Страница:
всегда. Свою выгоревшую войлочную шляпу он сегодня даже украсил венком
из ромашек.
- Если вы подниметесь на башню Тиз, миледи, - сказал он, - вы
увидите много любопытного.
Джоанна вскочила на ноги. Ведя в поводу лошадку, она пошла вслед
за стариком.
На середине моста Тум вдруг обернулся и упал ей в ноги. Он сделал
это так неосторожно, что она чуть было не свалилась в воду.
- Леди! - бормотал он, целуя ее ноги и платье. - Леди, может
быть, все это будет вам не по нраву, но, леди, леди, вы слишком добры
и великодушны, чтобы рассердиться на меня за мою радость!
Не отвечая, Джоанна шла вперед. Тума трудно было понимать,
бедняга иной раз заговаривался.
У ворот ее дожидался взволнованный Мэтью.
- Леди Джоанна, - крикнул он, - кузнецов нет! Но нужно во что бы
то ни стало сейчас же поднять мост. Надо забить наглухо ворота! Во
всем графстве взбунтовались мужики!
Джоанна устало пожала плечами. Она знала уже обо всем этом от
гостьи.
- Их усмирят, - сказала она. - Шериф уже отправился в Лондон.
- Шериф уже отправился на тот свет, миледи! - крикнул Мэтью.
Джоанна посмотрела на Тума. Тот смеялся во весь свой беззубый
рот. По его темному лицу быстро бежали слезы.
- Они идут из Кэррингэма, из Сэмфорда, из Фоббинга...
- Из Фоббинга? - закричала Джоанна.
- Они не боятся ни клятв, ни угроз! Они разграбили дом
финансового чиновника Джоана Юэла, а его самого подняли на копья.
- Да-да, - бормотал Тум, - это верно! Христом-богом уверяю вас,
это в точности так, как он говорит! Они идут, как туча или как буря, а
навстречу им из каждой деревни выходят сотни в полном порядке, с
оружием в руках.
- Господи! Где же они взяли оружие? - спросила Джоанна удивленно.
- Бог их вооружил, миледи! - закричал нищий, размахивая костылем.
- Они идут пешие, с палками и с серпами и обращают в бегство
закованных в железо рыцарей. Их ведет Томас Гаукер, Джон
Фокс-Беспалый, Уот Тайлер, Джон Стэкпул и Джек Строу из Кента! Они
сожгли дотла дом эссекского шерифа в Когесхолле, и палкой выбили у
него из рук меч, и палкой же размозжили ему голову!
Тут раздался страшный вопль: это вышедшая на шум голосов гостья
услышала конец фразы Тума и без чувств упала на каменные плиты.
- Я хочу вас попросить, миледи, подняться на башню, - сказал Тум.
- Вы своими глазами убедитесь, что все это правда.
- Умой лицо даме водой и дай ей напиться, - приказала Джоанна
Мэтью, а сама побежала к лестнице.
Она поднялась по крутым ступенькам, с трудом ступая дрожащими
ногами. За ней, сильно стуча костылем, шел Тум. Теплый ветер ударил ей
в грудь. Держась за стену, она ступила на шаткую черепицу. Ветер
пузырем вздувал ей юбки и толкал книзу.
Тум, защищая глаза от солнца, поворачивался на все четыре
стороны.
- Конец дворянам! - размахивая костылем, закричал он. - Миледи,
цветочек мой! Посмотрите, вы видите: пришел конец дворянам!
- Почему - конец? - пробормотала она в недоумении. - Откуда, ты
говоришь, конец, старик?
- Отсюда конец, - кричал он, ударяя костылем в крышу, - и оттуда
конец! Отовсюду конец!
Он вертелся волчком на одной ноге, тыча пальцем в разные стороны.
И каждый раз, когда Джоанна взглядывала по направлению его
пальца, она сжимала руки и смеялась.
С вышки замка Тиз видно было шесть дорог, и над каждой дорогой
сейчас дымилась пыль, и по каждой дороге тучей двигались люди.
И тогда, не удерживая слез, Джоанна склонилась на грудь старого
нищего Тума. Она обняла его за грязную морщинистую шею и долго плакала
от радости:
- Всю жизнь ты будешь жить у меня в тепле и покое за то, что ты
принес мне такую добрую весть!
Глава V
За несколько дней до того, как Саймон Берли повстречал на
проезжей дороге госпожу Агнессу Гауэр, Джек дотащился наконец до
Фоббинга.
Он очень натрудил больную ногу и перед тем, как войти в
деревушку, долго отдыхал у околицы.
В Фоббинге Джек застал много перемен.
Напрасно Джоанну беспокоила мысль о второй дочке рыбака. Так и не
дождавшись Джека, Мэри-Джен на праздник введения во храм вышла замуж
за Джона Джонкинса, соседского голубоглазого парня.
Молодые сложили себе домик из плитняка, а верх присыпали землей и
глиной.
Как только стаял снег, Мэри-Джен посадила у себя на крыше
вербену, ночную красавицу и резеду. Госпожа Элен рассказала ей, что в
городе почти в каждом доме и богатые и бедные женщины ухаживают за
цветами. Мэри-Джен устроила свой садик на крыше, потому что внизу его
обязательно объели бы козы.
В доме Типотов Джека встретили с распростертыми объятиями.
У матушки Эмми были свои соображения насчет парня, но уже было
поздно их высказывать.
Старый Эндрью приветствовал его, как сына, а госпожа Элен и
Мэри-Джен - те обе, ничего не говоря, попросту кинулись ему на шею.
Бедному Джону Джонкинсу, для того чтобы поздороваться с Джеком,
пришлось довольно долго дожидаться своей очереди.
- Ты хоть и шатаешься бог знает где, - сказал старый Типот
весело, - но я внес за тебя хлебнику три грота, и сейчас старшина
выдаст тебе свидетельство, какое надо. Довольно уже тебе, как волку,
скитаться по лесам!
Женщины промыли и перевязали Джеку рану и накормили его чем бог
послал, только надо сказать, что в этом году бог послал очень мало.
Наговорившись вдоволь с друзьями, Джек отправился со стариком на
берег.
- Ты сам увидишь, что у нас творится, - сказал дядюшка Эндрью
многозначительно.
Джек замедлил шаг, проходя мимо лодок. Каждое название много
говорило его сердцу.
Вот здесь он плакал за утесом, а тут они встретились с Уотом
Тайлером. Подле этой лодки они поменялись крестами.
- Где же большой баркас, дядюшка Типот? - спросил он с
беспокойством, не видя "Авессалома".
- А сколько, по-твоему, мне пришлось заплатить хлебнику? - сказал
старик с сердцем. - Четыре шиллинга за одну нашу семью да один за
тебя! За пять шиллингов можно продать и дом и все рыбачье снаряжение,
а не то что одну старую лодку!.. Джонкинс, видать, крепко любит нашу
егозу, а вот женился на ней небось только после того, как я заплатил
за нее три грота налогу! Пройдись-ка по берегу, малый, да загляни под
навес: ты убедишься, как кругом пусто. Гребс отдал свой новый баркас с
двумя запасными парусами. Хорошо, что хлебник все-таки свой человек и
нам не пришлось вносить за бедняков, которые прибились сюда еще с
прошлого лета! Вот у них так уж действительно нет ни кола ни двора!
Джек промолчал. По дороге сюда он обогнал сборщиков и солдат. Но
незачем понапрасну раньше времени тревожить старика; может быть,
сборщики направлялись не в Фоббинг.
- А вот в некоторых графствах наново стали переписывать народ для
налога, - заметил он на всякий случай.
- Пускай переписывают хоть десять раз, - отвечал дядюшка Типот, -
лишь бы мы знали, что заплатили все сполна. Да, пять шиллингов - это
немало! Ты, вероятно, никогда и не видел разом таких денег.
Расставшись с лесовиками и Тайлером, Джек и не думал, что ему
придется, и даже очень скоро, встретиться с ними снова.
Все произошло в среду, 29 мая.
Во вторник с утра в Фоббинг наехало столько народу, точно это был
большой портовый город, а не жалкий рыбачий поселок. Прибыл сам
комиссар, сэр Томас Бэмптон, а с ним четверо писцов, сотские и
стражники.
Дело было в том, что в Фоббинге, как и во всем Эссексе, были
неправильно составлены податные списки.
Наиболее зажиточным рыбакам Фоббинга во главе с хлебником Томасом
было велено немедленно явиться в Брентвуд и дать отчет в своих
ошибках.
Для исправления списков на месте сэр Томас оставил своего
собственного счетчика, который с писцом и стражниками расположился у
дома Типотов.
Тот по четыре человека вызывал к себе рыбаков, но они приходили
со своими женами, детьми, а для удостоверения правильности своих
показаний прихватывали с собой и соседей. Над поселком стоял шум и
крик, как в большом городе в базарный день.
Джек, по правде говоря, очень боялся за себя. Если счетчик
дознается, что он родом не из этих мест и даже не из этого графства,
его немедленно забьют в колодки, как бродягу.
Однако оказалось, что счетчик придрался совсем к другому.
...Была обеденная пора. Элен Типот принесла горшок похлебки, но
не успела она поставить его на стол, как все услышали громкий крик.
Эмми Типот тотчас же узнала голос своей младшей дочери и
выскочила на улицу. Вслед за ней поспешили Джек, старый Эндрью и Элен,
так и не выпускавшая котелка из рук.
Все увидели молоденькую Мэри-Джен. Двое стражников крепко держали
ее за руки и, надо думать, делали это не без оснований, потому что
третий, ругаясь, вытирал лицо, исцарапанное в кровь.
- Отец! - закричала Мэри-Джен, увидев старого рыбака. - Джек!
Элен! Они забирают в тюрьму Джона! Они нарочно затоптали мой садик!
Они говорят, что мужикам не подобает нюхать цветы!
Джек хотел немедля кинуться в свалку, но госпожа Элен с силой
оттолкнула его в сторону.
- Ты с ума сошел! - шепнула она, а сама отправилась на выручку.
Она говорила так спокойно и так разумно, что сразу выяснила, в
чем дело. Счетчик велел стражникам арестовать Джона Джонкинса за то,
что Джон якобы не внес за жену причитающиеся с нее три грота.
Это была ошибка. Когда собирали деньги, Мэри-Джен еще не была
замужем, и за нее налог был уплачен еще в отцовском доме. Вот вернется
хлебник Томас - все можно будет проверить по спискам.
Госпожа Элен объясняла так вразумительно, точно вычитывала свои
слова из книги.
- Уж очень складно ты говоришь! - сказал вдруг счетчик,
обхватывая ее за талию. - Но тебе ничего не поможет. Если ты не хочешь
отпустить в тюрьму своего зятя, мы согласны взять тебя в заложники. Я
сам не откажусь отвезти в тюрьму такую красотку!.. Это ты, как видно,
думаешь угостить нас своей похлебкой? - добавил он, указывая на
котелок, который женщина все еще держала в руках.
Тем временем стражники уже вязали ни в чем не повинного Джона
Джонкинса.
- Да, ты получишь эту похлебку, но только вместе с посудой! -
закричала тогда Элен что было сил и швырнула горшок в голову счетчика.
Было просто удивительно, что он остался жив после всего этого!
Тотчас же на шум выскочили рыбаки - кто с веслом, кто с багром,
топором или острогой.
Счетчик и стражники убежали, оставив на берегу недовязанного
Джона Джонкинса.
Вскоре после полудня вернулся из Брентвуда хлебник Томас.
- Нет, там еще ничего не знают о счетчике, но все равно дело
плохо! Господам недостаточно того, что они получили, они едут сюда
собирать новый налог. В Фоббинг пригонят солдат, а с ними прибудет
судья из Лондона! Либо мы должны будем немедленно же заплатить за
девятнадцать человек бедняков, не указанных в списке, либо ребят
тотчас же забьют в колодки!
Они все стояли тут же рядом, эти девятнадцать человек, - все
парни, как на подбор, беглые матросы королевского флота.
- Если бы меня поддержали, я дал бы им отпор! - добавил хлебник,
оглядываясь по сторонам.
- Мы поддержим тебя, Томас! - закричали матросы и рыбаки. - Нет
сил больше терпеть от королевских чиновников!
- А где Соломинка? - кричали другие. - Соломинка, а что же этот
твой парень с камнями?! Где же Соломинка? Или он только и умеет, что
сочинять песни?
Но Джек вынырнул уже из-за дома, держа в руках свой большой,
красивый лук.
Он так сильно натянул тетиву, что все четыре пальца его посинели,
а стрела высоко взвилась в воздух. Потревоженный лук потом еще долго
гудел в его руках.
Вот эту-то стрелу и нашли на дороге передовые из отряда Роберта
Белнэпа, ехавшего творить суд и расправу над бунтовщиками.
В Лондоне уже в середине мая стало известно, что вторичная
перепись населения в Эссексе проходит с трудом. А в селении Фоббинг,
близ Брентвуда, уполномоченные, сдавшие налог, заявили комиссару, сэру
Томасу Бэмптону, что они собрали все, что могли, и больше господа не
получат ни фартинга.
Главный судья суда Общих Тяжб был готов к тому, что ему придется
выехать в Эссекс. Удивительно, до чего мужики бессмысленно действуют!
И в семьдесят шестом году, и в семьдесят седьмом, и в семьдесят
девятом они тоже пытались противостоять королевским чиновникам. В
каждом селе всегда находятся зачинщики, готовые мутить народ. Однако
достаточно их захватить и поступить с ними построже, как остальные
становятся тише воды и ниже травы.
Никто не считал волнения среди мужиков делом серьезным. И если
сэр Роберт Белнэп поторопился сейчас выехать в Брентвуд, то только из
чувства личной приязни к Ричарду Гелзу, магистру ордена госпитальеров
и королевскому казначею. (Магистр ордена госпитальеров - глава одного
из духовно-рыцарских орденов.)
Несмотря на предупреждения друзей, Гелз через подставных лиц
снова взял на откуп королевский налог совместно с Джоном Лэгом и
лордом Лэтимером. Если мужики будут долго артачиться, эти трое людей,
вместо того чтобы заработать на сделке порядочный куш, пожалуй, еще
могут потерять свои собственные деньги!
Прибыв в Брентвуд и посовещавшись с комиссаром, сэр Роберт Белнэп
выяснил новые обстоятельства событий в Фоббинге.
Потерявшие совесть мужики, вместо того чтобы помогать королевским
чиновникам в их действиях, избили королевского счетчика и обратили в
бегство стражников.
Мало того, они послали в соседние села - Кэррингэм и Сэмфорд -
наказ, чтобы и там мужики поступали так же.
Роберт Белнэп распорядился вызвать в Брентвуд из Фоббинга сотских
и старшин к двенадцати часам дня 30 мая, а также под стражей доставить
главных буянов, имена которых были переписаны самим пострадавшим -
счетчиком Гэлом Пристли.
Разглядывая из окна огромного холла собравшихся во дворе мужиков,
сэр Роберт Белнэп в гневе покачивал головой.
Сопровождать арестованных должны были бы стражники, находящиеся
на службе у Фоббингской сотни, а эти олухи-рыбаки сами вооружились
луками и дубинками и в таком зазорном виде явились во двор к шерифу. И
у всех у них такие разбойничьи лица, что даже вблизи трудно различить,
кто из них арестант, а кто конвойный.
"Раз, два, три, четыре, - считал сэр Роберт. - Четверо из
уполномоченных явились с луками. Хорошо, но почему же тогда вон у того
высокого (а он уже несомненно арестант) тоже подозрительно
оттопыривается одежда? Да и незачем им всем так оживленно
переговариваться между собой!"
Сэр Роберт Белнэп вспомнил стрелу, найденную на дороге.
Тогда он посмеялся над замечанием своего писца.
- Если верить бабьим приметам, то нам следует вернуться в Лондон,
сэр, - сказал клерк, - ибо туда указывает острие стрелы!
Судья не верил бабьим приметам. Но он уже не смеялся. В гневе
сжав кулаки, он расхаживал по холлу.
Если человек не подобрал своей стрелы, оброненной на дороге, это
означало, что у него имеются еще другие - про запас.
Открыв двери в сени, сэр Роберт Белнэп распорядился вызвать
брентвудских скупщиков рыбы и старшин рыбников.
Он полагал их нарядить присяжными для следствия и суда над
мятежными мужиками. Они постоянно имели дела с Фоббингом и знали
тамошних людей как свои пять пальцев.
Джек Строу тоже был одним из числа тех самых вилланов, что
подняли руку на королевского чиновника, но старшина не получил приказа
доставить его в Брентвуд.
Это случилось, возможно, потому, что счетчик мог не знать Джека
по имени, а может быть, он пропустил его по оплошности.
Однако Джек сам тотчас же вслед за фоббингцами отправился в
Брентвуд, а с ним - еще сорок три человека.
Они шли, уже нисколько не таясь и не пряча под одеждой ни луков,
ни дубинок.
Когда отряд проходил мимо Сэмфордской рощи, ему навстречу с
пригорка, громко крича, размахивая серпами и палками и пудами
обваливая красную глину, сбежали вниз кэррингэмцы и сэмфордцы.
Дальше в полном порядке на дорогу вышли Литльфильдская и
Кольриджская сотни. Если с соседними деревнями фоббингские ребята
могли еще как-нибудь сговориться, то уже людей из этих сел они раньше
не видели даже в глаза.
И, однако, по всему пути, вплоть до самого Брентвуда, мужики
поднимались, как по сигналу.
"В этом нет ничего удивительного, - думал Джек, шагая впереди
своих людей. - Народ полон ненависти и отчаяния. А если железо
раскалено добела, то, в каком бы ты месте ни прикоснулся к нему
деревянной палкой, всюду вспыхнет огонь!"
Из всех членов комиссии, добивавшихся строгой расправы над
негодными мужиками из Фоббинга, в живых остался только сам судья - сэр
Роберт Белнэп.
Вначале вилланы в количестве нескольких сот человек окружили дом,
где он укрывался, и заставили его поклясться на евангелии, что он
никогда больше не станет заниматься неправедными делами.
Судить мужиков за то, что они отказываются дважды вносить один и
тот же налог, может только человек, желающий зла своему королю и
своему королевству.
Сэр Роберт должен был еще им пообещать в дальнейшем быть их
честным советчиком во всех их мужицких делах.
Они задумали, уничтожив сперва всех врагов королевства,
установить в стране порядок и твердый мир и избрать молодому королю
новых советчиков. Те люди, что окружают его сейчас, опаснее диких
кабанов и волков.
Сэр Роберт Белнэп дал требуемую клятву, но и не подумал ее
держаться, а той же ночью тайно ускакал в Лондон.
Зато из остальных членов комиссии - судей, писцов и присяжных -
мужики никого не оставили в живых.
Начиная с 31 мая и до 8 июня мужики шли, почти не останавливаясь.
Можно сказать, что вот здесь, в Амфордском лесу, был сделан первый
настоящий привал.
Джек в изнеможении повалился на землю. Ему нужно было еще
столковаться с Эйбелем Кэром из Кента о том, кого бы послать навстречу
Уоту Тайлеру с его лесовиками, но сейчас он не смог бы вымолвить ни
слова.
Джек отлично слышал шаги Кэра и чувствовал на себе его взгляд и
все-таки не открыл глаз.
Эйбель постоял подле него несколько минут, а потом пошел прочь,
ступая тихо, как женщина. Таким утомленным повстанцы своего Соломинку
еще никогда не видели.
Но, пожалуй, это была не усталость. Джек проделал путь не больше
других, а тяжелые сундуки с пергаментами вытаскивали даже такие
старики, как Биль Перкинс и Джон Тендер. Вот нога, правда, плохо
заживала, но не в этом было дело. Дело не в ноге и не в усталости -
Джеку сейчас необходимо подумать обо всем на свободе. Время от времени
ему нужно было оставаться наедине с самим собой.
Он лег лицом в траву. Она так же пропахла дымом и гарью, как и
его руки, и одежда, и волосы. Если глянуть вдоль дороги, над ней
заметно стоит низкий синий дымок. А с высокого сторожевого вяза даже
днем можно разглядеть зарево над Стэдфордским и Когесхольским
аббатствами. Еще дальше, как свеча, пылал Крессинг.
Мужики разгромили это великолепное поместье, не пожалев ни
прекрасных сукон, ни парчи, ни кружев, ни других драгоценностей и
украшений магистра госпитальеров. (Крессинг принадлежал, магистру
госпитальеров Ричарду Гелзу.)
Они бросали в огонь тонкой резьбы шкатулки, сделанные чужеземными
мастерами из слоновой кости. Вслед за ними летели меха, плащи,
кружева, шитые золотом платья.
И ничего из этих вещей они не брали себе, точно это было
имущество зачумленного и они боялись распространить заразу.
Натолкнувшись на бочки с кларетом и мальвазией, мужики, конечно,
не отказались испробовать господского вина, но не этого они искали в
подвалах.
Наверх были выброшены сундуки со свитками пергаментов. Каждая
буква этих документов утверждала беззаконие, каждая огромная печать
закрепляла насилие и рабство.
Джек вспомнил, как горел custumal - писцовая книга магистра, в
которой были записаны оброки и повинности его держателей - вилланов.
Как ни сладко пели господа о том, что к старым обычаям уже нет
возврата, однако, когда им нужно было, они возвращались к этим
обычаям! Поэтому-то и книгу повинностей магистр держал запертой за
семью железными замками.
А как ей не хотелось гореть! Пергамент, словно человек, корчился
в огне; расплавленный воск печатей злобно шипел; свитки, как живые,
приподнимались над костром, вставали дыбом, и мужики с криком
заталкивали их палками обратно.
Это все было правильно. Так оно и должно было случиться.
Господа отлично умели разговаривать на французском языке, на нем
же составляли письма и документы, а в церквах слушали латинские
проповеди, в которых мужики не разбирали ни слова. Они мало
интересовались мужицкими поговорками и пословицами. А между тем
некоторые из них господам не мешало бы знать!
"Не сгибай чрезмерно кочерги, потому что, разогнувшись, она тебя
же хлопнет по лбу", "Не руби сук, на котором сидишь", "Не бросай грязи
в колодец, который дает тебе воду", "Не разводи под собою огня", - и
много еще других пословиц следовало бы знать господам.
А они в течение сотен лет бросали грязь в колодцы, откуда сами
черпали воду, без устали рубили сук, на котором сидели, а что касается
кочерги, то они ее перегнули до отказа, и, разогнувшись, она ударила
по ним же, и притом с такой силой, что они не скоро придут в себя.
Теперь господа в ужасе бегут перед мужицкими полчищами кто куда -
кто в Лондон, кто в северные графства, но их всюду достанет рука
правосудия.
Все правильно! Нужно убивать всех сеньоров, архиепископов,
епископов, приоров и богатых приходских священников! Нужно уничтожать
пергаменты и податные книги, а заодно и тех людей, которые их
составляют!
Нужно поскорее добраться до короля и потребовать смерти Саймона
Сэдбери, Ричарда Гелза, лорда Лэтимера, купца Лайонса и других врагов
королевства.
Но за это придется взяться не одним только эссексцам. Необходимо,
чтобы вся Англия поднялась, как один человек.
Джек повернулся на бок и взглянул на дорогу. Мимо проходили все
новые и новые отряды. Многие сотни несли перед собой свои старые,
рваные сотские знамена. А некоторые уже изготовили себе новые.
"За короля Ричарда и общины!" - было вышито на них разноцветными
шелками.
Это был первый случай, что грамота пришла на помощь простому
мужику. И это был первый случай, когда бархат и шелка послужили ему на
пользу.
"Пусть будут благословенны женщины, которые искололи себе пальцы,
вышивая эти святые слова!"
- Эйбель, - сказал Джек, увидев Кэра, - ты сегодня же должен
перебраться через Темзу в Кент, а мы будем продвигаться дальше по этой
дороге. Уот Тайлер бродит где-то в этих местах со своими ребятами.
Если бы лес не был так сильно потревожен, я мог бы тебе точно сказать,
где он сейчас находится.
Этой же ночью они сошлись с Уотом Тайлером. Дэртфордец привел с
собой около четырехсот человек. Вслед за ним двигался Джон Фокс с
тремя десятками отборных лучников.
А утром пришли вести из Кента, Сэффолька, Норфолька и
Гердфордшира.
Мужики бросали дома, жен и детей, оставляли невыпряженных быков
на полях - и все это было правильно, потому что все они шли за одно
общее дело.
В Кенте поднялись не одни только мужики - с ними шли ученики и
подмастерья. Один город Гревзенд выслал свыше трехсот человек.
Когда Уот Тайлер выехал на пригорок на гнедой лошади Джона Фокса,
несколько тысяч человек закричали ему приветствие, и это было как
гром, грянувший с июньского неба.
Тут же было решено отрядить для него знаменосца, который бы
сопровождал его всюду в пути.
Дэртфордец объезжал ряды повстанцев, и когда некоторые из людей,
стыдясь своих грязных ног или разорванной одежды, отступали назад, он
тотчас же подмечал это своими зоркими серыми глазами.
- Эй-эй, куда, паренек? - кричал он. - Мы сейчас делаем черную
работу, не надевать же нам воскресного платья! Нам необходимо сейчас
прополоть наш огород и вырвать долой конский щавель, белену и
чертополох, заглушающие наши всходы... Правильно ли я говорю, ребята?
И все снова кричали от радости, бросали в воздух шапки и
поднимали над головами вилы, луки и косы - кто что имел.
А бедняки, которые всю жизнь считали себя хуже последнего скота,
уже не стыдясь, выходили вперед и, обтерев губы, целовались со своим
вождем. И для каждого он находил приветствие и ободряющее слово.
Однако Джека поразило другое.
Поговорив с людьми из местностей близ Лина, Портсмута и Бристоля,
Уот в задумчивости отъехал в сторону.
Потом, подняв руку, он дал знак, что хочет говорить со всеми, но
за шумом никто ничего не мог услышать.
Тогда молодой паренек, выбранный ему в знаменосцы, сам, как
видно, из пастухов, протрубил в свой рожок, и все повернулись в одну
сторону.
- Братья! - крикнул Уот Тайлер. - Если здесь есть люди из мест
близ Лина, Портсмута или Бристоля, пусть они все немедленно отойдут в
сторону!
В толпе началась суматоха, но он терпеливо ждал, пока все
исполнят его приказание.
Наконец народ в порядке расположился полукругом: сэррийцы - с
сэррийцами, эссексцы - с эссексцами, гердфордширцы - с
гердфордширцами...
По правую руку от Уота, как он и велел, стали мужики, рыбаки,
матросы и ремесленники из мест, соседних с Пятью Портами.
- Братья! - сказал Тайлер, проезжая мимо них. - Скажите мне: для
чего мы, как один человек, поднялись, оставив дома, жен, детей и
некормленую скотину?
- За короля и общины! - крикнули все в один голос.
- Так! - повторил Тайлер громко. - За короля и общины! И за
королевство! Запомните это хорошенько! Может быть, изменникам - лордам
и епископам - подобает оставлять незащищенными берега нашей страны и
отправляться в Кастилию добывать себе славу, а Ланкастеру - корону.
Мне сказали, что здесь есть люди из Гревзенда. Пусть они расскажут,
из ромашек.
- Если вы подниметесь на башню Тиз, миледи, - сказал он, - вы
увидите много любопытного.
Джоанна вскочила на ноги. Ведя в поводу лошадку, она пошла вслед
за стариком.
На середине моста Тум вдруг обернулся и упал ей в ноги. Он сделал
это так неосторожно, что она чуть было не свалилась в воду.
- Леди! - бормотал он, целуя ее ноги и платье. - Леди, может
быть, все это будет вам не по нраву, но, леди, леди, вы слишком добры
и великодушны, чтобы рассердиться на меня за мою радость!
Не отвечая, Джоанна шла вперед. Тума трудно было понимать,
бедняга иной раз заговаривался.
У ворот ее дожидался взволнованный Мэтью.
- Леди Джоанна, - крикнул он, - кузнецов нет! Но нужно во что бы
то ни стало сейчас же поднять мост. Надо забить наглухо ворота! Во
всем графстве взбунтовались мужики!
Джоанна устало пожала плечами. Она знала уже обо всем этом от
гостьи.
- Их усмирят, - сказала она. - Шериф уже отправился в Лондон.
- Шериф уже отправился на тот свет, миледи! - крикнул Мэтью.
Джоанна посмотрела на Тума. Тот смеялся во весь свой беззубый
рот. По его темному лицу быстро бежали слезы.
- Они идут из Кэррингэма, из Сэмфорда, из Фоббинга...
- Из Фоббинга? - закричала Джоанна.
- Они не боятся ни клятв, ни угроз! Они разграбили дом
финансового чиновника Джоана Юэла, а его самого подняли на копья.
- Да-да, - бормотал Тум, - это верно! Христом-богом уверяю вас,
это в точности так, как он говорит! Они идут, как туча или как буря, а
навстречу им из каждой деревни выходят сотни в полном порядке, с
оружием в руках.
- Господи! Где же они взяли оружие? - спросила Джоанна удивленно.
- Бог их вооружил, миледи! - закричал нищий, размахивая костылем.
- Они идут пешие, с палками и с серпами и обращают в бегство
закованных в железо рыцарей. Их ведет Томас Гаукер, Джон
Фокс-Беспалый, Уот Тайлер, Джон Стэкпул и Джек Строу из Кента! Они
сожгли дотла дом эссекского шерифа в Когесхолле, и палкой выбили у
него из рук меч, и палкой же размозжили ему голову!
Тут раздался страшный вопль: это вышедшая на шум голосов гостья
услышала конец фразы Тума и без чувств упала на каменные плиты.
- Я хочу вас попросить, миледи, подняться на башню, - сказал Тум.
- Вы своими глазами убедитесь, что все это правда.
- Умой лицо даме водой и дай ей напиться, - приказала Джоанна
Мэтью, а сама побежала к лестнице.
Она поднялась по крутым ступенькам, с трудом ступая дрожащими
ногами. За ней, сильно стуча костылем, шел Тум. Теплый ветер ударил ей
в грудь. Держась за стену, она ступила на шаткую черепицу. Ветер
пузырем вздувал ей юбки и толкал книзу.
Тум, защищая глаза от солнца, поворачивался на все четыре
стороны.
- Конец дворянам! - размахивая костылем, закричал он. - Миледи,
цветочек мой! Посмотрите, вы видите: пришел конец дворянам!
- Почему - конец? - пробормотала она в недоумении. - Откуда, ты
говоришь, конец, старик?
- Отсюда конец, - кричал он, ударяя костылем в крышу, - и оттуда
конец! Отовсюду конец!
Он вертелся волчком на одной ноге, тыча пальцем в разные стороны.
И каждый раз, когда Джоанна взглядывала по направлению его
пальца, она сжимала руки и смеялась.
С вышки замка Тиз видно было шесть дорог, и над каждой дорогой
сейчас дымилась пыль, и по каждой дороге тучей двигались люди.
И тогда, не удерживая слез, Джоанна склонилась на грудь старого
нищего Тума. Она обняла его за грязную морщинистую шею и долго плакала
от радости:
- Всю жизнь ты будешь жить у меня в тепле и покое за то, что ты
принес мне такую добрую весть!
Глава V
За несколько дней до того, как Саймон Берли повстречал на
проезжей дороге госпожу Агнессу Гауэр, Джек дотащился наконец до
Фоббинга.
Он очень натрудил больную ногу и перед тем, как войти в
деревушку, долго отдыхал у околицы.
В Фоббинге Джек застал много перемен.
Напрасно Джоанну беспокоила мысль о второй дочке рыбака. Так и не
дождавшись Джека, Мэри-Джен на праздник введения во храм вышла замуж
за Джона Джонкинса, соседского голубоглазого парня.
Молодые сложили себе домик из плитняка, а верх присыпали землей и
глиной.
Как только стаял снег, Мэри-Джен посадила у себя на крыше
вербену, ночную красавицу и резеду. Госпожа Элен рассказала ей, что в
городе почти в каждом доме и богатые и бедные женщины ухаживают за
цветами. Мэри-Джен устроила свой садик на крыше, потому что внизу его
обязательно объели бы козы.
В доме Типотов Джека встретили с распростертыми объятиями.
У матушки Эмми были свои соображения насчет парня, но уже было
поздно их высказывать.
Старый Эндрью приветствовал его, как сына, а госпожа Элен и
Мэри-Джен - те обе, ничего не говоря, попросту кинулись ему на шею.
Бедному Джону Джонкинсу, для того чтобы поздороваться с Джеком,
пришлось довольно долго дожидаться своей очереди.
- Ты хоть и шатаешься бог знает где, - сказал старый Типот
весело, - но я внес за тебя хлебнику три грота, и сейчас старшина
выдаст тебе свидетельство, какое надо. Довольно уже тебе, как волку,
скитаться по лесам!
Женщины промыли и перевязали Джеку рану и накормили его чем бог
послал, только надо сказать, что в этом году бог послал очень мало.
Наговорившись вдоволь с друзьями, Джек отправился со стариком на
берег.
- Ты сам увидишь, что у нас творится, - сказал дядюшка Эндрью
многозначительно.
Джек замедлил шаг, проходя мимо лодок. Каждое название много
говорило его сердцу.
Вот здесь он плакал за утесом, а тут они встретились с Уотом
Тайлером. Подле этой лодки они поменялись крестами.
- Где же большой баркас, дядюшка Типот? - спросил он с
беспокойством, не видя "Авессалома".
- А сколько, по-твоему, мне пришлось заплатить хлебнику? - сказал
старик с сердцем. - Четыре шиллинга за одну нашу семью да один за
тебя! За пять шиллингов можно продать и дом и все рыбачье снаряжение,
а не то что одну старую лодку!.. Джонкинс, видать, крепко любит нашу
егозу, а вот женился на ней небось только после того, как я заплатил
за нее три грота налогу! Пройдись-ка по берегу, малый, да загляни под
навес: ты убедишься, как кругом пусто. Гребс отдал свой новый баркас с
двумя запасными парусами. Хорошо, что хлебник все-таки свой человек и
нам не пришлось вносить за бедняков, которые прибились сюда еще с
прошлого лета! Вот у них так уж действительно нет ни кола ни двора!
Джек промолчал. По дороге сюда он обогнал сборщиков и солдат. Но
незачем понапрасну раньше времени тревожить старика; может быть,
сборщики направлялись не в Фоббинг.
- А вот в некоторых графствах наново стали переписывать народ для
налога, - заметил он на всякий случай.
- Пускай переписывают хоть десять раз, - отвечал дядюшка Типот, -
лишь бы мы знали, что заплатили все сполна. Да, пять шиллингов - это
немало! Ты, вероятно, никогда и не видел разом таких денег.
Расставшись с лесовиками и Тайлером, Джек и не думал, что ему
придется, и даже очень скоро, встретиться с ними снова.
Все произошло в среду, 29 мая.
Во вторник с утра в Фоббинг наехало столько народу, точно это был
большой портовый город, а не жалкий рыбачий поселок. Прибыл сам
комиссар, сэр Томас Бэмптон, а с ним четверо писцов, сотские и
стражники.
Дело было в том, что в Фоббинге, как и во всем Эссексе, были
неправильно составлены податные списки.
Наиболее зажиточным рыбакам Фоббинга во главе с хлебником Томасом
было велено немедленно явиться в Брентвуд и дать отчет в своих
ошибках.
Для исправления списков на месте сэр Томас оставил своего
собственного счетчика, который с писцом и стражниками расположился у
дома Типотов.
Тот по четыре человека вызывал к себе рыбаков, но они приходили
со своими женами, детьми, а для удостоверения правильности своих
показаний прихватывали с собой и соседей. Над поселком стоял шум и
крик, как в большом городе в базарный день.
Джек, по правде говоря, очень боялся за себя. Если счетчик
дознается, что он родом не из этих мест и даже не из этого графства,
его немедленно забьют в колодки, как бродягу.
Однако оказалось, что счетчик придрался совсем к другому.
...Была обеденная пора. Элен Типот принесла горшок похлебки, но
не успела она поставить его на стол, как все услышали громкий крик.
Эмми Типот тотчас же узнала голос своей младшей дочери и
выскочила на улицу. Вслед за ней поспешили Джек, старый Эндрью и Элен,
так и не выпускавшая котелка из рук.
Все увидели молоденькую Мэри-Джен. Двое стражников крепко держали
ее за руки и, надо думать, делали это не без оснований, потому что
третий, ругаясь, вытирал лицо, исцарапанное в кровь.
- Отец! - закричала Мэри-Джен, увидев старого рыбака. - Джек!
Элен! Они забирают в тюрьму Джона! Они нарочно затоптали мой садик!
Они говорят, что мужикам не подобает нюхать цветы!
Джек хотел немедля кинуться в свалку, но госпожа Элен с силой
оттолкнула его в сторону.
- Ты с ума сошел! - шепнула она, а сама отправилась на выручку.
Она говорила так спокойно и так разумно, что сразу выяснила, в
чем дело. Счетчик велел стражникам арестовать Джона Джонкинса за то,
что Джон якобы не внес за жену причитающиеся с нее три грота.
Это была ошибка. Когда собирали деньги, Мэри-Джен еще не была
замужем, и за нее налог был уплачен еще в отцовском доме. Вот вернется
хлебник Томас - все можно будет проверить по спискам.
Госпожа Элен объясняла так вразумительно, точно вычитывала свои
слова из книги.
- Уж очень складно ты говоришь! - сказал вдруг счетчик,
обхватывая ее за талию. - Но тебе ничего не поможет. Если ты не хочешь
отпустить в тюрьму своего зятя, мы согласны взять тебя в заложники. Я
сам не откажусь отвезти в тюрьму такую красотку!.. Это ты, как видно,
думаешь угостить нас своей похлебкой? - добавил он, указывая на
котелок, который женщина все еще держала в руках.
Тем временем стражники уже вязали ни в чем не повинного Джона
Джонкинса.
- Да, ты получишь эту похлебку, но только вместе с посудой! -
закричала тогда Элен что было сил и швырнула горшок в голову счетчика.
Было просто удивительно, что он остался жив после всего этого!
Тотчас же на шум выскочили рыбаки - кто с веслом, кто с багром,
топором или острогой.
Счетчик и стражники убежали, оставив на берегу недовязанного
Джона Джонкинса.
Вскоре после полудня вернулся из Брентвуда хлебник Томас.
- Нет, там еще ничего не знают о счетчике, но все равно дело
плохо! Господам недостаточно того, что они получили, они едут сюда
собирать новый налог. В Фоббинг пригонят солдат, а с ними прибудет
судья из Лондона! Либо мы должны будем немедленно же заплатить за
девятнадцать человек бедняков, не указанных в списке, либо ребят
тотчас же забьют в колодки!
Они все стояли тут же рядом, эти девятнадцать человек, - все
парни, как на подбор, беглые матросы королевского флота.
- Если бы меня поддержали, я дал бы им отпор! - добавил хлебник,
оглядываясь по сторонам.
- Мы поддержим тебя, Томас! - закричали матросы и рыбаки. - Нет
сил больше терпеть от королевских чиновников!
- А где Соломинка? - кричали другие. - Соломинка, а что же этот
твой парень с камнями?! Где же Соломинка? Или он только и умеет, что
сочинять песни?
Но Джек вынырнул уже из-за дома, держа в руках свой большой,
красивый лук.
Он так сильно натянул тетиву, что все четыре пальца его посинели,
а стрела высоко взвилась в воздух. Потревоженный лук потом еще долго
гудел в его руках.
Вот эту-то стрелу и нашли на дороге передовые из отряда Роберта
Белнэпа, ехавшего творить суд и расправу над бунтовщиками.
В Лондоне уже в середине мая стало известно, что вторичная
перепись населения в Эссексе проходит с трудом. А в селении Фоббинг,
близ Брентвуда, уполномоченные, сдавшие налог, заявили комиссару, сэру
Томасу Бэмптону, что они собрали все, что могли, и больше господа не
получат ни фартинга.
Главный судья суда Общих Тяжб был готов к тому, что ему придется
выехать в Эссекс. Удивительно, до чего мужики бессмысленно действуют!
И в семьдесят шестом году, и в семьдесят седьмом, и в семьдесят
девятом они тоже пытались противостоять королевским чиновникам. В
каждом селе всегда находятся зачинщики, готовые мутить народ. Однако
достаточно их захватить и поступить с ними построже, как остальные
становятся тише воды и ниже травы.
Никто не считал волнения среди мужиков делом серьезным. И если
сэр Роберт Белнэп поторопился сейчас выехать в Брентвуд, то только из
чувства личной приязни к Ричарду Гелзу, магистру ордена госпитальеров
и королевскому казначею. (Магистр ордена госпитальеров - глава одного
из духовно-рыцарских орденов.)
Несмотря на предупреждения друзей, Гелз через подставных лиц
снова взял на откуп королевский налог совместно с Джоном Лэгом и
лордом Лэтимером. Если мужики будут долго артачиться, эти трое людей,
вместо того чтобы заработать на сделке порядочный куш, пожалуй, еще
могут потерять свои собственные деньги!
Прибыв в Брентвуд и посовещавшись с комиссаром, сэр Роберт Белнэп
выяснил новые обстоятельства событий в Фоббинге.
Потерявшие совесть мужики, вместо того чтобы помогать королевским
чиновникам в их действиях, избили королевского счетчика и обратили в
бегство стражников.
Мало того, они послали в соседние села - Кэррингэм и Сэмфорд -
наказ, чтобы и там мужики поступали так же.
Роберт Белнэп распорядился вызвать в Брентвуд из Фоббинга сотских
и старшин к двенадцати часам дня 30 мая, а также под стражей доставить
главных буянов, имена которых были переписаны самим пострадавшим -
счетчиком Гэлом Пристли.
Разглядывая из окна огромного холла собравшихся во дворе мужиков,
сэр Роберт Белнэп в гневе покачивал головой.
Сопровождать арестованных должны были бы стражники, находящиеся
на службе у Фоббингской сотни, а эти олухи-рыбаки сами вооружились
луками и дубинками и в таком зазорном виде явились во двор к шерифу. И
у всех у них такие разбойничьи лица, что даже вблизи трудно различить,
кто из них арестант, а кто конвойный.
"Раз, два, три, четыре, - считал сэр Роберт. - Четверо из
уполномоченных явились с луками. Хорошо, но почему же тогда вон у того
высокого (а он уже несомненно арестант) тоже подозрительно
оттопыривается одежда? Да и незачем им всем так оживленно
переговариваться между собой!"
Сэр Роберт Белнэп вспомнил стрелу, найденную на дороге.
Тогда он посмеялся над замечанием своего писца.
- Если верить бабьим приметам, то нам следует вернуться в Лондон,
сэр, - сказал клерк, - ибо туда указывает острие стрелы!
Судья не верил бабьим приметам. Но он уже не смеялся. В гневе
сжав кулаки, он расхаживал по холлу.
Если человек не подобрал своей стрелы, оброненной на дороге, это
означало, что у него имеются еще другие - про запас.
Открыв двери в сени, сэр Роберт Белнэп распорядился вызвать
брентвудских скупщиков рыбы и старшин рыбников.
Он полагал их нарядить присяжными для следствия и суда над
мятежными мужиками. Они постоянно имели дела с Фоббингом и знали
тамошних людей как свои пять пальцев.
Джек Строу тоже был одним из числа тех самых вилланов, что
подняли руку на королевского чиновника, но старшина не получил приказа
доставить его в Брентвуд.
Это случилось, возможно, потому, что счетчик мог не знать Джека
по имени, а может быть, он пропустил его по оплошности.
Однако Джек сам тотчас же вслед за фоббингцами отправился в
Брентвуд, а с ним - еще сорок три человека.
Они шли, уже нисколько не таясь и не пряча под одеждой ни луков,
ни дубинок.
Когда отряд проходил мимо Сэмфордской рощи, ему навстречу с
пригорка, громко крича, размахивая серпами и палками и пудами
обваливая красную глину, сбежали вниз кэррингэмцы и сэмфордцы.
Дальше в полном порядке на дорогу вышли Литльфильдская и
Кольриджская сотни. Если с соседними деревнями фоббингские ребята
могли еще как-нибудь сговориться, то уже людей из этих сел они раньше
не видели даже в глаза.
И, однако, по всему пути, вплоть до самого Брентвуда, мужики
поднимались, как по сигналу.
"В этом нет ничего удивительного, - думал Джек, шагая впереди
своих людей. - Народ полон ненависти и отчаяния. А если железо
раскалено добела, то, в каком бы ты месте ни прикоснулся к нему
деревянной палкой, всюду вспыхнет огонь!"
Из всех членов комиссии, добивавшихся строгой расправы над
негодными мужиками из Фоббинга, в живых остался только сам судья - сэр
Роберт Белнэп.
Вначале вилланы в количестве нескольких сот человек окружили дом,
где он укрывался, и заставили его поклясться на евангелии, что он
никогда больше не станет заниматься неправедными делами.
Судить мужиков за то, что они отказываются дважды вносить один и
тот же налог, может только человек, желающий зла своему королю и
своему королевству.
Сэр Роберт должен был еще им пообещать в дальнейшем быть их
честным советчиком во всех их мужицких делах.
Они задумали, уничтожив сперва всех врагов королевства,
установить в стране порядок и твердый мир и избрать молодому королю
новых советчиков. Те люди, что окружают его сейчас, опаснее диких
кабанов и волков.
Сэр Роберт Белнэп дал требуемую клятву, но и не подумал ее
держаться, а той же ночью тайно ускакал в Лондон.
Зато из остальных членов комиссии - судей, писцов и присяжных -
мужики никого не оставили в живых.
Начиная с 31 мая и до 8 июня мужики шли, почти не останавливаясь.
Можно сказать, что вот здесь, в Амфордском лесу, был сделан первый
настоящий привал.
Джек в изнеможении повалился на землю. Ему нужно было еще
столковаться с Эйбелем Кэром из Кента о том, кого бы послать навстречу
Уоту Тайлеру с его лесовиками, но сейчас он не смог бы вымолвить ни
слова.
Джек отлично слышал шаги Кэра и чувствовал на себе его взгляд и
все-таки не открыл глаз.
Эйбель постоял подле него несколько минут, а потом пошел прочь,
ступая тихо, как женщина. Таким утомленным повстанцы своего Соломинку
еще никогда не видели.
Но, пожалуй, это была не усталость. Джек проделал путь не больше
других, а тяжелые сундуки с пергаментами вытаскивали даже такие
старики, как Биль Перкинс и Джон Тендер. Вот нога, правда, плохо
заживала, но не в этом было дело. Дело не в ноге и не в усталости -
Джеку сейчас необходимо подумать обо всем на свободе. Время от времени
ему нужно было оставаться наедине с самим собой.
Он лег лицом в траву. Она так же пропахла дымом и гарью, как и
его руки, и одежда, и волосы. Если глянуть вдоль дороги, над ней
заметно стоит низкий синий дымок. А с высокого сторожевого вяза даже
днем можно разглядеть зарево над Стэдфордским и Когесхольским
аббатствами. Еще дальше, как свеча, пылал Крессинг.
Мужики разгромили это великолепное поместье, не пожалев ни
прекрасных сукон, ни парчи, ни кружев, ни других драгоценностей и
украшений магистра госпитальеров. (Крессинг принадлежал, магистру
госпитальеров Ричарду Гелзу.)
Они бросали в огонь тонкой резьбы шкатулки, сделанные чужеземными
мастерами из слоновой кости. Вслед за ними летели меха, плащи,
кружева, шитые золотом платья.
И ничего из этих вещей они не брали себе, точно это было
имущество зачумленного и они боялись распространить заразу.
Натолкнувшись на бочки с кларетом и мальвазией, мужики, конечно,
не отказались испробовать господского вина, но не этого они искали в
подвалах.
Наверх были выброшены сундуки со свитками пергаментов. Каждая
буква этих документов утверждала беззаконие, каждая огромная печать
закрепляла насилие и рабство.
Джек вспомнил, как горел custumal - писцовая книга магистра, в
которой были записаны оброки и повинности его держателей - вилланов.
Как ни сладко пели господа о том, что к старым обычаям уже нет
возврата, однако, когда им нужно было, они возвращались к этим
обычаям! Поэтому-то и книгу повинностей магистр держал запертой за
семью железными замками.
А как ей не хотелось гореть! Пергамент, словно человек, корчился
в огне; расплавленный воск печатей злобно шипел; свитки, как живые,
приподнимались над костром, вставали дыбом, и мужики с криком
заталкивали их палками обратно.
Это все было правильно. Так оно и должно было случиться.
Господа отлично умели разговаривать на французском языке, на нем
же составляли письма и документы, а в церквах слушали латинские
проповеди, в которых мужики не разбирали ни слова. Они мало
интересовались мужицкими поговорками и пословицами. А между тем
некоторые из них господам не мешало бы знать!
"Не сгибай чрезмерно кочерги, потому что, разогнувшись, она тебя
же хлопнет по лбу", "Не руби сук, на котором сидишь", "Не бросай грязи
в колодец, который дает тебе воду", "Не разводи под собою огня", - и
много еще других пословиц следовало бы знать господам.
А они в течение сотен лет бросали грязь в колодцы, откуда сами
черпали воду, без устали рубили сук, на котором сидели, а что касается
кочерги, то они ее перегнули до отказа, и, разогнувшись, она ударила
по ним же, и притом с такой силой, что они не скоро придут в себя.
Теперь господа в ужасе бегут перед мужицкими полчищами кто куда -
кто в Лондон, кто в северные графства, но их всюду достанет рука
правосудия.
Все правильно! Нужно убивать всех сеньоров, архиепископов,
епископов, приоров и богатых приходских священников! Нужно уничтожать
пергаменты и податные книги, а заодно и тех людей, которые их
составляют!
Нужно поскорее добраться до короля и потребовать смерти Саймона
Сэдбери, Ричарда Гелза, лорда Лэтимера, купца Лайонса и других врагов
королевства.
Но за это придется взяться не одним только эссексцам. Необходимо,
чтобы вся Англия поднялась, как один человек.
Джек повернулся на бок и взглянул на дорогу. Мимо проходили все
новые и новые отряды. Многие сотни несли перед собой свои старые,
рваные сотские знамена. А некоторые уже изготовили себе новые.
"За короля Ричарда и общины!" - было вышито на них разноцветными
шелками.
Это был первый случай, что грамота пришла на помощь простому
мужику. И это был первый случай, когда бархат и шелка послужили ему на
пользу.
"Пусть будут благословенны женщины, которые искололи себе пальцы,
вышивая эти святые слова!"
- Эйбель, - сказал Джек, увидев Кэра, - ты сегодня же должен
перебраться через Темзу в Кент, а мы будем продвигаться дальше по этой
дороге. Уот Тайлер бродит где-то в этих местах со своими ребятами.
Если бы лес не был так сильно потревожен, я мог бы тебе точно сказать,
где он сейчас находится.
Этой же ночью они сошлись с Уотом Тайлером. Дэртфордец привел с
собой около четырехсот человек. Вслед за ним двигался Джон Фокс с
тремя десятками отборных лучников.
А утром пришли вести из Кента, Сэффолька, Норфолька и
Гердфордшира.
Мужики бросали дома, жен и детей, оставляли невыпряженных быков
на полях - и все это было правильно, потому что все они шли за одно
общее дело.
В Кенте поднялись не одни только мужики - с ними шли ученики и
подмастерья. Один город Гревзенд выслал свыше трехсот человек.
Когда Уот Тайлер выехал на пригорок на гнедой лошади Джона Фокса,
несколько тысяч человек закричали ему приветствие, и это было как
гром, грянувший с июньского неба.
Тут же было решено отрядить для него знаменосца, который бы
сопровождал его всюду в пути.
Дэртфордец объезжал ряды повстанцев, и когда некоторые из людей,
стыдясь своих грязных ног или разорванной одежды, отступали назад, он
тотчас же подмечал это своими зоркими серыми глазами.
- Эй-эй, куда, паренек? - кричал он. - Мы сейчас делаем черную
работу, не надевать же нам воскресного платья! Нам необходимо сейчас
прополоть наш огород и вырвать долой конский щавель, белену и
чертополох, заглушающие наши всходы... Правильно ли я говорю, ребята?
И все снова кричали от радости, бросали в воздух шапки и
поднимали над головами вилы, луки и косы - кто что имел.
А бедняки, которые всю жизнь считали себя хуже последнего скота,
уже не стыдясь, выходили вперед и, обтерев губы, целовались со своим
вождем. И для каждого он находил приветствие и ободряющее слово.
Однако Джека поразило другое.
Поговорив с людьми из местностей близ Лина, Портсмута и Бристоля,
Уот в задумчивости отъехал в сторону.
Потом, подняв руку, он дал знак, что хочет говорить со всеми, но
за шумом никто ничего не мог услышать.
Тогда молодой паренек, выбранный ему в знаменосцы, сам, как
видно, из пастухов, протрубил в свой рожок, и все повернулись в одну
сторону.
- Братья! - крикнул Уот Тайлер. - Если здесь есть люди из мест
близ Лина, Портсмута или Бристоля, пусть они все немедленно отойдут в
сторону!
В толпе началась суматоха, но он терпеливо ждал, пока все
исполнят его приказание.
Наконец народ в порядке расположился полукругом: сэррийцы - с
сэррийцами, эссексцы - с эссексцами, гердфордширцы - с
гердфордширцами...
По правую руку от Уота, как он и велел, стали мужики, рыбаки,
матросы и ремесленники из мест, соседних с Пятью Портами.
- Братья! - сказал Тайлер, проезжая мимо них. - Скажите мне: для
чего мы, как один человек, поднялись, оставив дома, жен, детей и
некормленую скотину?
- За короля и общины! - крикнули все в один голос.
- Так! - повторил Тайлер громко. - За короля и общины! И за
королевство! Запомните это хорошенько! Может быть, изменникам - лордам
и епископам - подобает оставлять незащищенными берега нашей страны и
отправляться в Кастилию добывать себе славу, а Ланкастеру - корону.
Мне сказали, что здесь есть люди из Гревзенда. Пусть они расскажут,