Страница:
Ведь, найдя кассеты, она тут же начнет орать, что перед «лобковыми», как она выразилась, утехами мы непременно разогреваемся просмотром этой порнухи. О боже, только бы он их спрятал! Только бы обезумевшая толстуха не догадалась включить видеомагнитофон…
Но на сей раз ее мольбы не были услышаны Всевышним — либо он счел, что одного раза уже оказанной ей помощи вполне достаточно, либо у него были какие-то иные причины для столь категорического отказа, но, как бы там ни было, когда жена Мышастого, не выпуская Таню из своей железной хватки, составившей бы честь любому профессиональному борцу, втащила ее в комнату, чуть не оторвав ей при этом руку, девушка, кинув первым делом взгляд на видеодвойку, заметила торчащую оттуда кассету. «Это конец! — с ужасом осознала она. — Сейчас Альбина ее убьет! Неужели никто так и не придет ей на помощь?
Но где же охранники?»
— Ага! — радостно завопила Мышастая, быстро обежав взглядом комнату. — Так это здесь вы предаетесь гнусному разврату! Здесь, — она ткнула пальцем в сторону дивана, где совсем недавно отдыхал ее муж, — он трет тебя и тебе подобных похотливых тощих сучек во все ваши гнусные щели! Танина рука была с такой зверской силой сжата в тисках Альбины, что она застонала от боли. — Ага-а-а! Хочешь вымолить у меня прощения?! — услышав ее жалобный стон, обрадовано закричала та, и от удовольствия, вызванного этим предположением, сжала руку своей жертвы еще сильнее. — Значит, такие вот стоны ты издаешь на этом греховном ложе? Спрятавшись от людских глаз в этом низменном алькове? Сейчас ты на коленях будешь вымаливать у меня прощения, вавилонская ты блудница! Точнее, вы оба будете! Где он?
«Боже, да где она слов-то таких нахваталась? — гадала Таня, предпринимая бесплодные попытки высвободить руку — ей казалось, что она уже слышит хруст своих костей. — Но что же делать?» Вдруг железная хватка слегка ослабла и, проследив за взглядом выпученнымх глаз Мышастой, она с ужасом убедилась, что та заинтересовалась именно видеодвойкой и выглядывающей оттуда кассетой, лишенной сопроводительной надписи и лишь белеющей полоской чистой бумажки. Альбина, видимо вообразив, что она может сейчас же, сию секунду получить неопровержимые вещественные доказательства разврата, царящего в этой комнате, на этом диване, подобно разъяренной львице одним прыжком преодолела расстояние, отделявшее ее от видеодвойки, и принялась бестолково тыкать пятерней в различные клавиши, пытаясь запустить аппарат. Видимо, одной рукой производить эти действия оказалось делом нелегким, потому что давление на Танину руку еще чуть ослабло, а потом — она сперва даже не поверила своему счастью — ее отпустили совсем.
Используя шанс, которого могло больше и не повториться, молодая женщина бочком выскользнула за дверь и, добежав до своего кресла, рухнула в него, полностью обессиленная. Ее пострадавшее лицо и кисть руки горели огнем. Проведя во рту языком, она едва не заплакала, убедившись, что от одного из зверских ударов Альбины у нее раскрошился зуб.
Что же делать? Сходить за охранником? Но ведь он же и пустил сюда эту скандалистку — как-никак жена Мышастого. Наверное, просто не захотел с ней связываться — себе дороже. А значит, черта с два он придет на помощь и примется выгонять отсюда эту взбесившуюся тяжеловеску. Да скорее всего он ее просто боится, да еще не меньше, чем сама Таня. И вообще, после всего пережитого у нее не было сил даже пошевелиться.
Но что ей делать, когда Альбина выйдет? Та же продолжит избиение, а ей и отлучаться нельзя, потому что… Девушка едва не подскочила с кресла. Как же она раньше не сообразила? Судя по всему, Мышастая еще ничего не знает о похищении их дочери, значит надо ей об этом сказать, и ее внимание будет моментально отвлечено от самой Тани. Ура! Ведь по сравнению с такой новостью супружеская измена — это так, пустячок, тьфу! Но кто же мог подложить им такую свинью с этой дурацкой запиской? Может, кто-то просто хотел досадить Альбине, да случайно попал в самую точку?.. Таня сильно сомневалась, что в ее взаимоотношения с шефом было посвящено много народа. А, ладно, главное то, что ей теперь есть чем успокоить эту беснующуюся слониху. Надо только постараться поскорее рассказать, да так, чтобы та не успела еще раз ее ударить, а то вышибет ей оставшиеся зубы… Проведя языком, Таня снова расстроилась. Ну вот, теперь придется идти к стоматологу — а ведь у нее всегда были идеальные зубы… А кто ей все это оплатит? Надо будет, когда все уляжется, предъявить претензии Мышастому, пусть раскошеливается. Боже, но до чего же гудит ее бедная голова… Внезапно Таня обратила внимание, что в комнате отдыха воцарилась подозрительная тишина. Да что ж такое? После учиненного Мышастой погрома все это выглядело весьма подозрительно.
Молодая женщина крадучись, на цыпочках, приблизилась к двери. Делая последние тихие шаги, она вдруг с громким вскриком испуганно отшатнулась, едва не наткнувшись на одновременно с ней появившуюся на пороге Альбину, которая, как и некоторое время назад, беззвучно открывая рот, потрясала чем-то, зажатым в руке. Разница была лишь в том, что если раньше это «нечто» было листком бумаги, то теперь она размахивала видеокассетой, и, если раньше ее криков Таня не слышала, будучи оглушенной ударом, то теперь та действительно просто молча шевелила губами. А еще девушка с ужасом убедилась, что веревки на лбу той превратились уже в толстенные пульсирующие канаты, причем сокращающиеся в своей зловещей пульсации с неимоверной частотой… Сейчас ее хватит кондрашка, — уже даже как-то спокойно подумалось Тане, словно она наблюдала за сценой всего лишь какого-то развлекательного фильма. Но неужели на Альбину — эту женщину-гору такое впечатление произвела какая-то обычная кассета, пусть и порнографического содержания? Что же, она и порнухи никогда в жизни не видала?
— Проститутка! — наконец с трудом вырвалось из захрипевшей горлом Альбины, одновременно с брызгами вырвавшейся оттуда же, попавшей на Таню слюны. — Я так и знала!.. — Она из последних сил сделала разделяющий их шаг и еще дважды сильно ударила девушку по лицу с такой неожиданной быстротой, что та даже не успела отшатнуться.
Боже, сейчас она меня точно убьет, надо было все же сбегать за охранником… Таня попыталась зажать рукой кровь, веселым ручейком вырвавшуюся наружу из разбитого носа, а в следующее мгновенье Альбина, нелепо покачнувшись и словно удивляясь, что мощные икры вероломно предали свою хозяйку и отказались ей служить, пытаясь ухватиться за воздух раскоряченной пятерней, свободной от кассеты, вдруг, увлекаемая собственным весом, со страшной силой шмякнулась о ковер, ввалившись обратно в комнату отдыха своего непутевого муженька… Все, это конец, — неожиданно спокойно решила Таня, зафиксировав в каком-то уголке сознания, как сильно содрогнулись стены кабинета. После такого не встают — это попросту невозможно.
Даже не пощупав пульс и не проверив, жива ли Альбина вообще, она словно во сне, пошатываясь и едва не падая, добралась до телефона и вызвала бригаду скорой помощи, с большим трудом припомнив адрес, по которому сейчас находилась — в настолько жутком состоянии она сейчас пребывала.
Кое-как уняв кровоточение, чуть отсидевшись в кресле с высоко запрокинутой головой, она опять потихоньку доковыляла до неподвижно распростертого богатырского тела и стараясь не смотреть Альбине в лицо, преодолевая отвращение, вытянула из ее руки видеокассету, приведшую эту фурию в такое ужасное состояние. Та, даже находясь при смерти, или вообще уже будучи мертвой, тем не менее рассталась со своей законной добычей с огромной неохотой — ее пальцы намертво вцепились в отвоеванный с боем компромат. Таня вставила кассету в видеомагнитофон и включила воспроизведение…
То, что она увидела, потрясло ее настолько, что даже заставило испуганно оглянуться — не видит ли кто ее позора.
На экране снятое крупным планом женское лицо приблизилось к чьему-то внушающему уважение своими размерами мужскому члену, увитому как раз такими же веревками, которые она только что наблюдала на лбу Альбины и, с явственно чувствовавшейся в каждом движении охотой, увлеченно занялось оральным сексом, с сопутствующими этому сладостному занятию характерными чмокающими звуками, уловленными и записанными чутким микрофоном, на фоне довольного сопения владельца обрабатываемого предмета. А сама актриса, снявшаяся в этой документальной ленте, не предназначенной для дешевых детских утренних сеансов, устраиваемых в некоторых кинотеатрах, в этот момент сидела на диване и обалдело пялилась на себя в экран видеодвойки. При этом ее лицо постепенно заполняла краска стыда.
Прокрутив запись вперед, Таня наугад остановила и с возмущением увидела теперь уже женский зад, который так же был опознан ею как свой собственный. А ее милейший шеф истово этот самый зад обрабатывал. Оба совокупляющихся тела пылали жаром не меньше, чем сейчас ее щеки, и так и исходились от усердия потом… «Нет, но до чего же я все-таки красиво выгляжу! У меня, оказывается, очень и очень фотогеничное личико. А какое тело!» — мелькнула на мгновение в голове молодой женщины глупая мысль, тут же уступив место справедливому возмущению — этот подонок втихаря снимал их развлечения скрытой камерой! Не мудрено, что после такого Альбину хватила кондрашка, ведь она получила-таки необходимые ей доказательства супружеской измены. А Таня-то наивно считала, что на кассете обычная порнушка… А уж какая страшная расправа ожидала ее, если бы не этот несчастный для фурии и счастливый для нее случай!.. И какой ее шеф все-таки мерзавец!
Девушка принялась непроизвольно шарить взглядом по сторонам, пытаясь по углу съемки вычислить то место, с которого она производилась. Но так ничего и не нашла — то ли она еще плохо соображала после воспитательных мероприятий Альбины, от которых ее голова до сих пор гудела подобно колоколу, отлитому из очень высококачественного, отлично проводящего и сохраняющего звук металла, то ли камера была хорошо скрыта или даже убрана за ненадобностью, отслужив свою коварную службу.
С излишней быстротой выключив этот кошмар, словно кто-нибудь мог подсмотреть, чем это она только что занималась на мониторе видеодвойки, Таня сунулась было к сейфу, чтобы положить в него видеокассету, совершенно позабыв, что та первоначально находилась в магнитофоне, затем, сейчас же об этом вспомнив, отшатнулась обратно, но уже успела краем глаза уцепить, что в глубине небольшого отделения лежит, белея такой же бумажкой без опознавательных знаков, еще одна кассета-близнец той же фирмы-производителя. Неужели же этот подонок наснимал целый сериал с ее участием? Нет, но какой же все-таки подонок!
Не в силах побороть любопытство, она принялась просматривать и вторую ленту, заранее настроив себя на то, что ничего приятного ее там не ожидает. К великому Таниному облегчению, на сей раз с экрана на нее глядело лицо совершенно незнакомой девушки. У нее от сердца. Но надо же, какая модель! Вот это да… И где только ее шеф смог найти такую красавицу?
С все возрастающим интересом и немалой долей женской зависти она вглядывалась в улыбку ослепительно красивой владелицы совершеннейшей фигуры, крутящей педали велотренажера, находящегося в каком-то спортивном зале. Особенное впечатление на нее произвели гибкая талия и изумительные ноги незнакомки, снятой почему-то в одном только нижнем белье, позволяющем хорошо рассмотреть все достоинства ее безупречного тела. Девушка почувствовала легкий укол ревности к незнакомой молодой женщине, хотя и сама была более чем симпатичной, и ее удачное выступление в городском конкурсе красоты это подтверждало.
Однако последовавшие за этим кадры повергли ее в самый настоящий шок — теперь она испытала чувство настоящего потрясения и лютого нежелания оказаться на месте той, которой только что так чисто по-женски завидовала и которая подверглась столь жуткой участи… Теперь уже не с интересом, а с все возрастающим страхом Таня смотрела на стремительно разворачивающиеся на ее глазах и вызывающие чувство омерзения события, скрупулезно запечатленные бесстрастной видеокамерой. Что ее шеф эту ослепительную красавицу просто-напросто насилует, она поняла сразу — по крикам и бесплодным попыткам сопротивления, которые та в отчаянии предприняла. Негодяй уложил девушку грудью на спортивного «козла» и, жестко преодолев постепенно слабеющее сопротивление своей жертвы, сотворил с ней такое!.. Увидев омерзительную концовку изнасилования, Таню саму чуть не стошнило, что же было говорить об этой несчастной, которая после всего проделанного с нею просто потеряла сознание, видимо, от боли и отвращения, от самого осознания того, что с ней только что сделали… Мышастый же, через некоторое время опять появившись в кадре, подхватил на руки неподвижное женское тело, над которым только что столь жестоко надругался, и куда-то с ним удалился…
Таня сидела потрясенной до такой степени, что на время даже позабыла о жене этого подонка, все так же неподвижно лежавшей возле самого порога, о наверняка уже вовсю мчащейся сюда скорой помощи, не о говоря уже о таких, ставшими вдруг казаться очень незначительными, мелочах, как собственное разбитое лицо. На фоне увиденного все остальное действительно казалось ей уже некой мелочью, недостойной внимания, хотя ничего более важного, чем поддержание своей красоты для Тани не было. Давно не будучи маленькой глупенькой девочкой, даже не подозревающей, что прячут мужчины в штанах и для каких целей служит это скрываемое, Таня много о чем слышала, множество различных вещей перепробовала сама лично, но такое…
Даже для ее богатого опыта это было перебором. Она и до этого с трудом переносила своего патрона, точнее, его домогательства сексуального плана, скрывая подлинное к нему отношение под маской приветливости и извечной готовности потакать всем его прихотям, делая это сначала за деньги, а потом просто из страха, что в случае чего простым увольнением здесь может и не обойтись — как секретарша самого настоящего бандита она была посвящена в слишком многие подробности, распространения которых он не допустил бы никогда; но она не знала, что он является подонком такой высшей пробы…
Да, ей приходилось с любезной улыбкой на лице принимать участие в давно опостылевшей, да что там — попросту омерзительной «игре с авторучкой», участницей и исполнительницей главной роли в которой она являлась, но все это не шло ни в какое сравнение с только что виденным… К тому же она совершала все пусть не совсем, не до конца, но можно считать, добровольно, в то время, как над той женщиной ее патрон попросту зверски надругался, по-настоящему изнасиловал. Это было ужасно и по той причине, что если она до некоторых пор еще тешила себя иллюзией безопасности — мол, все то звериное, что порой просачивалось из под его маски полубизнесмена-полубандита, никогда ее не коснется, подобно тому, как некоторые хищники мирятся с присутствием в их клетке животного другого вида, зачастую просто привыкая к соседу и не вонзая в него клыки, в особенности если его хорошо кормят, то только не сейчас. Сейчас она впервые наконец ясно осознала, что этот подонок уже давно переступил ту грань, что отделяла его от нормальных людей, и что его действия в любой момент могут стать непредсказуемыми — в том числе и в отношении нее, а это уже просто внушало страх… В случае чего, при малейшей угрозе — даже не жизни, нет, а хотя бы его благополучию, — он расправится с ней не задумываясь, несмотря даже на то, что она явно очень нравилась ему как женщина и с первых дней своей работы ни в чем ему не отказывала — именно на этих условиях он ее и принимал, заметив и оценив на том самом, как уже теперь ей казалось, злополучном для нее конкурсе красоты…
Словно во сне Таня подошла к давно надрывающемуся телефону и на вопрос охранника, действительно ли именно к ним в офис приехала машина скорой помощи, ответила утвердительно.
Вскоре она механически отвечала на какие-то вопросы суетившихся вокруг Альбининого тела людей в белых халатах и с безразличием следила, как той делают какие-то уколы и укладывают на носилки. Значит, жива… Так совершенно без всяческих эмоций подумала девушка и, глядя на внезапно ставшее совсем маленьким тело лежащей на носилках женщины, которая враз потеряла свою былую грозность и мощь — а возможно, ей с самого начала просто от страха показалось, что та была размерами не менее Гаргантюа с Пантагрюэлем вместе взятых, — к ней вдруг пришла в голову отчаянная в своей дерзости идея, за которую она тут же уцепилась… Только потом, значительно позже, уже отойдя от суматохи и впечатлений этого страшного для нее дня, она, уже подлечив свое разбитое лицо, с удивлением спрашивала себя, как не побоялась совершить такой дерзкий поступок и сама же себе отвечала: вероятнее всего от трепки, полученной от Альбины, от ее сильных ударов у нее просто помутилось в голове; ничем иным свою минутную смелость объяснить было невозможно…
Схватив обе кассеты, бросив их в свою сумочку, девушка бросилась вслед за врачами, заперла за собой двери офиса и, проскальзывая вслед за носилками мимо удивленно уставившегося на ее разбитое, горевшее огнем лицо, охранника, сумбурно объяснила ему на ходу, показывая на свой опухший, только-только прекративший кровоточить носик:
— Я сильно пострадала, и… я сейчас, я только съезжу в травмпункт… да и ее нужно сопроводить… — Она кивнула на носилки. — Если будет звонить мой шеф, передайте ему все это, пожалуйста!
Тот кивнул, а Таня, мигом запрыгнув в свой «Опелек», уже через секунду рассекала по улицам, поминутно нарушая правила дорожного движения и непрестанно создавая аварийные ситуации, но при этом упорно мчась по нужному ей адресу и не обращая никакого внимания на сигналы разгневанных водителей.
Ее мысль отличалась той простотой и гениальностью, которая только могла посетить в тот момент ее травмированную голову: быстренько переписать обе кассеты и вернуть оригиналы в сейф хозяина, пользуясь его занятостью после свалившегося на него несчастья — а теперь уже и не одного. Если он вернется в ее отсутствие, она объяснит, что кассеты схватила взбесившаяся Альбина, а куда они делись потом, она и представить себе не может — или их прибрали к рукам санитары, или они потерялись по дороге, — главное при этих наивных объяснениях держаться как можно более естественней… Это только потом, окончательно придя в себя, Таня с запоздалым ужасом сообразила, что потеряв такой материал, который для врагов Мышастого или милиции представлял неимоверную ценность, а для него же означавший либо новый срок, либо бесконечное ублажение непомерных аппетитов шантажистов, он не ограничился бы ее наивными разъяснениями — он наверняка не остановился бы вообще ни перед чем и, добиваясь признания, расколол бы ее куда легче грецкого ореха, даже если бы для этих целей ему пришлось использовать пресловутый утюг, паяльник, или просто нож под ребро…
Но это осознание пришло к ней уже потом, гораздо позже, а сейчас Таня была твердо убеждена, что получить дубликаты — это ее единственная возможность уцелеть, если когда-нибудь в будущем некоторые обстоятельства вдруг сложатся не в ее пользу. Девушка довольно наивно полагала, что имея в загашнике спрятанный на своего шефа компромат, она будет иметь возможность в случае чего выторговать себе жизнь…
Наконец она остановилась возле дома своего давнего знакомого, с которым пребывала в приятельских отношениях и который, создав на дому что-то наподобие небольшой видеостудии, обзаведясь для этого полупрофессиональной аппаратурой, клепал всевозможные пиратские копии или выполнял спецзаказы многочисленных клиентов. Именно такой клиенткой сейчас собиралась стать и она.
— О, Танюшка! Сколько лет, сколько зим! — Он собрался было ее приобнять, но при виде изуродованного лица испуганно отшатнулся. — Да что это с тобой? Тебе же надо немедленно в больницу, Таня! У тебя ведь может быть сотрясение. Где это тебя так угораздило? Ты что, попала в аварию?
— Вроде того, — усмехнулась она и, бесцеремонно отодвинув парня в сторону, прошла прямиком в комнату, где мигали какие-то лампочки, горели индикаторы, что-то бесшумно крутилось, шевелилось… — Слушай, Игорь, только ради бога, не задавай лишних вопросов, — сразу приступила Таня к делу. — У меня нет ни единой лишней секунды и любое промедление может мне очень дорого обойтись, возможно даже стоить жизни.
Игорь, внимательно посмотрев девушке в глаза, только молча кивнул — видимо ее внешний вид вполне подтверждал серьезность только что сказанного.
— Ты, Игорек, пожалуйста, сверни все, чем сейчас занимаешься, а неустойку я позже тебе оплачу. Ты же знаешь, что я слов на ветер не бросаю и обманывать тебя не стану. — Тот опять молча кивнул, с интересом ожидая продолжения столь неожиданно прозвучавшей просьбы. — Я тебе сейчас дам две видеокассеты, а ты мне быстренько сделай с них дубликаты. Понимаешь? Максимально быстро, дорога каждая минута, поверь.
Ведь есть же у тебя какая-нибудь там ускоренная перезапись или что-то в этом роде? И еще… О содержании этих кассет ты ни в коем случае не должен знать — это может создать угрозу в том числе и для тебя самого. А потом, там есть… — Она запнулась. — Мое очень… очень личное. Понимаешь?
— А они записаны до конца? — Игорь уже с профессиональным интересом вертел в руках переданные девушкой видеокассеты.
— Игорек, миленький… Ей-богу, не знаю, я видела только самое начало. Поторопись, пожалуйста…
Тот молча подошел к своим работающим агрегатам, быстро и уверенно защелкал какими-то клавишами, тумблерами, вынул кассеты, видимо стоявшие на перезаписи — Татьяне все это было неинтересно, — зарядил поданные ею, что-то быстро настроил и, заметив ее настороженный взгляд, с улыбкой произнес:
— Все, все, уходим на кухню, подглядывать не собираюсь. Только через какое-то время вместе зайдем и проверим, может пленки записаны не до конца. — И увлек девушку на кухню.
Спустя некоторое время, налив обоим по чашке кофе, Игорь вдруг пристально уставился на лицо гостьи.
— Что, не нравлюсь? Страшной стала? — усмехнулась Таня.
Она осторожно отпила глоточек напитка, стараясь не потревожить распухшие губы, и вдруг бросилась к оставленной в комнате сумочке за зеркальцем… — Да-а-а, ничего не скажешь, просто красавица! Настоящая, без малейших преувеличений… — наигранно бодрым тоном постаралась произнести Таня, но ее голос предательски задрожал, а на глаза навернулись слезы. — Ну, что уставился? — теперь уже нарочито грубо спросила она, устав от непрерывного и какого-то странного взгляда Игоря, значения которого пока никак не могла разгадать. — Говорю же, не смей меня рассматривать! Я не хочу! И не расспрашивай также, кто меня так отделал, все равно ничего не скажу!
— Не в том дело. — Игорь как будто все не решался что-то произнести. — Ты же сама прекрасно знаешь, что нравишься мне с тех самых пор, как мы с тобой познакомились и это, — он кивнул на ее лицо, — не играет для меня ровным счетом никакого значения. Ведь все это временно, через недельку ты опять станешь такой же красавицей, какой была всегда. — При его словах Таня не смогла сдержать улыбки, но все еще не понимала, куда он клонит. — В общем, я насчет оплаты… — Ее собеседник немножко замялся.
— Ах, так вот что это за взгляды! — Она рассмеялась. — И только-то? Но я же тебе ясно сказала, что нужную сумму ты назовешь сам, а я не поскуплюсь и торговаться не собираюсь.
Ну, в пределах разумного, конечно, — осмотрительно добавила молодая женщина. — К примеру, поездку на те же Канары ты за мой счет вряд ли сможешь себе устроить. Так что, смело называй свою цену, не стесняйся, — приободрила она все еще мявшегося Игоря.
— Я… ты понимаешь, мне не нужны деньги… — и посмотрев удивленной женщине в глаза, собравшись, наконец, с духом, Игорь решительно выпалил:
— Мне нужна ты сама!
— Я… я правильно тебя поняла? — Таня с удивлением посмотрела на вновь смутившегося от своего откровения мужчину. — Ты хочешь сказать, что…
— Да! Я хочу тебя! — снова набравшись храбрости рубанул он. — Так, и только так! Иначе… — Он дернулся в сторону комнаты. — Я останавливаю запись!
— Стой! Да стой же ты, дурачок! — вскочив, перехватила его на полпути Таня. — Погоди, ведь я же тебе еще ничего не ответила. Я ведь не сказала, что я… я согласна. Да, я согласна, шантажист ты мой милый. Пользуешься моим девичьим безвыходным положением… — Женщина привстала на цыпочки, обвила руками шею мгновенно сомлевшего от счастья Игоря и нежно прикоснулась разбитыми губами к мужским, напрягшимся в ожидании. — Милый…
Через минуту она, захлебываясь от наплыва чувств, шептала растерянному, не верящему в происходящее Игорю:
— Что ж ты раньше-то молчал, дурачок? Ты мне тоже давно нравишься, но кто, в конце концов, должен делать первый шаг?
Неужели слабая женщина? — И опять, преодолевая боль в разбитых губах, нежно его поцеловала. — Ведь сколько времени потеряно, скольких ошибок мне можно было избежать, если б ты не был у меня таким робким.
Но на сей раз ее мольбы не были услышаны Всевышним — либо он счел, что одного раза уже оказанной ей помощи вполне достаточно, либо у него были какие-то иные причины для столь категорического отказа, но, как бы там ни было, когда жена Мышастого, не выпуская Таню из своей железной хватки, составившей бы честь любому профессиональному борцу, втащила ее в комнату, чуть не оторвав ей при этом руку, девушка, кинув первым делом взгляд на видеодвойку, заметила торчащую оттуда кассету. «Это конец! — с ужасом осознала она. — Сейчас Альбина ее убьет! Неужели никто так и не придет ей на помощь?
Но где же охранники?»
— Ага! — радостно завопила Мышастая, быстро обежав взглядом комнату. — Так это здесь вы предаетесь гнусному разврату! Здесь, — она ткнула пальцем в сторону дивана, где совсем недавно отдыхал ее муж, — он трет тебя и тебе подобных похотливых тощих сучек во все ваши гнусные щели! Танина рука была с такой зверской силой сжата в тисках Альбины, что она застонала от боли. — Ага-а-а! Хочешь вымолить у меня прощения?! — услышав ее жалобный стон, обрадовано закричала та, и от удовольствия, вызванного этим предположением, сжала руку своей жертвы еще сильнее. — Значит, такие вот стоны ты издаешь на этом греховном ложе? Спрятавшись от людских глаз в этом низменном алькове? Сейчас ты на коленях будешь вымаливать у меня прощения, вавилонская ты блудница! Точнее, вы оба будете! Где он?
«Боже, да где она слов-то таких нахваталась? — гадала Таня, предпринимая бесплодные попытки высвободить руку — ей казалось, что она уже слышит хруст своих костей. — Но что же делать?» Вдруг железная хватка слегка ослабла и, проследив за взглядом выпученнымх глаз Мышастой, она с ужасом убедилась, что та заинтересовалась именно видеодвойкой и выглядывающей оттуда кассетой, лишенной сопроводительной надписи и лишь белеющей полоской чистой бумажки. Альбина, видимо вообразив, что она может сейчас же, сию секунду получить неопровержимые вещественные доказательства разврата, царящего в этой комнате, на этом диване, подобно разъяренной львице одним прыжком преодолела расстояние, отделявшее ее от видеодвойки, и принялась бестолково тыкать пятерней в различные клавиши, пытаясь запустить аппарат. Видимо, одной рукой производить эти действия оказалось делом нелегким, потому что давление на Танину руку еще чуть ослабло, а потом — она сперва даже не поверила своему счастью — ее отпустили совсем.
Используя шанс, которого могло больше и не повториться, молодая женщина бочком выскользнула за дверь и, добежав до своего кресла, рухнула в него, полностью обессиленная. Ее пострадавшее лицо и кисть руки горели огнем. Проведя во рту языком, она едва не заплакала, убедившись, что от одного из зверских ударов Альбины у нее раскрошился зуб.
Что же делать? Сходить за охранником? Но ведь он же и пустил сюда эту скандалистку — как-никак жена Мышастого. Наверное, просто не захотел с ней связываться — себе дороже. А значит, черта с два он придет на помощь и примется выгонять отсюда эту взбесившуюся тяжеловеску. Да скорее всего он ее просто боится, да еще не меньше, чем сама Таня. И вообще, после всего пережитого у нее не было сил даже пошевелиться.
Но что ей делать, когда Альбина выйдет? Та же продолжит избиение, а ей и отлучаться нельзя, потому что… Девушка едва не подскочила с кресла. Как же она раньше не сообразила? Судя по всему, Мышастая еще ничего не знает о похищении их дочери, значит надо ей об этом сказать, и ее внимание будет моментально отвлечено от самой Тани. Ура! Ведь по сравнению с такой новостью супружеская измена — это так, пустячок, тьфу! Но кто же мог подложить им такую свинью с этой дурацкой запиской? Может, кто-то просто хотел досадить Альбине, да случайно попал в самую точку?.. Таня сильно сомневалась, что в ее взаимоотношения с шефом было посвящено много народа. А, ладно, главное то, что ей теперь есть чем успокоить эту беснующуюся слониху. Надо только постараться поскорее рассказать, да так, чтобы та не успела еще раз ее ударить, а то вышибет ей оставшиеся зубы… Проведя языком, Таня снова расстроилась. Ну вот, теперь придется идти к стоматологу — а ведь у нее всегда были идеальные зубы… А кто ей все это оплатит? Надо будет, когда все уляжется, предъявить претензии Мышастому, пусть раскошеливается. Боже, но до чего же гудит ее бедная голова… Внезапно Таня обратила внимание, что в комнате отдыха воцарилась подозрительная тишина. Да что ж такое? После учиненного Мышастой погрома все это выглядело весьма подозрительно.
Молодая женщина крадучись, на цыпочках, приблизилась к двери. Делая последние тихие шаги, она вдруг с громким вскриком испуганно отшатнулась, едва не наткнувшись на одновременно с ней появившуюся на пороге Альбину, которая, как и некоторое время назад, беззвучно открывая рот, потрясала чем-то, зажатым в руке. Разница была лишь в том, что если раньше это «нечто» было листком бумаги, то теперь она размахивала видеокассетой, и, если раньше ее криков Таня не слышала, будучи оглушенной ударом, то теперь та действительно просто молча шевелила губами. А еще девушка с ужасом убедилась, что веревки на лбу той превратились уже в толстенные пульсирующие канаты, причем сокращающиеся в своей зловещей пульсации с неимоверной частотой… Сейчас ее хватит кондрашка, — уже даже как-то спокойно подумалось Тане, словно она наблюдала за сценой всего лишь какого-то развлекательного фильма. Но неужели на Альбину — эту женщину-гору такое впечатление произвела какая-то обычная кассета, пусть и порнографического содержания? Что же, она и порнухи никогда в жизни не видала?
— Проститутка! — наконец с трудом вырвалось из захрипевшей горлом Альбины, одновременно с брызгами вырвавшейся оттуда же, попавшей на Таню слюны. — Я так и знала!.. — Она из последних сил сделала разделяющий их шаг и еще дважды сильно ударила девушку по лицу с такой неожиданной быстротой, что та даже не успела отшатнуться.
Боже, сейчас она меня точно убьет, надо было все же сбегать за охранником… Таня попыталась зажать рукой кровь, веселым ручейком вырвавшуюся наружу из разбитого носа, а в следующее мгновенье Альбина, нелепо покачнувшись и словно удивляясь, что мощные икры вероломно предали свою хозяйку и отказались ей служить, пытаясь ухватиться за воздух раскоряченной пятерней, свободной от кассеты, вдруг, увлекаемая собственным весом, со страшной силой шмякнулась о ковер, ввалившись обратно в комнату отдыха своего непутевого муженька… Все, это конец, — неожиданно спокойно решила Таня, зафиксировав в каком-то уголке сознания, как сильно содрогнулись стены кабинета. После такого не встают — это попросту невозможно.
Даже не пощупав пульс и не проверив, жива ли Альбина вообще, она словно во сне, пошатываясь и едва не падая, добралась до телефона и вызвала бригаду скорой помощи, с большим трудом припомнив адрес, по которому сейчас находилась — в настолько жутком состоянии она сейчас пребывала.
Кое-как уняв кровоточение, чуть отсидевшись в кресле с высоко запрокинутой головой, она опять потихоньку доковыляла до неподвижно распростертого богатырского тела и стараясь не смотреть Альбине в лицо, преодолевая отвращение, вытянула из ее руки видеокассету, приведшую эту фурию в такое ужасное состояние. Та, даже находясь при смерти, или вообще уже будучи мертвой, тем не менее рассталась со своей законной добычей с огромной неохотой — ее пальцы намертво вцепились в отвоеванный с боем компромат. Таня вставила кассету в видеомагнитофон и включила воспроизведение…
То, что она увидела, потрясло ее настолько, что даже заставило испуганно оглянуться — не видит ли кто ее позора.
На экране снятое крупным планом женское лицо приблизилось к чьему-то внушающему уважение своими размерами мужскому члену, увитому как раз такими же веревками, которые она только что наблюдала на лбу Альбины и, с явственно чувствовавшейся в каждом движении охотой, увлеченно занялось оральным сексом, с сопутствующими этому сладостному занятию характерными чмокающими звуками, уловленными и записанными чутким микрофоном, на фоне довольного сопения владельца обрабатываемого предмета. А сама актриса, снявшаяся в этой документальной ленте, не предназначенной для дешевых детских утренних сеансов, устраиваемых в некоторых кинотеатрах, в этот момент сидела на диване и обалдело пялилась на себя в экран видеодвойки. При этом ее лицо постепенно заполняла краска стыда.
Прокрутив запись вперед, Таня наугад остановила и с возмущением увидела теперь уже женский зад, который так же был опознан ею как свой собственный. А ее милейший шеф истово этот самый зад обрабатывал. Оба совокупляющихся тела пылали жаром не меньше, чем сейчас ее щеки, и так и исходились от усердия потом… «Нет, но до чего же я все-таки красиво выгляжу! У меня, оказывается, очень и очень фотогеничное личико. А какое тело!» — мелькнула на мгновение в голове молодой женщины глупая мысль, тут же уступив место справедливому возмущению — этот подонок втихаря снимал их развлечения скрытой камерой! Не мудрено, что после такого Альбину хватила кондрашка, ведь она получила-таки необходимые ей доказательства супружеской измены. А Таня-то наивно считала, что на кассете обычная порнушка… А уж какая страшная расправа ожидала ее, если бы не этот несчастный для фурии и счастливый для нее случай!.. И какой ее шеф все-таки мерзавец!
Девушка принялась непроизвольно шарить взглядом по сторонам, пытаясь по углу съемки вычислить то место, с которого она производилась. Но так ничего и не нашла — то ли она еще плохо соображала после воспитательных мероприятий Альбины, от которых ее голова до сих пор гудела подобно колоколу, отлитому из очень высококачественного, отлично проводящего и сохраняющего звук металла, то ли камера была хорошо скрыта или даже убрана за ненадобностью, отслужив свою коварную службу.
С излишней быстротой выключив этот кошмар, словно кто-нибудь мог подсмотреть, чем это она только что занималась на мониторе видеодвойки, Таня сунулась было к сейфу, чтобы положить в него видеокассету, совершенно позабыв, что та первоначально находилась в магнитофоне, затем, сейчас же об этом вспомнив, отшатнулась обратно, но уже успела краем глаза уцепить, что в глубине небольшого отделения лежит, белея такой же бумажкой без опознавательных знаков, еще одна кассета-близнец той же фирмы-производителя. Неужели же этот подонок наснимал целый сериал с ее участием? Нет, но какой же все-таки подонок!
Не в силах побороть любопытство, она принялась просматривать и вторую ленту, заранее настроив себя на то, что ничего приятного ее там не ожидает. К великому Таниному облегчению, на сей раз с экрана на нее глядело лицо совершенно незнакомой девушки. У нее от сердца. Но надо же, какая модель! Вот это да… И где только ее шеф смог найти такую красавицу?
С все возрастающим интересом и немалой долей женской зависти она вглядывалась в улыбку ослепительно красивой владелицы совершеннейшей фигуры, крутящей педали велотренажера, находящегося в каком-то спортивном зале. Особенное впечатление на нее произвели гибкая талия и изумительные ноги незнакомки, снятой почему-то в одном только нижнем белье, позволяющем хорошо рассмотреть все достоинства ее безупречного тела. Девушка почувствовала легкий укол ревности к незнакомой молодой женщине, хотя и сама была более чем симпатичной, и ее удачное выступление в городском конкурсе красоты это подтверждало.
Однако последовавшие за этим кадры повергли ее в самый настоящий шок — теперь она испытала чувство настоящего потрясения и лютого нежелания оказаться на месте той, которой только что так чисто по-женски завидовала и которая подверглась столь жуткой участи… Теперь уже не с интересом, а с все возрастающим страхом Таня смотрела на стремительно разворачивающиеся на ее глазах и вызывающие чувство омерзения события, скрупулезно запечатленные бесстрастной видеокамерой. Что ее шеф эту ослепительную красавицу просто-напросто насилует, она поняла сразу — по крикам и бесплодным попыткам сопротивления, которые та в отчаянии предприняла. Негодяй уложил девушку грудью на спортивного «козла» и, жестко преодолев постепенно слабеющее сопротивление своей жертвы, сотворил с ней такое!.. Увидев омерзительную концовку изнасилования, Таню саму чуть не стошнило, что же было говорить об этой несчастной, которая после всего проделанного с нею просто потеряла сознание, видимо, от боли и отвращения, от самого осознания того, что с ней только что сделали… Мышастый же, через некоторое время опять появившись в кадре, подхватил на руки неподвижное женское тело, над которым только что столь жестоко надругался, и куда-то с ним удалился…
Таня сидела потрясенной до такой степени, что на время даже позабыла о жене этого подонка, все так же неподвижно лежавшей возле самого порога, о наверняка уже вовсю мчащейся сюда скорой помощи, не о говоря уже о таких, ставшими вдруг казаться очень незначительными, мелочах, как собственное разбитое лицо. На фоне увиденного все остальное действительно казалось ей уже некой мелочью, недостойной внимания, хотя ничего более важного, чем поддержание своей красоты для Тани не было. Давно не будучи маленькой глупенькой девочкой, даже не подозревающей, что прячут мужчины в штанах и для каких целей служит это скрываемое, Таня много о чем слышала, множество различных вещей перепробовала сама лично, но такое…
Даже для ее богатого опыта это было перебором. Она и до этого с трудом переносила своего патрона, точнее, его домогательства сексуального плана, скрывая подлинное к нему отношение под маской приветливости и извечной готовности потакать всем его прихотям, делая это сначала за деньги, а потом просто из страха, что в случае чего простым увольнением здесь может и не обойтись — как секретарша самого настоящего бандита она была посвящена в слишком многие подробности, распространения которых он не допустил бы никогда; но она не знала, что он является подонком такой высшей пробы…
Да, ей приходилось с любезной улыбкой на лице принимать участие в давно опостылевшей, да что там — попросту омерзительной «игре с авторучкой», участницей и исполнительницей главной роли в которой она являлась, но все это не шло ни в какое сравнение с только что виденным… К тому же она совершала все пусть не совсем, не до конца, но можно считать, добровольно, в то время, как над той женщиной ее патрон попросту зверски надругался, по-настоящему изнасиловал. Это было ужасно и по той причине, что если она до некоторых пор еще тешила себя иллюзией безопасности — мол, все то звериное, что порой просачивалось из под его маски полубизнесмена-полубандита, никогда ее не коснется, подобно тому, как некоторые хищники мирятся с присутствием в их клетке животного другого вида, зачастую просто привыкая к соседу и не вонзая в него клыки, в особенности если его хорошо кормят, то только не сейчас. Сейчас она впервые наконец ясно осознала, что этот подонок уже давно переступил ту грань, что отделяла его от нормальных людей, и что его действия в любой момент могут стать непредсказуемыми — в том числе и в отношении нее, а это уже просто внушало страх… В случае чего, при малейшей угрозе — даже не жизни, нет, а хотя бы его благополучию, — он расправится с ней не задумываясь, несмотря даже на то, что она явно очень нравилась ему как женщина и с первых дней своей работы ни в чем ему не отказывала — именно на этих условиях он ее и принимал, заметив и оценив на том самом, как уже теперь ей казалось, злополучном для нее конкурсе красоты…
Словно во сне Таня подошла к давно надрывающемуся телефону и на вопрос охранника, действительно ли именно к ним в офис приехала машина скорой помощи, ответила утвердительно.
Вскоре она механически отвечала на какие-то вопросы суетившихся вокруг Альбининого тела людей в белых халатах и с безразличием следила, как той делают какие-то уколы и укладывают на носилки. Значит, жива… Так совершенно без всяческих эмоций подумала девушка и, глядя на внезапно ставшее совсем маленьким тело лежащей на носилках женщины, которая враз потеряла свою былую грозность и мощь — а возможно, ей с самого начала просто от страха показалось, что та была размерами не менее Гаргантюа с Пантагрюэлем вместе взятых, — к ней вдруг пришла в голову отчаянная в своей дерзости идея, за которую она тут же уцепилась… Только потом, значительно позже, уже отойдя от суматохи и впечатлений этого страшного для нее дня, она, уже подлечив свое разбитое лицо, с удивлением спрашивала себя, как не побоялась совершить такой дерзкий поступок и сама же себе отвечала: вероятнее всего от трепки, полученной от Альбины, от ее сильных ударов у нее просто помутилось в голове; ничем иным свою минутную смелость объяснить было невозможно…
Схватив обе кассеты, бросив их в свою сумочку, девушка бросилась вслед за врачами, заперла за собой двери офиса и, проскальзывая вслед за носилками мимо удивленно уставившегося на ее разбитое, горевшее огнем лицо, охранника, сумбурно объяснила ему на ходу, показывая на свой опухший, только-только прекративший кровоточить носик:
— Я сильно пострадала, и… я сейчас, я только съезжу в травмпункт… да и ее нужно сопроводить… — Она кивнула на носилки. — Если будет звонить мой шеф, передайте ему все это, пожалуйста!
Тот кивнул, а Таня, мигом запрыгнув в свой «Опелек», уже через секунду рассекала по улицам, поминутно нарушая правила дорожного движения и непрестанно создавая аварийные ситуации, но при этом упорно мчась по нужному ей адресу и не обращая никакого внимания на сигналы разгневанных водителей.
Ее мысль отличалась той простотой и гениальностью, которая только могла посетить в тот момент ее травмированную голову: быстренько переписать обе кассеты и вернуть оригиналы в сейф хозяина, пользуясь его занятостью после свалившегося на него несчастья — а теперь уже и не одного. Если он вернется в ее отсутствие, она объяснит, что кассеты схватила взбесившаяся Альбина, а куда они делись потом, она и представить себе не может — или их прибрали к рукам санитары, или они потерялись по дороге, — главное при этих наивных объяснениях держаться как можно более естественней… Это только потом, окончательно придя в себя, Таня с запоздалым ужасом сообразила, что потеряв такой материал, который для врагов Мышастого или милиции представлял неимоверную ценность, а для него же означавший либо новый срок, либо бесконечное ублажение непомерных аппетитов шантажистов, он не ограничился бы ее наивными разъяснениями — он наверняка не остановился бы вообще ни перед чем и, добиваясь признания, расколол бы ее куда легче грецкого ореха, даже если бы для этих целей ему пришлось использовать пресловутый утюг, паяльник, или просто нож под ребро…
Но это осознание пришло к ней уже потом, гораздо позже, а сейчас Таня была твердо убеждена, что получить дубликаты — это ее единственная возможность уцелеть, если когда-нибудь в будущем некоторые обстоятельства вдруг сложатся не в ее пользу. Девушка довольно наивно полагала, что имея в загашнике спрятанный на своего шефа компромат, она будет иметь возможность в случае чего выторговать себе жизнь…
Наконец она остановилась возле дома своего давнего знакомого, с которым пребывала в приятельских отношениях и который, создав на дому что-то наподобие небольшой видеостудии, обзаведясь для этого полупрофессиональной аппаратурой, клепал всевозможные пиратские копии или выполнял спецзаказы многочисленных клиентов. Именно такой клиенткой сейчас собиралась стать и она.
— О, Танюшка! Сколько лет, сколько зим! — Он собрался было ее приобнять, но при виде изуродованного лица испуганно отшатнулся. — Да что это с тобой? Тебе же надо немедленно в больницу, Таня! У тебя ведь может быть сотрясение. Где это тебя так угораздило? Ты что, попала в аварию?
— Вроде того, — усмехнулась она и, бесцеремонно отодвинув парня в сторону, прошла прямиком в комнату, где мигали какие-то лампочки, горели индикаторы, что-то бесшумно крутилось, шевелилось… — Слушай, Игорь, только ради бога, не задавай лишних вопросов, — сразу приступила Таня к делу. — У меня нет ни единой лишней секунды и любое промедление может мне очень дорого обойтись, возможно даже стоить жизни.
Игорь, внимательно посмотрев девушке в глаза, только молча кивнул — видимо ее внешний вид вполне подтверждал серьезность только что сказанного.
— Ты, Игорек, пожалуйста, сверни все, чем сейчас занимаешься, а неустойку я позже тебе оплачу. Ты же знаешь, что я слов на ветер не бросаю и обманывать тебя не стану. — Тот опять молча кивнул, с интересом ожидая продолжения столь неожиданно прозвучавшей просьбы. — Я тебе сейчас дам две видеокассеты, а ты мне быстренько сделай с них дубликаты. Понимаешь? Максимально быстро, дорога каждая минута, поверь.
Ведь есть же у тебя какая-нибудь там ускоренная перезапись или что-то в этом роде? И еще… О содержании этих кассет ты ни в коем случае не должен знать — это может создать угрозу в том числе и для тебя самого. А потом, там есть… — Она запнулась. — Мое очень… очень личное. Понимаешь?
— А они записаны до конца? — Игорь уже с профессиональным интересом вертел в руках переданные девушкой видеокассеты.
— Игорек, миленький… Ей-богу, не знаю, я видела только самое начало. Поторопись, пожалуйста…
Тот молча подошел к своим работающим агрегатам, быстро и уверенно защелкал какими-то клавишами, тумблерами, вынул кассеты, видимо стоявшие на перезаписи — Татьяне все это было неинтересно, — зарядил поданные ею, что-то быстро настроил и, заметив ее настороженный взгляд, с улыбкой произнес:
— Все, все, уходим на кухню, подглядывать не собираюсь. Только через какое-то время вместе зайдем и проверим, может пленки записаны не до конца. — И увлек девушку на кухню.
Спустя некоторое время, налив обоим по чашке кофе, Игорь вдруг пристально уставился на лицо гостьи.
— Что, не нравлюсь? Страшной стала? — усмехнулась Таня.
Она осторожно отпила глоточек напитка, стараясь не потревожить распухшие губы, и вдруг бросилась к оставленной в комнате сумочке за зеркальцем… — Да-а-а, ничего не скажешь, просто красавица! Настоящая, без малейших преувеличений… — наигранно бодрым тоном постаралась произнести Таня, но ее голос предательски задрожал, а на глаза навернулись слезы. — Ну, что уставился? — теперь уже нарочито грубо спросила она, устав от непрерывного и какого-то странного взгляда Игоря, значения которого пока никак не могла разгадать. — Говорю же, не смей меня рассматривать! Я не хочу! И не расспрашивай также, кто меня так отделал, все равно ничего не скажу!
— Не в том дело. — Игорь как будто все не решался что-то произнести. — Ты же сама прекрасно знаешь, что нравишься мне с тех самых пор, как мы с тобой познакомились и это, — он кивнул на ее лицо, — не играет для меня ровным счетом никакого значения. Ведь все это временно, через недельку ты опять станешь такой же красавицей, какой была всегда. — При его словах Таня не смогла сдержать улыбки, но все еще не понимала, куда он клонит. — В общем, я насчет оплаты… — Ее собеседник немножко замялся.
— Ах, так вот что это за взгляды! — Она рассмеялась. — И только-то? Но я же тебе ясно сказала, что нужную сумму ты назовешь сам, а я не поскуплюсь и торговаться не собираюсь.
Ну, в пределах разумного, конечно, — осмотрительно добавила молодая женщина. — К примеру, поездку на те же Канары ты за мой счет вряд ли сможешь себе устроить. Так что, смело называй свою цену, не стесняйся, — приободрила она все еще мявшегося Игоря.
— Я… ты понимаешь, мне не нужны деньги… — и посмотрев удивленной женщине в глаза, собравшись, наконец, с духом, Игорь решительно выпалил:
— Мне нужна ты сама!
— Я… я правильно тебя поняла? — Таня с удивлением посмотрела на вновь смутившегося от своего откровения мужчину. — Ты хочешь сказать, что…
— Да! Я хочу тебя! — снова набравшись храбрости рубанул он. — Так, и только так! Иначе… — Он дернулся в сторону комнаты. — Я останавливаю запись!
— Стой! Да стой же ты, дурачок! — вскочив, перехватила его на полпути Таня. — Погоди, ведь я же тебе еще ничего не ответила. Я ведь не сказала, что я… я согласна. Да, я согласна, шантажист ты мой милый. Пользуешься моим девичьим безвыходным положением… — Женщина привстала на цыпочки, обвила руками шею мгновенно сомлевшего от счастья Игоря и нежно прикоснулась разбитыми губами к мужским, напрягшимся в ожидании. — Милый…
Через минуту она, захлебываясь от наплыва чувств, шептала растерянному, не верящему в происходящее Игорю:
— Что ж ты раньше-то молчал, дурачок? Ты мне тоже давно нравишься, но кто, в конце концов, должен делать первый шаг?
Неужели слабая женщина? — И опять, преодолевая боль в разбитых губах, нежно его поцеловала. — Ведь сколько времени потеряно, скольких ошибок мне можно было избежать, если б ты не был у меня таким робким.