По крайней мере эти сведения из уст моего клиента Найденова доставляют мне несколько неприятных мгновений.
– И как повлияли на мою характеристику эти сведения? – холодно интересуюсь я. Еще не хватало рвать глотку перед незнакомым человеком и что-то там ему доказывать.
– Никак не повлияли, – так же равнодушно отвечает он. – Вы считаетесь хорошим специалистом в своем деле. Как и ваши девушки.
Видимо, я чего-то недопонимаю. Такое впечатление, что своего клиента я чем-то раздражаю. По крайней мере равнодушным его нельзя назвать, он хочет таковым выглядеть. Для чего разыгрывать передо мной этот спектакль? Нам с ним детей не крестить. Поработали вместе три дня и разошлись в разные стороны. Если в следующий раз от этой фирмы поступит очередной заказ, я сама ни за что не поеду, пошлю вместо себя Любашу. Вот кто профессионал, так профессионал!
Некоторое время мы молчим, и я поглядываю в иллюминатор на сплошную белую пелену облаков – надо понимать, дождевые тучи остались где-то внизу.
– Вот, оказывается, где весь снег! – говорит Михаил Иванович и тоже смотрит в иллюминатор.
Осознал, что пауза между нами затянулась. Облака и в самом деле похожи на снежные сугробы.
– А с кем вы оставили сына? – спрашивает он, не дождавшись от меня никакой реакции.
– С подругой, – коротко отвечаю я.
– Это с той, которая модельер?
– Послушайте, что происходит? – возмущаюсь я. – Неужели для моей работы так важно, какие мужчины мне нравятся и кто моя подруга?!
– Но должен же я о чем-то говорить.
– Не должны! – отрезаю я. – Вашим работникам вовсе не обязательно было сообщать все эти сведения. Для чего? Из-за трех дней создавать какой-то там особый моральный климат между нами?
Но он никак не реагирует на этот мой взрыв.
– Не понимаю, что вы нашли в этом Леониде? – будто про себя говорит он. – Самовлюбленный мальчишка! Легкомысленный и капризный, как все таланты.
Теперь уже я поворачиваюсь к нему всем корпусом.
– Значит, мне не показалось. Вы и в самом деле имеете на меня целое досье, и я ни за что не поверю, будто бы вы собираете точно такое же на каждого, с кем предполагаете работать столь непродолжительное время!
На этот раз он первым отводит взгляд. Но что это я так возбудилась? Подумаешь, кто-то знает обо мне больше, чем хотелось бы. На самом деле наш город только кажется большим. Краевой центр! А коснись чего, тут же выясняется, что в нем все друг друга знают.
Все дело в том, что я перестала заниматься каким бы то ни было спортом. Даже тренажеры в клубе гораздо реже посещаю, чем нужно. И при этом я столь самоуверенно предлагаю клиентам свой спортивный опыт, словно он не исчезает, даже когда не поддерживаешь свою форму. Если у Найденова и в самом деле такое подробное досье на меня, он должен знать, что я вовсе не так крута, как хочу казаться.
А еще мне становится стыдно. Подумать только, я чуть на него не накричала. Свобода личности, то да се! Человек, который избирает в качестве своей работы защиту другого человека, должен быть отчетливо виден.
– Михаил Иванович, – заговариваю я даже чуточку льстиво, – раз уж вы собрались меня развлекать, то не могли бы мы объединить наши знания?
– В каком смысле? – не сразу понимает он.
– В том, что наши знания о некоей гражданке Павловской Ванессе Михайловне могут быть неполными как у вас, так и у меня. Как говорил юморист, может, вы что-нибудь знаете, может, я чего-нибудь не знаю?
Он улыбается и качает головой:
– Я и не сомневался, что вы умны. Женщина, почти девочка, с ребенком на руках не только закончила институт с красным дипломом, не только выступала в соревнованиях...
– В основном без выезда из города, – заметила я.
– Не только получила уйму всяческих званий и наград, ухитрилась еще защитить кандидатскую диссертацию, притом в последний момент оказалось, что темы диссертаций ее и еще одной соискательницы странным образом пересекаются!
Теперь я уже перестаю улыбаться, потому что такую подробность мог знать только человек, имеющий доступ к самой закрытой информации.
По крайней мере никакого объявления о том, что одна аспирантка – не хочу даже упоминать ее фамилию – просто нагло украла мои разработки, чтобы потом наскоро слепить из них диссертацию. Я не знаю, на что она рассчитывала. Не на то же, что она старше меня почти на пятнадцать лет, долго работала на кафедре, и если кого-то и заподозрят в плагиате, то, конечно, меня – такую непростительно молодую, а значит, и бесцеремонную, непорядочную...
Хорошо, что я защищалась не в нашем городе, а ездила в Воронеж, и там независимая экспертиза однозначно установила мое авторство. Но сколько неприятных минут довелось мне пережить!..
– Да бросьте хмуриться, Ванесса Михайловна. – Найденов осторожно трогает меня за руку. – Просто вы еще с таким не сталкивались, потому открою вам секрет: за деньги о каждом человеке можно узнать все. Или почти все.
– Но вам-то это зачем? – чуть ли не со стоном спрашиваю я.
– Затем, чтобы узнать вас получше.
Я даже не уточняю, зачем ему это узнавать, а лишь тяжело вздыхаю.
– Вся добытая вами информация лишена главного – эмоциональности. Разве вы узнали из нее, что я почувствовала, когда поняла, что часть моей диссертации самым подлым образом украдена, что мне надо или отказаться от защиты, или в спешном порядке ее переписывать, уделяя сну и отдыху не более трех часов в сутки? За те полгода я похудела на семь килограммов и уже шаталась от истощения, а ведь мне надо было уделять внимание еще и сынишке. И зарабатывать деньги, чтобы он ни в чем не нуждался.
– Он что, болел? – осторожно спрашивает Найденов.
– Нет, это я так решила, что у моего сына должно быть все самое лучшее.
– В вашем желании чувствуется надрыв. Словно вы кому-то что-то доказывали. Или с кем-то незримо боролись.
Странно, что он об этом говорит. Никто из моих мужчин ничего такого во мне не чувствовал.
– Может, потому, что по-настоящему не любили?
Что он говорит? Неужели свою мысль я произнесла вслух? О мужчинах. Или уже читает мои мысли?
– Спорное заявление, – говорю я спокойно. – Можно подумать, ВЫ меня любите! Второй день видимся.
– Кто знает, – задумчиво бормочет он.
Но я уже сама завелась. Я не понимаю главного: зачем Найденову это нужно? И теперь уже я начинаю его донимать своими вопросами:
– Так, идем дальше. Что еще имеется в моем досье? – Я стараюсь вернуть разговор в прежнее русло.
– Между прочим, скоро посадка, – ворчливо замечает он. – Видите, табло зажглось: «Пристегните ремни!»
– Не увиливайте.
Он смотрит на меня и как будто думает совсем о другом.
– Господь с вами, Ванесса Михайловна, у нас еще будет время. Нельзя в одну ночь рассказать все сказки.
– Какую ночь, что вы имеете в виду?
– Сказки тысячи и одной ночи, конечно. Такой арабский фольклор.
– Я знаю, что это такое!
– Знаете, а торопитесь.
– Еще бы! Вы так меня заинтриговали! До сих пор никто не собирал на меня досье.
– Ну, вы не можете об этом знать наверняка.
– Тем более непонятно, с какой целью.
– Скоро, совсем скоро вы все поймете. Как я надеюсь.
– Звучит уклончиво, но вызывает надежду, – не выдержав серьезности, смеюсь я.
– Наш самолет совершил посадку в аэропорту «Внуково», – сообщает динамик, и пассажиры салона начинают собирать свои вещи.
Глава двенадцатая
Глава тринадцатая
– И как повлияли на мою характеристику эти сведения? – холодно интересуюсь я. Еще не хватало рвать глотку перед незнакомым человеком и что-то там ему доказывать.
– Никак не повлияли, – так же равнодушно отвечает он. – Вы считаетесь хорошим специалистом в своем деле. Как и ваши девушки.
Видимо, я чего-то недопонимаю. Такое впечатление, что своего клиента я чем-то раздражаю. По крайней мере равнодушным его нельзя назвать, он хочет таковым выглядеть. Для чего разыгрывать передо мной этот спектакль? Нам с ним детей не крестить. Поработали вместе три дня и разошлись в разные стороны. Если в следующий раз от этой фирмы поступит очередной заказ, я сама ни за что не поеду, пошлю вместо себя Любашу. Вот кто профессионал, так профессионал!
Некоторое время мы молчим, и я поглядываю в иллюминатор на сплошную белую пелену облаков – надо понимать, дождевые тучи остались где-то внизу.
– Вот, оказывается, где весь снег! – говорит Михаил Иванович и тоже смотрит в иллюминатор.
Осознал, что пауза между нами затянулась. Облака и в самом деле похожи на снежные сугробы.
– А с кем вы оставили сына? – спрашивает он, не дождавшись от меня никакой реакции.
– С подругой, – коротко отвечаю я.
– Это с той, которая модельер?
– Послушайте, что происходит? – возмущаюсь я. – Неужели для моей работы так важно, какие мужчины мне нравятся и кто моя подруга?!
– Но должен же я о чем-то говорить.
– Не должны! – отрезаю я. – Вашим работникам вовсе не обязательно было сообщать все эти сведения. Для чего? Из-за трех дней создавать какой-то там особый моральный климат между нами?
Но он никак не реагирует на этот мой взрыв.
– Не понимаю, что вы нашли в этом Леониде? – будто про себя говорит он. – Самовлюбленный мальчишка! Легкомысленный и капризный, как все таланты.
Теперь уже я поворачиваюсь к нему всем корпусом.
– Значит, мне не показалось. Вы и в самом деле имеете на меня целое досье, и я ни за что не поверю, будто бы вы собираете точно такое же на каждого, с кем предполагаете работать столь непродолжительное время!
На этот раз он первым отводит взгляд. Но что это я так возбудилась? Подумаешь, кто-то знает обо мне больше, чем хотелось бы. На самом деле наш город только кажется большим. Краевой центр! А коснись чего, тут же выясняется, что в нем все друг друга знают.
Все дело в том, что я перестала заниматься каким бы то ни было спортом. Даже тренажеры в клубе гораздо реже посещаю, чем нужно. И при этом я столь самоуверенно предлагаю клиентам свой спортивный опыт, словно он не исчезает, даже когда не поддерживаешь свою форму. Если у Найденова и в самом деле такое подробное досье на меня, он должен знать, что я вовсе не так крута, как хочу казаться.
А еще мне становится стыдно. Подумать только, я чуть на него не накричала. Свобода личности, то да се! Человек, который избирает в качестве своей работы защиту другого человека, должен быть отчетливо виден.
– Михаил Иванович, – заговариваю я даже чуточку льстиво, – раз уж вы собрались меня развлекать, то не могли бы мы объединить наши знания?
– В каком смысле? – не сразу понимает он.
– В том, что наши знания о некоей гражданке Павловской Ванессе Михайловне могут быть неполными как у вас, так и у меня. Как говорил юморист, может, вы что-нибудь знаете, может, я чего-нибудь не знаю?
Он улыбается и качает головой:
– Я и не сомневался, что вы умны. Женщина, почти девочка, с ребенком на руках не только закончила институт с красным дипломом, не только выступала в соревнованиях...
– В основном без выезда из города, – заметила я.
– Не только получила уйму всяческих званий и наград, ухитрилась еще защитить кандидатскую диссертацию, притом в последний момент оказалось, что темы диссертаций ее и еще одной соискательницы странным образом пересекаются!
Теперь я уже перестаю улыбаться, потому что такую подробность мог знать только человек, имеющий доступ к самой закрытой информации.
По крайней мере никакого объявления о том, что одна аспирантка – не хочу даже упоминать ее фамилию – просто нагло украла мои разработки, чтобы потом наскоро слепить из них диссертацию. Я не знаю, на что она рассчитывала. Не на то же, что она старше меня почти на пятнадцать лет, долго работала на кафедре, и если кого-то и заподозрят в плагиате, то, конечно, меня – такую непростительно молодую, а значит, и бесцеремонную, непорядочную...
Хорошо, что я защищалась не в нашем городе, а ездила в Воронеж, и там независимая экспертиза однозначно установила мое авторство. Но сколько неприятных минут довелось мне пережить!..
– Да бросьте хмуриться, Ванесса Михайловна. – Найденов осторожно трогает меня за руку. – Просто вы еще с таким не сталкивались, потому открою вам секрет: за деньги о каждом человеке можно узнать все. Или почти все.
– Но вам-то это зачем? – чуть ли не со стоном спрашиваю я.
– Затем, чтобы узнать вас получше.
Я даже не уточняю, зачем ему это узнавать, а лишь тяжело вздыхаю.
– Вся добытая вами информация лишена главного – эмоциональности. Разве вы узнали из нее, что я почувствовала, когда поняла, что часть моей диссертации самым подлым образом украдена, что мне надо или отказаться от защиты, или в спешном порядке ее переписывать, уделяя сну и отдыху не более трех часов в сутки? За те полгода я похудела на семь килограммов и уже шаталась от истощения, а ведь мне надо было уделять внимание еще и сынишке. И зарабатывать деньги, чтобы он ни в чем не нуждался.
– Он что, болел? – осторожно спрашивает Найденов.
– Нет, это я так решила, что у моего сына должно быть все самое лучшее.
– В вашем желании чувствуется надрыв. Словно вы кому-то что-то доказывали. Или с кем-то незримо боролись.
Странно, что он об этом говорит. Никто из моих мужчин ничего такого во мне не чувствовал.
– Может, потому, что по-настоящему не любили?
Что он говорит? Неужели свою мысль я произнесла вслух? О мужчинах. Или уже читает мои мысли?
– Спорное заявление, – говорю я спокойно. – Можно подумать, ВЫ меня любите! Второй день видимся.
– Кто знает, – задумчиво бормочет он.
Но я уже сама завелась. Я не понимаю главного: зачем Найденову это нужно? И теперь уже я начинаю его донимать своими вопросами:
– Так, идем дальше. Что еще имеется в моем досье? – Я стараюсь вернуть разговор в прежнее русло.
– Между прочим, скоро посадка, – ворчливо замечает он. – Видите, табло зажглось: «Пристегните ремни!»
– Не увиливайте.
Он смотрит на меня и как будто думает совсем о другом.
– Господь с вами, Ванесса Михайловна, у нас еще будет время. Нельзя в одну ночь рассказать все сказки.
– Какую ночь, что вы имеете в виду?
– Сказки тысячи и одной ночи, конечно. Такой арабский фольклор.
– Я знаю, что это такое!
– Знаете, а торопитесь.
– Еще бы! Вы так меня заинтриговали! До сих пор никто не собирал на меня досье.
– Ну, вы не можете об этом знать наверняка.
– Тем более непонятно, с какой целью.
– Скоро, совсем скоро вы все поймете. Как я надеюсь.
– Звучит уклончиво, но вызывает надежду, – не выдержав серьезности, смеюсь я.
– Наш самолет совершил посадку в аэропорту «Внуково», – сообщает динамик, и пассажиры салона начинают собирать свои вещи.
Глава двенадцатая
Мы останавливаемся в сравнительно небольшой, но импозантной гостинице с непривычным названием «Ариадна». Поневоле хочется воскликнуть: ну и у кого здесь в руках та самая нить, что выведет человека из лабиринта жизни?
На самом деле вовсе не факт, что нам сразу так и объяснят, кто такая Ариадна. Сейчас многие увлекаются тем, что ныряют за названиями своих фирм в древнегреческие мифы. Моя фирма, к примеру, называется «Афина», и я знаю, что это богиня войны и победы, а также мудрости. Но вот у нас в городе есть косметический салон с названием «Гекуба», что олицетворяет собой символ беспредельной скорби и отчаяния. В это состояние, видимо, впадает всякий, кто пользуется услугами салона.
В аэропорту нас встречали какие-то деловые партнеры Найденова на двух черных «БМВ» – почему некоторые люди так любят черные машины: престижно или модно? – после чего привезли нас сюда.
Номеров наша делегация сняла три: на одном этаже, все рядом. Посередине – номер Михаила Ивановича и по бокам – мой и начальника безопасности с его подчиненным.
Номер у меня шикарный, двухкомнатный «люкс», простому телохранителю и вовсе не по чину. Но, как говорится, дают – бери, а бьют – беги. Эту поговорку любил повторять мой первый тренер, хотя я почему-то была уверена, что ему самому в жизни ни от кого не приходилось бегать.
Я постояла у окна, посмотрела на припорошенную снегом Москву – здесь тоже снег выпал всего два дня назад.
Времени – два часа дня, я не догадалась взять с собой книгу, а в холл спускаться лень, потому я не нахожу ничего лучшего, как принять душ и завалиться спать.
Будит меня звонок Найденова в половине пятого.
– Ванесса Михайловна, – говорит он, – как вы смотрите на то, чтобы нам вместе поужинать?
– Вроде рановато, – откликаюсь я, взглянув на часы.
– Ну а в шесть часов будет не рано?
– Не рано.
– Мне за вами зайти или вы спуститесь сразу в зал?
– Лучше зайдите.
Фу-ты, ну-ты, китайские церемонии! Интересно, он всегда такой томный или только со мной? Со стороны посмотреть, так я не телохранитель при важном шефе, а возлюбленная, которую он взял с собой в командировку тайком от жены.
Поскольку времени до шести у меня остается уйма, я не спеша наношу макияж и достаю свой любимый зеленый костюмчик, сшитый в свое время моей дорогой подругой Катей. Говорят, когда я в нем, мои серые глаза тоже отдают зеленью. А если еще достать зеленые тени, эффект будет то, что надо. Что я и делаю. Если на моего шефа кто-нибудь нападет, буду сражать его взглядом... Даром, что ли, я учу своих подчиненных, что телохранитель не должен выглядеть именно телохранителем? Кем угодно, а лучше всего – слабой женщиной, которая не должна производить впечатление даже физически развитой.
Конечно, если приглядеться, все равно можно увидеть и мускулы, развитые куда больше, чем у рядовой женщины, и пружинистость движений, но, надеюсь, в первую очередь мужчины будут замечать во мне не только это...
Катя говорит, что теперь под костюм часто ничего не надевают, никакие кофточки, но, наверное, я консервативна, потому что все равно достаю из саквояжа свою беленькую кофточку с воротничком-стойкой и низким вырезом, для которого у меня имеется золотая цепочка с крестиком. Волосы я просто слегка приподнимаю вверх нарядными заколками.
Сколько я себя помню, моя жизнь всегда проходила в попытках не опоздать куда бы то ни было, и надо сказать, мне это удавалось.
– По тебе можно сверять часы, – говорили одни.
– Точность – вежливость королей, – торжественно провозглашал Сеня Гурамов.
Но у этой привычки есть и свои минусы, а именно: я все привыкла делать быстро. Некоторые женщины часами могут сидеть у туалетного столика, нанося на лицо штрих за штрихом, как придирчивый художник. А у меня все выверено: два штриха на веки, два мазка тенями, пару минут на тушь для ресниц, по капле тонального крема на подбородок и лоб, по пятнышку румян на щеки и привычным движением – раз-два! – губы. Все, я готова.
А до назначенного времени еще сорок минут.
Можно было бы позвонить Кате, но какие у нее могут быть новости, если обоих мальчишек я отвозила в садик, а она в крайнем случае сейчас едет в машине, чтобы их забрать.
К счастью – или к сожалению, – все проходит. В том числе и время. Быстрее всего оно идет в занятиях. Поняв, что у меня времени много, я опять возвращаюсь к зеркалу и теперь уже не спеша продолжаю заниматься своим лицом.
То есть успеваю как следует наваксить глаза карандашом, удлинить их к вискам и начинаю слой за слоем наносить тушь – обычно у меня на это не хватает терпения, а тут знай макай кисточку в тюбик.
Причем я так увлекаюсь, что после произведенных манипуляций начинаю ощущать каждый взмах ресниц, хотя раньше их не замечала. Вверх – вниз, вверх – вниз! Этакие черные веера.
В общем, я вспоминаю о времени только тогда, когда слышу стук в дверь. Это за мной пришел Найденов, чтобы сопроводить в ресторан.
Чувствую я себя прекрасно. Небольшой дневной сон, и словно после сеанса медитации: готовность номер один! Тем более что еще в коридоре, окинув одобрительным взглядом мой внешний вид, Михаил Иванович говорит:
– К исполнению обязанностей, Ванесса Михайловна, вы приступите завтра, а сегодня прошу вас расслабиться и быть просто дамой нашего стола...
Дамой стола. Обычно говорят, дамой моего сердца. Вроде и нравлюсь ему, но он не хочет, кажется, особо ко мне приближаться.
– Слушаюсь! – Я лихо выпрямляю спину и беру его под руку. – Ваши телохранители тоже... освобождены на сегодня?
– Мои телохранители проинструктированы следующим образом: ни в коем случае не выдавать своего истинного лица, но по сторонам поглядывать.
Двое моих коллег – сотрудников Найденова – уже сидят за столом и медленными глотками пьют минеральную воду. Это таким образом, они считают, не видно их истинного лица? Может, где-нибудь в Европе на них никто и не обратит внимания, но у нас... Двое мужчин, с явно спортивной выправкой, сидят и даже не пытаются налить себе чего-нибудь погорячее? Да если это не больные, то разве что... шпионы!
Поймав себя на этой мысли, я невольно прыскаю. Найденов удивленно косится на меня.
– С вами все в порядке, Ванесса Михайловна?
– Не обращайте внимания, это я так...
При виде нас телохранители Михаила Ивановича оживляются, вскакивают, отодвигают стул мне, а заодно и Найденову, который тут же шикает на них.
– Вы что, мужики? Договорились ведь: я не инвалид. И даже не очень стар. Ухаживать за мной не надо.
– А меня прошу не звать по имени-отчеству, – тем же полушепотом заодно требую я.
Они задумываются.
– А как от вашего имени звучит ласкательное? – подумав, интересуется начальник безопасности Анатолий Викентьевич.
– Можно звать просто Аня.
Я всегда горько сожалела о том, что мама не назвала меня простым русским именем вроде Анна. И только теперь подумала, что давно могла бы себе такое имя сделать. Вот как сейчас – представиться и получить, пусть на время, желательный бейдж. Меня зовут Аня! Можно, кстати, и паспорт поменять. А маме даже не говорить об этом, чтобы не обиделась.
– А что, очень даже хорошо звучит, – соглашается Найденов. – Что будете пить, Анечка?
– Раз вы сказали, что мы будем развлекаться и что мне надо расслабиться...
– Ни от одного слова не отказываюсь, – будто клянется он.
– Я буду коньяк! И если можно, на брудершафт.
– Вы будете вместе со всеми нами целоваться? – оживляется второй телохранитель. Наверное, он неплохо знает свое дело, если именно его Анатолий Викентьевич взял с собой.
Нарочно нас не знакомят, но из разговора я слышу, что мужчины зовут его Вовой.
Вова. Владимир. Двадцать два – двадцать три года. Высокий, худощавый, вес примерно семьдесят два... Не так уж много профессионалов-рукопашников живут в нашем городе... И тут меня осеняет: Владимир Горицкий. Двадцать семь лет, как и мне, просто он выглядит моложе.
Горицкий улавливает мой заинтересованный взгляд и незаметно кивает: мол, правильно, угадала. Хороших бойцов набрал Найденов в свою гвардию.
– Плохих не держим! – как сказал бы друг Сеня.
– Какие-то вы все трое... – Я стараюсь подобрать верное слово.
– Развязные? – подсказывает Найденов.
– Отвязанные? – вносит лепту Вова.
– Предвкушающие? – продолжает угадывать и Анатолий Викентьевич.
– Слишком знающие, что ли. Может, я о чем-то не догадываюсь, так посвятите меня в суть дела, потому что ведете вы себя вовсе не по статусу. Даже при том что Анатолий Викентьевич официально начальник безопасности. С одной стороны, вроде мы все развлекаемся, а с другой – вы продолжаете быть на службе, вон минералкой балуетесь, а я что же – просто дама стола?
Я нарочно повторяю найденовскую фразу.
Михаил Иванович поощрительно улыбается мне и поясняет:
– Время от времени мы устраиваем праздники ублажения пороков.
– В каком смысле? – несколько пугаюсь я.
– Идем предаваться греху азарта.
– В казино?
– Нет, в казино – это слишком серьезно. Вот скажите, вы когда-нибудь играли в игровых автоматах?
– Конечно, играла. Еще в одноруких бандитов, – не без смущения признаюсь я.
В черные дни нашей нищеты я позволяла себе бросать в автомат... немного, десять – пятнадцать монет под девизом: нет денег, и это не деньги. И что странно, иногда выигрывала.
Мой тогдашний муж Женя, увидев дома не предусмотренные нашим бюджетом вкусности типа сырокопченой колбасы, спрашивал:
– Опять играла?
– Совсем немножко бросила. Подумала: а вдруг?
Он хмурился и говорил:
– Я боюсь, что ты пристрастишься. Это якобы труднее излечивается, чем наркомания.
Сравнил! Наркотики и примитивный азарт. Я знала, когда нужно остановиться, и ни разу не проигрывала больше пятидесяти рублей.
А вот Катя к автоматам даже не подходила. Хотя не так давно мы были с ней на рынке и я попросила ее подождать рядом, пока я «побросаю монетки».
– Может, и ты попробуешь? – предложила я.
– Нет! – шарахнулась Катя. – Я не умею вовремя останавливаться. И не контролирую степень собственного азарта...
Тогда еще я не знала про наркотики, но теперь думаю, что и увлечение ими идет из одного: неумения вовремя останавливаться, невладения собственными эмоциями...
– Вы как любите играть: на банкноты или на пятачки? – продолжает допытываться Михаил Иванович.
– На пятачки! – признаюсь я. – Мне приятно слушать, как они звенят, падая в накопитель.
– Наш человек! – кивает Найденов.
Он что-то шепчет Вове. Тот кивает и, поднявшись из-за стола, направляется к выходу.
На столе уже стоят холодные закуски, так что мы вполне можем перекусить. Я сразу подвигаю к себе заливной язык. Салаты, как всегда, предпочитаю с горячими закусками.
– Горячее я попросил принести в темпе, – сообщает Анатолий Викентьевич, – а то их фирменное блюдо готовится не меньше часа. У нас ведь совсем другие планы?
– Наскоро перекусить и заняться делами, – посмеивается Найденов.
А я считала, что мы будем сидеть в ресторане долго, пить и есть, танцевать, то есть все как обычно. Ведь Михаил Иванович приглашал меня именно в ресторан...
Мы не сразу замечаем, что к этому времени появляется оркестр, который начинает играть какую-то медленную мелодию.
– Разрешите? – поднимается из-за стола Анатолий Викентьевич.
– Пожалуйста!
Я люблю танцевать. Если в свое время я бы не увлеклась карате, непременно стала бы заниматься бальными танцами.
– И вы часто в командировках так развлекаетесь? – все же не могу не поинтересоваться я у своего партнера.
Он медлит с ответом.
– Ну не так чтобы часто.
Понятно, откровенности от него ждать не приходится.
– Но вам это не нравится?
– Почему?
Легкое пожатие плечами.
– Тогда расскажите анекдот!
– Почему – тогда?
На его лбу появляется задумчивая складка.
– Если предложенные мной темы у вас не вызывают энтузиазма, ведите разговор сами.
– А это обязательно?
– Обязательно, – утверждаю я. – А иначе чего бы мы с вами вышли подвигаться в пустом зале? Может, пообниматься на виду у всех?
Анатолий Викентьевич тут же несколько отодвигается от меня. Я нарочито тяжело вздыхаю и замолкаю.
Начбез говорит:
– Знаете, почему у нас не может быть женщины-президента?
– Почему?
– Потому что женщины России в основном не любят друг друга.
– Вот это уже лучше! – фыркаю я. – А еще?
– Больше не помню, – честно признается он, но когда заканчивается музыка, незаметно с облегчением вздыхает.
Вот так легко и просто можно отвадить от себя любого мужика.
Когда опять начинает играть музыка, из-за стола подхватывается Михаил Иванович:
– Разрешите?
Мы выходим танцевать, я смотрю в его темно-синие глаза и тут же забываю, что и над ним хотела поприкалываться. Тем более что в отличие от своего главного телохранителя Найденов, что называется, за словом в карман не лезет.
Но почему я только сейчас заметила, какие красивые у него глаза? Главное, мой любимый цвет.
«Потому что раньше ты в них и не смотрела!» – подсказывает внутренний голос.
Оказывается, чтобы прийти в себя, очнуться – надо на некоторое время сменить обстановку. Вот я приехала в Москву, пошла в ресторан с тремя мужчинами, и вдруг будто какой нарыв во мне лопнул. Задышала, стала по сторонам смотреть и, главное, видеть то, что у меня под носом происходит. Понятно, что это я сама над собой издеваюсь, но сколько же можно?!
Я гоню от себя мысли и внутренний голос, который уже делает попытку напомнить мне, что будет завтра. А завтра я пойду к однофамилице своего сыночка на Малую Бронную.
Не думать!
– У вас все время такой вид, – вдруг вторгается в мои мысли голос Найденова, – как будто вы пытаетесь решить некую сложную проблему.
– Правда? – удивляюсь я; до сего времени мне казалось, что я ухожу в себя незаметно для других. Кроме Кати, конечно.
– Правда, и тогда, видимо, мужчины просто боятся спугнуть четкий полет ваших мыслей.
– Действительно, глупо, – соглашаюсь я, – постараюсь впредь следить за собой.
– Может быть, я мог бы вам чем-нибудь помочь?
– Вряд ли, – бормочу я, уязвленная этим разговором.
Конечно, Найденов постарался смягчить свои наблюдения, но и так ясно, что я произвожу на других впечатление женщины, у которой не все дома.
– Да и зачем вам чужое горе?
– Вот как, даже горе?
– Да это просто так говорят... Я хотела сказать, что ничего страшного в моей жизни не происходит. Крыша над головой есть, зарабатываю я тоже достаточно, чтобы ни от кого не зависеть. По крайней мере могу не рассматривать мужчин с точки зрения их материального благосостояния.
– Так ли уж хорошо – ни от кого не зависеть? Не заметишь, как и в самом деле не окажется рядом того, от кого бы хотелось зависеть.
– Не знаю, – сержусь я, – мне всегда казалось, что материальная свобода – мечта всякого нормального человека.
– А я всегда считал, что к женщинам это не относится. Они, наоборот, ищут того, кто согласится их обеспечивать. Зря, что ли, каждая мечтает не столько быть Золушкой, сколько найти принца. А принц – это жизнь в замке и казна к твоим услугам! Получаешь, можно сказать, вечный шопинг.
– Что-то не очень хорошего мнения вы о слабом поле. Мне, например, вовсе не нужен принц, да и шопинг я вполне сама себе обеспечиваю.
– Для нашего времени это редкость, – замечает он.
– Ну почему редкость? У меня есть подруга Катя, которая тоже с успехом обеспечивает себя и своего сына.
– Случайно, это не все та же Самойлова?
– Самойлова... Постойте, вы второй раз уверенно называете ее фамилию... Разве она – единственная Катя в городе?
В моей голове появляются и тут же начинают роиться подозрительные мысли. Почему вообще его начальник безопасности позвонил в мое агентство? Если на то пошло, никакой необходимости приглашать женщину-телохранителя у Найденова не было. Ерунда все это, будто ему нужно время для ответа, пока я стану мучиться с переводом. Ведь вначале он не имел понятия о том, знаю ли я английский язык. А когда узнал, что немного кумекаю, сразу придумал причину... Что же ему от меня нужно?
Я смотрю Михаилу Ивановичу в глаза, и, словно в ответ на мой взгляд, он пытается притянуть меня к себе. Хочет, чтобы я положила голову ему на плечо? Я ведь предупреждала, что девушки моего агентства не оказывают интимных услуг.
– У нас не принято предпринимать методы самозащиты против наших клиентов, – говорю я ему холодно.
С понтом я прямо такая недотрога.
Он сразу отпускает меня и даже нарочито далеко отступает в сторону.
– Намек понял!
И тут, на мое счастье, оканчивается музыка.
Правда, Михаил Иванович так прикалывается. Как будто он меня боится. Тут же он берет меня под руку, все же прижимая к себе, и ведет к столу.
– Спасибо!
Чуть ли не кланяется мне.
Отчего-то я уверена, что он не ответит на все мои «почему». По крайней мере сегодня.
На самом деле вовсе не факт, что нам сразу так и объяснят, кто такая Ариадна. Сейчас многие увлекаются тем, что ныряют за названиями своих фирм в древнегреческие мифы. Моя фирма, к примеру, называется «Афина», и я знаю, что это богиня войны и победы, а также мудрости. Но вот у нас в городе есть косметический салон с названием «Гекуба», что олицетворяет собой символ беспредельной скорби и отчаяния. В это состояние, видимо, впадает всякий, кто пользуется услугами салона.
В аэропорту нас встречали какие-то деловые партнеры Найденова на двух черных «БМВ» – почему некоторые люди так любят черные машины: престижно или модно? – после чего привезли нас сюда.
Номеров наша делегация сняла три: на одном этаже, все рядом. Посередине – номер Михаила Ивановича и по бокам – мой и начальника безопасности с его подчиненным.
Номер у меня шикарный, двухкомнатный «люкс», простому телохранителю и вовсе не по чину. Но, как говорится, дают – бери, а бьют – беги. Эту поговорку любил повторять мой первый тренер, хотя я почему-то была уверена, что ему самому в жизни ни от кого не приходилось бегать.
Я постояла у окна, посмотрела на припорошенную снегом Москву – здесь тоже снег выпал всего два дня назад.
Времени – два часа дня, я не догадалась взять с собой книгу, а в холл спускаться лень, потому я не нахожу ничего лучшего, как принять душ и завалиться спать.
Будит меня звонок Найденова в половине пятого.
– Ванесса Михайловна, – говорит он, – как вы смотрите на то, чтобы нам вместе поужинать?
– Вроде рановато, – откликаюсь я, взглянув на часы.
– Ну а в шесть часов будет не рано?
– Не рано.
– Мне за вами зайти или вы спуститесь сразу в зал?
– Лучше зайдите.
Фу-ты, ну-ты, китайские церемонии! Интересно, он всегда такой томный или только со мной? Со стороны посмотреть, так я не телохранитель при важном шефе, а возлюбленная, которую он взял с собой в командировку тайком от жены.
Поскольку времени до шести у меня остается уйма, я не спеша наношу макияж и достаю свой любимый зеленый костюмчик, сшитый в свое время моей дорогой подругой Катей. Говорят, когда я в нем, мои серые глаза тоже отдают зеленью. А если еще достать зеленые тени, эффект будет то, что надо. Что я и делаю. Если на моего шефа кто-нибудь нападет, буду сражать его взглядом... Даром, что ли, я учу своих подчиненных, что телохранитель не должен выглядеть именно телохранителем? Кем угодно, а лучше всего – слабой женщиной, которая не должна производить впечатление даже физически развитой.
Конечно, если приглядеться, все равно можно увидеть и мускулы, развитые куда больше, чем у рядовой женщины, и пружинистость движений, но, надеюсь, в первую очередь мужчины будут замечать во мне не только это...
Катя говорит, что теперь под костюм часто ничего не надевают, никакие кофточки, но, наверное, я консервативна, потому что все равно достаю из саквояжа свою беленькую кофточку с воротничком-стойкой и низким вырезом, для которого у меня имеется золотая цепочка с крестиком. Волосы я просто слегка приподнимаю вверх нарядными заколками.
Сколько я себя помню, моя жизнь всегда проходила в попытках не опоздать куда бы то ни было, и надо сказать, мне это удавалось.
– По тебе можно сверять часы, – говорили одни.
– Точность – вежливость королей, – торжественно провозглашал Сеня Гурамов.
Но у этой привычки есть и свои минусы, а именно: я все привыкла делать быстро. Некоторые женщины часами могут сидеть у туалетного столика, нанося на лицо штрих за штрихом, как придирчивый художник. А у меня все выверено: два штриха на веки, два мазка тенями, пару минут на тушь для ресниц, по капле тонального крема на подбородок и лоб, по пятнышку румян на щеки и привычным движением – раз-два! – губы. Все, я готова.
А до назначенного времени еще сорок минут.
Можно было бы позвонить Кате, но какие у нее могут быть новости, если обоих мальчишек я отвозила в садик, а она в крайнем случае сейчас едет в машине, чтобы их забрать.
К счастью – или к сожалению, – все проходит. В том числе и время. Быстрее всего оно идет в занятиях. Поняв, что у меня времени много, я опять возвращаюсь к зеркалу и теперь уже не спеша продолжаю заниматься своим лицом.
То есть успеваю как следует наваксить глаза карандашом, удлинить их к вискам и начинаю слой за слоем наносить тушь – обычно у меня на это не хватает терпения, а тут знай макай кисточку в тюбик.
Причем я так увлекаюсь, что после произведенных манипуляций начинаю ощущать каждый взмах ресниц, хотя раньше их не замечала. Вверх – вниз, вверх – вниз! Этакие черные веера.
В общем, я вспоминаю о времени только тогда, когда слышу стук в дверь. Это за мной пришел Найденов, чтобы сопроводить в ресторан.
Чувствую я себя прекрасно. Небольшой дневной сон, и словно после сеанса медитации: готовность номер один! Тем более что еще в коридоре, окинув одобрительным взглядом мой внешний вид, Михаил Иванович говорит:
– К исполнению обязанностей, Ванесса Михайловна, вы приступите завтра, а сегодня прошу вас расслабиться и быть просто дамой нашего стола...
Дамой стола. Обычно говорят, дамой моего сердца. Вроде и нравлюсь ему, но он не хочет, кажется, особо ко мне приближаться.
– Слушаюсь! – Я лихо выпрямляю спину и беру его под руку. – Ваши телохранители тоже... освобождены на сегодня?
– Мои телохранители проинструктированы следующим образом: ни в коем случае не выдавать своего истинного лица, но по сторонам поглядывать.
Двое моих коллег – сотрудников Найденова – уже сидят за столом и медленными глотками пьют минеральную воду. Это таким образом, они считают, не видно их истинного лица? Может, где-нибудь в Европе на них никто и не обратит внимания, но у нас... Двое мужчин, с явно спортивной выправкой, сидят и даже не пытаются налить себе чего-нибудь погорячее? Да если это не больные, то разве что... шпионы!
Поймав себя на этой мысли, я невольно прыскаю. Найденов удивленно косится на меня.
– С вами все в порядке, Ванесса Михайловна?
– Не обращайте внимания, это я так...
При виде нас телохранители Михаила Ивановича оживляются, вскакивают, отодвигают стул мне, а заодно и Найденову, который тут же шикает на них.
– Вы что, мужики? Договорились ведь: я не инвалид. И даже не очень стар. Ухаживать за мной не надо.
– А меня прошу не звать по имени-отчеству, – тем же полушепотом заодно требую я.
Они задумываются.
– А как от вашего имени звучит ласкательное? – подумав, интересуется начальник безопасности Анатолий Викентьевич.
– Можно звать просто Аня.
Я всегда горько сожалела о том, что мама не назвала меня простым русским именем вроде Анна. И только теперь подумала, что давно могла бы себе такое имя сделать. Вот как сейчас – представиться и получить, пусть на время, желательный бейдж. Меня зовут Аня! Можно, кстати, и паспорт поменять. А маме даже не говорить об этом, чтобы не обиделась.
– А что, очень даже хорошо звучит, – соглашается Найденов. – Что будете пить, Анечка?
– Раз вы сказали, что мы будем развлекаться и что мне надо расслабиться...
– Ни от одного слова не отказываюсь, – будто клянется он.
– Я буду коньяк! И если можно, на брудершафт.
– Вы будете вместе со всеми нами целоваться? – оживляется второй телохранитель. Наверное, он неплохо знает свое дело, если именно его Анатолий Викентьевич взял с собой.
Нарочно нас не знакомят, но из разговора я слышу, что мужчины зовут его Вовой.
Вова. Владимир. Двадцать два – двадцать три года. Высокий, худощавый, вес примерно семьдесят два... Не так уж много профессионалов-рукопашников живут в нашем городе... И тут меня осеняет: Владимир Горицкий. Двадцать семь лет, как и мне, просто он выглядит моложе.
Горицкий улавливает мой заинтересованный взгляд и незаметно кивает: мол, правильно, угадала. Хороших бойцов набрал Найденов в свою гвардию.
– Плохих не держим! – как сказал бы друг Сеня.
– Какие-то вы все трое... – Я стараюсь подобрать верное слово.
– Развязные? – подсказывает Найденов.
– Отвязанные? – вносит лепту Вова.
– Предвкушающие? – продолжает угадывать и Анатолий Викентьевич.
– Слишком знающие, что ли. Может, я о чем-то не догадываюсь, так посвятите меня в суть дела, потому что ведете вы себя вовсе не по статусу. Даже при том что Анатолий Викентьевич официально начальник безопасности. С одной стороны, вроде мы все развлекаемся, а с другой – вы продолжаете быть на службе, вон минералкой балуетесь, а я что же – просто дама стола?
Я нарочно повторяю найденовскую фразу.
Михаил Иванович поощрительно улыбается мне и поясняет:
– Время от времени мы устраиваем праздники ублажения пороков.
– В каком смысле? – несколько пугаюсь я.
– Идем предаваться греху азарта.
– В казино?
– Нет, в казино – это слишком серьезно. Вот скажите, вы когда-нибудь играли в игровых автоматах?
– Конечно, играла. Еще в одноруких бандитов, – не без смущения признаюсь я.
В черные дни нашей нищеты я позволяла себе бросать в автомат... немного, десять – пятнадцать монет под девизом: нет денег, и это не деньги. И что странно, иногда выигрывала.
Мой тогдашний муж Женя, увидев дома не предусмотренные нашим бюджетом вкусности типа сырокопченой колбасы, спрашивал:
– Опять играла?
– Совсем немножко бросила. Подумала: а вдруг?
Он хмурился и говорил:
– Я боюсь, что ты пристрастишься. Это якобы труднее излечивается, чем наркомания.
Сравнил! Наркотики и примитивный азарт. Я знала, когда нужно остановиться, и ни разу не проигрывала больше пятидесяти рублей.
А вот Катя к автоматам даже не подходила. Хотя не так давно мы были с ней на рынке и я попросила ее подождать рядом, пока я «побросаю монетки».
– Может, и ты попробуешь? – предложила я.
– Нет! – шарахнулась Катя. – Я не умею вовремя останавливаться. И не контролирую степень собственного азарта...
Тогда еще я не знала про наркотики, но теперь думаю, что и увлечение ими идет из одного: неумения вовремя останавливаться, невладения собственными эмоциями...
– Вы как любите играть: на банкноты или на пятачки? – продолжает допытываться Михаил Иванович.
– На пятачки! – признаюсь я. – Мне приятно слушать, как они звенят, падая в накопитель.
– Наш человек! – кивает Найденов.
Он что-то шепчет Вове. Тот кивает и, поднявшись из-за стола, направляется к выходу.
На столе уже стоят холодные закуски, так что мы вполне можем перекусить. Я сразу подвигаю к себе заливной язык. Салаты, как всегда, предпочитаю с горячими закусками.
– Горячее я попросил принести в темпе, – сообщает Анатолий Викентьевич, – а то их фирменное блюдо готовится не меньше часа. У нас ведь совсем другие планы?
– Наскоро перекусить и заняться делами, – посмеивается Найденов.
А я считала, что мы будем сидеть в ресторане долго, пить и есть, танцевать, то есть все как обычно. Ведь Михаил Иванович приглашал меня именно в ресторан...
Мы не сразу замечаем, что к этому времени появляется оркестр, который начинает играть какую-то медленную мелодию.
– Разрешите? – поднимается из-за стола Анатолий Викентьевич.
– Пожалуйста!
Я люблю танцевать. Если в свое время я бы не увлеклась карате, непременно стала бы заниматься бальными танцами.
– И вы часто в командировках так развлекаетесь? – все же не могу не поинтересоваться я у своего партнера.
Он медлит с ответом.
– Ну не так чтобы часто.
Понятно, откровенности от него ждать не приходится.
– Но вам это не нравится?
– Почему?
Легкое пожатие плечами.
– Тогда расскажите анекдот!
– Почему – тогда?
На его лбу появляется задумчивая складка.
– Если предложенные мной темы у вас не вызывают энтузиазма, ведите разговор сами.
– А это обязательно?
– Обязательно, – утверждаю я. – А иначе чего бы мы с вами вышли подвигаться в пустом зале? Может, пообниматься на виду у всех?
Анатолий Викентьевич тут же несколько отодвигается от меня. Я нарочито тяжело вздыхаю и замолкаю.
Начбез говорит:
– Знаете, почему у нас не может быть женщины-президента?
– Почему?
– Потому что женщины России в основном не любят друг друга.
– Вот это уже лучше! – фыркаю я. – А еще?
– Больше не помню, – честно признается он, но когда заканчивается музыка, незаметно с облегчением вздыхает.
Вот так легко и просто можно отвадить от себя любого мужика.
Когда опять начинает играть музыка, из-за стола подхватывается Михаил Иванович:
– Разрешите?
Мы выходим танцевать, я смотрю в его темно-синие глаза и тут же забываю, что и над ним хотела поприкалываться. Тем более что в отличие от своего главного телохранителя Найденов, что называется, за словом в карман не лезет.
Но почему я только сейчас заметила, какие красивые у него глаза? Главное, мой любимый цвет.
«Потому что раньше ты в них и не смотрела!» – подсказывает внутренний голос.
Оказывается, чтобы прийти в себя, очнуться – надо на некоторое время сменить обстановку. Вот я приехала в Москву, пошла в ресторан с тремя мужчинами, и вдруг будто какой нарыв во мне лопнул. Задышала, стала по сторонам смотреть и, главное, видеть то, что у меня под носом происходит. Понятно, что это я сама над собой издеваюсь, но сколько же можно?!
Я гоню от себя мысли и внутренний голос, который уже делает попытку напомнить мне, что будет завтра. А завтра я пойду к однофамилице своего сыночка на Малую Бронную.
Не думать!
– У вас все время такой вид, – вдруг вторгается в мои мысли голос Найденова, – как будто вы пытаетесь решить некую сложную проблему.
– Правда? – удивляюсь я; до сего времени мне казалось, что я ухожу в себя незаметно для других. Кроме Кати, конечно.
– Правда, и тогда, видимо, мужчины просто боятся спугнуть четкий полет ваших мыслей.
– Действительно, глупо, – соглашаюсь я, – постараюсь впредь следить за собой.
– Может быть, я мог бы вам чем-нибудь помочь?
– Вряд ли, – бормочу я, уязвленная этим разговором.
Конечно, Найденов постарался смягчить свои наблюдения, но и так ясно, что я произвожу на других впечатление женщины, у которой не все дома.
– Да и зачем вам чужое горе?
– Вот как, даже горе?
– Да это просто так говорят... Я хотела сказать, что ничего страшного в моей жизни не происходит. Крыша над головой есть, зарабатываю я тоже достаточно, чтобы ни от кого не зависеть. По крайней мере могу не рассматривать мужчин с точки зрения их материального благосостояния.
– Так ли уж хорошо – ни от кого не зависеть? Не заметишь, как и в самом деле не окажется рядом того, от кого бы хотелось зависеть.
– Не знаю, – сержусь я, – мне всегда казалось, что материальная свобода – мечта всякого нормального человека.
– А я всегда считал, что к женщинам это не относится. Они, наоборот, ищут того, кто согласится их обеспечивать. Зря, что ли, каждая мечтает не столько быть Золушкой, сколько найти принца. А принц – это жизнь в замке и казна к твоим услугам! Получаешь, можно сказать, вечный шопинг.
– Что-то не очень хорошего мнения вы о слабом поле. Мне, например, вовсе не нужен принц, да и шопинг я вполне сама себе обеспечиваю.
– Для нашего времени это редкость, – замечает он.
– Ну почему редкость? У меня есть подруга Катя, которая тоже с успехом обеспечивает себя и своего сына.
– Случайно, это не все та же Самойлова?
– Самойлова... Постойте, вы второй раз уверенно называете ее фамилию... Разве она – единственная Катя в городе?
В моей голове появляются и тут же начинают роиться подозрительные мысли. Почему вообще его начальник безопасности позвонил в мое агентство? Если на то пошло, никакой необходимости приглашать женщину-телохранителя у Найденова не было. Ерунда все это, будто ему нужно время для ответа, пока я стану мучиться с переводом. Ведь вначале он не имел понятия о том, знаю ли я английский язык. А когда узнал, что немного кумекаю, сразу придумал причину... Что же ему от меня нужно?
Я смотрю Михаилу Ивановичу в глаза, и, словно в ответ на мой взгляд, он пытается притянуть меня к себе. Хочет, чтобы я положила голову ему на плечо? Я ведь предупреждала, что девушки моего агентства не оказывают интимных услуг.
– У нас не принято предпринимать методы самозащиты против наших клиентов, – говорю я ему холодно.
С понтом я прямо такая недотрога.
Он сразу отпускает меня и даже нарочито далеко отступает в сторону.
– Намек понял!
И тут, на мое счастье, оканчивается музыка.
Правда, Михаил Иванович так прикалывается. Как будто он меня боится. Тут же он берет меня под руку, все же прижимая к себе, и ведет к столу.
– Спасибо!
Чуть ли не кланяется мне.
Отчего-то я уверена, что он не ответит на все мои «почему». По крайней мере сегодня.
Глава тринадцатая
Не успеваем мы усесться за стол, как возвращается телохранитель Вова с каким-то бумажным пакетом.
Найденов подзывает официанта и рассчитывается с ним. Потом командует:
– Пошли!
И мы все четверо идем к выходу.
– Что это у тебя в пакете? – спрашиваю я у Вовы шепотом.
– Подержи, – говорит он и сует мне этот странно тяжелый пакет, в котором что-то звякает. И посмеивается. – Да монетки это, монетки, для игры в автомате.
– А что, они прямо на месте не обменивают?
– Мало ли, очередь или у них нет достаточного количества, а шеф не любит ждать.
Куда я попала? Но это я говорю себе так, посмеиваясь. Мне нравятся такие неформальные отношения с клиентами, которые не отражаются на наших «производственных» отношениях.
Наверное, я все же подсела на эту азартную струну, потому что обрадовалась одному виду автомата и даже в груди заскреблось от предвкушения: сегодня я должна выиграть!
Найденов подзывает официанта и рассчитывается с ним. Потом командует:
– Пошли!
И мы все четверо идем к выходу.
– Что это у тебя в пакете? – спрашиваю я у Вовы шепотом.
– Подержи, – говорит он и сует мне этот странно тяжелый пакет, в котором что-то звякает. И посмеивается. – Да монетки это, монетки, для игры в автомате.
– А что, они прямо на месте не обменивают?
– Мало ли, очередь или у них нет достаточного количества, а шеф не любит ждать.
Куда я попала? Но это я говорю себе так, посмеиваясь. Мне нравятся такие неформальные отношения с клиентами, которые не отражаются на наших «производственных» отношениях.
Наверное, я все же подсела на эту азартную струну, потому что обрадовалась одному виду автомата и даже в груди заскреблось от предвкушения: сегодня я должна выиграть!