Клэнси Том. Государственные игры

   Если бы Пол был уверен, что Херберт его послушает, он приказал бы ему вернуться обратно в отель. И будь у него еще два больших «если» , он даже попросил бы Хаузена послать туда людей и подобрать своего человека — если бы он доверял сотрудникам Хаузена, которым он больше не верил, и если бы не боялся, что те могут только испортить так бы и оставшуюся тайной тихую вылазку и действительно создадут ситуацию.
   — Вайенз следит за Хербертом? — спросил Худ.
   — К сожалению, нет, — ответил Маккаски. — У Стива там только один «глаз» , да и тот не привязан постоянно к району. Ему даже пришлось отодвинуть Ларри, чтобы предоставить Бобу кое-какие сведения, о которых тот запрашивал.
   — Поблагодарите его от меня, — с искренним чувством попросил Худ, хотя про себя не переставал ругаться почем зря. Что ж, тогда ничего не поделаешь. Только и оставалось, что отпустить события и надеяться, что Херберт останется в живых и не раскроет собственную анонимность.
   — Пол, подождите секунду, — оживился Маккаски. — У меня приоритетный звонок.
   Худ принялся ждать. В трубке слышались наводки радиопередачи Си-эн-эн, что-то о кончине какой-то знаменитости в Атланте. Худ успел уловить лишь несколько слов, как на другом конце линии снова заговорил Маккаски.
   — Пол, Майк тоже на нашей линии, — сообщил он. — У нас тут вполне может сложиться опасная ситуация.
   — Что еще за ситуация?
   — Мне только что позвонил Дон Уорби, мой связной из ФБР. Их предупредили, что белые совершили пять одновременных убийств чернокожих в пяти разных городах. Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Новый Орлеан, Балтимор и Атланта. В каждом случае двое-четверо молодых белых расправились с чернокожими исполнителями песен в стиле рэп. В Атланте они прикончили Свит Ти, номер один среди певиц в этом стиле...
   — Наверно, именно об этом я как раз только что слышал, — сказал Худ.
   — Где? — удивился Маккаски.
   — По Си-эн-эн.
   — Вот же гады, — выругался Маккаски. — Может, нам стоит из них набирать себе агентов? В разговор вступил Роджерс.
   — Вы осознали, что здесь только что произошло? — мрачно спросил он. — Эти нападения своего рода современная «Kristallnacht» Худ не додумался до этой аналогии, но Роджерс был прав. События с убийствами походили на «Хрустальная ночь», когда гестапо срежиссировало погромы в еврейских молельных домах и синагогах, на кладбищах, в больницах, в школах, в домах и на предприятиях по всей Германии. В эту ночь были также произведены тридцать тысяч арестов, положившие начало уничтожению евреев в концентрационных лагерях типа Дахау, Заксенхаузена и Бухенвальда.
   Почерк убийств действительно схож, подумал Пол, но все же что-то их все-таки отличало...
   — Нет, — неожиданно возразил Худ с тревогой в голосе. — Это еще не «Хрустальная ночь». Это только прелюдия.
   — Это как же?
   — Неонацисты расправляются с рэпперами, — начал объяснять им Худ. — Это приводит в ярость так называемых «гангстас», черных боевиков, и прочих фанатов. Они обращают свой гнев на белых, многие из которых, кстати, не очень-то любят рэп, и кончается все еще большим количеством расовых столкновений, бунтов, и американские города полыхают. Вот тогда-то и придут нацисты. Когда белая Америка устанет от бунтовщиков, которых будут скорее сдерживать, чем наказывать, когда станет понятно, что арестов происходит слишком мало, когда средства массовой информации начнут показывать черных радикалов, требующих крови белых, вот тогда и наступит «Хрустальная ночь» — четко спланированные вооруженные выступления.
   — И что они этим выиграют? — усомнился Роджерс. — Ведь не могут же они сначала нарушить законы, а потом разбежаться по своим конторам?
   — Принаряженные нацисты смогут, — заверил Худ. — Те, кто дистанцируют себя от нарушителей закона, но не от расовой нетерпимости, которая и является для них побудительным мотивом.
   Подобный план имел смысл, и чем дальше Худ над ним размышлял, тем более блестящим в своей простоте тот ему казался. Он подумал о собственной дочери Харлей, чьи музыкальные интересы включали и рэп. Худ являлся приверженцем свободы самовыражения, но настаивал на совместном прослушивании каждого альбома с вкладышем «родительские советы» не для того, чтобы запрещать, а чтобы обсудить. Некоторые тексты были очень грубыми, и в душе он должен был признаться, что не стал бы возражать, если бы тот или иной исполнитель рэпа занялся другим делом. Но Худ был либералом во всем. Слушая разговоры в школе и в церкви, он понял, что многие родители были настроены и на более крутые меры. Он подозревал, что, если бы чернокожие начали мстить, симпатии белого среднего класса оказались бы на стороне белых убийц, которые, вероятно, объявили бы, что наносят вынужденные удары. А ответные удары черных только узаконили бы эти заявления. Волнения и бунты станут разрастаться, полиция будет вынуждена вести себя до какой-то степени сдержанно, и в глазах белого населения неонацисты превратятся в карающих ангелов. Не говоря уже о возможных победителях на следующих выборах...
   Не прошло и пятидесяти пяти лет после смерти Гитлера, как чудовища вполне могут стать реальной силой в политике США, подумал Худ.
   — Вместо разбитых окон нарушенные сны о гармонии, — произнес он вслух. — Это ночной кошмар.
   — И тем не менее, Пол, мы пока в состоянии все это остановить, — сказал Роджерс. — Если мы предадим огласке действия Доминика, люди поймут, что ими просто манипулируют.
   — Если ты мне еще подскажешь, каким способом до него добраться, — воскликнул Худ, — я был бы счастлив сделать то, что ты предлагаешь.
   — Способ, возможно, есть, — сообщил ему Роджерс. — Только что я говорил с полковником Бернаром Байоном из группы быстрого реагирования французской жандармерии. Он сейчас в Тулузе и занят решением той же проблемы, что и мы, правда, по несколько отличным от наших причинам.
   — И насколько же отличным? — уточнил Худ.
   — Байон убежден, что Доминик руководит французской террористической группировкой под названием «Новые якобинцы». Их деятельность, направленная против иммигрантов, в точности соответствует тому, что нам известно о Доминике.
   — И как полковник планирует поступить с Домиником? — спросил Худ.
   Он заметил, как Хаузен при упоминании имени стал неотрывно смотреть поверх Нэнси в его сторону.
   — Мы с ним этого не обсуждали, — признался Роджерс. — По моим прикидкам, официально предполагается, что он его арестует вместе со всей этой шушерой. Однако понятно, почему, учитывая деньги и влияние Доминика, Байон весьма обеспокоен, что тому удастся избежать наказания.
   — Необязательно, — возразил Худ. Он поглядывал на Хаузена и думал об убийстве двух девушек. — А как насчет неофициально?
   — Судя по нашему разговору, — ответил Роджерс, — Байон из того сорта людей, которые предпочли бы, чтобы Доминик «случайно» разбился о бетонный пол, свалившись в лестничный проем.
   — Майк, я так понял, что ты уже придумал какой-то способ, как мы могли бы поработать вместе? — поинтересовался Худ.
   — Один-единственный, — уточнил генерал. — Полковнику необходима точная информация, а спутниковая разведка добыть ее не в состоянии.
   — Ни слова больше, — остановил его Худ. — Как мне связаться с полковником Байоном?
   Записывая номер телефона, Худ наблюдал за Хаузеном. Он и раньше видел немца взволнованным, но сейчас на его лице читалось нечто большее. С него будто слетела двадцатилетняя маска, оставив лишь выражение неприкрытой откровенной ненависти. Худ пообещал Роджерсу, что даст ему знать о происходящем, и напомнил Маккаски, чтобы тот держал их со Столлом в курсе дел у Херберта. Затем он выключил телефон и посмотрел на Хаузена.
   — Как ваши успехи? — поинтересовался Худ.
   — Плохо, — признался заместитель министра. — Посол Франции «даст мне знать», можно ли будет приехать, что на дипломатическом языке означает «а не пойти ли вам к черту».
   Хаузен продолжал сверлить Худа взглядом.
   — Что там у вас с Домиником? — не удержавшись, спросил немец.
   — Есть там один офицер из Национальной жандармерии, сейчас он в Тулузе, так вот он жаждет увидеть месье Доминика и его голову по отдельности, — объяснил Худ и посмотрел на Нэнси. — Мне очень жаль, но дело обстоит именно так.
   Губы женщины грустно опустились.
   — Я все понимаю, — сказала она, — но я думаю, мне лучше уйти.
   Нэнси повернулась к двери, однако Худ схватил ее за руку.
   — Нэнси, не надо туда возвращаться!
   — Почему? — спросила она. — Думаешь, мне нужна чья-то защита, чтобы выжить в этом дерьме?
   Хаузен повернулся к Столлу и Лангу и начал что-то расспрашивать о видеоиграх.
   Худ отвел Нэнси в конец кабинета.
   — В таком дерьме — да, — подтвердил он. — Если Байон доберется до «Демэн», каждый сотрудник попадет под следствие, и копать будут так глубоко, как это только возможно.
   — Существуют ограничения по срокам давности.
   — Верно, — согласился Худ. — Официальных последствий может и не быть. Но подумай о черных списках. Какая фирма согласится нанять человека, который занимался промышленным шпионажем, совершил растрату или продал конфиденциальную информацию?
   — Такая же, как «Демэн» , — ответила она.
   Худ встал ближе к ней. Он по-прежнему держал ее за руку, но уже не так крепко. Теперь он держал женщину за руку, а не удерживал насильно.
   — Таких компаний, как «Демэн» , благодарение Богу, существует не так уж и много, — тихо заговорил Пол. — И заняты они черным делом. Что бы и как бы ни случилось, ты не должна туда возвращаться.
   — В любой большой корпорации всегда найдется несколько демонов.
   — Но не таких, как эти, — возразил Худ. — Если откроется именно этот «ящик Пандоры», погибнут сотни, а может, и тысячи людей. Изменится мир, и изменится не к лучшему.
   Несмотря на то что взгляд Нэнси был и мрачным и непокорным, прикосновение ее руки выражало желание. Полу хотелось поцеловать ее, укрыть от невзгод, просто любить. И тогда он спросил себя: а кто я такой, чтобы еще рассуждать здесь о морали?
   — Значит, ты не хочешь, чтобы я вернулась обратно, — полуутвердительно сказала она. — А еще ты хочешь, чтобы я помогла сдать Доминика в руки правосудия.
   Заглянув ей в глаза и не отпуская руки, Пол тихо-тихо ответил:
   — Хочу.
   Ласка, с которой он это произнес, как и само выбранное им слово, казалось, сразили женщину. Нэнси сжала его руку. Он сжал ее в ответ.
   — Даже если вы его схватите, к Доминику применят «правосудие для богатых», — посетовала она. — В стиле, который так любит французское правительство, потому что чиновникам это дает возможность приобретать летние виллы.
   — Купить свою безнаказанность за все то, что он совершил, Доминику не позволят, — пообещал ей Худ.
   — А что будет со мной? — спросила она. — Куда дудочник поведет меня?
   — Когда все это кончится, я тебе помогу, — пообещал Худ. — И я позабочусь, чтобы у тебя была работа.
   — Вот как здорово, ну спасибочки! — воскликнула Нэнси. — Пол, неужели ты до сих пор не понял, что это совсем не то, что мне от тебя нужно?
   Повернувшись вполоборота, она опустила глаза и провела языком по верхней губе. Худ продолжал держать ее за руку. Сказать в ответ ему было нечего, ничего такого, что не дало бы ей ложной надежды.
   Выждав какое-то время, Нэнси снова повернула к нему лицо.
   — Конечно же, я помогу, — сказала она. — Я сделаю все, что тебе понадобится.
   — Спасибо, — поблагодарил Худ.
   — Не стоит благодарности. Для чего же тогда еще существуют бывшие невесты?
   Худ коснулся ее щеки и отвернулся, уткнувшись в листок, на котором был записан телефон Байона. Набирая номер, он так и не взглянул на Нэнси. Тоска в его глазах дала бы ответ на ее вопрос, и этот ответ не принес бы ничего хорошего ни ей, ни ему.

Глава 43
Четверг, 18 часов 44 минуты, Вунсторф, Германия

   Треск, который услышал Боб Херберт, не мог быть выстрелом. Это было ему понятно, потому что раньше, чем звук выстрела, до его головы долетела бы пуля, которая отключила бы мозг. Боб также сообразил, что звук исходит откуда-то сверху.
   Сквозь листву тяжело упала здоровая ветка. И хотя полицейский успел-таки отскочить с того места, куда она падала, увернуться от молоденькой женщины, свалившейся на него мгновением позже, ему уже не удалось. Она грохнулась прямо на мужчину, и оба свалились на землю. Однако девушка оказалась сверху и первой вскочила на ноги. Полицейскому удалось удержать в руке пистолет, но Джоди быстро наступила ему на запястье и выдернула оружие.
   — Держите! — крикнула она и сунула пистолет Херберту в руки. Боб направил его в голову полицейского. Мужчина даже не пошевельнулся, и Херберт посмотрел на девушку. Та нетвердо стояла слева от кресла, явно потрясенная собственным дерзким броском.
   — Джоди Томпсон? — уточнил Херберт. Девушка дважды кивнула. Она чуть ли не задыхалась. Бедняжка, как же, наверно, бьется от страха ее сердчишко, подумал он.
   — Меня зовут Херберт. Боб Херберт. Я работаю на правительство США. И хочу поблагодарить за то, что ты сделала.
   — Я уже не.., в первый раз.., сваливаюсь на парня, — задыхаясь и запинаясь сообщила Джоди.
   Херберт улыбнулся. Девушка была охвачена страхом и некоторым возбуждением.
   — Полагаю, с дерева ты свалилась не просто так.
   — Нет-нет, — заверила она. — Я шла пешком и заблудилась. Там, наверху, я заснула. А от вашего голоса проснулась и увидела, что он собирался сделать.
   — Я рад, что у тебя чуткий сон, — сказал Херберт. — Думаю, теперь нам стоит кое-что сделать, чтобы наш приятель наверняка не...
   — Осторожно, смотрите! — закричала девушка.
   Херберт не повернулся к полицейскому спиной, но он допустил ошибку, глядя только на Джоди. Прежде чем Боб успел выстрелить, немец вскочил и прыгнул на него, стараясь завладеть оружием. Кресло опрокинулось назад вместе с обоими мужчинами, которые в четыре руки боролись за пистолет.
   Херберт все-таки обронил пистолет во время борьбы, но решил не пытаться его найти. Лежа на спине под полицейским, он сунул руку под правый подлокотник и выхватил из ножен кинжал с поперечной ручкой. Джоди подскочила сзади к немцу и стала оттягивать его за плащ. Пока она этим занималась, Херберт поудобней перехватил специально подогнанную рукоять ножа. Пятидюймовое лезвие торчало вверх между указательным и средним пальцами его правой руки.
   Полицейский неловко шарил вокруг кресла, вокруг Херберта, его пальцы, ощупывая землю, зарывались в траву. Когда Джоди с криком чуть приподняла немца, левая рука Боба метнулась вверх. Он ухватил в кулак черную шевелюру, зафиксировав голову противника, и тут же воткнул нож в мягкую плоть под подбородком. Херберт с усилием повел им в сторону сердца, перерезая внутреннюю и внешнюю яремные вены. Трапециевидная мышца с наружной стороны шеи не дала лезвию выйти из тела.
   Немец перестал искать оружие, но не прекратил двигаться. Он попытался вытащить нож из горла, однако то, что одной рукой Херберт тащил его голову вниз, а второй одновременно давил на лезвие, делало это невозможным. Боб не хотел, чтобы мужчина смог открыть рот и издать какие-то звуки. И еще он не хотел, чтобы все еще возившаяся поверх их Джоди увидела его лицо или рану.
   Мгновение спустя полицейскому стало трудно дышать. Он попытался скатиться с Херберта, так как рот его был полон крови и он захлебывался ею. Однако Боб удерживал его мертвой хваткой.
   Глаза немца выпучились от боли и шока, земля под мужчинами стала липкой от крови. Полицейский делал по-детски неловкие попытки ударить Херберта, затем сплюнул кровь и бездыханно обмяк на груди американца.
   На этот раз Херберт был уверен, что немец уже не поднимется. Когда тот окончательно затих, Боб попросил Джоди отойти и отвернуться.
   — Вы уверены? — спросила она.
   — Уверен, — ответил Боб.
   — Уверен, — ответил Боб.
   Джоди, пошатываясь, встала, и, как только она отошла на несколько ярдов, Херберт спихнул с себя немца. Затем он ползком выбрался из кресла и, обтерев нож о полу полицейского плаща, сунул его обратно в ножны.
   — С тобой все в порядке, Джоди? Девушка кивнула.
   — Он мертв?
   — Да, — подтвердил Херберт. — Извини. Она еще раз решительно кивнула.
   — Если ты мне поможешь усесться обратно в кресло, — выждав какое-то время, заговорил Херберт, — мы смогли бы отсюда выбраться.
   Джоди принялась за дело.
   — Мистер Херберт... — обратилась девушка, помогая разведчику взгромоздиться на сиденье.
   — Боб, — поправил он ее.
   — Боб, вы что-нибудь знаете о людях, которые хотели меня убить?
   Херберт мысленно представил себе район по описанию снимков со спутника.
   — По-моему, они должны быть на озере к северу отсюда.
   — А как далеко к северу?
   — В нескольких милях. — Херберт достал телефон. — Я хотел бы дать знать своему начальству, что я тебя уже отыскал, потом доставить тебя в Гамбург, а уже оттуда самолетом отправить домой.
   — Мне не хотелось бы пока отсюда уходить, — возразила она.
   — Но почему? — удивился Херберт. — Ты что, устала, или что-нибудь болит? Проголодалась? Я не прихватил с собой никакой еды...
   — Нет, ни то, ни другое, ни третье, — успокоила Херберта Джоди. — Я сидела на дереве и думала, как же я их всех ненавижу.
   — Я тоже, — заверил ее он. — Люди вроде этих лишили меня ног и жены ради целей, которые больше вообще не имеют значения.
   — Вот я и подумала, — продолжила Джоди, — что, может, я выжила для какой-то цели?
   — Конечно, — поддакнул Херберт. — Чтобы вернуться домой к своим близким.
   — Если это так, то я к ним действительно вернусь, — уверенно сказала она. — Только немного погодя. Я хочу что-то сделать для того, чтобы здесь ничего такого больше не творилось.
   — Хорошо, — согласился Херберт. — Когда ты вернешься домой, продай право на экранизацию своей истории. Я серьезно. Пусть люди знают, что происходит в реальном мире. Только позаботься, чтобы меня сыграл Том Селлек, о'кей? И чтобы ты следила за творческим процессом. Иначе они все испортят.
   — Меня учили делать кино, — ответила Джоди. — Так вот сейчас мы еще не достигли кульминации.
   Херберт насупил лицо и выставил на уровне головы указательные пальцы.
   — Бык^[29], — сказал он, скосив пальцы в ее сторону. — «Девушка из Лонг-Айленда помогает правительственному агенту прикончить немецкого полицейского-неонациста». По мне, так куда дальше, какая тут еще чертова кульминация.
   — Нет, — возразила Джоди. — Лучше было бы: «Американская девушка вызывает гордость у деда, вступив в борьбу с его старыми врагами». Сути больше, сенсационности меньше.
   — Ты просто чокнулась! — воскликнул Херберт, начав набирать телефонный номер. — Как говорили у нас в Бейруте: «отчаянная до безумия».
   — Просто-напросто иногда ты должен сделать то, что нужно сделать. — Джоди подошла к телу полицейского. Она подобрала его пистолет и вытерла грязь о джинсы.
   — Оставь его в покое, — приказал Херберт. — Нам не нужно, чтобы случайный выстрел привел сюда нацистское подкрепление.
   Джоди осмотрела оружие.
   — Мы использовали «П38» вроде этого во время съемок, — сообщила она. — Один из реквизиторов показал мне, как им пользоваться.
   — Ура реквизитору! Ты из него стреляла? Девушка решительно кивнула.
   — Я попала в бревно ярдов с десяти, — похвасталась она.
   — Прелестно. — Херберт вздохнул. — Однако есть два момента, о которых тебе следовало бы знать. Во-первых, это модель «П5», а не «П1», что является официальным названием «Вальте-ра-П38», которым ты пользовалась. Обе модели рассчитаны под патрон 9 на 19 миллиметров и удивительно схожи между собой. Что же касается второго момента, то бревна не особенно хорошо стреляют — в отличие от людей.
   Херберт закончил набор номера и принялся ждать. Джоди, сжав плотнее губы, наклонилась к трубке и ткнула пальцем в клавишу «отбой».
   — Эй! — возмутился Херберт. — Убери руку!
   — Спасибо за помощь, мистер Херберт, но... Боб, я пошла.
   — Никуда ты не пойдешь. Там, возможно, собрались сотни психов с оружием, и ты не знаешь, на что они способны.
   — И все-таки я пойду.
   — Нет! — крикнул он. — Женщина, что тебя захватила, была Карин Доринг. Знаешь, почему она тебя не убила? Только из-за женской приязни.
   — Знаю. Она мне говорила, — сказала Джоди.
   — Второй раз она уже не повторит своей ошибки, — пообещал Херберт. — А те подонки, что на нее работают, не допустили бы ее и единожды. Черт, да ты же не продвинешься дальше часовых.
   — Найду какой-нибудь способ. Я умею быть незаметной.
   — Даже если это так, даже если предположить, что часовые попадутся зеленые или они расслабятся, или и то и другое вместе, что ты станешь делать, когда туда попадешь? Убьешь Карин?
   — Нет, — ответила Джоди. — Я не хочу походить на нее. Я хочу, чтобы она просто меня увидела. Я хочу, чтобы она видела, что я жива и не боюсь. Она бросила меня в трейлере, ничего не оставив. Ни надежды, ни гордости — ноль. Мне необходимо все это вернуть.
   — Но ты ведь уже вернула!
   — То, что вы видите сейчас? — подняла брови Джоди. — Нет, это не гордость, это стыд. Страх стыда. Страх, что я слишком запугана, чтобы посмотреть ей в лицо. Мне необходимо дать в ухо тому, кто подверг меня пыткам.
   Слова Джоди повергли Херберта в недоумение.
   — Не понял, сделать что?
   — Однажды именно так поступил мой дед. Если я этого не сделаю, я никогда уже не смогу войти в темную комнату или пройти по пустынной улице, не испытывая страха. Еще мой дед говорил, что Гитлер правил людьми с помощью страха. Я хочу, чтобы эти люди поняли, что им меня не запугать. И я не смогу показать им это нигде, кроме лагеря.
   Херберт провернул колеса на пол-оборота и приблизился к девушке.
   — В том, что ты говоришь, есть доля истины, но, отправившись туда, толком ты ничего не добьешься. Секунд десять славы, прежде чем они тебя прикончат.
   — Да, если вы мне не поможете, — согласилась Джоди. Она наклонилась к креслу. — Я только хочу показать им свое лицо. Больше ничего. Если я не сбегу сейчас, то уже никогда ни от чего не стану бегать. А вот если бы я сбежала, значит, эта ведьма победила. Она убила бы во мне что-то очень важное.
   Херберт понял, что девушку не переспорить. Окажись он на месте Джоди, стремился бы сделать то же самое, если даже не больше. Однако это еще вовсе не значило, что он намерен отправиться вместе с нею.
   — А ты не задумывалась, каково будет мне перед собственной совестью, если с тобой хоть что-то случится? — спросил Херберт. — И еще подумай-ка вот о чем. Ты сохранила самообладание. Ты боролась. Ты спасла мне жизнь.
   — Нет, мой демон по-прежнему там, — сказала Джоди. — И я пойду туда, пойду обязательно, и силой вы меня не остановите. Да я просто от вас убегу.
   — Джоди Джойнер-Кирси, не заблуждайся насчет моего кресла. При желании я могу на нем летать. — Он убрал палец девушки и начал набирать номер заново. — Кроме того, я не могу допустить твоей смерти. Ты нам еще понадобишься во время суда. Этим утром я встречался с немецким чиновником, заместителем министра иностранных дел. Так вот он просто жаждет покончить с неонацистами. Направь и ты свою месть в этом направлении.
   — Он жаждет покончить с ними, — повторила за ним Джоди. — А они, надо думать, жаждут покончить с ним. Сотни против одного. Как вы считаете, кто победит?
   — Будет зависеть от того, каков этот «один».
   — Вот именно что каков... — протянула она. Херберт посмотрел на девушку.
   — Сдаюсь, — признался разведчик, — но ты все равно не пойдешь.
   Губы Джоди задрожали. Она выпрямилась и зашагала прочь.
   — Дерьмо. Вот же дерьмо!
   — Джоди, успокойся! — приглушенно выкрикнул Херберт. — Джоди.., вернись!
   Девушка помотала головой, продолжая идти. Мысленно ругаясь на чем свет, Херберт выключил телефон и двинулся следом за ней. Пока он катился вверх по небольшому подъему с редкими деревьями, сзади раздался хруст веток. Херберт остановился, прислушался и снова молча выругался.
   Сзади кто-то был. Либо их с Джоди услышали, либо пришли проверить, как дела у полицейского. Но причина не имела значения. Джоди находилась ярдах в двадцати от него и не сбавляла шага. Он не мог ее как-то окликнуть, не выдав при этом себя. Выход оставался один.
   Под листвой царил непроглядный полумрак. Херберт медленно и как можно бесшумней закатил кресло за одно из деревьев и прислушался.
   По лесу ходили двое. Они остановились как раз в том месте, где осталось тело полицейского. Пойдут ли они дальше или решат вернуться?
   Вскоре их шаги стали приближаться. Херберт выдернул из-под подлокотника палку. Шаги Джоди удалялись куда-то вправо. Он был в отчаянии, что не может окликнуть девушку и сказать, чтобы та остановилась.
   Надо дышать диафрагмой, чтобы успокоиться. В реабилитационном центре они называли это упражнение «живот Будды». Именно там его учили, что человек оценивается не по способности передвигаться на ногах, а по способности действовать...
   В стороне от него, совсем близко, из-за деревьев появились двое мужчин. Он узнал их по серо-голубым ветровкам. Оба были из микроавтобуса. Херберт выждал, когда они минуют его, затем, молниеносно вырулив, подскочил к ближайшему мужчине и наотмашь ударил его так, что тот сложился пополам и свалился на землю. Не успел его приятель с автоматом у бедра развернуться, как Херберт нанес ему удар по левой коленной чашечке. Мужчина рухнул лицом вниз в сторону кресла. Херберт что есть силы ударил его по голове. Тем временем первый мужчина со стоном попытался подняться на ноги, однако ударом по шее американец успокоил и его. Мужчина сразу обмяк, потеряв сознание. Херберт криво усмехнулся, глядя на поверженных противников.