Коллинз Джеки. Американская звезда

   – Ну, конечно же, – сказал он, не имея ни малейшего намерения так поступать. Чем скорее братец уберется, тем лучше.
   На следующее утро Ник, сидя на кухне, изучал объявления о сдаче квартир, обводя подходящие кружком.
   – Хотелось бы снять жилье на пляже, – сказал он.
   – Ну, это просто, – ответила Синдра. – И я слышала, что дешевле всего квартиры в Венис. Попозже мы могли бы взглянуть.
   – Хорошая мысль, – ответил он, складывая газету. Попозже, когда они проезжали по Санта-Монике, он спросил, давно ли ей писал Джои.
   Она откинула назад длинные черные волосы.
   – Я бы очень хотела, чтобы недавно. Сама несколько раз писала ему, но он ни разу не потрудился ответить. А когда я позвонила, то мне ответили, что он выехал и не оставил адреса.
   – Похоже на Джои… Она грустно кивнула:
   – Иногда я скучаю по нему. Мы столько пережили вместе. И у Ника было такое же чувство.
   – Да, действительно, у нас много что было, – сказал он, вспоминая о старых добрых днях, когда они втроем бросили вызов миру: и как они ехали в товарняке, и спали на скамейках в парке, и снимали на троих одну комнату в мотеле.
   Первая квартира, которую они с Ником осмотрели, была просто крысиная дыра с разбитыми окнами и ковром в пятнах. Как только они выбрались оттуда, Синдра сказала:
   – Ух, если сдаются только такие квартиры, то я повторяю свое приглашение. Рис ничего не будет иметь против. Ты ему нравишься.
   «Да уж, точно, – подумал Ник. – Как крысе кобра».
   – Ты подумаешь об этом? Ну, пожалуйста!
   Он пообещал, но, конечно, думать не станет. Одной ночи с Рисом Уэбстером более чем достаточно.
   Вторая квартира была получше. К сожалению, и плата намного выше, и они поехали дальше. Следующие три были просто отвратительны. На шестой раз нашли квартиру в приятном, хотя несколько запущенном доме на пляже в Венисе. Дом был разделен на несколько однокомнатных квартир.
   Хозяйка – неопрятная женщина в грубом оранжевом халате и пушистых спальных тапочках – показала им квартиру, выходящую окнами на пляж. Комната была большая, солнечная, и при ней маленькая кухонька.
   – А где же ванная? – спросил Ник.
   – У вас будет общая ванная с другой квартирой по фасаду, – сказала хозяйка, и сигарета повисла у нее в уголке рта.
   – Ну, не знаю.
   – Да жилицы никогда не бывает дома, она все время в поездках, так что, в общем, ванная будет только ваша.
   Он взглянул на Синдру:
   – Как тебе?
   – Ну, эта гораздо лучше, чем все, что мы видели.
   – А вы не суеверны? – спросила хозяйка, выковыривая табак из зубов.
   Ник заметил на одной тапочке дыру.
   – А что? – спросил он, стараясь не смотреть на дырку.
   – Да потому, что там на прошлой неделе умер человек. Удавился. – Она порыскала в поисках соскользнувшей бретельки. – Я вам честно обо всем говорю, не хочу вас обманывать. Если вы занимаетесь этой самой кармой, то можете не захотеть жить в такой комнате.
   Он затряс головой:
   – Кармой? К черту, квартирная плата мне подходит, и пляж рядом – беру.
   Синдра стиснула ему руку:
   – Мы с Рисом поможем тебе привести ее в порядок. Если на следующий уик-энд мы здесь все покрасим, то она будет выглядеть просто шикарно.
   – Ну что ж, у тебя будет работа, – сказал он и, поворачиваясь к хозяйке, добавил: – А у вас – новый жилец.
   Оставив задаток, он отвез Синдру в Голливуд. Всю дорогу она болтала о прежних временах, и о будущем, и о своей карьере. И наконец, как-то само собой спросила:
   – А ты что-нибудь знаешь о Лорен? Помнишь, о той девушке, которая тебе нравилась, когда ты учился?
   «Как будто он мог или собирался о ней забыть. Она в уме? Он никогда не забудет Лорен».
   – Не. Наверное, она тогда же бросила меня, – ответил он, стараясь говорить небрежно. – Я много раз писал ей, но она ни разу не ответила.
   – Наверное, она вышла замуж за того высокого нудилу, с которым была помолвлена, – сказала Синдра, опуская стекло. – Стрик, так, что ли, его звали?
   – Сток.
   – А, да, Сток, – она хихикнула. – Противный тип. Эй, а помнишь тот новогодний вечер, когда он тебе сломал нос?
   – Да, такой гад.
   – А потом через несколько недель ты его избил.
   – Хорошие были времена, – ответил он сухо.
   – Ты когда-нибудь поедешь туда?
   – А ты? – ответил он вопросом на вопрос. Она заколебалась.
   – Только если стану звездой. Настоящей, знаменитой звездой. Я бы тогда приехала в роскошном лимузине и всем бы им показала, что я за человек, всем до единого. – И она воодушевилась при мысли об этом. – На мне было бы большое меховое манто, какие носит Дайана Росс, и какое-нибудь тоненькое платье, унизанное цехинами. И я бы привезла целый автомобиль подарков для Ареты Мэй и Харлана.
   – Ты скучаешь о нем? – спросил Ник, останавливаясь у светофора.
   Ее лицо погрустнело:
   – Да, иногда, когда мне очень не по себе: когда я вспоминаю, как мы его бросили, я чувствую себя виноватой.
   – Да, понимаю, что ты имеешь в виду. Но мы же не могли тогда его взять.
   – Да, знаю.
   – Эй, а может быть, мы оба прославимся и сможем тогда вернуться на побывку? Как, а?
   Она радостно кивнула:
   – Ага. И мы кое-что докажем этому проклятому городишке.
   Когда он высаживал ее у дома, они столкнулись с Энни Бродерик, которая собиралась уезжать.
   – Вижу, что вы нашли друг друга, – сказала Энни. – Он, значит, действительно твой брат?
   Синдра радостно кивнула и прижалась к его руке:
   – Абсолютно верно. А ты ему не поверила?
   – Ну, вы не совсем одного цвета, – выпалила Энни.
   – У нас один отец, но разные матери, – объяснила очень деловито Синдра.
   – Но я просто заботилась о твоих интересах, – сказала Энни и взлохматила волосы. – Мне не хотелось, чтобы в твою квартиру вламывался чужой.
   – Да, ты о ней позаботилась, и как следует, мне чуть не пришлось ночевать в автомобиле.
   – Но, по крайней мере, ты заполучил автомобиль. И считай, что тебе повезло.
   – Спасибо, Энни, – быстро сказала Синдра, чтобы разрядить обстановку.
   – В чем дело? Что ее грызет? – спросил Ник, как только Энни уехала.
   – Довольно трудно одинокой девушке в Лос-Анджелесе.
   – А приятеля у нее нет?
   – Она занимается только своей карьерой.
   – А чем она, между прочим, занимается? Она что-то говорила вчера вечером, что спешит на занятия.
   Синдра изумилась:
   – А ты думаешь, чем она занимается? Чем вообще все и каждый занимаются в Лос-Анджелесе? Она, конечно, актриса.
   – А как попасть на ее занятия? Нужно платить?
   – Не знаю, никогда у нее не была. Поговори об этом с самой Энни.
   – Может быть, и поговорю.
   Через несколько недель Ник уже привык к лос-анджелесской жизни. Он по-прежнему работал в фирме «Великолепные лимузины» и жил в арендованной квартире на пляже. Он даже начал немного подрабатывать на стороне, стал лучше теперь питаться и через день звонил Синдре.
   Но она говорила только о том, что предпринимает Рис, чтобы помочь ей сделать карьеру. А он не доверял Рису. На нем словно написано: «лицедей». Ник достаточно уже повидал в ресторане Кью Джи разных дешевых показушников и чуял это сочетание лживого шарма и дрянного нутра за милю. Но… это его не касалось, и Синдра была вроде счастлива.
   Как-то он спросил у нее телефон Энни Бродерик.
   – Зачем тебе? Хочешь пригласить ее куда-нибудь? – спросила Синдра.
   Он об этом не подумал, но мысль была неплоха, особенно если ему захочется потом подробнее разузнать о занятиях. И к тому же ему хотелось лечь. Даже очень хотелось. Конечно, Энни была не совсем в его вкусе, слишком похожа на мальчишку и невысока, но он должен был признать, что тело у нее просто великолепное. И он уже давно этим не занимался. Он даже начинал скучать по Девилль.
   Синдра дала ему телефон. Он выждал день и позвонил.
   – Хотел бы угостить тебя ленчем, – сказал он, ожидая услышать немедленное согласие.
   – Зачем? – спросила она подозрительно.
   О черт, тут еще надо приложить труд, чтобы она согласилась.
   – Потому что мы вроде бы уже знакомы, а у меня здесь мало друзей.
   Она молчала.
   Он готов был приложить некоторые усилия, но не так уж, чтобы очень стараться. Подумаешь, большое дело.
   – Так хочешь позавтракать или нет? Она без особой охоты сказала:
   – Ну, может быть.
   «Неужели она не понимает, что ей звонит сам Ник Анджела?»
   – «Может быть». Что это значит?
   – Ну… ты можешь заехать ко мне на работу?
   – Скажи куда.
   – В «Прекрасное тело» в Санта-Монике.
   – Ты что, смеешься? Какое еще «Прекрасное тело»?
   – Это клуб здоровья.
   «Великолепные лимузины». Теперь вот «Прекрасное тело». Любят они в Лос-Анджелесе питаться иллюзиями.
   – О'кей, – ответил он.
   – У меня перерыв в полдень.
   – Приеду.
   «Прекрасное тело» размещалось в большом белом здании в Санта-Монике. Здесь было полно людей, снующих туда-сюда, все в шортах, майках, теннисках, в лифах без плечей, трико – одним словом, во всевозможной одежде для досуга.
   – Чем могу помочь вам? – спросила калифорнийская блондинка, торчащая за столом в приемной, в белой фирменной рубашечке, под которой угадывались острые грудки.
   – Мне нужна Энни Бродерик, – сказал он, оценивающим взглядом окидывая ее прелести.
   Она поймала его взгляд, затрепетала длинными наклеенными ресницами и улыбнулась:
   – О, вы, наверное, Ник…
   Он удивился, значит, Энни говорила о нем, может быть, он нравится ей больше, чем она позволяет себе показать.
   – Она где-нибудь поблизости?
   – Она переодевается. И выйдет к вам через минуту. – Улыбка стала еще ярче. – Как я понимаю, вы у нас в городе недавно.
   – Да, пожалуй.
   – А как вы познакомились с Энни?
   – Она живет в том же доме, что моя сестра, – сказал он и понял, что девушка не носит лифчика.
   – М-м-м… – Девица жадно его разглядывала. – Хотелось бы мне тоже там жить.
   Он знал эту повадку – говорить без обиняков.
   – Л вас как зовут? – спросил он, настраиваясь на тот же лад.
   Но Энни, появившись в приемной, прервала их обмен любезностями, взяла его под руку и вывела из здания.
   – Куда мы идем? – спросил он, заметив, что она сияет здоровьем и действительно привлекательна, хотя и не в его вкусе.
   – Напротив подают хорошую здоровую пищу. Ты когда-нибудь пробовал котлеты из индейки?
   – Наверное, это напоминает безвкусный гамбургер? Она улыбнулась:
   – Пойдем, тебе понравится.
   – Неужели?
   – Да, понравится, – твердо ответила она.
   Они пересекли улицу, вошли в ресторан и сели за столик у окна. Энни сразу же заказала две порции котлет «Здоровье».
   – Это индюшатина, соя и приправы. И это замечательно вкусно, ты такого еще никогда не ел, – заверила она Ника.
   – Исхожу слюной.
   – Смешной ты.
   И они улыбнулись друг другу.
   – Итак, – сказал он, – ты работаешь в клубе «Прекрасное тело», ешь здоровую пищу и плаваешь в бассейне. Ты что, тренируешься для Олимпийских игр?
   Она постучала по столу:
   – Не помню, говорила я тебе или нет, но я ведь актриса. Вот почему я всегда должна быть в хорошей форме.
   – Но разве недостаточно быть просто хорошей актрисой?
   – Но продюсеры желают также, чтобы тело у тебя было, как у Ракели Уэлч.
   – На тот случай, если придется играть обнаженной, а?
   – Возможно.
   – А ты бы стала?
   – Если без этого нельзя обойтись по ходу пьесы. Он расхохотался:
   – Ну-ну, это все равно, как если бы я покупал «Плейбой», чтобы читать статьи.
   Она невольно тоже рассмеялась. Официантка принесла индюшачьи котлеты. Ник с подозрением осмотрел свою.
   – Давай, попробуй, – подбодрила его Энни.
   – А можно попросить кетчуп?
   – Да все что угодно.
   – Что угодно? – поддразнил он ее.
   – В разумных пределах, – ответила она и кивнула официантке: – Сьюзи, принеси нам пару больших стаканов «Я» и бутылочку кетчупа.
   – Ты все время сюда ходишь?
   – Это удобно. – Она немного помолчала. – Э, Ник, я сожалею, что была с тобой не слишком любезна при первой встрече, но я и понятия не имела, кто ты. И мне показалось странно, знаешь, ведь Синдра, ну… – И, поколебавшись, выпалила: – Черная!
   – Да, я тебя понимаю.
   Официантка принесла кетчуп и два больших стакана густо-коричневой жидкости. Он взял свой стакан:
   – А это что?
   – Чистый яблочный сок, – объяснила она, – без консервантов. Пей, тебе понравится.
   – Иисусе, я просто обязан поддерживать с тобой отношения.
   – Ну, может быть, у тебя и есть шанс, – ответила она как бы между прочим.
   «Неужели он все-таки достал ее?»
   – Синдра мне сказала, что ты ходишь на занятия по мастерству, – сказал он, поливая котлету кетчупом. – Это верно? – Он откусил – не так уж плохо, как он ожидал. – А как мне туда попасть?
   Она отпивала сок маленькими глотками.
   – Если ты не работаешь профессионально, надо все время учиться, постоянно и неустанно себя тренировать.
   – А чем вы занимаетесь? Глаза у нее загорелись:
   – Это актерское мастерство. Мы делаем разные интересные вещи. Разыгрываем сцены из пьес и фильмов. Импровизируем. И очень много работающих актеров ходят туда и все время занимаются.
   – Да? – сказал он и отпил большой глоток. – Звучит привлекательно!
   – А это так и есть.
   Он внимательно разглядывал ее хорошенькое личико.
   – А ты играла на профессиональной сцене? А может, снималась в кино или на телевидении?
   Ей было приятно, что он об этом спросил.
   – Да, я участвовала в трех коммерческих фильмах. Это произвело на него впечатление.
   – Наверное, у тебя есть там знакомства?
   – А почему ты всем этим интересуешься, Ник? Он решил ей во всем признаться:
   – А ты как думаешь? У меня было прекрасное место в Чикаго, я заведовал там баром. Но со школы мне хотелось играть.
   – Но это так просто не делается. Надо уметь играть и больше ничем не заниматься.
   – А я хорошо играю, – похвастался он.
   – Приятно слышать, потому что нам очень нужна уверенность в себе. – Она вздохнула. – Это очень помогает, когда тебе отказывают по двадцать раз за день.
   Но он вовсе не собирался допустить этого! Чтобы ему отказывали! Да как только он войдет – какая бы и чья бы эта дверь ни была, – он такое произведет впечатление, что они просто не позволят ему больше уйти, не то что откажут.
   – Хотелось бы мне походить с тобой на занятия. Я сидел бы сзади и просто смотрел.
   – Ну а почему бы и нет? Можно бесплатно посетить два занятия, а после этого надо уже платить, но это в том случае, если мисс Байрон примет тебя.
   – А кто эта мисс Байрон?
   – Джой Байрон – лучшая преподавательница актерского мастерства в городе.
   Ну, если лучшая, значит, она ему подходит.
   – А когда можно прийти?
   – Ну, например, сегодня вечером.
   – Нет, вечера исключаются. Я должен катать разных типов для этой лимузинной фирмы.
   – У меня есть друг, который продал сценарий продюсеру, когда вез его в Санта-Барбару.
   – Нуда?
   – Да, такое иногда случается. Только надо очень хорошо
   знать, кого везешь, и выбрать подходящий момент. Так мне рассказывал этот мой друг. И ему повезло. Он считает, что если у них есть деньги раскатывать в лимузинах, значит, они чего-то стоят и значат.
   Он вспомнил Луиджи и его свирепый запрет.
   – Но мне строжайше велено не вступать в разговоры с пассажирами.
   – Ну, ты как-то не похож на человека, которому можно что-то запретить.
   Она, конечно, права, и пора уже знать, кого он возит, и что-то в связи с этим предпринять.
   – Я тебе открою один маленький секрет, касающийся нашего города, – доверительно сказала Энни, и ее блестящие глаза встретились с его. – Я здесь уже три года, и если у тебя есть хоть какая-то возможность завязать связи – действуй. И не позволяй никому тебе помешать.
   Он перегнулся через стол и взял ее руку, которая, на удивление, была мала и мягка.
   – Спасибо, я люблю умные советы.
   Ленч был кончен, и, расставаясь, она предложила ему, если есть желание, пойти вместе на занятия в следующую субботу.
   – Звучит заманчиво, – сказал он. – Я заеду за тобой.
   – О'кей, увидимся в четыре.
   В тот вечер, когда Луиджи опять бросил его на мистера Эванса, он особого энтузиазма не почувствовал. Этот Эванс – пустой номер, никаких связей здесь не предвиделось.
   Все было точно так же, как в первый раз. То же самое кислое лицо, тот же чемоданчик, прижатый к боку, и то же отсутствие чаевых. Ник решил сказать Луиджи, что больше возить мистера Эванса не будет. Он поговорил с другими водителями и узнал, что большинство клиентов дают чаевые сверх того процента, который начисляется на заказ. Но с этим сквалыгой ничто не светило.
   – Этот Эванс – настоящий скупердяй, – пожаловался он Луиджи, приведя лимузин обратно. – Пожалуйста, больше не заставляйте меня его обслуживать.
   – Что я слышу? – переспросил Луиджи, и глаза у него налились кровью. – Мистер Манфред дал тебе работу, исключительно по доброте своей сердечной, и надо же, вот ты уже открываешь рот и рассказываешь, кого хочешь возить, а кого нет.
   – Но я имею право на свое мнение, – упорствовал Ник.
   – Ты имеешь право только поцеловать меня в зад, если я тебе это разрешу.
   – Полагаю, что откажусь от такого заманчивого предложения.
   Луиджи сделал непристойный жест:
   – А это еще посмотрим, панк.
   На следующий вечер Луиджи приветствовал его злорадной улыбкой:
   – Мистер Манфред желает тебя видеть.
   – Зачем?
   – Я что, твой информационный центр?
   Мэнни Манфред показался ему еще толще, чем в первую встречу. Это было невероятно, но у него был такой вид, словно он прибавил еще двадцать фунтов.
   – Как идут дела, Ник?
   «Удивительно! Толстяк помнил, как его зовут!»
   – О'кей, – ответил он осторожно.
   – А каково играется? Был уже на прослушивании?
   – Собираюсь этим заняться.
   – Могу посоветовать способ добиться этого, – сказал Мэнни, протягивая руку к блюду с засахаренными орешками, забирая пригоршню и бросая все в удивительно маленький розовый рот.
   Ник заметил, что на руке у него «Ролекс» – массивные золотые часы, которые блеснули в солнечном свете.
   – Я разговаривал с Кью Джи, – сказал Мэнни, жуя орешки.
   – Вы?
   – Ты ему нравишься. _ – Я знаю.
   – И он тебе верит.
   – Надеюсь, что так. Я работал на него почти четыре года. Мэнни выплюнул обсосанный орех, и тот шмякнулся на его громадное колено. Он смахнул его на пол.
   – Преданность и доверие – эти вещи купить нельзя.
   – Верно, – ответил Ник, ожидая главное, что должно последовать.
   – Итак, – сказал Мэнни и не разочаровал его, – у меня к тебе предложение.
   – Да?
   – Ты кажешься ловким парнем.
   «Иисусе! Какие комплименты! От самого толстяка. Наклевывается чертовски прибыльное дельце».
   – Да, я умею себя поставить, – ответил он осторожно.
   – Вот это приятно слышать, – ответил Мэнни, сияя улыбкой. – Как только Луиджи мне сказал, что ты жалуешься, я
   понял, что тебя не удовлетворяет сидеть за баранкой и возить разных богатых сукиных детей, когда ты знаешь, что стоишь больше.
   – Ну, это работа.
   – И вот что я хочу тебе предложить.
   – Это в рамках законности?
   – А тебя это волнует?
   – Так говорите, какое дело?

42

   Лорен уже несколько раз выходила куда-нибудь с Джимми Кассади – если точно, было уже четыре свидания. Последние два кончились невинным поцелуем на ступеньках подъезда. Теперь у них было пятое свидание, и она знала, что сегодня он ожидает большего. Не то, чтобы он так прямо приступал к ней и говорил об этом, – он был не столь уж откровенен, – но были какие-то определенные штрихи поведения, и после тихого обеда в романтическом итальянском ресторанчике он подозвал такси и вместо ее адреса назвал свой.
   – Хочу, чтобы ты послушала мои новые записи Джони Митчела, – сказал он, обнимая ее.
   – С большим удовольствием, – ответила она. «Итак, Робертс, что это ты собираешься делать? Не знаю.
   Ты подумай получше.
   Не могу.
   Но почему же?»
   Славный вопрос! Но она почему-то не знает ответа.
   И вдруг внезапно в ушах ее этот ответ прозвучал:
   «Потому что я все еще люблю Ника Анджело».
   – Ты сегодня тихая, – сказал Джимми, беря ее руки в свои. – Может быть, я сказал что-то не так?
   Она вздрогнула и постаралась прогнать воспоминание о Нике Анджело.
   – Нет, я просто устала. Сегодня был тяжелый день.
   – Слишком устала, чтобы послушать Джони Митчела? Он спрашивал одно, а глаза – совсем о другом.
   – Не знаю, мне как-то все равно, – ответила она, а в ушах продолжали звучать громкие голоса.
   «Он хочет только побыстрее уложить тебя, как все они. Ты говоришь, словно твоя мать. Да, если на то пошло».
   – Приехали, – сказал он, протянув деньги шоферу и помогая ей выйти из машины. Джимми казался таким искренним и приятным парнем.
   «Да, конечно, они все такими кажутся, пока не получат, что хотели, а затем они обманывают и бегут от тебя, бросая одну и беременную. Бросают… Бросают… Бросают…»
   – О чем ты задумалась? – спросил он, сжимая ее руку.
   – Да ни о чем, – сказала она, вновь выбрасывая Ника из головы и стараясь сосредоточить все внимание на Джимми. А что ей о нем известно? Немного. Он сказал, что приехал из Миссури в Нью-Йорк семь лет назад и начал работать ассистентом фотографа, а потом, через четыре года, уже работал самостоятельно. В первые три он создавал себе репутацию своими яркими и необычными черно-белыми снимками как одного из наиболее инициативных, со свежим взглядом фотографов.
   Из разговоров с девушками на работе как-то ничего нельзя было узнать о его личной жизни. Обычно фотомодели рассказывали разные были и небылицы о фотографах, с которыми работали, включая самые подробные, масштабные детали, сексуальные особенности и кто сколько может за ночь. Но о Джимми ничего не было известно. Нейчур, которая одно время работала с ним, потом очень удивленно возвестила:
   – Ну, этот, наверное, голубой, он ни разу даже не попробовал ко мне приставать!
   После четвертого свидания, когда он высадил ее у дома и только поцеловал на прощание, она подумала, что, пожалуй, Нейчур права. Но сегодня она уже знала, что это не так, он смотрел на нее таким взглядом, и она была в полной уверенности, что сегодня он должен сделать решительный шаг.
   Квартира его вовсе не подходила под такое слово – это была большая мансарда, разделенная на отсеки каменными перегородками футов в шесть высотой, которые не доставали до уходящего ввысь конусовидного потолка. Мебели было немного, и вся она в стиле модерн: или черное, или белое, или из чистейшей стали. Все было ярко и лаконично, как на его фотографиях.
   – Ты сам все так устроил? Он засмеялся:
   – Ни один профессиональный дизайнер этого бы не потянул. А кроме того, я люблю заниматься этим делом.
   – И я тоже, – сказала она, исследуя его помещение. – Но ты должен признать, что это ни на что не похоже.
   – Вот это мне и нравится, – сказал он, следуя за ней в компактную стальную кухню. И подошел ближе. – И вот почему ты мне нравишься, – прибавил он и неожиданно прижал ее к стальной дверце холодильника и поцеловал прямо в губы. Без всяких подготовительных маневров. Без обязательного предложения: «Не хочешь ли выпить» или: «Хочешь я тебе квартиру покажу?» Он даже не потрудился поставить на проигрыватель пластинку Джони Митчела, о котором говорил весь вечер.
   Он только поцеловал ее.
   Поцелуй был крепкий и чувственный. Ничем не напоминающий то поклевывание в щеку при расставании у подъезда. Это был настоящий поцелуй.
   И она даже задохнулась, но он все длил его.
   Какое-то мгновение она сопротивлялась, тело напряглось, словно не хотело его близости.
   Но он был настойчив, и постепенно она почувствовала, что отвечает ему: по телу разлилась теплота, и приливная волна желания, так долго глушимого и подавляемого, неожиданного, удивившего своей внезапностью, обессилила ее и сделала беззащитной.
   Через несколько минут его рука скользнула к ее груди, трогая, чувствуя, поглаживая.
   Она сказала нерешительно, как бы против воли:
   – Джимми… я не уверена…
   – Зато я уверен, – ответил он, и руки его скользнули за вырез платья, затем ей за спину, расстегивая лифчик.
   И все это время он не отрывал своих губ от ее и настойчиво, языком, вторгался в ее рот, и его дыхание жгло ее.
   Она откинула назад голову и перестала сопротивляться. Он обнажил ее грудь, и его губы медленно скользнули к соскам.
   Он нежно сжал груди, прижимая их одна к другой, и старался лизнуть соски одновременно. А затем руки медленно поползли к ней на спину, и он опустил «молнию» на платье, и оно упало на пол.
   Теперь она закрыла глаза и старалась больше не думать о Нике, старалась забыть о нем, отныне и навсегда. Все случилось так быстро, и она бессильна была это остановить.
   – Как хорошо от тебя пахнет, – прошептал он.
   И больше уже ничто не имело значения, совсем ничего. Отсюда она не могла повернуть вспять, ион мог делать с ней псе, что хотел.
   Он поднял ее и понес в спальню и нежно положил на середину большой кровати.
   Она лежала, вся отдаваясь ему. Ведь выбора уже не было, она слишком долго была одна.
   А Ник Анджело, ведь он так тогда и не вернулся.
   – Я выхожу замуж, – сказала Лорен, нервно сжимая руки.
   Сэмм подняла глаза от контракта, который изучала, и сдвинула на лоб огромные очки в роговой оправе: