– Что ты там за особо вкусные блинчики с вареньем готовишь по утрам? Это же надо часа на два раньше вставать.
Я охотно делюсь с подругой своим рецептом на скорую руку, и она всякий раз при этом советует:
– Чего бы тебе не выпустить книгу для работающих женщин, у которых обычно мало времени на приготовление пищи?
– Разве я могу быть уверенной в том, что это до меня уже не придумали? – пожимаю плечами. – Просто мы не успеваем прочитывать все кулинарные книги, которые для нас выпускают подлинные специалисты... Да и есть ли у меня время их читать?
Понятно, мальчишек мой завтрак устроит, а вот моего парня – не знаю. Вдруг он привык завтракать более плотно? Приготовив все на столе, я иду будить мальчишек, а заодно и Михаила Ивановича.
Начинаю со старшего. У него есть еще минут десять, чтобы принять душ. Или он поедет домой – ведь у меня нет мужских лезвий, а он, может, захочет побриться.
– Миша, – зову я его, остановившись в дверях. Догадываюсь, что будет, стань я поближе.
Он уже проснулся и смотрит на меня призывно.
– Времени совершенно нет, – качаю я головой. – Мне еще мальчишек будить. Иди, пока ванная не занята.
Он со вздохом поднимается.
– Впервые мне совершенно не хочется идти на работу.
– Только сегодня? Счастливый, – говорю я, – у меня такое желание возникает гораздо чаще.
Поднимается он быстро. Споро одевается.
– А вот побриться тебе, увы, нечем, – развожу я руками.
– Ничего, – машет он рукой, – у меня в офисе есть все необходимое.
– Да, и еще, у меня на завтрак блинчики с вареньем. Но если ты привык завтракать плотно, я успею приготовить тебе отбивную.
– Достаточно блинчиков, – бормочет он, – это будет и так сверх лимита, если учесть, что частенько я вообще не завтракаю.
– В общем, быстро делай все свои дела – и марш на кухню!
– Слушаюсь! – лихо отвечает он.
С мальчишками приходится потруднее. Точнее, с нашим маленьким гостем. Дима Самойлов обычно капризничает по утрам, а Мишка встает без нытья, как настоящий солдат. Раз! – и готов.
– О, дядя Миша! – слышу я голос сына через некоторое время. – Вы ночевали у нас.
– Спал на диване, – признается его тезка. На всякий случай. Не знает, как к этому отнесется мальчик. – Представляешь, забыл на работе ключи, пришлось к вам в квартиру попроситься.
– А как же вы теперь?
– Ну, теперь меня охранник пустит в здание, и я возьму ключи со своего стола...
Что выдумывает, надо же! Вообще-то прежде случалось, что кое-кто из моих знакомых мужчин оставался в моей квартире, но никто из них вот так не докладывал сыну, почему он это делает. На ходу выдумал целую историю: ключи он забыл. Но от этого почему-то мне становится весело. Приятно, что к моему пусть и маленькому сыну мой мужчина относится с уважением.
За столом у нас царит веселье, хотя обычно мама в таких случаях делала нам замечание:
– Когда я ем, я глух и нем!
Но мне это тоже нравится. Мальчишки сразу подтягиваются. Димка и думать забыл о том, чтобы капризничать. Я с грустью размышляю о том, что бедные дети не знают, каково это – завтракать за одним столом с взрослым мужчиной, который отвечает на все их вопросы и даже обещает не только весной взять теперь уже обоих мальчишек на ипподром, но и побывать с ними – не через три месяца, а завтра! – на стройке самого настоящего бассейна.
Я только открываю рот, чтобы сказать – а садик? Но потом вспоминаю, что завтра суббота. Значит, Михаил собирается заниматься с мальчишками и в свой выходной день?
От умиления, кажется, я готова расслабиться, но тут мой взгляд падает на кухонные часы.
– Быстро завтракать, – кричу я, – и одеваться. Мы опаздываем в садик!
Не слишком ли часто в последнее время?
Михаил и здесь не оставляет мальчишек вниманием. С его помощью Димка одет в две минуты, и его друг, по-моему, даже несколько досадует, что привык быстро одеваться сам.
Пока происходит эта суета, я успеваю позвонить Любаше и попросить ее через полчаса прийти в наш офис.
– Давай я мальчиков сам отвезу? – предлагает мне мой возлюбленный.
– А ты знаешь, где это?
– Если это садик «Степашка», то как не знать? – посмеивается он. – Ведь я же его и строил!
Остается лишь согласно кивнуть и не спеша проверить, как я одета и не забыла ли взять с собой ключи и мобильник.
Мальчишки усаживаются в джип и машут мне руками. Мордашки у них довольные, так что я поневоле вздыхаю: что поделаешь, если на всех не хватает нормальных отцов?!
Конечно, я не успеваю Михаилу объяснить, зачем тороплюсь в офис. Мне и в самом деле не терпится побыстрее начать свое расследование, но совсем не в такой последовательности, как советовал мне Найденов.
Я выбрала одного человека – Любашу, девушку, в которой уверена на сто процентов. Я просто не могу ошибиться, иначе тогда грош цена мне как педагогу. Эта девушка не может быть виноватой прежде всего по причине своей трепетной любви к «рукопашке». И она слишком порядочна, если можно быть порядочной слишком...
Вспоминается Любашина принципиальность в таких вопросах, в которых другие девушки могли спасовать или просто промолчать. Она никогда не боялась сказать в глаза любому самые нелицеприятные слова, если считала, что человек в чем-то виноват. На нее обижались, с ней мало кто дружил, но надежнее человека я все-таки не знала. По крайней мере среди спортсменов.
Надо же, в своей жизни я сталкивалась всего с двумя девушками по имени Любовь, но одна из них меня ненавидела и готова была сжить со свету, а другая – любила и была всегда честна со мной...
Именно с ней я решила посоветоваться, как провести свое собственное расследование.
– Это хорошо, что ты мне позвонила, – говорит Любаша, раздеваясь и без приглашения присаживаясь к столу в ответ на мой удивленный взгляд – девушка не из тех, кто злоупотребляет панибратством. – Давай между собой не церемониться, а? Мы же ровесницы, а наше положение, судя по всему, аховое.
– Пока не совсем, но я не могу не думать о том, что кто-то среди нас...
– Меня подозреваешь? – интересуется она совершенно спокойно, без тени обиды.
– Нет, не подозреваю, потому и позвала.
– Спасибо за откровенность. Это и в самом деле не я, но то, что кто-то из нас, я тоже уверена. Только вот зачем?
– Знаешь, дошло до того, что кто-то из наших девчонок – я только сейчас об этом вспомнила – подставил мне подножку, когда я шла к гробу.
– Подножку? – изумляется Люба. – А я еще подумала, что это наша шефиня на ногах не держится, выпила, что ли? Но тогда это уже наглость. То есть кто-то совсем ничего не боится.
– Причем настолько, что спокойно рассказывает о том, что мы вовсе не телохранители, а... сама знаешь кто...
– Вот именно, с этой сплетни все и началось. Кто знает, не уверь себя этот Загорулько...
– Загоруйко.
– Какая разница, все равно подонок! Но он ведь решил, что Алина разыгрывает из себя недотрогу, в то время как сама... Да мало ли что он себе напридумывал!
– И представь, как в такой атмосфере работать?
– А почему все-таки ты позвала меня? – продолжает допытываться Любаша.
– Потому что я уже думала: вдруг мне придется уйти, тогда я передала бы свою фирму тебе.
– Мне? – Она приятно удивлена. – А знаешь, я бы согласилась... Правда, деньги смогла бы выплачивать тебе только частями.
– Догадываюсь!
Мы с улыбкой переглядываемся.
– Постой, а почему вообще возник этот вопрос? Чего вдруг ты решила уходить? Насколько я помню, нашей фирме нет и года...
– Просто я поняла, что оказалась слишком самонадеянной. Особо не интересовалась вами. Следователь сказал, Алина была девушкой, ну, ты понимаешь, я имею в виду физиологию...
– Не может быть! – говорит Любаша, не сводя с меня глаз. – А я еще удивлялась, почему она мужиков сторонится? Честно говоря, даже подумала, уж не розового ли оттенка девочка... Прости, она же умерла, а я в таком тоне...
– Вот именно, а почему она сторонилась, никто из нас не знал, правда же? В том числе и я. И теперь скорее всего и не узнаем!
– И это тебя мучает? – понимающе кивает Любаша.
– Мучает. Какой же я директор, если не знаю о своих сотрудниках самого главного? К тому же как педагог я могла бы поинтересоваться, что с девушкой происходит, ведь Алина из нас была самая молодая.
Любаша некоторое время размышляет.
– Ладно, мы еще не решили более насущную проблему, – напоминает она. – И ты знаешь, что я придумала на досуге? А давай обратимся к ясновидящей.
– Что? Я не ослышалась?
– Догадываюсь, ты в это не веришь. Но, между прочим, к ней даже менты обращались, и она им помогала.
– Кого именно ты имеешь в виду? Их же у нас полно. Поди знай, которая та самая.
– Ясновидящая Наталья, – на полном серьезе сообщает Любаша, хотя я все жду, что в последний момент она заявит, будто пошутила. – А что, мы ведь ничего не теряем!
В самом деле ничего. Но я все колеблюсь.
– Собери фотографии всех девчонок. Да что там собери! У нас же есть хороший групповой снимок, не так ли?
Действительно есть. Но я все медлю, все жду, что меня осенит какая-то более удачная мысль. Увы!
– И кто к ней пойдет?
– Конечно, ты! – уверенно говорит девушка. – Чтобы никаких сомнений не было. Да мне и некогда. Я, между прочим, работаю по контракту, если вы еще помните, Ванесса Михайловна. Предупредила клиента, что на час задержусь. Не стоит ведь злоупотреблять, правда?
– Правда, – со вздохом соглашаюсь я. – Там, у этой ясновидящей, наверное, очередь?
– А ты позвони, – улыбается Любаша. Она видит меня насквозь, понимает, что идти мне не хочется. – Тебе назначат время.
Как на прием к министру, честное слово. Но приходится звонить. И идти к назначенному времени – к четырнадцати часам.
Не верю я ни в каких экстрасенсов, а тем более в ясновидящих. Первые по крайней мере хоть как-то по-научному звучат, а ясновидящие? Лучше бы я послушалась Михаила и посидела бы, читая личные дела. Вдруг бы меня и осенило...
Но, как говорится, не до жиру, быть бы живу.
Ясновидящая Наталья на ясновидящую совсем не похожа. По крайней мере как я себе такого человека представляла. Молодая женщина с гладко зачесанными русыми волосами сидит за обычным столом – никакого особого интерьера, никаких мистических знаков. В ответ на мое приветствие здоровается.
И поскольку я молчу, приготовившись совсем не к такой картине, и не сразу нахожу подходящие слова, она заговаривает первая:
– Вы хотите узнать, кто в вашем близком окружении испытывает к вам такую зависть, что совершает ради этого самые недостойные поступки?
– Но откуда вы... – бормочу я в совершенном изумлении, потому что все еще думаю, будто это шарлатанство. – Ах да...
Я поспешно лезу в сумочку и достаю фотографию, на которой снята вместе со своими девушками. Снимок хороший, отчетливый – мы снялись в тот самый день, когда открылась фирма «Афина». Наше охранное агентство.
Ясновидящая кладет фотографию на стол и простирает над ней руку. Этот жест мне кажется театральным – впрочем, я пришла сюда с определенным убеждением, от которого так трудно враз отказаться.
– Один человек на этой фотографии недавно умер. Вот эта девушка, третья слева.
Третья слева – Алина, но пока что такое угадывание меня не убеждает. Снимок девушки был напечатан в городских газетах, и ясновидящая вполне могла его видеть.
– Действительно, ее похоронили позавчера, – говорю я.
– А крайняя девушка справа затаила на вас злобу. Вы встречались с мужчиной, которого она любила, и теперь считает, что вы сломали ей жизнь. Она думает, что вам все легко дается и что она заслуживает не меньшего успеха... Это бывает.
Ясновидящая неожиданно улыбается мне.
– Не расстраивайтесь, к сожалению, завистники всегда рядом с успешными людьми. Если бы их зависть порой не материализовалась самым страшным образом, на них можно было бы не обращать внимания... Вы еще хотели что-то узнать?
– Спасибо, – шепчу я, просто-таки раздавленная ее сообщением, – больше ничего!
Я поднимаюсь, чтобы уйти, но она останавливает меня жестом руки:
– Подождите. Если вы встречаете человека, от которого, как вы чувствуете, исходит на вас поток отрицательной энергии, посмотрите в точку, которая находится как раз посредине между бровями. В районе третьего глаза. И скажите: «Соль да вода!» Это защитит вас.
– Спасибо. До свидания.
Я торопливо иду к двери, как будто ясновидящая опять скажет мне что-нибудь такое, от чего я приду в еще большее замешательство.
Крайняя девушка справа на снимке – Маргарита. Когда девчонки рассказали мне, что она завела роман с клиентом, я не придала этому значения. То есть, правильнее будет сказать, не придала того значения, которое этот случай имел.
Ничего здесь не было случайностью: ни глупый роман – я теперь вспомнила, с нами заключал контракт известный художник, но как мужчина внешне совершенно неинтересный. Зная пристрастия Маргариты – она первым делом смотрела, чтобы мужчина был ростом не ниже метра восьмидесяти, со спортивной фигурой, непременно молодой. Или ровесник, или моложе... Можно было сразу догадаться, что здесь нечисто, а я проявила акт милосердия, простила якобы увлекшуюся клиентом девушку...
– Кому нужны эти вонючие старики! – брезгливо говорила она.
Я бы скорее поверила, что Маргарита завела роман с сыном клиента, но никак не с художником, которому было под семьдесят, да и внешне он никак не мог привлечь внимания разборчивой девицы: низкорослый, пузатый и не слишком опрятный. То, что он был при этом незаурядным человеком, Маргариту вряд ли прельстило бы... За что же она меня так ненавидит?
Надо было задать этот вопрос ясновидящей Наталье. Она бы наверняка ответила, а теперь гадай... Да и какая разница, кто он, тот, с кем у меня был роман, кто, как считалось, был Маргаритиным мужчиной? Чего без толку гадать?
Вот как мне аукнулось мое отношение к временным связям с мужчинами – я не воспринимала их всерьез. Не то чтобы любовников у меня было так уж много, но обычно, встречаясь с тем или иным из них, я заранее знала, что мы все равно расстанемся. Причем по моей инициативе.
Значит, она нарочно устроилась ко мне в фирму... Смотря кто был ее любимый... Во всяком случае, не помню, чтобы я мужчину у кого-нибудь уводила. Я предпочитала не встречаться с женатыми. Разве что однажды позволила себе это с Путейцевым. И во второй раз – с Макаровым. Меня оправдывает лишь то, что их жен я лично не знала.
Выходит, мужчина, которого любила Маргарита, не был ей ни мужем, ни постоянным любовником... Тогда кто, кто он?!
В любом случае мне необходимо встретиться с Маргаритой. Пусть выскажет мне все в глаза. Тем более что после случившегося работать нам вместе когда-нибудь вряд ли придется.
Глава тридцатая
Я охотно делюсь с подругой своим рецептом на скорую руку, и она всякий раз при этом советует:
– Чего бы тебе не выпустить книгу для работающих женщин, у которых обычно мало времени на приготовление пищи?
– Разве я могу быть уверенной в том, что это до меня уже не придумали? – пожимаю плечами. – Просто мы не успеваем прочитывать все кулинарные книги, которые для нас выпускают подлинные специалисты... Да и есть ли у меня время их читать?
Понятно, мальчишек мой завтрак устроит, а вот моего парня – не знаю. Вдруг он привык завтракать более плотно? Приготовив все на столе, я иду будить мальчишек, а заодно и Михаила Ивановича.
Начинаю со старшего. У него есть еще минут десять, чтобы принять душ. Или он поедет домой – ведь у меня нет мужских лезвий, а он, может, захочет побриться.
– Миша, – зову я его, остановившись в дверях. Догадываюсь, что будет, стань я поближе.
Он уже проснулся и смотрит на меня призывно.
– Времени совершенно нет, – качаю я головой. – Мне еще мальчишек будить. Иди, пока ванная не занята.
Он со вздохом поднимается.
– Впервые мне совершенно не хочется идти на работу.
– Только сегодня? Счастливый, – говорю я, – у меня такое желание возникает гораздо чаще.
Поднимается он быстро. Споро одевается.
– А вот побриться тебе, увы, нечем, – развожу я руками.
– Ничего, – машет он рукой, – у меня в офисе есть все необходимое.
– Да, и еще, у меня на завтрак блинчики с вареньем. Но если ты привык завтракать плотно, я успею приготовить тебе отбивную.
– Достаточно блинчиков, – бормочет он, – это будет и так сверх лимита, если учесть, что частенько я вообще не завтракаю.
– В общем, быстро делай все свои дела – и марш на кухню!
– Слушаюсь! – лихо отвечает он.
С мальчишками приходится потруднее. Точнее, с нашим маленьким гостем. Дима Самойлов обычно капризничает по утрам, а Мишка встает без нытья, как настоящий солдат. Раз! – и готов.
– О, дядя Миша! – слышу я голос сына через некоторое время. – Вы ночевали у нас.
– Спал на диване, – признается его тезка. На всякий случай. Не знает, как к этому отнесется мальчик. – Представляешь, забыл на работе ключи, пришлось к вам в квартиру попроситься.
– А как же вы теперь?
– Ну, теперь меня охранник пустит в здание, и я возьму ключи со своего стола...
Что выдумывает, надо же! Вообще-то прежде случалось, что кое-кто из моих знакомых мужчин оставался в моей квартире, но никто из них вот так не докладывал сыну, почему он это делает. На ходу выдумал целую историю: ключи он забыл. Но от этого почему-то мне становится весело. Приятно, что к моему пусть и маленькому сыну мой мужчина относится с уважением.
За столом у нас царит веселье, хотя обычно мама в таких случаях делала нам замечание:
– Когда я ем, я глух и нем!
Но мне это тоже нравится. Мальчишки сразу подтягиваются. Димка и думать забыл о том, чтобы капризничать. Я с грустью размышляю о том, что бедные дети не знают, каково это – завтракать за одним столом с взрослым мужчиной, который отвечает на все их вопросы и даже обещает не только весной взять теперь уже обоих мальчишек на ипподром, но и побывать с ними – не через три месяца, а завтра! – на стройке самого настоящего бассейна.
Я только открываю рот, чтобы сказать – а садик? Но потом вспоминаю, что завтра суббота. Значит, Михаил собирается заниматься с мальчишками и в свой выходной день?
От умиления, кажется, я готова расслабиться, но тут мой взгляд падает на кухонные часы.
– Быстро завтракать, – кричу я, – и одеваться. Мы опаздываем в садик!
Не слишком ли часто в последнее время?
Михаил и здесь не оставляет мальчишек вниманием. С его помощью Димка одет в две минуты, и его друг, по-моему, даже несколько досадует, что привык быстро одеваться сам.
Пока происходит эта суета, я успеваю позвонить Любаше и попросить ее через полчаса прийти в наш офис.
– Давай я мальчиков сам отвезу? – предлагает мне мой возлюбленный.
– А ты знаешь, где это?
– Если это садик «Степашка», то как не знать? – посмеивается он. – Ведь я же его и строил!
Остается лишь согласно кивнуть и не спеша проверить, как я одета и не забыла ли взять с собой ключи и мобильник.
Мальчишки усаживаются в джип и машут мне руками. Мордашки у них довольные, так что я поневоле вздыхаю: что поделаешь, если на всех не хватает нормальных отцов?!
Конечно, я не успеваю Михаилу объяснить, зачем тороплюсь в офис. Мне и в самом деле не терпится побыстрее начать свое расследование, но совсем не в такой последовательности, как советовал мне Найденов.
Я выбрала одного человека – Любашу, девушку, в которой уверена на сто процентов. Я просто не могу ошибиться, иначе тогда грош цена мне как педагогу. Эта девушка не может быть виноватой прежде всего по причине своей трепетной любви к «рукопашке». И она слишком порядочна, если можно быть порядочной слишком...
Вспоминается Любашина принципиальность в таких вопросах, в которых другие девушки могли спасовать или просто промолчать. Она никогда не боялась сказать в глаза любому самые нелицеприятные слова, если считала, что человек в чем-то виноват. На нее обижались, с ней мало кто дружил, но надежнее человека я все-таки не знала. По крайней мере среди спортсменов.
Надо же, в своей жизни я сталкивалась всего с двумя девушками по имени Любовь, но одна из них меня ненавидела и готова была сжить со свету, а другая – любила и была всегда честна со мной...
Именно с ней я решила посоветоваться, как провести свое собственное расследование.
– Это хорошо, что ты мне позвонила, – говорит Любаша, раздеваясь и без приглашения присаживаясь к столу в ответ на мой удивленный взгляд – девушка не из тех, кто злоупотребляет панибратством. – Давай между собой не церемониться, а? Мы же ровесницы, а наше положение, судя по всему, аховое.
– Пока не совсем, но я не могу не думать о том, что кто-то среди нас...
– Меня подозреваешь? – интересуется она совершенно спокойно, без тени обиды.
– Нет, не подозреваю, потому и позвала.
– Спасибо за откровенность. Это и в самом деле не я, но то, что кто-то из нас, я тоже уверена. Только вот зачем?
– Знаешь, дошло до того, что кто-то из наших девчонок – я только сейчас об этом вспомнила – подставил мне подножку, когда я шла к гробу.
– Подножку? – изумляется Люба. – А я еще подумала, что это наша шефиня на ногах не держится, выпила, что ли? Но тогда это уже наглость. То есть кто-то совсем ничего не боится.
– Причем настолько, что спокойно рассказывает о том, что мы вовсе не телохранители, а... сама знаешь кто...
– Вот именно, с этой сплетни все и началось. Кто знает, не уверь себя этот Загорулько...
– Загоруйко.
– Какая разница, все равно подонок! Но он ведь решил, что Алина разыгрывает из себя недотрогу, в то время как сама... Да мало ли что он себе напридумывал!
– И представь, как в такой атмосфере работать?
– А почему все-таки ты позвала меня? – продолжает допытываться Любаша.
– Потому что я уже думала: вдруг мне придется уйти, тогда я передала бы свою фирму тебе.
– Мне? – Она приятно удивлена. – А знаешь, я бы согласилась... Правда, деньги смогла бы выплачивать тебе только частями.
– Догадываюсь!
Мы с улыбкой переглядываемся.
– Постой, а почему вообще возник этот вопрос? Чего вдруг ты решила уходить? Насколько я помню, нашей фирме нет и года...
– Просто я поняла, что оказалась слишком самонадеянной. Особо не интересовалась вами. Следователь сказал, Алина была девушкой, ну, ты понимаешь, я имею в виду физиологию...
– Не может быть! – говорит Любаша, не сводя с меня глаз. – А я еще удивлялась, почему она мужиков сторонится? Честно говоря, даже подумала, уж не розового ли оттенка девочка... Прости, она же умерла, а я в таком тоне...
– Вот именно, а почему она сторонилась, никто из нас не знал, правда же? В том числе и я. И теперь скорее всего и не узнаем!
– И это тебя мучает? – понимающе кивает Любаша.
– Мучает. Какой же я директор, если не знаю о своих сотрудниках самого главного? К тому же как педагог я могла бы поинтересоваться, что с девушкой происходит, ведь Алина из нас была самая молодая.
Любаша некоторое время размышляет.
– Ладно, мы еще не решили более насущную проблему, – напоминает она. – И ты знаешь, что я придумала на досуге? А давай обратимся к ясновидящей.
– Что? Я не ослышалась?
– Догадываюсь, ты в это не веришь. Но, между прочим, к ней даже менты обращались, и она им помогала.
– Кого именно ты имеешь в виду? Их же у нас полно. Поди знай, которая та самая.
– Ясновидящая Наталья, – на полном серьезе сообщает Любаша, хотя я все жду, что в последний момент она заявит, будто пошутила. – А что, мы ведь ничего не теряем!
В самом деле ничего. Но я все колеблюсь.
– Собери фотографии всех девчонок. Да что там собери! У нас же есть хороший групповой снимок, не так ли?
Действительно есть. Но я все медлю, все жду, что меня осенит какая-то более удачная мысль. Увы!
– И кто к ней пойдет?
– Конечно, ты! – уверенно говорит девушка. – Чтобы никаких сомнений не было. Да мне и некогда. Я, между прочим, работаю по контракту, если вы еще помните, Ванесса Михайловна. Предупредила клиента, что на час задержусь. Не стоит ведь злоупотреблять, правда?
– Правда, – со вздохом соглашаюсь я. – Там, у этой ясновидящей, наверное, очередь?
– А ты позвони, – улыбается Любаша. Она видит меня насквозь, понимает, что идти мне не хочется. – Тебе назначат время.
Как на прием к министру, честное слово. Но приходится звонить. И идти к назначенному времени – к четырнадцати часам.
Не верю я ни в каких экстрасенсов, а тем более в ясновидящих. Первые по крайней мере хоть как-то по-научному звучат, а ясновидящие? Лучше бы я послушалась Михаила и посидела бы, читая личные дела. Вдруг бы меня и осенило...
Но, как говорится, не до жиру, быть бы живу.
Ясновидящая Наталья на ясновидящую совсем не похожа. По крайней мере как я себе такого человека представляла. Молодая женщина с гладко зачесанными русыми волосами сидит за обычным столом – никакого особого интерьера, никаких мистических знаков. В ответ на мое приветствие здоровается.
И поскольку я молчу, приготовившись совсем не к такой картине, и не сразу нахожу подходящие слова, она заговаривает первая:
– Вы хотите узнать, кто в вашем близком окружении испытывает к вам такую зависть, что совершает ради этого самые недостойные поступки?
– Но откуда вы... – бормочу я в совершенном изумлении, потому что все еще думаю, будто это шарлатанство. – Ах да...
Я поспешно лезу в сумочку и достаю фотографию, на которой снята вместе со своими девушками. Снимок хороший, отчетливый – мы снялись в тот самый день, когда открылась фирма «Афина». Наше охранное агентство.
Ясновидящая кладет фотографию на стол и простирает над ней руку. Этот жест мне кажется театральным – впрочем, я пришла сюда с определенным убеждением, от которого так трудно враз отказаться.
– Один человек на этой фотографии недавно умер. Вот эта девушка, третья слева.
Третья слева – Алина, но пока что такое угадывание меня не убеждает. Снимок девушки был напечатан в городских газетах, и ясновидящая вполне могла его видеть.
– Действительно, ее похоронили позавчера, – говорю я.
– А крайняя девушка справа затаила на вас злобу. Вы встречались с мужчиной, которого она любила, и теперь считает, что вы сломали ей жизнь. Она думает, что вам все легко дается и что она заслуживает не меньшего успеха... Это бывает.
Ясновидящая неожиданно улыбается мне.
– Не расстраивайтесь, к сожалению, завистники всегда рядом с успешными людьми. Если бы их зависть порой не материализовалась самым страшным образом, на них можно было бы не обращать внимания... Вы еще хотели что-то узнать?
– Спасибо, – шепчу я, просто-таки раздавленная ее сообщением, – больше ничего!
Я поднимаюсь, чтобы уйти, но она останавливает меня жестом руки:
– Подождите. Если вы встречаете человека, от которого, как вы чувствуете, исходит на вас поток отрицательной энергии, посмотрите в точку, которая находится как раз посредине между бровями. В районе третьего глаза. И скажите: «Соль да вода!» Это защитит вас.
– Спасибо. До свидания.
Я торопливо иду к двери, как будто ясновидящая опять скажет мне что-нибудь такое, от чего я приду в еще большее замешательство.
Крайняя девушка справа на снимке – Маргарита. Когда девчонки рассказали мне, что она завела роман с клиентом, я не придала этому значения. То есть, правильнее будет сказать, не придала того значения, которое этот случай имел.
Ничего здесь не было случайностью: ни глупый роман – я теперь вспомнила, с нами заключал контракт известный художник, но как мужчина внешне совершенно неинтересный. Зная пристрастия Маргариты – она первым делом смотрела, чтобы мужчина был ростом не ниже метра восьмидесяти, со спортивной фигурой, непременно молодой. Или ровесник, или моложе... Можно было сразу догадаться, что здесь нечисто, а я проявила акт милосердия, простила якобы увлекшуюся клиентом девушку...
– Кому нужны эти вонючие старики! – брезгливо говорила она.
Я бы скорее поверила, что Маргарита завела роман с сыном клиента, но никак не с художником, которому было под семьдесят, да и внешне он никак не мог привлечь внимания разборчивой девицы: низкорослый, пузатый и не слишком опрятный. То, что он был при этом незаурядным человеком, Маргариту вряд ли прельстило бы... За что же она меня так ненавидит?
Надо было задать этот вопрос ясновидящей Наталье. Она бы наверняка ответила, а теперь гадай... Да и какая разница, кто он, тот, с кем у меня был роман, кто, как считалось, был Маргаритиным мужчиной? Чего без толку гадать?
Вот как мне аукнулось мое отношение к временным связям с мужчинами – я не воспринимала их всерьез. Не то чтобы любовников у меня было так уж много, но обычно, встречаясь с тем или иным из них, я заранее знала, что мы все равно расстанемся. Причем по моей инициативе.
Значит, она нарочно устроилась ко мне в фирму... Смотря кто был ее любимый... Во всяком случае, не помню, чтобы я мужчину у кого-нибудь уводила. Я предпочитала не встречаться с женатыми. Разве что однажды позволила себе это с Путейцевым. И во второй раз – с Макаровым. Меня оправдывает лишь то, что их жен я лично не знала.
Выходит, мужчина, которого любила Маргарита, не был ей ни мужем, ни постоянным любовником... Тогда кто, кто он?!
В любом случае мне необходимо встретиться с Маргаритой. Пусть выскажет мне все в глаза. Тем более что после случившегося работать нам вместе когда-нибудь вряд ли придется.
Глава тридцатая
В мобильном телефоне у меня записан номер Маргариты, как, впрочем, и всех моих девушек. Для того чтобы я в любой момент могла дозвониться к ним и получить отчет, кто из них чем занят.
– Слушаю вас, Ванесса Михайловна, – отзывается она.
– Рита, ты не могла бы ко мне подъехать?
– Когда? – Мне кажется, или в ее голосе и в самом деле звучат некие панические нотки?
– Хорошо бы прямо сейчас.
– Что-то случилось?
– Пока нет, но вполне может случиться.
Это я говорю просто так, чтобы заинтриговать Маргариту. Меня все еще смущает полученный от ясновидящей ответ. А вдруг она ошиблась?
Но с другой стороны, Михаил вообще советовал мне поговорить в таком ключе с большим числом девушек. То есть я обидела бы не одну Маргариту. В любом случае она передо мной провинилась, потому пусть немного пострадает... если она все же ни при чем.
Я открываю ее личное дело, хотя прежде читала его и ничего особенного в нем не увидела. Прежде всего я увидела, что мы с ней, как и с Любашей, ровесницы. Родились в одном году и с разницей всего в три месяца. Но видимо, в отличие от других моих девушек – приблизительно одного возраста, с разницей в два-три года – я слишком рано повзрослела. Прежде всего рано стала жить без родителей, рано начала ездить по соревнованиям, где, как известно, царят довольно жестокие взрослые нравы и приходится сражаться за свое место под солнцем, даже если тебе всего тринадцать лет...
Итак, Маргарите скоро двадцать восемь лет, а семьи нет. И не было. Отчего же такая интересная женщина до сих пор не смогла создать ее себе? Даже на обычном официальном фото видно, какие у нее огромные красивые глаза, красивой формы губы, роскошные длинные волосы... и при том что-то в ее лице такое... Обреченность? Нет. Скорее, затаенная обида...
– Разрешите, Ванесса Михайловна?
Я поднимаю голову – быстро же она домчалась. Некоторое время мы смотрим друг другу в глаза. Она вдруг понимает, что я знаю. Несколько секунд колебаний – она думает, что можно сделать вид невинно оклеветанной, но, видно, решает больше не притворяться.
Она садится за стол напротив меня и достает из кармана пачку сигарет. От неожиданности я даже забываю сказать, что у меня в кабинете не курят. Да и Маргарита вроде бы прежде не курила.
Потом, глубоко затянувшись, говорит:
– Вот скажи, почему одним – все, а другим – ничего?
Старая песня. Неужели зависть такая прогнозируемая штука? Одно и то же: обида на судьбу, вернее, на человека, к которому эта судьба, кажется, более благосклонна.
– И чего это у меня – все? Сын, которого я воспитываю одна?
– Не притворяйся! – чуть ли не шипит она. – Я много думала об этом. Вот что в тебе есть такого, чего нет во мне? Почему мужчины падают к твоим ногам, а ты их еще этими самыми ногами пинаешь, в то время как я должна их завоевывать всеми правдами и неправдами?!
– И ты решила мне в этом помешать?
– Я решила тебе отомстить.
– В результате чего умерла Алина.
Я нарочно возвращаю ее на землю с этих мстительных высот, чтобы она осознала, чем ее месть отозвалась.
– При чем здесь Алина? – все еще не «врубается» она. Или делает вид. Мстительнице не хочется ощущать себя причастной к убийству.
– А при том, что некий мерзавец решил, что раз она девушка по вызову, то и он может этим воспользоваться. А когда Алина попыталась дать ему отпор, просто убил ее.
– Ты все это придумала! – недоверчиво шепчет Маргарита и не сводит с меня глаз, будто ждет, что я сию минуту в этом признаюсь.
– Для чего?
– Чтобы показать, какая я мерзкая.
– Ничего я не собираюсь показывать, – говорю я с неожиданной усталостью. Получается, что я собиралась сразиться с монстром, а это оказалась всего лишь маленькая дрянь. – Только вот не понимаю: ты из-за этого пошла на свою месть, из-за того, что у меня все есть?
– Из-за того, что ты жизнь мне разбила! – кричит она.
– Тем, что взяла тебя на работу.
Она меняется на глазах, будто съеживается, меркнет и говорит с запинкой:
– Что, ты в самом деле не знаешь?
– А что я должна знать? – Я терпеливо продолжаю вопрошать, потому что раз решила разобраться, так надо идти до конца.
– Леня. Леонид Бунич! Ты увела его у меня.
– Что – Бунич?
И тут я начинаю хохотать. Понимаю, что мой хохот походит на истерику, но никак не могу остановиться. Отсмеявшись, я встаю и наливаю себе из холодильника стакан минералки, чтобы залпом выпить.
– Леня никому не может принадлежать. Это все равно что пытаться присвоить себе ветер. Сколько у него с тех пор было женщин, ты не знаешь?
Маргарита опускает глаза.
– И ты всем им будешь мстить?.. Надеюсь, ты помнишь, сколько времени я с ним встречалась?
– Двадцать два дня, – будто рапортует она.
– Ты что, на меня досье собирала?
Какая глупость! Вместо того чтобы заниматься делом, чего-то добиваться, она выбрала самое легкое – шипеть гадюкой и кусать тех, кто проходит мимо...
– Ты вообще когда-нибудь любила? – отвечает она вопросом на вопрос.
– Какое твое дело! – взрываюсь я. – Кто ты такая вообще, чтобы я перед тобой отчитывалась?
– Я – твоя смерть! – говорит она театрально и вынимает из куртки... пистолет.
Эту девочку не иначе дурной поп крестил! Хорошо, что я вышла из-за стола и теперь он мне не мешает – Маргарита стоит всего шагах в четырех от меня.
И не промедливаю ни секунды. Пока она вынимала оружие из куртки, я уже к ней летела, уходя с линии огня. Не хвастаясь могу сказать: Маргарита не успевает и пикнуть, как ее оружие оказывается в моих руках.
Господи, где она взяла такую старую ржавую дрянь? Если эта железяка когда-то и стреляла, то не позже, чем лет сто назад, а после того валялась на помойке. Из нее невозможно выстрелить, даже если очень захочешь.
Мне не до нежностей. Я так разозлена, что показываю все, на что способна. Она, увы, не может оказать мне достойное сопротивление. Вот еще один мой промах: до сегодняшнего дня я была уверена, что все мои девушки одинаково профессиональны.
Приходится связать Маргариту рукавами ее собственной куртки и толкнуть в кресло – пусть передохнет.
А сама я подхожу к телефону и делаю вид, что набираю номер.
– Куда это ты звонишь? – пытается освободиться она. Неужели думает помешать мне?
– В милицию. Скажу, что ты ворвалась в офис, угрожая мне оружием...
– Да оно же не стреляет!
– Но я-то об этом не знала. А ты, значит, хотела меня просто попугать...
– Чтобы ты в ногах повалялась, выпрашивая у меня оставить тебе твою жалкую жизнь!
Неудобно вроде смеяться в такой ситуации, но хочется. Просто театр абсурда. Нет на нее хорошего психиатра!
– Тебя не поймешь: то ты мне завидуешь, то считаешь мою жизнь жалкой... Определись наконец.
Я еще раз взглядываю на искаженное яростью лицо Маргариты и будто в раздумье говорю:
– А впрочем, милиция нам и не нужна. Лучше я позову сюда всех наших девушек и расскажу, как ты ославила их на весь город.
– Я о них ничего такого не говорила!
Поняв, что попала в точку – вот чего Маргарита боится! – я продолжаю:
– Как же так – не говорила? А кто утверждал, что они проститутки?
– Не-ет! – кричит она в бессилии.
– Да-а! – передразниваю я. – Девушки по вызову именно так и называются.
Она вдруг начинает рыдать. Громко, с подвыванием, мне даже становится стыдно: ее обвиняю, а сама заигралась! Устроила целое шоу. От злости, конечно. Не думала, что Маргарита настолько глупа. Любит она, видите ли, Ленечку, нашего прославленного тенора! Чего бы ей уж сразу не влюбиться в какого-нибудь министра или президента...
– Простите меня, Ванесса Михайловна, пожалуйста!
Теперь она канючит, давит на жалость. Я присаживаюсь на стул неподалеку от нее.
– Давай-ка подумаем, что нам с тобой делать? Работать у меня ты больше не сможешь, это факт. А чем станешь заниматься?
Маргарита смотрит на меня с подозрением: ее приводит в недоумение мой доброжелательный тон.
– Может, тренером? – говорит она и смотрит выжидающе.
Со стороны, наверное, картина, которую мог бы увидеть посетитель офиса, может привести его в шок.
– А если у тебя появится ученик по-настоящему талантливый? Ты сможешь надписать на своем подарке ему: «Победителю-ученику от побежденного учителя»? Не сможешь. Ты точно так же станешь ему завидовать и сделаешь все, чтобы помешать ему выдвинуться!
Она смотрит на меня и качает головой: нет, нет!
– Значит, хорошего тренера из тебя не получится, – констатирую я, – Ну признайся, чему ты еще завидовала в моей жизни? Что есть у меня такого, кроме мужчин, а у тебя нет?
– У меня нет диссертации, а я могла бы преподавать... – продолжает талдычить она.
– Так напиши.
– За тебя небось ее кто-то написал. Очередной твой мужик, а за меня кто напишет?
Я понимаю, что бесполезно доказывать: моя диссертация написана мной от первой до последней буквы.
– Ладно, с диссертацией проехали. Что еще?
– У меня нет своей фирмы! – зло цедит она.
– А кто тебе мешает ее открыть?
– У меня нет денег.
– Возьми кредит.
– А потом всю жизнь выплачивай!
– О Боже! – Я хватаюсь за голову. Встаю и начинаю ходить по кабинету. Завистники – это люди, которые считают, будто в чужих руках все больше и лучше. Притом не хотят делать никаких усилий, а сидят и ноют, почему им не везет!
Я ловлю себя на этой ожесточенности и мысленно смеюсь. Что делать с такими, как Маргарита? Учить их добиваться своего? Насильно? Ведь когда человек упорно работает, ему не до зависти. Что же это, зависть – удел лентяев? Интересно, психологи со мной согласятся, или я всего лишь изобрела велосипед, а они об этом и так знают?
Подхожу к ней, развязываю и говорю:
– Уходи, чтобы глаза мои тебя не видели!
Она недоверчиво смотрит на меня.
– И девчонкам не скажете?
– Не скажу... А насчет Алины... Скоро суд над ее убийцами. Сходи послушай, может, поймешь, до какой страшной черты доводит человека зависть!
– Простите меня, – бормочет она, одергивая куртку.
– Бог простит, – говорю я, не оборачиваясь.
Слышу, как она медленно бредет к двери, чтобы закрыть ее за собой. Вот она взялась за ручку...
Я оборачиваюсь.
– Маргарита!
Она с надеждой смотрит на меня, хотя какую я ей могу дать надежду?
– Последний вопрос: скажи, зачем ты на кладбище поставила мне подножку? Какой смысл был так рисковать?
– Я – подножку? – изумляется она. – Но зачем?
И я понимаю, что так оно и есть. Маргарита и в самом деле этого не делала.
– Слушаю вас, Ванесса Михайловна, – отзывается она.
– Рита, ты не могла бы ко мне подъехать?
– Когда? – Мне кажется, или в ее голосе и в самом деле звучат некие панические нотки?
– Хорошо бы прямо сейчас.
– Что-то случилось?
– Пока нет, но вполне может случиться.
Это я говорю просто так, чтобы заинтриговать Маргариту. Меня все еще смущает полученный от ясновидящей ответ. А вдруг она ошиблась?
Но с другой стороны, Михаил вообще советовал мне поговорить в таком ключе с большим числом девушек. То есть я обидела бы не одну Маргариту. В любом случае она передо мной провинилась, потому пусть немного пострадает... если она все же ни при чем.
Я открываю ее личное дело, хотя прежде читала его и ничего особенного в нем не увидела. Прежде всего я увидела, что мы с ней, как и с Любашей, ровесницы. Родились в одном году и с разницей всего в три месяца. Но видимо, в отличие от других моих девушек – приблизительно одного возраста, с разницей в два-три года – я слишком рано повзрослела. Прежде всего рано стала жить без родителей, рано начала ездить по соревнованиям, где, как известно, царят довольно жестокие взрослые нравы и приходится сражаться за свое место под солнцем, даже если тебе всего тринадцать лет...
Итак, Маргарите скоро двадцать восемь лет, а семьи нет. И не было. Отчего же такая интересная женщина до сих пор не смогла создать ее себе? Даже на обычном официальном фото видно, какие у нее огромные красивые глаза, красивой формы губы, роскошные длинные волосы... и при том что-то в ее лице такое... Обреченность? Нет. Скорее, затаенная обида...
– Разрешите, Ванесса Михайловна?
Я поднимаю голову – быстро же она домчалась. Некоторое время мы смотрим друг другу в глаза. Она вдруг понимает, что я знаю. Несколько секунд колебаний – она думает, что можно сделать вид невинно оклеветанной, но, видно, решает больше не притворяться.
Она садится за стол напротив меня и достает из кармана пачку сигарет. От неожиданности я даже забываю сказать, что у меня в кабинете не курят. Да и Маргарита вроде бы прежде не курила.
Потом, глубоко затянувшись, говорит:
– Вот скажи, почему одним – все, а другим – ничего?
Старая песня. Неужели зависть такая прогнозируемая штука? Одно и то же: обида на судьбу, вернее, на человека, к которому эта судьба, кажется, более благосклонна.
– И чего это у меня – все? Сын, которого я воспитываю одна?
– Не притворяйся! – чуть ли не шипит она. – Я много думала об этом. Вот что в тебе есть такого, чего нет во мне? Почему мужчины падают к твоим ногам, а ты их еще этими самыми ногами пинаешь, в то время как я должна их завоевывать всеми правдами и неправдами?!
– И ты решила мне в этом помешать?
– Я решила тебе отомстить.
– В результате чего умерла Алина.
Я нарочно возвращаю ее на землю с этих мстительных высот, чтобы она осознала, чем ее месть отозвалась.
– При чем здесь Алина? – все еще не «врубается» она. Или делает вид. Мстительнице не хочется ощущать себя причастной к убийству.
– А при том, что некий мерзавец решил, что раз она девушка по вызову, то и он может этим воспользоваться. А когда Алина попыталась дать ему отпор, просто убил ее.
– Ты все это придумала! – недоверчиво шепчет Маргарита и не сводит с меня глаз, будто ждет, что я сию минуту в этом признаюсь.
– Для чего?
– Чтобы показать, какая я мерзкая.
– Ничего я не собираюсь показывать, – говорю я с неожиданной усталостью. Получается, что я собиралась сразиться с монстром, а это оказалась всего лишь маленькая дрянь. – Только вот не понимаю: ты из-за этого пошла на свою месть, из-за того, что у меня все есть?
– Из-за того, что ты жизнь мне разбила! – кричит она.
– Тем, что взяла тебя на работу.
Она меняется на глазах, будто съеживается, меркнет и говорит с запинкой:
– Что, ты в самом деле не знаешь?
– А что я должна знать? – Я терпеливо продолжаю вопрошать, потому что раз решила разобраться, так надо идти до конца.
– Леня. Леонид Бунич! Ты увела его у меня.
– Что – Бунич?
И тут я начинаю хохотать. Понимаю, что мой хохот походит на истерику, но никак не могу остановиться. Отсмеявшись, я встаю и наливаю себе из холодильника стакан минералки, чтобы залпом выпить.
– Леня никому не может принадлежать. Это все равно что пытаться присвоить себе ветер. Сколько у него с тех пор было женщин, ты не знаешь?
Маргарита опускает глаза.
– И ты всем им будешь мстить?.. Надеюсь, ты помнишь, сколько времени я с ним встречалась?
– Двадцать два дня, – будто рапортует она.
– Ты что, на меня досье собирала?
Какая глупость! Вместо того чтобы заниматься делом, чего-то добиваться, она выбрала самое легкое – шипеть гадюкой и кусать тех, кто проходит мимо...
– Ты вообще когда-нибудь любила? – отвечает она вопросом на вопрос.
– Какое твое дело! – взрываюсь я. – Кто ты такая вообще, чтобы я перед тобой отчитывалась?
– Я – твоя смерть! – говорит она театрально и вынимает из куртки... пистолет.
Эту девочку не иначе дурной поп крестил! Хорошо, что я вышла из-за стола и теперь он мне не мешает – Маргарита стоит всего шагах в четырех от меня.
И не промедливаю ни секунды. Пока она вынимала оружие из куртки, я уже к ней летела, уходя с линии огня. Не хвастаясь могу сказать: Маргарита не успевает и пикнуть, как ее оружие оказывается в моих руках.
Господи, где она взяла такую старую ржавую дрянь? Если эта железяка когда-то и стреляла, то не позже, чем лет сто назад, а после того валялась на помойке. Из нее невозможно выстрелить, даже если очень захочешь.
Мне не до нежностей. Я так разозлена, что показываю все, на что способна. Она, увы, не может оказать мне достойное сопротивление. Вот еще один мой промах: до сегодняшнего дня я была уверена, что все мои девушки одинаково профессиональны.
Приходится связать Маргариту рукавами ее собственной куртки и толкнуть в кресло – пусть передохнет.
А сама я подхожу к телефону и делаю вид, что набираю номер.
– Куда это ты звонишь? – пытается освободиться она. Неужели думает помешать мне?
– В милицию. Скажу, что ты ворвалась в офис, угрожая мне оружием...
– Да оно же не стреляет!
– Но я-то об этом не знала. А ты, значит, хотела меня просто попугать...
– Чтобы ты в ногах повалялась, выпрашивая у меня оставить тебе твою жалкую жизнь!
Неудобно вроде смеяться в такой ситуации, но хочется. Просто театр абсурда. Нет на нее хорошего психиатра!
– Тебя не поймешь: то ты мне завидуешь, то считаешь мою жизнь жалкой... Определись наконец.
Я еще раз взглядываю на искаженное яростью лицо Маргариты и будто в раздумье говорю:
– А впрочем, милиция нам и не нужна. Лучше я позову сюда всех наших девушек и расскажу, как ты ославила их на весь город.
– Я о них ничего такого не говорила!
Поняв, что попала в точку – вот чего Маргарита боится! – я продолжаю:
– Как же так – не говорила? А кто утверждал, что они проститутки?
– Не-ет! – кричит она в бессилии.
– Да-а! – передразниваю я. – Девушки по вызову именно так и называются.
Она вдруг начинает рыдать. Громко, с подвыванием, мне даже становится стыдно: ее обвиняю, а сама заигралась! Устроила целое шоу. От злости, конечно. Не думала, что Маргарита настолько глупа. Любит она, видите ли, Ленечку, нашего прославленного тенора! Чего бы ей уж сразу не влюбиться в какого-нибудь министра или президента...
– Простите меня, Ванесса Михайловна, пожалуйста!
Теперь она канючит, давит на жалость. Я присаживаюсь на стул неподалеку от нее.
– Давай-ка подумаем, что нам с тобой делать? Работать у меня ты больше не сможешь, это факт. А чем станешь заниматься?
Маргарита смотрит на меня с подозрением: ее приводит в недоумение мой доброжелательный тон.
– Может, тренером? – говорит она и смотрит выжидающе.
Со стороны, наверное, картина, которую мог бы увидеть посетитель офиса, может привести его в шок.
– А если у тебя появится ученик по-настоящему талантливый? Ты сможешь надписать на своем подарке ему: «Победителю-ученику от побежденного учителя»? Не сможешь. Ты точно так же станешь ему завидовать и сделаешь все, чтобы помешать ему выдвинуться!
Она смотрит на меня и качает головой: нет, нет!
– Значит, хорошего тренера из тебя не получится, – констатирую я, – Ну признайся, чему ты еще завидовала в моей жизни? Что есть у меня такого, кроме мужчин, а у тебя нет?
– У меня нет диссертации, а я могла бы преподавать... – продолжает талдычить она.
– Так напиши.
– За тебя небось ее кто-то написал. Очередной твой мужик, а за меня кто напишет?
Я понимаю, что бесполезно доказывать: моя диссертация написана мной от первой до последней буквы.
– Ладно, с диссертацией проехали. Что еще?
– У меня нет своей фирмы! – зло цедит она.
– А кто тебе мешает ее открыть?
– У меня нет денег.
– Возьми кредит.
– А потом всю жизнь выплачивай!
– О Боже! – Я хватаюсь за голову. Встаю и начинаю ходить по кабинету. Завистники – это люди, которые считают, будто в чужих руках все больше и лучше. Притом не хотят делать никаких усилий, а сидят и ноют, почему им не везет!
Я ловлю себя на этой ожесточенности и мысленно смеюсь. Что делать с такими, как Маргарита? Учить их добиваться своего? Насильно? Ведь когда человек упорно работает, ему не до зависти. Что же это, зависть – удел лентяев? Интересно, психологи со мной согласятся, или я всего лишь изобрела велосипед, а они об этом и так знают?
Подхожу к ней, развязываю и говорю:
– Уходи, чтобы глаза мои тебя не видели!
Она недоверчиво смотрит на меня.
– И девчонкам не скажете?
– Не скажу... А насчет Алины... Скоро суд над ее убийцами. Сходи послушай, может, поймешь, до какой страшной черты доводит человека зависть!
– Простите меня, – бормочет она, одергивая куртку.
– Бог простит, – говорю я, не оборачиваясь.
Слышу, как она медленно бредет к двери, чтобы закрыть ее за собой. Вот она взялась за ручку...
Я оборачиваюсь.
– Маргарита!
Она с надеждой смотрит на меня, хотя какую я ей могу дать надежду?
– Последний вопрос: скажи, зачем ты на кладбище поставила мне подножку? Какой смысл был так рисковать?
– Я – подножку? – изумляется она. – Но зачем?
И я понимаю, что так оно и есть. Маргарита и в самом деле этого не делала.