Страница:
католического монастыря.)
Гроза уже прошла стороной, когда они ехали к Друрикому: впереди -
монастырский слуга с факелом, за ним - аббатиса на статной белой
кобыле, за ней - Джоанна, а позади - снова слуга с факелом. Спутники
монахини были хорошо вооружены, потому что сейчас небезопасно было
ездить по дорогам.
Джоанна быстрым взглядом окинула всех сидящих за столом холла.
Вот сэр Гью с его красными, толстыми щеками; мать-настоятельница,
уже немолодая, но еще достаточно красивая и совсем не изнуренная
постами и молитвами; купец со своими широкими рукавами и расчесанной
бородой выглядит точно знатный барин. За ним расположился бейлиф, тоже
сытый и румяный, и слуги монахини - все те, что едят мясо и не
обходятся без эля. А дальше, в конце стола, почтительно вытянувшись,
сидит старый, добрый Аллан. У него провалившиеся щеки и нос скоро
сойдется с подбородком. Аллан, Джемс, Джон - они носят зеленые с белым
ливреи Друрикома, но едят не с господского стола. Сегодня их позвали
сюда ради аббатисы, потому что стыдно дворянину садиться за стол с
такой немногочисленной челядью. В обычные дни слугам приходится
довольствоваться бобами и горохом с овсяными лепешками. (Замковый
бейлиф - приказчик, управитель; сотенный бейлиф - староста, выборное
лицо (от крестьян). Эль - густое светлое английское пиво.)
Они такие же худые, как и все мужики. И как их мало теперь
сравнительно с прошлым годом!
Монахиня тоже, как видно, подумала об этом.
- Сэр Гью, - сказала она, - я вижу, число ваших слуг уменьшилось
вдвое с прошлого года.
- Да, - проворчал сэр Гью, - скоро дворянину придется самому
чистить свою лошадь на конюшне. Четырех я послал в Гревзенд: они
отличные кровельщики и маляры и поработают на постройке часовни. За
это настоятель обещал мне кусок длинного сукна и два куска короткого.
Остальные слуги ночуют на гумне. Сейчас не такое время, чтобы
оставлять хлеб без охраны. (В описываемое время сукна разного качества
выпускались соответственно и разной длины.)
Монахиня скользнула взглядом по сидящим за столом, и Джоанна была
рада, что ее заслоняет чадящая плошка с маслом.
Но у сэра Гью был острый глаз.
- Джоанна, - проворчал он, косясь на аббатису, - у вас платье
совершенно грязное и изодранное на плечах!
- Запретите своим собакам класть грязные лапы мне на плечи! -
грубо ответила Джоанна.
- Вам приходилось проезжать много стран, - сказала монахиня,
обращая на купца светлый, прозрачный взор. - Расскажите, встречали ли
вы мужиков более строптивых, чем в этой несчастной стране.
Итальянец потер руку об руку.
- Черная смерть принесла всем много бед, - наконец ответил он, -
но самая худшая беда заключается в том, что она поселила гордые мысли
в тупые мужицкие головы. Сейчас рабочих меньше, чем хозяев, и каждый,
который умеет копать, возить навоз или забивать сваи, думает, что он
уже сравнялся со своим господином. Но на них нашли управу... (Черная
смерть - эпидемия бубонной чумы, вспыхнувшая в Европе в 1348 году.)
- Только не в Кенте! - пробормотала монахиня.
- Именно в Кенте, - возразил сэр Гью. - Парламент уже взялся за
ум - не сегодня-завтра будет утвержден новый билль. Эти негодяи
думают, что в самое горячее время они могут бросить меня и уйти к
моему соседу, который им даст больше на фартинг. Они позволяют себе
бродить от одного хозяина к другому и остаются только там, где их
лучше кормят. (Билль - законопроект, вносимый в парламент. Фартинг -
английская мелкая монета, равная 1/4 пенса, около копейки.)
Джоанна громко захохотала.
Дураки были бы рабочие, если бы они оставались там, где их кормят
худо!
Глядя на веселый красный рот девочки, купец невольно засмеялся, а
сэр Гью замолчал.
К тому же и вообще такие беседы были не для ушей слуг.
Аббатиса произнесла молитву, сэр Гью подал знак бейлифу, и тот,
вытащив нож, попробовал его на ногте. Слуга поднес ему лохань с мясом,
и он, ловко поддевая куски ножом, перекладывал их на большой ломоть
ржаного хлеба. При жизни леди Элис, покойной жены сэра Гью, такие
служившие тарелками куски хлеба по субботам раздавали нищим, но сейчас
этот обычай был отменен. Бейлиф обнюхивал каждый кусок и негодные для
еды бросал собакам.
После мяса подали свежую отварную рыбу. Сэр Гью мог бы ежедневно
иметь ее за своим столом, но предпочитал сбывать ее на Эрундельские
коптильни. Рыба была приготовлена ради монахини, и ради нее же хозяин
велел принести из кладовой бургундского вина.
На долгое время умолкли разговоры. В доме сэра Гью еда была
серьезным занятием, и не следовало отвлекать от нее человека. Джоанна
обратила внимание на то, что купец и аббатиса пользуются при еде
отдельными ножами.
После обеда аббатиса снова прочла молитву, слуги убрали со стола
и удалились. Теперь можно было поговорить на свободе.
Купец распаковал тюк. Он торопился выехать до рассвета, чтобы в
Кентербери присоединиться к каравану, отправляющемуся в Дувр.
- В Сент-Винсентском аббатстве в Сэффольке вот уже двадцать лет
не прекращаются беспорядки, - сказала монахиня, - а все потому, что
бунтарям сразу не досталось как следует! Вы слышали: недавно горожане
загнали монахов на хоры и под угрозой смерти потребовали у них свои
долговые расписки?
Да, сэр Гью слышал об этом.
- А в Эссексе, подле Рочестера, мужики близ замка Тиз манора
Берли напали на купца, убили его слугу и разграбили товары! (Манор -
феодальное поместье в средневековой Англии.)
Сэр Гью промолчал. Купца ограбили не вилланы, а сам сэр Саймон
Берли, королевский знаменный рыцарь. Он из Анжу вернулся в Англию,
чтобы собрать недостающую сумму на содержание своего отряда. (Виллан -
крепостной крестьянин.)
Итальянец разложил товары: ладан и мирру для монастырской церкви,
воск для свечей, вино для причастия, бархат и парчу для церковных
покровов, а кроме того, и товары, которые он надеялся сбыть в замке:
сливы из Дамаска, виноград из Дамаска, пряности для засолки мяса,
гребни для людей и для лошадей, миндаль, красивые серебряные застежки
венецианской работы, полосатый красный с синим шелк, а в отдельной
коробке - тонкую, сплетенную из золотых нитей сетку, в которую, по
придворной моде, леди прячут волосы. (Абрикосы. Изюм.)
Монахиня отобрала благовония, бархат и парчу.
Кроме вина и воска, она закупила еще миндалю и сластей.
Перехватив взгляд Джоанны, купец великодушно пододвинул к ней
горку миндаля.
- Дайте работу своим белым зубкам, миледи, - сказал он любезно.
- А что слышно о войне? - спросил сэр Гью с беспокойством. -
Молодой мастер Друриком уже много месяцев не подавал о себе известий.
Продолжаем ли мы бить французов? Говорят, туда направляется несметное
войско? (Речь идет о Столетней войне, начавшейся большими успехами
англичан. Мастер - молодой господин.)
Сэр Гью сражался во Франции и при Кресси и под Пуатье, когда
лошади английских рыцарей сгибались под тяжестью военной добычи. Он
слыхал, что дела Черного принца приняли дурной оборот, но не хотел
этому верить. (В битвах под Пуатье и при Кресси англичане нанесли
тяжелое поражение французам. Черный принц - Эдуард, принц Уэльский,
старший сын Эдуарда III.)
- Война продолжается с переменным успехом, - сказал купец. Он
умолчал о том, в каком состоянии застал английские войска в Бордо.
Монахиню не интересовала война. Она продолжала о своем.
- Многие недальновидные дворяне графства, - сказала она, - уже
давно не требуют со своих мужиков никаких повинностей. Мужики платят
аренду, и придет время, когда они будут считать себя вольными
фермерами.
Сэр Гью почувствовал упрек в ее словах.
- Это делаю не я один. Так обстоит дело во всем Кенте. Да и,
правду сказать, мне гораздо выгоднее сдавать в аренду землю и получать
денежки чистоганом, чем иметь, как в Эссексе, сотню вилланов,
откупающихся от меня дохлыми петухами или гнилой соломой, - смущенно
добавил он.
- Не хлебом единым сыт человек! - строго произнесла монахиня.
- Деньги мне нужны для того, чтобы отсылать их сыну в Анжу...
Англичане терпят большую нужду во Франции...
Последнюю фразу сэр Гью произнес, не глядя на Джоанну.
Еще в начале прошлой зимы мастер Тристан прислал к отцу дворянина
из Гаскони с просьбой передать с ним побольше денег, вина и меховой
одежды, ибо англичане умирают во Франции не от ран, а от холода и
голода. Сэр Гью не доверил дворянину ни того, ни другого, ни третьего.
- Гасконцы - все пьяницы и хвастуны, - сказал он. - И посланный
может по дороге все пропить и проиграть в кости или триктрак.
(Триктрак - особый вид игры в кости.)
В комнате сэра Гью стоял сундучок, полный доверху серебряных и
золотых монет, и Джоанна знала об этом. В другом сундуке, побольше,
были сложены прекрасные сукна из Арраса, серебряные блюда и кубки,
парчовые и бархатные платья, меховые плащи, железные позолоченные
рукавицы, наплечники, кружева и много драгоценных вещей, привезенных
сэром Гью из Франции в 1346 году.
Поэтому, как заманчиво ни раскладывал итальянец свои товары,
хозяину замка ему ничего не удалось сбыть.
В Дувре, куда спешил купец, склады были переполнены товарами, а
кроме этого, у любого рыночного торговца их можно было купить за цену,
вполовину меньшую, чем запрашивал бродячий купец. Содержание слуги и
осла в пути тоже не входило в расчеты итальянца.
Джоанна, подперев щеки кулаками, задумчиво смотрела на огонь и
вскрикнула от неожиданности, когда итальянец, подойдя сзади, внезапно
набросил ей на плечи полосатый шелк.
- Повернитесь к свету, миледи, пристегните шелк на груди этой
красивой серебряной розой - пусть все увидят, как украшают девицу
предлагаемые мной товары.
Джоанна вскочила с места:
- Ах, господин купец, в таком случае я должна умыться и
переплести косы!..
Когда девочка вернулась в холл, все посмотрели на нее с
удивлением. Умытая и причесанная, убранная в пеструю ткань, со щеками,
горящими от волнения и радости, Джоанна совсем не казалась такой
некрасивой, какой ее все считали до сих пор.
А она, хохоча, важно шагала взад и вперед, подметая длинным
шлейфом песок с кирпичного пола.
"Господи, прости меня, но она за одну минуту вдруг стала похожа
на леди Элеонору, свою мать!" - подумал в испуге сэр Гью. А вслух он
сказал:
- Джоанна, не кладите руки на бока и не хохочите, как пьяница в
кабаке. Когда вы так разеваете свой рот, добрым людям кажется, что
зубов у вас вдвое больше, чем человеку положено от господа бога.
Джоанна, не обращая внимания на дядю, налила в лохань воды и, дав
ей успокоиться, наклонясь, разглядывала свое отражение.
- У венецианцев, - вмешался купец, - я могу купить для вас
стеклянные зеркала, которые они выдувают в Мурано. Их вешают на стену.
В них человек может видеть себя всего - с головы до ног.
- Я смотрелся в такое зеркало во дворце архиепископа в Лондоне, -
заявил сквайр. - Оно было в красивой широкой раме, и я видел в нем
всего себя - с головы до ног. Но я говорю вам, что я за него не дал бы
ни одного фартинга, потому что на отражении нос мой был вполовину
больше всего лица. (Вследствие недостаточно усовершенствованной
техники стеклянные зеркала XIV века получались либо выпуклые, либо
вогнутые.)
Джоанна, спустив косы на плечи, сидела за столом и молча
прислушивалась к беседе. Шелк скрипел у нее на плечах, от него пахло
имбирем и ванилью и еще каким-то нежным и сладким запахом, точно в
лесу ранней весной.
Купец снова посмотрел на девочку.
- Если милорд даст мне в провожатые слугу с оружием и обменяет
моего коня в придачу с ослом на свежую лошадь, я оставлю миледи все
эти украшения, - сказал он улыбаясь.
Глава III
Для слуги купца не нашлось места в замке. Мост еще не был поднят,
а через ров, отделяющий замок от деревни, еще можно было разглядеть
огоньки очагов в близлежащих домишках.
- Мы бы пустили тебя, - смущенно сказала женщина, выходя на его
стук из первого дома, - но хозяин наш уехал в Гревзенд, и не следует
принимать чужого, когда в доме одни женщины.
Малый ухмыльнулся в темноте. Небольшие, видно, богатства были в
этом доме, если хозяйка так откровенничает с первым встречным.
- Проваливай! - отозвался грубый голос, когда он постучался в
следующую дверь.
Так он бродил от дома к дому, спотыкаясь о придорожные камни и
попадая ногами в лужи. С размаху он налетел в темноте на столб.
Разглядев прибитое под навесиком изображение спасителя, он в испуге
стянул с себя шапку и извинился, как перед живым человеком. Значит, он
дошел уже до конца деревни. Вся она была черная, как будто вымершая,
только где-то сбоку светился огонек, и малый пошел на огонь. Здесь ему
не пришлось даже стучаться, так как дверь была снята с петель, а
хозяин прилаживал к ней болты. Напротив, под навесом, белокурый
мальчишка возился у горна. Это была деревенская кузница.
- Чего тебе нужно? - грубо спросил хозяин в ответ на его
приветствие. - Добрые люди не шляются ночами по дорогам!
В одиннадцатый или двенадцатый раз пришлось бедняге повторить
свой рассказ о том, что в замке для него не нашлось ни угла, ни пищи.
- Ну, значит, деревенский кузнец богаче господина сквайра, -
сказал кузнец захохотав. - Жена, не засыпай: послушай, что говорит
малый. А ты, Джек, растолкай ребят, дайте пристроиться молодчику.
- Э, да ты совсем не такой тихоня, как можно вообразить с твоих
слов, - добавил хозяин, когда раздутый мехами огонь осветил лицо его
гостя. - Подойди-ка поближе, я гляну, нет ли у тебя украшения на лбу.
- Можешь быть спокоен, - простодушно улыбаясь, ответил малый, -
хвала господу, до этого еще не дошло. Я нахожусь в услужении у
итальянского купца и нанят сопровождать его до Дувра.
Он отлично понял намек хозяина. Парней, отказывающихся от работы,
королевские приставы хватали по дорогам, судили и клеймили раскаленным
железом, выжигая на лбу букву "ф", что означало слово "фальшь".
Мальчишка у наковальни с трудом повернул в клещах кусок железа и
сунул в огонь. Потом, вытерев руки о холщовые штаны, он с любопытством
подошел к гостю.
Веснушки его сейчас не были видны. Лицо мальчика, освещенное
пламенем горна, казалось вылитым из меди, светлые, цвета соломы,
волосы свисали на щеки, и он - ни дать ни взять - был как медный ангел
с алтаря Сэссексской часовни. Так подумал слуга купца, потому что они
с хозяином проехали много городов и посетили немало красивых церквей и
часовен.
- Ну, ложись, что ли, - сказал медный ангел, но голос у него был
самый обыкновенный человеческий, такой, какой бывает у мальчишек в
пятнадцать-шестнадцать лет, когда они то говорят басом, то сбиваются
на дискант. Он раздвинул лохмотья на полу и освободил место.
Встревоженные куры сослепу налетали на очаг посреди хижины;
воздух наполнился гоготаньем, кудахтаньем, хлопаньем крыльев и
мычанием разбуженной коровы.
- Летом мы привязываем Милли во дворе, но сейчас сырые ночи... -
объяснила хозяйка.
- Ночи как ночи, а корова не сдохла бы, - перебил ее муж. - Но уж
слишком много добрых людей шатается сейчас по дорогам!
Не дожидаясь второго приглашения, гость бросил на пол куртку и
растянулся во весь рост.
- Хороший кузнец из него вышел бы, - сказал хозяин через минуту,
прислушиваясь к богатырскому храпу гостя. - Посмотри-ка на его грудь и
кулаки. Нет, я тебе говорю: из парня будет толк!
...- Какой масти был конь у твоего хозяина? - спросила Джейн
Строу, расталкивая своего гостя поутру. - И не пора ли тебе вставать,
малый? Мой старик и старшой пошли в монастырь ковать лошадей, а я
завозилась по хозяйству и забыла про тебя. Какой масти, говорю, был
конь у твоего хозяина?
- Гнедой, - ответил парень, просыпаясь немедленно. - А в поводу
купец должен вести осла, - добавил он, вскакивая на ноги.
- Ну, слава богу! - сказала женщина успокаиваясь. - А то тут
проехал какой-то чужой на рыжей кобыле, за ним - парнишка из замка, и
я уж подумала было, не проспал ли ты своего купца.
...Мост был уже спущен, когда малый подошел ко рву, но в замке
никого не было видно.
- О-гей! - крикнул парень. В ответ залаяли собаки. Так как никто
не показывался, парень крикнул еще раз.
- Что ты кричишь как сумасшедший? - спросила, выходя, вчерашняя
маленькая леди. - Мать-настоятельница еще спит. А твой купец уже давно
уехал.
Малый с шапкой в руках застыл на месте.
- Ну, что ж ты стал! - продолжала леди. - Иди к нам на гумно, нам
все равно нужны люди. Купец так и сказал: "Возьмите моего малого, он
вам пригодится".
- Он так сказал? - багровея, заорал парень, бросая шапку о землю.
- А он не сказал, что не заплатил мне за службу?.. А кроме того, я
заработал у него осла...
- Ну, я ничего не знаю, - пробормотала маленькая леди,
поворачиваясь в нерешительности. - Ты бы лучше не ревел, как бык,
потому что сейчас выйдет сэр Гью...
Малый свернул с дороги и сел под кустом. Это дело надо было
обмозговать. Где же справедливость? Теперь любой сквайр, фермер, даже
арендатор сможет донести на него, а здесь никто не захочет поручиться
за чужака.
Нельзя ли попросить, чтобы сквайр выдал ему свидетельство о том,
что он не ушел от хозяина самовольно? И потом нужно еще расспросить об
осле... Малый снова вернулся к замку. Маленькой леди нигде не было
видно, но из конюшни слуга вывел гнедого коня итальянца. Вслед за ним
вышел сквайр, и пока конюх водил лошадь в поводу, лорд внимательно ее
осматривал.
- Доброе утро, сэр, - сказал малый, снимая шапку.
Сквайр взглянул на него, а затем взял из руки слуги недоуздок.
- Стати хороши, Аллан, - заметил он, - но ты посмотри, на что
похожи его копыта!
- Сэр, - откашливаясь, начал малый, - не можете ли вы
засвидетельствовать, что я не убежал от своего хозяина?
Сквайр молчал. Вместо него заговорил конюх:
- Куда же ты теперь думаешь податься? Нам нужны люди на
конюшне...
- Я у хозяина заработал деньги и осла, - ответил юноша, с трудом
проглатывая слюну. - Деньги мои он увез с собой, а осел, вот я вижу,
стоит у вас на конюшне. А я на нем должен вернуться домой, в Эссекс.
Сквайр молчал.
- Он нанял меня в услужение в Брентвуде, в Эссексе, - снова начал
малый. - Я был с ним в Лондоне и каждый день таскал для него тюки на
баржи. Потом я сопровождал его из Лондона в Дартфорд, из Дартфорда - в
Рочестер, из Рочестера - в Медстон. Мы договорились по четыре пенса в
день на его харчах, а за то, что я его доставлю в Кентербери, он
обещал мне осла. (Пенс - английская мелкая монета, равна 1/12 шиллинга
или 1/240 фунта стерлингов.)
Сэр Гью искоса глянул на него. Слуга купца говорил почтительным
тоном и прижимал руки к сердцу, но что-то в лице его не понравилось
сквайру. Уж слишком он сдвигал свои черные брови и после каждого слова
точно рассекал рукой воздух.
- Но тебе не довелось доставить итальянца в Кентербери, почему же
ты требуешь осла? - рассудительно заметил слуга. - И четыре пенса в
день - это слишком высокая плата для такого оборванца, как ты.
Оставайся у нас по два пенса в сутки. Зато тебе не придется ездить в
Дувр или в Калэ за заработанными деньгами.
- Я пришел за своим ослом, - сказал юноша упрямо.
- Откуда ты взял, что это именно твой осел у нас на конюшне?
- Пенч! - крикнул малый изо всех сил, и осел так же оглушительно
отозвался из конюшни: "Йо-о-ооо!"
- Немедленно убирайся отсюда! - сказал сквайр тихо. - Ты слышишь!
...Малый шел по дороге, покачивая головой и разводя в недоумении
руками. Видать по всему, что его дела повернулись в плохую сторону. У
него и пенса не было за душой, в пути он оборвался, и сейчас ему и
впрямь никто не поверит, что только вчера он был в услужении у
богатого купца. Что ему теперь делать? Просить помощи у кузнеца, у
которого он ночевал? Так с виду тот - человек не злой, но народ сейчас
запуганный, и люди думают только о себе. Однако больше малому податься
было некуда, и он свернул к деревенской кузнице.
Под навесом толпилось несколько человек, но уже прозвонили к
обедне, и кузнец больше не раздувал огня.
- Вот, соседи узнали, что ты проехал четыре графства, - сказал,
увидев его, кузнец, - и допытываются, что ты рассказал нового. А что
мне им ответить, если ты всю ночь проспал, как сурок, а мы ушли на
рассвете... Но отчего ты вернулся? Где твой купец?
Добрые люди только покачивали головами, слушая рассказ о
злоключениях бедняги. Да-да, такие теперь, времена... А попробуй так
поступить слуга с господином, его тотчас забьют в колодки, да еще на
два-три дня выставят у позорного столба на главной площади города...
Солнце уже поднялось высоко в небе, а малый все говорил и говорил
без умолку:
- Плохие настали времена. Французы бьют наших на той стороне
пролива. Война пожирает все деньги, и не успевают люди оправиться от
одного налога, как король и парламент придумывают второй и третий.
- Слыхали? - сказал кузнец, поднимаясь и оглядывая собравшихся. -
Наш судья назначил на это полугодие для косарей плату в два пенса на
своих харчах! (Парламентские билли о рабочих определяли максимум
заработной платы. На местах же плату устанавливали мировые судьи
дважды в году для каждого округа особо.)
- Ну, теперь его зятек, сэр Маркус Осборн, будет нанимать не
восемь человек поденщиков, а двенадцать! - пробормотал кто-то со
злостью.
- Или вот придумали это клеймение бродяг. А разве я бродяга, если
не хочу работать за гроши? Теперь даже богомольцу приходится брать от
своего священника свидетельство о том, что он идет именно на
богомолье.
- Да, много денежек перейдет сейчас в карманы писцов и
стряпчих... В своих местах ты еще всегда найдешь двух поручителей, а в
чужом графстве ты ни за что ни про что сядешь в тюрьму или заплатишь
штраф! (Стряпчий - адвокат.)
Малый с досады бросал шапку об пол и хлопал себя руками по
ляжкам, и те, которые его слушали, тоже бросали шапки об пол и хлопали
себя по бокам, потому что в течение сотен лет они не научились иначе
выражать свою досаду.
- На ярмарках ходят бедные попы, они рассказывают истории из
библии, и нигде в священном писании не говорится о том, что одни
должны всю жизнь, не разгибая спины, работать до смертного пота, а
другие - пользоваться их трудами.
- Богатые приходские священники ездят на охоту, как лорды, и
держат ливрейных слуг, им некогда выполнять требы. Они нанимают бедных
попов, и те за гроши работают на них, как поденщики. В Эссексе бедные
попы в пост просят милостыню.
- И у нас в Кенте тоже. Вот сын Джима Строу сложил про них
песенку... Да ты не бойся, спой нам, Джек!
Упирающегося мальчика вытащили к самому горну.
- Ну-ну, Джек, не ломай дурака! - строго прикрикнул кузнец.
За полпенни бедный поп, -
запел Джек, опасливо озираясь на кочергу, которой отец обычно мешал
угли, -
Ладно выстругает гроб,
За полмерки овсеца
Закопает мертвеца...
- Ловко! - заявил малый, с любопытством поглядывая на Джека. -
Неужто это ты сам сложил такую песенку?
- Сам! Да и что здесь такого? - ответил смущенно Джек. - Когда мы
тут сидим по воскресеньям, один начнет, другой прибавит слово, и
пойдет, и пойдет...
- Сам, сам сложил, - перебил мальчика отец, с гордостью хлопая
его по плечу. - Это он пошел в свою бабку - мою покойную тещу. Та,
бывало, как заведет сказку или песню, тут тебе и о короле Артуре, и о
рыцарях, и о феях...
- Что там феи и рыцаря! - сказал малый с пренебрежением. - Вот
про попа - это нужно было уметь придумать! Да, он у тебя парень хоть
куда. И чем только ты его кормишь? Смотри, какой он у тебя статный и
румяный! Можно подумать, что он получает по воскресеньям молоко и
мясо...
И все, даже дети, засмеялись его шутке.
Мяса и молока Джим Строу не мог, понятно, предложить своему
гостю, но его накормили славным, поджаренным на кирпичах ячменным
хлебцем, и выпил парень с полпинты пива, не меньше. А теперь нужно
было собираться в путь.
Долго совещались хозяева с гостем и под конец порешили, что в
Эссекс парню возвращаться не с руки. Его возьмут на поденную работу, а
в Эссексе платят еще меньше, чем в Кенте. Там у господ хватает и
бесплатных рук... Если малый переночует здесь еще одну ночь, он сможет
завтра отправиться с кузнецом в Кентербери. Поможет, кстати, старому
Строу нести мешок с гвоздями и подковами. А в Кентербери собирается
много народу, и там легко можно пристроиться. А не то придется
податься еще дальше - к Дувру. Такого детину любой капитан наймет и
заплатит за четыре месяца вперед!
К вечеру собралась гроза. В доме было душно, и Джек повел гостя
ночевать с собой на сеновал.
Как только они легли, грянул гром. В конце сентября это не
предвещало ничего доброго, и оба они стали креститься в испуге.
Они долго лежали молча, глядя, как белое и синее пламя шарит по
стенам и крыше чердака. Сон развеялся, и они принялись толковать о том
о сем. Их разговор разбудил старую Джейн Строу, она поднялась по
лесенке, прислушалась и затем, покачав головой, стукнула в дверь.
То, что она услышала, могло бы ее испугать, если бы ей с детства
не были знакомы такие разговоры. Но пока человек молод, он весь кипит
от гнева, когда видит несправедливость, а потом, с годами, он
постепенно остывает.
- Ну что же ты думаешь: мужики с одними палками да луками смогут
одолеть лордов? - допытывался Джек у гостя.
- Ты еще молод, - важно ответил малый, - а не то ты слыхал бы о
битве при Кресси. Кто тогда обратил в бегство французских рыцарей?
Пехота! А из кого состояла пехота? Из лучников! А кто такие лучники?
Да такие же мужики, как мы с тобой! (В битве при Кресси было выявлено
превосходство пеших английских стрелков над конными французскими
рыцарями.)
Гроза уже прошла стороной, когда они ехали к Друрикому: впереди -
монастырский слуга с факелом, за ним - аббатиса на статной белой
кобыле, за ней - Джоанна, а позади - снова слуга с факелом. Спутники
монахини были хорошо вооружены, потому что сейчас небезопасно было
ездить по дорогам.
Джоанна быстрым взглядом окинула всех сидящих за столом холла.
Вот сэр Гью с его красными, толстыми щеками; мать-настоятельница,
уже немолодая, но еще достаточно красивая и совсем не изнуренная
постами и молитвами; купец со своими широкими рукавами и расчесанной
бородой выглядит точно знатный барин. За ним расположился бейлиф, тоже
сытый и румяный, и слуги монахини - все те, что едят мясо и не
обходятся без эля. А дальше, в конце стола, почтительно вытянувшись,
сидит старый, добрый Аллан. У него провалившиеся щеки и нос скоро
сойдется с подбородком. Аллан, Джемс, Джон - они носят зеленые с белым
ливреи Друрикома, но едят не с господского стола. Сегодня их позвали
сюда ради аббатисы, потому что стыдно дворянину садиться за стол с
такой немногочисленной челядью. В обычные дни слугам приходится
довольствоваться бобами и горохом с овсяными лепешками. (Замковый
бейлиф - приказчик, управитель; сотенный бейлиф - староста, выборное
лицо (от крестьян). Эль - густое светлое английское пиво.)
Они такие же худые, как и все мужики. И как их мало теперь
сравнительно с прошлым годом!
Монахиня тоже, как видно, подумала об этом.
- Сэр Гью, - сказала она, - я вижу, число ваших слуг уменьшилось
вдвое с прошлого года.
- Да, - проворчал сэр Гью, - скоро дворянину придется самому
чистить свою лошадь на конюшне. Четырех я послал в Гревзенд: они
отличные кровельщики и маляры и поработают на постройке часовни. За
это настоятель обещал мне кусок длинного сукна и два куска короткого.
Остальные слуги ночуют на гумне. Сейчас не такое время, чтобы
оставлять хлеб без охраны. (В описываемое время сукна разного качества
выпускались соответственно и разной длины.)
Монахиня скользнула взглядом по сидящим за столом, и Джоанна была
рада, что ее заслоняет чадящая плошка с маслом.
Но у сэра Гью был острый глаз.
- Джоанна, - проворчал он, косясь на аббатису, - у вас платье
совершенно грязное и изодранное на плечах!
- Запретите своим собакам класть грязные лапы мне на плечи! -
грубо ответила Джоанна.
- Вам приходилось проезжать много стран, - сказала монахиня,
обращая на купца светлый, прозрачный взор. - Расскажите, встречали ли
вы мужиков более строптивых, чем в этой несчастной стране.
Итальянец потер руку об руку.
- Черная смерть принесла всем много бед, - наконец ответил он, -
но самая худшая беда заключается в том, что она поселила гордые мысли
в тупые мужицкие головы. Сейчас рабочих меньше, чем хозяев, и каждый,
который умеет копать, возить навоз или забивать сваи, думает, что он
уже сравнялся со своим господином. Но на них нашли управу... (Черная
смерть - эпидемия бубонной чумы, вспыхнувшая в Европе в 1348 году.)
- Только не в Кенте! - пробормотала монахиня.
- Именно в Кенте, - возразил сэр Гью. - Парламент уже взялся за
ум - не сегодня-завтра будет утвержден новый билль. Эти негодяи
думают, что в самое горячее время они могут бросить меня и уйти к
моему соседу, который им даст больше на фартинг. Они позволяют себе
бродить от одного хозяина к другому и остаются только там, где их
лучше кормят. (Билль - законопроект, вносимый в парламент. Фартинг -
английская мелкая монета, равная 1/4 пенса, около копейки.)
Джоанна громко захохотала.
Дураки были бы рабочие, если бы они оставались там, где их кормят
худо!
Глядя на веселый красный рот девочки, купец невольно засмеялся, а
сэр Гью замолчал.
К тому же и вообще такие беседы были не для ушей слуг.
Аббатиса произнесла молитву, сэр Гью подал знак бейлифу, и тот,
вытащив нож, попробовал его на ногте. Слуга поднес ему лохань с мясом,
и он, ловко поддевая куски ножом, перекладывал их на большой ломоть
ржаного хлеба. При жизни леди Элис, покойной жены сэра Гью, такие
служившие тарелками куски хлеба по субботам раздавали нищим, но сейчас
этот обычай был отменен. Бейлиф обнюхивал каждый кусок и негодные для
еды бросал собакам.
После мяса подали свежую отварную рыбу. Сэр Гью мог бы ежедневно
иметь ее за своим столом, но предпочитал сбывать ее на Эрундельские
коптильни. Рыба была приготовлена ради монахини, и ради нее же хозяин
велел принести из кладовой бургундского вина.
На долгое время умолкли разговоры. В доме сэра Гью еда была
серьезным занятием, и не следовало отвлекать от нее человека. Джоанна
обратила внимание на то, что купец и аббатиса пользуются при еде
отдельными ножами.
После обеда аббатиса снова прочла молитву, слуги убрали со стола
и удалились. Теперь можно было поговорить на свободе.
Купец распаковал тюк. Он торопился выехать до рассвета, чтобы в
Кентербери присоединиться к каравану, отправляющемуся в Дувр.
- В Сент-Винсентском аббатстве в Сэффольке вот уже двадцать лет
не прекращаются беспорядки, - сказала монахиня, - а все потому, что
бунтарям сразу не досталось как следует! Вы слышали: недавно горожане
загнали монахов на хоры и под угрозой смерти потребовали у них свои
долговые расписки?
Да, сэр Гью слышал об этом.
- А в Эссексе, подле Рочестера, мужики близ замка Тиз манора
Берли напали на купца, убили его слугу и разграбили товары! (Манор -
феодальное поместье в средневековой Англии.)
Сэр Гью промолчал. Купца ограбили не вилланы, а сам сэр Саймон
Берли, королевский знаменный рыцарь. Он из Анжу вернулся в Англию,
чтобы собрать недостающую сумму на содержание своего отряда. (Виллан -
крепостной крестьянин.)
Итальянец разложил товары: ладан и мирру для монастырской церкви,
воск для свечей, вино для причастия, бархат и парчу для церковных
покровов, а кроме того, и товары, которые он надеялся сбыть в замке:
сливы из Дамаска, виноград из Дамаска, пряности для засолки мяса,
гребни для людей и для лошадей, миндаль, красивые серебряные застежки
венецианской работы, полосатый красный с синим шелк, а в отдельной
коробке - тонкую, сплетенную из золотых нитей сетку, в которую, по
придворной моде, леди прячут волосы. (Абрикосы. Изюм.)
Монахиня отобрала благовония, бархат и парчу.
Кроме вина и воска, она закупила еще миндалю и сластей.
Перехватив взгляд Джоанны, купец великодушно пододвинул к ней
горку миндаля.
- Дайте работу своим белым зубкам, миледи, - сказал он любезно.
- А что слышно о войне? - спросил сэр Гью с беспокойством. -
Молодой мастер Друриком уже много месяцев не подавал о себе известий.
Продолжаем ли мы бить французов? Говорят, туда направляется несметное
войско? (Речь идет о Столетней войне, начавшейся большими успехами
англичан. Мастер - молодой господин.)
Сэр Гью сражался во Франции и при Кресси и под Пуатье, когда
лошади английских рыцарей сгибались под тяжестью военной добычи. Он
слыхал, что дела Черного принца приняли дурной оборот, но не хотел
этому верить. (В битвах под Пуатье и при Кресси англичане нанесли
тяжелое поражение французам. Черный принц - Эдуард, принц Уэльский,
старший сын Эдуарда III.)
- Война продолжается с переменным успехом, - сказал купец. Он
умолчал о том, в каком состоянии застал английские войска в Бордо.
Монахиню не интересовала война. Она продолжала о своем.
- Многие недальновидные дворяне графства, - сказала она, - уже
давно не требуют со своих мужиков никаких повинностей. Мужики платят
аренду, и придет время, когда они будут считать себя вольными
фермерами.
Сэр Гью почувствовал упрек в ее словах.
- Это делаю не я один. Так обстоит дело во всем Кенте. Да и,
правду сказать, мне гораздо выгоднее сдавать в аренду землю и получать
денежки чистоганом, чем иметь, как в Эссексе, сотню вилланов,
откупающихся от меня дохлыми петухами или гнилой соломой, - смущенно
добавил он.
- Не хлебом единым сыт человек! - строго произнесла монахиня.
- Деньги мне нужны для того, чтобы отсылать их сыну в Анжу...
Англичане терпят большую нужду во Франции...
Последнюю фразу сэр Гью произнес, не глядя на Джоанну.
Еще в начале прошлой зимы мастер Тристан прислал к отцу дворянина
из Гаскони с просьбой передать с ним побольше денег, вина и меховой
одежды, ибо англичане умирают во Франции не от ран, а от холода и
голода. Сэр Гью не доверил дворянину ни того, ни другого, ни третьего.
- Гасконцы - все пьяницы и хвастуны, - сказал он. - И посланный
может по дороге все пропить и проиграть в кости или триктрак.
(Триктрак - особый вид игры в кости.)
В комнате сэра Гью стоял сундучок, полный доверху серебряных и
золотых монет, и Джоанна знала об этом. В другом сундуке, побольше,
были сложены прекрасные сукна из Арраса, серебряные блюда и кубки,
парчовые и бархатные платья, меховые плащи, железные позолоченные
рукавицы, наплечники, кружева и много драгоценных вещей, привезенных
сэром Гью из Франции в 1346 году.
Поэтому, как заманчиво ни раскладывал итальянец свои товары,
хозяину замка ему ничего не удалось сбыть.
В Дувре, куда спешил купец, склады были переполнены товарами, а
кроме этого, у любого рыночного торговца их можно было купить за цену,
вполовину меньшую, чем запрашивал бродячий купец. Содержание слуги и
осла в пути тоже не входило в расчеты итальянца.
Джоанна, подперев щеки кулаками, задумчиво смотрела на огонь и
вскрикнула от неожиданности, когда итальянец, подойдя сзади, внезапно
набросил ей на плечи полосатый шелк.
- Повернитесь к свету, миледи, пристегните шелк на груди этой
красивой серебряной розой - пусть все увидят, как украшают девицу
предлагаемые мной товары.
Джоанна вскочила с места:
- Ах, господин купец, в таком случае я должна умыться и
переплести косы!..
Когда девочка вернулась в холл, все посмотрели на нее с
удивлением. Умытая и причесанная, убранная в пеструю ткань, со щеками,
горящими от волнения и радости, Джоанна совсем не казалась такой
некрасивой, какой ее все считали до сих пор.
А она, хохоча, важно шагала взад и вперед, подметая длинным
шлейфом песок с кирпичного пола.
"Господи, прости меня, но она за одну минуту вдруг стала похожа
на леди Элеонору, свою мать!" - подумал в испуге сэр Гью. А вслух он
сказал:
- Джоанна, не кладите руки на бока и не хохочите, как пьяница в
кабаке. Когда вы так разеваете свой рот, добрым людям кажется, что
зубов у вас вдвое больше, чем человеку положено от господа бога.
Джоанна, не обращая внимания на дядю, налила в лохань воды и, дав
ей успокоиться, наклонясь, разглядывала свое отражение.
- У венецианцев, - вмешался купец, - я могу купить для вас
стеклянные зеркала, которые они выдувают в Мурано. Их вешают на стену.
В них человек может видеть себя всего - с головы до ног.
- Я смотрелся в такое зеркало во дворце архиепископа в Лондоне, -
заявил сквайр. - Оно было в красивой широкой раме, и я видел в нем
всего себя - с головы до ног. Но я говорю вам, что я за него не дал бы
ни одного фартинга, потому что на отражении нос мой был вполовину
больше всего лица. (Вследствие недостаточно усовершенствованной
техники стеклянные зеркала XIV века получались либо выпуклые, либо
вогнутые.)
Джоанна, спустив косы на плечи, сидела за столом и молча
прислушивалась к беседе. Шелк скрипел у нее на плечах, от него пахло
имбирем и ванилью и еще каким-то нежным и сладким запахом, точно в
лесу ранней весной.
Купец снова посмотрел на девочку.
- Если милорд даст мне в провожатые слугу с оружием и обменяет
моего коня в придачу с ослом на свежую лошадь, я оставлю миледи все
эти украшения, - сказал он улыбаясь.
Глава III
Для слуги купца не нашлось места в замке. Мост еще не был поднят,
а через ров, отделяющий замок от деревни, еще можно было разглядеть
огоньки очагов в близлежащих домишках.
- Мы бы пустили тебя, - смущенно сказала женщина, выходя на его
стук из первого дома, - но хозяин наш уехал в Гревзенд, и не следует
принимать чужого, когда в доме одни женщины.
Малый ухмыльнулся в темноте. Небольшие, видно, богатства были в
этом доме, если хозяйка так откровенничает с первым встречным.
- Проваливай! - отозвался грубый голос, когда он постучался в
следующую дверь.
Так он бродил от дома к дому, спотыкаясь о придорожные камни и
попадая ногами в лужи. С размаху он налетел в темноте на столб.
Разглядев прибитое под навесиком изображение спасителя, он в испуге
стянул с себя шапку и извинился, как перед живым человеком. Значит, он
дошел уже до конца деревни. Вся она была черная, как будто вымершая,
только где-то сбоку светился огонек, и малый пошел на огонь. Здесь ему
не пришлось даже стучаться, так как дверь была снята с петель, а
хозяин прилаживал к ней болты. Напротив, под навесом, белокурый
мальчишка возился у горна. Это была деревенская кузница.
- Чего тебе нужно? - грубо спросил хозяин в ответ на его
приветствие. - Добрые люди не шляются ночами по дорогам!
В одиннадцатый или двенадцатый раз пришлось бедняге повторить
свой рассказ о том, что в замке для него не нашлось ни угла, ни пищи.
- Ну, значит, деревенский кузнец богаче господина сквайра, -
сказал кузнец захохотав. - Жена, не засыпай: послушай, что говорит
малый. А ты, Джек, растолкай ребят, дайте пристроиться молодчику.
- Э, да ты совсем не такой тихоня, как можно вообразить с твоих
слов, - добавил хозяин, когда раздутый мехами огонь осветил лицо его
гостя. - Подойди-ка поближе, я гляну, нет ли у тебя украшения на лбу.
- Можешь быть спокоен, - простодушно улыбаясь, ответил малый, -
хвала господу, до этого еще не дошло. Я нахожусь в услужении у
итальянского купца и нанят сопровождать его до Дувра.
Он отлично понял намек хозяина. Парней, отказывающихся от работы,
королевские приставы хватали по дорогам, судили и клеймили раскаленным
железом, выжигая на лбу букву "ф", что означало слово "фальшь".
Мальчишка у наковальни с трудом повернул в клещах кусок железа и
сунул в огонь. Потом, вытерев руки о холщовые штаны, он с любопытством
подошел к гостю.
Веснушки его сейчас не были видны. Лицо мальчика, освещенное
пламенем горна, казалось вылитым из меди, светлые, цвета соломы,
волосы свисали на щеки, и он - ни дать ни взять - был как медный ангел
с алтаря Сэссексской часовни. Так подумал слуга купца, потому что они
с хозяином проехали много городов и посетили немало красивых церквей и
часовен.
- Ну, ложись, что ли, - сказал медный ангел, но голос у него был
самый обыкновенный человеческий, такой, какой бывает у мальчишек в
пятнадцать-шестнадцать лет, когда они то говорят басом, то сбиваются
на дискант. Он раздвинул лохмотья на полу и освободил место.
Встревоженные куры сослепу налетали на очаг посреди хижины;
воздух наполнился гоготаньем, кудахтаньем, хлопаньем крыльев и
мычанием разбуженной коровы.
- Летом мы привязываем Милли во дворе, но сейчас сырые ночи... -
объяснила хозяйка.
- Ночи как ночи, а корова не сдохла бы, - перебил ее муж. - Но уж
слишком много добрых людей шатается сейчас по дорогам!
Не дожидаясь второго приглашения, гость бросил на пол куртку и
растянулся во весь рост.
- Хороший кузнец из него вышел бы, - сказал хозяин через минуту,
прислушиваясь к богатырскому храпу гостя. - Посмотри-ка на его грудь и
кулаки. Нет, я тебе говорю: из парня будет толк!
...- Какой масти был конь у твоего хозяина? - спросила Джейн
Строу, расталкивая своего гостя поутру. - И не пора ли тебе вставать,
малый? Мой старик и старшой пошли в монастырь ковать лошадей, а я
завозилась по хозяйству и забыла про тебя. Какой масти, говорю, был
конь у твоего хозяина?
- Гнедой, - ответил парень, просыпаясь немедленно. - А в поводу
купец должен вести осла, - добавил он, вскакивая на ноги.
- Ну, слава богу! - сказала женщина успокаиваясь. - А то тут
проехал какой-то чужой на рыжей кобыле, за ним - парнишка из замка, и
я уж подумала было, не проспал ли ты своего купца.
...Мост был уже спущен, когда малый подошел ко рву, но в замке
никого не было видно.
- О-гей! - крикнул парень. В ответ залаяли собаки. Так как никто
не показывался, парень крикнул еще раз.
- Что ты кричишь как сумасшедший? - спросила, выходя, вчерашняя
маленькая леди. - Мать-настоятельница еще спит. А твой купец уже давно
уехал.
Малый с шапкой в руках застыл на месте.
- Ну, что ж ты стал! - продолжала леди. - Иди к нам на гумно, нам
все равно нужны люди. Купец так и сказал: "Возьмите моего малого, он
вам пригодится".
- Он так сказал? - багровея, заорал парень, бросая шапку о землю.
- А он не сказал, что не заплатил мне за службу?.. А кроме того, я
заработал у него осла...
- Ну, я ничего не знаю, - пробормотала маленькая леди,
поворачиваясь в нерешительности. - Ты бы лучше не ревел, как бык,
потому что сейчас выйдет сэр Гью...
Малый свернул с дороги и сел под кустом. Это дело надо было
обмозговать. Где же справедливость? Теперь любой сквайр, фермер, даже
арендатор сможет донести на него, а здесь никто не захочет поручиться
за чужака.
Нельзя ли попросить, чтобы сквайр выдал ему свидетельство о том,
что он не ушел от хозяина самовольно? И потом нужно еще расспросить об
осле... Малый снова вернулся к замку. Маленькой леди нигде не было
видно, но из конюшни слуга вывел гнедого коня итальянца. Вслед за ним
вышел сквайр, и пока конюх водил лошадь в поводу, лорд внимательно ее
осматривал.
- Доброе утро, сэр, - сказал малый, снимая шапку.
Сквайр взглянул на него, а затем взял из руки слуги недоуздок.
- Стати хороши, Аллан, - заметил он, - но ты посмотри, на что
похожи его копыта!
- Сэр, - откашливаясь, начал малый, - не можете ли вы
засвидетельствовать, что я не убежал от своего хозяина?
Сквайр молчал. Вместо него заговорил конюх:
- Куда же ты теперь думаешь податься? Нам нужны люди на
конюшне...
- Я у хозяина заработал деньги и осла, - ответил юноша, с трудом
проглатывая слюну. - Деньги мои он увез с собой, а осел, вот я вижу,
стоит у вас на конюшне. А я на нем должен вернуться домой, в Эссекс.
Сквайр молчал.
- Он нанял меня в услужение в Брентвуде, в Эссексе, - снова начал
малый. - Я был с ним в Лондоне и каждый день таскал для него тюки на
баржи. Потом я сопровождал его из Лондона в Дартфорд, из Дартфорда - в
Рочестер, из Рочестера - в Медстон. Мы договорились по четыре пенса в
день на его харчах, а за то, что я его доставлю в Кентербери, он
обещал мне осла. (Пенс - английская мелкая монета, равна 1/12 шиллинга
или 1/240 фунта стерлингов.)
Сэр Гью искоса глянул на него. Слуга купца говорил почтительным
тоном и прижимал руки к сердцу, но что-то в лице его не понравилось
сквайру. Уж слишком он сдвигал свои черные брови и после каждого слова
точно рассекал рукой воздух.
- Но тебе не довелось доставить итальянца в Кентербери, почему же
ты требуешь осла? - рассудительно заметил слуга. - И четыре пенса в
день - это слишком высокая плата для такого оборванца, как ты.
Оставайся у нас по два пенса в сутки. Зато тебе не придется ездить в
Дувр или в Калэ за заработанными деньгами.
- Я пришел за своим ослом, - сказал юноша упрямо.
- Откуда ты взял, что это именно твой осел у нас на конюшне?
- Пенч! - крикнул малый изо всех сил, и осел так же оглушительно
отозвался из конюшни: "Йо-о-ооо!"
- Немедленно убирайся отсюда! - сказал сквайр тихо. - Ты слышишь!
...Малый шел по дороге, покачивая головой и разводя в недоумении
руками. Видать по всему, что его дела повернулись в плохую сторону. У
него и пенса не было за душой, в пути он оборвался, и сейчас ему и
впрямь никто не поверит, что только вчера он был в услужении у
богатого купца. Что ему теперь делать? Просить помощи у кузнеца, у
которого он ночевал? Так с виду тот - человек не злой, но народ сейчас
запуганный, и люди думают только о себе. Однако больше малому податься
было некуда, и он свернул к деревенской кузнице.
Под навесом толпилось несколько человек, но уже прозвонили к
обедне, и кузнец больше не раздувал огня.
- Вот, соседи узнали, что ты проехал четыре графства, - сказал,
увидев его, кузнец, - и допытываются, что ты рассказал нового. А что
мне им ответить, если ты всю ночь проспал, как сурок, а мы ушли на
рассвете... Но отчего ты вернулся? Где твой купец?
Добрые люди только покачивали головами, слушая рассказ о
злоключениях бедняги. Да-да, такие теперь, времена... А попробуй так
поступить слуга с господином, его тотчас забьют в колодки, да еще на
два-три дня выставят у позорного столба на главной площади города...
Солнце уже поднялось высоко в небе, а малый все говорил и говорил
без умолку:
- Плохие настали времена. Французы бьют наших на той стороне
пролива. Война пожирает все деньги, и не успевают люди оправиться от
одного налога, как король и парламент придумывают второй и третий.
- Слыхали? - сказал кузнец, поднимаясь и оглядывая собравшихся. -
Наш судья назначил на это полугодие для косарей плату в два пенса на
своих харчах! (Парламентские билли о рабочих определяли максимум
заработной платы. На местах же плату устанавливали мировые судьи
дважды в году для каждого округа особо.)
- Ну, теперь его зятек, сэр Маркус Осборн, будет нанимать не
восемь человек поденщиков, а двенадцать! - пробормотал кто-то со
злостью.
- Или вот придумали это клеймение бродяг. А разве я бродяга, если
не хочу работать за гроши? Теперь даже богомольцу приходится брать от
своего священника свидетельство о том, что он идет именно на
богомолье.
- Да, много денежек перейдет сейчас в карманы писцов и
стряпчих... В своих местах ты еще всегда найдешь двух поручителей, а в
чужом графстве ты ни за что ни про что сядешь в тюрьму или заплатишь
штраф! (Стряпчий - адвокат.)
Малый с досады бросал шапку об пол и хлопал себя руками по
ляжкам, и те, которые его слушали, тоже бросали шапки об пол и хлопали
себя по бокам, потому что в течение сотен лет они не научились иначе
выражать свою досаду.
- На ярмарках ходят бедные попы, они рассказывают истории из
библии, и нигде в священном писании не говорится о том, что одни
должны всю жизнь, не разгибая спины, работать до смертного пота, а
другие - пользоваться их трудами.
- Богатые приходские священники ездят на охоту, как лорды, и
держат ливрейных слуг, им некогда выполнять требы. Они нанимают бедных
попов, и те за гроши работают на них, как поденщики. В Эссексе бедные
попы в пост просят милостыню.
- И у нас в Кенте тоже. Вот сын Джима Строу сложил про них
песенку... Да ты не бойся, спой нам, Джек!
Упирающегося мальчика вытащили к самому горну.
- Ну-ну, Джек, не ломай дурака! - строго прикрикнул кузнец.
За полпенни бедный поп, -
запел Джек, опасливо озираясь на кочергу, которой отец обычно мешал
угли, -
Ладно выстругает гроб,
За полмерки овсеца
Закопает мертвеца...
- Ловко! - заявил малый, с любопытством поглядывая на Джека. -
Неужто это ты сам сложил такую песенку?
- Сам! Да и что здесь такого? - ответил смущенно Джек. - Когда мы
тут сидим по воскресеньям, один начнет, другой прибавит слово, и
пойдет, и пойдет...
- Сам, сам сложил, - перебил мальчика отец, с гордостью хлопая
его по плечу. - Это он пошел в свою бабку - мою покойную тещу. Та,
бывало, как заведет сказку или песню, тут тебе и о короле Артуре, и о
рыцарях, и о феях...
- Что там феи и рыцаря! - сказал малый с пренебрежением. - Вот
про попа - это нужно было уметь придумать! Да, он у тебя парень хоть
куда. И чем только ты его кормишь? Смотри, какой он у тебя статный и
румяный! Можно подумать, что он получает по воскресеньям молоко и
мясо...
И все, даже дети, засмеялись его шутке.
Мяса и молока Джим Строу не мог, понятно, предложить своему
гостю, но его накормили славным, поджаренным на кирпичах ячменным
хлебцем, и выпил парень с полпинты пива, не меньше. А теперь нужно
было собираться в путь.
Долго совещались хозяева с гостем и под конец порешили, что в
Эссекс парню возвращаться не с руки. Его возьмут на поденную работу, а
в Эссексе платят еще меньше, чем в Кенте. Там у господ хватает и
бесплатных рук... Если малый переночует здесь еще одну ночь, он сможет
завтра отправиться с кузнецом в Кентербери. Поможет, кстати, старому
Строу нести мешок с гвоздями и подковами. А в Кентербери собирается
много народу, и там легко можно пристроиться. А не то придется
податься еще дальше - к Дувру. Такого детину любой капитан наймет и
заплатит за четыре месяца вперед!
К вечеру собралась гроза. В доме было душно, и Джек повел гостя
ночевать с собой на сеновал.
Как только они легли, грянул гром. В конце сентября это не
предвещало ничего доброго, и оба они стали креститься в испуге.
Они долго лежали молча, глядя, как белое и синее пламя шарит по
стенам и крыше чердака. Сон развеялся, и они принялись толковать о том
о сем. Их разговор разбудил старую Джейн Строу, она поднялась по
лесенке, прислушалась и затем, покачав головой, стукнула в дверь.
То, что она услышала, могло бы ее испугать, если бы ей с детства
не были знакомы такие разговоры. Но пока человек молод, он весь кипит
от гнева, когда видит несправедливость, а потом, с годами, он
постепенно остывает.
- Ну что же ты думаешь: мужики с одними палками да луками смогут
одолеть лордов? - допытывался Джек у гостя.
- Ты еще молод, - важно ответил малый, - а не то ты слыхал бы о
битве при Кресси. Кто тогда обратил в бегство французских рыцарей?
Пехота! А из кого состояла пехота? Из лучников! А кто такие лучники?
Да такие же мужики, как мы с тобой! (В битве при Кресси было выявлено
превосходство пеших английских стрелков над конными французскими
рыцарями.)