Коллинз Джоан. Любовь, страсть, ненависть

   Несмотря на красоту, сексуальную привлекательность и славу, Джулиан был таким веселым, простым в общении и милым, был так ироничен по отношению к себе, что все мужчины восхищались им, а жены были от него просто без ума. Некоторые из них хотели его слишком явно и частенько проявляли это достаточно откровенно, но Джулиан никогда не соблазнял жен своих друзей. Только актрисы и незамужние женщины из другого круга удостаивались этой чести. Поэтому, сохраняя славу «настоящего мужчины» и порядочного человека, он оставался предметом вожделения множества женщин.
   Когда истекли два года его семилетнего контракта с Дидье, он согласился продлить его еще на два года с условием, что ему будет разрешено раз в восемнадцать месяцев играть в одном из спектаклей в Уэст-Энде. И тут Фиби предоставился шанс, которого она так долго ждала: она стала клянчить у Джулиана роль в каком-нибудь классическом спектакле, который он будет ставить.
   Она не была потрясающей актрисой, весь ее прошлый опыт сценической деятельности сводился к участию в нескольких шутливых пародиях на сцене «Уиндмилла», но Фиби упорно работала и была еще довольно привлекательна. Полногрудая, с матовой кожей, пышными огненно-рыжыми волосами и яркой внешностью, она вполне сносно сыграла с ним в «Укрощении строптивой», «Как важно быть серьезным» и в «Настоящем смехе».
   Три месяца они играли спектакль в «Олдвик» и теперь Джулиан собирался в Нормандию, чтобы сыграть главную роль в «Сирано де Бержераке». В первый раз он должен был играть не романтическую роль. Он был серьезно намерен справиться с этой трудной задачей.
   Джулиан решил взять на съемки в Нормандию свой черный «бентли». Ему нравились долгие поездки, и он надеялся, что Фиби прилетит к нему на следующей неделе. В этот последний вечер они обедали в «Каприсе». Был тихий вечер, и мягко освещенные желтые стены фешенебельного ресторана выгодно оттеняли перекрашенные волосы Фиби, пока она грызла, громко чавкая, толстый стебель спаржи.
   – Дорогой, я решила не ехать с тобой в Нормандию, – сказала она. Губы Фиби блестели от растившего масла, тонкая струйка стекла ей на подбородок. Джулиан перегнулся через стол и вытер его салфеткой.
   – Почему не поедешь? – спросил он, кладя себе в рот кусок паштета, пока Фиби подкрашивала губы.
   – Милый, как же я могу поехать в Нормандию в разгар сезона? – Она обнажила в улыбке зубы с коронками. Эта улыбка должна была подчеркивать ее девичье обаяние, но к тридцати трем годам сильно померкла.
   – Я имею в виду, что на следующей неделе скачки Большого приза, два дня спустя – венчание у Кавендишей, потом Оливеры отмечают день рождения Майкла, и я обещала, что помогу Вивьен украшать дом. – Она сделала паузу, чтобы отпить вина, и Джулиан посмотрел на нее удивленным взглядом.
   – Я вижу, дорогая, у тебя намечается небольшое усиление социальной активности? Раньше тебя ничто не могло удержать от того, чтобы поехать со мной на съемки. Как же я там без тебя обойдусь? – спросил Джулиан, и его сарказм достиг цели.
   – О, дорогой, я знаю. Но пойми и ты меня, пожалуйста, – и она похлопала его по руке в той несколько рассеянной манере, как это порой делает няня, присматривающая за ребенком, и тут же нацелилась на отбивную с картошкой в соусе, которую ей принес официант. – Это все потому, что наступили трудные времена. Перестановки в доме, все эти вечеринки, да еще благотворительность. Актерская благотворительность, ты же помнишь, дорогой, что ты сам состоишь в комитете. Ты, конечно, тоже прилетишь для участия в нем, да?
   – Да как же я смогу, Фиби? – сердито спросил Джулиан. – Я понимаю, что все это делается для хорошего, доброго дела и тому подобное… я знаю, что мы оба в правлении, но я задействован практически в каждом кадре этого проклятого «Сирано». Скорее всего, у меня не получится вырваться оттуда раньше середины той недели, даже для благотворительной деятельности.
   – Отлично. – Фиби явно торжествовала – Тогда мне надо остаться здесь, чтобы представлять тебя. Девушки Рависы шьют мне сейчас просто божественное платье, все расшитое цветами из топазового бисера. Тебе оно очень понравится, дорогой, оно так подходит к топазовому браслету и ожерелью, которые ты подарил мне к премьере «Строптивой».
   – М-м-м-м. – Джулиан не слушал. Он вертел в руках жареного цыпленка, и мысли его были поглощены в этот момент тем, как он будет входить в свою будущую роль. На самом деле его не волновало, будет Фиби с ним на съемках или нет. Он привык к ее присутствию, она всегда была где-то рядом, как надоевший талисман. Он даже стал постепенно привыкать к ее жалобам, которые, с тех пор как она завязала тесную дружбу с Вивьен Ли, стали звучать все громче. И хотя Фиби считала Вивьен своей самой лучшей подругой, Джулиан знал, что она просто театральная подхалимка. Фиби не была достаточно умной и веселой, чтобы стать близкой подругой этой великолепной актрисы.
   – Значит, ты вообще не собираешься приезжать в Нормандию? – спросил Джулиан, которого совсем не интересовало, что ему ответит его жена.
   – Ну… я попытаюсь заехать на несколько дней, дорогой, – прощебетала Фиби. – Но не забывай о скачках в Эскоте, у нас на все дни есть приглашения в разные ложи, в том числе и в королевскую. У Денхамов будет большой обед в честь Ага-хана, затем лорд Челтенхэм и графиня Рэтбоун в день Благовещения устраивают роскошный праздник на природе. И, конечно, пикник у Бинки, на котором определенно будут Ноэлль с Жерти, не могу же я все это пропустить, дорогой.
   – Я полагаю, что ты там будешь представлять меня? – сказал Джулиан с еще большим сарказмом.
   – Конечно, милый, – ответила Фиби, пропустив мимо ушей колкость, потому что ее мысли вертелись сейчас вокруг десятков новых нарядов, которые ей шили Норман Хартнелл, Рависа и Жак Фат.
   – Но, дорогой, я должна буду съездить в Париж на примерку и обязательно заскочу на несколько дней в Нормандию, чтобы повидать тебя, хорошо, котик?
   – Это будет просто великолепно, дорогая, – сказал Джулиан, делая знак официанту и видя, как Фиби капнула соусом на кремовые кружева, обрамляющие вырез ее платья. В последнее время она стала очень неряшлива, и многие туалеты были испорчены из-за жадности и неумения вести себя за столом.
   – Ну, хорошо. Пусть будет так, дорогой. Тебе без меня будет неплохо. С тобой будет вся твоя старая компания, да?
   – Да, конечно, – сказал он, с нежностью думая о своем гримере, костюмере и каскадере, которые работали с ним на всех съемках.
   – Значит, мне не стоит сильно беспокоиться о тебе, дорогой, правда? – улыбнулась Фиби, вытирая салфеткой кружевной воротничок платья от Хартнелла. – У тебя там все будет в порядке, да?
   – По-другому просто быть не может, милая, все будет в полном порядке, – с улыбкой ответил Джулиан, ставя свою витиеватую подпись на счете. – Все будет просто великолепно.
   Все действительно оказалось просто великолепно. Как только его синие глаза встретились с голубыми и такими невинными глазами белокурой Кандиды Уиллоу, между ними мгновенно вспыхнула страсть. Слухи об их романе дошли до Фиби, когда было отснято уже три четверти фильма. Она была так увлечена светскими обязанностями, что не могла думать ни о чем, кроме балов, вечеринок в саду и уик-эндов с Оливерами. Она не стала утруждать себя посещением Нормандии, когда поехала в Париж на примерку. А в Париже царила в это время суматоха «маленького сезона» перед тем, как высший свет разъедется в противоположных направлениях в Довиль и на Ривьеру. Поэтому парижские друзья Фиби съели все то время, которая она отводила на посещение мужа. Но Джулиан не возражал. Он был полностью удовлетворен своей жизнью среди друзей на прелестной ферме, вдали от ярких огней Парижа, Лондона и Ривьеры. Ему ужасно нравилась роль Сирано, этого трагикомического персонажа с огромным носом, безнадежно влюбленного в красавицу Роксану. А сама восхитительная Роксана, мисс Кандида Уиллоу, была так безумно влюблена в Джулиана и оказалась такой приятной и очаровательной девушкой, что Джулиан был с ней если и не совершенно счастлив, то, по крайней мере, близок к этому состоянию.
   Она снимали фильм в сельской местности, во вполне идиллической обстановке, и все шло прекрасно. Директор был сама любезность, актер, игравший Кристиана, оказался талантливым и любезным, а мисс Кандида Уиллоу – еще более привлекательной, чем ее имя,^[8] и воплощала все качества, который каждый мужчина хочет видеть в своей любовнице.
   Съемочная группа, многие члены которой работали с Джулианом не первый раз, прекрасно знала о том, что происходит, но все они так любили Джулиана, что отношения двух влюбленных не стали предметом всеобщего обсуждения.
   В перерыве между Эпсомскими скачками и регатой Хенли Фиби заехала на съемки, но, пробыв там один короткий уик-энд, сразу же уехала. С закрытыми глазами Джулиан послушно выполнил свой супружеский долг, и, хотя в последние годы Фиби была уже не такой страстной, он продолжал упорно трудиться над ней, все еще надеясь, что у них будет ребенок. Они были женаты уже восемь лет, однако кроме той единственной неудачно закончившейся беременности в самом начале их супружеской жизни, Фиби так ни разу и не понесла. Сейчас, в тридцать три года, молодость уходила, причем очень быстро, но Джулиан хотел иметь ребенка намного сильнее, чем она.
   Фиби притворялась, что мечтает о ребенке, и не делала ничего, чтобы помешать зачатию, она прекрасно спала, и ее не мучили мысли о неудачных попытках забеременеть. У нее было слишком много дел, чтобы обращать внимание на такую ерунду.
   Они как раз были в его фургоне, и Фиби собиралась ехать в аэропорт.
   – Ну, хорошо, дорогой, встретимся в Лондоне через несколько недель, – прощебетала она, поправляя свою новую соломенную шляпку кремового цвета от Диора, которая была вся разукрашена шелковыми земляничками и фиолетовыми лентами.
   Джулиан подумал, что эта шляпка не идет к ее рыжим волосам, которые с каждым годом становились все ярче. Но Фиби подобные вещи не волновали. Она любила яркие цвета и была искренне убеждена в том, что они соответствуют ее порывистой натуре.
   – Давай, дорогая, веселись с Коузами, передавай привет Ларри, Виви и всей компании, – рассеянно ответил Джулиан, поправляя свой гигантский резиновый нос перед висевшим па стене его маленького фургона зеркалом. Был ужасно жаркий день, и грим, тщательно нанесенный Тимом на этот резиновый протез, мог вот-вот осыпаться. Черт побери, после обеда у него будут крупные планы, а это значит, что Тиму придется притащить свои пузырьки с клеем, оранжевые кисточки и несколько часов возиться с этим носом, чтобы придать ему натуральный вид. Самое главное, чтобы он выглядел как настоящий. Новая аппаратура системы «Синемаскоп» делала заметными мельчайшие поры и самые тонкие морщинки вокруг глаз. Каждая черточка его лица увеличивалась в сотни и даже тысячи раз. Нельзя представить ничего более нелепого, чем Сирано с носом, как у клоуна в цирке. В тесном маленьком фургоне было очень душно и влажно. На Джулиане был тяжелый бархатный камзол сливового цвета, бриджи, метры кружевных оборок и килограммовый парик, поэтому пот, потоками стекавший по его лбу, грозил смыть нос к чертовой матери.
   – Тимми, – крикнул он, – пулей лети сюда и спасай этот идиотский нос. Мне кажется, что эта дьявольская штука вот-вот сползет с моего проклятого лица.
   – Ну, все, я пошла, любимый, – сказала Фиби, не обращая никакого внимания на его проблемы. – Лимузин должен отвезти меня в аэропорт к трем. Думаю, что если я выеду сейчас, то вполне успею на самолет.
   – Да, да, да, – буркнул Джулиан. Господи, когда же эта чертова баба уедет, и он сможет заняться своей дьявольской работой? Этот нос добьет его: он был сделан из толстой резины, отвратительно вонял, и, казалось, весил целую тонну. Теперь еще и кончик носа стал опускаться вниз, делая его еще более нелепым.
   – Пока, дорогая. Счастливого пути. – Он безразлично поцеловал ее и снова заорал: – Тим, Тим, куда ты запропастился, черт тебя побери?
   – Сейчас, шеф, дайте мне доесть. – Гример поднялся в фургон, чуть не столкнувшись с Фиби, которая, как корабль под всеми парусами, выплывала оттуда в своем белом шелковом платье. Помахав на прощание ручкой, она, наконец, ушла, и Джулиан с облегчением вздохнул. Закрыв глаза, он позволил Тиму заняться носом, и тот стал поправлять его палочками с пропитанной ацетоном ватой.
   – Дьявол, Тим, этот хобот чертовски неудобен, ты же знаешь. Я скоро расплавлюсь от этой проклятой жары.
   – Знаешь, старина, что по этому поводу говорила моя дорогая матушка? – ухмыльнулся Тим, ловко вынимая крошечные кусочки резины из зияющей бездны гигантских ноздрей резинового носа Джулиана.
   – Да не знаю я, Тим, – тяжело вздохнул Джулиан, скосив глаза на свое нелепое отражение в зеркале. – Так что же говорила тебе твоя дорогая матушка?
   – Тебе придется страдать, чтобы быть красивым, малыш.
   А вечером Джулиан удобно расположился на софе в своем уютном домике, обнимая за хрупкие белые плечи Кандиду Уиллоу. Они слушали отрывки из «Богемы» по старому радиоприемнику, и Кандида нежно покусывала ухо Джулиану, а он лежал, откинув назад голову.
   Длившиеся целый день съемки вымотали его, да еще этот уик-энд, который он провел с Фиби, тоже не обошелся без ставших обычными перебранок. Теперь ему хотелось мягкой и неторопливой любви с этой восхитительной главной героиней, которая так хорошо снимает напряжение… а потом долго-долго спать.
   – Джулиан, давай поженимся, – неожиданно прошептала прелестная звезда, оставив в покое его ухо.
   – Что, что ты сказала, дорогая? – Джулиан резко сел па кровати. Теперь все надежды на спокойный вечер потеряны.
   – Я сказала, что хочу выйти за тебя замуж, Джулиан, – я ведь так люблю тебя. Я никогда никого так не любила. Ты же тоже меня любишь? Давай поженимся, пожалуйста.
   Она посмотрела на него умоляющим взглядом, и ее глаза, такие лучистые и прекрасные на огромных экранах кинотеатров, наполнились крупными глицериновыми слезами.
   Джулиан онемел. Неужели она забыла правила игры? Он же женат. А это всего лишь легкий роман на съемках. Он же говорил ей об этом в самом начале. Шуры-муры там всякие, к чему эти страсти, этот детский лепет о женитьбе? О, черт. Женщины, женщины, женщины – пропади они все пропадом, всем им нужно одно и то же, прав был Генри Хиггинс, думал Джулиан, Его мозг отчаянно искал выход, чтобы самому с честью выйти из ситуации и не оскорбить гордость Кандиды.
   – Сердце мое, нежная моя, ты же знаешь, что это невозможно, – искренне сказал Джулиан, стараясь, чтобы это выглядело серьезно и в тоже время, чтобы в этих словах было ласковое понимание, хотя в душе у него уже нарастало раздражение.
   – Почему, почему? Ты не любишь Фиби. Ты просто не можешь ее любить. Я ее видела сегодня. Она выглядит как старая потаскуха, – проговорила Кандида сквозь слезы. – Я наблюдала за вами весь уик-энд. Это чуть не убило меня. – И она разрыдалась, заливая слезами свой ангорский свитер. – А мысль о том, что вы были вместе… в постели… о, о, это просто ужасно.
   – Ты шпионила за мной, моя прелесть? – нежно проворчал Джулиан. – Это же совершенно неприлично, ты сама знаешь. Очень, очень неприлично.
   – Да, да, я шпионила, – не переставая плакать, сказала девушка. – Я не могла не шпионить. Я смотрела в окно вашей спальни всю ночь. Она же толстая. Как ты мог ее предпочесть мне?
   Джулиан продолжал молчать с видом оскорбленного достоинства, лихорадочно обдумывая ситуацию. Кандида, как любопытная сорока, украдкой подглядывала в окно их спальни. Что же она за женщина?
   – Она тебе совершенно не подходит, Джулиан, поверь мне. Я видела вас вместе. Вы друг другу совсем не подходите. Пойми, эта женщина не стоит тебя, не может быть, чтобы ты любил ее. Она такая старая, как ты можешь? – Она снова залилась слезами, и он механически протянул ей свой носовой платок.
   Джулиан молчал. Душераздирающая мелодия последнего акта «Богемы» двигалась к своему неизбежному трагическому концу, как бы подчеркивая загубленный Кандидой вечер, который так хорошо начался.
   – Послушай, моя девочка, – сказал он, нежно выти рая слезы с ее щеки и восхищаясь, как будто в первый раз, ее неотразимой красотой и молодостью. – Я не хочу причинять тебе боль, дорогая, но я не могу жениться на тебе и не женюсь никогда. Ты понимаешь? Это просто невозможно, дорогая.
   – Нет, – упрямо ответила Кандида и, поднеся к губам бокал с вином, осушила его одним глотком. – Я не понимаю. Ты же сказал, что любишь меня, Джулиан. Неужели ты не помнишь? Ты что, обманывал меня?
   Теперь уже заупрямился Джулиан и в сердцах оттолкнул свой бокал с бренди. Он, конечно же, говорил ей, что любит, но это была часть их игры, только игры, в которую он играет уже многие годы. Она должна играть по правилам. Всегда говоришь, что любишь, когда ложишься с женщинами в постель; в таких случаях просто неприлично не делать этого. Но просто так никто никогда не говорит о любви. Все его предыдущие любовницы это прекрасно понимали. О Господи, почему же эта маленькая дурочка не понимает?
   – Съемки закончатся на следующей неделе. – В голосе Кандиды звучали слезы, они капали из ее глаз, и это начало его раздражать.
   – Я не могу без тебя жить, Джулиан. Я не могу одна вернуться в Америку, дорогой. Ты нужен мне, я хочу быть с тобой. Я хочу быть с тобою всегда, всю оставшуюся жизнь. Везде и всюду. – Кандида бросилась ему на грудь, содрогаясь от рыданий. Она была на грани истерики. Джулиан издал долгий и тяжелый вздох и крепко обнял ее дрожащие плечи.
   В течение всей этой долгой и бессонной ночи Джулиан пытался утешить Кандиду. Он терпеливо объяснял ей, почему не может на ней жениться. Джулиан говорил ей, что она должна быть взрослой и понять, что их отношения прервутся, как только кончатся съемки. К тому времени, как они заснули в широкой уютной двуспальной кровати, Джулиан решил, что ему удалось успокоить Кандиду и заставить ее принять все его доводы. Он был не прав.
   Он проснулся от стука в окно и бодрого приветствия Тима:
   – Пять тридцать, Джулиан, ваша мама пришла, молочка принесла. Вставай, дружище, кофе сейчас будет готов.
   Джулиан обнаружил, что Кандиды в постели нет. Он пошарил рукой и обнаружил, что она была не только пустой, но и холодной. Кандида наверняка поняла все, что он ей сказал, и решила достойно уйти. Так даже лучше, подумал он. Он ненавидел сцены и скандалы, но ему нравилась Кандида, и он обожал заниматься с ней любовью, понимая, что она для него не больше чем очередное увлечение. Она была очаровательным ребенком, восхитительным сексуальным котенком, но если бы он и решил когда-нибудь расстаться с Фиби, а эта мысль время от времени приходила ему в голову, то женщина, ради которой он пожертвовал бы своим браком, должна была бы обладать более твердым характером, умом и другими достоинствами, чем эта привлекательная, но ограниченная калифорнийская милашка. Он пошарил ногой по прохладному деревянному полу и направился в ванную.
   Ничто не предвещало того ужасного зрелища, которое предстало перед его глазами. В старой, с выгнутыми ножками ванне, как Офелия в прибрежном тростнике, спокойно лежала Кандида Уиллоу. Изящная рука свисала через край ванны, и из глубокого темно-красного пореза на ее запястье капала кровь, образуя на полу багровую лужицу. Глаза Кандиды были закрыты, а голова погрузилась в воду до самого носа.
   – О, Боже Всемогущий! Кандида, о Бог мой, Кандида! – Джулиан бросился к девушке и подхватил ее под руки, увидев, что вода в ванне по цвету похожа на красное вино.
   – Тим, Тимми! – во весь голос заорал он. – Давай сюда, ради Бога!
   Через несколько секунд Тим, который нес поднос с кофе и рогаликами, ворвался в ванную и, увидев ужасную картину, уронил все на пол.
   – Иисус Христос, шеф, какого черта она это сделала? – спросил он, когда они торопливо переносили девушку на кровать. Джулиан начал приводить ее в сознание, делая искусственное дыхание, пока Тим быстро и умело рвал белую рубашку Джулиана на длинные полосы, что бы остановить кровотечение. Обе кисти Кандида перерезала бритвой, которая теперь лежала на окровавленном полу ванной.
   – Она жива? – хрипло выдохнул Джулиан.
   Тим кивнул. Во время войны он был в гражданской обороне и поэтому имел огромный опыт обращения с тяжело раненными во время воздушных налетов.
   – Еще жива, – мрачно сказал он. – Однако потеряла много крови. Мы должны немедленно доставить ее в больницу, иначе она умрет, тогда все это дерьмо всплывет на поверхность.
   – О Господи, – прошептал Джулиан. – Господи, бедная, глупая, маленькая девочка.
   – Если бы я был на твоем месте, шеф, я бы подумал о себе, – мрачно сказал Тим. – Девчонка, возможно, выкарабкается. Но если об этом узнают, ты окажешься по уши в дерьме. И от твоей популярности не останется и следа, ставлю на это свой последний пенни.
   Каким-то образом съемочной группе удалось сделать так, что происшедшее не попало на страницы газет. Кандида была молодой и здоровой девушкой, и ей очень повезло, что Джулиан вовремя нашел ее в ванной. Ей оставалось еще два съемочных дня, и изобретательный отдел рекламы Дидье Армана быстро состряпал историю о внезапном приступе аппендицита, якобы сделавшем невозможным ее быстрое возвращение в Америку сразу после окончания съемок. Несколько дней Кандида провела в местном нормандском госпитале, а потом за ней прилетели мама, папа и долговязый молодой юрист по имени Джерри из Пасадены, который оказался ее женихом.
   – Мы помолвлены, – с нарочитой медлительностью произнес он, умудрившись тем не менее улизнуть на целый час из палаты, где лежала его невеста, чтобы посмотреть на съемки.
   – Сколько вы уже помолвлены? – спросил Джулиан, а Тим, услышав ответ, удивленно поднял брови.
   – О, уже два года. Мы встречаемся еще со школы, но Кэнди – ее настоящее имя Кэнди Уилсон, но на студии решили, что Кандида Уиллоу звучит лучше, да, так вот, Кэнди хотела обождать со свадьбой, пока она не сделает карьеру, ну, не добьется успеха, вы понимаете?
   – Да, понимаю, – сказал Джулиан, почесывая свой огромный нос, который стал зудеть и от жары вновь опустился книзу.
   – Но теперь все будет по-другому, – напыщенно сказал Джерри. – Она решила, и, я думаю, к счастью, бросить всю эту киношную чепуху, вернуться назад и жить в Пасадене вместе со мной. Следующей весной мы поженимся.
 
   – Мои поздравления будущему супругу, – сказал Тим, снова накладывая грим на растрескавшийся нос Джулиана. – Она приятная и милая девчушка, нам было очень хорошо работать с ней, да, шеф? – И он нахально подмигнул Джулиану.
   – Я надеюсь, что вы будете очень счастливы вместе, – сказал Джулиан совершенно искренне, пытаясь не обращать внимания на Тима. – Кандида очаровательная девушка, совершенно очаровательная.
   – Я знаю, – сказал Джерри. – Мне действительно очень повезло. – И он удивленно посмотрел на Тима, который при этих словах сдержанно фыркнул.
   Хотя публике и не было ничего известно о попытке самоубийства Кандиды Уиллоу, очень скоро все те, кто имел отношение к шоу-бизнесу от Парамаунта до Пайнвуда, уже знали эту историю в мельчайших подробностях. Очарование и сексуальная привлекательность Джулиана выросли в десять раз, и он стал живой легендой. Ничто не возбуждает так общественный интерес, как попытка женщины покончить с собой из-за любви к мужчине, поэтому Джулиан стал еще более популярен и как актер и как любовник.
   Он чувствовал вину и ответственность за то, что Кандида пыталась покончить жизнь самоубийством, и попытался навестить ее в госпитале, но ему сказали, что к ней допускают только ближайших родственников. Джулиан послал ей письмо и тридцать белых роз и попытался выбросить все, что произошло, из головы.
   Кандида быстро поправлялась. Как только она перестала нуждаться в постоянном уходе и доктора сказали, что она может уехать, студия сразу же арендовала частный самолет, собрала ее багаж и все пожитки и отправила Кандиду в Калифорнию.
   Джулиану не удалось с ней даже поговорить, а его письма, посланные в Калифорнию, всегда возвращались нераспечатанными. Впредь он решил быть более осторожным во всех своих любовных делах. И он действительно пытался быть осторожным и внимательным. Но Милашка Брукс, в конце концов, понял, что сделать это просто невозможно. Буквально через несколько педель он вернулся к случайным флиртам, а Фиби тем временем все больше швырялась его деньгами.
   Несмотря на то, что в своих телефонных разговорах с Фиби из Франции Джулиан даже словом не обмолвился о попытке Кандиды покончить жизнь самоубийством, великосветская цепочка передачи сплетен и слухов сразу же сообщила ей обо всем происшедшем. Одна из подруг, с удовольствием смакуя подробности, передала ей эту новость, когда женщины обедали в «Савой Грилле». Единственное, что могла сделать Фиби в этой ситуации, эта отослать официанта, пока подруга громко рассуждала о попытке самоубийства несчастной девушки.
   – В ванной Джулиана, как тебе это нравится?! Я уверена, что все это покрыла компания Дидье. Ты можешь себе представить, моя дорогая, что произойдет, если история выплывет наружу?