Колен Фабрис. По вашему желанию

   — Это ты так считаешь, — оскалилась Смерть.
   — А если я проиграю…
   — …то возвращаешься к себе.
   — По рукам! — воскликнул Дьявол.
   — Меня это тоже устраивает, — согласился скелет.
   Князь Тьмы опять тряхнул головой. Смерть казалась элегантной дамой из богатых кварталов, одетой по последней моде. Такая же хрупкая, как тростник… но никогда нельзя полагаться на внешность. Она, широко улыбаясь, повернулась к Дьяволу.
   — Прогуляемся?
   — Согласен, — кивнул тот.
   Они несколько меланхолично пошли рядышком.
   Их прогулку сопровождали протесты фей. Оба это прекрасно чувствовали: их печаль образовала длинную подземную реку. Лес разорен, лужайки покрыты золотой пудрой, кусты вырваны, а все остальное похоже на поле битвы, на котором даже птицы не хотят петь, такого не бывало испокон веков. А они, Дьявол и Смерть, прогуливаются в полумраке. И что это была за странная пара. Скелет, одетый женщиной и украшенный облаком пепла, да потасканный демон, выпускающий и убирающий когти.
   — Настоящая резня, — заметил Дьявол.
   — Должна тебе напомнить, что все это на твоей совести, — отпарировала Смерть.
   Ее собеседник только пожал плечами. Он нагнулся, чтобы подобрать камень, который принялся рассеянно жевать. Они перешагивали через стволы деревьев, валявшиеся на тропинках, и вышли на лужайку, покрытую снегом, образовывавшим серебряный ковер на золотом фоне.
   — Тебе понравилась моя жидкость, а?
   Скелет остановился и повернулся к нему.
   — Ради всех святых! Где ты только смог отыскать такой яд?
   — Секрет художника, — улыбнулся Дьявол и резко наклонился, чтобы схватить руки скелета.
   — Хоп! — воскликнула Смерть, отступая в сторону. — Только без грязных фокусов, согласен?
   — Хорошо, — вздохнул тот. — Просто это у меня в природе.
   Скелет покачал головой. Когда они шли, ключи, подвешенные на одном из ребер скелета, издавали мелодичный звон. Прогулка продолжалась.
   — Старые добрые времена, а?
   Князь Тьмы улыбался во мраке.
   Посреди одной из лужаек находился фонтан. Он тоже был покрыт золотом, но вода оставалась еще кристально чистой, и казалась вечной в бледных отблесках ночного света.
   Дьявол и Смерть уселись на краешке фонтана.
   — Ну ладно, — начал скелет, — и каков же твой вызов?
   — Так сразу?
   — А есть ли смысл затягивать?
   — У меня появилась одна идея, — заявил Дьявол с триумфальной улыбкой. — Мы с тобой ложимся в кровать, и первый, кто получит удовольствие, проиграл.
   Смерть тяжело вздохнула.
   — И ты называешь это идеей?
   — А почему бы и нет? А как это следует называть?
   — Ловушкой.
   Князь Тьмы пожал плечами.
   — Квартек, — объявил скелет после продолжительного молчания.
   Дьявол возвел глаза к небу и погладил свой подбородок.
   — Идея не такая уж и глупая.
   — Совсем нет, — подтвердила Смерть.
   — Отнюдь не глупая, — повторил Князь Тьмы. — Доверим разрешение нашего спора жителям Ньюдона… в конце концов, ведь именно для них мы и живем.
   — Для них и благодаря им, — поправил скелет, наклоняясь, чтобы почесать лодыжку.
   — Эй, вы, там!
   Собеседники подняли глаза и увидели бегущего к ним карлика.
   — Садовник, — сказала Смерть.
   Карлик остановился на почтительном от них расстоянии. В руках у него был фонарь.
   Он поднял его один раз, потом второй и, похоже, остолбенел от изумления.
   — Ради святой крови Трех Матерей!
   — Возвращайся к себе, малыш, — ласково обратился к нему скелет.
   — О! Святые угодники, святые угодники, святые угодники!
   Карлик бросил свой фонарь, развернулся на каблуках и со всех ног пустился прочь.
   — Ату его, ату! — закричал Дьявол, хлопая в ладоши.
   — Он же тебе ничего не сделал, — заметила Смерть.
   Князь Тьмы снова повернулся к ней.
   — Да, — сказал он, — твоя идея мне определенно нравится. Такая хаотичная.
   Столько случайного! Мне даже обидно, что я сам не сумел додуматься до нее.
   — Хе, хе, — ухмыльнулась Смерть.
   — Отлично. И когда?
   — Чем скорее, тем лучше.
   — Вполне согласен.
   — Может быть, завтра вечером?
   — А почему бы и нет?
   — По рукам.
   Скелет подставил свою костлявую ладонь, и Дьявол хлопнул по ней. Раздался звук, напоминающий треск сухого дерева: настоящая костяная симфония.
   — Но без всякого жульничества, договорились?
   — И это ты говоришь мне? — возмутилась Смерть.
   Вдали исчез силуэт карлика, который все еще продолжал что-то кричать.
   — А у меня есть еще одна идея, — задумчиво заметил Дьявол.
   — Выкладывай.
   — Каждый из нас выбирает команду для другого.
   — Интересно, — согласился скелет.
   — Кто первый? Я?
   Смерть печально вздохнула.
   — Все та же галантность.
   — Ну, ладно, — согласился Князь Тьмы, несколько обиженный этим замечанием, — тогда начнем с тебя. Выбирай.
   — Отлично, — сказал скелет. — Твоим тренером будет Мордайкен.
   Дьявол чуть было не упал, но успел схватиться за край фонтана.
   — Мордай…
   Смерть кивнула.
   — Но это просто невозможно! Я же обещал, что возьму его к себе на службу!
   — Ты думаешь, мне это неизвестно? — улыбнулся скелет.
   — Отлично, — согласился Дьявол. — Пусть так и будет. А ты берешь Джона Муна.
   Скелет опустил голову.
   — Думаю, мне надо было подождать.
   — Как скажешь.
   — Это не очень-то вежливо с твоей стороны.
   — Если хочешь, то можешь набрать новых игроков.
   Смерть, похоже, задумалась.
   — Ну ладно, — наконец-то сказала она. — Почему бы и нет? В конце концов, спорт — это такое идиотское занятие.
   — Я восхищен, — заявил Дьявол.
   — Неудивительно.
   Они покинули фонтан и пошли дальше. Смерть чувствовала, как внутри у нее позвякивают ключи, такие прекрасные, такие драгоценные ключи от Ада. А Дьявол осматривался вокруг. Создание двух команд может и подождать. А сейчас была ночь, ночь для наслаждений: их первая встреча за тысячу лет.
   — Я все спрашиваю себя, что здесь происходит? — вздохнул Князь Тьмы, в то время как они углублялись в остатки леса. — Зачем все это?
   — Что именно?
   — Видишь ли, никто не хочет идти ко мне в Ад, — начал объяснять Дьявол. — А ведь люди умирали и до того, как появилась ты.
   Их словно проглотил мрак.
   — Я не знаю, — призналась Смерть. — Честно говорю, не знаю.
   — И все же мне очень любопытно.
   — Может быть, это необходимо для того, чтобы дать возможность лучше прочувствовать жизнь. Людскую жизнь.
   — Ты и вправду так думаешь?
   — Нет.
   — Успокоила. А скажи-ка тогда, правда ведь я вас здорово заманил в ловушку? При помощи этого трюка с живыми мертвецами в Парламенте! Или вот с этим лесом!
   — Об этом говорить преждевременно. Мои сестры уже не очень-то тебя любят.
   — Им меня будет недоставать.
   — Перестань нести чепуху.
   — Да, да, это так, уверяю тебя.
   — Ха, знаешь что?
   — И что же?
   — Возможно, существует какая-то высшая сила, которая нас и создала. И на самом деле наше существование не имеет особой важности…
   — Что-то я не понимаю.
   — Ну и не надо. Оставим это.

Вперед ногами

   Наша первая ночь в тюрьме оказалась довольно беспокойной.
   Проснулась старая привычка: я возжелал умереть. На самом деле это не совсем так.
   Но мне очень хотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Когда находишься в камере, то такие мысли нельзя назвать оригинальными.
   Примерно к одиннадцати часам Гораций начал храпеть.
   Но в данном случае речь идет не просто о храпе: звуки больше напоминали катаклизм, рычанье хищного зверя, заставлявшее дрожать стены камеры, в котором тонули практически все протесты наших соседей.
   — Что там происходит? — спросил кто-то.
   — Война.
   — Ха, это у тебя в голове война, кролик.
   Кролик?
   Я тут же вспомнил, что члены Всеведущей Федерации тоже находятся в тюрьме.
   Интересно, какое дело им ставят в вину? Вероятнее всего что-нибудь с политическим размахом. Трудно сказать, что я испытывал по этому поводу, огорчение или удовлетворение. Во всяком случае, меня распирало от злости на театраломанов за то, что они посеяли семя сомнения в мою душу. Чума на них и на их шефа с головой поросенка, это же надо додуматься до такой шутки! Ладно, раз уж они такие умники, то почему бы не попросить Великого Кукловода переписать некоторые главы книги?
   Эпилог: Джон Мун выходит из тюрьмы под громкие аплодисменты иступленной толпы. А Катей Плюрабелль бросается к его ногам.
   Вы, конечно, назовете это идиотизмом.
   Но на самом деле моя проблема никуда не делась. Я, как ни крути, был пленником, сидящим в тюрьме, и перспектива провести остатки своих дней в обществе севшего на мель кашалота была, мягко говоря, достаточно реальной. Но мне так хотелось хоть немного поспать! Поспать. Поспать.
   — ПОСПАТЬ! — в отчаянии закричал я в тот момент, когда колокола прозвонили полночь.
   — Чего? — простонал Гораций, просыпаясь и подпрыгивая.
   — Эй, здесь есть хоть кто-нибудь, любящий хорошо поспать!
   — Иди в отель, — ответили мне из-за стены.
   — Патрон? Все в порядке?
   Я поднял к потолку большой палец. Успокоившись, здоровенный огр снова принялся храпеть.
   Оглушительное рычание становилось невыносимым. С этим надо было кончать. По крайней мере, просто выйти отсюда.
   Я подумал о Глоине и Ориеле, сидящих там, в усадьбе. К этому часу барон Мордайкен, возможно, уже решил покончить с ними. Смерть на свободе и бродит где-нибудь среди темных аллей. И на самом деле я даже не знаю, можно ли это назвать хорошей новостью.
   Мне так и не удалось уснуть почти всю ночь, мои глаза сомкнулись только за десять минут до того момента, когда всех подняли, чтобы вывести на положенную прогулку. Я был измотан и вышел из камеры пошатываясь, поддерживаемый Горацием, похоже, всю ночь проспавшим как сурок.
   Мы направились в умывальню, где нас ожидали чаны с застоявшейся жидкостью.
   Охранники, по большей части огры, то и дело выкрикивали противоречивые команды, которые я, во всяком случае, мог разобрать с трудом и за свою рассеянность заработал несколько тычков локтями, но находился в таком сонном состоянии, что едва ли почувствовал их. Гораций энергично потер мне спину и вылил на меня почти целый чан с мутной жидкостью.
   — Уф, — сказал я, — это что, суп, который нам вчера давали?
   — Он что, тебе очень понравился? — спросил кто-то из заключенных.
   Нам выдали нечто вроде полосатых пижам и отобрали все, имеющее хоть малейшее отношение к личным вещам.
   — Могу я оставить у себя этот медальон? — спросил какой-то эльф.
   Но огры сорвали с него эту штуковину и оставили беднягу стоять с открытым ртом.
   Тюремщики Блекайрона, похоже, строго держались заведенных инструкций.
   Среди прочих заключенных я заметил таких, которые еще не провели здесь достаточно долгое время: карликов, явно не потерявших нормальной формы, с аккуратно подстриженными бородами.
   — Хорошая погода для этого времени года, — заметил я одному из них, когда мы выходили из умывальни.
   — Не знаю, о чем вы говорите.
   Далее нас привели в некое подобие крепости. Четыре высокие стены и лужайка, покрытая гравием и старательно расчищенная от снега. Я разглядывал остальных арестантов. Зрелище было довольно любопытным: все одеты в полосатые пижамы и сандалии, и продрогли, как воробьи. Большинство охранников следило за нами вполглаза, но оказались еще и такие, которые стояли на зубчатых башнях. Одна только мысль о побеге уже доставляла удовольствие.
   — Ну и ну, — сказал Гораций.
   — Пошевеливайся, — крикнул сверху тюремщик, — турнир начинается!
   Мы, ничего не понимая, переглянулись.
   Некоторые заключенные, очевидно уже усвоившие местные порядки, устало пригнулись и приняли на спину своих товарищей.
   — Давай, давай, поживее, — вопил охранник, похожий на эльфа, со своего высокого насеста. — Все знаем правила! От участия в турнире освобождает только появившаяся кровь. Кто последний устоит на ногах — победитель.
   — А каков приз? — поинтересовался кто-то.
   Большинство охранников при этом расхохоталось. Щелчок бича.
   На самом деле у нас не было выбора.
   Гораций наклонился, и мне оставалось только вскочить ему на спину. Вцепившись в огра, я возвел глаза к небесам. Не знаю, есть ли там кто-нибудь, над облаками, кретин автор или кто-то еще, но если это так, то он там хорошо забавляется. Проклинаю его и готов набить ему морду!
   Очень скоро я пришел к выводу, что те, кто не забрался на огров, не имеют никакого шанса. Мы образовали идеальную пару. Гораций крепок как камень, а во мне нет особого веса.
   Были разрешены любые пары. Мы для начала одолели нескольких противников, свалив их так, чтобы не причинить никакого вреда, но довольно быстро я заметил, что не все игроки придерживаются такой же тактики. Некоторые, явные старожилы данного заведения, не стеснялись наносить сильные удары ногами, хватать соперников за волосы, носы, уши и прочие выступающие части тела.
   Я сильнее обхватил ногами талию своего скакуна, чтобы дать понять ему, что надо двигаться с максимально возможной скоростью. Гораций, по-видимому, понял, что от него требуется. Издав громкое ржанье, он устремился к паре карликов и со всего размаха врезался в них, как пушечное ядро. От такого сильного удара они повалились на землю.
   Один из них поднялся на ноги и вытер со лба несколько капелек крови.
   — Освобожден! — крикнул ему охранник.
   — Хорошая погода для этого времени года, — нагнувшись пониже, сказал я ему, в то время как наш тандем устремился в новую атаку.
   — Шел бы ты подальше.
   Мы снова вернулись в сражение.
   По прошествии нескольких минут вокруг нас расчистилось место, и на площадке осталось только три пары. Все скакуны были ограми. Мы еще только раздумывали, как нам справиться с этой последней фазой турнира, когда наши противники, явно желая поскорее покончить с этим делом, устремились друг на друга. Один из бойцов, эльф, ухватил своего соперника за ворот и начал крутить его, как лассо. Бедняга прекратил свое вращение, только столкнувшись со стеной. Его лоб с глухим стуком ударился о камень, и он больше не двигался.
   Совершенно не двигался.
   — Освобожден!
   Мы смотрели на оставшегося лежать на земле заключенного.
   — Пошли! — подгонял нас охранник, торчащий на башне. — Последняя стычка!
   Но все понимали — здесь что-то не так. Я постепенно стал догадываться, в чем же дело. Для тюремщиков Блекайрона смерть — всего лишь обычное воспоминание. Именно поэтому они и организовали этот турнир. Никакого риска потерять заключенного.
   Никакого риска нарваться на объяснения: все шло как по маслу.
   Арестанты начали собираться вокруг распластавшегося на земле бойца.
   — Встать! — заорал охранник.
   Чувствовалось, что он растерялся. Я слез со спины Горация и подошел к неподвижному телу. Никто не попытался меня остановить, даже тюремщики. Когда лежащего перевернули на спину, то увидели, что весь лоб у него в крови. Он не дышал. Я приложил ухо к сердцу пострадавшего арестанта: тишина.
   — Он мертв.
   — Мертв?
   Удивленный шепоток пробежал по нашей маленькой группе.
   — Что ты такое несешь? — возмутился охранник, расталкивая собравшихся.
   — Посмотрите сами, — предложили ему.
   Тюремщик, огромный огр с натренированной походкой, склонился над телом и тяжело вздохнул. У него на поясе висел нож.
   Я бросил взгляд в сторону Горация.
   Внутри меня заработал какой-то новый механизм.
   Нечто неудержимое.
   Гораций проследил за моим взглядом и в свою очередь тоже заметил нож.
   — Хорошая погода для этого времени года, — сказал я.
   — Но в воздухе еще чувствуется прохлада, — ответил голос у меня за спиной.
   А мы не одиноки…
   Одним прыжком я подскочил к охраннику, выхватил из-за его пояса нож и направил оружие прямо ему в горло. Тот даже не успел сообразить, что происходит. Еще мгновение, и клинок уперся в трахею тюремщика. Несмотря на то что его шея заплыла жиром, я чувствовал, как под лезвием пульсирует вена, и был уверен, что огр все прекрасно понимает.
   — Не двигаться! — раздался мой нервный вопль в адрес других охранников, как на площадке, так и на башнях. — Гораций, следи, чтобы остальные заключенные вели себя благоразумно и обыщи нашу добычу.
   Огр быстренько обхлопал карманы охранника и вытащил оттуда пару ключей.
   — Да понимаешь ли ты, что делаешь? — прорычал один из тюремщиков, приближаясь к нам с поднятой дубиной.
   — Смерть вернулась, болван. Еще одно движение, и я прирежу твоего дружка.
   Тот испуганно застыл на месте.
   — Делайте то, что он говорит, — простонал мой пленник.
   — Именно. Хорошо, эти ключи, — сказал я, делая знак в сторону Горация, — что они открывают?
   Охранник опустил свою дубину и пожал плечами.
   — Откуда мне знать?
   — Сядь, — приказал я своему пленнику.
   Он подчинился. Мне пришлось продолжать держаться у него за спиной, не снимая ножа с горла.
   — А почему это ты ничего не знаешь?
   — Это не мои ключи, — ответил охранник. — Это его.
   — Скажите, — послышался голос из кучки арестантов, — вы принадлежите к Федерации? Правда?
   — Теперь уже поздно выяснять это.
   — Вы тот, кто встречался с Великим Кукловодом, да?
   Ситуация выскальзывала из моих рук. Я усилил давление клинка и произнес, стараясь, чтобы по голосу не было заметно охватившего меня волнения:
   — Хорошо, э-э-э-э, хорошо. Мы все вместе спокойно идем к выходу и…
   — Я и так очень спокоен, — встрял огр.
   — Патрон, это и есть наш план? — спросил Гораций.
   — Ну да, я вас видел вчера вечером. Вы были ежиком, — настаивал кто-то из заключенных.
   — Да нет же, дурак. Ежиком был я.
   — МОЛЧАТЬ! — Крик души…
   Все, похоже, вспомнили о моем существовании. Это, в конце концов, становилось невыносимым.
   — Ну ладно, — сказал я, — мы все сейчас идем к выходу. И при любом подозрительном жесте мне придется перерезать горло этой жирной свинье.
   — Жирной чего?
   — Он блефует! — закричал охранник с башни. — Смерть — ничто. Смотрите!
   Мы подняли головы. Тот, кто произнес эти слова, был эльфом. В данный момент он уже перешагнул, через ограду, за которой находился, и приготовился прыгать.
   — На вашем месте я бы не стал делать этого. — Мое предупреждение, похоже, не возымело результата.
   — Может быть, — согласился эльф, продолжая готовиться к прыжку. — Только вот ты не на моем месте.
   Раскинув руки, он шагнул в пустоту.
   — Датан Смелго-о-о-о-о-т! — проорал охранник.
   Он шмякнулся о землю. Легкая судорога пробежала по его телу, и на этом все кончилось.
   Стоящие рядом со мной заключенные медленно начали аплодировать.
   Хлоп, хлоп, хлоп.
   — Еще добровольцы есть? — спросил я.
   — Ради Святой крови Трех Матерей, — взмолился огр, к горлу которого все еще был приставлен нож. — Делайте то, что он вам говорит. Вы что, не видите, что это маг?
   Еще одна неплохая идея.
   — Вот именно, разве не видно, что я маг?
   — Джон Винсент Мун!
   Все повернули головы в сторону, откуда быстро приближался звук торопливых шагов.
   — Джон Винсент Мун, на выход!
   — Что?
   Огр-тюремщик, воспользовавшись моментом, нанес мне локтем отменный удар в челюсть, и я покатился по снегу. Гораций набросился на него, и они сцепились в схватке.
   В моей руке оставался бесполезный теперь нож.
   На яркий свет вышел директор тюрьмы. Это был человечек маленького роста с седой бородой и цилиндром.
   — Кто из вас Джон Мун?
   Я встал, не выпуская ножа.
   Директор смотрел на потасовку вытаращенными глазами.
   — Но что здесь происходит?
   — Ну… — начал я и бросил нож на землю.
   Вот и началось. У меня опять отобрали владение ситуацией.
   Не спеша поднялся Гораций. Встал на ноги и оглушенный охранник. Остальные заключенные образовали вокруг него могучую кучку.
   — Гус Рубблин из службы Ее Величества.
   — И что дальше?
   — Он хочет вас видеть. На выходе. Вы что, глухой?
   Гус Рубблин, подумал я. Опять у них какая-нибудь гадость случилась?
   — Но что здесь такое происходит? — спросил директор, приближаясь к нам. — Вы все еще продолжаете драться?
   Постепенно к нам начали приближаться остальные тюремщики, держа наготове свои дубинки. Заключенные медленно разошлись. Мы с Горацием остались в одиночестве.
   — Хорошая погода для этого времени года, — сказал я.
   — Вы так считаете? — ответил директор и сильно пнул ногой безжизненное тело огра. — Ну ладно, а этот? Что он тут делает? И почему не в форме?
   — Это Дублдей, мсье.
   — Дублдей?
   — Охранник.
   — А-а-а.
   — Не шевелиться! — выкрикнул другой охранник и храбро зашел мне за спину. — Мсье, этот человек пытался поднять бунт и…
   — Оставьте, — покачал головой директор, — он должен идти на выход. Впрочем, подождите: вы будете настолько добры, что проводите его туда.
   — Но, мсье директор…
   — А-а-а, еще и этот? — воскликнул маленький человечек с седой бородой и указал на распластавшегося на земле эльфа. — А он что тут делает?
   Я закрыл глаза. У меня появилось такое ощущение, что мне выпало быть пешкой на шахматной доске, пешкой, которой суждено проиграть. Хоп! — и Джон Мун в тюрьме. А потом вот решили, что его лучше выпустить. Или, впрочем, может быть, просто захотели запутать все так, чтобы никто ничего не мог понять. А что вы, ребята, думаете по этому поводу?
   Великий Кукловод, говорите! Да не надо никакого Великого Кукловода, чтобы понять, что я всего лишь Петрушка из балагана. Не вмешивайтесь: мне очень хочется, чтобы этот Петрушка сам сказал пару слов. И плевать на поросячью голову.
   Мы с директором пошли на выход.
   Я бросил взгляд через плечо. Гораций провожал меня взглядом и печально улыбался.
   — Может быть, надо снова ввести систему с ядром на цепи, — сказал за моей спиной директор, — она себя не так уж и плохо показала.
   — Меня ведут на беседу с Великим Кукловодом? — поинтересовался я у охранника.
   Но тот даже не удосужился взглянуть на какого-то Джона В. Муна.
   — Бедный старик, бедный старик, — бормотал он. — Мне тебя жаль. Мне очень тебя жаль.

Своего рода симпатия

   Безукоризненно одетый Гус Рубблин ожидал меня на выходе. На нем было кашемировое пальто с расшитыми лацканами, точно такое, как я давно хотел себе купить, шерстяные брюки и непременный цилиндр. Нас разделял стеклянный экран, но это не мешало мне прочитать то, что происходило в его маленькой головке.
   — Вы находите меня очень соблазнительным, — начал я, не дав ему произнести и слова. — И хотите меня освободить для того, чтобы иметь возможность жить со мной.
   Он изумленно вытаращил глаза.
   — С вами все в порядке, мсье Мун?
   — Со мной все превосходно, — заверил я. — Так какую тему мы будем обсуждать?
   — За вас внесен залог.
   — В этом я и не сомневаюсь. Сколько?
   — На самом деле, в данном случае речь идет совсем не о деньгах, мсье Мун. Это моральный залог. Вы выходите, вот и все. Приказ Ее Величества.
   Я смотрел ему прямо в глаза, теребя пуговицы своей пижамы.
   — Это кажется довольно странным, особенно если учесть, что именно она бросила меня сюда.
   — Прекрасно понимаю ваше удивление, — вздохнул Рубблин, снимая свой цилиндр.
   — Ее Величество склонна к странным фантазиям, особенно в последнее время. А мне приходится удовлетворяться всего лишь подчинением приказам.
   — Согласен, — кивнул я вставая. — Значит я… э-э-э… свободен. Великолепно.
   — Джон…
   — М-м-м-м. Слушайте, у меня тут есть друг. Его зовут Гораций. Может быть, ему тоже можно выйти отсюда?
   — Джон… да, это можно сделать. Но все равно есть для вас некоторые условия.
   — Внимательно слушаю.
   — Ну вот что, Джон… как бы вам лучше это сказать… В общем, полагаю, будет лучше выложить все как есть.
   — Рожай быстрее, старик.
   Рубблин как-то странно на меня посмотрел.
   — Так вот, Джон. Королева хочет, чтобы вы взялись за должность…
   — Задолженность? Как еще задолженность?
   — За должность тренера.
   Я так и упал обратно на свой стул.
   — Что вы сказали?
   — Да, да… Вы были тренером в Квартеке, не так ли?
   — Вы что, никогда не читали газет? Я был самым бездарным тренером из всех, которых когда-либо знал этот город.
   — Знаю.
   — Ну и?
   — Ее Величество королева Астория желает, чтобы вы еще немного поработали в этой должности.
   — Немного? Что значит немного?
   — Это непременное условие вашего освобождения.
   — Понятно, — сказал я и снова встал. — Можете идти и сказать ей, чтобы она шла к такой-то матери. Мне сдается, это занятие ей придется по вкусу.
   Рубблин вымученно улыбнулся.
   — В действительности это условие и того, что ваши друзья…
   — Глоин и Ориель! — воскликнул я. — Они еще живы?
   Слуга королевы кивнул.
   — Живы. И таковыми останутся, если вы примете предложение Ее Величества.
   Я так и застыл с раскрытым ртом.
   — Шантаж. Самый бессмысленный и странный шантаж, с которым мне когда-либо приходилось сталкиваться.
   — Назовите это лучше сделкой, — терпеливо поправил меня Рубблин.
   — На-зо-ви-те э-то сдел-кой, — повторил я с дурацким видом. — Идите вы туда же, куда уже отправлена королева!
   Он продолжал улыбаться, но чувствовалось, что мое предложение не привело его в восторг. На какой-то момент я даже начал испытывать к Гусу своего рода симпатию.