Страница:
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 1
Акапулько, 1955 год
Съемочная группа, специалисты и консультанты начали собираться в Акапулько в начале января. Макетисты, плотники, художники, штукатуры, подсобные рабочие находились тут уже четыре месяца, тщательно готовясь к съемкам «Легенды Кортеса». Сюжет фильма был явно слабым, хотя сам фильм, не претендуя на историческую достоверность, преподносился как широкомасштабная многосерийная эпопея. В 1518 году испанский король Карл V посылает Фернандо Кортеса и его верного друга Франсиско Пизарро в дальние страны с особым поручением. Ему нужно золото. До Мексики доплыли всего шестьсот человек из всей экспедиции. Кортес был встречен Монтесумой, последним правителем ацтеков, который отнесся к нему как к богу, но Кортес отплатил ему тем, что предательски взял его в плен, а потом захватил всю империю ацтеков.
Когда люди Кортеса попытались покинуть столицу Монтесумы, Теноктилану, ацтеки подняли против них восстание. Они неудачно атаковали войска Кортеса: те слишком хорошо подготовились к бою. Многие воины Монтесумы дезертировали и перешли на сторону испанских конкистадоров.
Император ацтеков умер в тюрьме, а Кортес завладел единственной оставшейся у него драгоценностью – красавицей-дочерью. Как утверждают, они прожили долгую и счастливую жизнь.
Но Спиросу Макополису нужен был более серьезный сюжет. Да, исторические фильмы сейчас в моде, и чем больше их будет, тем лучше. История, колесницы, тоги и развалины будут всегда привлекать внимание людей: Ирвинг и Шерли Франковичи были специально наняты, чтобы яркими красками расписать жизнь сеньора Кортеса.
Они начали тщательно исследовать документы и писать сценарий в начале 1953 года, клюнув на неслыханный аванс в сто тысяч долларов, который им предложил Макополис, плюс семь процентов от общей прибыли. На следующий год студия разослала по всему миру своих представителей, чтобы они подыскали подходящие, а главное дешевые места для съемок этого цветного широкоформатного суперфильма стоимостью в четыре миллиона. «Коламбиа пикчерз» рассчитывала, что фильм будет пользоваться огромным кассовым успехом, и поэтому не жалела на него ни сил ни средств.
Проведя в этих дорогостоящих поездках около месяца и посетив десятки самых экзотических мест в мире, они вернулись назад в Голливуд и сообщили в отчете, что благодаря восьми роскошным пляжам, десяткам необыкновенно красивых тропических лагун и заливов, чистой спокойной воде и ни с чем не сравнимым закатам, Акапулько самое подходящее место для съемок.
Написав в Нью-Йорке первые две части сценария и одну в Лос-Анджелесе, Ирвинг и Шерли прилетели в Акапулько, чтобы написать тут финал. Сейчас супруги сидели на обвитом виноградом балкончике своего номера люкс в отеле «Вилла Вьера» и спокойно пили прохладное вино, ожидая прибытия остальных членов съемочной группы. Город окутали влажные теплые сумерки.
– Вот и Джулиан со своей невестой, – ужасно любопытная Шерли всегда совала свой нос туда, куда не надо. Держа в руках бинокль, она наблюдала за приближающейся парой.
Глядя, как гордо она идет рядом с ним, как держит его под руку, ни у кого не возникало сомнения, что эта Инес Джиллар, такая стройная и хрупкая в легком платье цвета шампанского, любит только его, Джулиана Брукса. Он, бедняжка, немного перегрелся, подумала Шерли. На лбу под светлой панамой блестели капельки пота, а его усы, которые всегда были загнуты вверх, уныло висели вдоль рта.
Инес заметила блеск линз бинокля в лучах заходящего солнца и, повернув голову к Джулиану, улыбнулась. Интересно, кто же это за ними наблюдает? Нет, нет, не за ними, а за ним, за Джулианом. Ведь это он был знаменитостью, и весь мир интересовался им, а не ею. Она знала, что студия и Франковичи сделали все, что было в их силах, потратили немало средств, чтобы роль пирата-авантюриста Кортеса была отдана Джулиану, который прекрасно для нее подходил и в свои тридцать восемь лет был в самом зените своей мужской красоты.
И хотя развод с Фиби пробил существенную брешь в его бюджете, все время, пока Инес жила с Джулианом, она верила, что он по-настоящему счастлив. Он действительно любил ее. Намного сильнее, чем любую другую женщину. Правда, Джулиан все-таки актер, и Инес понимала, что, если он ей когда-нибудь изменит, лучше будет закрыть на это глаза. Долгие годы на панели научили ее тому, что многие мужчины ничем не отличаются от маленьких мальчиков. Секс был для них спортом, охотой и вызовом судьбе. Даже если они безумно любят своих жен, не очень волнуются о супружеской измене. Долгое время измена была в Европе нормой, и умные жены никогда не обращали на это внимание. Инес прекрасно играла в сексуальные игры, радуя Джулиана своим живым умом, знанием искусства, политики, музыки и финансов. Из нитей своего сексуального колдовства она сплела прочные сети любви, и он чувствовал себя в них так хорошо, как ни с одной женщиной в мире.
Наступал новый год, и скоро Инес станет миссис Брукс. Ей было почти тридцать. Она считала, что должна забеременеть, чтобы хорошо выглядеть. Джулиан очень часто говорил ей, как он хочет ребенка, конечно, они еще не женаты, но она уверена, что Джулиан будет взволнован и обрадован, узнав, что она ждет ребенка, если, конечно, доктор подтвердит ее подозрения.
Джулиан улыбнулся своей будущей жене. Для него она – само совершенство.
Он не переставал восхищаться тем, как после изнурительного четырнадцатичасового рабочего дня, проведенного на студии или на съемках, после всех этих фехтовальных упражнений, скачек и головокружительных трюков, которые он выполнял без дублера, она каждый раз превращала его возвращение домой в целое событие. Услышав, что его машина остановилась около дома, она готовила ему мартини со льдом. Одетая изысканно, но просто, по последней парижской моде, Инес ненавязчиво подчеркивала необычайную красоту своего тела. Упругая грудь, просвечивающая через шифон платья, матовые плечи, свободно выступающие из бархатного платья, или прекрасные длинные ноги под короткой сатиновой юбочкой вливали в него новые силы и возбуждали. Она нежно массировала ему затылок, чтобы снять напряжение, и ее холодные пальцы ласкали его уставшие мышцы. По тому, как он вел себя во время этого массажа, Инес всегда определяла его настроение. Она могла сказать, хочет он заниматься любовью или нет (он почти всегда хотел этого). Они вместе плавали в бассейне и стояли под душем, сильные струи которого расслабляли его тело, а она мыла его душистым мылом.
Она нежно и умело смывала с него мыло, слегка касаясь его груди своими сосками, и Джулиан возбуждался. Ее язык прокладывал себе дорогу у него во рту, а упругие струи кругового душа приятно били по телу со всех сторон. Инес целовала его, поворачивая так, чтобы вода попадала на его эрогенные зоны.
Инес никогда не думала о том, как выглядит, единственное, чего она хотела, это доставить удовольствие своему любимому. Иногда она ненадолго оставляла его, разомлевшего от ее поцелуев, и уходила к себе в спальню, чтобы натереться маслами и благовониями. Он приходил за ней в спальню и заставал ее стоящей у окна. Тогда он обнимал ее, и они яростно и страстно любили друг друга. Но частенько они так и оставались под душем. Чтобы он кончил, она ласкала его эрогенные зоны. Инес знала все секреты мужского либидо и мастерски этим пользовалась. Потом Джулиан лежал на прохладных льняных простынях, а она готовила ему ужин и приносила на подносе в спальню. Он ел, а она смотрела на него. Если ему хотелось поговорить, они болтали, если он молчал, она сидела тихо, как мышка, если ему нужно было учить роль, она раскрывала книжку и начинала читать. Она идеально подходила на роль его жены: тигрица в постели и мудрая женщина во всем остальном. Единственное, что ему не нравилось, это новый цвет волос. Он так любил ее длинные темно-каштановые волосы, ему нравилось наматывать их на руку, как шелковые нитки. Эта новая прическа шла ей, но Инес как будто потеряла былую индивидуальность, стала выглядеть более заурядно. Конечно, ничего страшного, это увлечение Грейс Келли рано или поздно пройдет, и Инес опять станет брюнеткой. Но цвет волос Инес не мог повлиять на мужчин, по-прежнему смотревших на нее с восхищением и восторгом.
Многие мужчины домогались Инес, их притягивала ее яркая сексуальность. Но она принадлежала только ему.
Каковы бы ни были ее отношения с мужчинами в прошлом, сейчас она любила только его. Она говорила, что у нее было трое мужчин до него, и наотрез отказывалась обсуждать детали, хотя он настаивал. Инес была умной женщиной. Джулиан сам понимал, что чем больше она расскажет ему о своем прошлом, тем больше он будет ревновать и захочет узнать еще что-нибудь. Теперь у Инес не было прошлого. Ее жизнь началась с момента их встречи.
Съемочная группа, специалисты и консультанты начали собираться в Акапулько в начале января. Макетисты, плотники, художники, штукатуры, подсобные рабочие находились тут уже четыре месяца, тщательно готовясь к съемкам «Легенды Кортеса». Сюжет фильма был явно слабым, хотя сам фильм, не претендуя на историческую достоверность, преподносился как широкомасштабная многосерийная эпопея. В 1518 году испанский король Карл V посылает Фернандо Кортеса и его верного друга Франсиско Пизарро в дальние страны с особым поручением. Ему нужно золото. До Мексики доплыли всего шестьсот человек из всей экспедиции. Кортес был встречен Монтесумой, последним правителем ацтеков, который отнесся к нему как к богу, но Кортес отплатил ему тем, что предательски взял его в плен, а потом захватил всю империю ацтеков.
Когда люди Кортеса попытались покинуть столицу Монтесумы, Теноктилану, ацтеки подняли против них восстание. Они неудачно атаковали войска Кортеса: те слишком хорошо подготовились к бою. Многие воины Монтесумы дезертировали и перешли на сторону испанских конкистадоров.
Император ацтеков умер в тюрьме, а Кортес завладел единственной оставшейся у него драгоценностью – красавицей-дочерью. Как утверждают, они прожили долгую и счастливую жизнь.
Но Спиросу Макополису нужен был более серьезный сюжет. Да, исторические фильмы сейчас в моде, и чем больше их будет, тем лучше. История, колесницы, тоги и развалины будут всегда привлекать внимание людей: Ирвинг и Шерли Франковичи были специально наняты, чтобы яркими красками расписать жизнь сеньора Кортеса.
Они начали тщательно исследовать документы и писать сценарий в начале 1953 года, клюнув на неслыханный аванс в сто тысяч долларов, который им предложил Макополис, плюс семь процентов от общей прибыли. На следующий год студия разослала по всему миру своих представителей, чтобы они подыскали подходящие, а главное дешевые места для съемок этого цветного широкоформатного суперфильма стоимостью в четыре миллиона. «Коламбиа пикчерз» рассчитывала, что фильм будет пользоваться огромным кассовым успехом, и поэтому не жалела на него ни сил ни средств.
Проведя в этих дорогостоящих поездках около месяца и посетив десятки самых экзотических мест в мире, они вернулись назад в Голливуд и сообщили в отчете, что благодаря восьми роскошным пляжам, десяткам необыкновенно красивых тропических лагун и заливов, чистой спокойной воде и ни с чем не сравнимым закатам, Акапулько самое подходящее место для съемок.
Написав в Нью-Йорке первые две части сценария и одну в Лос-Анджелесе, Ирвинг и Шерли прилетели в Акапулько, чтобы написать тут финал. Сейчас супруги сидели на обвитом виноградом балкончике своего номера люкс в отеле «Вилла Вьера» и спокойно пили прохладное вино, ожидая прибытия остальных членов съемочной группы. Город окутали влажные теплые сумерки.
– Вот и Джулиан со своей невестой, – ужасно любопытная Шерли всегда совала свой нос туда, куда не надо. Держа в руках бинокль, она наблюдала за приближающейся парой.
Глядя, как гордо она идет рядом с ним, как держит его под руку, ни у кого не возникало сомнения, что эта Инес Джиллар, такая стройная и хрупкая в легком платье цвета шампанского, любит только его, Джулиана Брукса. Он, бедняжка, немного перегрелся, подумала Шерли. На лбу под светлой панамой блестели капельки пота, а его усы, которые всегда были загнуты вверх, уныло висели вдоль рта.
Инес заметила блеск линз бинокля в лучах заходящего солнца и, повернув голову к Джулиану, улыбнулась. Интересно, кто же это за ними наблюдает? Нет, нет, не за ними, а за ним, за Джулианом. Ведь это он был знаменитостью, и весь мир интересовался им, а не ею. Она знала, что студия и Франковичи сделали все, что было в их силах, потратили немало средств, чтобы роль пирата-авантюриста Кортеса была отдана Джулиану, который прекрасно для нее подходил и в свои тридцать восемь лет был в самом зените своей мужской красоты.
И хотя развод с Фиби пробил существенную брешь в его бюджете, все время, пока Инес жила с Джулианом, она верила, что он по-настоящему счастлив. Он действительно любил ее. Намного сильнее, чем любую другую женщину. Правда, Джулиан все-таки актер, и Инес понимала, что, если он ей когда-нибудь изменит, лучше будет закрыть на это глаза. Долгие годы на панели научили ее тому, что многие мужчины ничем не отличаются от маленьких мальчиков. Секс был для них спортом, охотой и вызовом судьбе. Даже если они безумно любят своих жен, не очень волнуются о супружеской измене. Долгое время измена была в Европе нормой, и умные жены никогда не обращали на это внимание. Инес прекрасно играла в сексуальные игры, радуя Джулиана своим живым умом, знанием искусства, политики, музыки и финансов. Из нитей своего сексуального колдовства она сплела прочные сети любви, и он чувствовал себя в них так хорошо, как ни с одной женщиной в мире.
Наступал новый год, и скоро Инес станет миссис Брукс. Ей было почти тридцать. Она считала, что должна забеременеть, чтобы хорошо выглядеть. Джулиан очень часто говорил ей, как он хочет ребенка, конечно, они еще не женаты, но она уверена, что Джулиан будет взволнован и обрадован, узнав, что она ждет ребенка, если, конечно, доктор подтвердит ее подозрения.
Джулиан улыбнулся своей будущей жене. Для него она – само совершенство.
Он не переставал восхищаться тем, как после изнурительного четырнадцатичасового рабочего дня, проведенного на студии или на съемках, после всех этих фехтовальных упражнений, скачек и головокружительных трюков, которые он выполнял без дублера, она каждый раз превращала его возвращение домой в целое событие. Услышав, что его машина остановилась около дома, она готовила ему мартини со льдом. Одетая изысканно, но просто, по последней парижской моде, Инес ненавязчиво подчеркивала необычайную красоту своего тела. Упругая грудь, просвечивающая через шифон платья, матовые плечи, свободно выступающие из бархатного платья, или прекрасные длинные ноги под короткой сатиновой юбочкой вливали в него новые силы и возбуждали. Она нежно массировала ему затылок, чтобы снять напряжение, и ее холодные пальцы ласкали его уставшие мышцы. По тому, как он вел себя во время этого массажа, Инес всегда определяла его настроение. Она могла сказать, хочет он заниматься любовью или нет (он почти всегда хотел этого). Они вместе плавали в бассейне и стояли под душем, сильные струи которого расслабляли его тело, а она мыла его душистым мылом.
Она нежно и умело смывала с него мыло, слегка касаясь его груди своими сосками, и Джулиан возбуждался. Ее язык прокладывал себе дорогу у него во рту, а упругие струи кругового душа приятно били по телу со всех сторон. Инес целовала его, поворачивая так, чтобы вода попадала на его эрогенные зоны.
Инес никогда не думала о том, как выглядит, единственное, чего она хотела, это доставить удовольствие своему любимому. Иногда она ненадолго оставляла его, разомлевшего от ее поцелуев, и уходила к себе в спальню, чтобы натереться маслами и благовониями. Он приходил за ней в спальню и заставал ее стоящей у окна. Тогда он обнимал ее, и они яростно и страстно любили друг друга. Но частенько они так и оставались под душем. Чтобы он кончил, она ласкала его эрогенные зоны. Инес знала все секреты мужского либидо и мастерски этим пользовалась. Потом Джулиан лежал на прохладных льняных простынях, а она готовила ему ужин и приносила на подносе в спальню. Он ел, а она смотрела на него. Если ему хотелось поговорить, они болтали, если он молчал, она сидела тихо, как мышка, если ему нужно было учить роль, она раскрывала книжку и начинала читать. Она идеально подходила на роль его жены: тигрица в постели и мудрая женщина во всем остальном. Единственное, что ему не нравилось, это новый цвет волос. Он так любил ее длинные темно-каштановые волосы, ему нравилось наматывать их на руку, как шелковые нитки. Эта новая прическа шла ей, но Инес как будто потеряла былую индивидуальность, стала выглядеть более заурядно. Конечно, ничего страшного, это увлечение Грейс Келли рано или поздно пройдет, и Инес опять станет брюнеткой. Но цвет волос Инес не мог повлиять на мужчин, по-прежнему смотревших на нее с восхищением и восторгом.
Многие мужчины домогались Инес, их притягивала ее яркая сексуальность. Но она принадлежала только ему.
Каковы бы ни были ее отношения с мужчинами в прошлом, сейчас она любила только его. Она говорила, что у нее было трое мужчин до него, и наотрез отказывалась обсуждать детали, хотя он настаивал. Инес была умной женщиной. Джулиан сам понимал, что чем больше она расскажет ему о своем прошлом, тем больше он будет ревновать и захочет узнать еще что-нибудь. Теперь у Инес не было прошлого. Ее жизнь началась с момента их встречи.
Глава 2
Умберто Скрофо сидел в своей гостиной в Риме, в окружении своих любимых картин, мебели и скульптур; он ковырял в зубах ножницами для бумаги и читал прибывшую с авиапочтой «Уикли Вэраети».
«Потерянный город» имел в Англии колоссальный успех. Он оказался прав, настояв, чтобы Рамона и остальные участвовавшие в съемках артисты совершили рекламное турне по Европе. Несмотря на то что актеры требовали себе лимузины и роскошные люксы в самых дорогих отелях, затраты оправдали себя. Картине сделали колоссальную рекламу. В Европе она была фильмом номер один. Это был его дебют, и дебют успешный, и Умберто был безмерно счастлив.
В полутемную комнату вошла его новая молодая экономка. Окна были закрыты ставнями от полуденного солнца. Она вела себя как рабыня.
– Может, вам что-нибудь принести, синьор Скрофо?
– Да, – отрывисто произнес он своим сиплым голосом. Его всегда интересовало, почему она так говорит, как будто за что-то извиняется. – Холодный кофе и много сахара. Только не просыпь его на поднос, как ты сделала это в прошлый раз!
– Да, синьор, – кивнула девушка и исчезла. Синьор Скрофо вселял в нее ужас, но она не могла потерять эту работу. Он ей хорошо платил, а ее большой семье были так нужны деньги.
Умберто вздохнул. Ему было скучно, а он ужасно не любил скучать. Пришло время нанести еще один визит синьоре Альбертони в ее апартаментах на Виа Систина. С ней ему никогда не бывает скучно. Особенно когда она стоит перед ним в черных туфельках на высоком каблуке, в черных шелковых чулках, кружевные подвязки плотно облегают полные ляжки, светлые волосы рассыпались по раскрасневшемуся лицу, а он хлещет ее одним из тех изощренных приспособлений, которые она держит для особых клиентов.
Пять минут спустя в комнату нервно вошла горничная.
– Вас к телефону. Кажется, из Америки. – Когда она улыбалась, ее лицо было очень красивым. Он знал, как ей хочется побывать в Америке. Он тоже рвался туда. Может быть, теперь, когда его картина пользуется таким успехом, он, наконец, попадет в Америку.
Еще в Лос-Анджелесе Умберто подписал контракт с фирмой Уильяма Морриса. Его мало волновало, что эта организация объединяет почти триста продюсеров всего мира: его непомерное самомнение заставляло его считать себя вне конкуренции, ведь он, Умберто Скрофо, создал великий фильм. В Риме все так говорили, да он и сам всегда знал себе цену. Урод Умберто считал себя неотразимым, остроумным и культурным мужчиной. Они просто глупцы, если не понимают этого.
Он открыл ставню и выглянул в окно. По Спениш Степс ходили толпы туристов. Умберто разозлился, потому что они нарушали его спокойствие своими громкими выкриками и вспышками фотоаппаратов.
Джиа принесла ему телефон, в трубке потрескивало. Это был его агент Абе.
– Привет, Умберто, как поживаешь?
– Прекрасно, Абе, просто прекрасно. Какие последние новости о фильме?
– Картина наделала много шума. Новорожденный оказался в центре внимания. Думаю, ты уже смотрел «Вэраети». У нас тут тоже кое-кто тобой заинтересовался, – сказал Абе.
– Да?! – Умберто зажег сигару, чувствуя, что расплывается в лучезарной улыбке. – Кто-нибудь из тузов?
– Ну, не совсем из тузов, кое-кто из независимой корпорации. Роджер Корман, например.
– Роджер Корман! – взорвался Умберто. – Черт бы тебя побрал, он снимает ужасные фильмы! Мне он не подходит. Я же говорил тебе, Абе, что после «Потерянного города» я хотел бы сделать что-нибудь в Голливуде, понимаешь? Ты что-нибудь разузнал?
– Мы пытаемся, пытаемся, – ответил Абе привычно умиротворяющим тоном, которым он разговаривал и с актерами и с продюсерами. Для Абе не было никакой разницы, сделает Умберто фильм в Голливуде или в каком-нибудь другом месте. В Голливуде продюсеры росли прямо на пальмах; всем хотелось попасть из Европы в Голливуд.
Фильм Умберто пользовался большим успехом в Европе, но в Америке особого восхищения не вызвал. Работая сверхурочно, за небольшое вознаграждение, Абе не думал делать ничего, выходящего за рамки прямых обязанностей, чтобы протолкнуть фильм Скрофо. Он был рядовым клиентом Уильяма Морриса, одним из тысячи, поэтому для Абе это был самое заурядное дело.
– Да, но если вы читали европейские отзывы в «Взрасти», то почему же не рассказали об этом там? – спросил Скрофо.
– Да, да, мы говорили им, что это хорошая картина, сильная… Вы же знаете, мы пытаемся послать ее на Каннский фестиваль. Я просто хочу, чтобы ты понял, Умберто, у нас тут до чертиков работы, целое море проблем, надо вкалывать, – спокойно ответил агент. – Поверь мне, очень скоро лед тронется. Вот увидишь, что-то обязательно произойдет. А сейчас, дорогой, тебе надо просто сохранять терпение и верить.
– Я хороший продюсер, Абе, может быть, даже очень хороший, – холодно сказал Умберто. – Не только Огги, но и Джентес Темпо говорили мне, что я новый де Лаурентис, а эти поцы в Голливуде, эти твои Макополис, Занек и Кон, они даже не захотели посмотреть мой фильм.
– Я знаю, знаю, мой маленький Умберто, – мягко сказал Абе. – Ну, потерпи чуть-чуть, скоро все изменится. Тебе осталось ждать недолго, потерпи. Мы найдем длятебя картину. Послушай, я должен идти. Пока, малыш.
– Чао, Абе, – резко сказал Умберто и бросил трубку.
В ярости он проглотил холодный «капуччино». Если фильм пользуется такой популярностью в Европе, то почему к нему не проявляют никакого интереса в Америке? У него появилась навязчивая идея – снять фильм в Америке и стать одним из самых влиятельных людей Голливуда. Добиться Оскара, ходить на банкеты к Джеку Уорнеру, Рею Старку и Чарли Фелдману. Рождество у Макополиса совершенно его поразило. Ему там очень понравилось. Поэтому тот факт, что прекрасная пресса о «Потерянном городе» не произвела на Америку никакого впечатления, сильно ударил по его самолюбию. Но он не собирался сидеть сложа руки, жалея себя. Здесь, в Европе, у него три проекта, и он решил всецело посвятить себя им.
Проклятая Америка! – выругался он про себя, продолжая расчесывать шрам. Кто же им нужен? Ладно, я останусь здесь. Лучше быть большой рыбой в маленьком пруду, чем…
Скрофо стоял и смотрел на освещенную солнцем картину Моне, которая висела на бледно-золотой с розоватым отливом стене. Эта картина всегда успокаивала его, хотя нарисованная на ней светловолосая девушка чем-то смутно напоминала ему французскую проститутку, которая пыталась убить его в отеле «Риц». Может быть, он когда-нибудь с ней встретится. Тогда он выместит на ней весь свой гнев, всю ярость, он отомстит! Ну а пока надо делать фильмы.
«Потерянный город» имел в Англии колоссальный успех. Он оказался прав, настояв, чтобы Рамона и остальные участвовавшие в съемках артисты совершили рекламное турне по Европе. Несмотря на то что актеры требовали себе лимузины и роскошные люксы в самых дорогих отелях, затраты оправдали себя. Картине сделали колоссальную рекламу. В Европе она была фильмом номер один. Это был его дебют, и дебют успешный, и Умберто был безмерно счастлив.
В полутемную комнату вошла его новая молодая экономка. Окна были закрыты ставнями от полуденного солнца. Она вела себя как рабыня.
– Может, вам что-нибудь принести, синьор Скрофо?
– Да, – отрывисто произнес он своим сиплым голосом. Его всегда интересовало, почему она так говорит, как будто за что-то извиняется. – Холодный кофе и много сахара. Только не просыпь его на поднос, как ты сделала это в прошлый раз!
– Да, синьор, – кивнула девушка и исчезла. Синьор Скрофо вселял в нее ужас, но она не могла потерять эту работу. Он ей хорошо платил, а ее большой семье были так нужны деньги.
Умберто вздохнул. Ему было скучно, а он ужасно не любил скучать. Пришло время нанести еще один визит синьоре Альбертони в ее апартаментах на Виа Систина. С ней ему никогда не бывает скучно. Особенно когда она стоит перед ним в черных туфельках на высоком каблуке, в черных шелковых чулках, кружевные подвязки плотно облегают полные ляжки, светлые волосы рассыпались по раскрасневшемуся лицу, а он хлещет ее одним из тех изощренных приспособлений, которые она держит для особых клиентов.
Пять минут спустя в комнату нервно вошла горничная.
– Вас к телефону. Кажется, из Америки. – Когда она улыбалась, ее лицо было очень красивым. Он знал, как ей хочется побывать в Америке. Он тоже рвался туда. Может быть, теперь, когда его картина пользуется таким успехом, он, наконец, попадет в Америку.
Еще в Лос-Анджелесе Умберто подписал контракт с фирмой Уильяма Морриса. Его мало волновало, что эта организация объединяет почти триста продюсеров всего мира: его непомерное самомнение заставляло его считать себя вне конкуренции, ведь он, Умберто Скрофо, создал великий фильм. В Риме все так говорили, да он и сам всегда знал себе цену. Урод Умберто считал себя неотразимым, остроумным и культурным мужчиной. Они просто глупцы, если не понимают этого.
Он открыл ставню и выглянул в окно. По Спениш Степс ходили толпы туристов. Умберто разозлился, потому что они нарушали его спокойствие своими громкими выкриками и вспышками фотоаппаратов.
Джиа принесла ему телефон, в трубке потрескивало. Это был его агент Абе.
– Привет, Умберто, как поживаешь?
– Прекрасно, Абе, просто прекрасно. Какие последние новости о фильме?
– Картина наделала много шума. Новорожденный оказался в центре внимания. Думаю, ты уже смотрел «Вэраети». У нас тут тоже кое-кто тобой заинтересовался, – сказал Абе.
– Да?! – Умберто зажег сигару, чувствуя, что расплывается в лучезарной улыбке. – Кто-нибудь из тузов?
– Ну, не совсем из тузов, кое-кто из независимой корпорации. Роджер Корман, например.
– Роджер Корман! – взорвался Умберто. – Черт бы тебя побрал, он снимает ужасные фильмы! Мне он не подходит. Я же говорил тебе, Абе, что после «Потерянного города» я хотел бы сделать что-нибудь в Голливуде, понимаешь? Ты что-нибудь разузнал?
– Мы пытаемся, пытаемся, – ответил Абе привычно умиротворяющим тоном, которым он разговаривал и с актерами и с продюсерами. Для Абе не было никакой разницы, сделает Умберто фильм в Голливуде или в каком-нибудь другом месте. В Голливуде продюсеры росли прямо на пальмах; всем хотелось попасть из Европы в Голливуд.
Фильм Умберто пользовался большим успехом в Европе, но в Америке особого восхищения не вызвал. Работая сверхурочно, за небольшое вознаграждение, Абе не думал делать ничего, выходящего за рамки прямых обязанностей, чтобы протолкнуть фильм Скрофо. Он был рядовым клиентом Уильяма Морриса, одним из тысячи, поэтому для Абе это был самое заурядное дело.
– Да, но если вы читали европейские отзывы в «Взрасти», то почему же не рассказали об этом там? – спросил Скрофо.
– Да, да, мы говорили им, что это хорошая картина, сильная… Вы же знаете, мы пытаемся послать ее на Каннский фестиваль. Я просто хочу, чтобы ты понял, Умберто, у нас тут до чертиков работы, целое море проблем, надо вкалывать, – спокойно ответил агент. – Поверь мне, очень скоро лед тронется. Вот увидишь, что-то обязательно произойдет. А сейчас, дорогой, тебе надо просто сохранять терпение и верить.
– Я хороший продюсер, Абе, может быть, даже очень хороший, – холодно сказал Умберто. – Не только Огги, но и Джентес Темпо говорили мне, что я новый де Лаурентис, а эти поцы в Голливуде, эти твои Макополис, Занек и Кон, они даже не захотели посмотреть мой фильм.
– Я знаю, знаю, мой маленький Умберто, – мягко сказал Абе. – Ну, потерпи чуть-чуть, скоро все изменится. Тебе осталось ждать недолго, потерпи. Мы найдем длятебя картину. Послушай, я должен идти. Пока, малыш.
– Чао, Абе, – резко сказал Умберто и бросил трубку.
В ярости он проглотил холодный «капуччино». Если фильм пользуется такой популярностью в Европе, то почему к нему не проявляют никакого интереса в Америке? У него появилась навязчивая идея – снять фильм в Америке и стать одним из самых влиятельных людей Голливуда. Добиться Оскара, ходить на банкеты к Джеку Уорнеру, Рею Старку и Чарли Фелдману. Рождество у Макополиса совершенно его поразило. Ему там очень понравилось. Поэтому тот факт, что прекрасная пресса о «Потерянном городе» не произвела на Америку никакого впечатления, сильно ударил по его самолюбию. Но он не собирался сидеть сложа руки, жалея себя. Здесь, в Европе, у него три проекта, и он решил всецело посвятить себя им.
Проклятая Америка! – выругался он про себя, продолжая расчесывать шрам. Кто же им нужен? Ладно, я останусь здесь. Лучше быть большой рыбой в маленьком пруду, чем…
Скрофо стоял и смотрел на освещенную солнцем картину Моне, которая висела на бледно-золотой с розоватым отливом стене. Эта картина всегда успокаивала его, хотя нарисованная на ней светловолосая девушка чем-то смутно напоминала ему французскую проститутку, которая пыталась убить его в отеле «Риц». Может быть, он когда-нибудь с ней встретится. Тогда он выместит на ней весь свой гнев, всю ярость, он отомстит! Ну а пока надо делать фильмы.
Глава 3
– Я бы не отказался прожить так всю жизнь, – радостно прокричал Блуи Рейган. – Кому нужен этот кинобизнес, когда в мире есть такие яхты?!
Блуи Рейган, наполовину ирландец, наполовину американец, работал помощником режиссера с тех самых времен, когда появилось звуковое кино. Он работал с самыми разными людьми и знал все о процессе создания фильма. Жизнерадостный, веселый и приветливый, он был мечтой любого режиссера, и Ник Стоун очень ценил его, считая своей правой рукой. Ведь то, чего не знал Ник, всегда знал Рейган.
Ник согласился с Блуи. Это было прекрасно. Ничто так не улучшает настроение, как дружеские взаимоотношения между двумя мужчинами на таком маленьком суденышке.
С тех пор как они покинули Лос-Анджелес холодным туманным утром, прошло уже тридцать шесть часов. Море пугало: вокруг вздымались громадные пенящиеся валы, на верху которых болталась их стофутовая двухмачтовая яхта, не способная совершить ни малейшего маневра. «Изабель», экипаж которой состоял из пяти человек, прошла так почти полторы тысячи миль. В детстве Ник все время проводил в лодке, ловя рыбу, он обожал море, и это очень сблизило его с Блуи. Но даже его мучила морская болезнь во время этого шторма. Но теперь все было позади. Они приближались к тропикам, и серые воды Тихого океана постепенно становились голубыми. Ник и Блуи были загорелыми, сильными и мускулистыми, сменяя друг друга у штурвала, они обменивались веселыми шутками и историями.
Блуи было сорок восемь лет. Его волосы выгорели и приобрели странный светло-желтый цвет, а морщинистая кожа стала темно-коричневой, задубев на солнце; голубые глаза светились озорством, и он был счастлив только тогда, когда у него появлялась возможность совершить путешествие на яхте. Сейчас он совершенно расслабился и не утруждал себя мыслями о предстоящей работе.
Ник по натуре был менее жизнерадостным. Он неохотно согласился на уговоры Блуи плыть в Акапулько морем. Он очень любил море, но хотел все-таки лететь самолетом, потому что у них было еще очень много дел до начала съемок.
Но его первый помощник был непреклонен.
– Черт тебя побери, Ник, чтобы долететь до этого богом забытого местечка, потребуется столько же времени, сколько и на яхте. Во-первых, чтобы добраться до Тигуаны по этой раздолбанной дороге, тебе нужно, по меньшей мере, часов шесть-семь. Потом ты выбьешь поломанный двухмоторный самолетик, который стоит там еще со времен компании «Уингс», а пилотом наверняка окажется Ричард Арлен. Когда ты, наконец, дотащишься до Мехико, тебе придется там переночевать. А ночи там просто кошмарные, поверь мне! Утром ты проснешься с такой головной болью, что от нее выпадут все зубы! И, наконец, когда ты сядешь в Мехико в самолет компании «Аэро Нервозо» или как их там еще назвать, этих полудурков, тебе понадобится огромное количество гигиенических пакетов, чтобы не обляпаться, малыш. Ник улыбнулся, и Блуи продолжил: – Я скажу тебе правду, Ник. Ты ни за что не затащишь меня в самолет, если в кабине не будет сидеть старый американский пилот с не менее чем пятилетним опытом службы в американских военно-воздушных силах. – Он широко улыбнулся. Ник хохотал. – Поплыли со мной на «Изабель», малыш. У тебя будет четыре дня, чтобы расслабиться, поработать над сценарием, ты будешь в отличной форме. Обещаю тебе, что не буду пить по вечерам.
Члены экипажа – друзья Блуи – были одновременно телохранителями, компаньонами и слугами, естественно, когда не работали официантами и поварами. «Ребятки» Блуи были вместе уже много лет, и атмосфера была настолько дружеской, что шутки и смех не смолкали.
Ник очень беспокоился о своем продюсере Захарии Домино. Захарии было шестьдесят восемь лет, и он внезапно ослаб. За плечами у него был более чем пятидесятилетний опыт работы в кино. Он начинал посыльным в первых фильмах Чарли Чаплина, потом был помощником оператора в картинах Мэри Пикфорд, в двадцатых вместе с Кларой Боу был режиссером «Рыжих волос», снимавшегося по заказу «Фест нэшнл пикчерз». Он был прекрасный продюсер, знающий свое дело, умный и жесткий. Он разбирался во всех тонкостях кинобизнеса, и Ник мечтал научиться у него всему. Домино был ему очень нужен. Это был первый серьезный фильм Ника, и весь Голливуд внимательно следил за тем, что же у него получится. Если ничего не выйдет, он вернется к фильмам типа «Маленькие девочки в космосе». Но если «Коламбиа пикчерз» понесет убытки, надеяться будет не на что.
Ник очень волновался из-за этого фильма. Он знал, что многие на студии не хотели, чтобы режиссером был он, считая его слишком молодым и неопытным, хотя две его картины пользовались успехом. На студии было очень много режиссеров, и они думали, что выберут одного из них. Джордж Кьюкор, Дэвид Линн и Фред Зиннеманн хотели заполучить сценарий. Но старый дядюшка Спирос, верный родственным связям, настоял па кандидатуре Ника. Он был «главный судья» на студии, и остальным пришлось подчиниться… на время.
Руководство «Коламбиа пикчерз» не верило, что Ник сможет справиться с этой трудной задачей. Ему всего двадцать семь, а для этой картины нужен человек с огромным опытом, умеющий обращаться со звездами, охлаждать их горячий темперамент и решать тысячи проблем, которые будут возникать ежедневно в картине такого уровня. Они не верили, что Ник будет в состоянии с этим справиться, и ждали подтверждения своей правоты. Но Спирос был совершенно уверен, что Ник справится как нельзя лучше, особенно если ему поможет главный продюсер этого фильма Захария Домино. Бедный добрый дядюшка Спирос, он все-таки выпутался из трудного положения.
Блуи положил тяжелую руку на плечо друга, придерживая штурвал другой.
– В чем дело, Нико?
– Надеюсь, что с Заком все будет в порядке, – тихо ответил Ник. – Я читал отчет доктора из страховой компании. Он курит по шестьдесят сигарет в день, пьет виски, как рыба воду, а его сердечко все еще тарахтит. Он лучший продюсер в мире, и он нам очень нужен на съемках этого фильма.
– Не беспокойся, малыш, Зак настоящий борец! Он крепче, чем любой армейский ботинок с ржавыми гвоздями. Да он любого за пояс заткнет, выпорет всех этих врачей по их толстым задницам, и примчится к нам на съемки еще раньше, чем мы приплывем в Акапулько. Не волнуйся, Ник. Все будет о'кей.
После того как они взлетели, Доминик не прекращала возбужденно болтать и смеяться. Ее детское восхищение росло, чем ближе они подлетали к Акапулько. Весь переезд длился два дня, и Агата чувствовала, что вот-вот закричит, если Доминик не прекратит тараторить. Она скупила в аэропорту все киножурналы и теперь листала их, внимательно разглядывая фотографии тех звезд, которые, возможно, будут сниматься в «Кортесе» или приедут в Акапулько на съемки.
У Агаты раскалывалась голова. С каждой минутой боль становилась все мучительнее, а Доминик все болтала, не останавливаясь ни на минуту.
Шум двигателей усиливал боль, и ей совсем не хотелось смотреть фотографии, которые ей подсовывала Доминик.
– Смотри, Агата, Джулиан Брукс. О-ля-ля, Агата, он очарователен, не правда ли? Классный парень! Знойный мужчина, да?
Агата вырвала журнал из рук Доминик. Очаровательный, это слабо сказано, подумала она. Он просто Бог, самый прекрасный среди мужчин, живой Адонис. У нее даже засосало под ложечкой, когда она рассматривала его тело. Одной рукой он обнимал какую-то женщину, наверное, одну из своих партнерш.
– Это его невеста, – сказала Доминик. – Он помолвлен. Она тоже хороша, как ты считаешь?
Сердце Агаты сжал ледяной обруч. Невеста? Джулиан помолвлен? Агата внимательно смотрела на женщину, которая была сфотографирована в профиль, на ее длинные темные волосы. Судя по тому, как Джулиан смотрит на нее, они без ума друг от друга. Кто же она?
Агата яростно бросила журнал на колени Доминик.
– Все это чепуха, Доминик, – резко сказала она. – Я не интересуюсь кинозвездами. А теперь давай отдохнем, и прекрати болтать, у тебя впереди долгие дни напряженной работы.
Она закрыла глаза и попыталась заснуть, но ревность и разочарование завладели ее мыслями, которые были заняты Джулианом и его новой подругой. Как Джулиан может на ком-нибудь жениться… и именно сейчас, когда Агата наконец-то оказалась рядом с ним? Как он может так поступать с ней?
Блуи Рейган, наполовину ирландец, наполовину американец, работал помощником режиссера с тех самых времен, когда появилось звуковое кино. Он работал с самыми разными людьми и знал все о процессе создания фильма. Жизнерадостный, веселый и приветливый, он был мечтой любого режиссера, и Ник Стоун очень ценил его, считая своей правой рукой. Ведь то, чего не знал Ник, всегда знал Рейган.
Ник согласился с Блуи. Это было прекрасно. Ничто так не улучшает настроение, как дружеские взаимоотношения между двумя мужчинами на таком маленьком суденышке.
С тех пор как они покинули Лос-Анджелес холодным туманным утром, прошло уже тридцать шесть часов. Море пугало: вокруг вздымались громадные пенящиеся валы, на верху которых болталась их стофутовая двухмачтовая яхта, не способная совершить ни малейшего маневра. «Изабель», экипаж которой состоял из пяти человек, прошла так почти полторы тысячи миль. В детстве Ник все время проводил в лодке, ловя рыбу, он обожал море, и это очень сблизило его с Блуи. Но даже его мучила морская болезнь во время этого шторма. Но теперь все было позади. Они приближались к тропикам, и серые воды Тихого океана постепенно становились голубыми. Ник и Блуи были загорелыми, сильными и мускулистыми, сменяя друг друга у штурвала, они обменивались веселыми шутками и историями.
Блуи было сорок восемь лет. Его волосы выгорели и приобрели странный светло-желтый цвет, а морщинистая кожа стала темно-коричневой, задубев на солнце; голубые глаза светились озорством, и он был счастлив только тогда, когда у него появлялась возможность совершить путешествие на яхте. Сейчас он совершенно расслабился и не утруждал себя мыслями о предстоящей работе.
Ник по натуре был менее жизнерадостным. Он неохотно согласился на уговоры Блуи плыть в Акапулько морем. Он очень любил море, но хотел все-таки лететь самолетом, потому что у них было еще очень много дел до начала съемок.
Но его первый помощник был непреклонен.
– Черт тебя побери, Ник, чтобы долететь до этого богом забытого местечка, потребуется столько же времени, сколько и на яхте. Во-первых, чтобы добраться до Тигуаны по этой раздолбанной дороге, тебе нужно, по меньшей мере, часов шесть-семь. Потом ты выбьешь поломанный двухмоторный самолетик, который стоит там еще со времен компании «Уингс», а пилотом наверняка окажется Ричард Арлен. Когда ты, наконец, дотащишься до Мехико, тебе придется там переночевать. А ночи там просто кошмарные, поверь мне! Утром ты проснешься с такой головной болью, что от нее выпадут все зубы! И, наконец, когда ты сядешь в Мехико в самолет компании «Аэро Нервозо» или как их там еще назвать, этих полудурков, тебе понадобится огромное количество гигиенических пакетов, чтобы не обляпаться, малыш. Ник улыбнулся, и Блуи продолжил: – Я скажу тебе правду, Ник. Ты ни за что не затащишь меня в самолет, если в кабине не будет сидеть старый американский пилот с не менее чем пятилетним опытом службы в американских военно-воздушных силах. – Он широко улыбнулся. Ник хохотал. – Поплыли со мной на «Изабель», малыш. У тебя будет четыре дня, чтобы расслабиться, поработать над сценарием, ты будешь в отличной форме. Обещаю тебе, что не буду пить по вечерам.
Члены экипажа – друзья Блуи – были одновременно телохранителями, компаньонами и слугами, естественно, когда не работали официантами и поварами. «Ребятки» Блуи были вместе уже много лет, и атмосфера была настолько дружеской, что шутки и смех не смолкали.
Ник очень беспокоился о своем продюсере Захарии Домино. Захарии было шестьдесят восемь лет, и он внезапно ослаб. За плечами у него был более чем пятидесятилетний опыт работы в кино. Он начинал посыльным в первых фильмах Чарли Чаплина, потом был помощником оператора в картинах Мэри Пикфорд, в двадцатых вместе с Кларой Боу был режиссером «Рыжих волос», снимавшегося по заказу «Фест нэшнл пикчерз». Он был прекрасный продюсер, знающий свое дело, умный и жесткий. Он разбирался во всех тонкостях кинобизнеса, и Ник мечтал научиться у него всему. Домино был ему очень нужен. Это был первый серьезный фильм Ника, и весь Голливуд внимательно следил за тем, что же у него получится. Если ничего не выйдет, он вернется к фильмам типа «Маленькие девочки в космосе». Но если «Коламбиа пикчерз» понесет убытки, надеяться будет не на что.
Ник очень волновался из-за этого фильма. Он знал, что многие на студии не хотели, чтобы режиссером был он, считая его слишком молодым и неопытным, хотя две его картины пользовались успехом. На студии было очень много режиссеров, и они думали, что выберут одного из них. Джордж Кьюкор, Дэвид Линн и Фред Зиннеманн хотели заполучить сценарий. Но старый дядюшка Спирос, верный родственным связям, настоял па кандидатуре Ника. Он был «главный судья» на студии, и остальным пришлось подчиниться… на время.
Руководство «Коламбиа пикчерз» не верило, что Ник сможет справиться с этой трудной задачей. Ему всего двадцать семь, а для этой картины нужен человек с огромным опытом, умеющий обращаться со звездами, охлаждать их горячий темперамент и решать тысячи проблем, которые будут возникать ежедневно в картине такого уровня. Они не верили, что Ник будет в состоянии с этим справиться, и ждали подтверждения своей правоты. Но Спирос был совершенно уверен, что Ник справится как нельзя лучше, особенно если ему поможет главный продюсер этого фильма Захария Домино. Бедный добрый дядюшка Спирос, он все-таки выпутался из трудного положения.
Блуи положил тяжелую руку на плечо друга, придерживая штурвал другой.
– В чем дело, Нико?
– Надеюсь, что с Заком все будет в порядке, – тихо ответил Ник. – Я читал отчет доктора из страховой компании. Он курит по шестьдесят сигарет в день, пьет виски, как рыба воду, а его сердечко все еще тарахтит. Он лучший продюсер в мире, и он нам очень нужен на съемках этого фильма.
– Не беспокойся, малыш, Зак настоящий борец! Он крепче, чем любой армейский ботинок с ржавыми гвоздями. Да он любого за пояс заткнет, выпорет всех этих врачей по их толстым задницам, и примчится к нам на съемки еще раньше, чем мы приплывем в Акапулько. Не волнуйся, Ник. Все будет о'кей.
После того как они взлетели, Доминик не прекращала возбужденно болтать и смеяться. Ее детское восхищение росло, чем ближе они подлетали к Акапулько. Весь переезд длился два дня, и Агата чувствовала, что вот-вот закричит, если Доминик не прекратит тараторить. Она скупила в аэропорту все киножурналы и теперь листала их, внимательно разглядывая фотографии тех звезд, которые, возможно, будут сниматься в «Кортесе» или приедут в Акапулько на съемки.
У Агаты раскалывалась голова. С каждой минутой боль становилась все мучительнее, а Доминик все болтала, не останавливаясь ни на минуту.
Шум двигателей усиливал боль, и ей совсем не хотелось смотреть фотографии, которые ей подсовывала Доминик.
– Смотри, Агата, Джулиан Брукс. О-ля-ля, Агата, он очарователен, не правда ли? Классный парень! Знойный мужчина, да?
Агата вырвала журнал из рук Доминик. Очаровательный, это слабо сказано, подумала она. Он просто Бог, самый прекрасный среди мужчин, живой Адонис. У нее даже засосало под ложечкой, когда она рассматривала его тело. Одной рукой он обнимал какую-то женщину, наверное, одну из своих партнерш.
– Это его невеста, – сказала Доминик. – Он помолвлен. Она тоже хороша, как ты считаешь?
Сердце Агаты сжал ледяной обруч. Невеста? Джулиан помолвлен? Агата внимательно смотрела на женщину, которая была сфотографирована в профиль, на ее длинные темные волосы. Судя по тому, как Джулиан смотрит на нее, они без ума друг от друга. Кто же она?
Агата яростно бросила журнал на колени Доминик.
– Все это чепуха, Доминик, – резко сказала она. – Я не интересуюсь кинозвездами. А теперь давай отдохнем, и прекрати болтать, у тебя впереди долгие дни напряженной работы.
Она закрыла глаза и попыталась заснуть, но ревность и разочарование завладели ее мыслями, которые были заняты Джулианом и его новой подругой. Как Джулиан может на ком-нибудь жениться… и именно сейчас, когда Агата наконец-то оказалась рядом с ним? Как он может так поступать с ней?
Глава 4
Сразу же по прибытии на Билла Вьера Ник позвонил Электре, которая ужасно обрадовалась его звонку. Он распаковался, принял душ, переоделся и через двадцать минут уже сидел в одном из номеров отеля, специально переоборудованном для работы. Вокруг стола собралась вся съемочная группа: режиссеры, мастера по свету, костюмеры, помощники режиссеров, консультанты по комбинированным съемкам, издатели и авторы сценария, мрачно выглядевшие супруги Франкович и, естественно, тот, кто был здесь важнее всех, – Захария Домино, главный продюсер Ника. Глаза Зака были усталыми, плечи ссутулились, и сигареты «Кэмел» одна за другой таяли в его желтых от никотина пальцах.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Ник.
– Сегодня не так жарко, – вяло улыбнулся Зак. – Но ты не беспокойся. Думаю, это знаменитое проклятие Монтесумы. Он, наверно, ужасно зол на нас за то, что мы ворошим прошлое.
Все вокруг рассмеялись, только Киттенз, художник по костюмам, стояла молча.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Ник.
– Сегодня не так жарко, – вяло улыбнулся Зак. – Но ты не беспокойся. Думаю, это знаменитое проклятие Монтесумы. Он, наверно, ужасно зол на нас за то, что мы ворошим прошлое.
Все вокруг рассмеялись, только Киттенз, художник по костюмам, стояла молча.