Коллинз Джеки. Американская звезда

   Дон Ковак была девушкой его похотливых грез – всегда готова: всегда хочет и всегда может. Он знал, что о ней говорили, и ничему особенно не удивлялся, потому что Джои Пирсон уже просветил его как следует на ее счет. Джои был хороший парень – смешной, умный, слегка беспутный. Они сразу же подружились, когда оказалось, что оба обслуживают в субботу вечером одну и ту же бензоколонку.
   – Понимаешь, – объяснил он Джои, – я в этом городишке не задержусь, и какое мне дело, что она спит со всеми и каждым, кто пожелает? Она как раз в моем вкусе – опытная.
   Джои засмеялся:
   – Конечно, лучше, когда девчонка знает, что к чему. Их обоих наняли парковать машины гостей на вечеринке, и они согласились – несколько лишних долларов не помешают.
   На подъездной закругленной дорожке показался иссиня-черный «кадиллак»! Ник подбежал к дверце со стороны водителя и открыл ее. Сначала вышел мужчина. Его жена сидела сзади. И оттуда же поднялась Мег, которая быстро шмыгнула в дом.
   – Что у тебя с ней? – спросил Джои. – Вы ведь ходили в кино? Или еще куда-нибудь?
   – Да ничего не было, – с легкостью соврал Ник. Нечего всякие байки рассказывать. – Это была моя ошибка. Не ту выбрал. Но я только неделю как приехал в город, и сам знаешь, как это бывает.
   Да, Джои знал. Он с матерью приехал из Чикаго в Босвелл год назад. Его отца, полицейского, убили в перестрелке с грабителями банка, и мать решила, что они должны для безопасности переехать в маленький городок.
   – Когда мы только приехали, ма сказала, что это для моей защиты, – сказал Джои, гримасничая, – но как только мне исполнится восемнадцать, я отсюда делаю ноги. И вернусь в Чикаго. Больше никуда не хочу. И буду выступать.
   Ник не понял:
   – Выступать?
   – Ну, знаешь, выступать со всякими смешными рассказами и шутками. Чтобы люди смеялись.
   – По-моему, это здорово.
   Джои порылся в карманах, нашел помятую сигарету. Разорвал ее надвое и половину протянул Нику. Они закурили от одной спички.
   – Вот так, – сказал, глубоко затянувшись, Джои. – Вот, что я здесь делаю, а тебя что занесло в эту чертову дыру?
   Ник с наслаждением курил.
   – Мой старик меня сюда привез.
   – А он чем занимается? Ник невесело рассмеялся:
   – Спит с бабой.
   – Очень приятное занятие.
   – Очень. Он как бы женат на этой женщине… негритянке. – И замолчал. Джои об этом знать необязательно, и никому не следует знать. – Да так, дерьмо все это. Это временно, пока он здесь.
   – Расскажи, как и что.
   Но Ник был не в настроении откровенничать.
   – Как-нибудь в другой раз, – сказал он, замолчав. Джои пожал плечами:
   – Но я и сейчас никуда не тороплюсь.
   Однако машины стали подъезжать чаще и надо было поспевать.
   – Знаешь, этот Сток Браунинг – самый большой потаскун во всей школе, – сказал Джои, подбежав после того, как
   припарковал «бьюик». – Этот подонок раз попытался меня избить, но я дал ему в пах и показал нож. Ник рассмеялся:
   – Я знал, что мы с тобой споемся.
   – Но вот что чудно, – продолжал Джои, – когда я учился в Чикаго, никто и никогда меня не пробовал бить.
   – Но, может быть, это потому, что твой отец был полицейский?
   – Да нет, просто там не было таких ублюдков, как Сток Браунинг.
   – Ты к нему неравнодушен, а?
   – Он настоящий гад. Хотел бы я знать, почему это Лорен с ним решила обручиться. Дерьмовски глупо.
   – А у тебя с ней бывало?
   – Сюда, дружище, не подступишься, они с Мег – девст-венницы.
   – Но, может быть, она ему позволяет?
   – Да, – с отвращением подтвердил Джои, – такое может случиться. Уж эти девчонки! Покажи им пачку денег, и они уж скачут вверх ногами от радости и, пожалуйста, готовы на все.
   Еще один автомобиль въехал по дорожке и остановился перед домом.
   – Это твой, – сказал Ник.
   – Какая разница? – ответил Джои. – Все равно мы чаевые поделим пополам.
   Ник кивнул:
   – Верно.
   Мег была в ярости.
   – Он в саду, – пожаловалась она Лорен.
   – Кто?
   – Не спрашивай кто, – отрезала Мег, – ты знаешь кто. Он. Ник. Неужели недостаточно, что я должна видеть его в школе? А он и здесь оказался, отводит автомобили на стоянку. Я чувствую такое унижение. Ведь я приехала с родителями. Как ты могла устроить мне такое?
   – Успокойся, Мег. Я и понятия не имела, что он будет здесь.
   – О, конечно, ты не имела и понятия! Ты слишком занята своей помолвкой, чтобы замечать что-нибудь или кого-нибудь. А что я, по-твоему, должна чувствовать!
   – Мег, – сказала Лорен терпеливо. – Три недели прошло после вашего свидания. Забудь об этом.
   – Тебе легко говорить. А поставь себя на мое место, – ее голос звучал почти истерически. – Ведь он, по сути дела, меня изнасиловал.
   Лорен обеспокоилась:
   – Ты мне этого не говорила. Ты сказала, что он расстегнул твой лифчик и испортил юбку. Ты не рассказывала, что он пытался тебя изнасиловать. Потому что, если он пытался, ты должна бы заявить в полицию.
   – Теперь это слишком поздно.
   – Если это действительно было так, то никогда не поздно. Мег сморщилась.
   – Я его ненавижу, – закричала она.
   – И я тоже, – сказала Лорен, ведь она всегда была готова оказать поддержку подруге. Хотя честно говоря, Лорен не могла сказать, что ненавидит Ника – ведь она его не знала.
   Конечно, она знала, что у него зеленые глаза. И черные кудрявые волосы. И красивый подбородок. И походка совсем как у Джеймса Дина.
   Еще она знала, что он работает по субботам на бензоколонке, что подружился с Джои Пирсоном и почти каждый вечер встречается с Дон Ковак.
   Да, она находила его загадочным и привлекательным, но об этом незначительном обстоятельстве она не могла сказать Мег, она должна держать язык за зубами.
   – Тебе нравится вечеринка? – спросила она, чтобы поддержать разговор. Глаза у Мег сузились. Она взяла стакан разбавленного водой пунша.
   – А как ты назовешь своего первенца, Сток-младший? – спросила она злорадно.
   – Нет, конечно, если родится девочка, – ответила Лорен, мило улыбнувшись, и подошла к родителям, которые, по-видимому, просто наслаждались жизнью, получив возможность лизать кое-что всему браунингскому семейству.
   Дон на вечеринку не приглашали. Во всяком случае, в официальном списке приглашенных она не значилась.
   – Вот сюрприз, – приветствовала она Ника, приехав незадолго до полуночи в машине, битком набитой ее друзьями в кожаных куртках, у которых был такой вид, словно они все выскочили из «Вестсайдской истории». – Сток велел мне приехать попозже.
   Эти ребята отличались от детей состоятельных родителей. Они были грубее, старше, курили марихуану, употребляли алкогольные напитки и на полную катушку запускали музыку Джоплин и Хендрикса.
   Ник с ними не очень сошелся, но благодаря Дон он был знаком почти со всеми, они считали его своим.
   За машиной следовали шесть-семь мотоциклов. Дон пригласила и своих друзей из Рипли.
   – Привет, Ники, – она лизнула его в ухо, стараясь засунуть кончик языка поглубже. – Вот теперь вечеринка пойдет как надо. – Отведи машину и впусти нас.
   – Да, давай, мужик, – поощрил его Джои. – Теперь уже мало приезжают, и я возьму все на себя.
   – Но я не хочу тебя нагружать, – начал Ник.
   – Иди, иди, завтра разделим все чаевые.
   А, собственно, почему и не войти? Если Дон пригласили, он тоже может увязаться как ее дружок. Он ничем не хуже, чем все эти вновь приезжие ханыги.
   И они ворвались шумной толпой, предвкушая возможность хорошенько повеселиться.
   Сток, окруженный своими футбольными дружками и уже сильно пьяный, приветствовал их.
   – Привет, мой желанный, – сказала Дон, весьма соблазнительная в своем сильно открытом джемпере и короткой юбке. И потерлась носом о его нос. – Это просто преступление, что ты нас покидаешь.
   Сток хрипло засмеялся, подмигнул и рыгнул:
   – Давайте, запускайте диско. И ты, Дон, возьми это на себя, чтобы все было как следует.
   – Обязательно, мой красавчик, все, что пожелаешь. Я знаю, что говорю: все, что пожелаешь.
   Он быстро высунул язык и непристойно стал вращать им:
   – Я бы этого хотел.
   Его друзья ржали. И Дон засмеялась тоже.
   А Ник пошел в буфет. Значит, Сток спал с ней. Ничего удивительного.
   Он выпил пива прямо из бутылки и внимательно огляделся вокруг. Да, красиво, как на выставке, и все стоит больших денег – и тент, и полный бар, много столиков и стульев и цветов полно, и всякой прочей чепухи. Была даже танцевальная площадка, куда Дон тащила теперь Стока, а парень, запустивший диско-музыку, согнал с насиженных мест трех музыкантов и дал на полную мощность импровизацию на тему роллинг-стоуновского «Сэтисфэкшн».
   Последние из взрослых гостей поспешили к выходу. Дафна и Бенджамин Браунинг ушли давно.
   Ник взял вторую бутылку пива.
   – Ой, Боже, – сказала Мег, захлебываясь. – Он здесь. Что он здесь делает?
   Лорен все это уже порядком надоело, Мег только и знала, что жаловалась весь вечер.
   – Я должна уйти, – сказала Мег с безумным видом. Но Лорен совсем не собиралась ее задерживать.
   – Увидимся завтра, – сказала она холодно.
   – А ты остаешься? – удивилась Мег.
   – Вечеринка, между прочим, в честь моей помолвки. Или ты упустила это из виду?
   – Да, наверное, ты должна оставаться. Ты не против, если я уйду?
   Нет, она была против, но как она могла просить Мег остаться?
   – Нет, все в порядке.
   – Спасибо, – и Мег мгновенно испарилась.
   А Лорен вздохнула. Вот так поступают лучшие друзья. Ей хотелось сказать: «Нет, Мег, останься, ты мне нужна». А Стоку хорошо бы сказать: «До свиданья, ты мне не нужен».
   Ее родителям вечеринка нравилась. Фил Робертс включил на полную катушку свое обаяние и переговорил о страховке со столькими многообещающими клиентами, скольких вообще мог вспомнить за все годы работы. Джейн Робертс вела себя как королева бала и танцевала с каждым стариком в городе.
   Лорен танцевала со Стоком и его дружками. Ей пришлось танцевать даже с Бенджамином Браунингом, который слишком тесно прижимал ее к себе и дышал водочным перегаром в лицо. И теперь она уже готова была покончить с весельем, но у Стока на этот счет были другие соображения. Он как раз считал, что настоящее веселье только-только начинается.
   Сток скатился с танцевальной площадки, вырвавшись из объятий Дон, и схватил Лорен.
   – Пошли, сахарочек, это рок-н-ролл, – сказал он, пьяно ухмыляясь.
   – Но я очень устала, – сказала она, – вечеринка слишком затянулась.
   – Ты шутишь? – Он выкатил глаза. – Вечер только начинается.
   – А твои родители знают, что ты пригласил всех этих, посторонних? – спросила она, указывая на толпу, пришедшую с Дон.
   – А ты как думаешь? Я им сказал, что придут еще несколько человек, моих друзей. Да им все равно. Ведь это моя вечеринка. И я могу делать все, что захочу.
   – Это наша вечеринка, – поправила она, – но я хочу домой.
   Он в недоумении затряс головой.
   – Ну ты иногда просто заноза какая-то. Вот выпей стаканчик пунша. Расслабься. И кончай с этим.
   – Я уже выпила стаканчик, благодарю.
   – Ну, выпей еще один. Он со специями. Да вечеринка только разворачивается, – и он хотел ее поцеловать. Она отшатнулась.
   Он уязвленно рассмеялся:
   – Ну, до чего же ты непорочная невеста!
   После «Роллинг Стоунз» загремел Род Стюарт, и Лорен подтолкнула Стока к танцплощадке, где все его прихлебатели веселились вовсю.
   – Иди, потанцуй опять с Дон. Она это любит, а я нет.
   – Но если ты со мной, тебе лучше научиться это любить, – сказал он невнятно и, шатаясь, снова направился к Дон.
   «Что она, в школе? Она будет учиться тому, что ему нравится. Бот так!»
   Стоя у двери, Ник наблюдал за происходящим. То, что Дон опять ушла танцевать, его не трогало. Его интересовала другая девушка, Лорен, он должен в этом себе признаться.
   Но в тот самый момент, когда он хотел было к ней направиться, знакомый голос сказал:
   – А ты какого черта здесь делаешь, парень?
   Это была Арета Мэй, но выглядящая совсем иначе, чем дома. Ее курчавые рыжие волосы были гладко зачесаны назад, и на тощем теле белел накрахмаленный передник горничной.
   – Я могу вам задать тот же вопрос, – ответил он дерзко. Она обожгла его взглядом.
   – Я здесь работаю, – сказала она, – а тебе лучше бы смотаться отсюда. – Она балансировала на ходу подносом с грязными стаканами и прошла мимо него в дом.
   К черту! Она ему не мать. И он вовсе не должен ее слушаться.
   Лорен все еще была одна. Воспользовавшись этим, он быстро подошел и сел рядом.
   – Как поживаешь? – сказал он небрежно.
   Она повернулась и смерила его взглядом. Они не были формально представлены друг другу, но какое это имело значение?
   «О Господи, Мег взбесится, если узнает, что она с ним разговаривала.
   – А, привет, – ответила она, стараясь говорить так же небрежно.
   Он кивнул в сторону Дон и Стока на танцплощадке:
   – Они хорошо друг другу подходят, просто парочка, а?
   – Гм, – ответила она, давая понять, что не собирается обсуждать эту тему.
   – Разве это не ты должна с ним танцевать? – спросил он и взял сигарету из коробки на столе.
   Он не робкого десятка. И прекрасно знает, что именно она сейчас должна танцевать со Стоком.
   – Ну, и почему же ты с ним не танцуешь? – настойчиво переспросил он. – Не любишь танцевать?
   – А ты? – ответила она вопросом на вопрос.
   Он удостоил ее продолжительного зеленоглазого взгляда.
   – Только с кем-нибудь стоящим.
   Их глаза на мгновение встретились, она почувствовала опасность и быстро отвела взгляд.
   – Я… мне надо идти, – сказала она, вставая.
   – А господин герой футбола не в состоянии отвезти тебя домой? – спросил он, тоже вставая.
   «Интересно, почему у нее так стучит сердце?»
   – Но тебя ведь это не касается, правда? Он продолжал глядеть на нее:
   – Но могло бы касаться.
   – Прошу прощения?
   Да, эта девушка не так реагировала на него, как все остальные. Надо проявить чуть больше заинтересованности.
   – Почему ты такая уравновешенная? – спросил он, решив, что таким вопросом он как раз и собьет ее с ног.
   – Это не я уравновешенная, – ответила Лорен, защищаясь, – это ты грубиян.
   – Да? А что такого я сделал?
   – Мне – ничего.
   – То есть?
   – Ты знаешь.
   – Нет, не знаю. Что?
   Она уже пожалела, что завела этот разговор, но отступать было некуда. Слова вырвались сами.
   – А то, как ты поступил с Мег. Ты пригласил ее на сви-
   дание, испачкал и бросил. Что, по-твоему, она должна сейчас чувствовать?
   «Дерьмовое положение! Всегда неприятности с этими девушками, вечно они друг другу все рассказывают».
   – Значит, она обо мне рассказала?
   – Мег – моя самая близкая подруга.
   «Нет, перед этой притворяться нельзя, – решил он, – надо говорить ей правду».
   – Она хорошая девушка, – сказал Ник, – но не для меня, и поэтому… больше я с ней не встречался. И я, наоборот, думал, что сделал ей одолжение.
   Полная решимости отстоять честь Мег, Лорен взглянула ему прямо в глаза.
   – Это называется одолжением? – спросила она, не веря своим ушам. – Ты не то, чтобы умеешь ухаживать, но зато умеешь портить жизнь.
   Пожалуй, надо переменить тему:
   – А между прочим, почему ты сама обручилась с этим потаскуном?
   Два красных пятна вспыхнули у нее на щеках:
   – Ты сам потаскун. Ты ведь даже с ним незнаком.
   – Ну, да ладно, ты же знаешь сама, что он такое. – Ник помолчал немного, а потом сказал: – А сейчас ты мне скажешь, что ты самая счастливая девушка на свете!
   – А что ты думаешь о себе самом, ты-то кто?
   – Я? Да я просто прохожий, дорогуша!
   – Не смей называть меня дорогуша!
   – Это почему же, – поддразнил он, – может, тебе вообще не нравится, когда тебя так называют?
   На мгновение их глаза встретились. Он выдержал ее взгляд. Она же отвела глаза и отошла.
   Непонятно почему, но сердце у нее громко стучало, когда она поспешно шла к выходу. Ник Анджело был опасен, и она это понимала.

11

   Уже несколько часов Синдра Анджело ехала в автобусе. Она устала и была грязная. Одежда измялась и тяготила Син-дру. Ноги болели, и хотелось есть. Она выглянула из окошка. Шел дождь. Дождь шел всегда.
   Ей три раза пришлось переменить место. Каждый раз, как автобус останавливался и входили новые пассажиры, всегда находился какой-нибудь парень, норовивший сесть рядом с ней. Через несколько минут он подвигался к ней слишком близко, и она снова была вынуждена пересаживаться.
   А ведь она совсем не поощряла их, они сами приставали к ней, независимо ни от чего. Свиньи!
   То, что было в Канзас-Сити, – просто кошмар. Она остановилась у дальних родственников матери, и сразу же мужская половина семьи только и норовила пустить руки в ход. Вечная история: любой встречный хотел заманить ее в постель. А она сама что? Разве она их поощряла? Может, чем-то намеренно привлекала их внимание? Ничего подобного!
   Она открыла старую сумочку, достала пудреницу с разбитым зеркалом и стала внимательно разглядывать в нем лицо. Она не была белой. Не была она и черной. Она была никем.
   Ей никогда не приходило в голову, что она унаследовала лучшее, что могли дать оба мира. Кожа у нее была самого красивого оливкового оттенка, к тому же гладкая и чистая. Иссиня-черные волосы – длинные и густые. Глаза прекрасные, бархатные, карие. Линия подбородка решительная, а скулы чуть-чуть выдавались. Она была особенная. По правде говоря, она была очень красивой молодой девушкой.
   Автобус остановился, и вошли двое мужчин. Вскоре один из них скользнул по проходу и сел рядом.
   – Привет, милочка, – сказал он протяжно, – куда держим путь?
   – Не ваше дело, – ответила она, отворачиваясь к окошку.
   – Ну, зачем же так недружелюбно, – пожаловался он. Но она не обращала на него ни малейшего внимания, и, наконец, поняв намек, он удалился.
   Может быть, она сумасшедшая, что едет опять домой, в то время как могла бы остаться в Канзас-Сити и найти себе какую-нибудь работу.
   И конечно, нашла бы, что-нибудь этакое необычное. Могла бы подцеплять мужчин сколько угодно, быть «телефонной» девушкой, заняться стриптизом, танцевать в ресторанах – для такой, как она, существует миллион возможностей. Но у Синдры были другие, более серьезные планы. Она еще не знает как, но попытается чего-то в жизни добиться, и никто ее не остановит.
   Она ездила в Канзас-Сити делать аборт. Оплаченный, как она подозревала, человеком, который ее изнасиловал. Конечно, никто бы в городе не поверил, что это он изнасиловал ее.
   Ее мать так и сказала, что она сама виновата и, наверное, побудила его.
   Но она никогда ничего такого не делала. Она ненавидела его, всегда ненавидела.
   Мистера Бенджамина Браунинга. Богатого бизнесмена. Счастливого семьянина. Лицемерного сукина сына.
   Браунинги. Хозяева матери. Образованные, занимающие высокое положение Браунинги.
   О, она могла бы всем порассказать кое-что об этой замечательной, богатой и уважаемой семье. Ей выпала незавидная участь – знать их всю свою жизнь.
   Когда она была маленькой, мать все время брала ее с собой и оставляла в одной из задних комнат, пока работала по дому. Иногда туда заходил Бенджамин Браунинг и трогал ее. Она была сначала очень мала, чтобы понимать, что это значит, но по мере того как росла, все больше боялась ходить в этот дом. Когда ей исполнилось пять, она попыталась что-то сказать матери. Арета Мэй больно шлепнула ее и сказала:
   – Не смей говорить такое о Мистере Браунинге. Я работаю у этих людей. И больше никогда ничего дурного не затевай.
   Так Синдра научилась молчать. Но, по крайней мере, мать перестала таскать ее в этот дом – вместо этого она отдала ее в детский сад, куда завозила по дороге на работу.
   В школе ей тоже приходилось нелегко. Над ней смеялись, потому что была небелая, и ее сторонились, потому что мать была горничной. Несколько раз ее били старшие школьники. Поэтому она научилась остерегаться. Но оказалось, что научилась плохо.
   Будь проклят Бенджамин Браунинг! Достопочтенный и уважаемый столп общества! Будь проклят он, и его деньги, и все, что с ним связано!
   Она отсутствовала месяц. Аборт оказался кошмаром. Его сделали в заброшенном ветхом домишке какая-то женщина с острым лицом и седой мужчина с костлявыми белыми руками, который называл ее «девица» и относился к ней как к проститутке. У нее началось сильнейшее кровотечение, и так продолжалось несколько часов. В конце концов, они вынуждены были привезти ее в ближайшую больницу, где бросили ее на крыльце, словно она была кусок мяса, доставляемый по утрам от мясника.
   – Что с тобой случилось? – спросил врач и затем потребовал: – Нам нужны имена этих людей. Ты обязана сказать, кто с тобой такое натворил.
   Но она не могла исполнить его просьбу и молчала, как молчала всю жизнь.
   А теперь она возвращалась домой и не могла понять, рада этому или нет?
   – Сколько тебе лет? – спросил врач в больнице.
   – Двадцать один, – соврала она.
   – Не думаю, – ответил он.
   И он был прав. Ей исполнилось шестнадцать. Чудесные шестнадцать лет!
   Она вздохнула и погрузилась в мечты. Настанет день, и она уберется из Босвелла насовсем. Настанет день, и имя Синдры Анджело что-нибудь да будет значить.
   Когда она приехала, дождь почти перестал. Водитель помахал ей на прощание, она подхватила мешок и пустилась в долгий путь, до трейлерного лагеря. Вообще-то она была почти рада, что вернулась. По крайней мере, увидит Харлана и Льюка. Они были хорошие ребятишки, и она искренно их любила. Арету Мэй она не любила, хотя против воли уважала за то, что та ухитрилась выжить, полагаясь только на себя, с тремя детьми, которых надо было поднимать.
   Когда Синдре было шесть, она спросила, кто ее отец.
   – Нечего тебе думать об этом, – ответила Арета Мэй, – это мое дело и тебя не касается. – Она знала только, что он белый, и это все, что ей было о нем известно. Харлан и Льюк родились от черного по имени Джед, который два года жил с ними в трейлере, но однажды, когда Арета Мэй была на работе, исчез. Больше о Джеде они ничего не слышали и никогда его не видели, что было очень хорошо, потому что его интерес к маленькой Синдре был теплее, чем полагается иметь отчиму.
   Идя по безлюдной тропинке, она начала думать, что бы она такое сделала с Бенджамином Браунингом. Хорошо бы его убить. А если это не удастся, то изуродовать. Повесить бы его за это самое место…
   Но она знала, что ничего такого она сделать бы просто не смогла. И это была ее скверная тайна, и это мучило ее.
   Она вспомнила, как это случилось, и стала думать, нельзя ли было этого как-нибудь избежать.
   Нет. Невозможно. Этот человек – дикий зверь. А кроме того, в нем больше шести футов росту и весит он по крайней мере двести фунтов, а она маленькая, всего пять футов пять дюймов и весу сто пятнадцать фунтов. Тут не поборешься.
   Случилось это во вторник. Арета Мэй заболела гриппом, и по ее просьбе Синдра отпросилась из школы, чтобы ее заменить. У Браунингов была вторая горничная, но она тоже заболела, так что Синдра была одна в доме. Миссис Браунинг уехала по магазинам, Сток был в школе, а мистер Браунинг в своей конторе.
   Он вернулся домой рано, все время кашляя и отхаркиваясь.
   – Плохо чувствую себя. Кругом этот проклятый грипп, – пожаловался он, ослабляя узел на галстуке. – Будь хорошей девочкой, приготовь мне горячего чая с лимоном. Я буду наверху.
   Он ей не нравился, но у нее не было сейчас причины опасаться его. Теперь она была взрослая девушка, и он ни разу не притронулся к ней после того, как ей исполнилось пять.
   Она приготовила чай в просторной кухне, поставила фарфоровую чашку на поднос, на такое же фарфоровое блюдечко положила несколько ломтиков лимона и поднялась наверх в спальню хозяина.
   Он был в ванной.
   – Поставь чай на столик около кровати и постели постель, – крикнул он ей оттуда.
   Она сделала все, как он сказал, попробовав на ощупь прекрасные тонкие простыни, и подумала, как, наверное, хорошо спится на таких роскошных простынях.
   Мистер Браунинг вышел из ванной в легком халате. День был теплый, и окно открыто. На лужайке работал садовник.
   – Закрой окно, – велел мистер Браунинг и откашлялся. Она подошла к окну и закрыла. Но прежде чем она успела
   повернуться, он обхватил ее сзади, повалил на постель, поднял юбку и стал рвать на ней ситцевые трусики.
   Она так испугалась, что почти не могла оказать сопротивления.
   – Перестаньте, – промямлила она, пытаясь вырваться из его рук.
   – Дай мне, дай свою черненькую… – бормотал он, все более возбуждаясь и грубо овладевая ею.
   От шока она даже не могла кричать, все случилось так быстро.
   А мистер Браунинг наслаждался.
   – Ну, давай, черная шлюшка, давай, давай, сделай мне хорошо, – хрюкал он.
   В отчаянии она попыталась сбросить его.
   – А вот это я люблю, – проскрипел он, – сопротивляйся – мне это нравится, мне нравится, что ты не даешься.
   И вот он был уже в ней, разорвав все внутри, причинив ужасную боль. Синдре показалось, что она вскрикнула, но она не была уверена. И что бы она ни делала, он все продолжал свое, он был вне себя, пока долгий вопль не ознаменовал, что он наконец кончил.
   Он обмяк на ней и так лежал несколько секунд, почти задушив ее своей тяжестью. Затем он встал, и она услышала, что он идет в ванную.
   Подтянув ноги к животу, она заплакала навзрыд.
   Через несколько минут он вышел из ванной полностью одетый, словно ничего не произошло.