Кэрролл Льюис. Мерзейшая мощь

пронеслось перед нею. Она увидела, как мисс Айронвуд, вся в черном, сидит,
сложив руки на коленях, а кто-то входит и говорит: "Она пришла".
- "Да ну их!.." - подумала Джейн, имея в виду Димблов, и тут же
раскаялась, точнее - испугалась. Теперь, когда телефон не помог, страх
накинулся на нее, словно в отместку за то, что она пыталась от него
спастись, и она не могла потом вспомнить, вправду ли мелькал перед ней
закутанный в мантию старик, или она просто дрожала, причитала, даже
молилась неведомо кому, пытаясь предотвратить его появление.
Вот почему она кинулась к мужу. А он пожалел, что она кидается к
нему, когда он так устал и запоздал, и, честно говоря, напился.


- Ты хорошо себя чувствуешь? - поинтересовался он утром.
- Да, спасибо, - отозвалась она.
Марк лежал в постели и пил чай. Джейн причесывалась перед зеркалом.
Смотреть на нее было приятно. Мы, люди, всегда проецируем свои чувства на
других. Нам кажется, что ягненок кроток, потому что его приятно гладить.
На Джейн было приятно смотреть, и Марку казалось, что и ей самой хорошо.
А Джейн казалось, что ей так плохо потому, что волосы ее не
слушаются, и потому, что Марк пристает с вопросами. Конечно, она знала,
что злится на себя за то, что вчера вечером сорвалась и стала именно тем,
что ненавидела - "маленькой женщиной", которая ищет утешения в мужских
объятиях. Но она думала, что злоба эта - где-то глубоко, внутри, и не
догадывалась, что лишь по этой причине пальцы, а не волосы, не слушаются
ее.
- Если тебе плохо, - продолжал Марк, - я могу и не ехать...
Джейн промолчала.
- А если я поеду, - говорил он, - ты будешь одна ночи две-три.
Джейн плотнее сжала губы и не проронила ни слова.
- Ты не пригласишь Миртл? - осведомился Марк.
- Нет, спасибо. Я привыкла быть одна.
- Знаю, - не совсем приветливо ответил Марк. - Черт-те что у нас
творится... Жить не дают. Поэтому я и хочу перейти на другую работу.
Джейн молчала.
- Вот что, старушка, - заключил Марк, опуская ноги с кровати. - Не
хочется мне уезжать, когда ты в таком состоянии.
- В каком это? - спросила Джейн и обернулась к нему.
- Ну... нервничаешь... так, немножко... у кого не бывает...
- Если я видела вчера страшный сон, это еще не значит, что я
ненормальная! - почти выкрикнула Джейн, хотя ничего подобного говорить не
собиралась.
- Нет, так нельзя... - начал Марк.
- Как это "так"? - холодно спросила Джейн и не дала ему ответить. -
Если ты решил, что я сошла с ума, пригласи доктора. Очень удобно, они меня
заберут, пока тебя нет. Ладно, я в кухню пойду. А ты брейся, скоро явится
твой лорд.
Бреясь, Марк сильно порезался (и ясно увидел, как предстанет перед
Уизером с клочком ваты под губой); а Джейн по многим причинам решила
приготовить особенно изысканный завтрак, принялась за дело со всем пылом
рассерженной женщины и опрокинула все на новую плиту. Когда пришел лорд
Фиверстоун, они еще сидели за столом, делая вид, что читают. Как на беду,
в тот же самый момент пришла м-сс Мэггс - та самая женщина, о которой
Джейн говорила: "Я нашла подходящую прислугу на два раза в неделю". Мать
Джейн двадцать лет назад называла бы ее "Мэггс", а сама звалась бы "мэм".
Джейн и "приходящая" говорили друг другу "миссис Мэггс" и "миссис
Стэддок". Они были ровесницы, и холостяк не заметил бы различия в их
одежде; поэтому не было ничего удивительного в том, что Фиверстоун
направился к прислуге, когда Марк сказал: "Моя жена". И ошибка эта не
украсила тех минут, которые мужчины провели у Джейн в доме.
Как только они ушли, Джейн сказала, что ей пора в магазин. "Нет,
сегодня я ее не вынесу, - думала она, - говорит без умолку". Без умолку
говорил и лорд Фиверстоун, и громко, неестественно смеялся, и рот у него
был поистине акулий, а уж манеры... Сразу видно, что круглый дурак. На что
он Марку? Наверное, он и над Марком смеется. Марка так легко провести. И
все это колледж... Что Марку делать с такими, как Кэрри, или тот мерзкий,
бородатый? А что делать ей весь этот день и всю ночь, и дальше? Когда
мужчина уезжает на два дня, это значит - спасибо, если на неделю. Пошлет
телеграмму, даже не позвонит - и все в порядке.
А делать что-то надо. Может быть, и правда позвать Миртл? Но Миртл
относилась к своему близнецу, как только и может относиться сестра к
такому талантливому брату. Она будет говорить о его здоровье, рубашках и
носках, подразумевая, что Джейн неслыханно повезло. Нет, Миртл звать
нельзя. Может, пойти к доктору? Но он будет задавать такие вопросы... А
что-то делать надо. Вдруг она поняла, что все равно поедет в Сент-Энн, к
мисс Айронвуд. И подумала: "Нет, какая же я дура!"


Если бы вы в тот день нашли удобное место над Эджстоу, то вы бы
увидели, что к югу быстро движется черное пятнышко, а восточней, у реки,
гораздо медленней ползет дымок паровоза.
Пятнышко было машиной, увозившей Марка в Беллбэри, где институт
временно расположился при своей же станции переливания крови. Машина Марку
понравилась. Сиденья были такие, что хотелось откусить кусочек. А как
ловко, как мужественно (Марка сейчас мутило от женщин) сел Фиверстоун за
руль, сжимая в зубах трубку! Даже по улочкам Эджстоу они ехали быстро, и
Фиверстоун отпускал краткие, но едкие замечания о пешеходах и владельцах
других машин. За колледжем св.Елизаветы, где когда-то училась Джейн, он
показал, на что способен. Мчались они так, что даже на полупустой дороге
мимо них непрерывно мелькали другие машины, нелепые пешеходы, какие-то
люди с лошадьми и собаки, которым, по мнению Фиверстоуна, "опять повезло"!
Курицу они все-таки раздавили. Опьяненный воздухом и скоростью, Марк
покрикивал: "Ух ты!", "Ну и ну!", "Сам виноват", - и краем глаза глядел на
Фиверстоуна, думая о том, насколько он интереснее тех зануд. Крупный
прямой нос, сжатые губы, скулы, манера носить костюм - все говорило о том,
что перед тобой настоящий человек, который едет туда, где делают настоящее
дело. Раза два Марк все же усомнился, достаточно ли хорошо лорд Фиверстоун
водит машину, но тот кричал: "Что нам перекресток!", и Марк ревел в ответ:
"Вот именно!" "Сами водите?" - спросил Фиверстоун. "Бывало", - ответил
Марк.
Дымок, который вы увидели бы к востоку от Эджстоу, означал, что поезд
везет Джейн Стэддок в деревню Сент-Энн. Лондонцам казалось, что за Эджстоу
пути нет; на самом же деле маленький поезд из двух-трех вагонов ходил и
дальше. В поезде этом все знали друг друга, и порой вместо третьего вагона
прицепляли платформу, на которой ехали лошади или куры; а по перрону
ходили охотники в шляпах и гетрах и привыкшие к поездам собаки. Выходил он
в половине второго. В нем и ехала Джейн, глядя на красные и желтые листья
Брэгдонского леса, а потом - на луга, а потом - на парк, мимо Дюк Итон,
Вулема, Кьюр Харди. На каждой станции, где поезд со вздохом
останавливался, немного подаваясь назад, звенели бидоны, стучали грубые
башмаки, а потом наступала тишина и длилась долго, и осенний свет грел
окно, и пахло листьями, словно железная дорога - такая же часть природы,
как поле или лес. На каждой станции в купе входили мужчины, похожие на
яблоки, и женщины в шляпах с искусственными вишнями, и школьники; но Джейн
едва замечала их, ибо, хотя она считала себя крайним демократом, все
классы, кроме ее собственного, были для нее реальны только в книге. А
между станциями мимо проплывали островки, сулящие райское блаженство, если
только ты успеешь сейчас, именно сейчас, спрыгнуть вниз и застать их
врасплох: домик, а за ним - стог сена, а за стогом - поле; две пожилые
лошадки, стоящие голова к хвосту; небольшой фруктовый сад, в котором
виднелось вывешенное для просушки белье, и кролик, изумленно таращившийся
на поезд. Его глазки были похожи на точечки, а ушки торчали вверх, как
двойной восклицательный знак.
В четверть третьего она прибыла в Сент-Энн, который был и конечной
станцией железнодорожной ветки, и концом всего сущего. Когда она вышла со
станции, наружный воздух подействовал на нее, как холодное тонизирующее
средство.
Хотя поезд последнюю часть пути с шумом и шипением преодолевал
подъем, ей все же предстояло еще подниматься вверх пешком, ибо Сент-Энн
была одной из тех деревень, расположенных на вершине холма, которые скорее
встречаются в Ирландии, чем в Англии, и станция была расположена на
некотором отдалении от деревни.
Дорожка, вьющаяся меж насыпей, привела ее в Сент-Энн. Миновав
церковь, она свернула налево, как ей объяснили в Саксон-Кроссе. Слева от
нее домов не было, только ряд буковых деревьев и неогороженная пашня,
круто спускающаяся к основанию холма, а за ней, насколько хватало глаз,
простиралась изрезанная оврагами пустошь, упирающаяся в голубизну неба.
Джейн находилась в самой верхней точке этого района. Вскоре она подошла к
высокой стене, которая, казалось, бесконечно тянулась справа от нее.
В стене была дверь, а рядом с ней висел старый железный колокольчик.
Когда звон колокольчика затих, за ним последовало столь долгое молчание,
что Джейн начала было подумывать, что дом необитаем. Затем, когда она уже
начала колебаться, позвонить ли ей снова или повернуться и уйти, за стеной
послышались чьи-то шаркающие шаги.

3. БЕЛЛБЭРИ И СЕНТ-ЭНН

Поднимаясь по широкой лестнице, Марк увидел в зеркале и себя, и
своего спутника. Клочок ваты, закрывавший ранку, растрепало ветром, и
теперь над губой гневно торчал белый ус, а под ним темнела засохшая кровь.
Фиверстоун, как всегда, владел и собой, и ситуацией. Через несколько
секунд Марк очутился в комнате с большими окнами и пылающим камином и
понял, что его представляют Уизеру, исполняющему обязанности директора
ГНИИЛИ.
Уизер был учтив и седовлас. Его водянисто-голубые глаза смотрели
вдаль, словно он не замечал собеседников, хотя манеры его, повторю, были
безупречны. Он сказал, что исключительно рад видеть здесь м-ра Стэддока и
еще больше обязан теперь лорду Фиверстоуну. Кроме того, он надеялся, что
полет не утомил их. Фиверстоун поправил его, и тогда он решил, что они
прибыли поездом из Лондона. Затем он поинтересовался, нравится ли м-ру
Стэддоку его комната, и тому пришлось напомнить, что они только что
приехали. "Хочет, чтобы я себя легче чувствовал", - подумал Марк. На самом
деле ему становилось все труднее. "Предложил бы сигарету!.." - думал он,
постепенно убеждаясь, что Уизер не знает о нем ничего. Обещания
Фиверстоуна растворялись в тумане. Наконец, Марк собрал все свое мужество
и заметил, что ему еще не совсем ясно, чем именно он может быть полезен
институту.
- Уверяю вас, м-р Стэддок, - сказал Уизер, глядя вдаль, - вам
незачем... э-э... совершенно незачем беспокоиться. Мы ни в коей мере не
собираемся ограничить круг вашей деятельности, не говоря уже о вашем
плодотворном сотрудничестве с коллегами, представляющими другие области
знания. Мы всецело, да, всецело учтем ваши научные интересы. Вы увидите
сами, м-р... Стэддок, что, если мне позволено так выразиться, институт -
это большая и счастливая семья.
- Поймите меня правильно, сэр, - смутился Марк. - Я имел в виду
другое. Я просто хотел узнать, что именно я буду делать, если перейду к
вам.
- Надеюсь, между нами не будет недоразумений, - продолжал вещать ИО.
- Мы отнюдь не настаиваем, чтобы в данной фазе решался вопрос о вашем
местопребывании. И я, и все мы полагаем, что вы будете проводить
исследования там, где этого требует дело. Если вы предпочитаете, вы можете
по-прежнему жить в Лондоне или Кембридже.
- В Эджстоу, - подсказал лорд Фиверстоун.
- Вот именно, Эджстоу, - и Уизер повернулся к Фиверстоуну. - Я
пытаюсь объяснить м-ру... э... Стэддоку, что мы ни в малейшей мере не
собираемся предписывать, или даже советовать, где ему жить. Надеюсь, вы со
мной согласны. Где бы он ни поселился, мы предоставим ему, в случае
надобности, и воздушный, и наземный транспорт. Я уверен, лорд Фиверстоун,
что вы объяснили, как легко и безболезненно решаются у нас такие вопросы.
- Простите, сэр, - еще больше смутился Марк, - я об этом и не
думал... То-есть, я могу жить где угодно. Я просто...
Уизер прервал его, если это слово применимо к такому ласковому
голосу:
- Уверяю вас, м-р... э-э... уверяю вас, сэр, вы и будете жить где вам
угодно. Мы ни в малейшей степени...
Марк, почти в отчаянии, еще раз попытался вставить слово:
- Меня интересует характер работы.
- Дорогой мой друг, - сказал ИО, - как я уже говорил, никто и в
малейшей мере не сомневается в вашей полнейшей пригодности. Я не предлагал
бы вам войти в нашу семью, если бы не был совершенно уверен, что все до
единого оценят ваши блестящие дарования. Вы среди друзей, м-р... э-э. Я
первый отговаривал бы вас, если бы вы думали связать свою судьбу с каким
бы то ни было учреждением, где бы вам грозили... э... нежелательные для
вас личные контакты.
Больше Марк не спрашивал; и потому что, видимо, он должен был сам уже
все знать, и потому что прямой, резкий вопрос выбросил бы его из этой
теплой, почти одуряющей атмосферы доверительности.
- Спасибо, - сказал он, - я только хотел немного ясней представить
себе...
- Я счастлив, - сказал Уизер, - что мы с вами заговорили об этом
по-дружески... э-э-э... неофициально. Могу вас заверить, что никто не
намеревается загнать вас - хе-хе - в прокрустово ложе. Мы здесь не склонны
строго разграничивать области деятельности, и, я надеюсь, такие люди, как
вы, всецело разделяют неприязнь к насильственному ограничению. Каждый наш
сотрудник чувствует, что его работа - не частное дело, а определенная
ступень в непрестанном самоопределении органического целого.
И Марк поддержал (прости его, Боже, ведь он был и молод, и робок, и
тщеславен):
- Это очень важно. Мне очень нравится такая гибкость... - после чего
уже не было никакой возможности остановить Уизера. Тот неспешно и ласково
вел свою речь, а Марк думал: "О чем же мы говорим?" К концу беседы был
небольшой просвет: Уизер предположил, что Марк сочтет удобным вступить в
институтский клуб. Марк согласился и тут же страшно покраснел, ибо
выяснилось, что вступать туда надо пожизненно, и взнос - 200 фунтов. Таких
денег у него вообще не было. Конечно, если бы он получил здесь работу, он
смог бы заплатить. Но получил ли он? Есть тут работа для него или нет?
- Как глупо, - сокрушенно произнес он. - Оставил дома свою чековую
книжку.
Через несколько секунд он снова шел по лестнице рядом с Фиверстоуном.
- Ну как? - спросил он. Фиверстоун, видимо, не расслышал.
- Ну, как? - повторил Марк. - Когда я узнаю, берут меня или нет?
- Хэлло, Гай! - заорал вдруг Фиверстоун, кинулся куда-то вниз и,
схватив своего приятеля за руку, мгновенно исчез. Марк медленно спустился
по лестнице и оказался в холле, среди каких-то людей, которые, оживленно
беседуя, шли по двое, по трое налево, к большим дверям.


Долго стоял он здесь, не зная, что делать, и стараясь держаться
поестественней. Шум и запахи, доносившиеся из-за дверей, указывали на то,
что народ завтракает. Марк колебался, заходить ему или нет, но потом
решил, что торчать здесь, как дураку, в любом случае хуже.
Он думал, что в столовой - столики, и он найдет место подальше, но
стол был один, очень длинный, и места почти все заняты. Не найдя
Фиверстоуна, Марк сел рядом с кем-то, пробормотав: "Здесь можно сесть, где
хочешь?", но сосед его не услышал, ибо деловито ел и разговаривал с другим
своим соседом.
Завтрак был превосходный, но Марк с облегчением вздохнул, когда он
кончился. Вместе со всеми он пересек холл и очутился в большой комнате,
куда подали кофе. Здесь он увидел, наконец, Фиверстоуна. Его трудно было
не увидеть, ибо он стоял в центре группы и громко что-то рассказывал. Марк
хотел его спросить, остаться ли ему тут на ночь и есть ли для него
комната, но кружок был очень уж тесный, все свои, и он не решился. Подойдя
к одному из столиков, он стал листать журнал, то и дело поглядывая в
сторону Фиверстоуна, опасаясь, как бы тот опять не исчез. На пятый раз он
увидел одного из своих коллег, Вильяма Хинджеста, которого (конечно, за
глаза) называли Ящерка Билл или просто Ящер.
Как и предвидел Кэрри, Хинджест на заседании не был и вряд ли знал
Фиверстоуна. Не без страха Марк понял, что его коллега попал сюда сам, без
помощи всемогущего лорда. Занимался он физической химией и был в их
колледже одним из двух ученых мирового класса. Надеюсь, читатель не
думает, что в Брэктоне собрались крупные ученые. Конечно, передовые люди
не приглашали нарочно тех, кто поглупей, но, как выразился Бэзби, "нельзя
же иметь все сразу!.." У Ящера были старомодные усы, светло-рыжие с
проседью. Нос его походил на клюв.
- Вот не ожидал, - вежливо поздоровался Марк. Он всегда побаивался
Хинджеста.
- Хм? - удивился Ящер. - Что? Ах, это вы, Стэддок? Не знал, что они и
вас подцепили.
- Жаль, что вас не было вчера на заседании, - заметил Марк.
Это была ложь. Прогрессистам не нравилось, когда Хинджест ходил на
заседания. Как ученый он принадлежал им, но, кроме того, он был аномалией,
и это им очень не нравилось. Дружил он с Глоссопом. К своим поразительным
открытиям он относился как-то небрежно, а гордился своим родом,
восходившим к мифической древности. Особенно оскорбил он коллег, когда в
Эджстоу приезжал де Бройль. Знаменитый физик был все время с ним, но когда
кто-то потом восторженно обмолвился об "истинном пиршестве науки", Ящер
подумал и сказал, что о науке они вроде бы и не говорили. "Хвастались
предками", - прокомментировал это Кэрри, хотя и не при Хинджесте.
- Что? Заседание? - переспросил Ящер. - С какой это стати?
- Мы обсуждали проблему Брэгдонского леса.
- Ерунда какая!
- Наверное, вы бы согласились с нашим решением.
- Какая разница, что вы там решили!
- То есть как?
- А так. Институт все равно забрал бы лес. Они это могут.
- Как странно! Нам сказали, что если мы откажемся, они переедут в
Кембридж.
Хинджест громко хмыкнул.
- Вранье. А странного я ничего не вижу. Наш колледж любит проболтать
весь день впустую. И в том, что институт превратит самое сердце Англии в
помесь американского отеля с газовым заводом, тоже нет ничего странного.
Одно мне непонятно: зачем им этот участок?
- Мы это скоро увидим.
- Вы, может, и увидите. Я - нет.
- Почему? - растерянно спросил Марк.
- С меня хватит, - Хинджест понизил голос. - Сегодня же уеду. Не
знаю, чем вы занимаетесь, но мой вам совет - езжайте назад и занимайтесь
этим дальше.
- Да? - удивился Марк. - Почему вы так думаете?
- Такому старику, как я, уже все равно, - пояснил Хинджест, - а с
вами они могут сыграть плохую шутку. Конечно, кому что нравится.
- Собственно, - заметил Марк, - я ничего еще не решил. Я даже не
знаю, что буду делать, если останусь тут.
- Вы чем занимаетесь?
- Социологией.
- Хм, - буркнул Хинджест. - Могу вам показать вашего начальника.
Некий Стил. Вон, у окна.
- Вы меня не познакомите?
- Значит, решили остаться?
- Ну, надо же мне хотя бы с ним побеседовать!
- Хорошо, - согласился Хинджест. - Дело ваше. - И крикнул: - Стил!
Стил обернулся. Он был высокий, суховатый, с длинным худым лицом, но
с толстыми губами.
- Это Стэддок, - представил Марка Хинджест. - В ваш отдел. - И
отвернулся.
- Он сказал - в мой отдел? - не сразу выговорил Стил.
- Сказать он сказал, - ответил Марк, пытаясь улыбнуться, - но сам я
не знаю. Я социолог, конечно...
- Да, отдел мой, - прервал его Стил, - только я о вас не слышал. Кто
вам говорил, что вы ко мне поступите?
- Понимаете, - пояснил Марк, - все это довольно туманно. Я сейчас
виделся с Уизером, но он ничего не объяснил.
- А к нему вы как пролезли?
- Меня представил лорд Фиверстоун.
Стил присвистнул.
- Коссер, - окликнул он веснушчатого человека. - Послушайте-ка!
Фиверстоун сгрузил вот этого нам. Повел его прямо к ИО, за моей спиной.
Здорово, а?
- Черт знает что! - возмутился Коссер, сурово глядя не на Марка, а на
Стила.
- Простите, - уже погромче и потверже вмешался Марк. - Вам
беспокоиться незачем. Это недоразумение. Я, видимо, чего-то не понял.
Собственно, я просто приехал посмотреть. Я совсем не уверен, что останусь.
Ни Стил, ни Коссер не обратили на его слова никакого внимания.
- Фиверстоуньи штучки, - сказал Коссер.
Стил обернулся к Марку.
- Я бы вам не советовал принимать всерьез то, что говорит лорд
Фиверстоун, - заметил он. - Это не его дело.
- Поймите меня, пожалуйста, - оправдывался Марк, надеясь, что не
краснеет. - Я приехал посмотреть, больше ничего. Мне все равно, получу я
здесь место или нет.
- Сами знаете, - сказал Стил Коссеру, - у нас в отделе места нет,
особенно для тех, кто не знает дела.
- Вот именно, - согласился Коссер.
- М-р Стэддок, если не ошибаюсь, - прозвучал сзади тоненький голос,
принадлежащий, однако, как оказалось, очень толстому мужчине. Марк сразу
узнал профессора Филострато, знаменитого физиолога (тем более, что тот
говорил с иностранным акцентом); года два тому назад они сидели рядом на
банкете. Марку польстило, что такой человек вспомнил его.
- Я чрезвычайно счастлив, что вы среди нас, - сказал итальянец,
ласково уводя Марка от Коссера и Стила.
- Честно говоря, - признался Марк, - я в этом не уверен. Меня привез
Фиверстоун, но потом он исчез, а Стил... Понимаете, я должен быть в его
отделе, а он ничего не знает.
- Стил! - воскликнул Филострато. - Какая нелепость! Ему скоро укажут
его место! Быть может, вы и покажете. Я читал ваши работы. Не обращайте на
него внимания, искренне вам советую.
- Я бы не хотел оказаться в ложном положении... - начал Марк.
- Послушайте меня, мой друг, - прервал его Филострато. - Оставьте эти
мысли. Поймите прежде всего, как важна ваша работа, часть нашей общей
работы. От нее зависит существование человечества. Да, среди этого сброда
вы увидите и наглость, и лукавство. Но это не должно вас трогать.
- Когда мне дадут интересную работу, - ответил Марк, - я и не буду
обращать внимания на такие вещи.
- Да, да, вы совершенно правы. Работа даже важнее, чем вы думаете. Вы
увидите это сами. Стилы и Фиверстоуны не имеют никакого значения. Если
Уизер за вас, какое вам до них дело? Слушайте только его, вы меня
понимаете? Ах, да, и еще... Не ссорьтесь с Феей. А на остальных не
обращайте никакого внимания.
- С Феей?
- Да. Ее тут зовут Фея. Пренеприятная дама, должен вам заметить!
Глава нашей полиции, у нас ведь своя; да, вот и она. Я вас познакомлю.
Мисс Хардкастл, разрешите представить вам м-ра Стэддока.
Марк почувствовал, что руку его невыносимо крепко пожала большая
женщина в короткой юбке и черном форменном кителе. Бюст ее сделал бы честь
кельнерше былых времен, но сама она казалась скорее крепкой, чем толстой.
Лицо у нее было бледное и широкое, голос - густой. Единственной данью
женственности был небрежный мазок помады на ее губах. Она жевала
незажженную сигару. Заговорив, она вынимала ее изо рта и внимательно
глядела на кончик, измазанный помадой и слюной. Кончив фразу, она снова
совала сигару в рот. Сейчас она сразу же плюхнулась в кресло, перекинула
правую ногу через ручку и устремила на Марка холодный фамильярный взгляд.


"Клик-клак" - услышала Джейн, ожидавшая за оградой. Дверь открылась,
и она увидела высокую женщину примерно своих лет.
- Здесь живет мисс Айронвуд? - обратилась к ней Джейн.
- Она вам назначила? - спросила женщина.
- Не совсем, - ответила Джейн. - Меня послал д-р Димбл. Он говорил
мне, что записываться не надо.
- Ах, вы от д-ра Димбла! - уже куда радушнее произнесла женщина. -
Это дело другое. Входите. Подождите минутку, закрою как следует. Дорожка
узкая, вы меня простите, если я пойду впереди?
Женщина повела ее по мощеной кирпичом дорожке мимо слив и яблонь.
Потом они свернули налево, на мшистую тропинку, обсаженную крыжовником.
Дальше была площадка или полянка, на ней - качели, а за ней - парники.
Затем началась настоящая деревушка, какие бывают в больших усадьбах;
женщины шли по улочке, и с обеих сторон были всякие постройки - амбары,
сараи, еще одна теплица, конюшня, свинарник. Наконец, через огород,
расположенный на довольно крутом склоне, они добрались до розовых кустов,
чопорных и неприступных в зимнем уборе. Дорожка здесь была выложена
дощечками. Джейн постаралась вспомнить, что же напоминает ей этот сад.
"Кролик Питер"? ["Кролик Питер" - сказка Беатрис Поттер] или "Роман о
розе"? ["Роман о розе" - средневековый аллегорический роман] Сад
Клингзора? Сад из "Алисы"? А может быть, сады на мессопотамских
зиккуратах, породившие легенду о райском саде? Фрейд говорит, что мы любим
сады, потому что они символизируют женское тело. Мужская точка зрения...
Для женщин сад - это нечто иное. Или нет? Неужели женщины тоже
неравнодушны к женскому телу? Ей вспомнилась фраза: "Женская красота
трогает и мужчин, и женщин, и не случайно богиня любви старше и сильнее,
чем бог". Откуда это? И почему в голову лезет такая чушь? Она собралась.
Странное чувство овладело ею - она на чужой земле, и надо держаться изо
всех сил. В эту минуту они вынырнули из-под лавров к маленькой двери,
около которой стояла бочка с водой. Наверху, в длинной стене, хлопнуло
окно.
Чуть позже Джейн оказалась в большой комнате с печкой вместо камина.
Ковра тут не было, стены были выбелены, и все это напоминало монастырь.
Шаги высокой женщины затихли в переходах, и теперь Джейн слышала лишь
карканье ворон. "Попалась я, - подумала она. - Придется отвечать на всякие
вопросы". Она считала себя современным человеком, который может говорить о
чем угодно, но сейчас в ее сознании то и дело всплывали вещи, о которых
она не могла бы сказать вслух. "У зубных врачей хоть журналы лежат", -