Страница:
«Как? — ужасается Станислав Леопольдович, возвращаясь к реальности. — Неужели Иван Никитич все еще говорит?»
Кончается жизнь, сейчас кончится, но старика надо дослушать: должен ведь он дослушать его хоть когда-нибудь!..
— Короче, Склифософский! — раздалось вдруг из-под мышки Станислава Леопольдовича.
Собеседники вздрогнули оба.
— С нами крестная сила! — Иван Никитич спрятался среди одежды.
— Аминь, — важно произнесла птица.
А Станислав Леопольдович, воспользовавшись моментом, пробормотал:
— Не пугайтесь, это просто ворон говорящий! — и при последнем отсвете из окна, собрав все силы, скользнул в зал, на стенах которого плясали огромные тени танцующих — теперь уже быстрый какой-то танец.
Станислав Леопольдович отдышался и пошел к сцене. Ребята, увидев его, врубили-на-полную-громкость, Володя помахал частью-ударного-инструмента, магистр хотел ответить, но полную-громкость перекрыл вдруг вклинившийся в бесконечно малую паузу нечеловеческий вопль:
— Das darft nicht mehr vorkommen![11]
И через весь зал, хлопая крыльями, огромный, как тот самолет, что гонялся за Станиславом Леопольдовичем, полетел на сцену великолепно-голубой ворон. Он опустился прямо на плечо Павлу, который чуть не выронил гитару, и еще громче возопил:
— Paul, lieber Freund![12]
И Павел выронил-таки гитару.
А ворон перелетел на микрофон, примостился и довольно спокойно принялся разглядывать обалдевшую публику.
— Это говорящий ворон. Из цирка, — представил птицу Станислав Леопольдович, добравшись наконец до сцены.
— А пусть он поговорит! — крикнул кто-то, и посетители кафе зааплодировали.
Не дожидаясь повторной просьбы, ворон заговорил по-немецки — бодро, оч-чень бодро. Но, видимо, все-таки не вполне осмотрительно, поскольку одна юная особа возле сцены прыснула, заговорщически взглянув на Станислава Леопольдовича.
— Это вы его научили? — весело спросила она.
— Нет, что вы… — Станислав Леопольдович выглядел бы совершенно невинно, не будь он так пунцов. — Какие-то гастролеры из Германии, причем… Западной.
Присутствовавшие, разумеется, ожидали развязки.
— Я не могу перевести, — обманула ожидания совсем-юная-особа. — Это… это на средневерхненемецком, мне трудно. Баварский диалект.
— А чего же ты смеешься тогда? — спросил кто-то.
— Потому что… потому что, — валясь уже с ног от смеха, в то время как ворон еще продолжал свою речь, призналась особа, — это абсолютно неприлично! Вообще за гранью всего!
Посетители захохотали и заприставали к особе, а Станислав Леопольдович тем временем поклонился публике, осторожно снял с микрофона только что умолкшего ворона и подошел к Аллочке:
— Бес, в репетиционной включен свет?
— Не знаю, а что случилось, магистр? Вид у Вас какой-то…
— Включите там, пожалуйста, все что можно. Пусть будет даже слишком светло.
Бес подошла к микрофону:
— Просим извинить, у нас перерыв.
Потом занялась репетиционной.
— Кажется, все хорошо, магистр. Входите.
— Спасибо. — Станислав Леопольдович исчез за дверью.
— Что-то с магистром, — наклонилась Бес к Павлу. Доиграли номер.
— К Вам можно? — И в репетиционную вошли все. Магистр сидел прямо и тихонько поглаживал ворона. Авоська с хлебом лежала на полу, у ног.
— Видите ли, — голос звучал тревожно, — меня, кажется, надо спасать…
— От кого?
Станислав Леопольдович кивнул в сторону стены. У стены никого не было. Он огляделся.
— Тесновато тут… Вы идите, продолжайте. Когда кафе закроется, я покажу вам одно интересное оптическое явление. Но в зале: там оно лучше наблюдается.
Играли наспех, совсем подавленные. Казалось, что конца не будет этому вечеру. Наведывались в репетиционную: Станислав Леопольдович так и сидел, как оставили. И тихонько поглаживал ворона. Но вот собрались в опустевшем зале.
— Рассаживайтесь на эти стулья. — Магистр поставил стулья вдоль стены. Вышел на середину зала.
Теперь он стоял один и кивал в сторону свободной стены. На свободной стене были две большие тени: одна из них в точности воспроизводила фигуру Станислава Леопольдовича, а вторая… Вторая была вообще непонятно чья. Сначала никто не обратил на нее внимания, но вдруг как-то сразу заметили все. Сделалось жутко. В полной тишине ворон хрипло произнес:
— Niemand[13].
И от плоского этого имени все вздрогнули,
— Как же… — пролепетала Бес.
Усталым, но ровным голосом Станислав Леопольдович проговорил:
— Наверное, нет смысла рассказывать: получится долго. Но поверьте мне на слово: это значит, что за мной следят. Может быть, меня хотят убить… то есть меня точно хотят убить. Неподвижная тень шевельнулась и снова замерла.
— Вот видите!..
— Как могут убить Вас? — глухо спросил Женя. — Кто?
— Чья это тень? — Стас озирался по сторонам.
Но стоял в зале один только человек, Станислав Леопольдович. Остальные сидели.
— Это ничья тень, — вздохнул Станислав Леопольдович. — Просто тень. Она преследует меня давно. Месяца три.
— И что же делать? — У Стаса был совсем уже сдавленный голос.
Станислав Леопольдович пожал плечами.
— Я сейчас свет выключу! — вскочил догадливый Павел.
— Ни в коем случае! — почти крикнул Станислав Леопольдович. — Они ведь только этого и добиваются. Но я… поверьте, мне мучительно пускаться в объяснения.
Сергей со всего размаха швырнул в тень банку из-под сардин, служившую пепельницей. Банка тупо ударилась об стену и упала, слабо грохнув. Тень не шелохнулась. Долго молчали.
— Вам страшно, магистр? — наконец спросила Бес.
— Да нет… Мне Эмму Ивановну жалко. Если со мной что-нибудь случится… Я просто совсем не знаю, как быть. Знаю только одно: мне категорически нельзя находиться в помещении, в котором мало света, — упаси бог хоть на секунду лишиться тени.
— Так это просто сделать! — воскликнул Павел. — Мы будем постоянно держать очень сильный прожектор!
— Постоянно? — усмехнулся Станислав Леопольдович. — М-да… А мне остается при прожекторе день и ночь находиться. Ничего себе жизнь, полноценная…
— Это выход на пока. — Павел включил прожектор. Света стало много: тени проступили совсем отчетливо.
— А сейчас мы все начинаем думать. И мы что-нибудь придумаем! — Володя надеялся, что голос его прозвучит более оптимистически. Но голос прозвучал испуганно.
И задумчиво сказала Бес:
— Нахальная какая тень.
Это было чистой правдой, от которой сделалось уже просто плохо.
— А я знаю, что предпринять. — Все обернулись к Сергею, доселе молчавшему. — Надо сфотографировать тень.
— Зачем, Сережа? — Станислав Леопольдович бочком присел на край стула. Теперь все они сидели рядом. Тень стояла напротив точно по центру.
— Ну как же… опубликуем фотографию!
— Не то, ребята, не то… Она может принять любой образ. Или все время уходить от фотоаппарата. Наконец, вообще не проявиться на пленке. Не то.
Павел поднялся, быстрыми шагами подошел к стене. Провел по тени рукой. Часть тени легла на ладонь Павла. Он отдернул руку.
— Может, попробовать это… ну, как его… театр теней? — Сергей подошел к Павлу.
— То есть? — Павел рассматривал руку.
— Воздействие тени на тень… — Сергей не мог объяснить как следует: он походил по залу, наблюдая за передвижением собственной тени, выбрал такое место, с которого тень его выглядела вровень с тенью незнакомца. И вдруг сделал резкий выпад кулаком в пространство. На стене получилось вот что: одна тень ударила другую.
— Прекрасно! — закричала Бес: тень незнакомца пошатнулась и ушла в сторону. Бес выбежала на середину зала. — Вот тебе, вот, вот, вот!
Тени кулачков ее забарабанили по голове тени. Та переметнулась на потолок.
— Стоп! — сказал Павел. — Я сейчас, подождите меня! — и он быстро зашагал к двери.
В это время Стас взял длинную палку — она стояла в углу — и решил, видимо, попытаться имитировать удары. Но палку никак не удавалось разместить в пространстве. Наконец тень палки приблизилась к тени незнакомца на потолке. Стас размахнулся — и тут произошло нечто несусветное: тень незнакомца протянула тени рук к тени палки и схватила ее за два конца. Тени рук соединились, словно ломая палку, — и в ту же секунду раздался треск: палка в руках Стаса переломилась пополам. Тот вскрикнул и выронил половину, оставшуюся у него.
Ужас был на всех лицах. Бес прижалась к Жене. Станислав Леопольдович ударился головой о стену и вдруг захохотал — сухо и страшно.
— Довольно, магистр, — шепотом взмолилась Бес.
Хохот перешел в кашель, остановить который Станиславу Леопольдовичу удалось лишь колоссальным усилием воли.
— Что это было? — Стас, вытирая лоб, смотрел на обломки.
— Я не знаю, — сипло сказал Станислав Леопольдович. — Такого мы не проходили!..
И взвился с рук его под самый почти потолок ворон, и принялся выделывать в воздухе невероятные какие-то кульбиты. Все смотрели не на него, а на потолок, где происходила схватка тени птицы с тенью человека. Тень птицы налетала на тень человека, клевала ее, била тенью крыльев, царапала тенью когтей… Тень человека увертывалась, тени рук норовили схватить тень птицы за горло. Тень птицы не давалась, все возобновляя и возобновляя отчаянные свои нападки — казалось, с разных сторон одновременно. Тени перьев носились по потолку, а сами перья кружились над головами сбившихся в кучку ребят. Вдруг птица захрипела, перевернулась в воздухе и почти без стука упала к ногам Станислава Леопольдовича. Тот наклонился к ворону, поднял, прижал к себе. Полузакрытые пленкой глаза птицы редко вздрагивали… Но оклемался ворон в руках Станислава Леопольдовича и снова уже рвался из рук, трепыхаясь и вереща.
— Да что же это такое! — Бес схватила со сцены гитару, выдернула провод и начала с дикой скоростью крутить ею над головой. Страшная тень металась по потолку, но тень гитары словно взбалтывала пространство зала, образуя громадную воронку, выскочить из которой было невозможно. С закрытыми глазами, вся взмокшая, сосредоточенная Бес месила воздух — и вдруг… Тень незнакомца обмякла и стала медленно сползать по стене на пол. Темное пятно растеклось по паркету.
— Я убила ее, — нечеловеческим высоким голосом произнесла Бес и рухнула с гитарой там, где стояла.
— Бес! — закричал Женя и принялся шлепать ее по щекам. Но она пришла уже в себя и трясла головой, ничего, кажется, не понимая. Потом вскочила и бросилась туда, куда сползла со стены тень. Тени на полу не было.
— Кто-нибудь видел ее? — тревожно спросила Бес.
Не видел, стало быть, никто. Все обернулись к Станиславу Лео-польдовичу.
Он сидел на стуле, стиснув в руках ворона, и тускло смотрел прямо перед собой.
— Станислав Леопольдович, — тихо позвал Павел.
Тот вздрогнул, а ворон, почувствовав послабление, сделал сильный рывок и ринулся прямо в открытую форточку.
— Фредерико!.. — простонал старик. — Фредери-и-ико…
Его обступили, Бес протянула стакан с водой. Пить он не мог. В зал с длинной спортивной рапирой вбежал Павел.
— Ушла?.. Эх, вы! — и швырнул рапиру на пол. — Я же просил… я же вам сказал: «Стоп!», — ждать надо было, понятно ведь, чем это все могло кончиться! Я бы уничтожил его — просто заколол шпагой… А теперь — что?
— Не волнуйтесь, Павел. — Станислав Леопольдович держал стакан в вытянутых руках. — Он придет еще. Ему поручили убить меня.
— Почему же он не делает этого, магистр? В сущности, убить Вас — пустяк для него… после всего, что мы видели. Тут не то, ему не надо вас убивать. — Бес опустилась перед Станиславом Леопольдовичем на колени. — Выпейте воды, милый человек, ну… немножко… вот так, хорошо. — Она забрала у старика стакан и поцеловала совсем приунывшего магистра в макушку.
— Может быть, Вы и правы. Даже скорее всего — Вы правы. Наверное, ему поручено неотступно следовать за мной, идти по пятам, а случись какая-нибудь оплошность с моей стороны — препроводить… куда надо. Убьют, конечно же, они меня сами.
— Кто они, магистр? — спросил Стас.
— О-хо-хо, дорогие мои… Это такая темная история! Такая старая и такая темная, что вряд ли стоит сейчас начинать. Вам уже по домам пора, поздно. Вы видите… тут ведь светло, как днем: я вполне пересижу остаток ночи, а утром решим что-нибудь. Сейчас-то он уж точно не вернется: Бес с ним основательно поработала. Спасибо вам… спасибо, Бес! Привет!.. — И кивнул всем.
— Я с Вами останусь, можно? — попросила Бес. — У меня, тем более, дома нет никого. Мама с папой в Коломне, у бабушки. Я Вам не помешаю?
— Да нет, Бес, — заулыбался Станислав Леопольдович.
— И мне домой не хочется, — сказал Женя, подмигивая Бес. — Не возражаете?
— Этого я и боялась, — развела руками Бес. — Женя не даст мне возможности остаться на ночь с другим мужчиной…
— А домой уже все равно поздно ехать. Я позвоню и скажу, что ночую у Павла, я так делаю иногда. — Это был Сергей.
— Знаете что! — взбудоражился Володя. — Вы тут все остаетесь, а мне ехать? Я тоже лучше позвоню.
— Тогда я пошел за термосом и за поесть-чего-нибудь. — Павел жил в двух шагах от «Зеленого дола». — Рапиру оставлю, пожалуй: на случай проколоть кое-кого.
— Хорошая у вас компания собирается, — оценил Стас. — Грех из такой уходить.
«Зеленый дол» из «Зеленого дола» опять был в полном составе. Станислав Леопольдович поднялся и мокрым голосом сказал:
— Я… я не знаю, как мне благодарить, когда, кажется, не надо благодарить… Я все вам расскажу — все как есть. Одну большую страшную правду — и веселую правду, вам надо это знать, обязательно надо знать!
— Не волнуйтесь, магистр. — Бес окинула взглядом зал. — Сейчас мы тут устроим что-то вроде клуба.
И они все вместе быстро переоборудовали помещение. Бес нашла даже какую-то еду: завтра-расплатимся, поставила на сдвинутые столы тарелки, положила вилки и ножи. И немножко вина нашлось, и бокалы к нему.
— Вот уж не ожидал, — приговаривал Станислав Леопольдович. — Как хорошо стало, как уютно!.. Сергей с Володей собрались звонить.
— Эмме Ивановне позвоните, — попросил он. — И скажите ей, что со мной все в порядке, раз у меня такие защитники. Только не сообщайте ей о том, что случилось здесь, она нервная очень, ей нельзя.
Через несколько минут Володя уже докладывал Станиславу Леопольдовичу о разговоре с Эммой Ивановной.
— Она нормально отнеслась ко всему, магистр. Правда, просила разрешения сюда приехать… мне, в общем-то, удалось ее уговорить остаться дома — не знаю только, надолго ли. Голос у нее очень встревоженный, так что, может быть, и ненадолго. Надо будет попозже еще раз позвонить, я обещал.
Скоро все уже сидели за столом. Павел принес огромный термос с горячим кофе и еще целую пачку молотого кофе. Откуда-то набралось много еды. Есть никому не хотелось. Так и не притронулись ни к чему, пока Станислав Леопольдович рассказывал. А рассказывал он долго и страшные сообщал сведения, страшные…
— Вот оно как, дорогие мои… Это почти все. — Магистр откинулся на спинку стула, закрыл глаза. Бес трясущимися руками разливала кофе по чашкам. — Почти… потому что одно открытие я сделал только сегодня — чудовищное, надо сказать, открытие. На фоне этого открытия тень-ордена, врученная мне, выглядит просто издевательством. Дело в том, что САТ давно уже, по-видимому, располагает самой совершенной формой контакта теней с людьми — прямым контактом. Елисейская тень или по крайней мере атлантическая может вызывать изменения в мире путем взаимодействия с тенями живых. Мне непонятен этот механизм… Но палка сломалась! И Фредерико чуть не погиб… Стало быть, в руках САТ — страшное оружие. Попытайся они воспользоваться им более, что ли, масштабно — сами понимаете, чем это грозит. Кстати, я не уверен, что информация об изобретении прямого контакта есть у рядовых теней Атлантиды… скорее всего, они пребывают в блаженном неведении. Надо как-нибудь сообщить им об этом, но я уже не могу.
— Почему? — вопрос был задан чуть ли не хором.
Станислав Леопольдович привел перевернутую чашку с кофейной гущей в нормальное положение и разглядывал темные фигуры на ее стенках.
— Я потерял ощущение тени. Теперь, как и все вы, я не мог бы уже отвечать за то, что делает моя тень, пока я, допустим, сплю. Правда, сплю я при свете и не даю моей тени повода ускользнуть на Атлантиду — иначе ее рассредоточат… А мне еще немножко рано. — И он улыбнулся, вконец измотанный этот человек.
Был второй час ночи. Все молчали — и понимали молча, что в жизни каждого из них произошло событие, которое отныне и до самой смерти (дольше, дольше!) будет определять их поведение. Теперь они отличаются от прочих смертных — и нет больше среди людей подобных им… Они стая, предводительствуемая умирающим вожаком по имени Станислав Леопольдович.
— Как ваша фамилия, Станислав Леопольдович? — спросила вдруг Бес.
— Не знаю, — ответил тот. — Кажется, у меня нет фамилии. У меня и имя-то не свое: придуманное какое-то имя. Кстати, не слишком удачно придуманное.
Бес подошла к нему, обняла.
— А скажите, магистр, вероятность прямого контакта атлантической тени с тенью живой — она действительно уже реальна? Вы думаете, САТ может решиться на какие-то действия в ближайшем будущем?
— О-хо-хо… — вздохнул Станислав Леопольдович, — всякое будущее — ближайшее, если мыслить масштабно. И например, в один прекрасный день… — Господи, в один ужасный день! — САТ может захотеть уничтожить целый народ или целый материк… Причем трудно себе представить, к какому приему они прибегнут: допускаю, что их возможности безграничны. И будет тогда повальный мор… пришельцы-убийцы… группы людей с деформированной психикой, деформированной этикой — все что угодно! Боже, боже! — он обхватил голову руками и воскликнул — кажется, даже против воли: — Хоть бы Эмма Ивановна приехала!
И застучали в окно кафе — бодрейшим застучали образом. Жизнелюбивый такой стук, знать ничего не желающий ни о времени суток. ни о кошмарах бытия… Эмма Ивановна приехала!
Она вошла в зал, ритмично стуча каблучками: дама есть дама, черт побери! Улыбнулась энергичной улыбкой — домашний врач, вызванный к заболевшим детям: нуте-с, что у нас тут? Сама жизнь посетила их в смертный этот час. Бес бросилась навстречу:
— Эм, дорогая вы наша! Какое Счастье, что вы пришли!
Та подняла руку, отстраняя Бес, — Бес запнулась на полуслове, но, наверное, поняла, что восторги ее простите-немножко-неуместны. И вернулась к столу — несколько, правда, обескураженная.
На Эмме Ивановне было концертное лиловое платье с белым газовым шарфиком. И белые туфли были на ней. Надо же все-таки умудриться так выглядеть ночью! Головокружительная женщина. И за стол не села — выбрала себе место на приличном, в общем, расстоянии от всех, с улыбкой взглянула на бедлам на столе (м-да…) — царственная особа.
— Я все знаю, — сказала почти сухо. — Ничего страшного.
— Откуда, Кло? — Станислав Леопольдович — от утомления, видимо, — даже не поднялся ей навстречу. Впрочем, Эмма Ивановна так мгновенно вписалась в ситуацию, что и подниматься-то было бы глупо.
— Ворон прилетел. И проинформировал.
— Ворон?
— Да, голубой ворон. Говорящий ворон. Я оставила его дома. А по пути придумала вот что: сейчас нам всем лучше разойтись. Ворон долго летел за тенью: она не вернется.
— Так и думал Станислав Леопольдович! — обрадовался Павел, но радость получилась какой-то несвоевременной…
— В любом случае, оставшуюся часть ночи мы можем провести спокойно. Поехали! — Она встала, кивнув Станиславу Леопольдовичу. -Такси ждет.
— Ты на такси? Ах, ну да… А как же ребята? Мы, вроде, собирались до утра все вместе… они из-за меня остались — спасать, так сказать…
— Ну и спасибо им… Однако тебе надо выспаться, магистр. Ведь так? Ребята могут и тут переночевать, люди они молодые.
— Правда, магистр, поезжайте, — забормотал Павел, — мы — что… мы сейчас как-нибудь устроимся. Может быть, кого-то ко мне отправим. Все там, конечно, не разместятся… ну а остальным тут постелим. накидаем чего-нибудь.
Станислав Леопольдович с трудом поднялся. Взглянул на каждого в отдельности и… споткнулся на Бес.
Бес была похожа на фигурку, вырезанную из бумаги: все было в ней сейчас неестественно, нелепо. Словно фигурку полусмяли и бросили на стул.
— Бес! — окликнул ее он.
Девушка вздрогнула, посмотрела на магистра — жалобно почему-то. И сказала странные слова:
— Кто-то из нас должен умереть.
— Что, Бес? Что Вы… что ты говоришь? — Он почему-то не мог больше обращаться к ней на «Вы». Подошел к ней, руку положил на плечо ей…
— Магистр, откуда «ты» в обращении к Бес? — поморщилась Эмма Ивановна.
Бес повела плечом, как бы желая отодвинуться в сторону от Станислава Леопольдовича.
— Подожди, Кло!
— Но там ведь машина стоит, на улице!
— Ничего! — Он наклонился к самому лицу отрешенной Бес. — Девочка, девочка моя, не придумывайте… не говорите таких слов.
— Кто-то из нас должен умереть, — невыразительно повторила она. — И во время Большого Собрания рассказать теням о том, что случилось здесь ночью. Если ощущение тени появляется только после смерти, это единственный выход.
— Не болтайте глупостей, Бес! — Эмма Ивановна нервно рассмеялась. — Что за фантазии, в самом деле! Магистр, так мы поедем?
— Бес, голубушка! — Станислав Леопольдович гладил ее по волосам. Вы должны сейчас же, немедленно дать мне слово, дать честное слово и поклясться… — Он вытер ладонью мокрый уже лоб. — Отпусти машину, Кло. Мы не поедем. — И даже не взглянул на Эмму Ивановну.
— Что значит — не поедем? Магистр, прежде всего надо подумать о себе…
Станислав Леопольдович резко обернулся. Он смотрел на Эмму Ивановну туманными теперь глазами и, отчеканивая слова, говорил:
— Мне очень жаль, Кло. Я остаюсь здесь. Если хочешь, поезжай одна. Я не имею права. — И отвернулся от Эммы Ивановны.
— Бес! — почти взвизгнула та. — Прекратите юродствовать, это невозможно, в конце концов… это неприлично сейчас, когда человек истерзан, — пожилой, между прочим, человек, который Вам в деды годится! — У Эммы Ивановны, кажется, началась истерика.
— Эмма Ивановна, — равнодушным голосом ответила Бес (она никогда раньше не называла ее так — только «Эм», всегда только «Эм»), — я попросила бы Вас не учить меня правилам приличия именно сейчас, когда человек истерзан.
Неловко сделалось всем.
— Что Вы себе позволяете? — просто-таки заорала уже Эмма Ивановна, осеклась и вдруг зарыдала в голос.
— Дайте воды ей, — распорядился Станислав Леопольдович, не оборачиваясь и сжимая плечи Бес ладонями: девушку трясло.
Павел налил воды в первую попавшуюся чашку, подбежал к Эмме Ивановне.
— Убирайтесь! — завизжала она и отпихнула чашку: вода вылилась Павлу на свитер.
Эмма Ивановна грохнулась на стул и схватилась рукой за сердце. С другой чашкой спешил уже к ней Сергей:
— Эмма Ивановна, успокойтесь… вот, выпейте…
— Подите к черту со своей водой! — Она выбила чашку из рук Сергея и почти с ненавистью уставилась на Станислава Леопольдовича и Бес. — Значит, я уезжаю одна?
Станислав Леопольдович стиснул зубы.
— Отойдите от нее, Сережа… Павел. — И быстро двинулся к ней, остановился близко, протянул руку к плечу ее, но не коснулся еще…
— Не смей трогать меня! Уйди!.. — Ноздри ее раздувались, лицо пошло пунцовыми пятнами.
Станислав Леопольдович медленно убрал руку. Медленно подошел к столу, налил воды уже в третью чашку. Возвратился к Эмме Ивановне и стал точно напротив — в двух шагах.
— Выпей воды, Кло. Ну!.. — Голос звучал жестко. — Ну же, Кло. Я жду. Эмма Ивановна вжалась в стул, глаза ее забегали:
— Я… я уже… успокоилась. Отойди, пожалуйста.
Станислав Леопольдович не двигался.
— Сейчас ты выпьешь эту воду. Я приказываю тебе.
— Не-е-ет! — взвыла она. — Не-е-ет! — Махонькая озлобленная старуха со студенистыми глазами, похожими на разбавленные чернила.
— В последний раз: вы-пей во-ды, Кло. — Он так и сказал: по слогам. И совершенно уже бесстрастно.
— А-а-а-а-а! — дурным голосом заревела Эмма Ивановна, а Станислав Леопольдович вдруг выплеснул воду эту прямо в крохотную ее сморщенную физиономию. Старуха, опешив на секунду, вскочила и, как кошка, впилась ногтями в его лицо.
Ребята кинулись к ним, чтобы оторвать озверевшую Эмму Ивановну от магистра, но, едва они подбежали, как та уменьшилась уже чуть ли не вполовину — тень же ее ровно вполовину выросла. И в мгновение ока полностью перелившись в тень, тенью поползла Эмма Ивановна Франк по полу, по стене — и в открытую форточку…
Кончается жизнь, сейчас кончится, но старика надо дослушать: должен ведь он дослушать его хоть когда-нибудь!..
— Короче, Склифософский! — раздалось вдруг из-под мышки Станислава Леопольдовича.
Собеседники вздрогнули оба.
— С нами крестная сила! — Иван Никитич спрятался среди одежды.
— Аминь, — важно произнесла птица.
А Станислав Леопольдович, воспользовавшись моментом, пробормотал:
— Не пугайтесь, это просто ворон говорящий! — и при последнем отсвете из окна, собрав все силы, скользнул в зал, на стенах которого плясали огромные тени танцующих — теперь уже быстрый какой-то танец.
Станислав Леопольдович отдышался и пошел к сцене. Ребята, увидев его, врубили-на-полную-громкость, Володя помахал частью-ударного-инструмента, магистр хотел ответить, но полную-громкость перекрыл вдруг вклинившийся в бесконечно малую паузу нечеловеческий вопль:
— Das darft nicht mehr vorkommen![11]
И через весь зал, хлопая крыльями, огромный, как тот самолет, что гонялся за Станиславом Леопольдовичем, полетел на сцену великолепно-голубой ворон. Он опустился прямо на плечо Павлу, который чуть не выронил гитару, и еще громче возопил:
— Paul, lieber Freund![12]
И Павел выронил-таки гитару.
А ворон перелетел на микрофон, примостился и довольно спокойно принялся разглядывать обалдевшую публику.
— Это говорящий ворон. Из цирка, — представил птицу Станислав Леопольдович, добравшись наконец до сцены.
— А пусть он поговорит! — крикнул кто-то, и посетители кафе зааплодировали.
Не дожидаясь повторной просьбы, ворон заговорил по-немецки — бодро, оч-чень бодро. Но, видимо, все-таки не вполне осмотрительно, поскольку одна юная особа возле сцены прыснула, заговорщически взглянув на Станислава Леопольдовича.
— Это вы его научили? — весело спросила она.
— Нет, что вы… — Станислав Леопольдович выглядел бы совершенно невинно, не будь он так пунцов. — Какие-то гастролеры из Германии, причем… Западной.
Присутствовавшие, разумеется, ожидали развязки.
— Я не могу перевести, — обманула ожидания совсем-юная-особа. — Это… это на средневерхненемецком, мне трудно. Баварский диалект.
— А чего же ты смеешься тогда? — спросил кто-то.
— Потому что… потому что, — валясь уже с ног от смеха, в то время как ворон еще продолжал свою речь, призналась особа, — это абсолютно неприлично! Вообще за гранью всего!
Посетители захохотали и заприставали к особе, а Станислав Леопольдович тем временем поклонился публике, осторожно снял с микрофона только что умолкшего ворона и подошел к Аллочке:
— Бес, в репетиционной включен свет?
— Не знаю, а что случилось, магистр? Вид у Вас какой-то…
— Включите там, пожалуйста, все что можно. Пусть будет даже слишком светло.
Бес подошла к микрофону:
— Просим извинить, у нас перерыв.
Потом занялась репетиционной.
— Кажется, все хорошо, магистр. Входите.
— Спасибо. — Станислав Леопольдович исчез за дверью.
— Что-то с магистром, — наклонилась Бес к Павлу. Доиграли номер.
— К Вам можно? — И в репетиционную вошли все. Магистр сидел прямо и тихонько поглаживал ворона. Авоська с хлебом лежала на полу, у ног.
— Видите ли, — голос звучал тревожно, — меня, кажется, надо спасать…
— От кого?
Станислав Леопольдович кивнул в сторону стены. У стены никого не было. Он огляделся.
— Тесновато тут… Вы идите, продолжайте. Когда кафе закроется, я покажу вам одно интересное оптическое явление. Но в зале: там оно лучше наблюдается.
Играли наспех, совсем подавленные. Казалось, что конца не будет этому вечеру. Наведывались в репетиционную: Станислав Леопольдович так и сидел, как оставили. И тихонько поглаживал ворона. Но вот собрались в опустевшем зале.
— Рассаживайтесь на эти стулья. — Магистр поставил стулья вдоль стены. Вышел на середину зала.
Теперь он стоял один и кивал в сторону свободной стены. На свободной стене были две большие тени: одна из них в точности воспроизводила фигуру Станислава Леопольдовича, а вторая… Вторая была вообще непонятно чья. Сначала никто не обратил на нее внимания, но вдруг как-то сразу заметили все. Сделалось жутко. В полной тишине ворон хрипло произнес:
— Niemand[13].
И от плоского этого имени все вздрогнули,
— Как же… — пролепетала Бес.
Усталым, но ровным голосом Станислав Леопольдович проговорил:
— Наверное, нет смысла рассказывать: получится долго. Но поверьте мне на слово: это значит, что за мной следят. Может быть, меня хотят убить… то есть меня точно хотят убить. Неподвижная тень шевельнулась и снова замерла.
— Вот видите!..
— Как могут убить Вас? — глухо спросил Женя. — Кто?
— Чья это тень? — Стас озирался по сторонам.
Но стоял в зале один только человек, Станислав Леопольдович. Остальные сидели.
— Это ничья тень, — вздохнул Станислав Леопольдович. — Просто тень. Она преследует меня давно. Месяца три.
— И что же делать? — У Стаса был совсем уже сдавленный голос.
Станислав Леопольдович пожал плечами.
— Я сейчас свет выключу! — вскочил догадливый Павел.
— Ни в коем случае! — почти крикнул Станислав Леопольдович. — Они ведь только этого и добиваются. Но я… поверьте, мне мучительно пускаться в объяснения.
Сергей со всего размаха швырнул в тень банку из-под сардин, служившую пепельницей. Банка тупо ударилась об стену и упала, слабо грохнув. Тень не шелохнулась. Долго молчали.
— Вам страшно, магистр? — наконец спросила Бес.
— Да нет… Мне Эмму Ивановну жалко. Если со мной что-нибудь случится… Я просто совсем не знаю, как быть. Знаю только одно: мне категорически нельзя находиться в помещении, в котором мало света, — упаси бог хоть на секунду лишиться тени.
— Так это просто сделать! — воскликнул Павел. — Мы будем постоянно держать очень сильный прожектор!
— Постоянно? — усмехнулся Станислав Леопольдович. — М-да… А мне остается при прожекторе день и ночь находиться. Ничего себе жизнь, полноценная…
— Это выход на пока. — Павел включил прожектор. Света стало много: тени проступили совсем отчетливо.
— А сейчас мы все начинаем думать. И мы что-нибудь придумаем! — Володя надеялся, что голос его прозвучит более оптимистически. Но голос прозвучал испуганно.
И задумчиво сказала Бес:
— Нахальная какая тень.
Это было чистой правдой, от которой сделалось уже просто плохо.
— А я знаю, что предпринять. — Все обернулись к Сергею, доселе молчавшему. — Надо сфотографировать тень.
— Зачем, Сережа? — Станислав Леопольдович бочком присел на край стула. Теперь все они сидели рядом. Тень стояла напротив точно по центру.
— Ну как же… опубликуем фотографию!
— Не то, ребята, не то… Она может принять любой образ. Или все время уходить от фотоаппарата. Наконец, вообще не проявиться на пленке. Не то.
Павел поднялся, быстрыми шагами подошел к стене. Провел по тени рукой. Часть тени легла на ладонь Павла. Он отдернул руку.
— Может, попробовать это… ну, как его… театр теней? — Сергей подошел к Павлу.
— То есть? — Павел рассматривал руку.
— Воздействие тени на тень… — Сергей не мог объяснить как следует: он походил по залу, наблюдая за передвижением собственной тени, выбрал такое место, с которого тень его выглядела вровень с тенью незнакомца. И вдруг сделал резкий выпад кулаком в пространство. На стене получилось вот что: одна тень ударила другую.
— Прекрасно! — закричала Бес: тень незнакомца пошатнулась и ушла в сторону. Бес выбежала на середину зала. — Вот тебе, вот, вот, вот!
Тени кулачков ее забарабанили по голове тени. Та переметнулась на потолок.
— Стоп! — сказал Павел. — Я сейчас, подождите меня! — и он быстро зашагал к двери.
В это время Стас взял длинную палку — она стояла в углу — и решил, видимо, попытаться имитировать удары. Но палку никак не удавалось разместить в пространстве. Наконец тень палки приблизилась к тени незнакомца на потолке. Стас размахнулся — и тут произошло нечто несусветное: тень незнакомца протянула тени рук к тени палки и схватила ее за два конца. Тени рук соединились, словно ломая палку, — и в ту же секунду раздался треск: палка в руках Стаса переломилась пополам. Тот вскрикнул и выронил половину, оставшуюся у него.
Ужас был на всех лицах. Бес прижалась к Жене. Станислав Леопольдович ударился головой о стену и вдруг захохотал — сухо и страшно.
— Довольно, магистр, — шепотом взмолилась Бес.
Хохот перешел в кашель, остановить который Станиславу Леопольдовичу удалось лишь колоссальным усилием воли.
— Что это было? — Стас, вытирая лоб, смотрел на обломки.
— Я не знаю, — сипло сказал Станислав Леопольдович. — Такого мы не проходили!..
И взвился с рук его под самый почти потолок ворон, и принялся выделывать в воздухе невероятные какие-то кульбиты. Все смотрели не на него, а на потолок, где происходила схватка тени птицы с тенью человека. Тень птицы налетала на тень человека, клевала ее, била тенью крыльев, царапала тенью когтей… Тень человека увертывалась, тени рук норовили схватить тень птицы за горло. Тень птицы не давалась, все возобновляя и возобновляя отчаянные свои нападки — казалось, с разных сторон одновременно. Тени перьев носились по потолку, а сами перья кружились над головами сбившихся в кучку ребят. Вдруг птица захрипела, перевернулась в воздухе и почти без стука упала к ногам Станислава Леопольдовича. Тот наклонился к ворону, поднял, прижал к себе. Полузакрытые пленкой глаза птицы редко вздрагивали… Но оклемался ворон в руках Станислава Леопольдовича и снова уже рвался из рук, трепыхаясь и вереща.
— Да что же это такое! — Бес схватила со сцены гитару, выдернула провод и начала с дикой скоростью крутить ею над головой. Страшная тень металась по потолку, но тень гитары словно взбалтывала пространство зала, образуя громадную воронку, выскочить из которой было невозможно. С закрытыми глазами, вся взмокшая, сосредоточенная Бес месила воздух — и вдруг… Тень незнакомца обмякла и стала медленно сползать по стене на пол. Темное пятно растеклось по паркету.
— Я убила ее, — нечеловеческим высоким голосом произнесла Бес и рухнула с гитарой там, где стояла.
— Бес! — закричал Женя и принялся шлепать ее по щекам. Но она пришла уже в себя и трясла головой, ничего, кажется, не понимая. Потом вскочила и бросилась туда, куда сползла со стены тень. Тени на полу не было.
— Кто-нибудь видел ее? — тревожно спросила Бес.
Не видел, стало быть, никто. Все обернулись к Станиславу Лео-польдовичу.
Он сидел на стуле, стиснув в руках ворона, и тускло смотрел прямо перед собой.
— Станислав Леопольдович, — тихо позвал Павел.
Тот вздрогнул, а ворон, почувствовав послабление, сделал сильный рывок и ринулся прямо в открытую форточку.
— Фредерико!.. — простонал старик. — Фредери-и-ико…
Его обступили, Бес протянула стакан с водой. Пить он не мог. В зал с длинной спортивной рапирой вбежал Павел.
— Ушла?.. Эх, вы! — и швырнул рапиру на пол. — Я же просил… я же вам сказал: «Стоп!», — ждать надо было, понятно ведь, чем это все могло кончиться! Я бы уничтожил его — просто заколол шпагой… А теперь — что?
— Не волнуйтесь, Павел. — Станислав Леопольдович держал стакан в вытянутых руках. — Он придет еще. Ему поручили убить меня.
— Почему же он не делает этого, магистр? В сущности, убить Вас — пустяк для него… после всего, что мы видели. Тут не то, ему не надо вас убивать. — Бес опустилась перед Станиславом Леопольдовичем на колени. — Выпейте воды, милый человек, ну… немножко… вот так, хорошо. — Она забрала у старика стакан и поцеловала совсем приунывшего магистра в макушку.
— Может быть, Вы и правы. Даже скорее всего — Вы правы. Наверное, ему поручено неотступно следовать за мной, идти по пятам, а случись какая-нибудь оплошность с моей стороны — препроводить… куда надо. Убьют, конечно же, они меня сами.
— Кто они, магистр? — спросил Стас.
— О-хо-хо, дорогие мои… Это такая темная история! Такая старая и такая темная, что вряд ли стоит сейчас начинать. Вам уже по домам пора, поздно. Вы видите… тут ведь светло, как днем: я вполне пересижу остаток ночи, а утром решим что-нибудь. Сейчас-то он уж точно не вернется: Бес с ним основательно поработала. Спасибо вам… спасибо, Бес! Привет!.. — И кивнул всем.
— Я с Вами останусь, можно? — попросила Бес. — У меня, тем более, дома нет никого. Мама с папой в Коломне, у бабушки. Я Вам не помешаю?
— Да нет, Бес, — заулыбался Станислав Леопольдович.
— И мне домой не хочется, — сказал Женя, подмигивая Бес. — Не возражаете?
— Этого я и боялась, — развела руками Бес. — Женя не даст мне возможности остаться на ночь с другим мужчиной…
— А домой уже все равно поздно ехать. Я позвоню и скажу, что ночую у Павла, я так делаю иногда. — Это был Сергей.
— Знаете что! — взбудоражился Володя. — Вы тут все остаетесь, а мне ехать? Я тоже лучше позвоню.
— Тогда я пошел за термосом и за поесть-чего-нибудь. — Павел жил в двух шагах от «Зеленого дола». — Рапиру оставлю, пожалуй: на случай проколоть кое-кого.
— Хорошая у вас компания собирается, — оценил Стас. — Грех из такой уходить.
«Зеленый дол» из «Зеленого дола» опять был в полном составе. Станислав Леопольдович поднялся и мокрым голосом сказал:
— Я… я не знаю, как мне благодарить, когда, кажется, не надо благодарить… Я все вам расскажу — все как есть. Одну большую страшную правду — и веселую правду, вам надо это знать, обязательно надо знать!
— Не волнуйтесь, магистр. — Бес окинула взглядом зал. — Сейчас мы тут устроим что-то вроде клуба.
И они все вместе быстро переоборудовали помещение. Бес нашла даже какую-то еду: завтра-расплатимся, поставила на сдвинутые столы тарелки, положила вилки и ножи. И немножко вина нашлось, и бокалы к нему.
— Вот уж не ожидал, — приговаривал Станислав Леопольдович. — Как хорошо стало, как уютно!.. Сергей с Володей собрались звонить.
— Эмме Ивановне позвоните, — попросил он. — И скажите ей, что со мной все в порядке, раз у меня такие защитники. Только не сообщайте ей о том, что случилось здесь, она нервная очень, ей нельзя.
Через несколько минут Володя уже докладывал Станиславу Леопольдовичу о разговоре с Эммой Ивановной.
— Она нормально отнеслась ко всему, магистр. Правда, просила разрешения сюда приехать… мне, в общем-то, удалось ее уговорить остаться дома — не знаю только, надолго ли. Голос у нее очень встревоженный, так что, может быть, и ненадолго. Надо будет попозже еще раз позвонить, я обещал.
Скоро все уже сидели за столом. Павел принес огромный термос с горячим кофе и еще целую пачку молотого кофе. Откуда-то набралось много еды. Есть никому не хотелось. Так и не притронулись ни к чему, пока Станислав Леопольдович рассказывал. А рассказывал он долго и страшные сообщал сведения, страшные…
— Вот оно как, дорогие мои… Это почти все. — Магистр откинулся на спинку стула, закрыл глаза. Бес трясущимися руками разливала кофе по чашкам. — Почти… потому что одно открытие я сделал только сегодня — чудовищное, надо сказать, открытие. На фоне этого открытия тень-ордена, врученная мне, выглядит просто издевательством. Дело в том, что САТ давно уже, по-видимому, располагает самой совершенной формой контакта теней с людьми — прямым контактом. Елисейская тень или по крайней мере атлантическая может вызывать изменения в мире путем взаимодействия с тенями живых. Мне непонятен этот механизм… Но палка сломалась! И Фредерико чуть не погиб… Стало быть, в руках САТ — страшное оружие. Попытайся они воспользоваться им более, что ли, масштабно — сами понимаете, чем это грозит. Кстати, я не уверен, что информация об изобретении прямого контакта есть у рядовых теней Атлантиды… скорее всего, они пребывают в блаженном неведении. Надо как-нибудь сообщить им об этом, но я уже не могу.
— Почему? — вопрос был задан чуть ли не хором.
Станислав Леопольдович привел перевернутую чашку с кофейной гущей в нормальное положение и разглядывал темные фигуры на ее стенках.
— Я потерял ощущение тени. Теперь, как и все вы, я не мог бы уже отвечать за то, что делает моя тень, пока я, допустим, сплю. Правда, сплю я при свете и не даю моей тени повода ускользнуть на Атлантиду — иначе ее рассредоточат… А мне еще немножко рано. — И он улыбнулся, вконец измотанный этот человек.
Был второй час ночи. Все молчали — и понимали молча, что в жизни каждого из них произошло событие, которое отныне и до самой смерти (дольше, дольше!) будет определять их поведение. Теперь они отличаются от прочих смертных — и нет больше среди людей подобных им… Они стая, предводительствуемая умирающим вожаком по имени Станислав Леопольдович.
— Как ваша фамилия, Станислав Леопольдович? — спросила вдруг Бес.
— Не знаю, — ответил тот. — Кажется, у меня нет фамилии. У меня и имя-то не свое: придуманное какое-то имя. Кстати, не слишком удачно придуманное.
Бес подошла к нему, обняла.
— А скажите, магистр, вероятность прямого контакта атлантической тени с тенью живой — она действительно уже реальна? Вы думаете, САТ может решиться на какие-то действия в ближайшем будущем?
— О-хо-хо… — вздохнул Станислав Леопольдович, — всякое будущее — ближайшее, если мыслить масштабно. И например, в один прекрасный день… — Господи, в один ужасный день! — САТ может захотеть уничтожить целый народ или целый материк… Причем трудно себе представить, к какому приему они прибегнут: допускаю, что их возможности безграничны. И будет тогда повальный мор… пришельцы-убийцы… группы людей с деформированной психикой, деформированной этикой — все что угодно! Боже, боже! — он обхватил голову руками и воскликнул — кажется, даже против воли: — Хоть бы Эмма Ивановна приехала!
И застучали в окно кафе — бодрейшим застучали образом. Жизнелюбивый такой стук, знать ничего не желающий ни о времени суток. ни о кошмарах бытия… Эмма Ивановна приехала!
Она вошла в зал, ритмично стуча каблучками: дама есть дама, черт побери! Улыбнулась энергичной улыбкой — домашний врач, вызванный к заболевшим детям: нуте-с, что у нас тут? Сама жизнь посетила их в смертный этот час. Бес бросилась навстречу:
— Эм, дорогая вы наша! Какое Счастье, что вы пришли!
Та подняла руку, отстраняя Бес, — Бес запнулась на полуслове, но, наверное, поняла, что восторги ее простите-немножко-неуместны. И вернулась к столу — несколько, правда, обескураженная.
На Эмме Ивановне было концертное лиловое платье с белым газовым шарфиком. И белые туфли были на ней. Надо же все-таки умудриться так выглядеть ночью! Головокружительная женщина. И за стол не села — выбрала себе место на приличном, в общем, расстоянии от всех, с улыбкой взглянула на бедлам на столе (м-да…) — царственная особа.
— Я все знаю, — сказала почти сухо. — Ничего страшного.
— Откуда, Кло? — Станислав Леопольдович — от утомления, видимо, — даже не поднялся ей навстречу. Впрочем, Эмма Ивановна так мгновенно вписалась в ситуацию, что и подниматься-то было бы глупо.
— Ворон прилетел. И проинформировал.
— Ворон?
— Да, голубой ворон. Говорящий ворон. Я оставила его дома. А по пути придумала вот что: сейчас нам всем лучше разойтись. Ворон долго летел за тенью: она не вернется.
— Так и думал Станислав Леопольдович! — обрадовался Павел, но радость получилась какой-то несвоевременной…
— В любом случае, оставшуюся часть ночи мы можем провести спокойно. Поехали! — Она встала, кивнув Станиславу Леопольдовичу. -Такси ждет.
— Ты на такси? Ах, ну да… А как же ребята? Мы, вроде, собирались до утра все вместе… они из-за меня остались — спасать, так сказать…
— Ну и спасибо им… Однако тебе надо выспаться, магистр. Ведь так? Ребята могут и тут переночевать, люди они молодые.
— Правда, магистр, поезжайте, — забормотал Павел, — мы — что… мы сейчас как-нибудь устроимся. Может быть, кого-то ко мне отправим. Все там, конечно, не разместятся… ну а остальным тут постелим. накидаем чего-нибудь.
Станислав Леопольдович с трудом поднялся. Взглянул на каждого в отдельности и… споткнулся на Бес.
Бес была похожа на фигурку, вырезанную из бумаги: все было в ней сейчас неестественно, нелепо. Словно фигурку полусмяли и бросили на стул.
— Бес! — окликнул ее он.
Девушка вздрогнула, посмотрела на магистра — жалобно почему-то. И сказала странные слова:
— Кто-то из нас должен умереть.
— Что, Бес? Что Вы… что ты говоришь? — Он почему-то не мог больше обращаться к ней на «Вы». Подошел к ней, руку положил на плечо ей…
— Магистр, откуда «ты» в обращении к Бес? — поморщилась Эмма Ивановна.
Бес повела плечом, как бы желая отодвинуться в сторону от Станислава Леопольдовича.
— Подожди, Кло!
— Но там ведь машина стоит, на улице!
— Ничего! — Он наклонился к самому лицу отрешенной Бес. — Девочка, девочка моя, не придумывайте… не говорите таких слов.
— Кто-то из нас должен умереть, — невыразительно повторила она. — И во время Большого Собрания рассказать теням о том, что случилось здесь ночью. Если ощущение тени появляется только после смерти, это единственный выход.
— Не болтайте глупостей, Бес! — Эмма Ивановна нервно рассмеялась. — Что за фантазии, в самом деле! Магистр, так мы поедем?
— Бес, голубушка! — Станислав Леопольдович гладил ее по волосам. Вы должны сейчас же, немедленно дать мне слово, дать честное слово и поклясться… — Он вытер ладонью мокрый уже лоб. — Отпусти машину, Кло. Мы не поедем. — И даже не взглянул на Эмму Ивановну.
— Что значит — не поедем? Магистр, прежде всего надо подумать о себе…
Станислав Леопольдович резко обернулся. Он смотрел на Эмму Ивановну туманными теперь глазами и, отчеканивая слова, говорил:
— Мне очень жаль, Кло. Я остаюсь здесь. Если хочешь, поезжай одна. Я не имею права. — И отвернулся от Эммы Ивановны.
— Бес! — почти взвизгнула та. — Прекратите юродствовать, это невозможно, в конце концов… это неприлично сейчас, когда человек истерзан, — пожилой, между прочим, человек, который Вам в деды годится! — У Эммы Ивановны, кажется, началась истерика.
— Эмма Ивановна, — равнодушным голосом ответила Бес (она никогда раньше не называла ее так — только «Эм», всегда только «Эм»), — я попросила бы Вас не учить меня правилам приличия именно сейчас, когда человек истерзан.
Неловко сделалось всем.
— Что Вы себе позволяете? — просто-таки заорала уже Эмма Ивановна, осеклась и вдруг зарыдала в голос.
— Дайте воды ей, — распорядился Станислав Леопольдович, не оборачиваясь и сжимая плечи Бес ладонями: девушку трясло.
Павел налил воды в первую попавшуюся чашку, подбежал к Эмме Ивановне.
— Убирайтесь! — завизжала она и отпихнула чашку: вода вылилась Павлу на свитер.
Эмма Ивановна грохнулась на стул и схватилась рукой за сердце. С другой чашкой спешил уже к ней Сергей:
— Эмма Ивановна, успокойтесь… вот, выпейте…
— Подите к черту со своей водой! — Она выбила чашку из рук Сергея и почти с ненавистью уставилась на Станислава Леопольдовича и Бес. — Значит, я уезжаю одна?
Станислав Леопольдович стиснул зубы.
— Отойдите от нее, Сережа… Павел. — И быстро двинулся к ней, остановился близко, протянул руку к плечу ее, но не коснулся еще…
— Не смей трогать меня! Уйди!.. — Ноздри ее раздувались, лицо пошло пунцовыми пятнами.
Станислав Леопольдович медленно убрал руку. Медленно подошел к столу, налил воды уже в третью чашку. Возвратился к Эмме Ивановне и стал точно напротив — в двух шагах.
— Выпей воды, Кло. Ну!.. — Голос звучал жестко. — Ну же, Кло. Я жду. Эмма Ивановна вжалась в стул, глаза ее забегали:
— Я… я уже… успокоилась. Отойди, пожалуйста.
Станислав Леопольдович не двигался.
— Сейчас ты выпьешь эту воду. Я приказываю тебе.
— Не-е-ет! — взвыла она. — Не-е-ет! — Махонькая озлобленная старуха со студенистыми глазами, похожими на разбавленные чернила.
— В последний раз: вы-пей во-ды, Кло. — Он так и сказал: по слогам. И совершенно уже бесстрастно.
— А-а-а-а-а! — дурным голосом заревела Эмма Ивановна, а Станислав Леопольдович вдруг выплеснул воду эту прямо в крохотную ее сморщенную физиономию. Старуха, опешив на секунду, вскочила и, как кошка, впилась ногтями в его лицо.
Ребята кинулись к ним, чтобы оторвать озверевшую Эмму Ивановну от магистра, но, едва они подбежали, как та уменьшилась уже чуть ли не вполовину — тень же ее ровно вполовину выросла. И в мгновение ока полностью перелившись в тень, тенью поползла Эмма Ивановна Франк по полу, по стене — и в открытую форточку…