Страница:
воскликнула, увидев ее у магазина:
- Доброе утро! Шляпку покупали? Поедем ко мне, примерим. Машина за
углом.
Джейн училась у д-ра Димбла на последнем курсе, а жена его, "Матушка
Димбл", опекала и ее, и всех ее подруг. Жены профессоров не так уж часто
любят студентов, но м-сс Димбл их любила, и они вечно толклись в ее домике
за рекой. К Джейн она особенно привязалась, как привязываются веселые
бездетные женщины к девушкам, которых считают бестолковыми и прелестными.
В нынешнем году Джейн забросила Димблов, совесть ее грызла, и приглашение
она приняла.
Машина переехала мост - он вел на север - свернула налево, миновала
домики, норманскую церковь и по дороге, окаймленной с одной стороны
тополями, а с другой - стеною Брэгдонского леса, добралась до коттеджа
Димблов.
- Как у вас красиво! - Воскликнула Джейн, входя в их прославленный
садик.
- Любуйтесь, пока можно, - приветствовал д-р Димбл.
- Почему это? - удивилась Джейн.
- Ты еще не сказала? - обратился Димбл к жене.
- Да я и сама толком не верю, - отвечала м-сс Димбл. - Потом, м-р
Стэддок в Брэктоне... Да вы ведь уже слышали, Джейн?
- Совершенно ничего не слышала! - честно призналась гостья.
- Нас выгоняют, - объяснила хозяйка.
- Господи! - воскликнула Джейн. - А я и не знала, что это земля
колледжа.
- Да, - промолвила м-сс Димбл. - Почти никто не знает, как живут
другие. А я-то думала, вы уговариваете мужа, чтобы спасти нас...
- Марк никогда не говорит со мной о делах, - сказала Джейн.
- Хорошие мужья о делах не говорят, - поддержал ее Димбл. - Разве что
о чужих. Вот Маргарет у меня знает все о колледже вашего мужа и ничего - о
нашем. Как, завтракать будем?
- Подожди, - остановила его жена. - Сперва я посмотрю шляпку. - И
быстро повела Джейн к себе наверх, вовлекая ее в старомодную женскую
беседу. Джейн старалась казаться выше этого, но ей стало легче. Когда
шляпку наконец отложили в сторону, м-сс Димбл вдруг спросила:
- У вас все в порядке?
- У меня? - удивилась Джейн. - А что такое?
- Вы на себя не похожи.
- Нет, ничего... - пролепетала Джейн и подумала: "Она хочет узнать,
не жду ли я ребенка".
- Можно, я вас поцелую? - спросила м-сс Димбл.
Джейн хотела ответить: "Ну что вы!", но, к своему огорчению, поняла,
что плачет. Матушка Димбл вдруг стала для нее просто "большой" - теплым,
огромным, мягким существом, к которому бежишь в раннем детстве, когда
разобьешь коленку или куклу. Джейн часто вспоминала, как изворачивалась
она, когда мама или няня хотели ее обнять; но сейчас к ней вернулось то
забытое чувство, которое она испытывала, когда сама кидалась к ним в
страхе или горе. Нужда в утешении противоречила всем ее взглядам на жизнь.
Однако она поведала, что ребенка не ждет, а просто горюет, что ей одиноко,
и она видела дурной сон.
За столом д-р Димбл говорил о преданиях артуровского цикла.
- Поразительно, - вещал он, - как там все сходится, даже в очень
поздней версии, у Мэлори. Вы заметили, что персонажи делятся на две
группы. С одной стороны - Гиневра, Ланселот и другие - все благородные, и
ничего специфически британского в них нет. С другой, как бы по ту сторону
Артура - люди низкие, с типично британскими чертами, и притом враждующие
друг с другом, хотя они и в родстве. А магия... Помните это прекрасное
место - о том, как Моргана "подожгла весь край женским ведовством"?
Конечно, и в Мерлине много британского, хотя он не низок. Вам не кажется,
что это - наш остров на исходе римского владычества?
- Что вы имеете в виду, д-р Димбл? - не поняла Джейн.
- Ну, одна часть населения была римской... Эти люди носили тоги,
говорили на окрашенной кельтским влиянием латыни - нам она показалась бы
вроде испанского. А в глубине, подальше, за лесами, жили настоящие
древнебританские царьки, язык у них был типа валлийского, жрецами были
друиды...
- Кто же такой сам Артур? - спросила Джейн, смущаясь, что сердце ее
екнуло при словах "вроде испанского".
- В том-то и дело, - ответил д-р Димбл. - Можно предположить, что он
- старого британского рода, но крещен, обучен воинскому римскому искусству
и пытается, не без успеха, стянуть страну воедино. Британские родичи этому
противятся, а люди римской культуры смотрят на "местных" свысока. Вот
почему сэра Кэя постоянно называют мужланом - он принадлежит к одному из
местных родов... И за всем этим - подспудная тяга назад, к друидизму...
- А что же Мерлин?
- Мерлин?.. Да... Интересная фигура... Быть может, попытка и не
удалась, потому что он так рано умер? Он - не злодей, но колдун. Он,
конечно, друид - но знает все о Граале. Он "сын нечистого", но Лаямон дает
нам понять, что это недостоверно. Помните: "нездешних много сил, средь них
есть добрые и злые".
- Удивительно, - заметила Джейн. - Я никогда об этом не думала.
- А я вот думаю, - ответил д-р Димбл. - Я размышляю о том, не был ли
Мерлин последним представителем чего-то забытого, чего-то такого, что
стало невозможным, когда люди, связанные с нездешними силами, разделились
на черных и белых, на колдунов и священников.
- Ну, не пугай нас!.. - м-сс Димбл заметила, что Джейн озабочена. -
Во всяком случае, Мерлин давно умер и похоронен, как все мы знаем, тут
рядом...
- Похоронен, но не умер, - поправил ее д-р Димбл.
Джейн непроизвольно вскрикнула, а д-р Димбл продолжал, как бы
размышляя вслух:
- Интересно, что они найдут, если станут там копать?..
- Сперва глину, потом воду, - ответила м-сс Димбл. - Оттого здесь и
строить нельзя.
- Зачем же они сюда рвутся? - спросил ее муж. - Джайлс к романтике не
склонен. Вряд ли он мечтает, что к нему перейдет мантия Мерлина.
- Ну что ты такое говоришь? - возмутилась м-сс Димбл.
- Да, - согласился Димбл, - это маловероятно. Хотя некоторые из его
людей были бы не прочь ее примерить. Другое дело, по росту ли она им. Не
думаю, что им бы понравилось, если бы старый кудесник сам к ним явился.
- Джейн сейчас плохо станет! - воскликнула хозяйка, поспешно
поднимаясь со стула.
- Что с вами? - удивился хозяин, глядя на бледное лицо гостьи. -
Слишком жарко?
- Так, чепуха...
- Пойдемте в кабинет, - предложил д-р Димбл. - Обопритесь на мою
руку.
В кабинете, у открытого окна, глядя на лужайку, усыпанную
ярко-желтыми листьями, Джейн рассказала свой сон, чтобы объяснить, почему
она так глупо себя ведет.
- Вот, - заключила она. - Можете теперь провести сеанс
психоанализа...
Судя по всему, д-р Димбл был сильно потрясен.
- Поразительно!.. - прошептал он. - Поразительно!.. Две головы...
Одна принадлежит Алькасану... Неужели мы вышли на верный след?
- Сесил, не надо! - вмешалась м-сс Димбл.
- Вы думаете, я больна? - спросила Джейн.
- Больны? - д-р Димбл непонимающе глядел на нее. - А, в этом
смысле!.. - И Джейн поняла, что он думает совсем о другом. О чем именно,
она не могла и предположить.
Д-р Димбл выглянул из окна.
- Идет мой самый тупой ученик, - проворчал он. - Что ж, послушаю
доклад о Свифте, который начинается словами "Свифт родился...", и
постараюсь вникнуть, а это нелегко. - Он встал и положил руку Джейн на
плечо. - Вот что, - добавил он. - Ничего не буду вам советовать, но если
вы захотите поговорить с кем-нибудь про этот сон, спросите у меня или у
Маргарет, к кому пойти.
- Вы не доверяете доктору Бразекру? - осведомилась Джейн.
- Сейчас я не могу вам объяснить, - сказал д-р Димбл. - Все слишком
сложно, но постарайтесь не волноваться. А если появится повод для тревоги
- сразу сообщите нам. До свиданья.
Когда он вышел, явились какие-то гости, и Джейн больше не смогла
поговорить с хозяйкой. Через полчаса она ушла и направилась по тропинке
через поле, где бродили ослики и гуси. Слева виднелись башни и шпили
Эджстоу, справа - старая мельница.
- Ну, удружил!.. - воскликнул Кэрри. Он стоял у камина в одной из
красивейших комнат своей великолепной квартиры.
- Кто, Два Нуля? - переспросил Джеймс Бэзби. Все они - и он, и лорд
Фиверстоун, и Марк - пили вино перед обедом. Двумя Нулями прозвали Чарльза
Плэйс, ректора Брэктонского колледжа. Лет пятнадцать назад прогрессисты
считали его избрание одним из первых своих триумфов. Крича, что колледжу
нужна свежая кровь, что пора его встряхнуть, что он закоснел в
академической скуке, они протащили в ректоры пожилого чиновника,
избегавшего академизма с тех пор, как он закончил Кембридж. Единственным
его трудом был толстый отчет о состоянии клозетов в Англии. Однако надежд
он не оправдал, ибо интересовался только филателией и своим больным
желудком. Выступал он так редко, что сотрудники помоложе ни разу не
слышали его голоса.
- Да, черт его дери! - ответил Кэрри. - Просит зайти, как только я
смогу.
- Значит, - заметил Бэзби, - Джоэл и его компания на него насели.
Хотят все переиграть.
- Резолюцию отменить нельзя, - сказал Кэрри. - Тут что-то еще, но
вечер он мне испоганил.
- Именно, что вам, - ехидно усмехнулся Фиверстоун. - Не забудьте
оставить то прекрасное бренди.
- Джоэл! О, Господи!.. - вздохнул Бэзби, запуская в бороду левую
руку.
- Мне его стало жалко, - сказал Марк.
Отдадим ему справедливость: неожиданная и совершенно ненужная выходка
Фиверстоуна неприятно поразила его; неприятна была и мысль о том, что
Фиверстоун протащил его в колледж. Однако, эту фразу он произнес и потому,
что хотел покрасоваться независимостью суждений. Скажи ему кто-нибудь:
"Фиверстоун будет вас больше ценить, если вы покажете зубы", он бы не
обиделся; но никто этого не сказал.
- Джоэла пожалели? - удивился Кэрри. - Видели бы вы его в свое время!
- Я с вами согласен, - неожиданно поддержал Марка лорд Фиверстоун. -
Но я, знаете ли, разделяю взгляды Клаузевица. В конечном счете, так
гуманней. Я пришиб его одним ударом. Теперь он счастлив - вот они,
молодые, которых он ругает столько лет! А что еще можно было сделать? Дать
ему говорить? Он бы довел себя до инфаркта, да и огорчился бы, что мы с
ним вежливы.
- Конечно, в этом есть смысл... - В свою очередь согласился Марк.
- Обед подан, - объявил слуга.
- Да, - изрек Фиверстоун, когда они уселись, - никто не любит, когда
его враги ведут себя вежливо. Что бы делал бедный Кэрри, если бы наши
мракобесы подались влево?
- Что ты, Дик, - ответил Кэрри. - Я сплю и вижу, когда же наступит
конец этим распрям. Работать некогда!..
Фиверстоун расхохотался. Смех у него был поистине мужской и очень
заразительный. Марк почувствовал, что лорд начинает ему нравиться.
- Работать? - переспросил Фиверстоун, не то, чтобы подмигивая, но все
же поглядывая в сторону Марка.
- Да, у нас есть и собственная работа, - ответил Кэрри, понижая
голос, чтобы показать этим, что говорит всерьез. Так понижают голос, когда
речь заходит о вере или о болезнях.
- Не знал за вами, не знал, - Фиверстоун сделал удивленное лицо.
- Вот видите! - воскликнул Кэрри. - Или спокойно смотри, как все
разваливается, или жертвуй своей научной работой. Немножко еще разгребу -
и сяду за книгу. Все уже готово, продумано, только пиши.
Марк никогда не видел Кэрри обиженным, и ему становилось все веселее.
- Понятно!.. - иронично вздохнул Фиверстоун. - Чтобы колледж
оставался на высоком уровне, лучшие его умы должны забросить науку.
- Вот именно!.. - начал Кэрри и замолчал, ибо Фиверстоун снова
расхохотался.
Бэзби, прилежно занятый едой, тщательно отряхнул бороду и произнес:
- Да, в теории это смешно. Однако, по-моему, Кэрри прав. Предположим,
он уходит со своего поста, удаляется в келью. Мы бы имели блестящее
исследование по экономике...
- Я, простите, историк, - заметил Кэрри.
- Ну, конечно, по истории, - ничуть не смутился Бэзби. - Итак: мы бы
имели блестящее историческое исследование. Но через двадцать лет оно бы
устарело. Работа же, которой он занят теперь, принесет колледжу пользу на
очень долгое время. Перевести институт в Эджстоу! Как вам это? А? Я говорю
не только о финансовой стороне, хотя по долгу службы с ней связан. Вы
представьте себе, как все проснется, оживет, расцветет! Может ли самая
лучшая книга по экономике...
- По истории, - подсказал Фиверстоун, но на сей раз Бэзби не услышал.
- ...по экономике, - повторил он, - сравниться со всем этим? А?
Доброе вино уже делало свое доброе дело. Все мы знаем священников,
которые рады забыть о своем сане после третьей рюмки. С Бэзби все обстояло
наоборот: именно в этот момент он о своем сане вспоминал. Священник,
уснувший летаргическим сном тридцать лет назад, обретал странную,
призрачную жизнь.
- Вы знаете, - вещал он, - что правоверием я не отличаюсь. Но если
понимать религию в широком, высоком смысле, я не побоюсь сказать, что
Кэрри делает сейчас то, чего не сделал никакой Джоэл.
- Я бы не стал употреблять таких слов, Джеймс, - скромно заметил
Кэрри, - но...
- Конечно, конечно! - перебил его Бэзби. - У каждого свой...
- А кто-нибудь узнал, - спросил почтенный гость, - что именно будет
тут делать институт?
- Странно слышать это от вас, - Кэрри удивленно посмотрел на него. -
Я думал, вы там свой человек.
- Наивный вы, что ли? - повернулся к нему Фиверстоун. - Одно дело -
свой, другое дело - чем они занимаются.
- Ну, если вы имеете в виду частности... - начал Кэрри.
- Знаете ли, Фиверстоун, - перебил его Бэзби, - вы разводите
таинственность на пустом месте. На мой взгляд, цели института совершенно
ясны. Он впервые в истории занимается прикладной наукой всерьез, в
интересах нации. Один размах говорит за него. Какие здания, какой
аппарат!.. Вспомните, сколько он уже дал промышленности. Подумайте о том,
как широко он использует таланты, и не только научные, в узком смысле
слова. Пятнадцать начальников отделов, причем каждый получает по
пятнадцать тысяч в год! Свои архитекторы, свои инженеры, свои
полицейские... Поразительно!
- Будет куда пристроить сыночка, - заметил Фиверстоун.
- Что вы хотите сказать, лорд Фиверстоун? - возмутился Бэзби.
- Да, сморозил! - рассмеялся Фиверстоун. - Совсем забыл, что у вас
есть дети.
- Я согласен с Джеймсом, - снова вклинился в разговор Кэрри. -
Институт знаменует начало новой, поистине научной эпохи. До сих пор все
делалось как-нибудь. Теперь сама наука получит научную базу. Сорок ученых
советов будут заседать там каждый день, протоколы будут немедленно
реферировать, распечатывать - мне показали, удивительная машина! - и
вывешивать на общей доске. Взглянешь на доску - и сразу видно, где что
делается. Институт работает как бы на твоих глазах. Этой сводкой управляют
человек двадцать специалистов, в особой комнате, вроде диспетчерской. На
доске загораются разноцветные огоньки. Обошлось это, я думаю, не меньше,
чем в миллион. Называется прагматометр.
- Видите! - изрек Бэзби. - У прагматометрии большое будущее.
- Да уж, не иначе, - ответил Фиверстоун. - Два Нуля сегодня говорил
мне, что сортиры там - выше всех похвал.
- Конечно, - согласился Бэзби. - Не понимаю, что тут смешного?
- А вы что думаете, Стэддок? - спросил Фиверстоун.
- По-моему, - ответил Марк, - очень важно, что там будут свои
инженеры и своя полиция. Дело не в этих прагматометрах и не в роскошных
унитазах. Важно другое: наука обратится, наконец, к общественным нуждам,
опираясь на силу государства. Хотелось бы надеяться, что это даст больше,
чем прежние ученые-одиночки. Во всяком случае, это может дать больше.
- А, черт! - Кэрри взглянул на часы. - Пора к Нулям. Бренди в буфете.
Сифон - на верхней полке. Постараюсь поскорей. Вы еще не уходите, Джеймс?
- Ухожу, - проворчал Бэзби. - Я ложусь рано. Весь день на ногах,
знаете ли. Нет, надо быть болваном, чтобы тут работать! Сплошная
нервотрепка. Дикая ответственность. А потом тебе говорят, что науку
двигают эти книжные черви! Хотел бы я поглядеть, как бы Глоссоп
повертелся!.. Да, Кэрри, займитесь своей экономикой, легче будет жить.
- Сказано вам, я... - начал было хозяин, но Бэзби, повернувшись к
Фиверстоуну, уже сообщал ему какую-то смешную новость.
Когда Кэрри и Бэзби вышли, лорд Фиверстоун несколько минут загадочно
смотрел на Марка. Потом он хмыкнул. Потом он расхохотался. Откинувшись в
кресле, он хохотал все громче, и Марк стал вторить ему, беспомощно и
искренне, как ребенок. "Прагматометры!.. - восклицал Фиверстоун. -
...Дворцовые сортиры!.." Марку стало удивительно легко. Все, чего он не
замечал, и все, что замечал, но не показывал из уважения к прогрессистам,
припомнилось ему. Он не мог понять, как раньше же не видел, что и
проректор, и казначей столь смешны.
- Да, нелегко, - сказал Фиверстоун, приходя в себя. - Приходится
пользоваться вот такими. Их спрашиваешь дело, а они...
- И все же, - заметил Марк, - они умнее других в Брэктоне.
- Ну, что вы! Глоссоп и Ящер Билль, и даже старый Джоэл куда умнее!
Им не хватает реализма, они живут фантазиями, но чему они верят, тому и
служат. Они знают, чего хотят. А наши бедные друзья... их легко впихнуть в
нужный поезд, они даже могут вести его, но о пункте назначения они и
понятия не имеют. Они голову положат, чтобы институт переехал в Эджстоу.
Тем они ценны. Но что это за институт, что ему нужно, что вообще нужно...
это уж увольте! Нет, прагматометрия!.. Пятнадцать начальников!
- Наверное, и я такой же...
- Ни в коей мере! Вы сразу поняли, в чем суть. Я знал, что вы
поймете. Я читал все ваши статьи. Поэтому я и хочу с вами поговорить.
Марк молчал. Головокружительный прыжок на новый уровень избранности
мешал ему говорить, как и прекрасное вино.
- Я хочу, - заявил Фиверстоун, - чтобы вы перешли в институт.
- То есть... оставил колледж?
- Это неважно. А вообще, что вам здесь делать? Когда старик уйдет, мы
сделаем ректором Кэрри...
- Я слышал, что ректором будете вы.
- Я?! - удивился Фиверстоун, словно ему предложили стать директором
школы для дефективных; и Марк обрадовался, что собственный его тон можно
истолковать и как шутливый. Оба посмеялись.
- Здесь вы попусту тратите время, - сказал наконец Фиверстоун. - Это
место для Кэрри. Скажешь ему, что он думает, и он так будет думать.
Колледж для нас - только инкубатор. Мы будем брать отсюда стоящих людей.
- Для института?
- Да, прежде всего. Но это лишь начало.
- Я не совсем вас понимаю.
- Скоро поймете. Скажу в стиле Бэзби: человечество - на распутье.
Сейчас самое главное - решить, на чьей ты стороне - на стороне ты порядка
или на стороне обскурантизма. По всей вероятности, человеческий род уже
способен управлять своей судьбой. Если дать науке волю, она создаст
человека заново, сделает его воистину полезным животным. Если же ей это не
удастся... тогда нам конец.
- Это очень интересно...
- Основных проблем - три. Первое - межпланетные перелеты...
- Что это такое?
- Пока неважно. Тут в данное время мы бессильны. Был один человек,
Вэстон...
- Он где-то погиб?
- Его убили.
- Убили?
- Несомненно. Я даже догадываюсь, кто именно.
- Господи! И ничего нельзя сделать?
- Доказательств нет. Убийца - почтенный филолог со слабым зрением, да
еще хромой.
- За что же Вэстона убили?
- За то, что он с нами. Убийца - из вражеского лагеря.
- И все?
- Да, - кивнул Фиверстоун. - В том-то и дело. Всякие Кэрри и Бэзби
вечно твердят, что реакционеры борются против нас. Они и не подозревают,
что это - настоящая борьба. Сопротивление врагов не кончилось судом над
Галилеем. Оно только начинается. Теперь они знают, что вопрос о будущем
человечества решится в ближайшие шестьдесят лет. Они будут сражаться до
конца. Их ничто не остановит.
- Они не могут победить, - возразил Марк.
- Надеюсь, - ответил Фиверстоун. - Да, не могут. Вот почему
беспредельно важно решить, с кем ты. Если попытаешься остаться в стороне,
станешь пешкой, больше ничего.
- Ну, я-то знаю, с кем я! - воскликнул Марк. - Спасти человечество...
о чем тут думать!
- Лично я, - заметил Фиверстоун, - не стал бы подражать Бэзби.
Реалистично ли заботиться о том, что станет с кем-то через миллионы лет?
Кроме того, не забывайте, что враг тоже толкует о спасении человечества.
Практически же, суть в том, что ни вы, ни я, не хотим быть пешками и любим
бороться... особенно, если победа обеспечена.
- Что же надо делать?
- Вот в том и вопрос. Межпланетные проблемы придется временно
отложить. Вторая проблема связана с нашей планетой. У нас слишком много
врагов. Я говорю не о насекомых и не о микробах. Жизни вообще слишком
много. Мы еще не расчистили толком место. Во-первых, мы не могли;
во-вторых, нам мешали гуманистические и эстетические предрассудки. Даже
теперь вы услышите, что нельзя нарушать равновесие в природе. Наконец,
третья проблема - сам человек.
- Это удивительно интересно...
- Человек должен взять на себя заботу о человеке. Значит это, сами
понимаете, то, что одни люди должны взять на себя заботу обо всех
остальных. Мы с вами хотим оказаться среди этих, главных.
- Что вы имеете в виду?
- Очень простые вещи. Прежде всего, стерилизуем негодные экземпляры,
уничтожим отсталые расы (на что нам мертвый груз?), наладим селекцию.
Затем введем истинное образование, и, в том числе, - внутриутробное.
Истинное образование уничтожит возможность выбора. Человек будет расти
таким, каким надо, и ни он, ни его родители ничего не смогут сделать.
Конечно, поначалу это коснется лишь психики, но потом перейдет и на
биохимический уровень, мы будем прямо управлять сознанием...
- Это поразительно, Фиверстоун.
- И вполне реально. Новый тип человека. А создавать его будем мы с
вами.
- Не примите за ложную скромность, но мне не совсем понятно, при чем
тут я.
- Ничего, зато мне понятно. Именно такой человек нам нужен: отличный
социолог, реалист, который не боится ответственности... и умеет писать,
наконец.
- Вы хотите предложить, чтобы я все это рекламировал?
- Нет. Мы хотим, чтобы вы все это камуфлировали. Конечно, только на
первое время. Когда дело пойдет, мягкосердечие англичан уже не будет нам
помехой. Мы им сердце подправим. А пока, в начале, нам важно, как это
преподнести. Вот, например, если пойдут слухи, что институт собирается
ставить опыты на заключенных, старые девы разорутся и разохаются. Назовите
это воспитанием неприспособленных, и все возликуют, что кончилась
варварская эпоха. Странно, слова "опыт" никто не любит, "эксперимент" -
уже получше, а "экспериментальный" - просто восторг. Ставить опыты на
детях - да упаси Господь, а экспериментальная школа - пожалуйста!
- Вы хотите сказать, что мне, в основном, пришлось бы заняться... ну,
публицистикой?
- Какая публицистика?! Читать вас будут прежде всего парламентские
комиссии. Но это не главное ваше дело. Что же до главного... сейчас
невозможно предугадать, во что оно выльется. Такому человеку, как вы, я не
буду говорить о финансовой стороне. Начнете вы со скромной суммы - так,
тысячи полторы.
- Об этом я не думал, - пробормотал Марк, вспыхивая от удовольствия.
- Конечно, - кивнул Фиверстоун. - Значит, завтра я везу вас к Уизеру.
Он просил меня привезти вас на субботу-воскресенье. Там вы встретите всех,
кого нужно, и осмотритесь получше.
- Причем тут Уизер? - изумился Марк. - Я думал, что директор
института - Джайлс. (Джайлс был известным писателем и популяризатором
науки).
- Джайлс?! Ну, знаете! - рассмеялся Фиверстоун. - Он представляет
институт нашей почтенной публике. А так - какой с него толк? Он не ушел
дальше Дарвина.
- Да, да, - согласился Марк. - Я и сам удивился. Что ж, если вы так
любезны, то я согласен. Когда вы выезжаете?
- В четверть одиннадцатого. Я за вами заеду, подвезу вас.
- Спасибо большое. Расскажите мне, пожалуйста, про Уизера.
- Джон Уизер... - начал Фиверстоун, и вдруг воскликнул: - Ах ты,
черт! Кэрри идет. Придется слушать, что сказал Два Нуля, и как наш политик
его отбрил. Не уходите. Я без вас не выдержу.
Когда Марк ушел, автобусов уже не было, и он направился к дому пешком
под светом луны. Когда же он вошел в дом, случилось что-то небывалое -
Джейн кинулась к нему, дрожа и чуть не плача, и повторяя: "Я так
испугалась!"
Больше всего его удивило, что она расслабилась, обмякла, утратила
скованность и настороженность. Так бывало и раньше, но очень редко, а в
последнее время вообще не бывало. Кроме того, вслед за этим наутро
разражалась ссора. Словом, Марк удивился, но ни о чем не стал
допытываться.
Вряд ли он понял бы, если б спросил; да Джейн и не сумела бы толком
объяснить. Однако, причины были просты: от Димблов она пришла в пятом
часу, оживилась по пути, проголодалась и поверила, что со страхами
покончено. Дни становились короче, пришлось зажечь свет, спустить шторы, и
тут уж страхи эти показались совсем смешными, как детский страх темноты.
Она стала думать о детстве и, быть может, вспомнила его слишком хорошо. Во
всяком случае, когда она пила чай, настроение ее изменилось. Ей стало
трудно читать. Она забеспокоилась. Потом разволновалась. Потом, довольно
долго она считала, что испугается, если не будет держать себя в руках.
Потом она решила все-таки поесть, но не смогла. Пришлось признать, что
страх вернулся, и она позвонила Димблам. М-сс Димбл почему-то помолчала и
сказала, что пойти надо к какой-то мисс Айронвуд. Джейн сначала думала,
что речь идет о мужчине, и ей стало неприятно. Жила эта врачиха не здесь,
а повыше, в Сент-Энн. Джейн спросила, надо ли записаться. "Нет, - ответила
м-сс Димбл. - Они будут вас...", и не докончила фразы. Втайне Джейн
надеялась, что та все поймет и скажет: "Я сейчас приеду", но услышала
торопливое: "До свиданья". Голос был странный, и Джейн показалось, что
сейчас они с мужем говорили именно о ней... нет, не о ней, о чем-то более
важном, но с ней связанном. Что значит: "Они будут вас..."? "Они будут вас
ждать"? Жуткое, как в детстве, видение каких-то ожидающих ее людей
- Доброе утро! Шляпку покупали? Поедем ко мне, примерим. Машина за
углом.
Джейн училась у д-ра Димбла на последнем курсе, а жена его, "Матушка
Димбл", опекала и ее, и всех ее подруг. Жены профессоров не так уж часто
любят студентов, но м-сс Димбл их любила, и они вечно толклись в ее домике
за рекой. К Джейн она особенно привязалась, как привязываются веселые
бездетные женщины к девушкам, которых считают бестолковыми и прелестными.
В нынешнем году Джейн забросила Димблов, совесть ее грызла, и приглашение
она приняла.
Машина переехала мост - он вел на север - свернула налево, миновала
домики, норманскую церковь и по дороге, окаймленной с одной стороны
тополями, а с другой - стеною Брэгдонского леса, добралась до коттеджа
Димблов.
- Как у вас красиво! - Воскликнула Джейн, входя в их прославленный
садик.
- Любуйтесь, пока можно, - приветствовал д-р Димбл.
- Почему это? - удивилась Джейн.
- Ты еще не сказала? - обратился Димбл к жене.
- Да я и сама толком не верю, - отвечала м-сс Димбл. - Потом, м-р
Стэддок в Брэктоне... Да вы ведь уже слышали, Джейн?
- Совершенно ничего не слышала! - честно призналась гостья.
- Нас выгоняют, - объяснила хозяйка.
- Господи! - воскликнула Джейн. - А я и не знала, что это земля
колледжа.
- Да, - промолвила м-сс Димбл. - Почти никто не знает, как живут
другие. А я-то думала, вы уговариваете мужа, чтобы спасти нас...
- Марк никогда не говорит со мной о делах, - сказала Джейн.
- Хорошие мужья о делах не говорят, - поддержал ее Димбл. - Разве что
о чужих. Вот Маргарет у меня знает все о колледже вашего мужа и ничего - о
нашем. Как, завтракать будем?
- Подожди, - остановила его жена. - Сперва я посмотрю шляпку. - И
быстро повела Джейн к себе наверх, вовлекая ее в старомодную женскую
беседу. Джейн старалась казаться выше этого, но ей стало легче. Когда
шляпку наконец отложили в сторону, м-сс Димбл вдруг спросила:
- У вас все в порядке?
- У меня? - удивилась Джейн. - А что такое?
- Вы на себя не похожи.
- Нет, ничего... - пролепетала Джейн и подумала: "Она хочет узнать,
не жду ли я ребенка".
- Можно, я вас поцелую? - спросила м-сс Димбл.
Джейн хотела ответить: "Ну что вы!", но, к своему огорчению, поняла,
что плачет. Матушка Димбл вдруг стала для нее просто "большой" - теплым,
огромным, мягким существом, к которому бежишь в раннем детстве, когда
разобьешь коленку или куклу. Джейн часто вспоминала, как изворачивалась
она, когда мама или няня хотели ее обнять; но сейчас к ней вернулось то
забытое чувство, которое она испытывала, когда сама кидалась к ним в
страхе или горе. Нужда в утешении противоречила всем ее взглядам на жизнь.
Однако она поведала, что ребенка не ждет, а просто горюет, что ей одиноко,
и она видела дурной сон.
За столом д-р Димбл говорил о преданиях артуровского цикла.
- Поразительно, - вещал он, - как там все сходится, даже в очень
поздней версии, у Мэлори. Вы заметили, что персонажи делятся на две
группы. С одной стороны - Гиневра, Ланселот и другие - все благородные, и
ничего специфически британского в них нет. С другой, как бы по ту сторону
Артура - люди низкие, с типично британскими чертами, и притом враждующие
друг с другом, хотя они и в родстве. А магия... Помните это прекрасное
место - о том, как Моргана "подожгла весь край женским ведовством"?
Конечно, и в Мерлине много британского, хотя он не низок. Вам не кажется,
что это - наш остров на исходе римского владычества?
- Что вы имеете в виду, д-р Димбл? - не поняла Джейн.
- Ну, одна часть населения была римской... Эти люди носили тоги,
говорили на окрашенной кельтским влиянием латыни - нам она показалась бы
вроде испанского. А в глубине, подальше, за лесами, жили настоящие
древнебританские царьки, язык у них был типа валлийского, жрецами были
друиды...
- Кто же такой сам Артур? - спросила Джейн, смущаясь, что сердце ее
екнуло при словах "вроде испанского".
- В том-то и дело, - ответил д-р Димбл. - Можно предположить, что он
- старого британского рода, но крещен, обучен воинскому римскому искусству
и пытается, не без успеха, стянуть страну воедино. Британские родичи этому
противятся, а люди римской культуры смотрят на "местных" свысока. Вот
почему сэра Кэя постоянно называют мужланом - он принадлежит к одному из
местных родов... И за всем этим - подспудная тяга назад, к друидизму...
- А что же Мерлин?
- Мерлин?.. Да... Интересная фигура... Быть может, попытка и не
удалась, потому что он так рано умер? Он - не злодей, но колдун. Он,
конечно, друид - но знает все о Граале. Он "сын нечистого", но Лаямон дает
нам понять, что это недостоверно. Помните: "нездешних много сил, средь них
есть добрые и злые".
- Удивительно, - заметила Джейн. - Я никогда об этом не думала.
- А я вот думаю, - ответил д-р Димбл. - Я размышляю о том, не был ли
Мерлин последним представителем чего-то забытого, чего-то такого, что
стало невозможным, когда люди, связанные с нездешними силами, разделились
на черных и белых, на колдунов и священников.
- Ну, не пугай нас!.. - м-сс Димбл заметила, что Джейн озабочена. -
Во всяком случае, Мерлин давно умер и похоронен, как все мы знаем, тут
рядом...
- Похоронен, но не умер, - поправил ее д-р Димбл.
Джейн непроизвольно вскрикнула, а д-р Димбл продолжал, как бы
размышляя вслух:
- Интересно, что они найдут, если станут там копать?..
- Сперва глину, потом воду, - ответила м-сс Димбл. - Оттого здесь и
строить нельзя.
- Зачем же они сюда рвутся? - спросил ее муж. - Джайлс к романтике не
склонен. Вряд ли он мечтает, что к нему перейдет мантия Мерлина.
- Ну что ты такое говоришь? - возмутилась м-сс Димбл.
- Да, - согласился Димбл, - это маловероятно. Хотя некоторые из его
людей были бы не прочь ее примерить. Другое дело, по росту ли она им. Не
думаю, что им бы понравилось, если бы старый кудесник сам к ним явился.
- Джейн сейчас плохо станет! - воскликнула хозяйка, поспешно
поднимаясь со стула.
- Что с вами? - удивился хозяин, глядя на бледное лицо гостьи. -
Слишком жарко?
- Так, чепуха...
- Пойдемте в кабинет, - предложил д-р Димбл. - Обопритесь на мою
руку.
В кабинете, у открытого окна, глядя на лужайку, усыпанную
ярко-желтыми листьями, Джейн рассказала свой сон, чтобы объяснить, почему
она так глупо себя ведет.
- Вот, - заключила она. - Можете теперь провести сеанс
психоанализа...
Судя по всему, д-р Димбл был сильно потрясен.
- Поразительно!.. - прошептал он. - Поразительно!.. Две головы...
Одна принадлежит Алькасану... Неужели мы вышли на верный след?
- Сесил, не надо! - вмешалась м-сс Димбл.
- Вы думаете, я больна? - спросила Джейн.
- Больны? - д-р Димбл непонимающе глядел на нее. - А, в этом
смысле!.. - И Джейн поняла, что он думает совсем о другом. О чем именно,
она не могла и предположить.
Д-р Димбл выглянул из окна.
- Идет мой самый тупой ученик, - проворчал он. - Что ж, послушаю
доклад о Свифте, который начинается словами "Свифт родился...", и
постараюсь вникнуть, а это нелегко. - Он встал и положил руку Джейн на
плечо. - Вот что, - добавил он. - Ничего не буду вам советовать, но если
вы захотите поговорить с кем-нибудь про этот сон, спросите у меня или у
Маргарет, к кому пойти.
- Вы не доверяете доктору Бразекру? - осведомилась Джейн.
- Сейчас я не могу вам объяснить, - сказал д-р Димбл. - Все слишком
сложно, но постарайтесь не волноваться. А если появится повод для тревоги
- сразу сообщите нам. До свиданья.
Когда он вышел, явились какие-то гости, и Джейн больше не смогла
поговорить с хозяйкой. Через полчаса она ушла и направилась по тропинке
через поле, где бродили ослики и гуси. Слева виднелись башни и шпили
Эджстоу, справа - старая мельница.
- Ну, удружил!.. - воскликнул Кэрри. Он стоял у камина в одной из
красивейших комнат своей великолепной квартиры.
- Кто, Два Нуля? - переспросил Джеймс Бэзби. Все они - и он, и лорд
Фиверстоун, и Марк - пили вино перед обедом. Двумя Нулями прозвали Чарльза
Плэйс, ректора Брэктонского колледжа. Лет пятнадцать назад прогрессисты
считали его избрание одним из первых своих триумфов. Крича, что колледжу
нужна свежая кровь, что пора его встряхнуть, что он закоснел в
академической скуке, они протащили в ректоры пожилого чиновника,
избегавшего академизма с тех пор, как он закончил Кембридж. Единственным
его трудом был толстый отчет о состоянии клозетов в Англии. Однако надежд
он не оправдал, ибо интересовался только филателией и своим больным
желудком. Выступал он так редко, что сотрудники помоложе ни разу не
слышали его голоса.
- Да, черт его дери! - ответил Кэрри. - Просит зайти, как только я
смогу.
- Значит, - заметил Бэзби, - Джоэл и его компания на него насели.
Хотят все переиграть.
- Резолюцию отменить нельзя, - сказал Кэрри. - Тут что-то еще, но
вечер он мне испоганил.
- Именно, что вам, - ехидно усмехнулся Фиверстоун. - Не забудьте
оставить то прекрасное бренди.
- Джоэл! О, Господи!.. - вздохнул Бэзби, запуская в бороду левую
руку.
- Мне его стало жалко, - сказал Марк.
Отдадим ему справедливость: неожиданная и совершенно ненужная выходка
Фиверстоуна неприятно поразила его; неприятна была и мысль о том, что
Фиверстоун протащил его в колледж. Однако, эту фразу он произнес и потому,
что хотел покрасоваться независимостью суждений. Скажи ему кто-нибудь:
"Фиверстоун будет вас больше ценить, если вы покажете зубы", он бы не
обиделся; но никто этого не сказал.
- Джоэла пожалели? - удивился Кэрри. - Видели бы вы его в свое время!
- Я с вами согласен, - неожиданно поддержал Марка лорд Фиверстоун. -
Но я, знаете ли, разделяю взгляды Клаузевица. В конечном счете, так
гуманней. Я пришиб его одним ударом. Теперь он счастлив - вот они,
молодые, которых он ругает столько лет! А что еще можно было сделать? Дать
ему говорить? Он бы довел себя до инфаркта, да и огорчился бы, что мы с
ним вежливы.
- Конечно, в этом есть смысл... - В свою очередь согласился Марк.
- Обед подан, - объявил слуга.
- Да, - изрек Фиверстоун, когда они уселись, - никто не любит, когда
его враги ведут себя вежливо. Что бы делал бедный Кэрри, если бы наши
мракобесы подались влево?
- Что ты, Дик, - ответил Кэрри. - Я сплю и вижу, когда же наступит
конец этим распрям. Работать некогда!..
Фиверстоун расхохотался. Смех у него был поистине мужской и очень
заразительный. Марк почувствовал, что лорд начинает ему нравиться.
- Работать? - переспросил Фиверстоун, не то, чтобы подмигивая, но все
же поглядывая в сторону Марка.
- Да, у нас есть и собственная работа, - ответил Кэрри, понижая
голос, чтобы показать этим, что говорит всерьез. Так понижают голос, когда
речь заходит о вере или о болезнях.
- Не знал за вами, не знал, - Фиверстоун сделал удивленное лицо.
- Вот видите! - воскликнул Кэрри. - Или спокойно смотри, как все
разваливается, или жертвуй своей научной работой. Немножко еще разгребу -
и сяду за книгу. Все уже готово, продумано, только пиши.
Марк никогда не видел Кэрри обиженным, и ему становилось все веселее.
- Понятно!.. - иронично вздохнул Фиверстоун. - Чтобы колледж
оставался на высоком уровне, лучшие его умы должны забросить науку.
- Вот именно!.. - начал Кэрри и замолчал, ибо Фиверстоун снова
расхохотался.
Бэзби, прилежно занятый едой, тщательно отряхнул бороду и произнес:
- Да, в теории это смешно. Однако, по-моему, Кэрри прав. Предположим,
он уходит со своего поста, удаляется в келью. Мы бы имели блестящее
исследование по экономике...
- Я, простите, историк, - заметил Кэрри.
- Ну, конечно, по истории, - ничуть не смутился Бэзби. - Итак: мы бы
имели блестящее историческое исследование. Но через двадцать лет оно бы
устарело. Работа же, которой он занят теперь, принесет колледжу пользу на
очень долгое время. Перевести институт в Эджстоу! Как вам это? А? Я говорю
не только о финансовой стороне, хотя по долгу службы с ней связан. Вы
представьте себе, как все проснется, оживет, расцветет! Может ли самая
лучшая книга по экономике...
- По истории, - подсказал Фиверстоун, но на сей раз Бэзби не услышал.
- ...по экономике, - повторил он, - сравниться со всем этим? А?
Доброе вино уже делало свое доброе дело. Все мы знаем священников,
которые рады забыть о своем сане после третьей рюмки. С Бэзби все обстояло
наоборот: именно в этот момент он о своем сане вспоминал. Священник,
уснувший летаргическим сном тридцать лет назад, обретал странную,
призрачную жизнь.
- Вы знаете, - вещал он, - что правоверием я не отличаюсь. Но если
понимать религию в широком, высоком смысле, я не побоюсь сказать, что
Кэрри делает сейчас то, чего не сделал никакой Джоэл.
- Я бы не стал употреблять таких слов, Джеймс, - скромно заметил
Кэрри, - но...
- Конечно, конечно! - перебил его Бэзби. - У каждого свой...
- А кто-нибудь узнал, - спросил почтенный гость, - что именно будет
тут делать институт?
- Странно слышать это от вас, - Кэрри удивленно посмотрел на него. -
Я думал, вы там свой человек.
- Наивный вы, что ли? - повернулся к нему Фиверстоун. - Одно дело -
свой, другое дело - чем они занимаются.
- Ну, если вы имеете в виду частности... - начал Кэрри.
- Знаете ли, Фиверстоун, - перебил его Бэзби, - вы разводите
таинственность на пустом месте. На мой взгляд, цели института совершенно
ясны. Он впервые в истории занимается прикладной наукой всерьез, в
интересах нации. Один размах говорит за него. Какие здания, какой
аппарат!.. Вспомните, сколько он уже дал промышленности. Подумайте о том,
как широко он использует таланты, и не только научные, в узком смысле
слова. Пятнадцать начальников отделов, причем каждый получает по
пятнадцать тысяч в год! Свои архитекторы, свои инженеры, свои
полицейские... Поразительно!
- Будет куда пристроить сыночка, - заметил Фиверстоун.
- Что вы хотите сказать, лорд Фиверстоун? - возмутился Бэзби.
- Да, сморозил! - рассмеялся Фиверстоун. - Совсем забыл, что у вас
есть дети.
- Я согласен с Джеймсом, - снова вклинился в разговор Кэрри. -
Институт знаменует начало новой, поистине научной эпохи. До сих пор все
делалось как-нибудь. Теперь сама наука получит научную базу. Сорок ученых
советов будут заседать там каждый день, протоколы будут немедленно
реферировать, распечатывать - мне показали, удивительная машина! - и
вывешивать на общей доске. Взглянешь на доску - и сразу видно, где что
делается. Институт работает как бы на твоих глазах. Этой сводкой управляют
человек двадцать специалистов, в особой комнате, вроде диспетчерской. На
доске загораются разноцветные огоньки. Обошлось это, я думаю, не меньше,
чем в миллион. Называется прагматометр.
- Видите! - изрек Бэзби. - У прагматометрии большое будущее.
- Да уж, не иначе, - ответил Фиверстоун. - Два Нуля сегодня говорил
мне, что сортиры там - выше всех похвал.
- Конечно, - согласился Бэзби. - Не понимаю, что тут смешного?
- А вы что думаете, Стэддок? - спросил Фиверстоун.
- По-моему, - ответил Марк, - очень важно, что там будут свои
инженеры и своя полиция. Дело не в этих прагматометрах и не в роскошных
унитазах. Важно другое: наука обратится, наконец, к общественным нуждам,
опираясь на силу государства. Хотелось бы надеяться, что это даст больше,
чем прежние ученые-одиночки. Во всяком случае, это может дать больше.
- А, черт! - Кэрри взглянул на часы. - Пора к Нулям. Бренди в буфете.
Сифон - на верхней полке. Постараюсь поскорей. Вы еще не уходите, Джеймс?
- Ухожу, - проворчал Бэзби. - Я ложусь рано. Весь день на ногах,
знаете ли. Нет, надо быть болваном, чтобы тут работать! Сплошная
нервотрепка. Дикая ответственность. А потом тебе говорят, что науку
двигают эти книжные черви! Хотел бы я поглядеть, как бы Глоссоп
повертелся!.. Да, Кэрри, займитесь своей экономикой, легче будет жить.
- Сказано вам, я... - начал было хозяин, но Бэзби, повернувшись к
Фиверстоуну, уже сообщал ему какую-то смешную новость.
Когда Кэрри и Бэзби вышли, лорд Фиверстоун несколько минут загадочно
смотрел на Марка. Потом он хмыкнул. Потом он расхохотался. Откинувшись в
кресле, он хохотал все громче, и Марк стал вторить ему, беспомощно и
искренне, как ребенок. "Прагматометры!.. - восклицал Фиверстоун. -
...Дворцовые сортиры!.." Марку стало удивительно легко. Все, чего он не
замечал, и все, что замечал, но не показывал из уважения к прогрессистам,
припомнилось ему. Он не мог понять, как раньше же не видел, что и
проректор, и казначей столь смешны.
- Да, нелегко, - сказал Фиверстоун, приходя в себя. - Приходится
пользоваться вот такими. Их спрашиваешь дело, а они...
- И все же, - заметил Марк, - они умнее других в Брэктоне.
- Ну, что вы! Глоссоп и Ящер Билль, и даже старый Джоэл куда умнее!
Им не хватает реализма, они живут фантазиями, но чему они верят, тому и
служат. Они знают, чего хотят. А наши бедные друзья... их легко впихнуть в
нужный поезд, они даже могут вести его, но о пункте назначения они и
понятия не имеют. Они голову положат, чтобы институт переехал в Эджстоу.
Тем они ценны. Но что это за институт, что ему нужно, что вообще нужно...
это уж увольте! Нет, прагматометрия!.. Пятнадцать начальников!
- Наверное, и я такой же...
- Ни в коей мере! Вы сразу поняли, в чем суть. Я знал, что вы
поймете. Я читал все ваши статьи. Поэтому я и хочу с вами поговорить.
Марк молчал. Головокружительный прыжок на новый уровень избранности
мешал ему говорить, как и прекрасное вино.
- Я хочу, - заявил Фиверстоун, - чтобы вы перешли в институт.
- То есть... оставил колледж?
- Это неважно. А вообще, что вам здесь делать? Когда старик уйдет, мы
сделаем ректором Кэрри...
- Я слышал, что ректором будете вы.
- Я?! - удивился Фиверстоун, словно ему предложили стать директором
школы для дефективных; и Марк обрадовался, что собственный его тон можно
истолковать и как шутливый. Оба посмеялись.
- Здесь вы попусту тратите время, - сказал наконец Фиверстоун. - Это
место для Кэрри. Скажешь ему, что он думает, и он так будет думать.
Колледж для нас - только инкубатор. Мы будем брать отсюда стоящих людей.
- Для института?
- Да, прежде всего. Но это лишь начало.
- Я не совсем вас понимаю.
- Скоро поймете. Скажу в стиле Бэзби: человечество - на распутье.
Сейчас самое главное - решить, на чьей ты стороне - на стороне ты порядка
или на стороне обскурантизма. По всей вероятности, человеческий род уже
способен управлять своей судьбой. Если дать науке волю, она создаст
человека заново, сделает его воистину полезным животным. Если же ей это не
удастся... тогда нам конец.
- Это очень интересно...
- Основных проблем - три. Первое - межпланетные перелеты...
- Что это такое?
- Пока неважно. Тут в данное время мы бессильны. Был один человек,
Вэстон...
- Он где-то погиб?
- Его убили.
- Убили?
- Несомненно. Я даже догадываюсь, кто именно.
- Господи! И ничего нельзя сделать?
- Доказательств нет. Убийца - почтенный филолог со слабым зрением, да
еще хромой.
- За что же Вэстона убили?
- За то, что он с нами. Убийца - из вражеского лагеря.
- И все?
- Да, - кивнул Фиверстоун. - В том-то и дело. Всякие Кэрри и Бэзби
вечно твердят, что реакционеры борются против нас. Они и не подозревают,
что это - настоящая борьба. Сопротивление врагов не кончилось судом над
Галилеем. Оно только начинается. Теперь они знают, что вопрос о будущем
человечества решится в ближайшие шестьдесят лет. Они будут сражаться до
конца. Их ничто не остановит.
- Они не могут победить, - возразил Марк.
- Надеюсь, - ответил Фиверстоун. - Да, не могут. Вот почему
беспредельно важно решить, с кем ты. Если попытаешься остаться в стороне,
станешь пешкой, больше ничего.
- Ну, я-то знаю, с кем я! - воскликнул Марк. - Спасти человечество...
о чем тут думать!
- Лично я, - заметил Фиверстоун, - не стал бы подражать Бэзби.
Реалистично ли заботиться о том, что станет с кем-то через миллионы лет?
Кроме того, не забывайте, что враг тоже толкует о спасении человечества.
Практически же, суть в том, что ни вы, ни я, не хотим быть пешками и любим
бороться... особенно, если победа обеспечена.
- Что же надо делать?
- Вот в том и вопрос. Межпланетные проблемы придется временно
отложить. Вторая проблема связана с нашей планетой. У нас слишком много
врагов. Я говорю не о насекомых и не о микробах. Жизни вообще слишком
много. Мы еще не расчистили толком место. Во-первых, мы не могли;
во-вторых, нам мешали гуманистические и эстетические предрассудки. Даже
теперь вы услышите, что нельзя нарушать равновесие в природе. Наконец,
третья проблема - сам человек.
- Это удивительно интересно...
- Человек должен взять на себя заботу о человеке. Значит это, сами
понимаете, то, что одни люди должны взять на себя заботу обо всех
остальных. Мы с вами хотим оказаться среди этих, главных.
- Что вы имеете в виду?
- Очень простые вещи. Прежде всего, стерилизуем негодные экземпляры,
уничтожим отсталые расы (на что нам мертвый груз?), наладим селекцию.
Затем введем истинное образование, и, в том числе, - внутриутробное.
Истинное образование уничтожит возможность выбора. Человек будет расти
таким, каким надо, и ни он, ни его родители ничего не смогут сделать.
Конечно, поначалу это коснется лишь психики, но потом перейдет и на
биохимический уровень, мы будем прямо управлять сознанием...
- Это поразительно, Фиверстоун.
- И вполне реально. Новый тип человека. А создавать его будем мы с
вами.
- Не примите за ложную скромность, но мне не совсем понятно, при чем
тут я.
- Ничего, зато мне понятно. Именно такой человек нам нужен: отличный
социолог, реалист, который не боится ответственности... и умеет писать,
наконец.
- Вы хотите предложить, чтобы я все это рекламировал?
- Нет. Мы хотим, чтобы вы все это камуфлировали. Конечно, только на
первое время. Когда дело пойдет, мягкосердечие англичан уже не будет нам
помехой. Мы им сердце подправим. А пока, в начале, нам важно, как это
преподнести. Вот, например, если пойдут слухи, что институт собирается
ставить опыты на заключенных, старые девы разорутся и разохаются. Назовите
это воспитанием неприспособленных, и все возликуют, что кончилась
варварская эпоха. Странно, слова "опыт" никто не любит, "эксперимент" -
уже получше, а "экспериментальный" - просто восторг. Ставить опыты на
детях - да упаси Господь, а экспериментальная школа - пожалуйста!
- Вы хотите сказать, что мне, в основном, пришлось бы заняться... ну,
публицистикой?
- Какая публицистика?! Читать вас будут прежде всего парламентские
комиссии. Но это не главное ваше дело. Что же до главного... сейчас
невозможно предугадать, во что оно выльется. Такому человеку, как вы, я не
буду говорить о финансовой стороне. Начнете вы со скромной суммы - так,
тысячи полторы.
- Об этом я не думал, - пробормотал Марк, вспыхивая от удовольствия.
- Конечно, - кивнул Фиверстоун. - Значит, завтра я везу вас к Уизеру.
Он просил меня привезти вас на субботу-воскресенье. Там вы встретите всех,
кого нужно, и осмотритесь получше.
- Причем тут Уизер? - изумился Марк. - Я думал, что директор
института - Джайлс. (Джайлс был известным писателем и популяризатором
науки).
- Джайлс?! Ну, знаете! - рассмеялся Фиверстоун. - Он представляет
институт нашей почтенной публике. А так - какой с него толк? Он не ушел
дальше Дарвина.
- Да, да, - согласился Марк. - Я и сам удивился. Что ж, если вы так
любезны, то я согласен. Когда вы выезжаете?
- В четверть одиннадцатого. Я за вами заеду, подвезу вас.
- Спасибо большое. Расскажите мне, пожалуйста, про Уизера.
- Джон Уизер... - начал Фиверстоун, и вдруг воскликнул: - Ах ты,
черт! Кэрри идет. Придется слушать, что сказал Два Нуля, и как наш политик
его отбрил. Не уходите. Я без вас не выдержу.
Когда Марк ушел, автобусов уже не было, и он направился к дому пешком
под светом луны. Когда же он вошел в дом, случилось что-то небывалое -
Джейн кинулась к нему, дрожа и чуть не плача, и повторяя: "Я так
испугалась!"
Больше всего его удивило, что она расслабилась, обмякла, утратила
скованность и настороженность. Так бывало и раньше, но очень редко, а в
последнее время вообще не бывало. Кроме того, вслед за этим наутро
разражалась ссора. Словом, Марк удивился, но ни о чем не стал
допытываться.
Вряд ли он понял бы, если б спросил; да Джейн и не сумела бы толком
объяснить. Однако, причины были просты: от Димблов она пришла в пятом
часу, оживилась по пути, проголодалась и поверила, что со страхами
покончено. Дни становились короче, пришлось зажечь свет, спустить шторы, и
тут уж страхи эти показались совсем смешными, как детский страх темноты.
Она стала думать о детстве и, быть может, вспомнила его слишком хорошо. Во
всяком случае, когда она пила чай, настроение ее изменилось. Ей стало
трудно читать. Она забеспокоилась. Потом разволновалась. Потом, довольно
долго она считала, что испугается, если не будет держать себя в руках.
Потом она решила все-таки поесть, но не смогла. Пришлось признать, что
страх вернулся, и она позвонила Димблам. М-сс Димбл почему-то помолчала и
сказала, что пойти надо к какой-то мисс Айронвуд. Джейн сначала думала,
что речь идет о мужчине, и ей стало неприятно. Жила эта врачиха не здесь,
а повыше, в Сент-Энн. Джейн спросила, надо ли записаться. "Нет, - ответила
м-сс Димбл. - Они будут вас...", и не докончила фразы. Втайне Джейн
надеялась, что та все поймет и скажет: "Я сейчас приеду", но услышала
торопливое: "До свиданья". Голос был странный, и Джейн показалось, что
сейчас они с мужем говорили именно о ней... нет, не о ней, о чем-то более
важном, но с ней связанном. Что значит: "Они будут вас..."? "Они будут вас
ждать"? Жуткое, как в детстве, видение каких-то ожидающих ее людей