ума. Значит, снова идти к мисс Айронвуд? Но ведь это заведет ее еще
дальше, во тьму... Ей же так мало надо - чтобы ее оставили в покое! Нет,
что же это творится? По всем законам ее жизни такого не может, просто НЕ
МОЖЕТ быть!..


Коссер - веснушчатый человек с черными усиками - подошел к Марку
после заседания.
- У нас с вами есть работка, - сказал он. - Надо составить отчет о
Кьюр Харди.
Марку полегчало. Но Коссер не понравился ему еще вчера, и он с
достоинством спросил:
- Значит ли это, что меня зачисляют в ваш отдел?
- То-то и оно, - ответил Коссер.
- Дело в том, - продолжал Марк, - что ни вы, ни ваш начальник не
проявили особого пыла. Я не хотел бы навязываться. Если на то пошло, я
вообще могу уехать, если институт во мне не заинтересован...
- Ладно, - прервал его Коссер, - не будем говорить здесь. Пошли
наверх.
Беседовали они в холле, и Марк увидел, что к ним идет сам ИО. "Может,
сразу и спросим его и все оформим?" - предложил было он, но Уизер внезапно
свернул в сторону. Он что-то мычал, был погружен в раздумья, и Марк понял,
что ему не до разговоров. Несомненно, так считал и Коссер, и они с Марком
прошли на третий этаж, в какой-то кабинет.
- Так вот, имеется деревушка, - сказал Коссер, когда они уселись. -
Эта земля, у леса, - чистая топь. Не пойму, чего нас туда понесло. В
общем, план такой: реку отводим, через Эджстоу она течь не будет. Вот,
глядите. К северу, в десяти милях, местечко Шиллингбридж. Отсюда пойдет
канал - вон туда, к востоку, где голубая линия, к старому руслу.
- Университет вряд ли согласится, - возразил Марк. - Что будет с
Эджстоу без реки?
- Университет мы уломали, - успокоил его Коссер. И вообще, это не
наше с вами дело. Нам важно, что канал пройдет прямо через деревушку.
Теперь смотрите. Она вот в этой долинке. Э? Были там? Еще лучше! Я этих
мест не знаю. С юга ставим плотину, образуется водохранилище. Эджстоу
понадобится вода - как-никак, он станет второй столицей.
- А что же с деревушкой?
- Полный порядок. Строим новую, современную, за четыре мили. Назовем
ее Уизер Харди. Вот тут, у железной дороги.
- Видите ли, начнется большой шум. Эту деревню все знают. Пейзаж,
старинные дома, богадельня ХVI века, норманская церковь...
- Вот именно. Тут-то мы с вами и нужны. Составим отчетик. Завтра
съездим, поглядим, но писать можно и сейчас, дело известное. Если там
пейзаж и старина, значит - условия антисанитарные. Подчеркнем. Потом -
население... Как пить дать, там живут самые отсталые слои - мелкие рантье
и сельскохозяйственные рабочие.
- Да, рантье - вредный элемент, - согласился Марк. - А вот насчет
сельскохозяйственных рабочих можно и поспорить.
- Институт их не одобряет. В планируемом обществе они - большая
обуза. Кроме того, они отсталы. В общем, наше дело маленькое - установить
факты.
Марк немного помолчал.
- Это нетрудно, - сказал он наконец. - Но я бы хотел сперва
разобраться в МОЕМ положении. Может, мне зайти к Стилу? Нельзя же без его
ведома начинать работу в его отделе.
- Я бы не шел, - проронил Коссер.
- Почему?
- Ну, во-первых, Стил ничего вам не сделает, если вас поддерживает
ИО. Вообще, лучше к нему не лезть. Работайте себе потихоньку, и он к вам
привыкнет. И еще... - Коссер тоже помолчал. - Между нами, в этом отделе
скоро многое изменится.
Марк прошел в Брэктоне хорошую тренировку и понял сразу, что Коссер
надеется выжить своего начальника. Значит, лучше к Стилу не лезть, пока он
тут, но скоро его не будет...
- Вчера мне показалось, - заметил Марк, - что вы с ним вполне ладите.
- У нас хорошо то, - сказал Коссер, - что никто ни с кем не ссорится.
Я лично ссор не люблю. Я с кем хочешь полажу, только бы дело делалось.
- Конечно, - согласился Марк. - Кстати, если мы поедем туда завтра, я
бы заглянул в город, чтобы переночевать дома.
Марк очень многого ждал от ответа. Если бы Коссер сказал:
"Пожалуйста", он хотя бы понял, что тот - его начальник. Если бы тот
возразил, это было бы еще лучше. Наконец, Коссер мог сказать, что спросит
Уизера. Но он только протянул: "Да-а?", - предоставив Марку гадать, нужны
вообще ли здесь какие-либо разрешения, или просто он еще не работает в
институте. Потом они принялись за отчет.
Трудились они до вечера, в столовую спустились поздно, и Марку это
очень понравилось. Понравилась ему и еда. Людей он не знал, но минут через
пять уже запросто со всеми беседовал, стараясь попадать им в тон.
"Какая же тут красота!" - подумал он наутро, когда машина, свернув с
шоссе, стала спускаться в долину. Быть может, утренний зимний свет так
поразил его потому, что его не учили им восхищаться. Казалось, что и небо,
и землю только что умыли. Бурые поля напоминали какую-то вкусную еду,
старая трава прилегала к склонам плотно, как волоски к конскому крупу.
Небо было дальше, чем всегда, но и чище, а темно-серые облака выделялись
на бледно-голубом фоне четко, словно полосы бумаги. Каждый кустик травы
сверкал, как черная щеточка, а когда машина остановилась, тишину прорезали
крики грачей.
- Ну и орут эти птицы!.. - проворчал Коссер. - Карта у вас? Так
вот...
По деревне они ходили часа два, глядя собственными глазами на все
анахронизмы. Отсталый крестьянин говорил с ними о погоде. Бездельник, на
которого зря расходуются средства, семенил с чайником по двору богадельни,
а представительница живущих на ренту людей беседовала с почтальоном, держа
на руках толстую собаку. Марку мерещилось, что он - в отпуске (только во
время отпуска он бывал в английской деревне), и работа ему нравилась. Он
заметил, что у крестьянина лицо умнее, чем у Коссера, а голос - не в
пример приятней. Старая рантьерша напоминала его тетку, и это помогло ему
понять, как же можно любить "вот таких". Однако, все это ни в малейшей
мере не отразилось на его научных взглядах. Даже если бы он не служил в
колледже и не знал честолюбия, ничего бы не изменилось. Он прошел такие
школы (в прямом, а не в переносном смысле), что для него было реально лишь
то, о чем он читал или писал. Живой крестьянин был тенью статистических
данных об аграрном элементе. Сам того не замечая, он избегал в своих
статьях слов "человек" и "люди" и писал о "группах", "элементах", "слоях",
"населении", ибо твердо, как мистик, верил в высшую реальность невидимого.
Однако деревня ему понравилась. К часу дня, уговорив Коссера зайти в
кабачок, он даже признался ему в этом. Сэндвичи они взяли с собой, но
Марку захотелось пива. В кабачке было темно и тепло. Два отсталых агрария
сидели над кружками и жевали толстые ломти хлеба с сыром, а третий
беседовал у стойки с хозяином.
- Мне пива не надо, - отказался Коссер. - Не будем засиживаться. Так
что вы говорили?
- Я говорил, что утром в таких местах даже приятно.
- Да, утро хорошее. Бодрит. Полезная погода.
- Нет, здесь приятно.
- Где, здесь? - Коссер оглядел комнату. - Ну, знаете! Ни освещения,
ни вентиляции. Я лично в алкоголе не нуждаюсь, но я допускаю, что людям
нужен допинг, однако зачем принимать его в антисанитарных условиях?
- Не думаю, что дело в допинге, - пробормотал Марк, глядя в кружку.
Он вспомнил, как они смеялись и спорили очень давно, студентами, и как
легко им было друг с другом. Интересно, где они сейчас - Уодсден,
Деннистоун?..
- Не берусь судить, - ответил Коссер на его последнюю фразу, -
проблемы питания - не по моей части. Спросите Строка.
- Понимаете, - начал оправдываться Марк, - я имел в виду не кабачок,
а всю деревню. Конечно, вы правы, она свое отжила. Но есть в ней что-то
милое. Нам надо очень постараться, чтобы то, что мы создадим взамен, было
не хуже.
- Не разбираюсь в архитектуре, - отрезал Коссер. - Это уж скорей
Уизер... Как, доели?
Марка затошнило и от него, и от всего института, но он напомнил себе,
что сразу не попадешь в круг интересных людей. И вообще, кораблей он не
сжег. Дня через два можно уехать в Брэктон. Но не сейчас, не сразу. Надо
же поглядеть, чем тут занимаются.
Коссер подвез его к вокзалу, и по пути домой он впервые стал
размышлять, что же скажет жене. Нет, он не выдумывал лживых оправданий. Он
просто увидел, как входит в дом, как смотрит на него Джейн, и услышал, как
произносит остроумные, бодрые фразы, вытеснившие из его сознания все, что
с ним в действительности было. Именно потому, что многое и смущало, и даже
унижало его, ему хотелось порисоваться. Почти бессознательно он решил
ничего не говорить о Кьюр Харди - Джейн очень любила старину. И вот,
обернувшись на его шаги, она увидела чрезвычайно бодрого человека. Да,
конечно, на службу его берут. Платить? Еще не договорились, это завтра.
Место занятное. Нужных людей видел. "Про эту тетку я тебе подробней
расскажу, - пообещал он, - просто не поверишь".
Джейн пришлось решать, что же она скажет, гораздо быстрей, чем ему; и
она решила не говорить про Сент-Энн. Мужчины очень не любят, когда с
женщиной творится что-то странное. К счастью, Марк был занят собой и ни о
чем не спросил. Рассказы его не особенно ее ободрили. Что-то тут было не
так. Она слишком рано спросила тем испуганным, резким голосом, которого
Марк терпеть не мог: "А ты не ушел из колледжа?" "Нет, - ответил он, - что
ты", - и продолжал свое. Она слушала невнимательно, зная, что он часто
выдумывает, и размышляла о том, что, судя по виду, он в эти дни много пил.
Словом, весь вечер он красовался перед ней, а она задавала нужные вопросы,
смеялась и удивлялась. Они были молоды, и, хотя не очень любили друг
друга, каждый очень хотел, чтобы любили его.


А брэктонцы в это время попивали вместе вино. Они не переоделись к
вечеру, и спортивные куртки или вязаные жакеты выглядели странно среди
дубовых панелей, свечей и серебра. Фиверстоун и Кэрри сидели рядом. До
этого дня, лет триста к ряду, столовая колледжа была одним из приятнейших
мест в Англии. Окна ее выходили на реку и на лес. С этой стороны тянулась
терраса, где ученые часто сиживали летом. Сейчас, конечно, окна были
закрыты, гардины задернуты, но и сквозь них доносились неслыханные прежде
звуки: крики, ругань, свистки, скрежет, визг, грохот, звон, лязг, от
которых дрожала вся комната. "Свищут зловещие бичи, грозно грохочет
железо", - заметил Глоссоп сидящему рядом Джоэлу. Совсем рядом, за рекой,
старый лес успешно превращали в ад. Те прогрессисты, чьи окна выходили на
эту сторону, выражали недовольство. Даже Кэрри удивлялся тому, как странно
воплощаются его мечты, но скрывал это, и беседовал, как ни в чем не
бывало, с Фиверстоуном, хотя им обоим приходилось кричать.
- Значит, - орал он, - Стэддок не вернется?
- Вот именно! - вопил Фиверстоун.
- Когда же он подаст заявление?
- Еще не подал? Ах, молодость, молодость! Ничего, нам же лучше!
- Сможем как следует подготовиться?
- Да. Пока бумажки нет, они не в курсе.
- То-то и оно! Они ведь сами не знают, чего хотят! Мало ли кто им
понравится!
- Да! Надо сразу же подсунуть им своего кандидата! Объявим о
вакансии, и тут же - бац! - кролик из шляпы!
- Значит, думать начнем прямо сейчас!
- А непременно социолога?
- Нет, это все равно!
- У нас нет политолога.
- Да... хм... Понимаете, они эту науку не жалуют. А может,
Фиверстоун, лучше эту, как ее?.. прагматометрию?
- Занятно, что вы это сказали. Тот, о ком я думаю, как раз
интересуется и ею. Можно было бы назвать так: специалист по социальной
прагматометрии.
- А кто это?
- Лэрд из Кембриджа.
Кэрри никогда о нем не слышал, но глубокомысленно протянул: "А,
Лэрд..."
- Как вы помните, - продолжал Фиверстоун, - он хворал и закончил
средне. Но в Кембридже экзамены так плохо поставлены, что никто на это не
смотрит. Потом он руководил "сфинксами", издавал журнальчик. Ну, Дэвид
Лэрд...
- Да, конечно... Только, Дик...
- Что такое?
- Это не очень хорошо. Сам я тоже не придаю значения дипломам, но у
нас тут... раз, два, три... и он невольно посмотрел туда, где сидел Палем,
толстолицый человек с маленьким ротиком. Даже Кэрри не мог припомнить, что
он сделал или написал.
- Да, знаю, - согласился Фиверстоун. - Мы иногда берем не тех, кого
следовало бы. Но без нас колледж приглашает вообще невесть кого.
То ли от шума, то ли еще от чего, Кэрри на минуту заколебался.
Недавно он обедал в Нортумберлэнде. Там был и Тэлфорд, и все его знали,
все слушали, даже сам Кэрри дивился его уму и живости, которых он
почему-то в колледже не проявлял. А вдруг все "эти" так коротко и скучно
ему отвечают лишь потому, что он им неинтересен? А вдруг он глуп? Эта
дикая мысль промелькнула в его мозгу, но лишь на короткий миг. Приятней
было думать, что "они" - просто отсталые, косные люди.
- На той неделе я буду в Кембридже! - кричал тем временем Фиверстоун.
- Даю там ужин. Премьер, два газетных босса, Тони Дью. Что? Конечно,
знаете. Черный такой, плюгавый. И Лэрд там будет. Он в каком-то родстве с
премьером. А вы не придете? Дэвид мечтает с вами познакомиться. Он очень
много о вас слышал... от вашего бывшего студента, забыл фамилию...
- Не знаю... Тут еще Билла хороним, я нужен... По радио не
передавали, нашли убийцу или нет?
- Не слыхал. Кстати, раз Ящера нет, у нас уже две вакансии.
- Что-о-о? - взвыл Кэрри. - Какой шум! Или я оглох?..
- Эй, Кэрри! - крикнул ему Бразекр, перегнувшись через Фиверстоуна. -
Что это делают ваши друзья?
- Почему они так кричат? - спросил кто-то. - Разве нельзя работать
без крика?
- По-моему, они не работают, - добавил кто-то еще.
- Слушайте! - воскликнул Глоссоп. - Какая там работа?! Скорее уж
футбольный матч.
Все вскочили.
- Что это?! - закричал Рэйнор.
- Они кого-то убивают, - заключил Глоссоп.
- Куда вы? - спросил Кэрри.
- Посмотрю, в чем дело, - сказал Глоссоп, - а вы соберите всех слуг.
И позвоните в полицию.
- Я бы не выходил, - обронил Фиверстоун, наливая себе еще вина. -
По-моему, полиция уже там.
- То есть как?
- А вы послушайте.
- Я думал, это дрель...
- Слушайте!
- Господи, неужели пулемет?!
- Смотрите! Смотрите! - закричали все. Зазвенели стекла. Кто-то
кинулся опустить жалюзи, но вдруг все застыли, тяжело дыша и глядя друг на
друга. У Глоссопа на лбу была кровь, а пол усыпали осколки прославленного
окна, на котором Мария Генриетта вырезала бриллиантом свое имя.



    5. ГИБКОСТЬ



Наутро Марк поехал в Беллбэри поездом. Он обещал жене уточнить насчет
оплаты, и это смущало его, но вообще он чувствовал себя неплохо. Само
возвращение ему очень понравилось - он просто вошел, снял шляпу, спросил
виски. Слуга его узнал. Филострато ему кивнул. Женщины вечно выдумывают, а
вот она, реальная жизнь! Выпив виски, он пошел к Коссеру, пробыл у него
минут пять, и все померкло.
Стил и Коссер взглянули на него, как глядят на случайного посетителя,
и не сказали ничего.
- Доброе утро, - неловко начал Марк.
Стил сделал пометку на каком-то большом листе бумаги, лежащем перед
ним, и спросил, не глядя:
- В чем дело, м-р Стэддок?
- Я к Коссеру, - сказал Марк. - Вот что, Коссер, в последнем разделе
нашего отчета...
- Какой отчет? - спросил Коссера Стил. Коссер криво усмехнулся.
- А, я тут подумал, составлю-ка отчетик про эту деревеньку. Вчера у
меня дел не было, я поехал туда, а Стэддок мне помогал.
- Неважно, - сказал Стил. - Поговорите в другой раз, Стэддок. Сейчас
Коссер занят.
- Простите, - сказал Марк. - Давайте разберемся. Значит, этот отчет -
частное дело Коссера? Жаль, что я не знал. Я бы не потратил на него восемь
рабочих часов. И вообще, кому я подчиняюсь?
Стил, играя карандашом, смотрел на Коссера.
- Я спросил вас, кому я подчиняюсь, мистер Стил, - сказал Марк.
- При чем тут я? - удивился Стил. - Вы, я вижу, не заняты, а я -
занят. Ничего я не знаю о ваших делах.
Марк обратился было к Коссеру, но уже просто глядеть не мог на его
веснушчатое лицо и пустые глаза. Выходя, он хлопнул дверью и направился к
Уизеру.
У его дверей он помедлил немного, услышал какие-то голоса, но он был
настолько сердит, что все-таки вошел, не заметив, что на стук его ответа
не последовало.
- Мой дорогой! - воскликнул ИО, глядя куда-то в сторону. - Как я рад
вас видеть!.. - Тут Марк разглядел, что в кабинете находится еще один
человек, некий Стоун, с которым он познакомился в первый же день, за
обедом. Стоун переминался с ноги на ногу перед столом, сворачивая и
разворачивая кусок промокашки. Рот у него был открыт, и он не обернулся.
- Рад, очень рад... - повторил Уизер. - Тем более, что вы прервали...
э-э... эту неприятную беседу. Я как раз говорил бедному Стоуну, что я всем
сердцем хочу превратить наш институт в единое семейство... да, Стоун,
единая воля, полное доверие, - вот чего я жду от своих сотрудников. Вы
напомните мне, м-р... э-э... Стэддок, что и в семьях бывают нелады. Да,
дорогой мой, потому я сейчас и не совсем... нет, Стоун, не уходите, мне
еще многое нужно вам сказать.
- Может, мне зайти попозже? - спросил Марк.
- Вообще-то... вообще-то, мистер Стэддок, обычно записываются у моего
секретаря. Поймите, я сам ненавижу формальности и был бы всегда рад вас
видеть. Я просто жалею ваше время.
- Спасибо, - откланялся Марк. - Пойду запишусь.
В соседней комнате секретаря не оказалось, но за длинным барьером
сидели какие-то барышни. Марк записался у одной из них на завтра, на
десять утра - раньше все было занято - и, выходя, столкнулся с Феей.
- Привет, - сказала она. - Рыщем вокруг начальства? Нехорошо,
нехорошо!..
- Или я все выясню, - заявил Марк, - или уеду.
Фея посмотрела на него как-то странно, по-видимому - развлекаясь.
Потом обняла его за плечи.
- Вот что, сынок, - сказала она, - ты это брось! Толку не будет.
Пошли, поговорим.
- О чем тут говорить, мисс Хардкастл, - удивился Марк. - Мне все
ясно. Или я получаю здесь работу, или возвращаюсь в Брэктон. Собственно,
мне все равно.
Фея не ответила и так сильно сдавила его плечо, что он чуть не
оттолкнул ее. Объятия эти напоминали и о полицейском, и о няньке, и о
любовнице. Марк шел с ней по коридору и думал, что вид у него поистине
дурацкий.
Она привела его в свой кабинет, перед которым кишели девицы из
Женской Общественной Полиции Института. Под началом Феи служили и мужчины
и их было намного больше, но гораздо чаще, буквально повсюду, вы
натыкались на девиц. В отличие от своей хозяйки, они, по словам
Фиверстоуна, были "женственны до идиотизма" - все маленькие, пухленькие, в
локонах, и вечно хихикали. Мисс Хардкастл обращалась с ними с мужской
нагловатой ласковостью.
- Лапочка, нам коктейль! - проревела она, входя в свой кабинет. Там
она усадила Марка в кресло, а сама встала спиной к камину, широко
расставив ноги. Когда девица принесла коктейль и вышла, Марк начал
рассказывать о своих бедах.
- Плюнь и разотри, - заключила Фея. - Главное - не лезь к старику.
Начхать тебе на эту мразь, пока он за тебя. А будешь к нему лезть, будет
против.
- Это прекрасный совет, мисс Хардкастл, - согласился Марк, - но я не
собираюсь оставаться. Мне здесь не нравится. Я почти решил уйти. Только
хотел с ним переговорить, чтобы все окончательно выяснить.
- Выяснять он не любит, - предупредила Фея. - У него другие порядки.
И очень хорошо, сынок... он свое дело знает. Ох, знает! А уйти... Ты в
приметы веришь? Я верю. Так вот, уйти отсюда - не к добру. А на Стилов и
Коссеров тебе начхать. Ты проходишь проверочку. Вытянешь - перепрыгнешь
через них. Ты знай, сиди тихо. Когда мы начнем настоящую работу, их и в
помине не будет.
- Коссер говорил то же самое о Стиле, - невесело усмехнулся Марк, - а
что вышло?
- Вот что, друг, - подвела итог Фея, - нравишься ты мне, твое
счастье. А то бы я обиделась.
- Я не хотел вас обидеть, - извинился Марк. - Господи, да посмотрите
вы с моей точки зрения!
- Нечего мне смотреть, - покачала головой Фея. - Знаешь ты мало, и
твоей точке зрения грош цена. Тебе не место предлагают. А куда больше.
Выбор простой: или ты с нами, или не с нами. А я-то разбираюсь, где лучше.
- Я понимаю, - кивнул Марк. - Но я вроде с вами, а делать мне нечего.
Дайте мне конкретную работу в отделе социологии, и я...
- Да их скоро в помине не будет! Завели для начала, пропаганды ради.
Разгонят не сегодня-завтра.
- Какие же у меня гарантии, что их сменю я?
- Никаких. Никто их не сменит. Настоящая работа не для них. Настоящей
социологией займутся мои люди.
- Что же мне придется делать?
- Положись на меня, - сказала Фея, ставя стакан и вынимая сигару, -
расскажу, зачем ты тут нужен, какое у тебя дело.
- Какое же?
- Алькасан, - процедила сквозь зубы мисс Хардкастл (она уже сосала
свою бесконечную сигару). - Знаешь такого? - И она не без презрения
взглянула на Марка.
- Это физик, которого казнили? - в полной растерянности пробормотал
Марк. Фея кивнула.
- Надо его обелить, - сказала она. - Постепенно. Факты у меня в
досье. Начнешь с тихой-мирной статейки. Ничего не скажешь, виноват он или
нет, даже намекнешь, что он, конечно, сволочь, но многие против него
предубеждены. Казнили его за дело, но очень неприятно думать, что точно
так же казнили бы и невиновного. Через денек-другой пишешь иначе: какой он
великий ученый, какую приносил пользу. Факты подберешь за полдня. Потом -
письмо протеста в ту газету, где первая статья, ну, и так далее. К этому
времени...
- Простите, к чему все это?
- Сказано тебе, Стэддок, надо его обелить. Будет он у нас мученик.
Невосполнимая утрата для всего человечества.
- Но зачем же?
- Опять ты за свое! Нет работы - плохо, дают ему работу -
кочевряжится. Нехорошо. У нас так не делают. Приказано - выполняй - вот
наш закон. Оправдаешь доверие - сам разберешься, что к чему. Ты начни
работать, а то ты никак не поймешь, кто мы такие. Мы - армия.
- Может, вы и армия, но я не журналист, - заметил Марк. - Я приехал
сюда не для того, чтобы писать статьи в газеты. Кажется, я сразу объяснил
Фиверстоуну...
- Ты поскорей бросай эти всякие "для того", "не для того". Я тебе
добра желаю. Писать ты умеешь, за то и держим.
- По-видимому, произошло недоразумение, - заявил Марк. Он был все же
не так тщеславен, чтобы намек на литературные таланты компенсировал
пренебрежение к его научной значимости. - Я не собираюсь заниматься
журналистикой. А если бы собирался, то должен был бы познакомиться получше
с политической линией института.
- Тебе что, не говорили? Мы вне политики.
- Мне столько говорили, что я совсем запутался, - признался Марк. - И
все-таки, я не пойму, как можно вести вне политики газетную кампанию. В
конце концов, печатать статьи будут или левые газеты, или правые.
- И те, и другие, сынок, - разъяснила Фея. - Ты что, совсем глупый? В
левых газетах борьбу против нас назовут происками правых, а в правых
газетах - происками левых. Если хорошо повести дело, они сами переколотят
друг друга. Короче говоря, мы вне политики, как и всякая истинная сила.
- Не думаю, что вам это удастся, - возразил Марк. - Во всяком случае,
в тех газетах, которые читают культурные люди.
- Щенок ты, честное слово, - усмехнулась мисс Хардкастл. - Ты что, не
понимаешь? Как раз наоборот!
- Простите?
- Да твоими культурными как хочешь, так и верти. Вот с простыми - с
теми трудно. Видел ты, чтобы рабочий верил газете? Он свое знает: всюду
одна пропаганда. Газету он читает ради футбола и происшествий. Да, с ним
тяжело, попотеешь. А культурные - раз плюнуть!.. Они уже готовенькие.
Всему верят.
- Что ж, я один из них, - улыбнулся Марк, - но вам не верю.
- Да ты посмотри! - наступала Фея. - Ты вспомни свои газеты! Выдумали
ученые язык попроще - кто его только не хвалил! Обругал его
премьер-министр - и пожалуйста - угроза национальной культуре! А монархия?
То, се, пережиток, а когда этот самый отрекся от престола, одних
монархистов и печатали. И что же? Перестали газеты читать? Нет.
Образованный зачахнет без своих образованных статеек. Не может. Привык.
- Все это очень интересно, мисс Хардкастл, - вежливо согласился Марк,
- но причем тут я? Я не журналист, а если бы захотел, стал бы ЧЕСТНЫМ
журналистом.
- Ладно, - заключила Фея. - Давай, губи страну, а, может, и весь мир,
а заодно - и свою карьеру.
Гражданственность и честность, пробужденные было этой беседой,
заколебались. Другое, более сильное чувство пришло им на смену:
невыносимый страх стать изгоем.
- Нет, нет, я вас понимаю, - сокрушался Марк. - Я просто спрашивал...
- Мне все одно, Стэддок, - Фея села, наконец, рядом с ним. - Не
хочешь - дело твое. Иди, уточняй к старику. Не любит он, чтобы сбегали, но
ты сам себе хозяин, твое дело. Да, скажет он Фиверстоуну пару теплых слов!
При имени Фиверстоуна Марк представил себе то, о чем до сих пор
толком не думал: возвращение в свой колледж. Что с ним будет? Останется ли
он среди избранных? Мыкаться среди Глоссопов и Джоэлов он бы уже не смог.
И платят там очень мало, по сравнению с тем, на что он понадеялся.
Женатому человеку, оказывается, очень трудно свести концы с концами. Вдруг
его пронзила жуткая мысль: а что, если он должен двести фунтов за
вступление в клуб? Да нет, чепуха... Не может такого быть.
- Конечно, - проговорил он. - Прежде всего надо пойти к Уизеру.
- Одно тебе скажу, - отвечала Фея. - Сам видишь, я выложила карты на
стол. И не вздумай кому-нибудь все это рассказать. Себя пожалей.
- Ну, что вы!.. - начал Марк.
- Иди уточняй, - сказала она. - Да поосторожней, старик отказов не
любит.
Остаток дня Марк провел в печали, всячески избегая людей, чтобы
кто-нибудь не заметил, что он слоняется без дела. Перед обедом он вышел
погулять, хотя в этом было мало приятного, когда у тебя нет ни стека, ни
соответствующей одежды. Вечером он побродил по участку, но и тут ему не
понравилось. Миллионер, построивший Беллбэри, окружил двадцать акров земли
кирпичной стеной, на которой, вдобавок, стояла железная решетка. Деревья
росли плотными рядами; белый гравий дорожек был так крупен, что с трудом