Кэрролл Льюис. Мерзейшая мощь

удавалось по нему ступать; огромные клумбы - полосками, ромбами,
полумесяцем - чередовались с зарослями вечнозеленых кустов, чьи листья
сильно напоминали крашеный металл. Вдоль дорожек, на равном расстоянии,
стояли тяжелые скамейки. Словом, все вместе походило на городское
кладбище. Однако Марк пошел туда и после ужина, даже обогнул дом и увидел
какие-то пристройки. Сперва он удивился, что здесь пахнет конюшней и
раздаются странные звуки, но вспомнил, что институт проводит опыты на
животных. Это мало его трогало, он смутно представлял себе мышей,
кроликов, быть может - собак; но звуки были другие, погромче. Кто-то
истошно завыл, и вслед за тем хлынул истинный водопад рева, лая, рычанья,
даже хохота. Вскоре он оборвался, остались лишь бормотание и хрюканье.
Марк не страдал при мысли о вивисекции; напротив, звуки эти показывали, с
каким размахом работает институт, из которого он может вылететь. Подумать
только, они кромсают дорогих животных, как бумагу, в одной лишь надежде на
открытие! Нет, работу получить непременно надо. Однако, звуки были
противные, и он поспешил уйти.


Когда он проснулся, то почувствовал, что в этот день его ждут две
трудности: разговор с Уизером и разговор с женой. Как он объяснит ей,
почему развеялись его мечтания?
Первый осенний туман спустился на Беллбэри. Марк завтракал при свете,
почты не было. Слуга принес ему счет за неделю (уже наступила пятница), и
он поспешно сунул его в карман, едва взглянув. Об этом, во всяком случае,
жене рассказывать нельзя: таких цен и таких статей расходов женщины не
понимают. Он и сам подумал было, нет ли ошибки, но он еще не вышел из
возраста, когда останешься нищим, лишь бы не обсуждать счет. Допив вторую
чашку чая, он полез в карман, не нашел там сигарет и спросил новую пачку.
Без малого час он томился в ожидании. Никто не заговаривал с ним. Все
куда-то спешили с деловым видом. Слуги глядели на него, словно и ему
полагалось куда-нибудь уйти; и он был счастлив, когда смог подняться,
наконец, к Уизеру.
Пустили его сразу, но начать разговор оказалось нелегко, ибо Уизер
молчал. Голову он поднял, однако взглянул мимо и не предложил сесть. В
кабинете было очень жарко. Не зная толком, чего он хочет, уйти или
остаться, Марк заговорил довольно сбивчиво. Уизер не перебивал, Стэддок
все больше путался, стал твердить одно и то же и замолчал совсем. Молчали
довольно долго. Рот у ИО был приоткрыт, губы вытянуты трубочкой, словно он
что-то беззвучно насвистывал или напевал.
- Наверное, мне лучше уйти, - снова начал Марк.
- Если не ошибаюсь, м-р Стэддок? - не сразу откликнулся Уизер.
- Да, - нетерпеливо отозвался Марк. - Я был у вас на днях с лордом
Фиверстоуном. Вы дали мне тогда понять, что для меня есть работа в отделе
социологии. Но, как я уже говорил...
- Минуточку, - перебил его Уизер. - Давайте уточним. Конечно, вы
понимаете, что в определенном смысле слова, я не распределяю мест. Это
зависит не от меня. Я, как бы это выразиться... не самодержец. С другой
стороны, моя сфера влияния, сфера влияния совета и, наконец, сфера влияния
директора не разграничены раз и навсегда... э-э... границы между ними
гибки. Вот, к примеру...
- Простите, мне предлагали работу или нет?
- Ах, вон что! - рассмеялся Уизер, словно бы удивленный этой мыслью.
- Ну, все мы понимаем, что ваше содействие институту было бы очень
желательно... чрезвычайно ценно...
- Тогда не уточним ли мы подробностей? Например, сколько я буду
получать, кто мой начальник...
- Дорогой друг!.. - улыбнулся Уизер. - Я не думаю, что возникнут...
э-э-э... финансовые затруднения. Что же до...
- Сколько мне будут платить?
- Это не совсем по моей части... Если не ошибаюсь, сотрудники вашего
уровня получают, плюс-минус, тысячи полторы в год. Вы увидите, такие
вопросы у нас решаются просто, сами собой...
- Когда же мне скажут? К кому мне обратиться?
- Не думайте, дорогой мой, что это потолок!.. Никто из нас не будет
возражать, если вы будете получать более высокий...
- Мне достаточно полутора тысяч, - перебил Марк. - Речь не о том.
Я... я... - Уизер улыбался все задушевнее, и Марк, наконец, выговорил: - Я
надеюсь, что со мной заключат контракт. - И сам удивился своей наглости.
- М-да... - сказал ИО, глядя в потолок и понижая голос. - У нас все
делается не совсем так... но, я думаю, не исключено...
- И самое главное, - сказал Марк, густо краснея. - Кто я такой? Я
буду работать у Стила?
Уизер открыл ящик.
- Вот у меня форма, - сказал он. - Не думаю, чтобы ей пользовались,
но она, если не ошибаюсь, предназначена именно для таких соглашений...
Изучите ее как следует, и мы с вами подпишем ее в любое время...
- Так как же со Стилом?
В эту минуту вошла секретарша и положила перед ИО пачку писем.
- Вот и почта пришла! - умилился тот. - Наверное, мой дорогой, и вас
ожидают письма. Вы ведь женаты, я не ошибся?.. - и он улыбнулся доброй
отеческой улыбкой.
- Простите, что я вас задерживаю, - сказал Марк, - только ответьте
мне насчет Стила. Стоит ли мне заполнять форму, пока не решен этот вопрос?
- Очень интересная тема, - одобрил Уизер. - Когда-нибудь мы с вами
обстоятельно об этом поговорим... по-дружески, знаете, в неофициальной
обстановке... А в данный момент я не буду считать ваше решение
окончательным. Загляните ко мне хоть завтра...
Он углубился в какое-то письмо, и Марк вышел из комнаты, склоняясь к
мнению, что институт действительно в нем заинтересован и собирается ему
много платить. Со Стилом он уточнит как-нибудь попозже, а пока изучит
форму.
Внизу его действительно ждало письмо.

"Брэктон Колледж, Эджстоу, 20.X.19...
Дорогой Марк!
Все мы огорчились, когда Дик сказал, что Вы уходите от нас, но для
Вашей карьеры так лучше. Когда институт переберется сюда, мы с Вами будем
часто видеться. Если Вы еще не послали прошение об отставке, время терпит.
Напишете его к концу следующего семестра, а мы на первом же заседании
подберем человека. Кого бы Вы сами предложили? Вчера мы с Джеймсом и Диком
толковали про Дэвида Лэрда (Представляете, Джеймс о нем и не слышал!). Вы,
конечно, знаете его работы. Не напишете ли Вы мне о них, о нем самом? Я
его увижу на той неделе в Кембридже, на банкете. Будет премьер, газетчики.
Конечно, вы слышали, что у нас тут творилось. Институтская полиция нервная
какая-то, начали стрелять в толпу. Разбили окно Марии Генриетты, камни
попадали в залу. Глоссоп сорвался, полез было объясняться, но я его
урезонил. Конечно, все это между нами. Многие были бы рады придраться и
поднять крик, зачем мы продали лес. Однако, я спешу, надо распорядиться
насчет похорон (Ящер).
Искренне Ваш Дж.С.Кэрри."

Первые же слова повергли Марка в ужас, но он попытался себя
успокоить. Надо немедленно объяснить, что это недоразумение, и все будет в
порядке. Нельзя же выгнать человека из-за какого-то частного разговора! Он
вспомнил, что именно в таких случаях избранные говорили: "дела, знаете,
делаются не в кабинетах", "мы не бюрократы" и тому подобное; но он и это
постарался отогнать. Тут появилось еще одно воспоминание: так потерял
работу бедняга Кеннингтон; однако, ведь то был чужак, а он - избранный из
избранных, почище Кэрри. А вдруг нет? Если в Беллбэри он чужак, не значит
ли это, что Фиверстоун больше его не поддерживает? Если он вернется в
Брэктон, останется ли он в прежнем кругу? Может ли он вообще вернуться?
Ну, как же! Надо написать сейчас письмо, объяснить, что он уходить не
собирается, и вакансии у них не будет. Марк сел за стол и взял перо. Тут
новая мысль пронзила его: Кэрри покажет письмо Фиверстоуну, тот скажет об
этом Уизеру, и Уизер решит, что Марк не собирается работать в ГНИИЛИ...
Эх, будь, что будет!.. В конце концов, он откажется от фантазий и снова
станет работать там, у себя. А если это уже невозможно? Тогда у них с
Джейн не будет ни гроша. Фиверстоун, с его влиянием, перекроет ему все
дороги. А где, кстати, Фиверстоун?
Как бы то ни было, вести себя надо умно. Он позвонил и спросил виски.
Дома он с утра не пил, да и днем пил пиво. Но сейчас его познабливало.
Недоставало еще простудиться!..
Писать он решил разумно и уклончиво. Нельзя просто сказать, что
вернешься - поймут, что его не взяли в Беллбэри. Но и слишком туманно - не
годится. А ну его к черту! Двести фунтов за клуб, этот счет, - Джейн
придется объяснять... Да и отсюда не уйдешь. В конце концов, виски и
многочисленные сигареты помогли ему написать так:

"Государственный Научно-Исследовательский
Институт Лабораторных Исследований
21.X.19...
Дорогой Кэрри!
Фиверстоун, по-видимому, ошибся. Я и не собирался уходить. В
сущности, я склоняюсь к тому, чтобы не брать в ГНИИЛИ полной нагрузки, так
что в колледж вернусь дня через два. Меня беспокоит здоровье жены, и я не
хотел бы с ней разлучаться. Кроме того, хотя здесь все исключительно ко
мне расположены и упрашивают остаться, сама работа - не столько научная,
сколько организационная и даже газетная. Словом, если Вам скажут, что я
ухожу, не верьте. Желаю Вам хорошо провести время в Кембридже. Однако, и в
сферах же Вы вращаетесь, не угонишься!
Ваш Марк Г.Стэддок.
P.S. Лэрд не годится в любом случае. Опубликовал он одну-единственную
статью, да и ту люди знающие всерьез не принимают. Писать он не умеет
вообще. А умеет только одно: хвалить заведомую дрянь."

Легче ему стало всего на минуту. Запечатав конверт, он сразу
задумался, как ему дотянуть день. Сперва он пошел к себе, но там вовсю
работал пылесос: по-видимому, в такой час никто у себя не сидел. Внизу, в
холле, тоже шла уборка. В библиотеке было почти пусто, но двое ученых,
склонившихся друг к другу, замолчали и недружелюбно взглянули на него. Он
взял какую-то книгу и ушел. В другом холле, у доски объявлений, стоял Стил
и какой-то человек с остроконечной бородкой. Никто не обернулся, но оба
замолчали. Марк пересек холл и посмотрел на барометр. Повсюду хлопали
двери, стучали шаги, звонили телефоны - институт работал вовсю, а ему
места не было. Наконец он выглянул в сад и увидел плотный, мокрый,
холодный туман.
Любой рассказ лжив в одном смысле: он не может передать, как ползет
время. День тянулся так долго, что вы не вынесли бы его описания. Иногда
Марк шел к себе (уборка кончилась), иногда выходил в туман, иногда бродил
по холлам. Там, где народу было много, он старался, чтоб никто не заметил,
как он растерян и подавлен; но его вообще не замечали.
Часа в два он встретил Стоуна в каком-то коридоре. Он не думал о нем
со вчерашнего утра, но сейчас, взглянув на него, понял, что не ему одному
здесь плохо. Вид у Стоуна был такой, как у новеньких в школе или у "чужих"
в Брэктоне - словом, тот самый, который воплощал для Марка худшие страхи.
Инстинкт советовал с ним не заговаривать, он знал по опыту, как опасно
дружить или даже беседовать с тем, кто идет ко дну: ты ему не поможешь, а
он тебя утопит. Но сейчас ему самому было так одиноко, что он болезненно
улыбнулся и сказал: "Привет".
Стоун вздрогнул, словно сам боялся, чтобы с ним заговорили.
- День добрый, - быстро ответил он, не останавливаясь.
- Пойдемте, потолкуем, если вы не заняты, - предложил Марк.
- Я... я не знаю, долго ли я буду свободен, - промямлил Стоун.
- Расскажите мне про это место, - попросил Марк. - Нехорошо тут,
вроде бы, но я еще не все понял. Пойдемте ко мне?
- Я так не думаю!.. - быстро заговорил Стоун. - Совсем не думаю! Кто
вам сказал, что я так думаю?..
Марк не ответил, увидев, что прямо к ним идет ИО. В следующие недели
он понял, что тот бродит по всему институту. Нельзя было сказать, что он
подсматривает - о приближении его оповещал скрип ботинок, а часто и
мычание. Иногда его видели издалека, ведь он был высок, а если бы не
сутулился, был бы даже очень высоким; и нередко лицо его, обращенное прямо
к вам, возникало над толпой. На сей раз Марк впервые заметил эту
вездесущность и подумал, что худшего времени ИО выбрать не мог. Он шел к
ним медленно, глядя на них, но нельзя было понять, видит он их или нет.
Говорить они больше не могли.
Выйдя к чаю, Марк увидел Фиверстоуна и поспешил сесть рядом с ним. Он
знал, что в его положении нельзя навязываться, но ему было уже совсем
худо.
- Да, Фиверстоун, - бодро начал он, - никак я ничего не разузнаю... -
И облегченно перевел дух, увидев, что тот улыбается в ответ. - Стил меня,
прямо скажем, принял плохо. Но ИО и слышать не хочет об уходе. А Фея
просит писать в газету статьи. Что же мне делать?
Фиверстоун смеялся долго и громко.
- Нет, - продолжал Марк, - я никак не пойму. Попробовал прямо
спросить старика...
- О, Господи! - выговорил Фиверстоун и засмеялся еще громче.
- Что же, из него ничего нельзя вытянуть?
- Можно, но не то, что вы хотите, - Фиверстоун прищелкнул языком.
- Как же узнать, чего от тебя ждут, если никто ничего не говорит?
- Вот именно?
- Да, кстати, почему Кэрри думает, что я ухожу?
- А вы не уходите?
- И в мыслях не имел.
- Вон как! А Фея мне сказала, что вы остаетесь тут.
- Неужели я буду ЧЕРЕЗ НЕЕ просить отставки?
- А, все одно! - Фиверстоун весело улыбнулся. - Захочет ГНИИЛИ, чтоб
вы еще где-то числились, будете числиться. Не захочет - не будете. Вот
так.
- Причем тут ГНИИЛИ? Я работал в Брэктоне, и продолжаю там работать.
Им до этого дела нет. Я не хочу оказаться между двумя стульями.
- Вот именно.
- Вы хотите сказать?
- Послушайте меня, подмажьтесь поскорей к Уизеру. Я вам помогаю, а вы
все портите. Сегодня он уже не тот. Расшевелите его. И, между нами, не
связывайтесь вы с Феей. Наверху ее не жалуют.
- А Кэрри я написал, что все это чушь, - сказал Марк.
- Что ж, вреда нет, письма писать приятно.
- Не выгонят же меня, если Фея что-то там переврала!..
- Насколько мне известно, уволить могут только за очень серьезный
проступок.
- Да нет, я не о том. Я не то хотел сказать - не провалят ли меня на
следующих выборах?
- А, вон оно что!
- В общем, надеюсь, что вы разубедите Кэрри.
Фиверстоун промолчал.
- Вы ему объясните, - настаивал Марк, зная, что этого делать не надо,
- какое вышло недоразумение.
- Что вы, Кэрри не знаете? Он на всех парах ищет замену.
- Вот я вас и прошу.
- Меня?
- Да.
- Почему же меня?
- Ну... Господи, Фиверстоун, это же вы ему первый подсказали?
- Трудно с вами разговаривать, - заключил Фиверстоун, беря с блюдечка
пончик. - Выборы через несколько месяцев. Вас могут выбрать, а могут и не
выбрать. Насколько я понимаю, вы меня заранее агитируете. Что я могу вам
ответить? Да ну вас совсем!
- Вы прекрасно знаете, что и речи не было о моем уходе, пока вы не
подсказали Кэрри...
Фиверстоун критически осматривал пончик.
- Замучаешься с вами, - вздохнул он. - Не можете постоять за себя в
колледже, так причем тут я? Я вам не нянька. А для вашего блага посоветую:
ведите себя здесь поприветливей. Неровен час, станет ваша жизнь, как это:
"Печальной, жалкой и недолгой".
- Недолгой? - изумился Марк. - Где я недолго буду, там или здесь?
- Я бы на вашем месте не подчеркивал этой разницы, - заметил
Фиверстоун.
- Запомню, - пообещал Марк, но, встав из-за стола, обернулся еще раз.
- Это вы меня притащили. Я думал, хоть вы мне друг.
- Нет, от романтики не вылечишь! - провозгласил лорд Фиверстоун,
растянул рот до самых ушей и сунул в него пончик.
Так Марк узнал, что если его выгонят отсюда, его не примут и в
Брэктоне.


Джейн все эти дни бывала дома как можно меньше и читала в кровати как
можно дольше. Сон стал ее врагом. Днем она ходила по городу под тем
предлогом, что ищет новую "девушку"; и очень обрадовалась, когда на улице
ее окликнула Камилла Деннистоун. Камилла вышла из машины и представила ей
высокого темноволосого человека, своего мужа. Оба они сразу понравились
Джейн. Она знала, что Деннистоун когда-то дружил с Марком, но сама его не
видела; а сейчас удивилась, как удивлялась всегда, почему нынешние друзья
ее мужа настолько ничтожнее прежних. И Уодсден, и Тэйлор, с которыми он
еще знался, когда она познакомилась с ним, были несравненно приятней Кэрри
и Бэзби, не говоря уже о Фиверстоуне, а муж Камиллы оказался лучше всех.
- Мы как раз к вам, - щебетала Камилла. - Хотим пригласить вас в лес,
устроим пикник. Нужно о многом поговорить.
- А может, зайдете ко мне? - предложила Джейн, думая, чем же их
накормить. - Холодно для пикников.
- Зачем вам лишний раз мыть посуду? - удивилась Камилла. - Давайте
зайдем в кафе, - предложила она мужу. - Вот, м-сс Стэддок считает, что
холодно и сыро.
- Нет, - ответил Деннистоун, - нам надо поговорить наедине (слова
"нам" и "наедине" сразу установили какое-то доброе, деловое единство). - А
вообще-то, неужели вам не нравится осенний туман в лесу? Поедим в машине,
там тепло.
Джейн сказала, что никогда не слышала, чтобы кто-нибудь любил туман,
но поехать согласилась; и все трое сели в машину.
- По этой самой причине мы поженились, - пояснил Деннистоун. - Мы оба
любим погоду. Не такую или всякую, а просто погоду. Очень удобно, когда
живешь в Англии.
- Как же вы приучились, м-р Деннистоун? - спросила Джейн. - Никогда
бы не смогла полюбить снег или дождь.
- Я просто не разучился, - ответил Деннистоун. - Все дети любят
погоду. Вы не заметили, что в снегопад взрослые торопятся, а дети и собаки
счастливы? Они-то знают, для чего падает снег.
- Я в детстве не любила сырые дни, - не согласилась Джейн.
- Это потому, что взрослые держали вас дома, - заключила Камилла. -
Когда шлепаешь по лужам - совсем другое дело.
Они свернули с шоссе и ехали по траве, под деревьями, пока не
достигли полянки, окруженной с одной стороны пихтами, с другой - буками.
Прямо в машине они разобрали корзинку, поели сэндвичей, выпили шерри,
потом - горячего кофе и закурили, наконец.
- Ну вот!.. - промолвила Камилла.
- Что ж, - сказал Деннистоун, - начнем. Вы, конечно, знаете, от кого
мы?
- От мисс Айронвуд, - ответила Джейн.
- Да, из ее дома, но хозяин у нас другой. И у нас, и у нее.
- Как это? - не поняла Джейн.
- Наш дом, или общество, или компанию возглавляет другой человек.
Если я назову вам его фамилию, вы можете знать ее, можете не знать. Он
много путешествовал, теперь болеет. Во время последнего путешествия он
поранил ногу, и она не заживает.
- Да? - посочувствовала Джейн.
- Его сестра умерла в Индии и оставила ему много денег. Она тоже была
замечательная женщина, большой друг одного индийского мистика. Он считал,
что над человеческим родом нависла опасность. И перед самым концом - перед
тем, как исчезнуть - он убедился в том, что она осуществится в Англии. А
когда он исчез...
- Умер? - переспросила Джейн.
- Мы не знаем, - ответил Деннистоун. - Одни думают, что умер, другие
- что жив. Во всяком случае, он исчез. А женщина, о которой я говорил,
рассказала об этом брату, нашему хозяину. Потому она и оставила ему
деньги. Он должен был собрать вокруг себя людей и ждать, чтобы вовремя
предотвратить опасность.
- Не совсем так, Артур, - поправила Камилла. - Она сказала, что люди
сами соберутся вокруг него.
Джейн ждала.
- Еще этот индус говорил, что в свое время к нам явится ясновидец.
- Нет, - снова вмешалась Камилла, - он предсказал, что ясновидец
ОБЪЯВИТСЯ, а завладеет им или наша, или другая сторона.
- По-видимому, - заключил Деннистоун, - это вы и есть.
- Ну, что вы, - улыбнулась Джейн. - Я боюсь таких вещей.
- Еще бы! - воскликнул Деннистоун. - Вам не повезло.
В голосе его звучало только участие, без пренебрежения.
Камилла повернулась к ней и сказала:
- Грэйс говорила мне, что вы не совсем уверены. Вы думали, это сны? А
сейчас?
- Все так странно, - проговорила Джейн, - и страшно. - Они очень
нравились ей, но привычный голос нашептывал: "Осторожно! Не сдавайся. Живи
своей жизнью". Однако честность заставила ее сказать:
- Мне приснился еще один сон. Я видела, как убивали мистера
Хинджеста.
- Ну вот, - подхватила Камилла. - Нет, вы непременно должны быть с
нами! Неужели вы не понимаете? Мы все думали, где же начнется, а ваш сон
дает нам ключ. То, что вы видели, случилось недалеко от Эджстоу. Мы в
самом центре, что бы это ни было. Нам и рукой не двинуть без вашей помощи.
Вы - наши глаза. Это было вычислено задолго до нашего рождения. Стоит ли
все губить? Идите к нам.
- Не надо, Камилла, - остановил ее муж. - Пендрагону... нашему
хозяину это бы не понравилось. М-сс Стэддок должна прийти по своей воле.
- Да я же ничего не знаю! - взмолилась Джейн. - Я не хочу быть ни с
вами, ни с ними, пока я сама не разобралась.
- Неужели вы не видите, - сказала Камилла, - что третьего пути нет?
Не пойдете к нам - они вас используют.
Последняя фраза не была удачной. Джейн вся напряглась. Если бы это
сказала менее приятная женщина, она бы вообще окаменела. Деннистоун
положил свою руку на руку жены.
- Посмотри на это с точки зрения м-сс Стэддок, - сказал он. - Она
ничего о нас не знает. В том-то и трудность, ведь мы не можем рассказать
ей, пока она не решится быть с нами. Мы просим ее прыгнуть во тьму. - Он
улыбнулся не без озорства, но говорил серьезно. - Что ж, люди так женятся,
уходят в матросы, в монахи, пробуют новое блюдо. Ничего не поймешь, пока
сам не испытаешь. - Он не понимал (или понимал?), какие чувства вызвали в
ней его примеры, да и она сама не очень это поняла.
- Мне не совсем ясно, - ответила она чуть холодней, - нужно ли все
это испытывать?
- Понимаете, - пояснил Деннистоун, - без доверия тут не обойдешься. Я
хочу сказать, положитесь на то, нравимся ли вам мы все - и мы с Камиллой,
и Грэйс, и наш хозяин.
Джейн смягчилась.
- Чего же вы от меня хотите? - спросила она.
- Прежде всего, чтобы вы повидались с ним. А потом... Чтобы вы к нам
присоединились. Он настоящий хозяин, ГЛАВА. Мы добровольно выполняем его
приказания. Да, и еще одно! Что скажет Марк? Мы с ним старые друзья, вы
ведь знаете.
- Ну что ты! - возразила Камилла. - Стоит ли об этом сейчас?..
- Рано или поздно придется, - сказал Деннистоун.
Все немного помолчали.
- Марк? - запоздало удивилась Джейн. - Да как он узнает? А что он
подумает, я и представить себе не могу. Решит, что мы сошли с ума.
- Но против он не будет? - уточнил Деннистоун. - Согласится он, чтобы
вы присоединились к нам?
- Если бы он был в городе, он бы удивился, что я перееду в Сент-Энн.
Ведь это нужно?
- А разве его нет? - спросил Деннистоун.
- Он в Беллбэри, - сказала Джейн. - Кажется, его берут в ГНИИЛИ. -
Она была рада, что пришлось это сообщить, но Деннистоун, если и удивился,
виду не подал.
- Нет, - сказал он. - Сейчас там жить не обязательно, тем более, что
вы замужем. Разве что Марк сам захочет...
- Об этом речи не может быть, - сказала Джейн и подумала: "Не знает
он Марка!.."
- Во всяком случае, - продолжал Деннистоун, - сейчас я говорю не о
том. Согласится ли он, чтобы вы подчинялись нашему главе, дали обеты?
- А какое ему дело? - спросила Джейн.
- Понимаете, - немного замялся Деннистоун, - у нашего главы... или у
тех, кому он подчинен... старомодные взгляды. Он бы не хотел, чтобы
замужняя женщина приходила, не спросившись у мужа.
- Что ж мне, спросить у Марка разрешения? - и Джейн неестественно
рассмеялась. Теперь она совсем ощетинилась. Все эти разговоры о властях и
обетах были ей достаточно неприятны. Но чтобы ее посылали за разрешением к
мужу, как девочку, которая должна "спроситься у мамы"!.. Сейчас и
Деннистоун, и Марк, и какой-то глава, и этот индийский факир были для нее
просто мужчинами, для которых женщина - все равно что ребенок или животное
("король обещал отдать дочь тому, кто убьет дракона"). Она очень
сердилась.
- Артур, - сказала вдруг Камилла, - смотри, что-то горит. Это костер?
- Да, наверное.
- У меня ноги замерзли. Пойдем, посмотрим на него. Жаль, у нас нет
каштанов.
- Ой, правда, пойдем!.. - поддержала ее Джейн.
Теперь на воздухе было теплее, чем в машине, пахло листьями, тихо
шуршали сухие сучья. Костер оказался большим, а в сердцевине его, в куче
листьев, разверзались сверкающие алые пещеры. Все трое довольно долго
глядели на него и говорили о пустяках.
- Вот что, - сказала вдруг Джейн. - С вами я не буду, но сон вам
расскажу... если увижу.
- Прекрасно, - согласился Деннистоун. - Большего мы и ждать не
вправе. Разрешите попросить еще об одном.
- Да?
- Никому ничего не говорите.
- Ну, конечно!
Позже, в машине, Деннистоун сказал:
- Надеюсь, сны не будут вас теперь мучить. Нет, я не думаю, что их
вообще не будет. Просто вы теперь знаете, что с вами все в порядке, что
все это действительно происходит. Конечно, дела страшные, но читаете же вы
о таких! В общем, я надеюсь, что вы их легче вынесете. Смотрите на них...
скажем, как на новости, тогда - ничего.

6. ТУМАН

Всю ночь (он почти не спал) и половину дня Марк думал о том, решится
ли он снова пойти к Уизеру. Наконец, он собрался с духом и направился к
нему.
- Я принес эту форму, сэр, - сказал он.
- Какую форму? - спросил ИО. Сегодня он был совсем иным. Рассеянность
осталась, вежливость исчезла. Казалось, что он спит или где-то витает, но
сонное раздражение, сквозившее в его взгляде, могло вот-вот превратится в
злобу. Улыбка стала иной, похожей на ухмылку, и Марку почудилось, что он
сам - мышка перед кошкой. ИО туманно повел речь о том, что Марк, насколько
он понял, от работы отказался, о каких-то трудностях, трениях,
опрометчивых поступках, о необходимой осторожности - институт не может
взять человека, который перессорился в первую же неделю буквально со всеми
- и, наконец, о каких-то справках "у прежних коллег", подтвердивших
невыгодное мнение. Он вообще сомневался, пригоден ли Марк для научной
работы. Однако, измотав его вконец, он бросил ему подачку: неожиданно
предложил поработать на пробу сотен за шесть в год. И Марк согласился.
Более того, он даже попытался узнать, под чьим началом он будет, и должен