Страница:
- Ну, будь что будет! - пробормотала леди Джоанна.
Хорошо, что эта лиса Мэтью спит, как сурок. Они опять беседовали
громко, даже не опасаясь плохо притворенной двери.
Госпожа перевязывала рану чужому, точно он сам не в силах был это
сделать.
- Джек, тебе недолго ждать! - говорила она нежно. - Сэр Саймон
меня не любит и никогда не любил, и я это узнала сейчас же после
свадьбы. И если папа в Риме разрешит ему развод, он рад будет жениться
еще раз на девушке, которая более подходит ему по нраву.
Чужой пробормотал себе что-то под нос.
- Нет-нет, не говори так! Он женился на мне, когда я была еще
совсем бедной, почти нищей!
"Такою же, как сейчас", - подумал Аллан и сам удивился своим
мыслям. И еще больше он удивлялся тому, как смело рассуждает обо всем
его маленькая леди. Не иначе, как она набралась этих мыслей в
проклятом Лондоне, потому что дяди короля сами там переженились по три
и четыре раза и такое же позволяют и своим рыцарям.
- Бог тебе судья, Джоанна, если ты меня обманываешь и на этот
раз! - сказал чужой в ответ на все речи его госпожи.
И тут старый Аллан услышал такое, от чего волосы дыбом поднялись
на его бедной голове.
- Бог мне не судья, Джек, - ответила его маленькая леди, - один
ты мне судья, и если ты меня простил, мне не о чем больше думать...
Очень ли я похудела и подурнела с тех пор, Джек? - спросила она тотчас
же.
- Ты такая же красивая, как всегда, а толстой тебе никогда не
быть. С годами ты только ширишься в плечах, как деревенский парнишка.
И чужой, точно он не был простым мужиком, а леди Берли -
благородной дамой, встал и положил руки на плечи его госпожи.
- Можно ли мне поцеловать тебя, Джоанна? - спросил он так громко,
как будто говорил со своей собственной женой.
Аллан выпрямился и сжал кулаки.
Но его маленькая Джоанна хорошо ответила, хотя, может быть, и не
так, как подобает леди из замка Друриком.
- Ты еще не раз, и не два, и не три будешь целовать меня, Джек,
но пока я перед богом и людьми жена Саймона Берли. Неужели ты хочешь,
чтобы я не имела права прямо смотреть ему в глаза? Мои губы сами так и
тянутся к тебе, но не будем больше говорить об этом.
Аллан чуть не задохнулся от радости, узнав, что чужой навсегда
убирается из замка. И как был он прав, стараясь поскорее выпроводить
гостя, - парень только-только успел скрыться из виду, а из солярия еще
не выветрился запах ремня и пота, который всегда оставляет после себя
мужик, как прискакали с факелами передовые отряды Саймона Берли.
- Господин наш едет сюда со всей охотой - с егерями и
сокольничими! С ним прибудут лорд и леди Бервик, и леди Тоунтон, и
другие. Необходимо немедленно же затопить все камины в замке, чтобы
дамы не схватили простуды в сыром помещении, и топить до самого того
дня, когда приедет сэр Саймон. Лорд везет с собой припасы и поваров и
просит леди позаботиться только о помещении для девяти человек господ
и двадцати трех слуг.
Это было 13 марта 1381 года.
Леди Джоанна тотчас же занялась приготовлениями к встрече гостей.
Напиленные на будущий год дрова уже жарко пылали в каминах. Аллан и
Мэтью сбились с ног, вынося навоз и сколачивая ясли в конюшнях.
Сама леди, не жалея рук, терла песком и золой черные, закоптелые
балки, а затем принялась за побелку.
Весело распевая, Джоанна, стоя на лесенке, водила щеткой по
стене. В обычае было белить стены только на высоте человеческого
роста, но ей хотелось, чтобы к приезду гостей холл принял совсем
праздничный вид.
Теперь каждый свой день она начинала и заканчивала песней. Она
вспомнила все нормандские романсы, слышанные в детстве, и те, которым
она научилась в Лондоне, и даже мужицкие песни Кента и Эссекса.
Ее уже нисколько не сердила воркотня двух стариков. Склонив
голову набок, она занималась своим делом и слушала, как они
препирались внизу.
- Будь я молод, как ты, - говорил восьмидесятилетний Аллан
семидесятидвухлетнему Мэтью, - я бы сам намесил глины, а не заставлял
бы нашу леди заниматься этим грязным делом!
Подарок, который очень вырос и возмужал за последнее время,
весело лаял, прыгал и падал на землю, стараясь ухватить свою госпожу
за ноги.
Сейчас это было широколапое, вислозадое и короткошеее существо.
Когда его звали, он, точно медведь, поворачивался всем своим
туловищем. Но уже сейчас можно было сказать, что со временем из него
выйдет добрый пес.
Через две недели в замке было получено известие, что сэра Саймона
Берли по дороге к Тизу повстречал его старый друг и соратник, сэр
Джордж Сэйбилл, и зазвал охотиться в свои леса. Лорд вернется домой
только к концу марта. Однако хозяин замка Тиз не приехал ни в марте,
ни в апреле, а потом начались события, о которых следует рассказать
особо.
Глава III
Йомен, которого звали Джон Фокс, был однажды вызван по делу в
замок к своему господину, сэру Готфруа Болдуину.
Дело было в Эссексе еще в 1376 году.
Джон Фокс считался зажиточным мужиком и держал землю от своего
сеньора на арендных правах. Это был один из наиболее уважаемых граждан
села, отец семерых детей, исправный плательщик налогов и добрый
католик.
Господин позвал его для того, чтобы потолковать с ним о торговле
шерстью, которую полагал наладить у себя в имении.
При беседе присутствовали приор аббатства и сын помещика, молодой
мастер Ральф Болдуин. Мастер недавно возвратился из Франции залечивать
рану, полученную в бою. Он с детства был весьма горяч и несдержан
нравом, что и привело к очень прискорбному событию. (Приор аббатства -
настоятель в мужском католическом монастыре.)
Джон Фокс в беседе, забывшись, положил руку на спинку кресла, где
сидел сэр Готфруа. Тогда молодой Ральф Болдуин, не стерпев наглости
мужика, в гневе вскочил с места и бывшим при нем охотничьим ножом
отхватил начисто пальцы Джона Фокса - все четыре с правой руки, как
они и лежали на спинке кресла.
Фокс закричал и, обернув руку полой куртки, бросился из комнаты.
- Мужик, вернись, возьми свое мясо! - крикнул мастер Ральф
Болдуин, на свою беду.
Джон Фокс вернулся и подобрал окровавленные обрубки пальцев.
После этого за ним дважды присылали из замка, но он там так и не
показался. Залечив руку, он ушел в лес.
В молодости йомен был неплохим лучником, но с годами от сытой и
спокойной жизни отяжелел и утратил былую меткость и сноровку. Однако в
лесу он сбавил немного жиру и, ежедневно упражняясь, довел свое
искусство до того, что, отводя своим единственным большим пальцем
тетиву, он спускал ее с такой силой, что стрела, вылетая, пробивала
насквозь молодое дерево.
Щит, обтянутый кожей, он окрасил в красный цвет и прибил к нему
четыре высохших скрюченных пальца с длинными ногтями.
В лес к нему приходили разные люди, и он их всех принимал без
разбора.
Сыновья приносили ему из села стрелы и луки, которые работал на
продажу их сосед, Томас-лучник. Жена Джона Фокса не жалела для этого
денег.
Вот с этими людьми и свел Джека-Соломинку сын кровельщика из
Дэртфорда Уот Тайлер четыре года назад. И сейчас, покидая замок Тиз,
Джек также надеялся найти у них пристанище.
Человек, который много времени проводит в замке или в городском
доме, поглядев на снег, на низкое небо, на скучную белую дорогу,
сказал бы, что зима в этом году еще не скоро придет к концу.
Несмотря на март, уже вторую неделю дует резкий северо-восточный
ветер, солнце садится в огненные тучи, что опять предвещает ветер или
мороз. Дятлы сносят шишки к гнездам, точно готовясь ко второй зиме, а
вороний грай покрывает все остальные звуки в лесу.
Однако Джек шел посмеиваясь. Он-то наверное знал, что весна уже
недалеко. Дело было не в том, что он снова нашел Джоанну, и не в том,
что она пообещала, как только сойдет снег, разыскать его в Фоббинге.
Просто Джек слишком хорошо знал лес и его обитателей.
Снег под деревьями был весь как будто источен червями, а на
пригорке порыжел, как рыжеет белка к весне.
Сейчас уже не пробежишься по сугробам, они обрыхлели и осунулись,
а вчера Джек видел полянку, вдоль и поперек пересеченную мелкими
следками, как будто здесь шли заячьи танцы или хоровод. Зверь раньше
человека предчувствует тепло и радуется ему.
Да и человек, если хорошенько прислушается, может различить
легкий звон над лесом, похожий на звон хвои, - это капель. Это она
источила снег под деревьями, это она, замерзая, звенит на ветру.
А за капелью уже недалека и настоящая оттепель.
Джек шел, внимательно оглядываясь по сторонам. Однако не лесная
капель и не заячьи следы привлекали сейчас его внимание.
Господа думают, что не мужицкое дело разбираться в грамоте. Они
запрещают детям вилланов обучаться чтению и письму, а также уходить в
ремесленники. Мужик должен сидеть на земле, а то, что получает с
земли, отдавать сеньору. Мужик не должен ни читать, ни писать, а когда
сеньор составляет с ним какой-нибудь документ, он не должен
разбираться в его содержании. Сноситься мужикам из разных деревень
также не следует: они друг от друга могут набраться вредных мыслей.
Однако, не умея читать и писать, мужики отлично сносились между
собой, и, проходя белой пустой дорогой, Джек узнавал новости о своих
друзьях. Правда, это было совсем не то, что извещение, написанное на
пергаменте, но, если быть внимательным, можно понять многое.
Вот надломлена ветка сосны и повернута к югу. В этом месте
следует пересечь дорогу и свернуть по тропинке, убегающей к Сэмфорду.
Стоп! Горкой у подножия клена сложена груда камней. Джек оглянулся по
сторонам и, поплевав на руки, схватился за гладкий ствол.
На клене, в узком, как рука, дупле, было старое беличье гнездо.
Джек нащупал в нем камешки - один, два, три, четыре. Но что это должно
обозначать? Четыре дня пути? Или четыре лье отсюда? Или четверо людей
идут?
Но, как бы то ни было, продвигаться следовало на юг.
Порой на кустах, словно случайно упавшая, качалась ветка с
шишками, иногда расщепленный сук был накрест перевязан травинкой, и
Джек, разбирая все эти сообщения, продвигался вперед.
Свежесрубленный молодой дубок, лежавший поперек тропинки,
извещал, что лесовики где-то здесь поблизости.
Однако какой сейчас следует подавать им сигнал? Не щелкать же
соловьем и не свистеть же иволгой, когда кругом еще не стаял снег!
Джек прошел вперед по тропинке, свернул назад и вышел на
маленькую белую поляну. Нигде ни следа. На деревьях и кустах - ни
знака.
Не означает ли срубленный дубок, что лесовикам что-то стало
помехой на пути и они свернули обратно?
Джек внимательно рассматривал мох у пня, булыжник у дороги, кусты
и ветки. А на земле если и были какие-нибудь следы, за ночь их все
запорошило снегом.
За веющей по дороге поземкой навстречу ему двигалась темная
масса. До Джека донесся резкий свист бичей и подбадривающие окрики:
"Гей-гей, о-гей, гелло!"
Это гуртовщики гнали скот.
Если поворачивать назад, нет удобнее случая, как пристать к
гуртовщикам. Эти ребята не одного беглого виллана выручали уже из
беды. Только бы с ними не было стражников!
Джек всматривался, щурясь от летевшего в глаза снега, и вдруг
досадливо махнул рукой: впереди гурта с пиками и самострелами ехали
двое солдат.
Это означало, что скот был закуплен или захвачен для нужд короля.
Конные, громко переговариваясь между собой, передвигались шагом
по дороге, предоставляя мужикам орать до хрипоты и без устали
орудовать бичами.
А перед ними, облегчая им дорогу, ветер гнал низкий густой
снежок, точно белое войско.
Джеку вдруг ясно почудилось, как что-то зашумело рядом в кустах,
но громкие крики на дороге тотчас же отвлекли его внимание.
Ехавший впереди стражник с размаху вместе с конем грохнулся в
выкопанный поперек дороги ров, искусно закрытый ветвями и снегом.
Второй немедленно осадил коня и уже прилаживал самострел, потому что
из придорожных кустов выскочило человек десять с дубинками и топорами.
Гуртовщиков было немногим меньше, но, воспользовавшись суматохой,
они и не думали о стражниках, а, благополучно обойдя ров, подняли над
головами бичи. Те, описав огромные восьмерки, опустились на спины
ошалевших быков, и через минуту все стадо скрылось за поворотом
дороги. Посреди, плечом к плечу, как добрые товарищи, тесно бежали
овцы.
Однако одним телком и двумя баранами гуртовщикам все-таки
пришлось поплатиться.
Даже не зная, что стадо сопровождали солдаты, а судя по одному
тому, что гуртовщики не крепко отстаивали свое добро, можно было
догадаться, что скот был королевский.
Одному стражнику удалось ускакать, лошадь второго ушибла ногу, но
она даже не прихрамывала, а солдат остался цел и невредим.
Джон Фокс творил суд скорый и правый. Того молодца, что защищался
и ранил двоих лесовиков, следовало бы повесить на первом суку, но он
удрал восвояси. Второй, бросив оружие на дорогу, просил о помиловании,
и ему было велено всыпать двадцать палочных ударов и отпустить.
За лошадью был наказ смотреть в оба - она пригодится самому Джону
Фоксу.
Отбитая добыча - два барана и теленок не прожили и часу. Туши
немедля освежевали, кости пошли в котел, а мясо, разрезав на тонкие
ломти, присолили и развесили вялить на ветру.
Шкуры тоже, не жалея, густо присыпали солью: лесовики недавно
отбили ее целый воз.
Джека проводили в лагерь, разбитый под самым Сэмфордом. Его
ласково приняли и сытно накормили и пообещали дать ему еще на дорогу
мяса и соли, но он был невесел.
Его одолевали тяжелые мысли.
Джон Фокс ходил сейчас в плаще на рысьем меху, а на беспалой
руке, как дворянин, носил перчатку.
Джеку показалось, что Фокс нарочито небрежно едва кивнул головой
в ответ на его почтительный поклон, словно всей повадкой желая
показать, что с прошлого года многое переменилось.
Правда, сейчас у него вдвое прибавилось людей, и если в тот раз
они с Джеком спали, зарывшись в прошлогоднюю листву, то сейчас уже для
Джона Фокса разбивают палатку. Садясь есть, он ждет, пока малый
нарежет для него мяса, хотя тот родом из той же деревни Сэмфорд, что и
он, и такой же фригольдер как и сам Фокс. (Фригольдер - свободный
крестьянин.)
И разве это дело для мужиков - все равно, свободных или
несвободных - шататься по лесу, нападать на обозы и грабить
проезжающих?
"Это рыцарская забава, - думал Джек, укладываясь подле костра. -
Вот и не мудрено, что они усваивают и другие рыцарские замашки".
Никогда безделье не объединит людей так, как их объединяет труд.
Нужно много лет подряд подниматься утрами в один час, в один час
выходить в поле или в мастерскую, в один час складывать инструмент или
выпрягать быков, и тогда ты точно сможешь угадать, чего хочет твой
сосед справа и чего хочет твой сосед слева. Большой хитрости тут нет,
потому что они хотят того же, что и ты.
Джек давно не наедался так сытно, как сегодня. Его немедля
потянуло ко сну. Но сильная боль в ноге и мысли долго не давали ему
уснуть. Хорошо было бы из Фоббинга сходить проведать старую Джейн
Строу. За четыре года Джек только три раза видел мать. Филь, вероятно,
уже совсем бравый парень; жаль только, что у него поврежден глаз. Тома
и девочек Джек представлял себе совсем смутно, он уже забыл их лица.
Четыре года подряд Джек вставал и ложился с именем Джоанны на
губах, а сейчас он как будто даже ее и не вспоминал. Но это было все
равно что сидеть спиной к горящему костру. Как бы ни било тебе в лицо
ветром и снегом, ты знаешь, что костер здесь, рядом. Иногда тебя всего
насквозь прохватывает стужей, но ты терпишь, потому что достаточно
тебе протянуть руку, чтобы ощутить тепло.
- На ней, пожалуй, башмаки те же, что и четыре года назад, -
сказал он, вдруг усмехнувшись. Если со зла кто-нибудь нарочно тронет
тебя за раненую руку, то чувствуешь такую же боль и гнев.
Саймон Берли навряд ли додумается привезти своей супруге обновку
из Лондона!
- Когда ты будешь моей женой, Джоанна... - сказал он вслух, но
тут же остановил сам себя. Если столько времени он не позволял себе
думать об этом, можно потерпеть еще немного.
Джек вспомнил мальчика, который четыре года назад катался по
песку, кусая себе руки и задыхаясь от рыданий.
- Да, ты верно сказала, Джоанна: это еще не самое большое горе!
Она горько плакала, когда Джек рассказывал ей о себе, но потом
встала и вытерла слезы.
- Я никогда больше не поступлю так с тобой, - сказала она. - И
мне тоже было не сладко. Но все-таки это еще не самое большое горе.
Если бы ты проехал по графству Кент, ты согласился бы со мной.
Она жалеет своих зажиточных йоменов, разоренных войной и
налогами. Он не проехал - он исходил пешком вдоль и поперек и графство
Кент, и графство Эссекс, и Сэрри, и Сэффольк, и Норфольк, и
Гердфордшир, и то, что делается в Кенте, это тоже еще не самое большое
горе. Но бог тебя благослови, Джоанна, за то, что ты думаешь не только
о себе!
В лагере лесовиков никто, кроме Джека, не ждал Уота Тайлера, да и
сам Джек потерял надежду с ним встретиться. Но все-таки он, как было
условленно, положил груду камней на дороге. Тайлер надеялся в Медстоне
проведать Джона Бола, если ему удастся проникнуть в тюрьму.
После трех месяцев вынужденного поста лесовики сегодня впервые
наелись досыта.
Сон сморил их. Заснул даже Уил Уилкинс, на обязанности которого
лежало проверять дозорных у дороги.
Разбуженные среди ночи, часовые кинулись было бить тревогу, но,
раздув головню, тотчас же узнали Крепыша-Уота. Только он один умел
сваливаться, как снег на голову. Тотчас же послышались смех и веселые
восклицания, однако Тайлер не был расположен шутить.
- Этих людей, - сказал он, указывая на Уила Уилкинса, Бена
Джонсона и Бена Тромпа - часовых, - этих людей следовало бы связать и
оставить на месте. В Уинсберской сотне мне сказали, что здесь в лесу
готовится королевская облава.
Джек на ночь ушел от потухшего костра и устроился в кустах
жимолости и сейчас из темноты наблюдал тревогу. Да, пожалуй, на этот
раз предстояло дело посерьезнее, чем вдесятером нападать на двоих или
угонять королевский скот у мужиков, которые его не защищают.
Мимо костра туда и сюда сновали черные фигуры. Иногда кто-нибудь
подбрасывал хворост в огонь, и тогда вверх летело пламя и искры.
Лесовики второпях разбирали свои луки и стрелы и расталкивали сонных
товарищей.
Джек лежал не шевелясь. Здесь было налицо двадцать человек с
луками и стрелами, у двенадцати имелись топоры, а остальные пятнадцать
- двадцать человек были вооружены дубинками.
Если такой отряд не может дать отпор королевской облаве, не для
чего было людям по два, по три и по четыре года сидеть в лесу, ставить
чучело в драном дворянском плаще и ежедневно упражняться в стрельбе в
цель. Пожалуй, для Джона Фокса еще не прошло время повиниться во всем
господину и забросить в кусты красный щит с четырьмя высохшими,
скрюченными пальцами.
Джек в упор смотрел на начальника отряда и на идущего с ним рядом
Уота Тайлера. Он никогда не наблюдал своего побратима издали. Когда
стоишь рядом с ним, тебе все время приходит в голову мысль, что он
шутя может поднять тебя на воздух, связать узлом и отбросить на добрые
пол-лье в сторону.
Они прошли мимо, почти задев Джека одеждой. Ослепленные пламенем
костра, они ничего не видели в темноте.
В то время как Джон Фокс делал один шаг, Уот Тайлер делал два.
- А может быть, мы все-таки постоим немного за себя? - спросил
йомен, и голос его звучал просительно. - Ребята целятся ничуть не хуже
королевских стрелков. Да солдат, как видно, будет немного. Нагонят,
как в тот раз, больше мужиков из соседних деревень.
- Расходитесь поодиночке, - словно не слыша его, продолжал свое
Тайлер. - Парня, которого бьет черная болезнь, мы возьмем с собой на
островок. Ты, видать, о двух головах, если толкуешь о том, что медведя
надо спускать на медведя, а борзую - на борзую. Какая нам польза
будет, если наши ребята положат мужиков из Лонгбриджской или
Уингетской сотни! (Черная болезнь - падучая болезнь, эпилепсия.)
Однако не все слушали Уота Тайлера с таким вниманием, как Джон
Фокс. Джек видел, как у костра его обступила целая толпа негодующих
лесовиков. А один так размахивал руками, что Тайлеру пришлось
выхватить горящую головню из огня для того, чтобы отпугнуть крикуна.
Джек немедля вскочил на ноги и поспешил на подмогу. Уот Тайлер
был его добрый товарищ и названый брат. Четыре года назад в Фоббинге,
на берегу моря, они поменялись крестами.
Но, видать, большая сила была в этом человеке, потому что, когда
Джек добежал до костра, Уот Тайлер спокойно разгребал горящие сучья и
затаптывал пламя, а другие помогали ему в этом.
- Ты, конечно, в этих делах понимаешь больше нашего, - сказал
тот, что минуту назад кипятился больше всех.
Но вот снова набежала толпа людей, и Уолтер Тайлер теперь быстро
поворачивался во все стороны, как волк в собачьей стае.
- Но-но! - только говорил он угрожающе.
И тогда соседи унимали особенно расходившегося крикуна.
Потом все сели в кружок, и Тайлер толково объяснил, в чем дело.
На этой неделе в лесу будет облава. Поскорее всем нужно разойтись
в разные стороны. Мужики из Фрича обещали кое-кого припрятать на это
время. Но лесовики сами должны понимать и не ходить по дороге целыми
табунами.
- С чего это все началось?
- Да с того же налога.
Уот вытащил из-за пазухи королевский приказ.
- Кто прочитает? - спросил он. Сам он плохо разбирался в буквах.
Джек выступил из темноты.
- А, это ты, брат! - сказал Тайлер. Он крепко обнял Джека и
поцеловал в обе щеки. - Не вышло дело! - шепнул он ему на ухо. - Отца
Джона сопровождало человек десять стражников, а я был один и
безоружный.
Джек решил отложить расспросы. Двое лесовиков держали горящие
головни, а он развернул пергамент.
- "Ричард, божьей милостью король Англии и Франции и повелитель
Ирландии", - прочел он заглавную строку.
Лесовики скинули шапки, а Тайлер, взяв из рук Джека документ,
почтительно поцеловал королевскую печать.
- "...Всем коннетаблям, шерифам, бейлифам и сотским повелеваю: в
каждом графстве избрать комиссию из пяти достойных и уважаемых лиц и
поручить им проверить податные списки, представленные в Палату
Шахматной доски сборщиками налога, ибо непреложно установлено, что
последние, щадя многих лиц каждого данного графства, одних не внесли в
списки преднамеренно, а других - по небрежности или
покровительству..." (Коннетабль - в Англии высшая административная
власть в графстве.) (Палата Шахматной доски - высшее финансовое
учреждение в средневековой Англии. Название происходит от столов,
стоявших в палате и покрытых клетчатым сукном, напоминавшим
поверхность шахматной доски.)
- Господи! - вздохнули в толпе. - Брали по три грота со всех
подряд, с имущих и неимущих, чуть ли собак не облагали налогом! (Грот
- мелкая монета, имевшая хождение в Англии в средние века.)
Джек поднял голову и посмотрел на говорившего.
- "...а посему, - продолжал он читать, - предписываю: в каждом
городе и деревне в пределах каждого данного графства проверить наново
численность населения и взыскать налог со всех уклонившихся, для чего
лендлордам, сквайрам и владетелям монастырских земель надлежит не
отпускать своих вилланов в дорогу, а шерифам и сотенным - оцепить все
леса и выловить бродяг и злоумышленников, преступно скрывающихся от
королевских учетчиков и этим наносящих непоправимый вред и ущерб
королевской казне и королевству. Дано в четвертый год царствования, в
городе Лондоне". (Лендлорд - крупный землевладелец, не ведущий сам
хозяйства в своем поместье, а сдающий землю в аренду фермерам.)
В толпе молчали.
- Ну, что же это будет, ребятки? - спросил Уот Тайлер, поглядывая
на лесовиков.
Тогда со всех сторон посыпались вопросы и замечания:
- Правду ли говорят, что Джон Лэг взял у короля подать на откуп?
(Взял у короля подать на откуп - система сбора налога, состоявшая в
том, что так называемый откупщик, уплачивая в казну определенную
сумму, получал от государственной власти право собирать налог с
населения в свою пользу.)
- Верно ли то, что деньги собирают, чтобы возвести Гентского на
кастильский престол?
- Кто-кто, а уж канцлер Сэдбери и Ричард Гелз - казначей -
погреют здесь руки! В семьдесят шестом году они, говорят, получили
налог по весу, а сдали порченой стертой монетой. в точности согласно
ее стоимости2.
- Ну, сейчас навряд ли им придется что сдавать. Как ни жми
камень, а вода из него не потечет!
- Не знаю, ребятки, - сказал Тайлер задумчиво. - Кто бы ни взял
на откуп налог - Джон Лэг, или лорд Лэтимер, или купец Лайонс, но свои
денежки они захотят вернуть!.. И подумать только, - добавил он,
покачивая головой, - под такими преступными распоряжениями ставят
королевскую печать и невинного ребенка заставляют прикладывать к ним
свою чистую руку!
Еще раз поцеловав королевскую печать, он спрятал пергамент за
пазуху.
Черные, серые и красные стволы расходились, сходились, снова
расходились, и от постоянного мелькания деревьев в лесу Джек закрывал
глаза. Он потерял много крови по дороге к замку Тиз я сейчас
чувствовал слабость. Он сильно припадал на раненую ногу, и уже дважды
на повязке проступала кровь.
Джон Фокс взялся провести его с Уотом Тайлером в тайник. Посреди
лесного озера был островок, здесь их не отыщет никакая облава.
Озерко питалось двумя проточными ключами и не замерзало всю зиму.
Лодка была припрятана в кустах.
Впрочем, те, кто не боялся промочить ног, отлично переправлялись
Хорошо, что эта лиса Мэтью спит, как сурок. Они опять беседовали
громко, даже не опасаясь плохо притворенной двери.
Госпожа перевязывала рану чужому, точно он сам не в силах был это
сделать.
- Джек, тебе недолго ждать! - говорила она нежно. - Сэр Саймон
меня не любит и никогда не любил, и я это узнала сейчас же после
свадьбы. И если папа в Риме разрешит ему развод, он рад будет жениться
еще раз на девушке, которая более подходит ему по нраву.
Чужой пробормотал себе что-то под нос.
- Нет-нет, не говори так! Он женился на мне, когда я была еще
совсем бедной, почти нищей!
"Такою же, как сейчас", - подумал Аллан и сам удивился своим
мыслям. И еще больше он удивлялся тому, как смело рассуждает обо всем
его маленькая леди. Не иначе, как она набралась этих мыслей в
проклятом Лондоне, потому что дяди короля сами там переженились по три
и четыре раза и такое же позволяют и своим рыцарям.
- Бог тебе судья, Джоанна, если ты меня обманываешь и на этот
раз! - сказал чужой в ответ на все речи его госпожи.
И тут старый Аллан услышал такое, от чего волосы дыбом поднялись
на его бедной голове.
- Бог мне не судья, Джек, - ответила его маленькая леди, - один
ты мне судья, и если ты меня простил, мне не о чем больше думать...
Очень ли я похудела и подурнела с тех пор, Джек? - спросила она тотчас
же.
- Ты такая же красивая, как всегда, а толстой тебе никогда не
быть. С годами ты только ширишься в плечах, как деревенский парнишка.
И чужой, точно он не был простым мужиком, а леди Берли -
благородной дамой, встал и положил руки на плечи его госпожи.
- Можно ли мне поцеловать тебя, Джоанна? - спросил он так громко,
как будто говорил со своей собственной женой.
Аллан выпрямился и сжал кулаки.
Но его маленькая Джоанна хорошо ответила, хотя, может быть, и не
так, как подобает леди из замка Друриком.
- Ты еще не раз, и не два, и не три будешь целовать меня, Джек,
но пока я перед богом и людьми жена Саймона Берли. Неужели ты хочешь,
чтобы я не имела права прямо смотреть ему в глаза? Мои губы сами так и
тянутся к тебе, но не будем больше говорить об этом.
Аллан чуть не задохнулся от радости, узнав, что чужой навсегда
убирается из замка. И как был он прав, стараясь поскорее выпроводить
гостя, - парень только-только успел скрыться из виду, а из солярия еще
не выветрился запах ремня и пота, который всегда оставляет после себя
мужик, как прискакали с факелами передовые отряды Саймона Берли.
- Господин наш едет сюда со всей охотой - с егерями и
сокольничими! С ним прибудут лорд и леди Бервик, и леди Тоунтон, и
другие. Необходимо немедленно же затопить все камины в замке, чтобы
дамы не схватили простуды в сыром помещении, и топить до самого того
дня, когда приедет сэр Саймон. Лорд везет с собой припасы и поваров и
просит леди позаботиться только о помещении для девяти человек господ
и двадцати трех слуг.
Это было 13 марта 1381 года.
Леди Джоанна тотчас же занялась приготовлениями к встрече гостей.
Напиленные на будущий год дрова уже жарко пылали в каминах. Аллан и
Мэтью сбились с ног, вынося навоз и сколачивая ясли в конюшнях.
Сама леди, не жалея рук, терла песком и золой черные, закоптелые
балки, а затем принялась за побелку.
Весело распевая, Джоанна, стоя на лесенке, водила щеткой по
стене. В обычае было белить стены только на высоте человеческого
роста, но ей хотелось, чтобы к приезду гостей холл принял совсем
праздничный вид.
Теперь каждый свой день она начинала и заканчивала песней. Она
вспомнила все нормандские романсы, слышанные в детстве, и те, которым
она научилась в Лондоне, и даже мужицкие песни Кента и Эссекса.
Ее уже нисколько не сердила воркотня двух стариков. Склонив
голову набок, она занималась своим делом и слушала, как они
препирались внизу.
- Будь я молод, как ты, - говорил восьмидесятилетний Аллан
семидесятидвухлетнему Мэтью, - я бы сам намесил глины, а не заставлял
бы нашу леди заниматься этим грязным делом!
Подарок, который очень вырос и возмужал за последнее время,
весело лаял, прыгал и падал на землю, стараясь ухватить свою госпожу
за ноги.
Сейчас это было широколапое, вислозадое и короткошеее существо.
Когда его звали, он, точно медведь, поворачивался всем своим
туловищем. Но уже сейчас можно было сказать, что со временем из него
выйдет добрый пес.
Через две недели в замке было получено известие, что сэра Саймона
Берли по дороге к Тизу повстречал его старый друг и соратник, сэр
Джордж Сэйбилл, и зазвал охотиться в свои леса. Лорд вернется домой
только к концу марта. Однако хозяин замка Тиз не приехал ни в марте,
ни в апреле, а потом начались события, о которых следует рассказать
особо.
Глава III
Йомен, которого звали Джон Фокс, был однажды вызван по делу в
замок к своему господину, сэру Готфруа Болдуину.
Дело было в Эссексе еще в 1376 году.
Джон Фокс считался зажиточным мужиком и держал землю от своего
сеньора на арендных правах. Это был один из наиболее уважаемых граждан
села, отец семерых детей, исправный плательщик налогов и добрый
католик.
Господин позвал его для того, чтобы потолковать с ним о торговле
шерстью, которую полагал наладить у себя в имении.
При беседе присутствовали приор аббатства и сын помещика, молодой
мастер Ральф Болдуин. Мастер недавно возвратился из Франции залечивать
рану, полученную в бою. Он с детства был весьма горяч и несдержан
нравом, что и привело к очень прискорбному событию. (Приор аббатства -
настоятель в мужском католическом монастыре.)
Джон Фокс в беседе, забывшись, положил руку на спинку кресла, где
сидел сэр Готфруа. Тогда молодой Ральф Болдуин, не стерпев наглости
мужика, в гневе вскочил с места и бывшим при нем охотничьим ножом
отхватил начисто пальцы Джона Фокса - все четыре с правой руки, как
они и лежали на спинке кресла.
Фокс закричал и, обернув руку полой куртки, бросился из комнаты.
- Мужик, вернись, возьми свое мясо! - крикнул мастер Ральф
Болдуин, на свою беду.
Джон Фокс вернулся и подобрал окровавленные обрубки пальцев.
После этого за ним дважды присылали из замка, но он там так и не
показался. Залечив руку, он ушел в лес.
В молодости йомен был неплохим лучником, но с годами от сытой и
спокойной жизни отяжелел и утратил былую меткость и сноровку. Однако в
лесу он сбавил немного жиру и, ежедневно упражняясь, довел свое
искусство до того, что, отводя своим единственным большим пальцем
тетиву, он спускал ее с такой силой, что стрела, вылетая, пробивала
насквозь молодое дерево.
Щит, обтянутый кожей, он окрасил в красный цвет и прибил к нему
четыре высохших скрюченных пальца с длинными ногтями.
В лес к нему приходили разные люди, и он их всех принимал без
разбора.
Сыновья приносили ему из села стрелы и луки, которые работал на
продажу их сосед, Томас-лучник. Жена Джона Фокса не жалела для этого
денег.
Вот с этими людьми и свел Джека-Соломинку сын кровельщика из
Дэртфорда Уот Тайлер четыре года назад. И сейчас, покидая замок Тиз,
Джек также надеялся найти у них пристанище.
Человек, который много времени проводит в замке или в городском
доме, поглядев на снег, на низкое небо, на скучную белую дорогу,
сказал бы, что зима в этом году еще не скоро придет к концу.
Несмотря на март, уже вторую неделю дует резкий северо-восточный
ветер, солнце садится в огненные тучи, что опять предвещает ветер или
мороз. Дятлы сносят шишки к гнездам, точно готовясь ко второй зиме, а
вороний грай покрывает все остальные звуки в лесу.
Однако Джек шел посмеиваясь. Он-то наверное знал, что весна уже
недалеко. Дело было не в том, что он снова нашел Джоанну, и не в том,
что она пообещала, как только сойдет снег, разыскать его в Фоббинге.
Просто Джек слишком хорошо знал лес и его обитателей.
Снег под деревьями был весь как будто источен червями, а на
пригорке порыжел, как рыжеет белка к весне.
Сейчас уже не пробежишься по сугробам, они обрыхлели и осунулись,
а вчера Джек видел полянку, вдоль и поперек пересеченную мелкими
следками, как будто здесь шли заячьи танцы или хоровод. Зверь раньше
человека предчувствует тепло и радуется ему.
Да и человек, если хорошенько прислушается, может различить
легкий звон над лесом, похожий на звон хвои, - это капель. Это она
источила снег под деревьями, это она, замерзая, звенит на ветру.
А за капелью уже недалека и настоящая оттепель.
Джек шел, внимательно оглядываясь по сторонам. Однако не лесная
капель и не заячьи следы привлекали сейчас его внимание.
Господа думают, что не мужицкое дело разбираться в грамоте. Они
запрещают детям вилланов обучаться чтению и письму, а также уходить в
ремесленники. Мужик должен сидеть на земле, а то, что получает с
земли, отдавать сеньору. Мужик не должен ни читать, ни писать, а когда
сеньор составляет с ним какой-нибудь документ, он не должен
разбираться в его содержании. Сноситься мужикам из разных деревень
также не следует: они друг от друга могут набраться вредных мыслей.
Однако, не умея читать и писать, мужики отлично сносились между
собой, и, проходя белой пустой дорогой, Джек узнавал новости о своих
друзьях. Правда, это было совсем не то, что извещение, написанное на
пергаменте, но, если быть внимательным, можно понять многое.
Вот надломлена ветка сосны и повернута к югу. В этом месте
следует пересечь дорогу и свернуть по тропинке, убегающей к Сэмфорду.
Стоп! Горкой у подножия клена сложена груда камней. Джек оглянулся по
сторонам и, поплевав на руки, схватился за гладкий ствол.
На клене, в узком, как рука, дупле, было старое беличье гнездо.
Джек нащупал в нем камешки - один, два, три, четыре. Но что это должно
обозначать? Четыре дня пути? Или четыре лье отсюда? Или четверо людей
идут?
Но, как бы то ни было, продвигаться следовало на юг.
Порой на кустах, словно случайно упавшая, качалась ветка с
шишками, иногда расщепленный сук был накрест перевязан травинкой, и
Джек, разбирая все эти сообщения, продвигался вперед.
Свежесрубленный молодой дубок, лежавший поперек тропинки,
извещал, что лесовики где-то здесь поблизости.
Однако какой сейчас следует подавать им сигнал? Не щелкать же
соловьем и не свистеть же иволгой, когда кругом еще не стаял снег!
Джек прошел вперед по тропинке, свернул назад и вышел на
маленькую белую поляну. Нигде ни следа. На деревьях и кустах - ни
знака.
Не означает ли срубленный дубок, что лесовикам что-то стало
помехой на пути и они свернули обратно?
Джек внимательно рассматривал мох у пня, булыжник у дороги, кусты
и ветки. А на земле если и были какие-нибудь следы, за ночь их все
запорошило снегом.
За веющей по дороге поземкой навстречу ему двигалась темная
масса. До Джека донесся резкий свист бичей и подбадривающие окрики:
"Гей-гей, о-гей, гелло!"
Это гуртовщики гнали скот.
Если поворачивать назад, нет удобнее случая, как пристать к
гуртовщикам. Эти ребята не одного беглого виллана выручали уже из
беды. Только бы с ними не было стражников!
Джек всматривался, щурясь от летевшего в глаза снега, и вдруг
досадливо махнул рукой: впереди гурта с пиками и самострелами ехали
двое солдат.
Это означало, что скот был закуплен или захвачен для нужд короля.
Конные, громко переговариваясь между собой, передвигались шагом
по дороге, предоставляя мужикам орать до хрипоты и без устали
орудовать бичами.
А перед ними, облегчая им дорогу, ветер гнал низкий густой
снежок, точно белое войско.
Джеку вдруг ясно почудилось, как что-то зашумело рядом в кустах,
но громкие крики на дороге тотчас же отвлекли его внимание.
Ехавший впереди стражник с размаху вместе с конем грохнулся в
выкопанный поперек дороги ров, искусно закрытый ветвями и снегом.
Второй немедленно осадил коня и уже прилаживал самострел, потому что
из придорожных кустов выскочило человек десять с дубинками и топорами.
Гуртовщиков было немногим меньше, но, воспользовавшись суматохой,
они и не думали о стражниках, а, благополучно обойдя ров, подняли над
головами бичи. Те, описав огромные восьмерки, опустились на спины
ошалевших быков, и через минуту все стадо скрылось за поворотом
дороги. Посреди, плечом к плечу, как добрые товарищи, тесно бежали
овцы.
Однако одним телком и двумя баранами гуртовщикам все-таки
пришлось поплатиться.
Даже не зная, что стадо сопровождали солдаты, а судя по одному
тому, что гуртовщики не крепко отстаивали свое добро, можно было
догадаться, что скот был королевский.
Одному стражнику удалось ускакать, лошадь второго ушибла ногу, но
она даже не прихрамывала, а солдат остался цел и невредим.
Джон Фокс творил суд скорый и правый. Того молодца, что защищался
и ранил двоих лесовиков, следовало бы повесить на первом суку, но он
удрал восвояси. Второй, бросив оружие на дорогу, просил о помиловании,
и ему было велено всыпать двадцать палочных ударов и отпустить.
За лошадью был наказ смотреть в оба - она пригодится самому Джону
Фоксу.
Отбитая добыча - два барана и теленок не прожили и часу. Туши
немедля освежевали, кости пошли в котел, а мясо, разрезав на тонкие
ломти, присолили и развесили вялить на ветру.
Шкуры тоже, не жалея, густо присыпали солью: лесовики недавно
отбили ее целый воз.
Джека проводили в лагерь, разбитый под самым Сэмфордом. Его
ласково приняли и сытно накормили и пообещали дать ему еще на дорогу
мяса и соли, но он был невесел.
Его одолевали тяжелые мысли.
Джон Фокс ходил сейчас в плаще на рысьем меху, а на беспалой
руке, как дворянин, носил перчатку.
Джеку показалось, что Фокс нарочито небрежно едва кивнул головой
в ответ на его почтительный поклон, словно всей повадкой желая
показать, что с прошлого года многое переменилось.
Правда, сейчас у него вдвое прибавилось людей, и если в тот раз
они с Джеком спали, зарывшись в прошлогоднюю листву, то сейчас уже для
Джона Фокса разбивают палатку. Садясь есть, он ждет, пока малый
нарежет для него мяса, хотя тот родом из той же деревни Сэмфорд, что и
он, и такой же фригольдер как и сам Фокс. (Фригольдер - свободный
крестьянин.)
И разве это дело для мужиков - все равно, свободных или
несвободных - шататься по лесу, нападать на обозы и грабить
проезжающих?
"Это рыцарская забава, - думал Джек, укладываясь подле костра. -
Вот и не мудрено, что они усваивают и другие рыцарские замашки".
Никогда безделье не объединит людей так, как их объединяет труд.
Нужно много лет подряд подниматься утрами в один час, в один час
выходить в поле или в мастерскую, в один час складывать инструмент или
выпрягать быков, и тогда ты точно сможешь угадать, чего хочет твой
сосед справа и чего хочет твой сосед слева. Большой хитрости тут нет,
потому что они хотят того же, что и ты.
Джек давно не наедался так сытно, как сегодня. Его немедля
потянуло ко сну. Но сильная боль в ноге и мысли долго не давали ему
уснуть. Хорошо было бы из Фоббинга сходить проведать старую Джейн
Строу. За четыре года Джек только три раза видел мать. Филь, вероятно,
уже совсем бравый парень; жаль только, что у него поврежден глаз. Тома
и девочек Джек представлял себе совсем смутно, он уже забыл их лица.
Четыре года подряд Джек вставал и ложился с именем Джоанны на
губах, а сейчас он как будто даже ее и не вспоминал. Но это было все
равно что сидеть спиной к горящему костру. Как бы ни било тебе в лицо
ветром и снегом, ты знаешь, что костер здесь, рядом. Иногда тебя всего
насквозь прохватывает стужей, но ты терпишь, потому что достаточно
тебе протянуть руку, чтобы ощутить тепло.
- На ней, пожалуй, башмаки те же, что и четыре года назад, -
сказал он, вдруг усмехнувшись. Если со зла кто-нибудь нарочно тронет
тебя за раненую руку, то чувствуешь такую же боль и гнев.
Саймон Берли навряд ли додумается привезти своей супруге обновку
из Лондона!
- Когда ты будешь моей женой, Джоанна... - сказал он вслух, но
тут же остановил сам себя. Если столько времени он не позволял себе
думать об этом, можно потерпеть еще немного.
Джек вспомнил мальчика, который четыре года назад катался по
песку, кусая себе руки и задыхаясь от рыданий.
- Да, ты верно сказала, Джоанна: это еще не самое большое горе!
Она горько плакала, когда Джек рассказывал ей о себе, но потом
встала и вытерла слезы.
- Я никогда больше не поступлю так с тобой, - сказала она. - И
мне тоже было не сладко. Но все-таки это еще не самое большое горе.
Если бы ты проехал по графству Кент, ты согласился бы со мной.
Она жалеет своих зажиточных йоменов, разоренных войной и
налогами. Он не проехал - он исходил пешком вдоль и поперек и графство
Кент, и графство Эссекс, и Сэрри, и Сэффольк, и Норфольк, и
Гердфордшир, и то, что делается в Кенте, это тоже еще не самое большое
горе. Но бог тебя благослови, Джоанна, за то, что ты думаешь не только
о себе!
В лагере лесовиков никто, кроме Джека, не ждал Уота Тайлера, да и
сам Джек потерял надежду с ним встретиться. Но все-таки он, как было
условленно, положил груду камней на дороге. Тайлер надеялся в Медстоне
проведать Джона Бола, если ему удастся проникнуть в тюрьму.
После трех месяцев вынужденного поста лесовики сегодня впервые
наелись досыта.
Сон сморил их. Заснул даже Уил Уилкинс, на обязанности которого
лежало проверять дозорных у дороги.
Разбуженные среди ночи, часовые кинулись было бить тревогу, но,
раздув головню, тотчас же узнали Крепыша-Уота. Только он один умел
сваливаться, как снег на голову. Тотчас же послышались смех и веселые
восклицания, однако Тайлер не был расположен шутить.
- Этих людей, - сказал он, указывая на Уила Уилкинса, Бена
Джонсона и Бена Тромпа - часовых, - этих людей следовало бы связать и
оставить на месте. В Уинсберской сотне мне сказали, что здесь в лесу
готовится королевская облава.
Джек на ночь ушел от потухшего костра и устроился в кустах
жимолости и сейчас из темноты наблюдал тревогу. Да, пожалуй, на этот
раз предстояло дело посерьезнее, чем вдесятером нападать на двоих или
угонять королевский скот у мужиков, которые его не защищают.
Мимо костра туда и сюда сновали черные фигуры. Иногда кто-нибудь
подбрасывал хворост в огонь, и тогда вверх летело пламя и искры.
Лесовики второпях разбирали свои луки и стрелы и расталкивали сонных
товарищей.
Джек лежал не шевелясь. Здесь было налицо двадцать человек с
луками и стрелами, у двенадцати имелись топоры, а остальные пятнадцать
- двадцать человек были вооружены дубинками.
Если такой отряд не может дать отпор королевской облаве, не для
чего было людям по два, по три и по четыре года сидеть в лесу, ставить
чучело в драном дворянском плаще и ежедневно упражняться в стрельбе в
цель. Пожалуй, для Джона Фокса еще не прошло время повиниться во всем
господину и забросить в кусты красный щит с четырьмя высохшими,
скрюченными пальцами.
Джек в упор смотрел на начальника отряда и на идущего с ним рядом
Уота Тайлера. Он никогда не наблюдал своего побратима издали. Когда
стоишь рядом с ним, тебе все время приходит в голову мысль, что он
шутя может поднять тебя на воздух, связать узлом и отбросить на добрые
пол-лье в сторону.
Они прошли мимо, почти задев Джека одеждой. Ослепленные пламенем
костра, они ничего не видели в темноте.
В то время как Джон Фокс делал один шаг, Уот Тайлер делал два.
- А может быть, мы все-таки постоим немного за себя? - спросил
йомен, и голос его звучал просительно. - Ребята целятся ничуть не хуже
королевских стрелков. Да солдат, как видно, будет немного. Нагонят,
как в тот раз, больше мужиков из соседних деревень.
- Расходитесь поодиночке, - словно не слыша его, продолжал свое
Тайлер. - Парня, которого бьет черная болезнь, мы возьмем с собой на
островок. Ты, видать, о двух головах, если толкуешь о том, что медведя
надо спускать на медведя, а борзую - на борзую. Какая нам польза
будет, если наши ребята положат мужиков из Лонгбриджской или
Уингетской сотни! (Черная болезнь - падучая болезнь, эпилепсия.)
Однако не все слушали Уота Тайлера с таким вниманием, как Джон
Фокс. Джек видел, как у костра его обступила целая толпа негодующих
лесовиков. А один так размахивал руками, что Тайлеру пришлось
выхватить горящую головню из огня для того, чтобы отпугнуть крикуна.
Джек немедля вскочил на ноги и поспешил на подмогу. Уот Тайлер
был его добрый товарищ и названый брат. Четыре года назад в Фоббинге,
на берегу моря, они поменялись крестами.
Но, видать, большая сила была в этом человеке, потому что, когда
Джек добежал до костра, Уот Тайлер спокойно разгребал горящие сучья и
затаптывал пламя, а другие помогали ему в этом.
- Ты, конечно, в этих делах понимаешь больше нашего, - сказал
тот, что минуту назад кипятился больше всех.
Но вот снова набежала толпа людей, и Уолтер Тайлер теперь быстро
поворачивался во все стороны, как волк в собачьей стае.
- Но-но! - только говорил он угрожающе.
И тогда соседи унимали особенно расходившегося крикуна.
Потом все сели в кружок, и Тайлер толково объяснил, в чем дело.
На этой неделе в лесу будет облава. Поскорее всем нужно разойтись
в разные стороны. Мужики из Фрича обещали кое-кого припрятать на это
время. Но лесовики сами должны понимать и не ходить по дороге целыми
табунами.
- С чего это все началось?
- Да с того же налога.
Уот вытащил из-за пазухи королевский приказ.
- Кто прочитает? - спросил он. Сам он плохо разбирался в буквах.
Джек выступил из темноты.
- А, это ты, брат! - сказал Тайлер. Он крепко обнял Джека и
поцеловал в обе щеки. - Не вышло дело! - шепнул он ему на ухо. - Отца
Джона сопровождало человек десять стражников, а я был один и
безоружный.
Джек решил отложить расспросы. Двое лесовиков держали горящие
головни, а он развернул пергамент.
- "Ричард, божьей милостью король Англии и Франции и повелитель
Ирландии", - прочел он заглавную строку.
Лесовики скинули шапки, а Тайлер, взяв из рук Джека документ,
почтительно поцеловал королевскую печать.
- "...Всем коннетаблям, шерифам, бейлифам и сотским повелеваю: в
каждом графстве избрать комиссию из пяти достойных и уважаемых лиц и
поручить им проверить податные списки, представленные в Палату
Шахматной доски сборщиками налога, ибо непреложно установлено, что
последние, щадя многих лиц каждого данного графства, одних не внесли в
списки преднамеренно, а других - по небрежности или
покровительству..." (Коннетабль - в Англии высшая административная
власть в графстве.) (Палата Шахматной доски - высшее финансовое
учреждение в средневековой Англии. Название происходит от столов,
стоявших в палате и покрытых клетчатым сукном, напоминавшим
поверхность шахматной доски.)
- Господи! - вздохнули в толпе. - Брали по три грота со всех
подряд, с имущих и неимущих, чуть ли собак не облагали налогом! (Грот
- мелкая монета, имевшая хождение в Англии в средние века.)
Джек поднял голову и посмотрел на говорившего.
- "...а посему, - продолжал он читать, - предписываю: в каждом
городе и деревне в пределах каждого данного графства проверить наново
численность населения и взыскать налог со всех уклонившихся, для чего
лендлордам, сквайрам и владетелям монастырских земель надлежит не
отпускать своих вилланов в дорогу, а шерифам и сотенным - оцепить все
леса и выловить бродяг и злоумышленников, преступно скрывающихся от
королевских учетчиков и этим наносящих непоправимый вред и ущерб
королевской казне и королевству. Дано в четвертый год царствования, в
городе Лондоне". (Лендлорд - крупный землевладелец, не ведущий сам
хозяйства в своем поместье, а сдающий землю в аренду фермерам.)
В толпе молчали.
- Ну, что же это будет, ребятки? - спросил Уот Тайлер, поглядывая
на лесовиков.
Тогда со всех сторон посыпались вопросы и замечания:
- Правду ли говорят, что Джон Лэг взял у короля подать на откуп?
(Взял у короля подать на откуп - система сбора налога, состоявшая в
том, что так называемый откупщик, уплачивая в казну определенную
сумму, получал от государственной власти право собирать налог с
населения в свою пользу.)
- Верно ли то, что деньги собирают, чтобы возвести Гентского на
кастильский престол?
- Кто-кто, а уж канцлер Сэдбери и Ричард Гелз - казначей -
погреют здесь руки! В семьдесят шестом году они, говорят, получили
налог по весу, а сдали порченой стертой монетой. в точности согласно
ее стоимости2.
- Ну, сейчас навряд ли им придется что сдавать. Как ни жми
камень, а вода из него не потечет!
- Не знаю, ребятки, - сказал Тайлер задумчиво. - Кто бы ни взял
на откуп налог - Джон Лэг, или лорд Лэтимер, или купец Лайонс, но свои
денежки они захотят вернуть!.. И подумать только, - добавил он,
покачивая головой, - под такими преступными распоряжениями ставят
королевскую печать и невинного ребенка заставляют прикладывать к ним
свою чистую руку!
Еще раз поцеловав королевскую печать, он спрятал пергамент за
пазуху.
Черные, серые и красные стволы расходились, сходились, снова
расходились, и от постоянного мелькания деревьев в лесу Джек закрывал
глаза. Он потерял много крови по дороге к замку Тиз я сейчас
чувствовал слабость. Он сильно припадал на раненую ногу, и уже дважды
на повязке проступала кровь.
Джон Фокс взялся провести его с Уотом Тайлером в тайник. Посреди
лесного озера был островок, здесь их не отыщет никакая облава.
Озерко питалось двумя проточными ключами и не замерзало всю зиму.
Лодка была припрятана в кустах.
Впрочем, те, кто не боялся промочить ног, отлично переправлялись