Кинселла Софи. Богиня на кухне

   – Что ? Я этого не говорила! – Я выхватила у Эдди газету, пробежала глазами текст. – Как одержимые, честное слово!
   – Мертвый сезон, – сказал Эдди, берясь за «Экспресс». – Это правда, что вы в одиночку раскрыли мафиозные связи вашей компании?
   – Конечно, нет! – ужаснулась я. – Где это написано?
   – Уже не помню, но где-то я вычитал. – Он порылся в газетах. – А тут есть фотография вашей мамы. Симпатичная леди.
   – Моей мамы? – Да что же это, черт возьми!
   – «Скромная дочь честолюбивой матери, – прочитал Эдди. – Чем приходится платить за карьерный рост».
   Мама убьет меня. При первой же встрече.
   – А здесь опрос устроили. – Эдди раскрыл очередную газету. – «Саманта Свитинг: героиня или дурочка? Звоните или присылайте сообщения». И номер дается. – Он потянулся за телефоном, нахмурился. – За что бы мне проголосовать?
   – За дурочку, – вставила Мелисса. – Давайте я.
   – Саманта, вы уже встали!
   В кухню вошла Триш с кипой газет под мышкой. На ее лице было то же благоговейно-озадаченное выражение, что и накануне вечером. Она смотрела на меня так, словно я – некий бесценный предмет искусства, неведомым образом очутившийся на ее кухне. – А я как раз про вас читаю!
   – Доброе утро, миссис Гейгер. – Я отложила «Дейли Мейл» и встала. – Что желаете на завтрак? Кофе, для начала?
   – Не вздумайте, Саманта! – остановила она меня. – Эдди, завари кофе! Ну!
   – Не буду я ничего заваривать, – пробурчал Эдди.
   – Тогда Мелисса! – воскликнула Триш. – Милая, приготовь нам кофе. Саманта, а вы посидите. Вы – наш гость! – Она натянуто улыбнулась.
   – Я не гость! – запротестовала я. – Я ваша экономка!
   Эдди и Триш с сомнением переглянулись. Что они себе напридумывали? Что я собираюсь уходить?
   – Все остается по-прежнему, – твердо произнесла я. – Я – ваша экономка. Я хочу и дальше выполнять свою работу.
   – Спятила, – проговорила Мелисса, закатывая глаза. – Вы хоть видели, сколько «Картер Спинк» вам предлагает?
   – Вы все равно не поймете. – Я фыркнула. – Миссис Гейгер, мистер Гейгер, но вы-то понимаете? Я многому научилась, живя здесь. Я изменилась, стала другим человеком. Нашла свой путь в жизни. Да, будучи юристом в Лондоне, я смогу заработать гораздо больше денег. Да, я смогу достичь невероятных карьерных высот. Но мне это не нужно. – Я обвела рукой кухню. – Вот чем я хочу заниматься. Вот где я хочу быть.
   Мне казалось, моя речь проймет если не Эдди, то хотя бы Триш. Но они оба уставились на меня как на умалишенную, потом отвели глаза, переглянулись.
   – По-моему, вам стоит задуматься над предложением, – сказал Эдди. – Если верить газетам, компания просто жаждет вас вернуть.
   – Мы не обидимся, если вы решите уйти, – прибавила Триш. – Можете рассчитывать на нашу поддержку.
   И это все, что они могут сказать? Они что, не рады моему решению остаться ? Они не хотят, чтобы я была их экономкой?
   – Я не собираюсь уходить! – воскликнула я в сердцах. – Я хочу остаться здесь и жить своей жизнью и в своем темпе!
   – Ясно, – проговорил Эдди после паузы. Затем со значением покосился на Триш.
   Тут зазвонил телефон. Триш сняла трубку.
   – Алло? Да, Мэвис, конечно. И Труди. До встречи. – Она задумчиво покачала головой. – Еще двое гостей на наш благотворительный обед.
   – Кстати. – Я посмотрела на часы. – Пожалуй, пора заняться закусками.
   Когда я раскрыла холодильник, телефон зазвонил вновь. Триш вздохнула.
   – Если снова гости… Алло? – Выражение ее лица изменилось, она прижала ладонь к микрофону. – Саманта, – прошипела она, – это звонят из рекламной компании. Спрашивают, не хотите ли вы сняться в рекламе чистящего средства. Вам наденут адвокатскую мантию и парик, и вы должны будете…
   – Нет! – воскликнула я. – Ни в коем случае!
   – От телевидения не отказываются, – наставительно произнес Эдди. – Вся страна вас увидит.
   – Не хочу! Не нужна мне никакая реклама! – Эдди скрыл было рот, но я не дала ему высказаться.
   И интервью не нужны! И актрисой я становиться не собираюсь! Господи, скорее бы все стало как раньше!
 
   К обеду мое желание оставалось нереализованным. Более того, обстановка с каждым часом становилась все более сюрреалистической.
   Я получила еще три предложения сняться для телевидения и одно – на «элитную» фотосессию в «Сан» в наряде французской горничной. Триш дала эксклюзивное интервью «Мейл». Мелисса настояла на том, чтобы послушать посвященную мне радиопередачу; звонившие в студию именовали меня «антифеминистской тупицей», «женщиной, которой не дают покоя лавры Марты Стюарт»¹² и «паразиткой, плюющей на налогоплательщиков, которые оплатили своими деньгами мое образование». Я так разъярилась, что чуть было не позвонила на радиостанцию сама.
   Но потом просто выключила приемник и трижды глубоко вдохнула. Я не позволю довести себя до белого каления. У меня достаточно других забот. Четырнадцать гостей уже приехали и толпились на лужайке. Надо запечь тарталетки с грибами, приготовить спаржевый соус и поджарить филе лосося.
   Хорошо бы Натаниель был здесь. Он бы меня успокоил. Но он уехал в Букингем за японскими карпами – Триш внезапно решила, что ей хочется иметь этих рыб в своем пруду. Они ведь стоят сотни фунтов, и все знаменитости их разводят. По-моему, глупость полная. В пруд-то, как правило, никто не смотрит.
   Дверной звонок динькнул в тот момент, когда я открывала духовку. Я вздохнула. Только бы не очередной гость. Четверо добавились к первоначальному списку сегодня утром; на такое количество приглашенных я не рассчитывала. А тут еще эта журналистка из «Миррор», которая вырядилась в розовый костюм с цветочками и долго втолковывала Эдди, что она буквально на днях поселилась в нашей деревне…
   Я поставила в духовку поддон с тарталетками. Собрала со стола остатки теста и принялась оттирать скалку.
   – Саманта? – Триш постучала в дверь. – У нас прибавление!
   – Еще гости? – Я обернулась, смахнула муку со щеки. – Но я уже поставила запекаться…
   – Это ваш друг. Утверждает, что ему необходимо переговорить с вами. По делу. – Триш многозначительно выгнула бровь, кивнула и отступила в сторону.
   Я замерла.
   Гай. На кухне Гейгеров. В своем безупречном костюмчике с Джермин-стрит¹³ и в накрахмаленной рубашке.
   Я утратила дар речи. Ну нельзя же так, в самом деле!
   Судя по выражению его лица, он был шокирован не меньше.
   – Боже мой! – проговорил он, переводя взгляд с моего форменного платья на скалку в моей руке. – Ты действительно готовишь!..
   – Ну да. – Я выпятила подбородок.
   – Саманта, – подала голос Триш, – я не хочу вам мешать, но… Закуски через десять минут?
   – Хорошо, миссис Гейгер. – Я автоматически присела в книксене.
   У Гая отвисла челюсть.
   – Ты делаешь книксен?
   – Ошибка первых дней, – со вздохом признала я. Перехватила его взгляд и не сдержала смех. – Ладно, Гай, что ты здесь делаешь?
   – Я приехал переубедить тебя.
   Ну разумеется. Могла бы и сама догадаться.
   – Я не собираюсь возвращаться. Извини. – Я взяла щетку и совок и принялась сметать муку с пола. – Подвинься, пожалуйста.
   – Ой! – Гай неуклюже посторонился.
   Я ссыпала мусор в ведро, потом достала из холодильника спаржевый соус, вылила его на сковородку, поставила ее разогреваться.
   Гай с изумлением наблюдал за мной.
   – Саманта, – сказал он, когда я повернулась, – нам надо поговорить.
   – Я занята. – Таймер пронзительно запищал. Я открыла нижнюю духовку и посмотрела, как там мои чесночные рулеты с розмарином. Ну как не загордиться от такой красоты – ровненькие, золотисто-коричневые, источающие чудесный запах. Я не удержалась, попробовала один. А другой предложила Гаю.
   – Ты сама это сделала? – Он покачал головой. – Я и не знал, что ты умеешь готовить.
 
   – Не умела. Меня научили. – Я снова заглянула в холодильник, достала несоленое масло, отрезала кусочек и опустила в спаржевый соус. Потом покосилась на Гая, стоявшего у стены. – Передай мне, пожалуйста, сбивалку.
   Он беспомощно уставился на кухонную утварь.
   – Э… Какая из них… , Я прыснула.
   – Ладно, сама возьму.
   – Меня уполномочили сделать тебе предложение, – сказал Гай, когда я взяла сбивалку и начала размешивать масло в соусе. – По-моему, к нему стоит прислушаться.
   – Не интересуюсь. – Я даже не обернулась.
   – Ты же еще не слышала. – Он сунул руку во внутренний карман пиджака и извлек белый конверт. – Вот, взгляни.
   – Не интересуюсь, – повторила я. – Ну сколько раз объяснять? Я не хочу возвращаться. Я не хочу быть юристом.
   – Конечно, экономкой быть куда приятнее. – В его тоне было столько язвительности, что я разозлилась.
   – Да! Приятнее! Мне здесь хорошо, понял? Тихо, спокойно. Это другая жизнь, Гай.
   – Ага. – Гай поглядел на щетку. – Саманта, приди в себя! – Он достал мобильный телефон. – С тобой очень хотят поговорить. – Набрал номер, потом поднял голову. – Я обсуждал ситуацию с твоей матерью.
   – Ты что? – взвилась я. – Да как ты посмел…
   – Саманта, я забочусь о тебе. И она тоже. Добрый день, Джейн, – сказал он в трубку. – Я ее нашел. Передаю.
   Не могу поверить. На мгновение мне захотелось вышвырнуть телефон за окно. Нет, не стоит. Я справлюсь.
   – Привет, мам, – сказала я в микрофон. – Давно не слышались.
   – Саманта. – Ее тон был таким же ледяным, как и во время нашего последнего разговора. Но почему-то я не испугалась, даже не занервничала. Она не может указывать мне, что делать, а чего не делать. Она понятия не имеет, кем я стала и чем живу. – Как, по-твоему, что ты вытворяешь? Ты что, и вправду подалась в прислуги?
   – Да, мама. Я работаю экономкой. Полагаю, ты хочешь, чтобы я вернулась в компанию? Могу тебя разочаровать – я не собираюсь возвращаться. – Прижимая телефон плечом к уху, я попробовала соус, добавила в него соли.
   – Видимо, ты находишь это забавным, – проговорила она сухо. – Саманта, подумай о своей жизни. О карьере. Мне кажется, ты не учитываешь…
   – Ты не понимаешь! – перебила я. – Никто из вас не понимает. – Свирепо поглядела на Гая, потом привернула газ под сковородкой и оперлась на стол. – Мама, я научилась жить иначе. Когда мой рабочий день заканчивается, я свободна. Мне не нужно тащить домой бумаги. Не нужно держать наладонник включенным двадцать четыре часа семь дней в неделю. Я могу пойти в паб, могу строить планы на уик-энд, могу просидеть целый час в саду, задрав ноги, – и ничего не случится! Я устала от постоянного напряжения. Мне надоели вечные стрессы. Я хочу жить так, как живу. – Я потянулась за стаканом, налила в него воду, сделала большой глоток, вытерла губы. – Извини, но я изменилась. У меня появились друзья. Я перезнакомилась с местными. Это как… как в «Уолтонах».
   – В «Уолтонах»? – переспросила она. – Что, и дети здесь замешаны?
   – Нет! – воскликнула я в отчаянии. – Ну почему ты не хочешь понять? Здешние люди – они… заботятся друг о друге. Пару недель назад мне устроили совершенно сногсшибательный день рождения…
   Тишина. Может, я сумела пронять ее? Может, она чувствует свою вину… И поймет меня…
   – Весьма странно, – проговорила она. – Твой день рождения был два месяца назад.
   – Знаю, – вздохнула я. – Послушай, мам, все решено. – Таймер духовки тренькнул, и я взялась за прихватку. – Мне пора.
   – Саманта, разговор не закончен! – процедила она. – Мы не договорили!
   – Ничего подобного. Все, пока. – Я нажала «Отбой», кинула телефон на стол. Ноги слегка дрожали. – Спасибо большое, Гай, – поблагодарила я ядовито. – Удружил, нечего сказать. Какие еще сюрпризы ты мне припас?
   – Саманта… – Он виновато развел руками. – Я пытался достучаться до тебя…
   – Не надо до меня достукиваться! – Я отвернулась. – Прости, но меня ждут.
   Я открыла духовку, извлекла противень с тарталетками и принялась перекладывать их на подогретые тарелки.
   – Я помогу, – неожиданно сказал Гай.
   – Вряд ли, – усмехнулась я.
   Почему же? – К моему изумлению он снял пиджак, закатал рукава рубашки и обвязал вокруг талии фартук с вишенками. – Что надо делать?
   Я захихикала. Он выглядел таким… чужеродным, как смокинг на бродяге.
   – Ладно. – Я всучила ему поднос. – Понесем закуски. Гаю достались тарталетки, мне – чесночные рулеты. Когда мы вошли в столовую с белым шелковым балдахином под потолком, застольная беседа стихла, и четырнадцать крашеных голов повернулись к нам. Гости – точнее, гостьи – коротали время за шампанским; все они были в светлых костюмах разного оттенка. Мы словно перенеслись в фирменную палитру «Дьюлакс».
   – А вот и Саманта! – воскликнула раскрасневшаяся Триш. – Вы все знаете Саманту. Она наша экономка… и первоклассный юрист!
   К моему смущению гостьи дружно захлопали.
   – Мы видели ваши фотографии в газетах, – сообщила дама в кремовом.
   – Мне нужно поговорить с вами. – Дама в джинсах подалась вперед. – Об условиях развода.
   Пожалуй, притворюсь, что не слышала.
   – Это Гай, он мне сегодня помогает, – представила я своего спутника и начала расставлять по столу тарелки.
   – Партнер «Картер Спинк», – с гордостью прибавила Трищ.
   Я заметила, как гостьи обменялись взглядами, закивали. Одна пожилая дама не выдержала.
   – У вас что, все помощники – юристы? – спросила она у Триш.
   – Нет, не все, – откликнулась та и пригубила шампанское. – Но знаете, после того как у меня появилась экономка с Кембриджским дипломом, уже как-то неприлично отступать.
   – Где вы их берете? – живо заинтересовалась рыжеволосая гостья. – Что, существует какое-то агентство?
   – Называется «Оксбриджские домохозяйки»¹⁴, – поведал Гай, ставя перед ней тарталетку. – Очень дорогое. Принимает заявки только от сливок общества.
   – Ну надо же! – Рыжеволосая недоверчиво покрутила головой.
   – А я учился в Гарварде, – продолжал он. – И числюсь поэтому в штате «Гарвардских помощников». Наш девиз: «Вот для чего нужна Лига Плюща»¹⁵. Верно, Саманта?
   – Заткнись, – прошипела я. – Просто подавай еду – и молчи.
   Наконец все гостьи оказались при еде, и мы вернулись на кухню.
   – Очень смешно, – сказала я, швыряя поднос на стол. – Ты, оказывается, такой остроумный.
   – Да перестань, Саманта. Ты что, ждала, что я восприму это всерьез? – Он снял фартук, кинул его на спинку стула. – Подавать еду деревенским кумушкам! Млеть от их похвал! Опомнись!
   – У меня есть работа. – Я открыла духовку, проверила, как там лосось. – Так что если ты не намерен мне помогать…
   – Это не та работа, которой ты должна заниматься! – перебил он. – Саманта, хватит валять дурака! У тебя одной мозгов больше, чем у всей этой компании, а ты их обслуживаешь! И приседаешь перед ними! И чистишь их туалеты! Признаться, я не ожидала от Гая такой экспрессии. Он больше не дразнил меня, нет – говорил совершенно серьезно.
   – Саманта, умнее тебя я мало кого встречал, уж поверь. – Его голос срывался от сдерживаемой ярости. – Как юристу тебе из нас никто и в подметки не годится! Я не позволю тебе променять карьеру на это… дерьмо собачье!
   Я оскорбилась.
   – Выбирай выражения, Гай. Только потому, что я не желаю пользоваться своим образованием, только потому, что я не сижу в офисе, моя жизнь должна считаться потраченной впустую? Гай, я счастлива! Я радуюсь жизни, как никогда ей не радовалась. Мне нравится готовить. Мне нравится управлять домом. Я могу пойти в сад и сорвать клубнику…
   – Ты грезишь наяву! – рявкнул он. – Саманта, очнись! Неужели ты не понимаешь, что пока для тебя все это в новинку? Но уверяю тебя, новизна ощущений пропадет, острота притупится. И что тогда?
   Он сумел заронить в мою душу зерно сомнения. Но я не желала сдаваться.
   – Ничего не пропадет! – Я помешала спаржевый соус. – Мне нравится так жить.
   – Посмотрим, как ты запоешь через десять лет!
   Представляешь – десять лет чистить нужники? – Он подошел поближе, встал у плиты.
   Я отвернулась. – Тебе нужно было отдохнуть. Требовался перерыв. Ты его получила. Но теперь пора возвращаться к реальности.
   – Для меня реальность – здесь, – проговорила я. – И другая мне ни к чему.
   Гай покачал головой.
   – В прошлом году мы с Шарлоттой ездили в Тоскану, учились рисовать акварелью. Мне понравилось. Оливковое масло, итальянские закаты, все такое… – Он посмотрел мне в глаза. – Но это вовсе не означает, что я собираюсь стать долбаным художником и переселиться в Тоскану!
   – Не вали все в кучу! – Я не выдержала его взгляда. – Гай, я не хочу трудиться сутки напролет, не хочу прыгать из стресса в стресс. Я и так отпахала семь лет по семь дней в неделю, без единого выходного…
   – Вот именно! Твои усилия наконец отметили и адекватно оценили, а ты решила удрать?! – Он схватился за голову. – Саманта, по-моему, ты не понимаешь выгод своего положения. Тебе предложили должность полного равноправного партнера. Ты можешь потребовать фактически любую зарплату. Ты – королева!
   – Что? – озадаченно переспросила я. – Что ты имеешь в виду?
   Гай тяжело вздохнул, закатил глаза, будто призывая на подмогу небесных покровителей юриспруденции.
   – Ты не просчитывала последствия той бучи, которую учинила? Или до сих пор не сообразила, в какую лужу посадила «Картер Спинк»? Если верить прессе, в последний раз такое было в восьмидесятых, когда все обсуждали падение Сторсонов.
   – Я этого не планировала, – попыталась оправдаться я. – И не приглашала прессу к себе в дом.
   – Я знаю, они сами прискакали. Но репутация «Картер Спинк» изрядно подмочена. Отдел человеческих ресурсов буквально вне себя. После всех этих разрекламированных программ улучшения деловой этики, после всех университетских призывов ты встаешь и заявляешь, что лучше чистить туалеты! – Он неожиданно фыркнул. – Черный пиар во всей красе.
   – Но это же правда, – растерянно возразила я. – Я правда так думаю.
   – Не глупи! – Гай стукнул кулаком по столу. – «Картер Спинк» у тебя вот где сидит! Они спят и видят, как ты возвращаешься! Они заплатят тебе столько, сколько ты запросишь. От таких предложений не отказываются.
   – Мне не нужны деньги, – заявила я. – У меня их достаточно.
   – Нет, ты точно не понимаешь! Саманта, если ты вернешься сейчас, то через десять лет выйдешь в отставку обеспеченной до конца своих дней! Вот тогда срывай в свое удовольствие клубнику с грядок, подметай полы и занимайся прочей фигней!
   Я открыла было рот, но внезапно обнаружила, что все слова, еще секунду назад вертевшиеся на языке, куда-то пропали. И мысли разбежались. В голове царила полная сумятица.
   – Ты заслужила награду, – сказал Гай, немного успокоившись. – Понимаешь, Саманта? Так бери.
 
   На этом мы и закончили. Гай прекрасно знает, когда следует остановиться; ему бы в барристеры податься. Он помог мне вынести лосося, потом обнял и предложил позвонить, когда я одумаюсь. И уехал, а я осталась в кухне, наедине с сумбурными мыслями.
   Еще утром я была так уверена в себе, так тверда. Но теперь…
   Его доводы казались все более убедительными. Все более разумными. Может, и я вправду обманываю себя? Может, действительно новизна впечатлений сказывается? Может, после нескольких лет деревенской жизни я пойму, что не гожусь для нее? Мне вдруг представилось, как я мою полы; голова обмотана нейлоновым шарфом, в руках швабра, и всем вокруг рассказываю: «Знаете, я когда-то была юристом…»
   У меня есть мозги. И неплохие перспективы.
   Гай прав. Я заслужила награду. Столько лет гробилась!
   Я уронила голову на руки, облокотилась на стол, прислушалась к стуку собственного сердца, которое словно отбивало ритм простого вопроса: «Что мне делать? Что мне делать?»
   Ответ был очевиден. Он казался единственно верным. Рациональным. Осмысленным.
   Я знала этот ответ. Но сомневалась, что готова его принять.
 
   Так продолжалось до шести. Обед благополучно закончился, я убрала со стола. Гостьи Триш поблуждали по саду, выпили чаю и удалились. Когда я домыла посуду и вышла на улицу, Натаниель и Триш стояли возле пруда. У ног Натаниеля примостился пластиковый бачок.
   – Это кимонрю, – сообщил Натаниель, извлекая из бачка нечто в зеленой сетке. – Нравится? – Подойдя поближе, я увидела огромную пятнистую рыбину, лениво шевелящуюся в сетке. Триш испуганно отпрянула.
   – Уберите ее! Бросьте в пруд!
   – Она обошлась вам в две сотни фунтов. – Натаниель пожал плечами. – Я подумал, что вы захотите с ней поздороваться. – Заметив меня, он усмехнулся. Я сумела улыбнуться в ответ.
   – Бросьте их всех в воду. – Триш поежилась. – Позовите меня, когда они окажутся в пруду.
   Она повернулась на каблуках и двинулась к дому.
   – Все в порядке? – спросил Натаниель. – Как наше суаре?
   – Отлично.
   – Ты слыхала? – Он опустил в пруд следующую рыбу. – Эамонн собрался жениться! В следующие выходные устраивает в пабе вечеринку по случаю помолвки.
   – Это… это здорово.
   Во рту пересохло. Ладно, давай, подруга. Скажи ему.
   – Думаю, в питомнике тоже надо будет завести карпов, – сказал Натаниель, вываливая в воду содержимое бачка. – Знаешь, маржа на продаже этих…
   – Натаниель, я возвращаюсь. – Я зажмурилась – так мне стало нехорошо от собственных слов. – Я возвращаюсь в Лондон.
   Он застыл. Потом медленно обернулся, продолжая сжимать в руке сетку.
   – Понятно, – проговорил он задумчиво.
   – Я возвращаюсь на прежнюю работу. – Мой голос дрогнул. – Тут приезжал Гай, мой бывший коллега, он убедил меня… доказал… заставил понять… -
   Я беспомощно махнула рукой.
   – Заставил понять что? – уточнил Натаниель, морща лоб.
   Он не улыбнулся. Не сказал: «Отличная идея! Я как раз хотел тебе это предложить». Ну почему он не может облегчить мне выбор ?
   – Я не могу оставаться экономкой до скончания дней! – воскликнула я чуть запальчивее, чем собиралась. – Я – профессиональный юрист! У меня есть мозги!
   – Это я знаю. – Господи, совсем помрачнел. Что же я творю-то?!
   – Я заслужила свою награду. Полный равноправный партнер «Картер Спинк». – Я поглядела на Натаниеля. Отчаянно стараясь внушить ему взглядом всю важность этого статуса. – Это самая престижная должность… наивысшая… самая-самая… Я заработаю кучу денег и через несколько лет смогу уйти.
   Натаниеля мои слова, похоже, не впечатлили.
   – Какой ценой? – негромко спросил он.
   – О чем ты? – я отвела глаза.
   – О том, что ты, когда появилась у нас, была вся на нервах, как перепуганный кролик. Бледная, как смерть. Зажатая, как в гипсе. Ты выглядела так, словно никогда не видела солнца, как будто в жизни ничему не радовалась…
   – Ты преувеличиваешь.
   – Ни капельки! Ты больше не комок нервов. Не трясешься, как лист на ветру. Смотри. – Он взял меня за руку, отпустил. – Не дрожит.
   – Ну да, я отдохнула. – Я всплеснула руками. – Я знаю, что изменилась. Успокоилась, научилась готовить, и гладить, и наливать пиво. Мне здесь хорошо, правда! Но это… как в отпуске. А отпуск не может продолжаться вечно.
   Натаниель покачал головой.
   – Выходит, ты собираешься вернуться, подхватить, так сказать, поводья и притвориться, будто ничего не было?
   – Все будет иначе. Я их заставлю! Я сумею справиться.
   – Кого ты обманываешь? – Натаниель схватил меня за плечи. – Саманта, пойми! Те же самые стрессы, тот же образ жизни…
   Меня вдруг обуяла такая злость – злость на него, не желающего понять и поддержать.
   – Я хотя бы попыталась! – выпалила я. – Я-то рискнула попробовать!
   – И что это означает? – Он отпустил меня, слегка попятился.
   – Это означает, что не тебе меня наставлять! – Я сознавала, что веду себя как дура, но не могла остановиться. – Ты такой узколобый! Ты засиделся здесь! Живешь в той же самой деревне, в которой родился, управляешь семейным бизнесом, покупаешь участок земли по соседству… Словно и не вылезал из утробы. Так что, прежде чем учить меня жизни, измени сначала свою, понял?!
   Я умолкла, тяжело дыша. Натаниель смотрел на меня так, будто я его ударила.
   Мне захотелось откусить себе язык.
   – Я… я не хотела…
   На глаза навернулись слезы. Все шло не так, как я себе воображала. Я думала, что Натаниель одобрит меня, обнимет, скажет, что я приняла правильное решение. В итоге же мы стояли друг напротив друга, старательно пряча глаза.
   – Я прикидывал, как бы расправить крылья, – проговорил Натаниель глухо. – В Корнуолле есть питомник, на который я давно облизываюсь. Замечательный участок, и весьма прибыльный… Но я даже не стал приценяться, потому что не хотел работать в шести часах езды от тебя. – Он пожал плечами. – Наверное, ты права. Я и вправду узколобый.
   Я не нашлась с ответом. Установилась тишина, только ворковали на ветвях голуби. Вечер выдался чудесный – теплый, благоуханный… Сквозь листву ивы, под которой мы стояли, пробивались лучи заходящего солнца, трава пахла так приятно…