Константиновна Ш З. Джек-соломинка

описать с головы до ног. Несомненно, это был мужчина молодой и
франтоватый, иначе не к чему было госпоже Элен справляться о нем в
лавках, у самых дорогих портных и у самых лучших перчаточников. Был
он, как видно, большой любитель забав и развлечений, так как хозяйка
Джека не пропускала ни одного петушиного и медвежьего боя, и, видать,
не дурак выпить, потому что не раз Джек бродил с фонарем вслед за
госпожой Элен, когда та расталкивала пьяниц в задних комнатах
трактиров в поисках своего милого.
Но, несмотря на то что он покупал лучшие перчатки и одевался у
лучших портных, сердце у него было злое и черное, - это понял Джек из
рассказов своей госпожи.
- Мой милый крепко любил меня два года, - говорила госпожа Элен,
плача и смеясь. - Он не пропускал ни одной ярмарки, ни одного
богомолья и ни одного турнира: всюду ему было лестно показаться со
мной. И каждый день я надевала новое платье и новую шляпу, а иногда он
приказывал мне нарядиться пажом, матросом или мавром. И, когда он
дрался на турнирах, я носила венки, пожалованные ему королевой.
- Почему же вы расстались с ним? - спрашивал всегда в этом месте
Джек, несмотря на то что наизусть знал до конца эту печальную повесть.
- Ах, мы растратили много денег, и его вилланы уже ничего не
могли ему платить, потому что он ободрал их как липку. Он стал
поговаривать, что ему необходимо найти себе богатую невесту, чтобы
поправить дела... А потом он потихоньку уехал от меня в Кентербери, -
добавляла она совсем тихо, - и я больше уже его не видела.
Здесь Джек всегда опускал глаза, но, видно, и сквозь опущенные
ресницы госпожа Элен подмечала его злой взгляд, потому что не раз
говорила со вздохом:
- Ничего ты не понимаешь, Соломинка! Конечно, в семье
какого-нибудь йомена или ремесленника его, может быть, и осудили бы за
это, но у богатых и знатных людей совсем другие законы.
Выплакавшись и выговорившись, госпожа Элен не раз замечала Джеку:
- Вот у меня стало немножко легче на душе. Если у тебя есть
какое-нибудь горе или грех на совести, откройся мне, Джек, и я тебя
выслушаю, как сестра или мать.
Джек так и не мог понять, за кого же в конце концов она его
принимала? За преступника - вора или убийцу, или просто за бродягу -
беглого виллана? Но и в том, и в другом, и в третьем случае
неосмотрительно с ее стороны было брать его в услужение, и, однако,
она это сделала, купила ему коня, справила отличную одежду и
действительно относилась к нему, как мать или сестра. Вот только
выслушать до конца рассказ о злоключениях Джека у госпожи Элен так и
не хватало терпения.
- Да-да, - говорила она рассеянно, - ну, пускай ты даже и пришиб
этого старого Гью Друрикома, ей-богу, здесь нет большого греха, а у
тебя, конечно, собралось слишком много злобы против этого человека.
Ну, что ты таращишь так на меня глаза? Ты хочешь, чтобы я считала тебя
ангелом? Тогда, милый мой, тебе придется летать по воздуху, а не
топать подле меня своими сапожищами, да еще тогда, когда я сплю!

Глава VII

В детстве бабушка Бет не раз певала Джеку старинную балладу о
слепом старике, всю жизнь пробродившем по деревенским дорогам,
которого лорд Саймонс для потехи привез с собой в Лондон.
Нищего поставили на площади против Уэстминстера и спросили:
- Как ты думаешь, куда ты попал, старик?
Он прислушался и покачал головой:
- Вы долго кружили по дорогам, милорд, чтобы меня запутать, -
сказал он наконец, - но, судя по крикам и вою этих несчастных, я
догадываюсь все-таки, что вы завезли меня в Хол-литэгский сумасшедший
дом.
Затем он вдруг упал на колени и, закрывая лицо руками, прошептал:
- Нет-нет, милорд, это господь вспомнил все мои грехи. Но
возможная ли это вещь, чтобы я до смерти своей попал в преисподнюю?..
Джек отлично помнил песню бабушки, унылый звон единственной
струны старинной скрипки и припев: "Милорд, милорд...", который
повторялся через каждые две строки.
Да, если сейчас вот закрыть глаза и слушать крики торговок,
перебранку слуг, хлопанье бичей, гнусавое пение бродячих монахов,
свист парусов на Темзе и скрип корабельного каната, а открыв глаза,
увидеть перед собой мрачную громаду Тауэра с качающимися над его
башнями просмоленными останками королевских преступников, робкий
человек невольно поднимет руку ко лбу и про себя прочитает молитву,
отгоняющую нечистую силу.
- Ну, нравится тебе Лондон, Соломинка? - ласково спрашивала
госпожа Элен.

После тишины леса и полей Джек и в Гревзенде был оглушен шумом
городской жизни. Но то, что окружало его здесь, в Лондоне, так же мало
походило на Гревзенд, как мало походили спокойные и рассудительные
гревзендские горожане на разряженных рыцарей или крикливых лондонцев,
шнырявших туда и сюда по широкой площади.
Тумана не было в это утро, и Джек во всей красоте мог разглядеть
Лондонский мост со всеми его двадцатью арками и с целой улицей лавок
вдоль его перил, синюю Темзу, полную барок и парусов, и сияющие на
солнце окна богатых домов.
"Здесь, видать, строят только из камня и кирпича", - подумал Джек
с удивлением.
Он следил глазами за красивым, похожим на лебедя, высоким
кораблем, который, вырвавшись вперед, точно вожак стаи, шел прямо на
крепкие быки моста. Иностранец в чудной одежде, стоя на носу корабля,
что-то громко кричал, размахивая руками, и в ответ ему кричали с моста
и тоже махали руками.
"Что он, с ума сошел, что ли? - в тревоге думал Джек. - Или он
такой опытный моряк, что остановит корабль подле самого моста? Но
разве это плот, который останавливают баграми?"
И вдруг на самой середине моста, стрекотнув, как кузнечик,
поднялись две тонкие гнутые балки, и мост стал расходиться, разделив
две лавки и толпу покупателей. Корабль проплыл в разводе так медленно
и так плавно, что молодой фламандец с корабля успел выдернуть яблоко
из рук зазевавшейся на мосту девушки.
- Здесь, у подъемного моста, собирают пошлины с иностранцев, -
объяснила госпожа Элен. - Слышал, как они кричали? Тут уж никто не
проскочит, потому что мост не поднимают до тех пор, пока на корабле не
приготовят денег. А отсюда уже они отправляются дальше, в Кингстонскую
верфь... Ну, как тебе нравится Лондон, мужичок?.. - повторяла госпожа
Элен. - Я думаю, что лучше здесь с нищими стоять у паперти церкви, чем
разъезжать на богато убранном коне где-нибудь в Эссексе или Кенте.

Джек сильно натер себе ногу стременем, и он рад был бы отдохнуть
после долгой дороги, но неутомимая госпожа Элен, переговорив с
трактирщиком, сияя, ворвалась к нему в чуланчик.
- Тебе повезло, Джек! - сказала она. - Мы немедленно отправляемся
на Смисфилд. Господин наш король сегодня устраивает второй весенний
турнир. Вычисти хорошенько платье и лошадей... Как блестят твои волосы
на солнце, Джек, ну просто чистое золото!.. Ах, ради сегодняшнего дня
можно было бы проскакать еще несколько сот лье!
После этого у Джека не хватило духу даже заикнуться о том, как
сильно болит его нога.

Лошади у длинной коновязи бились, храпели и кусались, слуги
замахивались друг на друга кулаками и палками, но Джек, заметив
свободное кольцо, напрямик продвигался к нему, не щадя плеч и кулаков.
Ему здорово намяли бока, но он все-таки добился своего.
Все слуги, взрослые и мальчики, вскарабкавшись на спины лошадей,
вытянувшись во весь рост, заглядывали через дощатый забор. Джек
немедленно последовал их примеру.
Обширное поле Смисфилда, где обычно производилась торговля
лошадьми, король Эдуард III распорядился расчистить от снега и грязи к
первым же весенним дням. С площади спустили грязь в сточные канавы,
убрали нечистоты и густо посыпали ее песком, который четыре дня возили
в Лондон рыбными баржами.
Потом по распоряжению короля вокруг Смисфилда был возведен
помост, а на нем установили скамьи; над некоторыми из них даже были
устроены навесы для защиты от солнца. Публике, не уместившейся на
скамьях, было отведено огромное место, оцепленное канатом. Вокруг
Смисфилда была выстроена королевская стража.
Долгое время Джек в беспокойстве следил за своей госпожой, когда
она, прекрасная, как утро, в своем белом атласном платье, чуть
покачиваясь, шла по узкому проходу между скамьями.
Народу было столько, что некуда было упасть яблоку, и Джек
боялся, что после утомительной дороги госпоже его придется стоять на
ногах, да еще в новых узких башмачках, которые только сегодня принесли
от сапожника.
Однако не успела она сделать несколько шагов, как двое мужчин,
поднявшись одновременно, предложили ей свои скамьи: ясный взгляд и
добрая улыбка госпожи Элен всюду завоевывали ей друзей.
Во все глаза Джек смотрел на королевскую ложу, украшенную коврами
и знаменами, на слуг, несущих шлейфы за своими госпожами, на страшного
черного арапа, скалящего на него белые зубы. Стоять на спине лошади,
которая все время дергала головой и сердито переступала с ноги на
ногу, было нелегко. Сильно ныла распухшая лодыжка, опираться было не
на что, и, пробалансировав с полчаса в воздухе, Джек решил было
спрыгнуть вниз, когда стоявший рядом паж в желтой ливрее окликнул его.
- Обопрись на меня, - сказал он улыбаясь, - а я на тебя. Лошади
стоят тесно - мы не свалимся. Тише! - добавил он оглянувшись. -
Начинается.
На богато украшенной и покрытой парчовой попоной лошади на
середину арены выехал человек. Он поднес руку ко рту, и сверкающий в
его руке дымок вдруг обернулся длинной золотой трубой. Это был
герольд. (Герольд - вестник, глашатай.)
Протрубив трижды, он остановил коня перед королевской ложей и,
низко поклонившись, выкрикнул что-то громким голосом.
- Объявляет имена участников турнира, - пробормотал паж в желтой
ливрее.
Слова герольда ветром сносило в сторону, и Джек слышал только:
"Ал-ал-ал-ал" - да видел черный кружок рта на белом лице.
Как только герольд покинул арену, с двух противоположных концов
ее выбежали маленькие пажи в коротких плащах, ведя под уздцы лошадей.
Пышные перья султанов бились от веселого ветра.
Вороной конь был покрыт фиолетовой попоной, и черные перья его
султана отливали на солнце золотом и зеленью. Второй статный конь был
весь белый и сверкал, как облако.
- Видишь, черный конь - это лорда Уолтера Саусвэрка, - шепнул
Джеку сосед. - На первом весеннем турнире белый рыцарь дважды выбил
его из седла, и король прекратил турнир. Сегодня они сойдутся в третий
и последний раз.
- А белый конь чей? - спросил Джек.
- Как-то длинно зовут этого рыцаря, я не запомнил. Слушай,
слушай!.. Ставлю пять пенсов против всех твоих пуговиц, - добавил он,
снова поворачиваясь к Джеку, - что черный Саусвэрк сегодня выбьет из
седла этого белого франта.
- Пуговицы-то ведь не мои, - пробормотал Джек неуверенно, и в это
время кто-то тронул его за плечо.
Оглянувшись, он увидел госпожу Элен. Ее прекрасные черные волосы
кольцами выбивались из-под широкополой низкой шляпы, а все ее нежное
лицо сияло.
- Ступай за мной, Соломинка! - сказала она, кусая губы и смеясь,
как девочка. - Похоже на то, что сегодня ты целиком получишь все свои
денежки.
- Я присмотрю за лошадкой, миледи, - предложил желтый паж,
протягивая руку, и госпожа Элен, не глядя, опустила на его ладонь
монету.
Джек прошел по длинному помосту, сильно пахнущему смолой; гибкие
доски упруго подавались под ногой. В глазах Джека рябило от
разноцветных платьев, а от золотого шитья на плащах во все стороны
больно стреляли длинные искры.
- Ты мне нужен, - сказала госпожа Элен, быстро притягивая к себе
голову Джека. - Вот он, мой милый, на белой лошади... Господи, святая
дева и святой Георгий-победоносец, дайте ему победу! Дайте ему победу!
Всадники на арене съехались снова, лошади их били копытами, и во
все стороны тучами летел песок.
Раздался скрежет железа - это копья скрестились в воздухе, но
герольд протрубил, и рыцари снова разъехались в разные стороны.
Как раз напротив скамьи госпожи Элен находилась королевская ложа.
Джек с замирающим сердцем заглянул в ее глубину.
Он увидел тучного старика с серым лицом. Кокетливо надетая
набекрень французская шапочка не придавала ему бравого вида. Он тупо
смотрел перед собой, и из его открытого рта прямо на бархат и
горностай его одежды стекали слюни. Внезапно сидящая рядом высокая
дама так строго прикрикнула на старика, что тот вздрогнул. Закрыв
собственной рукой ему рот, она, как ребенку, отерла его мокрый
подбородок.
- Его величество Эдуард Третий, король Англии и Франции, -
сказала госпожа Элен, проследив взгляд Джека.
- А эта красивая молодая леди, конечно, наша королева.
- Этой красивой молодой леди сорок четыре года, - ответила
госпожа Элен сердито. - Приглядись, она вся раскрашена, как кукла. Это
больше, чем королева, - это Элис Перрейрс! (Перрейрс, Элис -
возлюбленная короля Эдуарда III. Была изгнана из Англии "Добрым
парламентом", а потом вернулась при помощи Джона Гентского.)
Джек беспомощно вздохнул, теряя представление об устройстве
Вселенной.

Джег мог бы пожалеть о том, что не побился об заклад с желтым
пажом, так как пуговицы его все остались бы целы, а он к тому же еще
выиграл бы пять пенсов. Белый рыцарь в третий раз выбил из седла лорда
Саусвэрка. Тот так грузно упал на песок в своих тяжелых граненых
латах, что качнулся весь помост.
Госпожа Элен сияющими глазами оглянулась вокруг.
- Он больше не будет драться, - сказала она. - Трактирщик
объяснил мне, что ему сегодня же по спешному делу нужно вернуться в
Кент.
Обняв Джека за шею, она принялась горячо и быстро шептать ему
что-то на ухо, но Джек только смеялся, как от щекотки, и долгое время
ничего не мог понять.
- Вон в те ворота напротив, - разобрал он наконец. - Рыцарь,
конечно, не уедет немедленно, он слишком тщеславен, чтобы показаться
на людях в грязи и пыли и с усталым лицом. И не дай господи, чтобы от
него несло потом! Ты прошмыгнешь в ворота, Джек, и, сняв шляпу, низко
и вежливо поклонишься ему. Будь очень учтив, Соломинка, с ним иначе
нельзя. Ты передашь ему привет от Элен - Лебединой Шеи. "Скамья ее
находится как раз напротив королевской ложи, - скажешь ты, - и госпожа
моя ждет вас, чтобы лично поздравить победителя". Повтори!
Джек в точности повторил ее наставления.

Он напрасно боялся, что его остановят у входа, - здесь толпилось
столько народу, что на него никто и внимания не обратил.
Госпожа Элен, как видно, отлично знала привычки своего милого.
В то время как лорд Саусвэрк, как был в помятых латах и с длинным
кровоподтеком во всю щеку, чуть освежившись глотком вина с водой,
слегка припадая на одну ногу, уже шел садиться на свежего коня, белый
рыцарь немедля отдался на попечение слуг.
Сидя верхом на скамье, он принимал сласти, предложенные ему на
деревянном блюде, и пил освежающие напитки, а тем временем с него
снимали шлем, рукавицы, наплечники и налокотники.
Красивый паж, смазывая руки и плечи своего господина мазью,
растирал и разминал его мышцы, раскрасневшись сам не меньше, чем
участники турнира.
Он грубо окликнул Джека, но тот, делая вид, что не слышит его,
прошел еще несколько шагов и остановился у самой скамьи. Он кашлянул,
чтобы обратить на себя внимание, но тут же в испуге опустил голову.
Несмотря на пот, ручьями бежавший по лицу белого рыцаря, и
набившуюся под его забрало пыль, несмотря на шрамы, оставленные
шлемом, и на беспорядочно свисавшие мокрые волосы, Джек немедленно
узнал человека, с которого оруженосец, кряхтя, снимал тяжелую
кольчугу. Лорда Саусвэрка победил не кто иной, как сеньор Вейлинд,
барон Броулинг, владелец замков Рочестер, Тиз и Берли, королевский
знаменитый рыцарь, сэр Саймон Берли!
Однако отступать уже было поздно.
Джек снял шапку и низко поклонился, почти касаясь рукой земли.
Нужно сказать, что на этот раз им руководила не одна учтивость.
- Моя госпожа, Элен - Лебединая Шея, приветствует сэра Саймона
Берли и просит его подойти к ее скамье, находящейся как раз напротив
королевской ложи, чтобы благородная дама могла лично принести
поздравления победителю, - сказал Джек, сам удивляясь, что речь его
льется гладко, как песня.
И, так как невозможно было так долго стоять изогнувшись в
поклоне, он понемногу выпрямился и украдкой взглянул на рыцаря.
В двух шагах от него сидел человек, который несколько месяцев
назад, стуча кулаком по столу, требовал его, Джека, смерти только
потому, что торопился на королевскую охоту. К счастью Джека, Саймон
Берли даже не глянул в его сторону.
- Передай этой женщине, - сказал он холодно, - что, если она не
перестанет шататься за мной по всем ярмаркам и турнирам, я засажу ее в
тюрьму! - и, повернувшись, принял из рук пажа мокрое полотенце.

* ЧАСТЬ III *

ФОББИНГ

Глава I

Только натягивая свою старую куртку, Джек мог получить ясное
представление о том, как он вырос и возмужал за последние месяцы.
Куртка трещала по всем швам, рукава стали короткими, а под мышками так
резало, что Джеку пришлось подпороть подкладку.
Увидев своего слугу в этом наряде, госпожа Элен сказала почти со
слезами:
- Да не упрямься же, Соломинка! Я все это наговорила сгоряча, и
ты это отлично понимаешь.
Джек, не отвечая, аккуратно свернул свое новое платье, купленное
ему хозяйкой на Ярмутской ярмарке. Рядышком на стол он выложил
кошелек, вышитый шелками, простое оловянное колечко и маленькую флейту
- подарки, в разное время сделанные ему госпожой.
Она посмотрела на него с упреком и отвернулась к окну.
- Да, ты, пожалуй, прав, - отозвалась она несколько минут спустя.
- Невыгодно служить таким бедным хозяевам, как Элен - Лебединая Шея. Я
рада, что порекомендовала тебя этому рыбнику. Он станет тебя поднимать
до зари и гонять, как ленивую лошадь, но зато ты аккуратно будешь
получать жалованье и подарки, более стоящие, чем вся эта чепуха.
Она хотела уязвить Джека, но он молчал. Тогда она обняла его за
шею своими мягкими, теплыми руками и сказала нежно:
- Ну, помиримся! Я была неправа, Соломинка...
Конечно, она была неправа.
Когда Джек вернулся от Саймона Берли, госпожа Элен встретила его
градом вопросов:
- Ну что, придет он сюда? Ты его видел? Были ли подле него
какие-нибудь дамы? Что он ответил? Не правда ли, он похож на короля
Эдуарда Третьего в молодости, такого, каким его чеканят на леопардах?
(Леопард, или полуфлорин, - золотая монета времен Эдуарда III, с
изображением короля между двумя леопардами; равнялась тридцати шести
серебряным пенсам.)
Не поднимая глаз, Джек немедленно удовлетворил ее любопытство:
сэра Саймона Берли окружала огромная толпа народа. Нет, дам там не
было. Когда Джеку наконец удалось протолкаться к нему, рыцарю уже
подводили свежего коня. Он так спешил, что у Джека не хватило смелости
заговорить с ним. Сейчас сэр Саймон уже, вероятно, покинул Лондон.
Последняя фраза соответствовала действительности, потому что Джек
переждал в проходе, пока белая атласная кобыла рыцаря проскакала по
Ипсвичской дороге.
Госпожа Элен несколько минут ждала, не веря своим ушам. Она даже
попыталась улыбнуться, а потом вдруг с размаху швырнула на землю
орешки, которые только что купила у разносчика. Она закричала так
громко, как могут кричать только базарные торговки, зазывая
привередливого покупателя.
Немедленно же госпожа и слуга должны были ринуться вдогонку за
рыцарем Берли, но того уже и след простыл.
Госпожа Элен, громко плача, остановилась посреди улицы.
Мальчишки, старухи и разносчики с интересом прислушивались к тому, как
красивая молодая леди отчитывает своего слугу.
- Господи боже мой! - кричала она, разрывая на себе одежду. -
Зачем я подобрала этого дурака, а не дала ему замерзнуть на дороге!
Тотчас же сними с себя это красивое платье и убирайся от меня на все
четыре стороны! Ну, подумайте, люди добрые, мой милый из-за него
уехал, так и не повидавшись со мной!
Вокруг смеялись, а Джек стоял, стиснув зубы.
Когда взрыв гнева прошел, госпожа Элен попыталась объясниться со
своим слугой.
Разве Джек не понимает, что причинил ей непоправимый вред? Только
поэтому она и кричала до потери сознания. А ведь Джек отлично знает,
как он ей нужен и полезен. Если бы не он, кто бы тогда спас ее от
этого страшного медведя?
Несмотря на всю свою досаду, в этом месте Джек не мог не
улыбнуться. Это случилось одним ранним весенним утром. Чтобы сократить
дорогу, он предложил госпоже поехать лесной ложбиной. Снег еще не
всюду стаял, но птицы уже кричали как сумасшедшие. Вдруг все смолкло,
а лошади, дрожа от ужаса, шарахнулись в сторону - на прогалине
показался медведь. Он только что очнулся от зимней спячки, шерсть на
нем свалялась войлоком. Худой и горбатый, он, качаясь, стоял на слабых
ногах. Джек дубиной прогнал его с дороги, хотя хозяйка его кричала
так, что могла бы привести в ужас и более страшного зверя.
Госпожа Элен тотчас же подметила слабо скользнувшую по лицу Джека
улыбку.
- Ну вот, ты уже не сердишься, Соломинка! - закричала она
радостно. - Я ведь призналась тебе, что была неправа и понапрасну тебя
обидела. А разве господь бог не завещал нам забывать обиды?
- Я не забыл ни одной обиды в жизни, - сказал Джек. - И за каждую
я хотел бы отплатить... И отплачу, - добавил он подумав.
- Ну, тогда убей меня, - сказала госпожа Элен, грустно улыбаясь.
- На вас я не могу быть в обиде, - ответил Джек тихо. - Вы
слишком добры и великодушны. Но, несмотря на то что вы тогда были в
сильном гневе, вы сказали истинную правду: слуга вам сейчас совсем не
нужен. В городе удобнее и дешевле обходиться услугами девушки, а не
парня, который к тому же ест за троих... Вы нанимали меня только до
первых весенних дней, а сейчас уже совсем тепло.
- Да, уже вылезли все твои веснушки, - заметила госпожа Элен, еще
надеясь все обратить в шутку.
Но Джек был непреклонен.
И опять госпожа отнеслась к нему с чисто материнской
заботливостью. Вместо того чтобы предоставить строптивого парня самому
себе, она подыскала ему новую службу. Повстречав знакомого скупщика
рыбы из Норфолька, она отрекомендовала ему Джека как незаменимого
спутника в дороге.
- Он знает путь, вынослив, храбр и честен и со своей дубинкой
постоит за вас лучше, чем иной олух с мечом и щитом, - сказала она. -
А в Фоббинге он устроится на работу к старому Типоту, к которому у вас
имеется поручение. Только я очень прошу вас, - добавила она, поднимая
на рыбника свои прекрасные глаза, - постарайтесь, чтобы парень не
попал в беду. По дороге вы заедете в Дизби, родную деревушку Джека, на
Эрундельские коптильни, а в Дизби малый захочет повидаться со
своими...
- Ну что ж, тут большой беды нет, - отозвался рыбник великодушно.
- Если нам выпадет ночевать в Дизби, я не запрещу ему забежать в
родной дом...
- Но дело в том, что я его переманила у тамошнего лорда, -
пробормотала госпожа Элен, очень удачно изображая на своем лице
раскаяние, - и боюсь, как бы там его не сцапали стражники.
Такие случаи не были большой редкостью за последнее время, и
рыбник нимало не был удивлен.
- Ну, не мне его учить, как прятаться от шерифов, - возразил он.
- А я, уж конечно, буду не на их стороне... Только расплачусь я с ним
не раньше Фоббинга, - добавил он предусмотрительно.

Мимо Дизби течет светлая и чистая Твиза, но мужики не имеют права
ловить в ней рыбу. Однажды замковый бейлиф согнал мужиков тянуть сети,
и Джеку выпало на долю заворачивать невод, но этого опыта было
недостаточно, чтобы предлагать себя в помощники самому настоящему
рыбаку, живущему этим промыслом. Может случиться, что рыбак дядюшка
Типот не захочет обучать Джека своему делу и в первый же день прогонит
его от себя.
Джек поделился с госпожой Элен своими сомнениями.
- Ты так говоришь, потому что не знаешь, что это за человек! -
возразила госпожа Элен. - Ах, как он великодушен, добр и справедлив!
Тебе только нужно добраться до него, и к концу лета ты отлично будешь
управляться с вершами и неводом, а бить острогой рыбу ты научишься еще
раньше, потому что ты меткий стрелок. Как он добр и великодушен! Он
готов отдать бедняку последнее с себя... А как он гребет! В самую
тихую ночь он может бесшумно проплыть мимо королевского сторожевого
судна. А каких чудесных рыбок лепил он для меня когда-то из глины!
Если такую игрушку опустить в воду, она свистит, как щегол...
Госпожа Элен замолчала, и на глазах ее выступили слезы.
- Этот человек, видать, ваш старый слуга? - спросил Джек робко.
Он редко задавал людям вопросы.
- Слуга? - переспросила госпожа Элен. - Господи, какой же ты
глупенький, Соломинка! Около трех месяцев ты разъезжаешь со мной по
дорогам и до сих пор тешишь себя мыслью, что ты прислуживаешь знатной
даме. Эндрью Типот - не слуга мне, а отец. Я - Элен Типот из Фоббинга.
Да-да, дочь рыбака из деревушки Фоббинг в Эссексе. Но тсс... -
добавила она, прикладывая палец к губам, - рыбник не должен об этом
знать. И никто в Фоббинге не должен знать о том, что мы с тобой
встречались...

Новый хозяин Джека был глуховат, поэтому ему постоянно чудился
какой-то шорох; видел он тоже плохо и весь первый день пути досаждал
Джеку, уговаривая того хорошенько присматриваться к придорожным
кустам.
- Чего вы боитесь? - наконец сказал Джек с досадой. - Госпожа
Элен не так трусила ночью в дремучем лесу, как вы днем на проезжей
дороге. А ведь на ней был надет богатый плащ, а не байка, пропахшая
треской. Если вы так страшитесь одиночества, почему бы нам не