Он перехватил меня прямо у причала. Выполз из каюты в шортах, сандалиях и футболке, застиранной до того, что надпись на груди прочитать уже не было шансов. Грасиэла упредила звонком мое появление, и парень знал, что я хочу поговорить с ним, хотя не догадывался о чем.
   – Итак, – начал он, ступая на причал, – Грасиэла говорила, якобы вас интересуют обстоятельства смерти Терри, верно? Вас страховка интересует… или что?
   – Что-то вроде этого.
   – Частное расследование, так следует понимать?
   – Верно.
   Он потребовал документы, и я показал ему заламинированный экземпляр лицензии, которую мне прислали из Сакраменто. Прочитав отпечатанное имя, он с удивлением округлил глаза:
   – Иероним Босх. Разве так не художника безумного звали?
   Не часто встретишься с такими знатоками. Это кое-что говорит о Бадди Локридже.
   – Одни считают его безумным. Иные полагают, что он в точности предсказал будущее.
   Лицензия, похоже, удовлетворила Локриджа. Он согласился поговорить со мной – на яхте или в бакалее, где можно выпить по чашке кофе. Вообще-то неплохо бы взглянуть на его дом-яхту вблизи, это основа любого расследования, но рановато мне демонстрировать свои намерения. И я сказал, что кофе – отличная идея.
   Бакалея оказалась магазинчиком в форме корабля, в пяти минутах ходьбы от причала. По дороге мы болтали о том о сем, я по большей части слушал сетования Бадди на то, каким придурком его выставили в фильме про Маккалеба.
   – Вам ведь заплатили, верно? – спросил я, когда морской волк наконец замолк.
   – Да, но не в этом дело.
   – Как раз в этом. Положите деньги на свой банковский счет и выкиньте из головы всю историю. В конце концов, это всего лишь кино.
   У магазинчика обнаружилось несколько свободных столиков и лавок, и мы устроились со своим кофе на свежем воздухе. Локридж засыпал меня вопросами. До времени я не мешал ему. Этот Бадди – важное звено моего расследования, он ведь знал Терри Маккалеба, был одним из двух свидетелей его смерти. Пусть уж чувствует себя в моем обществе свободно. Пока не выговорится.
   – Так что у вас за плечами? – любопытствовал он. – Служили в полиции?
   – Почти тридцать лет. В Лос-Анджелесе. Половину этого срока занимался убийствами.
   – Ах вот как? И были знакомы с Террором?
   – С кем, с кем?
   – С Терри. Я называл его Террором.
   – С чего это?
   – Трудно сказать. Называл – и все. Я всем даю прозвища. Терри встречался с террористами лицом к лицу, понимаете? Вот я и прозвал его Террором.
   – А как насчет меня? В смысле прозвища.
   – Вы…
   Он посмотрел на меня, как скульптор, прикидывающий размеры гранитной глыбы.
   – Вы… Вы будете Гарри-Чемоданом.
   – Это еще почему?
   – А потому что вы какой-то помятый, словно только что из чемодана.
   – Годится, – кивнул я.
   – Так вы знали Терри?
   – Да, мы были знакомы. Вместе вели несколько дел, когда он работал в Бюро. И еще одно, уже после того, как ему пересадили сердце.
   Бадди щелкнул пальцами и уставился на меня.
   – Точно, теперь припоминаю! Вы были тем полицейским, который оказался на посудине, когда на Терри накинулись эти гады. Вы спасли его, а потом он вас выручил.
   – Все так, – кивнул я. – Ну а теперь, Бадди, можно вам задать несколько вопросов?
   Бадди раскинул руки – мол, он в моем распоряжении и скрывать ему нечего.
   – Ну конечно, конечно, приятель, я вовсе не собирался захватывать микрофон, если вы понимаете, что я хочу сказать.
   Я вытащил блокнот и положил его на столик.
   – Спасибо. Начнем с вашего последнего рейса. Расскажите о нем.
   – А что вы хотите знать?
   – Все.
   Локридж с шумом выдохнул.
   – Ничего себе просьба!
   Тем не менее он приступил к рассказу. Поначалу то, что говорил Бадди, вполне совпадало с тем немногим, что я читал в газетах Лас-Вегаса и слышал на отпевании Терри. Маккалеб и Локридж вышли в четырехдневный рейс, взяв одного пассажира, пожелавшего ловить марлинов в водах Южной Калифорнии. На четвертый день Маккалеб, стоявший в рубке у руля, вдруг пошатнулся и рухнул на пол. Яхта находилась в двадцати двух милях от берега, где-то между Сан-Диего и Лос-Анджелесом. В службу береговой охраны был немедленно послан сигнал SOS, оттуда выслали спасательный вертолет. Маккалеба доставили в больницу на Лонг-Бич, где врачи сразу констатировали смерть.
   Дождавшись конца рассказа, я кивнул – да, все верно.
   – А сами-то вы видели, как он упал?
   – Нет. Но почувствовал.
   – Как это?
   – Ну, он был в рулевой рубке, наверху. А я в кубрике, с пассажиром. Мы шли на север, домой. К тому времени клиент наш уже нарыбачился, даже к снастям уже не подходил, так что Терри дал полный, может, двадцать пять узлов. Ну вот, сидим мы с Отто – это наш пассажир – в кубрике, и вдруг яхта разворачивается под прямым углом, на запад. В открытое море. Я сразу понял – что-то не так. Полез наверх, заглянул в рубку, а там Терри упал на руль. Потерял сознание. Я к нему! Он еще дышал, но явно вырубился.
   – И что же вы сделали?
   – Когда-то я работал спасателем. В Венеции. И все еще помню, чему меня учили. Я позвал Отто, тот связался с береговой охраной и встал за руль, а я взялся за Терри. Откачать его мне так и не удалось, но я делал искусственное дыхание до тех самых пор, пока не появился вертолет. А это вам не пять минут.
   Я все записывал. Не так уж это было важно, но мне хотелось, чтобы Локридж видел: я принимаю его всерьез, и все, что он считает важным, важно и для меня.
   – Сколько?
   – Минут двадцать, может, двадцать пять. Точно не скажу, но когда восстанавливаешь дыхание, кажется, целая вечность прошла.
   – Естественно. Все, с кем я говорил, в один голос утверждают: вы сделали все, что могли. Итак, Терри не вымолвил ни слова? Просто обмяк и упал на руль?
   – Именно.
   – А до этого? Помните его последние слова?
   Локридж даже ногти принялся грызть от напряжения.
   – Хороший вопрос. По-моему, он вышел из рубки, перегнулся через перила над кубриком и крикнул, что к закату будем дома.
   – Задолго до того, как потерял сознание?
   – За полчаса, может, чуть больше.
   – И выглядел он нормально?
   – Да, как обычно. Террор он и есть Террор… Понимаете, что я хочу сказать? Никто не предполагал, что случится через каких-то полчаса.
   – Уже четыре дня прошло, как вы вышли в море, так?
   – Точно. Тут у нас тесновато, пассажир занял всю большую каюту, так что нам с Терри пришлось ютиться впереди.
   – Вы не обратили внимания, все эти дни Терри постоянно принимал лекарства? Ну, те, что ему прописаны.
   Локридж энергично закивал:
   – Ну да, он свои пилюли как орехи щелкал. Каждое утро и каждый вечер. Мы ведь с ним много рейсов бок о бок! У него это железно, как часы. И никогда не пропускал времени приема. В этот рейс все было как всегда.
   Я сделал еще несколько заметок – просто чтобы помолчать, а вот Локриджу дать возможность поговорить, но он ею не воспользовался.
   – А Терри не говорил, что на сей раз таблетки на вкус какие-то другие или что, как примет, чувствует себя иначе?
   – Так вот что вам надо? Вы, ребята, хотите доказать, что Терри принимал не те таблетки и, стало быть, можно не платить страховку? Да знай я это, сразу бы вас послал!
   Он вскочил со скамейки, но я перегнулся через столик и стиснул его плечо:
   – Сидите, Бадди, не дергайтесь. Совсем не в том дело. Видите ли, я не имею никакого отношения к страховой компании.
   Он тяжело опустился на скамейку и потер плечо.
   – Тогда что вам нужно?
   – Полагаю, вы и сами уже догадались. Я хочу убедиться, что в смерти Терри нет ничего необычного.
   – Как это?
   Наверное, я неудачно выразился.
   – Скажем так: я подозреваю, что ему помогли умереть.
   Локридж внимательно посмотрел на меня и кивнул:
   – То есть вы намекаете, будто таблетки перекрасили или подменили?
   – Не исключено.
   Локридж воинственно стиснул зубы. Мне показалось, что он искренне возмущен.
   – Вам нужна моя помощь?
   – Пожалуй. Завтра я отправляюсь на остров Святой Каталины. Хочу осмотреть яхту. Можете меня встретить?
   – Конечно.
   Он был явно возбужден. Боюсь, рано или поздно это еще аукнется, но сейчас мне нужна его помощь.
   – Отлично. А теперь позвольте задать еще несколько вопросов. Расскажите про своего пассажира. Вы этого малого, Отто, знали раньше?
   – Ну да, мы вывозим его в море пару раз в год. Он живет на острове, это единственная причина, почему мы идем в многодневный рейс. Дело прибыльное, но Террор ценил другое. Он просто обожал эту бухточку, покачивался там на воде целыми днями.
   – Не так быстро, Бадди. О чем это вы?
   – Я о том, что Терри держал яхту близ этого острова. Вообще-то тамошний народ выходит порыбачить на несколько часов. Больших рейсов, дней на пять, – а это хорошие деньги, – там не получишь. Отто – исключение, пару раз в году он уходит порыбачить в сторону Мексики, чтобы расслабиться, встряхнуться.
   Локридж накачивал меня большим количеством фактов, чем я мог переварить. Пока сосредоточусь на Маккалебе, но наверняка придется вернуться и к Отто.
   – Итак, правильно я вас понял, Терри не любил длительных рейсов?
   – Точно. Я все твердил ему: «Давай переберемся на материк, дадим объявления, займемся серьезной работой». Он и слушать не хотел.
   – А почему, не спрашивали?
   – Конечно, спрашивал. Он боялся покидать остров. Боялся надолго оставлять семью. И еще эти его досье…
   – Старые ящики с бумагами?
   – И новые тоже.
   – Что за новые?
   – Понятия не имею. Он постоянно собирал вырезки из газет, сшивал их, звонил куда-то.
   – Прямо на яхте?
   – Ну да. Грасиэла запрещала ему заниматься этим дома. Я с его слов знаю. Иногда он даже ночевал на яхте. Это уже незадолго до конца было. По-моему, как раз из-за всех этих бумаг. Терри оторваться от них не мог! Вот Грасиэла и велела ему не возвращаться домой, пока он с ними не покончит.
   – Это он вам сказал?
   – А ему и говорить не надо было.
   – Не помните, может, в какой-нибудь папке он особенно долго копался?
   – Да нет. В последнее время он не посвящал меня в свои дела. Я помог ему найти убийцу донора, но потом он меня вроде как отстранил.
   – Обиделись?
   – Да не сказал бы. Вообще-то хотелось быть полезным. Гоняться за плохими парнями интереснее, чем гоняться за рыбой, но я понимал, что это его мир, не мой.
   Что-то Бадди отвечает, как на экзамене, словно заучил слова Терри. Ладно, пока оставим, но к этому предмету нам еще придется вернуться.
   – Что ж, поговорим об Отто. Сколько раз вы ходили с ним в море?
   – Это был третий… нет, четвертый рейс.
   – И всегда в Мексику?
   – В основном да.
   – А чем он зарабатывает на жизнь, раз позволяет себе такие круизы?
   – Он на пенсии. По-моему, воображает себя чемпионом по рыбной ловле, мечтает поймать черного марлина и повесить скелет у себя дома на стене. А насчет того, чтобы позволять себе… Как-то он сказал мне, что работал коммивояжером, но я так и не удосужился спросить, что именно он рекламировал.
   – На пенсии? А сколько же ему?
   – Точно не скажу, от шестидесяти до семидесяти.
   – А где работал?
   – По-моему, на Лонг-Бич.
   – А что вы имели в виду, сказав, что он и порыбачить любил, и расслабиться?
   – Ровно то, что сказал. Мы вывозили его на рыбалку, а когда бросали якорь в Кабо, он всегда исчезал.
   – Стало быть, вы всякий раз останавливались на ночь в Кабо?
   – Две первые ночи в Кабо, третью в Сан-Диего.
   – И кто выбирал именно эти места?
   – Ну, в Кабо рвался Отто, а Сан-Диего ровно на полпути назад. Возвращаемся мы обычно на малой скорости.
   – И что делал Отто в Кабо?
   – Да он там на сторону ходит. Оба вечера перед тем, как сойти на берег, перышки чистил и звонил кому-то по мобильнику. Думаю, у него там синьорита имеется.
   – А он женат?
   – Вроде да. Потому-то он и заказывает рейс на четверо суток. Жена думает, что он рыбку ловит. И знать не знает об остановках на Кабо и всяких там Маргаритах – я не напиток имею в виду.
   – А Терри, он тоже ездил в город?
   – Нет, – уверенно ответил Бадди, – это не по его части, он даже на берег не сходил.
   – Это еще почему?
   – Понятия не имею. Просто говорил, что нужды нет. А мне казалось, это какое-то суеверие.
   – Что за суеверие?
   – Ну, знаете, капитан на борту и все такое прочее.
   – А вы?
   – Чаще всего оставался с Терри. Иногда, правда, мог двинуть в город, рюмочку в баре пропустить.
   – А во время последнего рейса?
   – Нет, на берег не сходил. С деньгами, честно говоря, туговато было.
   – В общем, в последний рейс Терри ни разу не сошел с яхты?
   – Да.
   – И никто, кроме вас, Отто и его, на борту не появлялся?
   – Да как вам сказать…
   – А вот так и сказать. Так был еще кто-то?
   – На второй день пути вблизи от Кабо нас остановили федералы. Служба береговой охраны Мексики. Два малых поднялись на борт и наскоро прочесали яхту.
   – С чего это вдруг?
   – Да ни с чего, у них так заведено. Время от времени вас останавливают, вытрясают небольшую сумму и отпускают с миром.
   – Взятка, что ли?
   – Взятка, пошлина, штраф, как ни назовите.
   – Стало быть, как раз в тот день вам и не повезло.
   – Ну да. Терри пригласил их в салон, дал полсотни, и они смылись. Много времени это не заняло.
   – Так, говорите, прочесали? А в лекарствах Терри они рылись?
   – Нет, до этого дело не дошло. За то ребятам и платят, чтобы избежать таких вещей.
   Только тут я сообразил, что забросил заметки. Многое из того, что я услышал, было для меня новостью и заслуживало внимания, но возникло ощущение: пока хватит и этого. Надо переварить услышанное и уж потом двинуться дальше. Появилось и чувство, что Бадди Локридж торопить меня не станет, по крайней мере пока я считаю его партнером в этой игре. Я уточнил названия и координаты гаваней, где они швартовались, отметил в записной книжке. Подтвердил завтрашнюю встречу на яхте Маккалеба. «Приеду первым же паромом», – заверил я. «Я тоже», – откликнулся Бадди, после чего мы распрощались. Я уходил, а ему еще надо было зайти в бакалею за кое-какой снедью.
   Мы смяли бумажные стаканчики из-под кофе, бросили их в урну, и Бадди пожелал мне удачи в расследовании.
   – Не знаю уж, что вы ищете. Но если Терри действительно помогли отправиться на тот свет, надо найти этого помощника, кем бы он ни был. Понимаете, что я имею в виду?
   – Да, Бадди, думаю, что понимаю. До завтра.
   – Увидимся.

5

   В тот вечер я позвонил в Лас-Вегас дочке, и она потребовала интересную историю. Ей исполнилось всего пять, и она всегда ждала от меня песен или рассказов. С историями у меня получалось лучше. У Мэдди была приблудная черная кошка, которую она назвала Безымянкой, и ей нравились мои сказки, в которых было место опасностям и подвигу и в которых верх неизменно брала Безымянка: то разгадает тайну, то отыщет потерявшегося младенца или щенка, то преподаст хороший урок дурному дяде.
   Я наскоро сочинил, как Безымянка спасла заблудившегося котенка по прозвищу Чело Азул. История имела успех, и слушательница потребовала еще одну, но я возразил, что уже поздно. Тогда она внезапно спросила, женаты ли Бургер Кинг и Дейри Куин[1]. Улыбнувшись ходу ее мысли, я заверил, что да, женаты, а Мэдди спросила, счастливы ли они.
   Бывает такое ощущение, словно оторвался от корней и тебя носит по свету, как песчинку. Бывает, чувствуешь себя безнадежным чужаком. Но невинность ребенка возвращает тебя в этот мир и надежно прикрывает щитом радости. Я понял это поздновато, но все-таки не слишком поздно. Никогда не бывает слишком поздно. Жаль, что моей девочке предстоит узнать правду об этом мире. Знаю одно: я не стану учить ее чему бы то ни было. Ко мне намертво прилипла грязь всех дорог, которыми довелось пройти, и всего, что пришлось узнать. И нет ничего, что хотелось бы передать дочке по наследству. Наоборот – пусть лучше она меня учит!
   Так что я сказал ей: да, Бургер Кинг и Дейри Куин счастливы, они живут друг с другом в мире и радости. Пусть и она радуется своим историям и сказкам, пока верит в них. Ибо – я слишком хорошо это знал – скоро она с ними расстанется.
   Пожелав дочке спокойной ночи, я почувствовал себя одиноким и бесприютным. Я ведь совсем недавно расстался с ней, мы провели вместе две недели, Мэдди привыкла видеть меня каждый день, а я привык видеть ее. Я забирал ее из детского сада, наблюдал, как она плавает, несколько раз готовил ей обед в недорогой однокомнатной квартире, которую снял неподалеку от аэропорта. Вечерами, когда ее мать играла в казино в покер, я отводил Мэдди домой и передавал на попечение жившей с ними няни.
   Я стал для нее открытием! Первые четыре года своей жизни она ничего обо мне не слышала, а я ничего не слышал о ней. В этом заключались и очарование, и трудность наших отношений. Отцовство свалилось на меня как снег на голову, я упивался им и из кожи вон лез, чтобы оказаться на высоте. А у Мэдди неожиданно объявился новый защитник, который то появится в ее жизни, то исчезнет. Лишний поцелуй в щечку, лишняя ласка. Но знала она и то, что этот внезапно возникший откуда ни возьмись дядя приносит ее матери много горя и слез. Мы с Элеонор скрывали от дочери наши стычки, порой довольно бурные, но стены иногда бывают слишком тонкими, и к тому же дети, как мне пришлось убедиться, – лучшие психологи. Отменные толкователи звуков, что издают струны человеческой души.
   В свое время Элеонор Уиш утаила свою главную тайну. Дочь. В тот день, когда она наконец познакомила нас, я решил, что в мире все устроено правильно. По крайней мере в том мире, в котором живу я. В темных глазах девочки – моих глазах! – я нашел свое спасение. Чего я не разглядел в тот день, так это трещин. Подводных ям. А они были глубоки. Самый счастливый день моей жизни стал началом самого ужасного ее периода. Близилось время, когда открылась завеса над всем тем, что так долго от меня скрывали. Тогда мне казалось, что я получил все, о чем мечтал, но мне предстояло убедиться, что я слишком слаб. Я не смог сохранить дар, а всего-то требовалось – закрыть глаза.
   Другие люди – они лучше меня – простили бы. А я нет. Я ушел из дома, где жили Элеонор и Мэдди. Однокомнатная квартира, что я снимаю в Лас-Вегасе, расположена прямо напротив аэропорта, где приземляются частные самолеты игроков – миллионеров и миллиардеров и откуда лимузины, мягко шелестя шинами, стремительно несут их в казино. Одной ногой я в Лас-Вегасе, другой здесь, в Лос-Анджелесе, городе, который я никогда не смогу покинуть, разве что вперед ногами.
   Пожелав мне спокойной ночи, Мэдди передала трубку матери, которая, как ни странно, оказалась дома. Сейчас наши отношения достигли точки кипения. И все из-за малышки. Мне не нравилось, что она живет с матерью, которая ночами работает в казино. Мне не нравилось, что она ужинает в «Бургер Кинг». И мне не нравилось, что она растет в городе, где царствует порок.
   Но изменить я ничего не мог. Знаю, что кажусь нелепым, ведь и сам живу там, где преступление поджидает тебя за каждым углом и где воздух буквально пропитан ядом. И все равно мне не нравится место, где растет моя дочь! Это – как тонкое различие между надеждой и желанием. Лос-Анджелес – место, которое дарит надежду. В нем сохраняется какая-то чистота, и она помогает дышать здешним грязным воздухом. А Вегас – нечто иное. Мне кажется, город пробуждает желание, а этот путь тупиковый. И я не хочу, чтобы моя дочь шла по нему. Я даже не хочу, чтобы по нему шла ее мать. Я готов ждать, но не до бесконечности. Чем больше времени я провожу с дочерью, чем ближе узнаю ее и чем сильнее начинаю любить, тем быстрее испаряется мое смирение, – так провисает веревочный мост, натянутый через пропасть.
   Говорить нам с Элеонор почти не о чем, и беседа получилась короткой. Я сказал, что навещу Мэдди при ближайшей возможности, и повесил трубку. Услышав сигнал отбоя, испытал незнакомую боль. Боль не одиночества или опустошенности. К ней я привык и научился справляться. Эта боль смешивалась со страхом за нечто очень дорогое. За будущее существа, ради которого без малейших колебаний отдам собственную жизнь.

6

   Паром, первый по расписанию, доставил меня в Каталину в половине десятого утра. Еще в пути я позвонил по мобильнику Грасиэле Маккалеб, чтобы она подошла к причалу. День выдался солнечный, воздух был прян и свеж, не то что городской смог. Габриэла ждала меня у ворот, вместе со всеми встречающими.
   – Доброе утро, – улыбнулась она. – Спасибо, что приехали.
   – Не за что. Спасибо, что встретили.
   Я рассчитывал, с ней будет Бадди Локридж. На пароме его не оказалось. Может быть, парень приехал накануне вечером?
   – А Бадди еще нет?
   – Как видите. А что, он должен быть?
   – Я попросил его показать мне яхту. Он заверил, что отправится первым же паромом, но что-то я его не вижу.
   – Утренних рейса два. Следующий через сорок пять минут, наверное, им он и приедет. С чего начнем?
   – С яхты.
   Мы прошли на станцию, взяли надувную моторную лодку в одну лошадиную силу и направились в бухту, где мирно покачивались выстроившиеся в несколько рядов яхты. Та, что принадлежала Терри, «Следующее море», обнаружилась в конце второго ряда. Жутковатое чувство охватило меня, когда мы мягко ткнулись в корму. На этом суденышке умер Терри. Мой друг и муж Грасиэлы. Когда-то это было частью моей профессии, моим приемом – отыскивать или придумывать эмоциональную подоплеку дела. Это позволяло поддерживать огонь в топке, давало зацепку, подталкивало в ту сторону, куда надо было двигаться, помогало работать. Но сейчас не тот случай. Ни искать ничего не надо, ни придумывать. Все и так наличествует. Более того – доминирует.
   Я посмотрел на название яхты, начертанное большими черными буквами на корме, и вспомнил, как Терри объяснял мне его смысл. Оказывается, «следующее море» – это волна, к которой нужно готовиться. Ты ее не видишь, она настигает тебя исподтишка и бьет сзади. Хорошее правило. Но почему на этот раз Терри не увидел того, что подкралось к нему сзади?
   Я неуклюже взобрался на яхту и потянулся за канатом, чтобы привязать лодку. Но Грасиэла остановила меня.
   – Я не с вами. – Она покачала головой, словно отметая все мои попытки переубедить ее, и передала связку ключей. – Не могу себя заставить. С меня хватит того раза, когда я пришла сюда за лекарствами.
   – Понимаю.
   – Лучше уж я отведу лодку назад – на тот случай, если Бадди все же появится.
   – Если?
   – Он не очень-то обязательный человек. Во всяком случае, так про него говорил Терри.
   – Но что мне делать, если не появится?
   – Да просто просигнальте водному такси – они каждые четверть часа проплывают. А чек отправьте мне. Да, кстати, мы ведь так и не договорились о вашем гонораре.
   Понятно, что ради приличия она должна была об этом заговорить, но мы оба знали, что за эту работу я берусь не ради денег.
   – Оставим это, – отмахнулся я. – Если все получится, мне нужно только одно вознаграждение.
   – И какое же?
   – Терри рассказывал мне о вашей дочери. Говорил, вы назвали ее Чело Азул.
   – Верно. Это была его идея.
   – Необычное имя.
   – Терри говорил, оно ему нравится. Когда-то он знал девушку, которую так звали.
   – Ясно. Ну так вот, в качестве оплаты моих трудов хотелось бы с ней познакомиться – естественно, когда все останется позади.
   Грасиэла на мгновение задумалась, потом улыбнулась:
   – Славная девчушка. Она вам понравится.
   – Не сомневаюсь.
   – Гарри, а вы что, были с ней знакомы? С девушкой, в память о которой Терри назвал нашу дочь.
   Я развел руками:
   – Что ж, можно сказать и так. Когда-нибудь, если захотите, расскажу вам о ней.
   Она кивнула, и я оттолкнул лодку от борта.
   – Маленький ключ – от двери в салон, – крикнула Грасиэла. – С остальными сами разберетесь. Надеюсь, что-нибудь да отыщете.
   Я поднял связку ключей над головой, так, словно ими можно отпереть все двери мира, и, бросив взгляд на уменьшающуюся Грасиэлу, перемахнул через корму и двинулся в сторону кубрика.
   Нечто вроде чувства долга заставило меня, прежде чем зайти внутрь, подняться в рулевую рубку. Я стянул брезент с приборов управления и застыл на мгновение, мысленно рисуя картину того, что рассказал мне Бадди Локридж. Вообще-то, как ни дико звучит, это в духе Терри – рухнуть без сознания прямо на рулевое колесо. Но в свете того, что мне теперь известно, не должно было так случиться. Я прижал ладонь к спинке сиденья, словно кого-то по плечу погладил, и дал себе слово: не успокоюсь, пока не найду ответы на все интересующие меня вопросы.
   Хромированный ключик из связки Грасиэлы подошел к застекленной раздвижной двери. Я оставил ее открытой. В помещении пахло чем-то соленым. Видимо, запах исходил от хранящихся в стеллаже под потолком удилищ и катушек с леской и искусственной наживки. Наверное, не промыли, не почистили как следует после последнего рейса. Времени не было. Да и какой смысл?
   Я двинулся было на нос, в каюту, где Терри держал бумаги, но передумал. Оставлю это напоследок, лучше начну с салона, постепенно двигаясь вниз.
   Салон немного напоминал офис – диван, стул и кофейный столик, вплотную к которому приставлен стол с морскими картами, а за ним – кресло штурвального, управляющегося с внутренним рулем.
   Напротив – кабинка вроде ресторанной, с кожаной обивкой на стенах. За перегородкой, что отделяет кабинку от камбуза, телевизор, а дальше – короткий трап, ведущий, насколько мне известно, вниз, к носовым каютам и в ванную.