
— Вы не… Нет ли где-нибудь еще повреждений?
— Нет, — сказала она, касаясь его руки. — Нет. Он был… слишком пьяный и очень злой. — Она посмотрела на тело Винсента. — Он был слишком неуклюж и слишком глуп. — Слова замерли на губах девушки, а на щеках снова вспыхнул огненный румянец. — Это, конечно, еще тот тип!
— Да, к сожалению, да. И кроме всего прочего, это еще одно тело в вашей спальне, которым придется распорядиться. Если бы я знал, что подобное войдет в привычку, — добавил Финн с сарказмом, — я бы настоял, чтобы вы выбрали спальню этажом ниже.
Финн подошел к распростертому Винсенту и опустился на колени.
— Действительно ли он мертв?
Прежде чем Финн успел ответить, Винсент застонал. Одна нога дернулась вперед, потом резко вернулась на прежнее место.
— К сожалению, нет. Кажется, его череп так же крепок, как и все остальное. Однако кровь течет весьма обильно. Антуан, есть еще одно полотенце? Или что-то, чем можно здесь все вытереть?
Антуан исчез в смежной комнате и вернулся с двумя толстыми полотенцами.