Страница:
Ник кивнул – виски немного прояснило мысли.
– Пойду посплю чуть-чуть, Блуи. – Он вытащил из кармана четки, и, мрачно помахивая ими, уставился на видневшуюся из окна бледную лунную дорожку, лежавшую на спокойной черной воде. Затем взял свой сценарий и решительно направился к двери. – Извини, Блуи. Хорошо, что ты остановил меня. Я не владел собой, я был вне себя.
– Иди поспи, – сказал Блуи. Он выглядел обеспокоенным. – Завтра важная сцена. Ты должен снять ее как можно лучше. Ради Бога, Ник, забудь о Хьюберте.
– Я не могу забыть его, Блуи. Я слишком часто вижу его лицо. Я вижу его в своих снах и во всех ночных кошмарах.
– О чем ты говоришь, парень? – спросил Блуи. – Ты познакомился с этим говнюком всего несколько месяцев назад.
– О нет, – хрипло сказал Ник. – Он преследует меня больше десяти лет.
– Господи. – Блуи молча смотрел на угрюмое лицо Ника. – Что же он сделал тебе? Что бы там ни было, это, наверно, не так уж страшно?..
– Он убил мою мать, – просто сказал Ник. – Он убил ее, и я собираюсь убить его.
Глава19
Эпилог
– Пойду посплю чуть-чуть, Блуи. – Он вытащил из кармана четки, и, мрачно помахивая ими, уставился на видневшуюся из окна бледную лунную дорожку, лежавшую на спокойной черной воде. Затем взял свой сценарий и решительно направился к двери. – Извини, Блуи. Хорошо, что ты остановил меня. Я не владел собой, я был вне себя.
– Иди поспи, – сказал Блуи. Он выглядел обеспокоенным. – Завтра важная сцена. Ты должен снять ее как можно лучше. Ради Бога, Ник, забудь о Хьюберте.
– Я не могу забыть его, Блуи. Я слишком часто вижу его лицо. Я вижу его в своих снах и во всех ночных кошмарах.
– О чем ты говоришь, парень? – спросил Блуи. – Ты познакомился с этим говнюком всего несколько месяцев назад.
– О нет, – хрипло сказал Ник. – Он преследует меня больше десяти лет.
– Господи. – Блуи молча смотрел на угрюмое лицо Ника. – Что же он сделал тебе? Что бы там ни было, это, наверно, не так уж страшно?..
– Он убил мою мать, – просто сказал Ник. – Он убил ее, и я собираюсь убить его.
Глава19
Инес никак не могла решить, идти ли ей смотреть, как Джулиан и Доминик будут сниматься в последней любовной сцене, или нет. После дня рождения Доминик они еще ни разу не снимались вместе, а когда встретились, возник легкий холодок отчужденности. По слухам Инес знала, что, несмотря на то, что у Доминик новый парень, она все еще переживает и злится на Джулиана. Инес знала, что должна чувствовать девушка; поведение Джулиана было вовсе не безупречным…
– Ты хочешь, чтобы я вечером пришла на съемочную площадку? – непринужденно спросила она, лежа в полумраке комнаты и наблюдая, как Джулиан готовится уйти.
– Как хочешь, дорогая. – Джулиан чувствовал, что ему трудно посмотреть ей в глаза. Он не знал, как поступить. С того момента, как он порвал с Доминик, они ни разу не виделись. Он чувствовал себя подлецом и трусом, потому что объяснился с ней по телефону, но обстоятельства не позволяли ему встретиться с Доминик лично. Он много работал над изматывающей сценой сражения, а свободное время посвящал налаживанию отношений с Инес. Они были неразлучны. Джулиан старался поддержать Инес после потери ребенка.
В глубине души он боялся сцены, в которой должен был заниматься с Доминик любовью. Было достаточно сложно имитировать страстную любовь с девушкой, с которой ты совсем недавно порвал, но еще больше eго мучило сознание того, что он вел себя по отношению к ней непорядочно.
Джулиан был очень зол на себя.
Мысль о том, что Инес увидит их жаркие поцелуи и ласки, смущала его.
С присущей ей природной интуицией она все поняла.
– Дорогой, не беспокойся, – улыбаясь, сказала она. – Я жду звонка из Лос-Анджелеса от врача. Он сообщит результаты анализов крови. Я думаю остаться здесь, пить «Маргаритас» и смотреть на закат.
– Нет, я думаю, ты должна прийти, дорогая. Да, да, я действительно хочу, чтобы ты была там, – твердо сказал Джулиан, потом подошел к кровати и посмотрел в ее дивные глаза. – Пожалуйста, приходи, дорогая. Ты нужна мне. Ты же знаешь, что между Доминик и мной все кончено, ты веришь мне?
– Конечно, да. Хорошо, я приду попозже вечером, – согласилась Инес и, легким движением откинув прядь волос у него со лба, нежно поцеловала. – Меня Доминик не тревожит. Я буду держаться в тени, мне там будет неплохо. Не беспокойся, дорогой. Я обещаю, что не буду делать глупостей.
Джулиан посмотрел на нее взглядом, полным раскаяния, поцеловал ее и взял сценарий.
– Я люблю тебя, Инес. Ты прекрасна. До встречи.
Несколько минут Инес смотрела на закрытую дверь и пыталась понять, хочет ли она действительно присутствовать при съемках сцены, где Джулиан и Доминик будут заниматься любовью. Возражает ли она? Беспокоит ли ее то, что вся съемочная группа будет наблюдать за ее реакцией? И мерзавец Скрофо, который слишком далеко зашел со своим шантажом, будет злорадно наблюдать за ней, выискивая признаки слабости.
Она пожала плечами и медленно пошла в ванную. Ее это больше не волновало. Она верила, что Джулиан преодолел свое безумное увлечение. Дело не в словах, его страстные объяснения в любви, несмотря на то, что они еще не могли заниматься любовью, убедили Инес, что он принадлежит ей и только ей. Что касается остальных, то Инес абсолютно не волновало их мнение. Если они начнут сплетничать и злословить, она останется спокойной. Единственным человеком, которого она боялась, чье присутствие заставляло ее передергиваться от отвращения, был похожий на слизняка Скрофо. Ей надо что-то сделать, чтобы эта ужасная история не попала в журнал. На следующий день после того, кик он угрожал ей, она попыталась уговорить его не печатать статью, но он просто рассмеялся ей в лицо и сказал: «У тебя, Инес, осталось немногим больше двух месяцев счастливой жизни. Журнал придержит историю до самого выхода «Кортеса». Это будет лучшей рекламой для фильма, все будут трубить о ней. Фильм наверняка побьет все рекорды посещаемости, ты согласна? Эти снимки занимающихся любовью Джулиана и Доминик так возбуждают… все бросятся смотреть фильм. Это будет сногсшибательный успех».
Чувствуя отвращение и не зная, что сказать, она ушла. Еще есть время, чтобы не допустить публикации, но все это станет предметом голливудских сплетен задолго до выхода журнала. Как только об этом узнает Джулиан, он начнет задавать вопросы. Конечно, она может солгать, но она скажет правду, отвратительную, ужасную правду. Инес передернуло.
На следующей неделе, как только они с Джулианом приедут в Лос-Анджелес, состоится их свадьба. Будет вынесен окончательный вердикт, и она наконец станет миссис Джулиан Брукс. Она должна помешать Скрофо опубликовать в этом журнале правду о ней. Она должна… но как?!
Агата сидела с Доминик в ее маленьком душном трейлере, стоявшем у самой воды. Вместе с ней она повторяла сегодняшний диалог, но делала это через силу.
На софе лежал недельной давности экземпляр «Голливуд репорт». Как только она присела, ей сразу же бросился в глаза заголовок из колонки слухов.
«Наконец свадебные колокола зазвонят для Джулиана Брукса и его прекрасной Инес Джиллар. Счастливая пара соединится брачными узами на следующей неделе в доме Спироса Макополиса, сразу после завершения длившейся три месяца трудной работы над фильмом «Кортес», который является первым американским фильмом легендарного Джулиана. Наши поздравления новобрачным».
Внутри у Агаты вспыхнул огонь ненависти, и она никак не могла сосредоточиться на том, что говорила и делала Доминик.
Гримерши и парикмахеры суетились вокруг молодой звезды, накладывая на ее грудь грим, похожий на блины. Как обычно, она совершенно не стеснялась: обнаженная по пояс она спокойно позволяла девушке-гримеру расписывать ее выставленное напоказ тело.
Кроме фраз «Я люблю тебя» и «Мой отец не поймет» ей надо было выучить всего несколько слов. Поцелуи и жгучая страсть были главными в сегодняшней сцене, где Кортес и принцесса при свете луны должны лежать обнаженными в объятиях друг друга на песчаном пляже. Чтобы цензоры не краснели от стыда, Доминик дали трико телесного цвета. Управление цензуры пропустило сцену танца, но все еще сохранялись некоторые ограничения.
Доминик думала о том, как бы это выглядело – снова заняться любовью с Джулианом. После совместных съемок он всегда хотел ее, и их страсть сотрясала хрупкие стенки трейлера. Но рядом никогда не было Инес. Теперь она постоянно стояла у края съемочной площадки и не отрывала глаз от своего жениха. Доминик вздохнула. Она понимала, что шансов на возобновление отношений с Джулианом у нее почти нет. Но она видела вспышку страсти в его глазах, когда они целовались во время репетиции, впрочем, она исчезала так же быстро, как и появлялась, и он опять превращался в профессионала, актера, прохладно-равнодушного, приятного, любящего пошутить со съемочной группой, вежливого и предупредительного с ней. Доминик знала, что она потеряла его, но, в конце концов, у нее теперь есть Фрэнк. Ее новый друг работал в съемочной группе, был молодым американцем, блондином, самым внимательным поклонником и хорошим любовником. Не настолько хорошим, как Джулиан, но зато более молодым.
Агата, которую собственная страсть к Джулиану ослепляла, не обращала никакого внимания на новую связь Доминик. Ее уже ничто не волновало. В съемочной группе она старалась вести себя как можно тише, надеясь; что никто не заметит, что она постоянно думает о Джулиане. Никто и не замечал.
В дверь постучали, с широкой улыбкой на лице в трейлер ворвался Фрэнк.
– О-о-о! – воскликнула Доминик, притворяясь, что ей стыдно, и прикрыла грудь. – Скверный мальчишка. Ты меня просто поражаешь! Поцелуй меня.
Они слились в долгом поцелуе, и никто из них не заметил, как Агата выскользнула из трейлера сразу после того, как юноша вошел туда. Она нуждалась в еще одной дозе своего наркотика. Его взгляд или хотя бы слово, только ради этого она жила все эти дни.
Как только молодой месяц исчез за темными облаками, одинокая фигура поспешно сбежала по каменным ступенькам лестницы замка Рамоны. Сторожевые собаки молчали: человек точно знал время, когда они совершают обход, и хорошо рассчитал, в какой момент он сможет подойти к подвесной тележке так, чтобы его не заметили ни сторожевые псы, ни их хозяева.
Человек присел около деревянного вагончика, достал из кармана несколько небольших инструментов и что-то подрегулировал в коробке передач. Это заняло всего несколько минут. Затем, украдкой оглядевшись и прислушиваясь к малейшему шороху, он исчез в густых зарослях, окружавших обширное имение.
Когда месяц вышел из-за облака, его свет выхватил из темноты несколько янтарных бусинок, которые упали за мягкое сиденье деревянного вагончика.
Любовную сцену Джулиана и Доминик решили снимать на частном пляже Рамоны, подальше от любопытных взглядов туристов из Акапулько. Около десяти ярких ламп освещали эту часть пляжа. Они располагались вокруг того места, где дублеры Джулиана и Доминик лежали на песке, сжимая друг друга в объятиях.
Ник, с сигаретой, которая вечно свисала у него изо рта, нервно ходил взад и вперед, разговаривая с оператором и Блуи. Иногда он бросал взгляд туда, где, наполовину скрытый лампами, стоял Скрофо, который, как обычно, ни с кем не разговаривал и только изредка с ненавистью поглядывал на Ника.
Ник посмотрел на него. Почему этот человек стал таким чудовищем, недоумевал он. Каким было его детство, откуда у него такие садистские наклонности? Должны же быть какие-нибудь причины его злобы, того зла, которое исходит от него. Он взглянул еще раз, но Скрофо уже ушел.
Ник пожал плечами и пошел к собравшейся съемочной группе. Все тихо переговаривались. Они были рады, что хоть сейчас Скрофо не крутится рядом и не раздражает их. Все последние месяцы съемочная группа и почти все актеры страдали из-за этого гнусного человека. Они презирали Скрофо, пытаясь игнорировать его.
Характеристика Шерли Франкович о его хватке продюсера оказалась сильно преувеличенной. Обаяния, такта и воспитанности, которые она так ярко расписывала, не было и в помине. Его знание процесса съемок было отрывочным, а стремление во всем идти наперекор съемочной группе и актерам просто поражало. Когда его не было рядом, Нику легче работалось, да и на съемочной площадке царило спокойствие.
Джулиан, одетый в легкий полосатый халат, наброшенный поверх купального костюма телесного цвета, сидел на брезентовом стуле чуть ближе к воде. Он небрежно листал страницы сценария и смотрел на Инес, которая подошла, чтобы сесть рядом. Она легко положила руку ему па плечо, и он улыбнулся.
Луна призрачно мерцала на глади спокойного океана, волны тихо набегали на берег. Инес взяла Джулиана за руку, и они задумчиво смотрели на море.
Внезапно появился один из мальчиков Рамоны и передал Инес записку.
– Извини, дорогой, – сказала она, – врач звонит из Лос-Анджелеса. Я должна пойти в главное здание, чтобы ответить.
– Надеюсь, что результаты анализов будут хорошими, – сказал Джулиан.
– Я уверена, что все так и будет, – улыбнулась она. – Я сразу же вернусь, дорогой.
Джулиан поцеловал ее и восхищенным взглядом проводил ее стройную фигуру. Она пересекла пляж и направилась к подвесному вагончику канатной дороги.
Тот располагался у основания зубчатой скалы. Его белый корпус был здесь явно не к месту, особенно на фоне экзотичной роскошной природы.
Инес вошла и нажала на третью кнопку. С дребезжанием и скрипом древний механизм начал подъем вдоль отвесной скалы прямо к дому. Кажется, он двигается намного медленнее, чем обычно, подумала Инес; в течение всего пути он трясся и дрожал, странный скрип исходил от его шкивов, пока они тянули стонущую машину до третьего этажа.
Весь этаж был совершенно темным. Инес ступила на белый мраморный пол, гулкий звук ее шагов разносился по всему этажу, пока она шла в офис постановщика.
В комнате было очень темно. Несмотря на теплую влажную ночь Инес дрожала. Она включила свет, подошла к телефону и попросила оператора соединить ее со звонившим из Лос-Анджелеса.
– К вам никто не звонил, сеньора, – сказал оператор.
– Да нет же, я только что получила записку, что звонит мой врач, – ответила Инес.
– Нет, извините, мисс Джиллар, но вам сегодня вечером никто не звонил. Ошибки быть не может.
Озадаченная Инес положила трубку и, прежде чем уйти, присела, чтобы подумать. Потом она встала, подошла к двери и увидела в коридоре знакомую приземистую фигуру, которая с важным видом медленно шла между мраморными колонками террасы. Инес замерла. Умберто Скрофо был тем человеком, с кем она меньше всего хотела бы сейчас встречаться. Ей не хотелось, чтобы он вновь загнал ее в угол. Только не ночью и не в пустынной темноте виллы.
Внезапно Скрофо резко остановился и стал оглядываться по сторонам, как будто что-то услышал. Он похож на животное, подумала Инес, у него какое-то звериное чутье.
Она чувствовала отвратительный запах его одеколона, который, как ядовитые испарения, висел в ночном воздухе, запах его тела.
Через несколько секунд Скрофо продолжил свой путь, явно направляясь к канатному вагончику. Инес увидела, как он нажал на кнопку, и, когда машина начала тяжелый спуск, услышала знакомый громкий скрип.
Не успел вагончик пройти и нескольких метров, как раздался резкий лопающийся звук, завизжали провода и шкивы, вырывающиеся из своих гнезд, и ужасный животный крик Скрофо. Деревянный вагончик сорвался с канатов и стал падать вдоль отвесной скалы.
Инес подбежала к тому месту, где только что был вагончик, и, к своему ужасу, увидела; что он стремительно падает вниз, к самым скалам. Скрофо в ужасе кричал. Как в замедленной съемке Инес видела ненавистную круглую голову, огромный, искривленный, как у горгульи, рот, который был открыт в мучительном предчувствии неизбежной смерти. Его тело, подпрыгнувшее метров на шесть вверх, как разбитая кукла, упало на скалы. Единственным, за что ему удалось уцепиться в поисках опоры, была разорванная нить янтарных бус с крошечным распятием на ней.
– Ты хочешь, чтобы я вечером пришла на съемочную площадку? – непринужденно спросила она, лежа в полумраке комнаты и наблюдая, как Джулиан готовится уйти.
– Как хочешь, дорогая. – Джулиан чувствовал, что ему трудно посмотреть ей в глаза. Он не знал, как поступить. С того момента, как он порвал с Доминик, они ни разу не виделись. Он чувствовал себя подлецом и трусом, потому что объяснился с ней по телефону, но обстоятельства не позволяли ему встретиться с Доминик лично. Он много работал над изматывающей сценой сражения, а свободное время посвящал налаживанию отношений с Инес. Они были неразлучны. Джулиан старался поддержать Инес после потери ребенка.
В глубине души он боялся сцены, в которой должен был заниматься с Доминик любовью. Было достаточно сложно имитировать страстную любовь с девушкой, с которой ты совсем недавно порвал, но еще больше eго мучило сознание того, что он вел себя по отношению к ней непорядочно.
Джулиан был очень зол на себя.
Мысль о том, что Инес увидит их жаркие поцелуи и ласки, смущала его.
С присущей ей природной интуицией она все поняла.
– Дорогой, не беспокойся, – улыбаясь, сказала она. – Я жду звонка из Лос-Анджелеса от врача. Он сообщит результаты анализов крови. Я думаю остаться здесь, пить «Маргаритас» и смотреть на закат.
– Нет, я думаю, ты должна прийти, дорогая. Да, да, я действительно хочу, чтобы ты была там, – твердо сказал Джулиан, потом подошел к кровати и посмотрел в ее дивные глаза. – Пожалуйста, приходи, дорогая. Ты нужна мне. Ты же знаешь, что между Доминик и мной все кончено, ты веришь мне?
– Конечно, да. Хорошо, я приду попозже вечером, – согласилась Инес и, легким движением откинув прядь волос у него со лба, нежно поцеловала. – Меня Доминик не тревожит. Я буду держаться в тени, мне там будет неплохо. Не беспокойся, дорогой. Я обещаю, что не буду делать глупостей.
Джулиан посмотрел на нее взглядом, полным раскаяния, поцеловал ее и взял сценарий.
– Я люблю тебя, Инес. Ты прекрасна. До встречи.
Несколько минут Инес смотрела на закрытую дверь и пыталась понять, хочет ли она действительно присутствовать при съемках сцены, где Джулиан и Доминик будут заниматься любовью. Возражает ли она? Беспокоит ли ее то, что вся съемочная группа будет наблюдать за ее реакцией? И мерзавец Скрофо, который слишком далеко зашел со своим шантажом, будет злорадно наблюдать за ней, выискивая признаки слабости.
Она пожала плечами и медленно пошла в ванную. Ее это больше не волновало. Она верила, что Джулиан преодолел свое безумное увлечение. Дело не в словах, его страстные объяснения в любви, несмотря на то, что они еще не могли заниматься любовью, убедили Инес, что он принадлежит ей и только ей. Что касается остальных, то Инес абсолютно не волновало их мнение. Если они начнут сплетничать и злословить, она останется спокойной. Единственным человеком, которого она боялась, чье присутствие заставляло ее передергиваться от отвращения, был похожий на слизняка Скрофо. Ей надо что-то сделать, чтобы эта ужасная история не попала в журнал. На следующий день после того, кик он угрожал ей, она попыталась уговорить его не печатать статью, но он просто рассмеялся ей в лицо и сказал: «У тебя, Инес, осталось немногим больше двух месяцев счастливой жизни. Журнал придержит историю до самого выхода «Кортеса». Это будет лучшей рекламой для фильма, все будут трубить о ней. Фильм наверняка побьет все рекорды посещаемости, ты согласна? Эти снимки занимающихся любовью Джулиана и Доминик так возбуждают… все бросятся смотреть фильм. Это будет сногсшибательный успех».
Чувствуя отвращение и не зная, что сказать, она ушла. Еще есть время, чтобы не допустить публикации, но все это станет предметом голливудских сплетен задолго до выхода журнала. Как только об этом узнает Джулиан, он начнет задавать вопросы. Конечно, она может солгать, но она скажет правду, отвратительную, ужасную правду. Инес передернуло.
На следующей неделе, как только они с Джулианом приедут в Лос-Анджелес, состоится их свадьба. Будет вынесен окончательный вердикт, и она наконец станет миссис Джулиан Брукс. Она должна помешать Скрофо опубликовать в этом журнале правду о ней. Она должна… но как?!
Агата сидела с Доминик в ее маленьком душном трейлере, стоявшем у самой воды. Вместе с ней она повторяла сегодняшний диалог, но делала это через силу.
На софе лежал недельной давности экземпляр «Голливуд репорт». Как только она присела, ей сразу же бросился в глаза заголовок из колонки слухов.
«Наконец свадебные колокола зазвонят для Джулиана Брукса и его прекрасной Инес Джиллар. Счастливая пара соединится брачными узами на следующей неделе в доме Спироса Макополиса, сразу после завершения длившейся три месяца трудной работы над фильмом «Кортес», который является первым американским фильмом легендарного Джулиана. Наши поздравления новобрачным».
Внутри у Агаты вспыхнул огонь ненависти, и она никак не могла сосредоточиться на том, что говорила и делала Доминик.
Гримерши и парикмахеры суетились вокруг молодой звезды, накладывая на ее грудь грим, похожий на блины. Как обычно, она совершенно не стеснялась: обнаженная по пояс она спокойно позволяла девушке-гримеру расписывать ее выставленное напоказ тело.
Кроме фраз «Я люблю тебя» и «Мой отец не поймет» ей надо было выучить всего несколько слов. Поцелуи и жгучая страсть были главными в сегодняшней сцене, где Кортес и принцесса при свете луны должны лежать обнаженными в объятиях друг друга на песчаном пляже. Чтобы цензоры не краснели от стыда, Доминик дали трико телесного цвета. Управление цензуры пропустило сцену танца, но все еще сохранялись некоторые ограничения.
Доминик думала о том, как бы это выглядело – снова заняться любовью с Джулианом. После совместных съемок он всегда хотел ее, и их страсть сотрясала хрупкие стенки трейлера. Но рядом никогда не было Инес. Теперь она постоянно стояла у края съемочной площадки и не отрывала глаз от своего жениха. Доминик вздохнула. Она понимала, что шансов на возобновление отношений с Джулианом у нее почти нет. Но она видела вспышку страсти в его глазах, когда они целовались во время репетиции, впрочем, она исчезала так же быстро, как и появлялась, и он опять превращался в профессионала, актера, прохладно-равнодушного, приятного, любящего пошутить со съемочной группой, вежливого и предупредительного с ней. Доминик знала, что она потеряла его, но, в конце концов, у нее теперь есть Фрэнк. Ее новый друг работал в съемочной группе, был молодым американцем, блондином, самым внимательным поклонником и хорошим любовником. Не настолько хорошим, как Джулиан, но зато более молодым.
Агата, которую собственная страсть к Джулиану ослепляла, не обращала никакого внимания на новую связь Доминик. Ее уже ничто не волновало. В съемочной группе она старалась вести себя как можно тише, надеясь; что никто не заметит, что она постоянно думает о Джулиане. Никто и не замечал.
В дверь постучали, с широкой улыбкой на лице в трейлер ворвался Фрэнк.
– О-о-о! – воскликнула Доминик, притворяясь, что ей стыдно, и прикрыла грудь. – Скверный мальчишка. Ты меня просто поражаешь! Поцелуй меня.
Они слились в долгом поцелуе, и никто из них не заметил, как Агата выскользнула из трейлера сразу после того, как юноша вошел туда. Она нуждалась в еще одной дозе своего наркотика. Его взгляд или хотя бы слово, только ради этого она жила все эти дни.
Как только молодой месяц исчез за темными облаками, одинокая фигура поспешно сбежала по каменным ступенькам лестницы замка Рамоны. Сторожевые собаки молчали: человек точно знал время, когда они совершают обход, и хорошо рассчитал, в какой момент он сможет подойти к подвесной тележке так, чтобы его не заметили ни сторожевые псы, ни их хозяева.
Человек присел около деревянного вагончика, достал из кармана несколько небольших инструментов и что-то подрегулировал в коробке передач. Это заняло всего несколько минут. Затем, украдкой оглядевшись и прислушиваясь к малейшему шороху, он исчез в густых зарослях, окружавших обширное имение.
Когда месяц вышел из-за облака, его свет выхватил из темноты несколько янтарных бусинок, которые упали за мягкое сиденье деревянного вагончика.
Любовную сцену Джулиана и Доминик решили снимать на частном пляже Рамоны, подальше от любопытных взглядов туристов из Акапулько. Около десяти ярких ламп освещали эту часть пляжа. Они располагались вокруг того места, где дублеры Джулиана и Доминик лежали на песке, сжимая друг друга в объятиях.
Ник, с сигаретой, которая вечно свисала у него изо рта, нервно ходил взад и вперед, разговаривая с оператором и Блуи. Иногда он бросал взгляд туда, где, наполовину скрытый лампами, стоял Скрофо, который, как обычно, ни с кем не разговаривал и только изредка с ненавистью поглядывал на Ника.
Ник посмотрел на него. Почему этот человек стал таким чудовищем, недоумевал он. Каким было его детство, откуда у него такие садистские наклонности? Должны же быть какие-нибудь причины его злобы, того зла, которое исходит от него. Он взглянул еще раз, но Скрофо уже ушел.
Ник пожал плечами и пошел к собравшейся съемочной группе. Все тихо переговаривались. Они были рады, что хоть сейчас Скрофо не крутится рядом и не раздражает их. Все последние месяцы съемочная группа и почти все актеры страдали из-за этого гнусного человека. Они презирали Скрофо, пытаясь игнорировать его.
Характеристика Шерли Франкович о его хватке продюсера оказалась сильно преувеличенной. Обаяния, такта и воспитанности, которые она так ярко расписывала, не было и в помине. Его знание процесса съемок было отрывочным, а стремление во всем идти наперекор съемочной группе и актерам просто поражало. Когда его не было рядом, Нику легче работалось, да и на съемочной площадке царило спокойствие.
Джулиан, одетый в легкий полосатый халат, наброшенный поверх купального костюма телесного цвета, сидел на брезентовом стуле чуть ближе к воде. Он небрежно листал страницы сценария и смотрел на Инес, которая подошла, чтобы сесть рядом. Она легко положила руку ему па плечо, и он улыбнулся.
Луна призрачно мерцала на глади спокойного океана, волны тихо набегали на берег. Инес взяла Джулиана за руку, и они задумчиво смотрели на море.
Внезапно появился один из мальчиков Рамоны и передал Инес записку.
– Извини, дорогой, – сказала она, – врач звонит из Лос-Анджелеса. Я должна пойти в главное здание, чтобы ответить.
– Надеюсь, что результаты анализов будут хорошими, – сказал Джулиан.
– Я уверена, что все так и будет, – улыбнулась она. – Я сразу же вернусь, дорогой.
Джулиан поцеловал ее и восхищенным взглядом проводил ее стройную фигуру. Она пересекла пляж и направилась к подвесному вагончику канатной дороги.
Тот располагался у основания зубчатой скалы. Его белый корпус был здесь явно не к месту, особенно на фоне экзотичной роскошной природы.
Инес вошла и нажала на третью кнопку. С дребезжанием и скрипом древний механизм начал подъем вдоль отвесной скалы прямо к дому. Кажется, он двигается намного медленнее, чем обычно, подумала Инес; в течение всего пути он трясся и дрожал, странный скрип исходил от его шкивов, пока они тянули стонущую машину до третьего этажа.
Весь этаж был совершенно темным. Инес ступила на белый мраморный пол, гулкий звук ее шагов разносился по всему этажу, пока она шла в офис постановщика.
В комнате было очень темно. Несмотря на теплую влажную ночь Инес дрожала. Она включила свет, подошла к телефону и попросила оператора соединить ее со звонившим из Лос-Анджелеса.
– К вам никто не звонил, сеньора, – сказал оператор.
– Да нет же, я только что получила записку, что звонит мой врач, – ответила Инес.
– Нет, извините, мисс Джиллар, но вам сегодня вечером никто не звонил. Ошибки быть не может.
Озадаченная Инес положила трубку и, прежде чем уйти, присела, чтобы подумать. Потом она встала, подошла к двери и увидела в коридоре знакомую приземистую фигуру, которая с важным видом медленно шла между мраморными колонками террасы. Инес замерла. Умберто Скрофо был тем человеком, с кем она меньше всего хотела бы сейчас встречаться. Ей не хотелось, чтобы он вновь загнал ее в угол. Только не ночью и не в пустынной темноте виллы.
Внезапно Скрофо резко остановился и стал оглядываться по сторонам, как будто что-то услышал. Он похож на животное, подумала Инес, у него какое-то звериное чутье.
Она чувствовала отвратительный запах его одеколона, который, как ядовитые испарения, висел в ночном воздухе, запах его тела.
Через несколько секунд Скрофо продолжил свой путь, явно направляясь к канатному вагончику. Инес увидела, как он нажал на кнопку, и, когда машина начала тяжелый спуск, услышала знакомый громкий скрип.
Не успел вагончик пройти и нескольких метров, как раздался резкий лопающийся звук, завизжали провода и шкивы, вырывающиеся из своих гнезд, и ужасный животный крик Скрофо. Деревянный вагончик сорвался с канатов и стал падать вдоль отвесной скалы.
Инес подбежала к тому месту, где только что был вагончик, и, к своему ужасу, увидела; что он стремительно падает вниз, к самым скалам. Скрофо в ужасе кричал. Как в замедленной съемке Инес видела ненавистную круглую голову, огромный, искривленный, как у горгульи, рот, который был открыт в мучительном предчувствии неизбежной смерти. Его тело, подпрыгнувшее метров на шесть вверх, как разбитая кукла, упало на скалы. Единственным, за что ему удалось уцепиться в поисках опоры, была разорванная нить янтарных бус с крошечным распятием на ней.
Эпилог
Голливуд. Год спустя
Более года американская реклама трубила о самом последнем, самом выдающемся боевике «Коламбиа пикчерз», который должен был скоро выйти на экраны. Это был фильм «Легенда Кортеса». Почти все журналы и газеты печатали фотографии, очерки и статьи о ком-нибудь из главных актеров, занятых в картине. «Кортес» завладел умами американцев. Все работники студии молились, чтобы рекламная машина сделала свое дело, и тогда кассы кинотеатров заработают без перерыва.
Была жаркая калифорнийская ночь, и, несмотря на новейшие кондиционеры, установленные в последней модели «кадиллака», в машине было душно, пахло дорогими духами. В лимузине сидели шесть человек: Николас и Электра Стоун, Доминик с симпатичным спутником и Джулиан с женой.
Инес беспокоилась, как бы чрезмерная шумиха, поднятая вокруг его имени, не оказала плохого влияния на критиков. Джулиан превозносился, как величайший со времен Оливье английский актер. Его имя было у всех на устах задолго до того, как американские зрители увидели его на экране. После того случая с Хьюбертом С. Крофтом скандальное прошлое Инес и смерть продюсера на несколько месяцев стали темой сплетен. Смерть итальянца и все, связанное с ней, оказались самой шумной историей последних лет.
Джулиан держал жену за руку и ободряюще улыбался ей. Он уже видел предварительный монтаж фильма и, несмотря на самокритичность, понимал, что сыграл превосходно. Свою довольно банальную роль он обогатил дерзким обаянием, соединенным с чувственным натурализмом. В Голливуде говорили, что он может стать такой же яркой звездой, как Гейбл. То количество предложений, которые посыпались на его агента, гарантировало ему место в кинематографе. Но он уже думал не о сегодняшней премьере, а о новой работе. Джулиан собирался вернуться в театр и сыграть главную роль в спектакле «Корнелиус», на одной из сцен Вест-энда. Он чувствовал, что достаточно времени провел в Голливуде. Он снялся всего в двух фильмах, и ему оставалось сняться в двух других. Когда с ними будет покончено, их сыну Дэвиду исполнится почти три года, и, чтобы обеспечить ему спокойную жизнь, они решили осесть.
– Дэвид не возражал, что ты не осталась с ним, пока он не заснет? – спросил Джулиан.
– О нет, дорогой. Я думаю, что он как-то понял, какой важный вечер сегодня у его папы. – Она с нежностью вспомнила, как месячный Дэвид мило улыбнулся, когда она, дав ему бутылочку, отнесла его к няне. Джулиан был ее жизнью, но Дэвид значил для нее почти столько же, и она страстно любила их обоих.
Инес радостно вздохнула. Она чувствовала себя счастливой женщиной.
– О, смотрите. – Доминик возбужденно указала на маленький кинотеатр, мимо которого они проезжали по бульвару Сансет. – «Потерянный город», не этот ли фильм Хьюберт Крофт снимал в Италии?
Все начали всматриваться через затемненные стекла лимузина в неоновые огни рекламы, которые высвечивали имена актеров и продюсера Умберто Скрофо.
– Дорогая, не напоминай нам о нем, все кончено и забыто, – сказал Доминик ее спутник. – Все это вчерашний день.
Ник тупо смотрел на кинотеатр. Хьюберт С. Крофт, Умберто Скрофо. Человек, чей страшный образ так долго преследовал его. Теперь его нет, но воспоминания о нем никогда не исчезнут. Ник никогда не сможет забыть ужас тех военных лет на Гидре, те бесчисленные зверства, которые совершил Умберто Скрофо, жестокое убийство матери.
– Сегодня исполняется год, – тихо сказал Ник.
– Год чему? – спросила Доминик.
– Прошел ровно год после смерти Скрофо. – Ник говорил таким тихим голосом, что остальные с трудом слышали его.
– О Господи, а ведь правда, – выдохнул Джулиан. – Год, всего лишь год.
– Я считаю, что ублюдок, в конце концов, получил то, чего заслуживал, – жестко сказал Ник.
– Бедная Агата, – пробормотала Доминик. – Интересно, что она сейчас делает.
– Гниет за решеткой в одной из мексиканских тюрем. – Голос Джулиана был непривычно враждебным. – Она была сумасшедшей, совершенно ненормальной. Если бы Крофт, или Скрофо, или как его там звали, не погиб тогда, то жертвой, конечно, оказалась бы Инес.
– И все ради любви к тебе, Джулиан, – поддразнила Доминик. – Все ради любви к тебе. – Она ослепительно улыбнулась ему страстной, вызывающей улыбкой и прижалась к своему спутнику.
В этом году у Доминик было несколько мужчин. Восемнадцатилетняя звезда с блестящим будущим, она выглядела сейчас намного сексуальнее, чем раньше. Без комплексов она наслаждалась жизнью. Доминик улыбнулась Джулиану, и он неловко улыбнулся ей в ответ. Сейчас они поддерживали дружеские отношения, но Доминик знала, что если она вновь не завоюет его, то никогда не сможет забыть об их страстном романе. Разве такое может случиться? Для нее это была любовь, оставившая самые яркие воспоминания, и она хотела все повторить. Такое случается только раз в жизни и никогда не забывается.
Но было еще и то, о чем никто из них никогда не сможет забыть, – та ночь, ужасная ночь в Акапулько, после которой прошел ровно год.
Сразу после прибытия на виллу Рамоны полиции из Акапулько инспектор Гомез начал медленно допрашивать всех о «несчастном случае», произошедшем с Хьюбертом Крофтом. Он твердо верил, что это убийство, и допрашивал всех очень тщательно. Когда очередь дошла до Агаты, она вся затряслась, ее лицо покрылось потом, и она стала неистово ломать руки.
Прежде чем инспектор успел задать вопрос, она уставилась на Инес и тихо прошипела:
– Это она виновата. Она заставила меня сделать это, разве не так, Инес? – Ее глаза впились в Инес, у которой внезапно пересохло во рту. – Да, ты заставила меня, – прохрипела Агата. – Ты заставила меня сделать это. Я убила Хьюберта Крофта. Я. Но я не хотела этого. Я хотела убить ее. Она, она должна была съесть отравленную устрицу, а не Ирвинг, – Агата шагнула к потрясенной Инес, которая застыла на месте. – Инес Дессо, Инес Джиллар, проститутка. Это она должна была сесть в канатный вагончик.
– Что? Что вы сказали? Почему вы убили его? – торопливо записывая, спросил инспектор. Остальные изумленно наблюдали за переменой, произошедшей в Агате. Мышка превратилась в волчицу, и это зрелище было ужасным.
– Из-за нее! – прокричала она, и в уголках рта у нее выступила пена, а безумные глаза налились кровью. – Вражеская подстилка, почему ты не умерла? Почему, почему? Ты должна была, я так хорошо все спланировала, просто идеально.
Ее душили глухие рыдания, и внезапно она бросилась на ошеломленную Инес. Двое дюжих полицейских схватили ее за руки, пытаясь удержать на месте, ее всхлипывания превратились в глубокое рычание сдерживаемой ярости и рухнувших надежд.
– Погиб не тот человек. Хьюберт не был святым, но он не заслужил такой смерти. Умереть должна была эта грязная шлюха. Я предназначала эту смерть ей. Почему она не умерла?
Джулиан был оглушен. Инес – проститутка? Вражеская подстилка? Что говорит эта сумасшедшая? Он крепче обнял Инес, которая пристально смотрела на Агату. Кажется, она начала узнавать эту женщину.
О Господи, подумала Инес. Еще одно… еще одно существо явилось из прошлого, чтобы разрушить мою жизнь. Но кто она? Инес мучительно пыталась вспомнить, где она встречалась с этой женщиной.
Агата в истерике кричала:
– Ты разве не знаешь, Джулиан, что она была известной парижской проституткой? Разве не знаешь? – рассмеялась она, пылая ненавистью.
Лицо Инес побледнело, и она почувствовала, как Джулиан отодвигается от нее. Внезапно она все вспомнила.
– О Господи, – прошептала Инес. Это та тонкая странная девушка, которую она во время войны один или два раза видела за кассой «Элефан Роз». Ей не приходилось видеть лицо девушки с близкого расстояния, но она помнила все то, что рассказывали о ней: годы заточения, когда эта еврейская девушка пряталась в подвале; как ее волосы стали совершенно белыми; как после выхода из подвала она ненавидела не только захватчиков, но и тех девушек, которые не гнушались их общества.
Инес шагнула к женщине, чье лицо было маской боли и мстительности, ничего человеческого не осталось в ней.
– Пожалуйста, Агата, прекрати, – попросила Инес. – Не надо, я умоляю тебя, не надо! Пожалуйста. Зачем ты говоришь такие вещи? Это же ложь. Ты не должна делать этого, ты не можешь так…
– О нет, я могу, и я сделаю. – Агата злобно захихикала. – Раз он теперь знает, кем ты была, он не захочет жениться на тебе, да, Джулиан?
Внезапно она вырвалась из рук полицейских и, бросившись к Джулиану, запричитала:
– Моя любовь, моя любовь. – Тощей рукой она обняла его за шею, другая рука лихорадочно дергала за пояс халата Джулиана, пытаясь развязать его.
– Боже, Агата, что, черт возьми, ты делаешь? Прекрати! – Джулиан был сильным человеком, он крепко держал Агату на расстоянии вытянутой руки и смотрел в ее безумные глаза. – Скажи мне, что ты имела в виду, говоря так об Инес, – сказал он спокойным голосом, в котором зазвучали угрожающие нотки. – Скажи мне, Агата.
Инес опустилась на стул и закрыла лицо руками. Теперь все кончено. Все кончено. Теперь правда станет известна ее любовнику, мужчине, чьего ребенка она носила и чьей женой должна была стать. Все рушилось. И по иронии судьбы не из-за Скрофо, а из-за женщины, которую она едва знала. От ее надежд остались одни руины. Джулиан никогда не простит ей прошлого и обмана. Разве он сможет?
– Да, да, Джулиан, конечно, я скажу тебе, я расскажу тебе обо всем. – Агата облизнула сухие губы, ее глаза ликующе метались от Джулиана к Инес. Она наслаждалась вниманием всей группы, которая как завороженная ловила каждое ее слово. Наконец к ней прикованы все взоры, теперь они будут смотреть на нее, слушать ее, а руки мужчины, которого она страстно обожала, крепко держат ее. – Париж. Это было во время войны в Париже, в ночном клубе «Элефан Роз»… она спала с ними, со всеми… с немцами, с гестапо, с СС, с итальянскими свиньями. Солдаты, офицеры, ей не важно было, с кем спать. Она танцевала с ними, она смеялась с ними, и она позволяла всем им трахать ее. Делать с ней что угодно. Они давали ей деньги, которыми она бросалась. Ей нравилась жизнь проститутки, правда, Инес? – Она посмотрела на ссутулившуюся Инес, громко рассмеялась и продолжила. – Но однажды она зашла слишком далеко. Она убила человека его же бритвой, она перерезала ему горло. По крайней мере, она думала, что сделала это, да, сука? – Она снова взглянула на съежившуюся Инес. Грубая правда так унизила ее, что она просто окаменела.
Более года американская реклама трубила о самом последнем, самом выдающемся боевике «Коламбиа пикчерз», который должен был скоро выйти на экраны. Это был фильм «Легенда Кортеса». Почти все журналы и газеты печатали фотографии, очерки и статьи о ком-нибудь из главных актеров, занятых в картине. «Кортес» завладел умами американцев. Все работники студии молились, чтобы рекламная машина сделала свое дело, и тогда кассы кинотеатров заработают без перерыва.
Была жаркая калифорнийская ночь, и, несмотря на новейшие кондиционеры, установленные в последней модели «кадиллака», в машине было душно, пахло дорогими духами. В лимузине сидели шесть человек: Николас и Электра Стоун, Доминик с симпатичным спутником и Джулиан с женой.
Инес беспокоилась, как бы чрезмерная шумиха, поднятая вокруг его имени, не оказала плохого влияния на критиков. Джулиан превозносился, как величайший со времен Оливье английский актер. Его имя было у всех на устах задолго до того, как американские зрители увидели его на экране. После того случая с Хьюбертом С. Крофтом скандальное прошлое Инес и смерть продюсера на несколько месяцев стали темой сплетен. Смерть итальянца и все, связанное с ней, оказались самой шумной историей последних лет.
Джулиан держал жену за руку и ободряюще улыбался ей. Он уже видел предварительный монтаж фильма и, несмотря на самокритичность, понимал, что сыграл превосходно. Свою довольно банальную роль он обогатил дерзким обаянием, соединенным с чувственным натурализмом. В Голливуде говорили, что он может стать такой же яркой звездой, как Гейбл. То количество предложений, которые посыпались на его агента, гарантировало ему место в кинематографе. Но он уже думал не о сегодняшней премьере, а о новой работе. Джулиан собирался вернуться в театр и сыграть главную роль в спектакле «Корнелиус», на одной из сцен Вест-энда. Он чувствовал, что достаточно времени провел в Голливуде. Он снялся всего в двух фильмах, и ему оставалось сняться в двух других. Когда с ними будет покончено, их сыну Дэвиду исполнится почти три года, и, чтобы обеспечить ему спокойную жизнь, они решили осесть.
– Дэвид не возражал, что ты не осталась с ним, пока он не заснет? – спросил Джулиан.
– О нет, дорогой. Я думаю, что он как-то понял, какой важный вечер сегодня у его папы. – Она с нежностью вспомнила, как месячный Дэвид мило улыбнулся, когда она, дав ему бутылочку, отнесла его к няне. Джулиан был ее жизнью, но Дэвид значил для нее почти столько же, и она страстно любила их обоих.
Инес радостно вздохнула. Она чувствовала себя счастливой женщиной.
– О, смотрите. – Доминик возбужденно указала на маленький кинотеатр, мимо которого они проезжали по бульвару Сансет. – «Потерянный город», не этот ли фильм Хьюберт Крофт снимал в Италии?
Все начали всматриваться через затемненные стекла лимузина в неоновые огни рекламы, которые высвечивали имена актеров и продюсера Умберто Скрофо.
– Дорогая, не напоминай нам о нем, все кончено и забыто, – сказал Доминик ее спутник. – Все это вчерашний день.
Ник тупо смотрел на кинотеатр. Хьюберт С. Крофт, Умберто Скрофо. Человек, чей страшный образ так долго преследовал его. Теперь его нет, но воспоминания о нем никогда не исчезнут. Ник никогда не сможет забыть ужас тех военных лет на Гидре, те бесчисленные зверства, которые совершил Умберто Скрофо, жестокое убийство матери.
– Сегодня исполняется год, – тихо сказал Ник.
– Год чему? – спросила Доминик.
– Прошел ровно год после смерти Скрофо. – Ник говорил таким тихим голосом, что остальные с трудом слышали его.
– О Господи, а ведь правда, – выдохнул Джулиан. – Год, всего лишь год.
– Я считаю, что ублюдок, в конце концов, получил то, чего заслуживал, – жестко сказал Ник.
– Бедная Агата, – пробормотала Доминик. – Интересно, что она сейчас делает.
– Гниет за решеткой в одной из мексиканских тюрем. – Голос Джулиана был непривычно враждебным. – Она была сумасшедшей, совершенно ненормальной. Если бы Крофт, или Скрофо, или как его там звали, не погиб тогда, то жертвой, конечно, оказалась бы Инес.
– И все ради любви к тебе, Джулиан, – поддразнила Доминик. – Все ради любви к тебе. – Она ослепительно улыбнулась ему страстной, вызывающей улыбкой и прижалась к своему спутнику.
В этом году у Доминик было несколько мужчин. Восемнадцатилетняя звезда с блестящим будущим, она выглядела сейчас намного сексуальнее, чем раньше. Без комплексов она наслаждалась жизнью. Доминик улыбнулась Джулиану, и он неловко улыбнулся ей в ответ. Сейчас они поддерживали дружеские отношения, но Доминик знала, что если она вновь не завоюет его, то никогда не сможет забыть об их страстном романе. Разве такое может случиться? Для нее это была любовь, оставившая самые яркие воспоминания, и она хотела все повторить. Такое случается только раз в жизни и никогда не забывается.
Но было еще и то, о чем никто из них никогда не сможет забыть, – та ночь, ужасная ночь в Акапулько, после которой прошел ровно год.
Сразу после прибытия на виллу Рамоны полиции из Акапулько инспектор Гомез начал медленно допрашивать всех о «несчастном случае», произошедшем с Хьюбертом Крофтом. Он твердо верил, что это убийство, и допрашивал всех очень тщательно. Когда очередь дошла до Агаты, она вся затряслась, ее лицо покрылось потом, и она стала неистово ломать руки.
Прежде чем инспектор успел задать вопрос, она уставилась на Инес и тихо прошипела:
– Это она виновата. Она заставила меня сделать это, разве не так, Инес? – Ее глаза впились в Инес, у которой внезапно пересохло во рту. – Да, ты заставила меня, – прохрипела Агата. – Ты заставила меня сделать это. Я убила Хьюберта Крофта. Я. Но я не хотела этого. Я хотела убить ее. Она, она должна была съесть отравленную устрицу, а не Ирвинг, – Агата шагнула к потрясенной Инес, которая застыла на месте. – Инес Дессо, Инес Джиллар, проститутка. Это она должна была сесть в канатный вагончик.
– Что? Что вы сказали? Почему вы убили его? – торопливо записывая, спросил инспектор. Остальные изумленно наблюдали за переменой, произошедшей в Агате. Мышка превратилась в волчицу, и это зрелище было ужасным.
– Из-за нее! – прокричала она, и в уголках рта у нее выступила пена, а безумные глаза налились кровью. – Вражеская подстилка, почему ты не умерла? Почему, почему? Ты должна была, я так хорошо все спланировала, просто идеально.
Ее душили глухие рыдания, и внезапно она бросилась на ошеломленную Инес. Двое дюжих полицейских схватили ее за руки, пытаясь удержать на месте, ее всхлипывания превратились в глубокое рычание сдерживаемой ярости и рухнувших надежд.
– Погиб не тот человек. Хьюберт не был святым, но он не заслужил такой смерти. Умереть должна была эта грязная шлюха. Я предназначала эту смерть ей. Почему она не умерла?
Джулиан был оглушен. Инес – проститутка? Вражеская подстилка? Что говорит эта сумасшедшая? Он крепче обнял Инес, которая пристально смотрела на Агату. Кажется, она начала узнавать эту женщину.
О Господи, подумала Инес. Еще одно… еще одно существо явилось из прошлого, чтобы разрушить мою жизнь. Но кто она? Инес мучительно пыталась вспомнить, где она встречалась с этой женщиной.
Агата в истерике кричала:
– Ты разве не знаешь, Джулиан, что она была известной парижской проституткой? Разве не знаешь? – рассмеялась она, пылая ненавистью.
Лицо Инес побледнело, и она почувствовала, как Джулиан отодвигается от нее. Внезапно она все вспомнила.
– О Господи, – прошептала Инес. Это та тонкая странная девушка, которую она во время войны один или два раза видела за кассой «Элефан Роз». Ей не приходилось видеть лицо девушки с близкого расстояния, но она помнила все то, что рассказывали о ней: годы заточения, когда эта еврейская девушка пряталась в подвале; как ее волосы стали совершенно белыми; как после выхода из подвала она ненавидела не только захватчиков, но и тех девушек, которые не гнушались их общества.
Инес шагнула к женщине, чье лицо было маской боли и мстительности, ничего человеческого не осталось в ней.
– Пожалуйста, Агата, прекрати, – попросила Инес. – Не надо, я умоляю тебя, не надо! Пожалуйста. Зачем ты говоришь такие вещи? Это же ложь. Ты не должна делать этого, ты не можешь так…
– О нет, я могу, и я сделаю. – Агата злобно захихикала. – Раз он теперь знает, кем ты была, он не захочет жениться на тебе, да, Джулиан?
Внезапно она вырвалась из рук полицейских и, бросившись к Джулиану, запричитала:
– Моя любовь, моя любовь. – Тощей рукой она обняла его за шею, другая рука лихорадочно дергала за пояс халата Джулиана, пытаясь развязать его.
– Боже, Агата, что, черт возьми, ты делаешь? Прекрати! – Джулиан был сильным человеком, он крепко держал Агату на расстоянии вытянутой руки и смотрел в ее безумные глаза. – Скажи мне, что ты имела в виду, говоря так об Инес, – сказал он спокойным голосом, в котором зазвучали угрожающие нотки. – Скажи мне, Агата.
Инес опустилась на стул и закрыла лицо руками. Теперь все кончено. Все кончено. Теперь правда станет известна ее любовнику, мужчине, чьего ребенка она носила и чьей женой должна была стать. Все рушилось. И по иронии судьбы не из-за Скрофо, а из-за женщины, которую она едва знала. От ее надежд остались одни руины. Джулиан никогда не простит ей прошлого и обмана. Разве он сможет?
– Да, да, Джулиан, конечно, я скажу тебе, я расскажу тебе обо всем. – Агата облизнула сухие губы, ее глаза ликующе метались от Джулиана к Инес. Она наслаждалась вниманием всей группы, которая как завороженная ловила каждое ее слово. Наконец к ней прикованы все взоры, теперь они будут смотреть на нее, слушать ее, а руки мужчины, которого она страстно обожала, крепко держат ее. – Париж. Это было во время войны в Париже, в ночном клубе «Элефан Роз»… она спала с ними, со всеми… с немцами, с гестапо, с СС, с итальянскими свиньями. Солдаты, офицеры, ей не важно было, с кем спать. Она танцевала с ними, она смеялась с ними, и она позволяла всем им трахать ее. Делать с ней что угодно. Они давали ей деньги, которыми она бросалась. Ей нравилась жизнь проститутки, правда, Инес? – Она посмотрела на ссутулившуюся Инес, громко рассмеялась и продолжила. – Но однажды она зашла слишком далеко. Она убила человека его же бритвой, она перерезала ему горло. По крайней мере, она думала, что сделала это, да, сука? – Она снова взглянула на съежившуюся Инес. Грубая правда так унизила ее, что она просто окаменела.