Страница:
– Ты сумасшедшая, – сказал он с милой улыбкой, положив крепкую руку ей на спину. Агата дрожала. – Что ты, черт побери, делала на берегу ночью? Разве ты не знаешь, что это опасно?
– Я стала жертвой… – сказала она слабым голосом, понимая, как нелепо это звучит. – Я зашла в бар…
– Хорошо. – Он улыбнулся. – Хотя это ничего не объясняет, пойдем на борт. Тебе, моя дорогая, надо выпить чего-нибудь крепкого.
Джулиан помог Агате взойти на борт «Изабеллы». Из-за своих светлых волос и бледной кожи она казалась такой болезненной и ранимой, что явно нуждалась в защите. Женщину, у которой хватает глупости гулять по ночам одной на мексиканском пляже, вряд ли можно считать вполне нормальной. Когда он ввел ее в кают-компанию, в душе у него проснулось старомодное чувство ответственности мужчины за женщину. Агата опустилась на софу, пытаясь восстановить дыхание, а Джулиан направился к стойке бара. Он налил ей полный бокал, и она с благодарностью выпила. Янтарная жидкость приятным теплом разлилась по телу. Он улыбнулся ей, и она робко улыбнулась ему в ответ. Что бы сказала Доминик, узнав о ее ночной прогулке? Она бы, наверное, подумала, что Агата недостаточно серьезна и ответственна, чтобы быть ее наставницей. Ее насмерть перепугали, избили, вываляли в грязи, она никому не нужна.
– Почему бы вам не принять душ? Вы почувствуете себя намного лучше, – сказал Блуи. – Давайте я провожу вас.
– Спасибо, – сказала Агата, заливаясь краской, когда глаза Джулиана еще раз с сочувствием остановились на ней.
Бодрящие струи воды потекли по ее ноющему телу, она стала тереть его мочалкой, как бы отчищая грязь. Грубые полотенца Блуи пахли камфарой, но ей было хорошо, она наконец-то очистились от песка, пота и следов грязных вонючих рук насильников. Она надела шорты, на которых каким-то чудом уцелели почти все пуговицы, за исключением верхней, и рубашку Джулиана. На столе лежала расческа, и Агата попыталась расчесать запутавшиеся волосы. Она посмотрела на себя в зеркало. Уже лучше. Испуг еще заметен, но от шока она уже оправилась. Вернувшись в кают-компанию, она застала Джулиана, Блуи и Ника сидящими за столом с бокалами в руках, они рассматривали какие-то журналы и книги, посвященные яхтам. Джулиан встал.
– Проходи и садись, Агата, – доброжелательно сказал он. – Ты выглядишь уставшей, выпей вот это.
Агата сделала глоток из своего бокала и скривилась: напиток оказался слишком крепким для нее.
– По специальному рецепту Блуи. – И он подмигнул ей. – Хорошо помогает от того, что тебя беспокоит, дорогая: морская болезнь, слабость в животике, ежедневная нервотрепка на съемочной площадке, короче, что бы там с вами ни было, специальный напиток Блуи излечит вас от всего.
– Что это? – с любопытством спросила она. Хоть Агата редко пила спиртное, разве что стаканчик вина, она чувствовала, что этот вкус ей нравится.
– А-а… это секрет, – улыбаясь ей, сказал Джулиан. Она была очень странная женщина, такая мягкая и невинная, у нее такие грустные глаза и трагическое выражение лица. Конечно, Агата не в его вкусе, но по ее глазам Джулиан понял, что она от него без ума. Внешне почти монашенка, на шее маленькие четки вместо бус, но в ней есть что-то непонятное, странное, только что? О, черт, какие влюбленные глаза! Он занервничал. Нельзя потворствовать фантазиям слабовольных женщин. Он берег себя для сцены.
– Выпей, – сказал он и посмотрел на часы. – Уже час ночи. Завтра всем нам рано вставать. Мало кто хотел бы оказаться в такой ситуации, правда? – Он хитро подмигнул Агате, которая нервно улыбнулась в ответ.
– Не говорите никому, они решат, что я совершенная дура, ведь меня предупреждали, чтобы я не выходила одна на улицу. Пожалуйста, пообещайте, что никому ничего не расскажете.
– Обещаю, Агата, и ребята поступят точно так же, – сказал Джулиан. Его голос прозвучал нежно, как любовная ласка. – Это наш маленький секрет, Агата, – добавил он, и она покраснела от счастья.
Агата была слишком взволнована, чтобы заснуть. В своей душной комнате, прижимая подушку к ноющему телу и закрыв глаза в любовном томлении, она вновь переживала дивные часы, проведенные с Джулианом. Пожалуй, стоило подвергнуться такому нападению, чтобы привлечь внимание своего идола, думала она. Она вспоминала его сильные загорелые руки, нежно убирающие с ее лба волосы и поддерживающие во время ходьбы, и ее пульс начинал биться учащенно. Его рубашка. На ней все еще была его рубашка, которую он отдал ей на пляже. От рубашки пахло его турецкими сигаретами, она различала слабый запах пота, смешанный с едва уловимым ароматом одеколона.
Она водила руками по телу, прижимая рубашку к животу, между ног, гладила ею свою грудь. Агата чувствовала, что у нее начинается жар. Она все время видела перед собой лицо Джулиана, его глаза смотрели на нее с нежностью и любовью. Его обнаженная грудь с бисеринками пота прижималась к ее груди… его мускулистые руки гладили ее плечи, а губы целовали волосы. Агата почувствовала, что достигла такого пика удовольствия, какого она никогда раньше не испытывала. Она перекатывалась из стороны в сторону с плотно закрытыми глазами, зажав между ног рубашку Джулиана, ее тело напрягалось и трепетало от неописуемого удовольствия, а губы шептали в темноте его имя.
Глава 7
Глава 8
– Я стала жертвой… – сказала она слабым голосом, понимая, как нелепо это звучит. – Я зашла в бар…
– Хорошо. – Он улыбнулся. – Хотя это ничего не объясняет, пойдем на борт. Тебе, моя дорогая, надо выпить чего-нибудь крепкого.
Джулиан помог Агате взойти на борт «Изабеллы». Из-за своих светлых волос и бледной кожи она казалась такой болезненной и ранимой, что явно нуждалась в защите. Женщину, у которой хватает глупости гулять по ночам одной на мексиканском пляже, вряд ли можно считать вполне нормальной. Когда он ввел ее в кают-компанию, в душе у него проснулось старомодное чувство ответственности мужчины за женщину. Агата опустилась на софу, пытаясь восстановить дыхание, а Джулиан направился к стойке бара. Он налил ей полный бокал, и она с благодарностью выпила. Янтарная жидкость приятным теплом разлилась по телу. Он улыбнулся ей, и она робко улыбнулась ему в ответ. Что бы сказала Доминик, узнав о ее ночной прогулке? Она бы, наверное, подумала, что Агата недостаточно серьезна и ответственна, чтобы быть ее наставницей. Ее насмерть перепугали, избили, вываляли в грязи, она никому не нужна.
– Почему бы вам не принять душ? Вы почувствуете себя намного лучше, – сказал Блуи. – Давайте я провожу вас.
– Спасибо, – сказала Агата, заливаясь краской, когда глаза Джулиана еще раз с сочувствием остановились на ней.
Бодрящие струи воды потекли по ее ноющему телу, она стала тереть его мочалкой, как бы отчищая грязь. Грубые полотенца Блуи пахли камфарой, но ей было хорошо, она наконец-то очистились от песка, пота и следов грязных вонючих рук насильников. Она надела шорты, на которых каким-то чудом уцелели почти все пуговицы, за исключением верхней, и рубашку Джулиана. На столе лежала расческа, и Агата попыталась расчесать запутавшиеся волосы. Она посмотрела на себя в зеркало. Уже лучше. Испуг еще заметен, но от шока она уже оправилась. Вернувшись в кают-компанию, она застала Джулиана, Блуи и Ника сидящими за столом с бокалами в руках, они рассматривали какие-то журналы и книги, посвященные яхтам. Джулиан встал.
– Проходи и садись, Агата, – доброжелательно сказал он. – Ты выглядишь уставшей, выпей вот это.
Агата сделала глоток из своего бокала и скривилась: напиток оказался слишком крепким для нее.
– По специальному рецепту Блуи. – И он подмигнул ей. – Хорошо помогает от того, что тебя беспокоит, дорогая: морская болезнь, слабость в животике, ежедневная нервотрепка на съемочной площадке, короче, что бы там с вами ни было, специальный напиток Блуи излечит вас от всего.
– Что это? – с любопытством спросила она. Хоть Агата редко пила спиртное, разве что стаканчик вина, она чувствовала, что этот вкус ей нравится.
– А-а… это секрет, – улыбаясь ей, сказал Джулиан. Она была очень странная женщина, такая мягкая и невинная, у нее такие грустные глаза и трагическое выражение лица. Конечно, Агата не в его вкусе, но по ее глазам Джулиан понял, что она от него без ума. Внешне почти монашенка, на шее маленькие четки вместо бус, но в ней есть что-то непонятное, странное, только что? О, черт, какие влюбленные глаза! Он занервничал. Нельзя потворствовать фантазиям слабовольных женщин. Он берег себя для сцены.
– Выпей, – сказал он и посмотрел на часы. – Уже час ночи. Завтра всем нам рано вставать. Мало кто хотел бы оказаться в такой ситуации, правда? – Он хитро подмигнул Агате, которая нервно улыбнулась в ответ.
– Не говорите никому, они решат, что я совершенная дура, ведь меня предупреждали, чтобы я не выходила одна на улицу. Пожалуйста, пообещайте, что никому ничего не расскажете.
– Обещаю, Агата, и ребята поступят точно так же, – сказал Джулиан. Его голос прозвучал нежно, как любовная ласка. – Это наш маленький секрет, Агата, – добавил он, и она покраснела от счастья.
Агата была слишком взволнована, чтобы заснуть. В своей душной комнате, прижимая подушку к ноющему телу и закрыв глаза в любовном томлении, она вновь переживала дивные часы, проведенные с Джулианом. Пожалуй, стоило подвергнуться такому нападению, чтобы привлечь внимание своего идола, думала она. Она вспоминала его сильные загорелые руки, нежно убирающие с ее лба волосы и поддерживающие во время ходьбы, и ее пульс начинал биться учащенно. Его рубашка. На ней все еще была его рубашка, которую он отдал ей на пляже. От рубашки пахло его турецкими сигаретами, она различала слабый запах пота, смешанный с едва уловимым ароматом одеколона.
Она водила руками по телу, прижимая рубашку к животу, между ног, гладила ею свою грудь. Агата чувствовала, что у нее начинается жар. Она все время видела перед собой лицо Джулиана, его глаза смотрели на нее с нежностью и любовью. Его обнаженная грудь с бисеринками пота прижималась к ее груди… его мускулистые руки гладили ее плечи, а губы целовали волосы. Агата почувствовала, что достигла такого пика удовольствия, какого она никогда раньше не испытывала. Она перекатывалась из стороны в сторону с плотно закрытыми глазами, зажав между ног рубашку Джулиана, ее тело напрягалось и трепетало от неописуемого удовольствия, а губы шептали в темноте его имя.
Глава 7
Захария Домино добился того, что все в Голливуде считали невозможным. Пять лет у него был тайный роман.
Им с Рамоной Арман доставляла большое удовольствие любовная связь, о которой никто не знал. Это их вполне устраивало. Он был не женат, а Рамона хоть и была замужем, так редко видела мужа, что почти забыла, как он выглядит. Все тридцать лет ее карьеры Голливуд сотрясало от сплетен о ее интрижках и приключениях, но точно никто ничего не знал. Никто точно не знал, сколько ей лет, а она, в свои пятьдесят, выглядела очень и очень хорошо. На лице почти не было морщин, тело было гибким и стройным, а в постели ей позавидовала бы и двадцатипятилетняя женщина.
Они с Заком проводили время на ее роскошной вилле, расположенной на одном из холмов прямо над заливом. Тайна их отношений охранялась многочисленными телохранителями и немецкими овчарками.
Обед она приготовила ему сама: цыпленок в соусе с его самым любимым блюдом – жареными бобами и маисовыми лепешками, которые, по ее мнению, повышали потенцию. После обеда она принесла ему бокал красного вина и толстую гаванскую сигару. Они сидели, обсуждая фильм, в частности ее роль в нем. Она была недовольна своей ролью и согласилась играть ее только потому, что остальные роли в фильме для женщин ее возраста были гораздо хуже. То, что она играла мать Доминик, приводило ее в бешенство.
– Я все-таки звезда, – жаловалась она, – одна из самых ярких звезд за всю историю. Это просто свинство, что сейчас я вынуждена играть какую-то второстепенную роль. – Она произнесла слово «второстепенную» так, как будто сдула с губы крошку табака. – У меня такая прекрасная роль в итальянском фильме, просто прелесть. Роли молодых героинь я не собираюсь больше играть, но я очень жалею, что в этой картине не смогу сыграть роль получше. А ведь я же умею, Зак, я могу.
Захария нежно коснулся ее руки и с надеждой кивнул в сторону спальни. Он не испытывал особого энтузиазма от того, что ему придется в который раз обсуждать с Рамоной ее проблемы. Он хотел как можно быстрее сменить тему. Он мечтал полежать, а потом поехать домой, упасть в постель и еще раз просмотреть сценарий. Захария хотел отрешиться от всех проблем и не слышать стенаний и жалоб актрисы. Оставаться с Рамоной на всю ночь сегодня было нельзя, неожиданно мог нагрянуть ее муж, настоящий сукин сын. Разрываясь между отвратительной Шерли Франкович, которая выла над сценарием, Ирвингом, который постоянно угрожал вернуться в Нью-Йорк, сэром Криспином, который играл короля Монтесуму и злился по поводу и без повода, студией, которая настаивала, чтобы все съемки происходили при свете дня и под солнцем, и необходимостью отложить первый день съемок до тех пор, пока не будут решены проблемы со сценарием, Зак чувствовал себя опустошенным.
– Черт, пусть они проваливают, – устало сказал он Нику утром, когда Франковичи выскочили из комнаты, хлопнув дверью. – У нас есть половина довольно неплохого сценария. Мы вызовем кого-нибудь из Голливуда, если потребуется переписать некоторые сцены, вот и все. Они нам не нужны, эти проклятые Франковичи. Они корчат из себя черт знает что.
Ник был с ним полностью согласен. Они были верными союзниками, это было жизненно необходимо.
Зак вздохнул. Ему очень хотелось позабыть обо всех этих проблемах в объятиях своей любовницы. Как бы угадав его мысли, Рамона кокетливо посмотрела на него, встала и, виляя бедрами, пошла в огромную белую спальню. Он радостно пошел за ней.
После того как они закончили заниматься любовью, Рамона быстро встала с постели и направилась в ванную по розовому ковру, покрывавшему мраморный пол. Здесь она стала тщательно втирать в кожу лица и шеи сперму Зака. Это было драгоценное средство, применять которое ее научила много лет назад старая подруга Мае Уэст.
– Забудь обо всех этих дорогих кремах для лица и мягких лосьонах, – наставляла ее Мае. – Единственное, на что способны парни, так это производить эту эссенцию. Помни, дорогая, что они создают нас, а мы создаем их. Я делаю это всю жизнь, и моя кожа прекрасно выглядит, не так ли?
Рамона улыбнулась, вспомнив о мудрой Мае. Зак в это время лежал на кровати и курил свой «Кэмел», наблюдая за тропическими рыбками, которые плавали в огромном, на всю стену аквариуме. Он лениво размышлял, где носит мужа Рамоны, русского князя Казинова, еще более загадочного человека, чем его жена. Почему он так часто отлучается по делам? Никто не знал, чем он занимается, но все считали, что он сказочно богат, у него был огромный капитал, счета в банках и недвижимость. Его восхитительный замок напоминал дворец Шахерезады в тропических джунглях. Выстроенное из оникса, мрамора, стекла и гранита, с колоннами из каррарского мрамора, вывезенного из итальянских каменоломен за баснословную цену, это здание напоминало съемочную площадку самого дорогого и пышного фильма Висконти.
Рамона была замужем за князем Казиновым уже десять лет. После войны она вернулась в Голливуд из Вены, где снималась в одном из фильмов; и привезла с собой миниатюрного князя Казинова. Голливуд сплетничал и шушукался: этот титулованный «подарок» произвел на всех большое впечатление. В течение нескольких лет Рамона правила на Беверли-Хиллз, пока князь по непонятным причинам не переехал в Мехико. Она стала самой желанной гостьей на всех праздниках в городе, а приглашения на ее вечера и банкеты были нарасхват. На следующей неделе она устраивала большой праздник по поводу съемок «Кортеса». Из Голливуда прилетят десятки знаменитостей, будет высший свет Мехико и журналисты из разных стран.
За исключением самых близких друзей, а их у нее было немало, все остальные называли Рамону только Принцессой. Правда, во время съемок она не очень придиралась к окружающим. Эти приемы хоть как-то компенсировали закат ее карьеры: фотографии Рамоны появлялись в самых престижных журналах с восторженными и восхищенными комментариями. Ей очень хотелось, чтобы этот праздник стал самым запоминающимся событием сезона.
Взглянув на часы фирмы «Картье», стоявшие на прикроватном столике, Зак увидел, что пора уходить.
В десять часов основной технический персонал и главные исполнители собрались в специально оборудованной комнате Вилла Вьера на первый дубль. Все были точны, только Зак еще не пришел, что было очень странно – он всегда приходил первым. Все удобно расположились вокруг стоявшего посередине зала огромного дубового стола. В серебряном кофейнике готовился кофе, на столе стояли пепельницы и бутылки с минеральной водой. Ник, нервничая, посмотрел на свои часы. Было пятнадцать минут одиннадцатого. Он хотел выступить с короткой вступительной речью перед собравшимися, но ему нужна была поддержка Зака. Куда же он подевался?
– Думаю, надо ему позвонить, – сказал Ник Блуи. – Он никогда не опаздывает. Наверное, проспал.
Телефон в комнате Зака не отвечал, и Ник озабоченно посмотрел на Блуи.
– Совсем ничего не понимаю, – пробормотал он. – Это на него не похоже.
– Бросай трубку. Давай начинать, – резко сказала Шерли. – Что толку ждать его, он нам не нужен. Короче, мы с Ирвингом написали тут пару новых сцен и хотим их вам прочитать.
– Нет, этого мы делать не будем. Зак должен быть здесь, без него начинать нельзя, – ответил Ник.
Он взглянул на сварливое лицо Шерли, блестевшее от пота и напряжения. Господи, какая же она злобная сука, подумал Ник, да еще и типичная алкоголичка. Да, ужасная тварь.
Джулиан о чем-то разговаривал с Агатой. Ее черные внимательные глаза ни на секунду не отрывались от его лица. На щеках горел румянец, но ей удавалось сохранять внешнее хладнокровие.
Доминик осторожно подошла к Джулиану и как бы невзначай коснулась его своей упругой высокой грудью. Потом, подняв па него зеленые хитрые глаза, сказала:
– Как спалось, Джулиан, хорошо? – и улыбнулась.
– Спал как убитый, – улыбнулся он, отметив про себя, что сегодня она как никогда похожа на Инес. Сходство действительно было поразительным. Тот же рост, тот же овал лица, маленький носик и чувственные губы, к тому же это маленькое чудо на много лет моложе Инес.
Но она еще несовершеннолетняя, с ней нельзя заниматься любовью, даже если очень хочется. «Даже не думай об этом, Джулиан, – говорил его внутренний голос. – Это просто непристойно».
– Я так волнуюсь, – вздохнула Доминик. – Это будет необычайно интересный и захватывающий фильм, да? Я так горжусь тем, что буду играть с тобой, Джулиан. – И она по-взрослому подмигнула ему. Джулиан никогда не ошибался в женщинах и прекрасно понимал их намеки. Но эта еще ребенок! Он вспомнил ее красивое тело в бассейне и восхищенно скользнул глазами по груди, просвечивающей сквозь тонкую розовую блузку.
– Да, это будет по-настоящему интересный фильм, – сказал он и, чувствуя возбуждение, отвернулся к кофейнику, от греха подальше. – Я с нетерпением жду момента, когда мы начнем сниматься вместе, Доминик, – добавил он, наливая себе кофе и видя, что она не уходит и смотрит па него с загадочной улыбкой. Рядом с ними стояла Агата, снедаемая ревностью.
– Я схожу к Заку в комнату и узнаю, что там произошло, – сказал Ник, с силой опустив трубку на рычаг. – Сейчас вернусь, – бросил он и помчался наверх.
Съемочная группа зашумела, обмениваясь сплетнями. Доминик снова завладела вниманием Джулиана, попросив объяснить кое-что в сценарии: тем самым она лишила Агату последней надежды хоть немного побыть наедине с Джулианом. Она подошла к окну, угрюмо глядя на улицу. Она все еще перебирала в памяти приятные мгновения, проведенные с Джулианом на яхте прошлой ночью. Неожиданно резко зазвонил телефон. Блуи подошел и снял трубку.
– О, Боже милосердный! Нет, я не верю. – Лицо Блуи вытянулось, он прислонился к стене, чтобы не упасть. В комнате воцарилась тишина. – Немедленно иду. Ты доктора вызвал?
– В чем дело, старина? – спросил Джулиан.
– Это с Захарием. Он… э-э… кажется, не совсем в порядке. – Всегда невозмутимый помощник режиссера старался выглядеть как можно спокойнее. – Я поднимусь посмотреть, могу ли я чем-нибудь помочь.
– Что ты имеешь в виду под «не совсем в порядке»? – настаивал Джулиан. – Что случилось?
– Не знаю, сейчас пойду и посмотрю. Не волнуйтесь, я сразу же вернусь. – И быстро вышел из комнаты. Все начали тихо переговариваться.
Это выглядело зловеще. Люди шестым чувством понимали, что здесь что-то не так, что с Заком случилось что-то ужасное. Что-то такое, что может повлиять на съемки фильма.
С белым как мел лицом, пустыми, уже ничего не видящими глазами Захария Домино лежал на кровати. Судя по тому, под каким странным углом лежало его тело, он пытался встать, но уже не успел.
– Он умер, – подавленно сказал Ник, – о Боже.
– Иисус, – выдохнул Блуи, – как же это произошло?
– Не знаю, – тихо ответил Ник. – Думаю, сердце остановилось.
Он попробовал у Захарии пульс, но его не было; даже в такую жару тело совершенно остыло. Было видно, что он умер уже давно, наверное, несколько часов назад.
Джулиан вошел в комнату вместе с управляющим гостиницей, который, увидев труп, поднял глаза вверх и перекрестился. Смерть в отеле всегда плохое предзнаменование для владельца. Единственное, что его сейчас интересовало, так это смогут ли эти киношники замять это дело, чтобы никто ничего не узнал. Теперь этот номер долго нельзя будет сдавать, это уж точно.
– О Боже, – хрипло произнес Джулиан, увидев тело Зака. – Бедняга!
Ник тихо кивнул головой и посмотрел на Захарию. В глазах у него стояли слезы. Он видел сейчас мать, отца, всех маленьких братьев и сестер, которые умерли, и старался не плакать. Этот большой человек, лежавший сейчас без движения на кровати, значил для него так много: он помогал ему, оберегал и учил, и Ник не мог удержаться. Слезы текли по его щекам, а Блуи растерянно повторял:
– Бог дал, Бог взял. Но кто же теперь, черт меня побери, будет продюсером этого проклятого фильма?
Шерли Франкович немедленно позвонила Спиросу Макополису, по тот уже обо всем знал и срочно созвал чрезвычайное заседание совета директоров «Коламбиа пикчерз».
– Нам немедленно нужен главный продюсер, – кричала она в трубку своим визгливым голосом. – У меня прекрасная идея, Спирос, это просто класс.
– И какая же это идея? – спросил Спирос. Он всегда прислушивался к Шерли. Ее фильмы приносили студии большие деньги. Она все-таки была умной женщиной, хоть и уродливой и пьющей. Но он восхищался ее талантом, способностью безошибочно угадывать, что нужно публике, и умением писать сценарии, которые приносят большую прибыль.
– Умберто Скрофо, – торжественно прокаркала Шерли. – Он был продюсером «Потерянного города». Ирвинг в прошлом году написал для него в Риме сценарий. Он действительно прекрасный продюсер, Спирос, и очень талантливый. Ирвинг не умеет представлять людей, но он без ума от Скрофо. Ты видел его на приеме? Он культурный, интеллигентный, к тому же у него нестандартные подходы. Деньги у него есть, со съемочной группой и артистами он сумеет найти общий язык. Он тебе недорого обойдется.
– Я думал о Грегори Ратоффе, – после короткой паузы сказал Спирос. – Но мне сказали, что он на съемках в Египте. Мы уже связались с агентами Спреарса Фарнсвор и Джека Холла – они тоже заняты. Больше времени у нас нет, Шерли. Каждый день нам обходится в десять тысяч долларов, и это только съемочная группа! На данный момент у нас на студии нет подходящих продюсеров.
Шерли торжествующе ответила ему:
– Тогда давай используем Скрофо. Слушай, Спирос, дай шанс пробиться еще хоть кому-то, кроме членов твоей семьи. – Она спохватилась, что зашла слишком далеко, но Спирос пропустил это мимо ушей.
– Как ты думаешь, этот Скрофо сейчас свободен? – спросил он.
– Я разговаривала с ним на прошлой неделе, в Риме, – солгала Шерли. – Он наш хороший друг, Спирос. Он в Италии, и я наверняка знаю, что он снимет прекрасный фильм. Ты же видел «Потерянный город», правда? – спросила она, заранее зная, что не видел.
– Да, конечно, очень сильный фильм, – в свою очередь солгал он, вызывая по селектору помощника и приказывая ему немедленно найти «Потерянный город».
– Он вложил в него больше миллиона, – продолжала Шерли. – А какие там артисты замечательные: Мендельсон, Рамона… – В ее голосе послышались саркастистические нотки. Она терпеть не могла Рамону Арман и всех актеров вообще, считая их заносчивыми, высокомерными, жестокими тварями, которые интересуются только тем, как бы урвать побольше денег и прославиться. Исключением был Джулиан Брукс, которого она обожала несмотря ни на что.
– Позвони этому Скрофо, – сдался Спирос, – если он там, дай ему мой телефон и пусть немедленно позвонит. Мы должны шевелиться быстрее, Шерли. Каждый день простоя обходится нам в тысячи долларов, и владельцы акций уже начинают бить тревогу по этому поводу.
– Да, Спирос, конечно, дорогой, – прокаркала Шерли, – одна нога здесь, другая там, я уже в Италии.
Шерли повесила трубку, и на ее лунообразном лице засияла улыбка победительницы. Вот так-то, сказала она про себя, синьор Скрофо, вам теперь надо получше к нам относиться и не забывать нас. Подарок, который я вам преподношу, бесценен. Шерли подняла трубку и заказала срочный телефонный разговор с Римом.
В Риме было шесть часов утра. В огромных апартаментах было холодно, и Скрофо очень мерз. Казалось, его южная кровь никогда не привыкнет к холодным зимам в Риме. После второго звонка он снял трубку.
– Слушаю, – резко сказал он.
В последнее время у него было очень много неприятных телефонных звонков: слишком много голых те л в его последнем фильме, якобы оскорбили добрых католиков Италии. Междугородная линия донесла до него визгливый голос Шерли Франкович:
– Умберто, это я, Шерли. Ты меня помнишь?
– Конечно, – галантно ответил он. – Как я мог вас забыть, Шерли?
– У меня для тебя приятные новости, Умберто. Скажи, ты сейчас чем-нибудь занят?
– Ну, пара сценариев в папке есть, да и вообще работы до чертиков, Шерли, – попытался подстраховаться Скрофо, глядя на тощую стопку отвратительных сценариев на своем столе. – Но, должен признаться, ничего конкретного, ничего такого, что бы меня действительно волновало и интересовало.
– Как насчет того, чтобы приехать в Акапулько и взять бразды правления над «Кортесом» в свои руки? – возбужденно спросила Шерли. Возникла пауза, Скрофо судорожно соображал. – Алло, алло, Умберто, ты меня слышишь?
– «Кортес»? Фильм Макополиса с участием Брукса? Конечно, я слышал об этом фильме, но я думал, что над ним работает Захария Домино.
– Он сдох, – радостно заявила Шерли. – Умер сегодня утром. От инфаркта. Я разговаривала со Спиросом по поводу твоего приезда сюда, Умберто, он, кажется, склонен согласиться. Ты-то свободен? Можешь ты этим заняться?
– Да, да, я свободен. – Умберто не мог скрыть радость в своем голосе. – Э-э… очень печально, что такое случилось с Захарией. Он был великолепный продюсер. – Мысль о том, чем может оказаться для него это предложение, повлияла на Скрофо, как марихуана, от волнения его голос стал еще более хриплым и резким.
– Тогда позвони Спиросу Макополису немедленно. Его телефон: Крествью 7-79-33. Быстро грузи свою задницу в первый же самолет и улетай из своего сраного Вечного города, – тараторила Шерли. – Прилетай в Акапулько, и начнем работать, Умберто. Здесь работы по горло.
– Чао, Шерли, и большое спасибо, дорогая, – поблагодарил Умберто. Положив трубку, он почувствовал, что его сердце бьется так сильно, что может разорваться еще до того, как он совершит свой первый шаг к успеху в Голливуде. Он быстро позвонил на международную телефонную станцию, но, к его огромному разочарованию, ему ответили, что все линии связи с США заняты.
Он взял красивую золотую ручку, подарок Рамоны в день окончания съемок, и стал машинально рисовать ею на наволочке: ПРОДЮСЕР УМБЕРТО СКРОФО. Что-то выглядело не так. Видимо, все дело в его итальянской фамилии. В мире кино любили и уважали Карло Понти и Федерико Феллини, но в звучании его собственного имени было что-то… неприятное. По-английски это значит «неряшливый» или «аморальный. Да, впечатление гадкое. Для солидного голливудского продюсера это не годится. Нужно что-то придумать!
Он выписывал на наволочке варианты: С. КРОФА, КРОФФ, КРОФТ. Крофт – это то, что надо. Прекрасная фамилия. Для него в этом слове было что-то шотландское. Оно напомнило ему об очаровательном маленьком коттедже в горах Шотландии, где он недавно побывал. Умберто он заменит на Хьюберт. Хьюберт Крофт. Великолепно. Оставалось еще одно. Он вспомнил имена всех своих любимых продюсеров, которых он считал гениями: Дэвид О. Зелцник, Джек Л. Уорнер, Дэррил Ф. Занек. Не хватало еще одного инициала. Он возьмет букву «С» из слова Скрофо. Хьюберт С. Крофт. Теперь оно звучит как имя настоящего голливудского продюсера. Он снова позвонил на станцию, и на этот раз его соединили с офисом Спироса Макополиса.
Наконец-то он добился того, чего хотел. Он был на пути к своей мечте.
Им с Рамоной Арман доставляла большое удовольствие любовная связь, о которой никто не знал. Это их вполне устраивало. Он был не женат, а Рамона хоть и была замужем, так редко видела мужа, что почти забыла, как он выглядит. Все тридцать лет ее карьеры Голливуд сотрясало от сплетен о ее интрижках и приключениях, но точно никто ничего не знал. Никто точно не знал, сколько ей лет, а она, в свои пятьдесят, выглядела очень и очень хорошо. На лице почти не было морщин, тело было гибким и стройным, а в постели ей позавидовала бы и двадцатипятилетняя женщина.
Они с Заком проводили время на ее роскошной вилле, расположенной на одном из холмов прямо над заливом. Тайна их отношений охранялась многочисленными телохранителями и немецкими овчарками.
Обед она приготовила ему сама: цыпленок в соусе с его самым любимым блюдом – жареными бобами и маисовыми лепешками, которые, по ее мнению, повышали потенцию. После обеда она принесла ему бокал красного вина и толстую гаванскую сигару. Они сидели, обсуждая фильм, в частности ее роль в нем. Она была недовольна своей ролью и согласилась играть ее только потому, что остальные роли в фильме для женщин ее возраста были гораздо хуже. То, что она играла мать Доминик, приводило ее в бешенство.
– Я все-таки звезда, – жаловалась она, – одна из самых ярких звезд за всю историю. Это просто свинство, что сейчас я вынуждена играть какую-то второстепенную роль. – Она произнесла слово «второстепенную» так, как будто сдула с губы крошку табака. – У меня такая прекрасная роль в итальянском фильме, просто прелесть. Роли молодых героинь я не собираюсь больше играть, но я очень жалею, что в этой картине не смогу сыграть роль получше. А ведь я же умею, Зак, я могу.
Захария нежно коснулся ее руки и с надеждой кивнул в сторону спальни. Он не испытывал особого энтузиазма от того, что ему придется в который раз обсуждать с Рамоной ее проблемы. Он хотел как можно быстрее сменить тему. Он мечтал полежать, а потом поехать домой, упасть в постель и еще раз просмотреть сценарий. Захария хотел отрешиться от всех проблем и не слышать стенаний и жалоб актрисы. Оставаться с Рамоной на всю ночь сегодня было нельзя, неожиданно мог нагрянуть ее муж, настоящий сукин сын. Разрываясь между отвратительной Шерли Франкович, которая выла над сценарием, Ирвингом, который постоянно угрожал вернуться в Нью-Йорк, сэром Криспином, который играл короля Монтесуму и злился по поводу и без повода, студией, которая настаивала, чтобы все съемки происходили при свете дня и под солнцем, и необходимостью отложить первый день съемок до тех пор, пока не будут решены проблемы со сценарием, Зак чувствовал себя опустошенным.
– Черт, пусть они проваливают, – устало сказал он Нику утром, когда Франковичи выскочили из комнаты, хлопнув дверью. – У нас есть половина довольно неплохого сценария. Мы вызовем кого-нибудь из Голливуда, если потребуется переписать некоторые сцены, вот и все. Они нам не нужны, эти проклятые Франковичи. Они корчат из себя черт знает что.
Ник был с ним полностью согласен. Они были верными союзниками, это было жизненно необходимо.
Зак вздохнул. Ему очень хотелось позабыть обо всех этих проблемах в объятиях своей любовницы. Как бы угадав его мысли, Рамона кокетливо посмотрела на него, встала и, виляя бедрами, пошла в огромную белую спальню. Он радостно пошел за ней.
После того как они закончили заниматься любовью, Рамона быстро встала с постели и направилась в ванную по розовому ковру, покрывавшему мраморный пол. Здесь она стала тщательно втирать в кожу лица и шеи сперму Зака. Это было драгоценное средство, применять которое ее научила много лет назад старая подруга Мае Уэст.
– Забудь обо всех этих дорогих кремах для лица и мягких лосьонах, – наставляла ее Мае. – Единственное, на что способны парни, так это производить эту эссенцию. Помни, дорогая, что они создают нас, а мы создаем их. Я делаю это всю жизнь, и моя кожа прекрасно выглядит, не так ли?
Рамона улыбнулась, вспомнив о мудрой Мае. Зак в это время лежал на кровати и курил свой «Кэмел», наблюдая за тропическими рыбками, которые плавали в огромном, на всю стену аквариуме. Он лениво размышлял, где носит мужа Рамоны, русского князя Казинова, еще более загадочного человека, чем его жена. Почему он так часто отлучается по делам? Никто не знал, чем он занимается, но все считали, что он сказочно богат, у него был огромный капитал, счета в банках и недвижимость. Его восхитительный замок напоминал дворец Шахерезады в тропических джунглях. Выстроенное из оникса, мрамора, стекла и гранита, с колоннами из каррарского мрамора, вывезенного из итальянских каменоломен за баснословную цену, это здание напоминало съемочную площадку самого дорогого и пышного фильма Висконти.
Рамона была замужем за князем Казиновым уже десять лет. После войны она вернулась в Голливуд из Вены, где снималась в одном из фильмов; и привезла с собой миниатюрного князя Казинова. Голливуд сплетничал и шушукался: этот титулованный «подарок» произвел на всех большое впечатление. В течение нескольких лет Рамона правила на Беверли-Хиллз, пока князь по непонятным причинам не переехал в Мехико. Она стала самой желанной гостьей на всех праздниках в городе, а приглашения на ее вечера и банкеты были нарасхват. На следующей неделе она устраивала большой праздник по поводу съемок «Кортеса». Из Голливуда прилетят десятки знаменитостей, будет высший свет Мехико и журналисты из разных стран.
За исключением самых близких друзей, а их у нее было немало, все остальные называли Рамону только Принцессой. Правда, во время съемок она не очень придиралась к окружающим. Эти приемы хоть как-то компенсировали закат ее карьеры: фотографии Рамоны появлялись в самых престижных журналах с восторженными и восхищенными комментариями. Ей очень хотелось, чтобы этот праздник стал самым запоминающимся событием сезона.
Взглянув на часы фирмы «Картье», стоявшие на прикроватном столике, Зак увидел, что пора уходить.
В десять часов основной технический персонал и главные исполнители собрались в специально оборудованной комнате Вилла Вьера на первый дубль. Все были точны, только Зак еще не пришел, что было очень странно – он всегда приходил первым. Все удобно расположились вокруг стоявшего посередине зала огромного дубового стола. В серебряном кофейнике готовился кофе, на столе стояли пепельницы и бутылки с минеральной водой. Ник, нервничая, посмотрел на свои часы. Было пятнадцать минут одиннадцатого. Он хотел выступить с короткой вступительной речью перед собравшимися, но ему нужна была поддержка Зака. Куда же он подевался?
– Думаю, надо ему позвонить, – сказал Ник Блуи. – Он никогда не опаздывает. Наверное, проспал.
Телефон в комнате Зака не отвечал, и Ник озабоченно посмотрел на Блуи.
– Совсем ничего не понимаю, – пробормотал он. – Это на него не похоже.
– Бросай трубку. Давай начинать, – резко сказала Шерли. – Что толку ждать его, он нам не нужен. Короче, мы с Ирвингом написали тут пару новых сцен и хотим их вам прочитать.
– Нет, этого мы делать не будем. Зак должен быть здесь, без него начинать нельзя, – ответил Ник.
Он взглянул на сварливое лицо Шерли, блестевшее от пота и напряжения. Господи, какая же она злобная сука, подумал Ник, да еще и типичная алкоголичка. Да, ужасная тварь.
Джулиан о чем-то разговаривал с Агатой. Ее черные внимательные глаза ни на секунду не отрывались от его лица. На щеках горел румянец, но ей удавалось сохранять внешнее хладнокровие.
Доминик осторожно подошла к Джулиану и как бы невзначай коснулась его своей упругой высокой грудью. Потом, подняв па него зеленые хитрые глаза, сказала:
– Как спалось, Джулиан, хорошо? – и улыбнулась.
– Спал как убитый, – улыбнулся он, отметив про себя, что сегодня она как никогда похожа на Инес. Сходство действительно было поразительным. Тот же рост, тот же овал лица, маленький носик и чувственные губы, к тому же это маленькое чудо на много лет моложе Инес.
Но она еще несовершеннолетняя, с ней нельзя заниматься любовью, даже если очень хочется. «Даже не думай об этом, Джулиан, – говорил его внутренний голос. – Это просто непристойно».
– Я так волнуюсь, – вздохнула Доминик. – Это будет необычайно интересный и захватывающий фильм, да? Я так горжусь тем, что буду играть с тобой, Джулиан. – И она по-взрослому подмигнула ему. Джулиан никогда не ошибался в женщинах и прекрасно понимал их намеки. Но эта еще ребенок! Он вспомнил ее красивое тело в бассейне и восхищенно скользнул глазами по груди, просвечивающей сквозь тонкую розовую блузку.
– Да, это будет по-настоящему интересный фильм, – сказал он и, чувствуя возбуждение, отвернулся к кофейнику, от греха подальше. – Я с нетерпением жду момента, когда мы начнем сниматься вместе, Доминик, – добавил он, наливая себе кофе и видя, что она не уходит и смотрит па него с загадочной улыбкой. Рядом с ними стояла Агата, снедаемая ревностью.
– Я схожу к Заку в комнату и узнаю, что там произошло, – сказал Ник, с силой опустив трубку на рычаг. – Сейчас вернусь, – бросил он и помчался наверх.
Съемочная группа зашумела, обмениваясь сплетнями. Доминик снова завладела вниманием Джулиана, попросив объяснить кое-что в сценарии: тем самым она лишила Агату последней надежды хоть немного побыть наедине с Джулианом. Она подошла к окну, угрюмо глядя на улицу. Она все еще перебирала в памяти приятные мгновения, проведенные с Джулианом на яхте прошлой ночью. Неожиданно резко зазвонил телефон. Блуи подошел и снял трубку.
– О, Боже милосердный! Нет, я не верю. – Лицо Блуи вытянулось, он прислонился к стене, чтобы не упасть. В комнате воцарилась тишина. – Немедленно иду. Ты доктора вызвал?
– В чем дело, старина? – спросил Джулиан.
– Это с Захарием. Он… э-э… кажется, не совсем в порядке. – Всегда невозмутимый помощник режиссера старался выглядеть как можно спокойнее. – Я поднимусь посмотреть, могу ли я чем-нибудь помочь.
– Что ты имеешь в виду под «не совсем в порядке»? – настаивал Джулиан. – Что случилось?
– Не знаю, сейчас пойду и посмотрю. Не волнуйтесь, я сразу же вернусь. – И быстро вышел из комнаты. Все начали тихо переговариваться.
Это выглядело зловеще. Люди шестым чувством понимали, что здесь что-то не так, что с Заком случилось что-то ужасное. Что-то такое, что может повлиять на съемки фильма.
С белым как мел лицом, пустыми, уже ничего не видящими глазами Захария Домино лежал на кровати. Судя по тому, под каким странным углом лежало его тело, он пытался встать, но уже не успел.
– Он умер, – подавленно сказал Ник, – о Боже.
– Иисус, – выдохнул Блуи, – как же это произошло?
– Не знаю, – тихо ответил Ник. – Думаю, сердце остановилось.
Он попробовал у Захарии пульс, но его не было; даже в такую жару тело совершенно остыло. Было видно, что он умер уже давно, наверное, несколько часов назад.
Джулиан вошел в комнату вместе с управляющим гостиницей, который, увидев труп, поднял глаза вверх и перекрестился. Смерть в отеле всегда плохое предзнаменование для владельца. Единственное, что его сейчас интересовало, так это смогут ли эти киношники замять это дело, чтобы никто ничего не узнал. Теперь этот номер долго нельзя будет сдавать, это уж точно.
– О Боже, – хрипло произнес Джулиан, увидев тело Зака. – Бедняга!
Ник тихо кивнул головой и посмотрел на Захарию. В глазах у него стояли слезы. Он видел сейчас мать, отца, всех маленьких братьев и сестер, которые умерли, и старался не плакать. Этот большой человек, лежавший сейчас без движения на кровати, значил для него так много: он помогал ему, оберегал и учил, и Ник не мог удержаться. Слезы текли по его щекам, а Блуи растерянно повторял:
– Бог дал, Бог взял. Но кто же теперь, черт меня побери, будет продюсером этого проклятого фильма?
Шерли Франкович немедленно позвонила Спиросу Макополису, по тот уже обо всем знал и срочно созвал чрезвычайное заседание совета директоров «Коламбиа пикчерз».
– Нам немедленно нужен главный продюсер, – кричала она в трубку своим визгливым голосом. – У меня прекрасная идея, Спирос, это просто класс.
– И какая же это идея? – спросил Спирос. Он всегда прислушивался к Шерли. Ее фильмы приносили студии большие деньги. Она все-таки была умной женщиной, хоть и уродливой и пьющей. Но он восхищался ее талантом, способностью безошибочно угадывать, что нужно публике, и умением писать сценарии, которые приносят большую прибыль.
– Умберто Скрофо, – торжественно прокаркала Шерли. – Он был продюсером «Потерянного города». Ирвинг в прошлом году написал для него в Риме сценарий. Он действительно прекрасный продюсер, Спирос, и очень талантливый. Ирвинг не умеет представлять людей, но он без ума от Скрофо. Ты видел его на приеме? Он культурный, интеллигентный, к тому же у него нестандартные подходы. Деньги у него есть, со съемочной группой и артистами он сумеет найти общий язык. Он тебе недорого обойдется.
– Я думал о Грегори Ратоффе, – после короткой паузы сказал Спирос. – Но мне сказали, что он на съемках в Египте. Мы уже связались с агентами Спреарса Фарнсвор и Джека Холла – они тоже заняты. Больше времени у нас нет, Шерли. Каждый день нам обходится в десять тысяч долларов, и это только съемочная группа! На данный момент у нас на студии нет подходящих продюсеров.
Шерли торжествующе ответила ему:
– Тогда давай используем Скрофо. Слушай, Спирос, дай шанс пробиться еще хоть кому-то, кроме членов твоей семьи. – Она спохватилась, что зашла слишком далеко, но Спирос пропустил это мимо ушей.
– Как ты думаешь, этот Скрофо сейчас свободен? – спросил он.
– Я разговаривала с ним на прошлой неделе, в Риме, – солгала Шерли. – Он наш хороший друг, Спирос. Он в Италии, и я наверняка знаю, что он снимет прекрасный фильм. Ты же видел «Потерянный город», правда? – спросила она, заранее зная, что не видел.
– Да, конечно, очень сильный фильм, – в свою очередь солгал он, вызывая по селектору помощника и приказывая ему немедленно найти «Потерянный город».
– Он вложил в него больше миллиона, – продолжала Шерли. – А какие там артисты замечательные: Мендельсон, Рамона… – В ее голосе послышались саркастистические нотки. Она терпеть не могла Рамону Арман и всех актеров вообще, считая их заносчивыми, высокомерными, жестокими тварями, которые интересуются только тем, как бы урвать побольше денег и прославиться. Исключением был Джулиан Брукс, которого она обожала несмотря ни на что.
– Позвони этому Скрофо, – сдался Спирос, – если он там, дай ему мой телефон и пусть немедленно позвонит. Мы должны шевелиться быстрее, Шерли. Каждый день простоя обходится нам в тысячи долларов, и владельцы акций уже начинают бить тревогу по этому поводу.
– Да, Спирос, конечно, дорогой, – прокаркала Шерли, – одна нога здесь, другая там, я уже в Италии.
Шерли повесила трубку, и на ее лунообразном лице засияла улыбка победительницы. Вот так-то, сказала она про себя, синьор Скрофо, вам теперь надо получше к нам относиться и не забывать нас. Подарок, который я вам преподношу, бесценен. Шерли подняла трубку и заказала срочный телефонный разговор с Римом.
В Риме было шесть часов утра. В огромных апартаментах было холодно, и Скрофо очень мерз. Казалось, его южная кровь никогда не привыкнет к холодным зимам в Риме. После второго звонка он снял трубку.
– Слушаю, – резко сказал он.
В последнее время у него было очень много неприятных телефонных звонков: слишком много голых те л в его последнем фильме, якобы оскорбили добрых католиков Италии. Междугородная линия донесла до него визгливый голос Шерли Франкович:
– Умберто, это я, Шерли. Ты меня помнишь?
– Конечно, – галантно ответил он. – Как я мог вас забыть, Шерли?
– У меня для тебя приятные новости, Умберто. Скажи, ты сейчас чем-нибудь занят?
– Ну, пара сценариев в папке есть, да и вообще работы до чертиков, Шерли, – попытался подстраховаться Скрофо, глядя на тощую стопку отвратительных сценариев на своем столе. – Но, должен признаться, ничего конкретного, ничего такого, что бы меня действительно волновало и интересовало.
– Как насчет того, чтобы приехать в Акапулько и взять бразды правления над «Кортесом» в свои руки? – возбужденно спросила Шерли. Возникла пауза, Скрофо судорожно соображал. – Алло, алло, Умберто, ты меня слышишь?
– «Кортес»? Фильм Макополиса с участием Брукса? Конечно, я слышал об этом фильме, но я думал, что над ним работает Захария Домино.
– Он сдох, – радостно заявила Шерли. – Умер сегодня утром. От инфаркта. Я разговаривала со Спиросом по поводу твоего приезда сюда, Умберто, он, кажется, склонен согласиться. Ты-то свободен? Можешь ты этим заняться?
– Да, да, я свободен. – Умберто не мог скрыть радость в своем голосе. – Э-э… очень печально, что такое случилось с Захарией. Он был великолепный продюсер. – Мысль о том, чем может оказаться для него это предложение, повлияла на Скрофо, как марихуана, от волнения его голос стал еще более хриплым и резким.
– Тогда позвони Спиросу Макополису немедленно. Его телефон: Крествью 7-79-33. Быстро грузи свою задницу в первый же самолет и улетай из своего сраного Вечного города, – тараторила Шерли. – Прилетай в Акапулько, и начнем работать, Умберто. Здесь работы по горло.
– Чао, Шерли, и большое спасибо, дорогая, – поблагодарил Умберто. Положив трубку, он почувствовал, что его сердце бьется так сильно, что может разорваться еще до того, как он совершит свой первый шаг к успеху в Голливуде. Он быстро позвонил на международную телефонную станцию, но, к его огромному разочарованию, ему ответили, что все линии связи с США заняты.
Он взял красивую золотую ручку, подарок Рамоны в день окончания съемок, и стал машинально рисовать ею на наволочке: ПРОДЮСЕР УМБЕРТО СКРОФО. Что-то выглядело не так. Видимо, все дело в его итальянской фамилии. В мире кино любили и уважали Карло Понти и Федерико Феллини, но в звучании его собственного имени было что-то… неприятное. По-английски это значит «неряшливый» или «аморальный. Да, впечатление гадкое. Для солидного голливудского продюсера это не годится. Нужно что-то придумать!
Он выписывал на наволочке варианты: С. КРОФА, КРОФФ, КРОФТ. Крофт – это то, что надо. Прекрасная фамилия. Для него в этом слове было что-то шотландское. Оно напомнило ему об очаровательном маленьком коттедже в горах Шотландии, где он недавно побывал. Умберто он заменит на Хьюберт. Хьюберт Крофт. Великолепно. Оставалось еще одно. Он вспомнил имена всех своих любимых продюсеров, которых он считал гениями: Дэвид О. Зелцник, Джек Л. Уорнер, Дэррил Ф. Занек. Не хватало еще одного инициала. Он возьмет букву «С» из слова Скрофо. Хьюберт С. Крофт. Теперь оно звучит как имя настоящего голливудского продюсера. Он снова позвонил на станцию, и на этот раз его соединили с офисом Спироса Макополиса.
Наконец-то он добился того, чего хотел. Он был на пути к своей мечте.
Глава 8
Наступил день банкета. Рамона проснулась в своей залитой ярким солнечным светом комнате от ужасной головной боли. Слишком свежа была память о трагической смерти Зака. Вместе с завтраком служанка принесла ей в постель последний номер «Новостей Акапулько». Газета была переполнена невероятными деталями и слухами о предстоящем знаменательном событии, посвященном началу съемок «Кортеса». Если верить корреспонденту отдела социальных новостей, это будет самое знаменательное событие в Акапулько за все годы его существования. Лана Тернер и Линда Кристиан скоро прилетят из Голливуда и присоединятся к уже отдыхающим здесь Эрролу Флинну, Аве Гарднер и Гилберту Роланду. Сам Мигель Алеман, бывший до недавнего времени президентом Мексики, пообещал приехать, не говоря уж о многих других известных политических и общественных деятелях Америки. Торжества начнутся на закате солнца, потому что закаты в Акапулько отличаются редкой, волшебной красотой и могут сравниться только с восходами.
На вечер Рамона пригласила два ансамбля: один из самой столицы, Мехико, и второй, больше похожий на бродячую группу музыкантов, из соседнего города. Они называли себя «Лос Парагвайос» и исполняли мексиканские народные песни.
На вечер Рамона пригласила два ансамбля: один из самой столицы, Мехико, и второй, больше похожий на бродячую группу музыкантов, из соседнего города. Они называли себя «Лос Парагвайос» и исполняли мексиканские народные песни.