Страница:
что случилось прошлой весной.
Тогда выступил вперед ремесленный подмастерье. Бедняга, приседая,
обеими руками придерживал свою длинную рубаху, потому что под ней у
него даже не было штанов.
- Прошлой весной в Темзу зашли каталонцы и напали на наш город, -
сказал он запинаясь. - Мы бы его отстояли, но у ремесленников ведь нет
оружия. А из лордов никто не пришел нам на помощь.
- Ну вот, видите! - сказал Тайлер. - Ты хочешь еще что-нибудь
добавить, малый?
- В наш цех приняли одного виллана. На днях уже будет год, как он
работает у нас. Однако на той неделе в Гревзенд прискакал его сеньор и
потребовал с города за него триста фунтов серебра выкупа...
- Ого! - сказал Тайлер. - У него губа не дура, у этого сеньора!
- Этот человек мог из серебра вырезать розу так, что лепесток
отделялся от лепестка. А господин стянул ему руки ремнем, и он должен
был бежать за его седлом, как скотина. Он повез его в замок Рочестер.
- Ну? - сказал Тайлер, хмурясь и улыбаясь.
- Мы выскочили на улицу и бросали в рыцаря, камнями и грязыа -
сказал подмастерье, - а потом испугались и порешили идти с вами. Но с
нами не одни подмастерья или ученики - из Гревзенда всего пошло триста
сорок человек! Мы порешили держаться все вместе.
- Вы хорошо порешили, - заметил предводитель, хлопая парня по
плечу. - Только смотрите, чтобы больше вы уже не пугались!.. Так вот,
братья! - сказал он, поворачиваясь к жителям береговой полосы. - Все,
кто живет не дальше как за восемь миль от берега, должны вернуться по
домам! Стыдно нам будет, если чужеземцы ворвутся в нашу страну,
нападут и разграбят наши жилища!
По толпе пошел ропот, и Уот несколько минут стоял ожидая.
- Все слышали, что я сказал? - повторил он, трогая лошадку.
И вот эти люди, которые без устали шли шесть, семь и восемь дней,
чтобы присоединиться к эссексцам, повернулись и стали без ропота
собираться в обратный путь.
Глава I
Леди Берли вначале расхохоталась от души, увидав пажа Лионеля.
Потом ей стало его жалко.
- Что с тобой? - спросила она, помогая ему пролезть в пролом в
стене.
Лионель был весь испачкан глиной и сажей. Свою нарядную курточку
с галунами он носил сейчас, вывернув наизнанку. Длинные золотистые
локоны, за которыми он обычно так бережно ухаживал, сбились, как
войлок.
- Привязаны ли собаки? - спросил он, не решаясь двинуться дальше.
Собаки были привязаны.
- Сэр Саймон отослал меня обратно в Тиз, так как находит, что его
супруга сейчас имеет большую нужду в лишнем слуге, чем он.
- Большое спасибо твоему господину, - сказала Джоанна холодно, -
но мы еще до его отъезда порешили больше не называться мужем и женой.
У Джоанны не было разговора с рыцарем о разводе, но ведь это
разумелось само собой.
- Ах, если так, миледи, - сказал паж всхлипнув, - тогда я поведаю
вам по порядку всю правду!
Он сел тут же, в колючих кустах шиповника.
- У меня нет сил сдвинуться с места! - пожаловался он.
В замке было очень мало съестного. Но все-таки Джоанна принесла
ему овсяных лепешек и кружку воды. Сюда же пришли послушать новости
госпожа Агнесса Гауэр, Мэтью, Тум и Аллан, хотя последний и считал,
что это излишнее баловство и что лентяй великолепно мог бы подняться в
холл.
- Что делается! Что делается! - говорил Лионель, уплетая лепешки.
- Я был в Кенте и в Эссексе - кругом творится одно и то же. Мужики
убивают по дороге всех дворян, стряпчих и комиссаров! Не дай боже,
если им попадется человек с чернильницей у пояса! Мужики давят их, как
клопов! И, правду сказать, господа этого заслужили! Я, конечно, не
говорю о сэре Саймоне, хотя и он обошелся со мной не так, как надо...
- Чем же закончилась история с Томом Бэкстоном? - перебила его
госпожа нетерпеливо.
- Да, сэр Саймон обошелся со мной не так, как надо! - повторил
Лионель. - А с Бэкстоном вот что произошло: горожанам пришлось отдать
его рыцарю, так как он заломил за него триста фунтов выкупа! Лорд
повез его в Рочестер. С нами было двое королевских сержантов - значит,
всего четверо конных. В Рочестере мы сдали Тома рыцарю сэру Джону
Ньютону. А подле замка к нам из кустов выскочил пеший дворянин. На
него напали мужики где-то возле Бэрри и отняли коня. Сам он еле унес
ноги, и то только потому, что присягнул королю Ричарду и общинам.
- Значит, они убивают не всех дворян подряд? - сказала Джоанна
задумчиво.
- Нет, хотя, может быть, так именно и следовало бы делать! Пусть
миледи меня простит, но я сегодня решил говорить только одну правду.
Мэтью поднялся и пошел прочь. Он не мог больше слушать этого
наглого болтуна.
- Сэр Саймон велел мне слезть с Гайра и отдать коня чужому
дворянину. Он сказал, что они вдвоем поедут сражаться с мужиками и что
я им буду только помехой. "Теперь не время петь романсы и играть на
лютне", - сказал он. А разве это справедливо? Он же сам всю жизнь
требовал от меня только песен и музыки. И скажите, разве так
расстаются с доверенными лицами? Он сказал, что я могу вывернуть
куртку наизнанку и обрезать свои локоны, да еще помянул мне про моих
родных!
- А что же случилось с твоими родными? - спросила Джоанна. Она
знала, что паж - сын богатого сквайра из Сэрри.
- Раз я решил говорить всю правду, я покаюсь миледи до конца.
Отец мой - простой угольщик Бэг из Леснесса. Но сэру Саймону
понравилось мое красивое лицо и то, что у меня сами вьются волосы. Он
взял меня в пажи и запретил упоминать о моих родителях. Но вот сейчас
я решил про себя...
"Нехорошо, когда мальчик говорит о своем красивом лице, -
подумала Джоанна. - Впрочем, Лионель к тому же уже не мальчик".
- Что ты решил? - спросила она вслух.
- Я подумал, что я всю жизнь старался развлекать своего
господина, а за это получал только пинки и оплеухи. А вот сейчас
пришло время, и честные труженики, как мой отец и другие, поднялись и
хотят добиться своих прав. Господа за последние годы обращаются с
ними, как с диким зверьем. Я решил идти заодно с мужиками... Отец мой
- угольщик, а дед - мужик, и вы меня должны понять, миледи!
- Ну, не большая будет мужикам от тебя прибыль! - сказал хромой
Тум и сам смутился своего замечания.
- Я буду служить мужикам так же честно, как раньше - своему
господину, - сказал Лионель скромно.
Тут уже не вытерпел Аллан.
- Честно?! - закричал он вскакивая. - А где же тот флорин, что
закатился в щелку? Ты думаешь, никто за тобой ничего не замечал?..
- Оставьте его в покое! - сказала леди Джоанна.
Она хотела расспросить Лионеля обо всем, что он видел в пути. Но
надо было раньше успокоить госпожу Гауэр.
- Не слыхал ли ты чего об усадьбе сквайра Джона Гауэра в Кенте? -
спросила она, делая ему знаки.
Но Лионель не видел никаких знаков.
- Кент? - закричал он. - О-о! Если Эссекс - это чистилище, то
Кент - это настоящая преисподняя!
Джоанна толкнула его ногой.
- А в усадьбе Гауэров все благополучно, - добавил он тотчас же, -
мужики обошли ее стороной.
Агнесса Гауэр засмеялась и обняла Джоанну.
- Иисус-Мария, - сказала она, - я скоро буду дома!
- Говорят, мужики никого не грабят? - спросила Джоанна. -
Говорят, они ничего не берут себе, а все рыцарское добро бросают в
огонь?..
- Ну, говорить много можно! - подхватил Лионель с досадой. - А
вот тоже говорят, что под самым Лондоном орудует какой-то Чарли -
Заячья Губа. Тот уже своего не упустит!
- Заячья Губа? - переспросила Джоанна. Ей это имя показалось
знакомым, но как ни напрягала она память, ничего вспомнить не могла.
Ветер чуть колыхал ветки, и от этого по лицам сидевших под стеной
ходили зеленые тени. На земле стояла деревянная тарелка с лепешками и
глиняный стакан. Хромой Тум был очень похож на хромого Бена Джонса,
для которого Джоанна когда-то в Друрикоме воровала пироги. Было очень
тихо. На солнце блестели камни. Слышно было, как жужжит пчела, качаясь
в цветке шиповника. Джоанне показалось, что вернулось детство.
Потом она подумала о кентцах.
Слезы подступили к ее горлу. Она закрыла глаза, и слезы потекли
за рукав, потому что она подпирала щеку ладонью.
Люди Кента никогда не были рабами. В кентских поместьях слуги
всегда сидели за одним столом с господами. Кент давал королю самых
отборных матросов и лучников.
А за последние четыре года дворяне решили согнуть в бараний рог
народ Кента. Парламент проводил один билль за другим, и все - против
мужиков!
В Эссексе вилланы уже не раз начинали бунтовать, но дело не
доходило ни до чего серьезного.
"Нет, господа дворяне, если поднялся весь Кент - тогда вам
несдобровать!"
- Они уже перебрались за Темзу? - спросила она у Лионеля.
Ей нужно подробно расспросить обо всем. Видел ли он мужицких
вождей и каковы они? Правда ли, что освободили Джона Бола из
архиепископской тюрьмы? Правда ли, что его искали во всех казематах и
уже ушли из Медстона, а потом снова вернулись и нашли попа в погребе
прикованным на цепи?
Об этом Лионель не знает. Тум бродит по дорогам - может быть, его
вести вернее. Но Лионель видел всех вождей. Уот Тайлер из Дэртфорда -
верхом на лошади, видный из себя парень. Джон Бол - тот, как свиной
пузырь, из которого выпустили воздух; кожа на нем висит, как мешок, но
он тоже видный мужчина, а говорит так, что слышно за десять лье.
Эйбель Кэр - этот маленький и вертлявый, как белка. Еще есть среди них
Аллан Тредер, Томас Гаукер, Джон Стэкпул. А Джек, которого называют
Соломинкой, - тот ростом чуть ли не выше сэра Саймона, ей-богу! Они
едут верхами, а он пеший да еще хромает на одну ногу и все-таки от них
не отстает.
- Он пеший? - спросила Джоанна с тревогой. - И сильно хромает, ты
говоришь?.. Аллан, мы его плохо лечили!
Аллан сидел все время, притаившись как мышь, но вот госпожа сама
выдала себя.
- Если леди разрешит, - сказал Лионель, - я переночую в замке, а
утром отправлюсь в путь. Я тоже пойду с мужиками добывать себе счастье
в Лондоне!
Джоанна внимательно оглядела всех.
- Ты хочешь пойти догонять мужиков? - спросила она и еще раз
посмотрела на госпожу Гауэр.
Лицо гостьи сейчас казалось приветливым и добрым. А если она
немного привередлива - это потому, что дама всю жизнь жила в роскоши.
- Мы попросим для тебя лошадь у госпожи Агнессы, - сказала
Джоанна. - Сейчас ей все равно не добраться в Кент. А когда все
уляжется, я откуплю ей конька. У меня хватит на это денег, - добавила
она, не глядя на испуганного Аллана. - Это просто грех, что лошадка
стоит здесь без дела. Ты на ней доберешься до мужиков и отдашь лошадку
Джеку Строу из Кента. Я напишу ему письмо. А госпоже Агнессе я могу
просто заплатить за лошадь деньги...
Однако госпожа Агнесса думала иначе.
- Мою лошадь! - взвизгнула она. - Вы мне купите другого конька?..
А может быть, я не могу ее променять ни на какую другую лошадь в мире?
Как странно и быстро вы решаете за других, леди Джоанна! Денег ваших
мне не нужно!..
- Вы ни разу не подошли к конюшне за все время, что сидите в
Тизе! - сказала Джоанна с презрением. - Под седлом у лошадки даже не
было потника, и ей распарило спину до ран. Я и Аллан, мы лечили ее
дегтем! - И, повернувшись к Лионелю, добавила: - Если дама не хочет ни
денег, ни другой лошади взамен, значит, мы получим коня бесплатно!
- Я не могу поверить... - начала Агнесса Гауэр. - Это мужики на
дорогах забирают так лошадей!
- Ну вот, значит, мы поступим, как мужики на дорогах, - ответила
хозяйка замка Тиз.
Тогда госпожа Агнесса заплакала.
- Я думала, что укрываюсь в рыцарском замке, а это какой-то
разбойничий притон! - выкрикивала она задыхаясь. - Я не могу больше
есть этих лепешек, от них у меня колики в животе! Я не могу умываться
холодной водой из колодца! Это только мужички могут часами полоскаться
в ледяной воде, у меня от нее ломят кости! Я всю жизнь умываюсь на
ночь, и теплой водой. Дамы, которые, умывшись, сейчас же выходят на
воздух, быстро стареют.
- Значит, вы быстро постареете, - сказала Джоанна спокойно. -
Здесь все умываются холодной водой.
Перед сном леди Берли села писать письмо своему виллану из манора
Друриком, села Дизби. У нее было много неприятностей с чернилами и
пером, она никак не могла найти пергамент.
Наконец Аллан притащил ей старую доверенность. Они вдвоем
соскоблили бритвой цифры и буквы, а потом хорошенько загладили кожу.
"Иоанну Строу из Дизби в Кенте, начальнику многих сотен, от леди
Джоанны Друриком привет!" - вывела Джоанна.
За годы жизни в Тизе у нее очень огрубели руки. Перо, как живое,
вертелось в деревянных пальцах.
"В помощь Вам и Вашему делу я посылаю коня и пять золотых, если
они Вам могут понадобиться. В замке Тиз, в подвале, валяется старое
оружие и доспехи. Я это говорю к тому, что, может быть, Ваши люди
имеют в нем нужду".
Джоанна подошла к потухающему камельку и раздула огонь. Потом она
повесила над ним котелок с водой и снова села писать. А это было очень
трудное дело.
"Так как бывший муж мой, сэр Саймон Берли, отправился воевать с
мужиками, все может случиться, и нам, может быть, не придется ждать
развода от папы. Пусть бог спасет его душу, если он погибнет в бою, но
я не хотела бы, чтобы это произошло от Вашей руки.
И пусть бог спасет мою душу, если я делаю что-нибудь дурное.
Когда Вы покончите свои дела, я надеюсь встретиться с Вами там,
где вы укажете.
Джоанна Беатриса Друриком.
Дано в четвертый год царствования короля Ричарда, в замке Тиз, в
Эссексе. Я люблю тебя, Джек, больше спасения души!"
Потом она открыла дверь в солярий.
- Я нагрела воды, если вам нужно умываться! - крикнула она своей
гостье.
Лионель выехал из замка Тиз до рассвета. Все еще спали, и сама
госпожа вышла закрыть за ним ворота.
- Все ли ты хорошо запомнил, Лионель? - сказала она ему вдогонку.
И тогда бывший паж сэра Саймона сделал свое последнее признание.
- Я уже ничего не скрываю от вас, миледи! - крикнул он
обернувшись. - Меня зовут не Лионель, а Джон. Лионелем меня прозвал
лорд, но сейчас мне стыдно вас вводить в заблуждение!
Он уже миновал мост, а госпожа его все еще сидела и хохотала,
опершись руками о землю.
Проезжая холмистой дорогой, Лионель-Джон видел внизу отдельные
кучки людей, бредущих от села к селу, но, когда он поднялся наверх и
перед ним открылась вся обширная долина, он в восхищении громко
закричал и бросил шапку в воздух.
Гэнсберкскую рощу, точно огромная змея, огибал растянувшийся на
десятки лье отряд.
Бывший паж принялся считать ряды мужиков, но так и не досчитал.
Перед сотнями знаменосцы несли развернутые знамена. Кое-где над
толпой Лионель разглядел алебарды и пики - это, как видно, было
оружие, отбитое в бою.
Лионель-Джон пришпорил коня и в карьер подъехал к головному
отряду.
- Где человек, называемый Джек-Соломинка? - громко закричал он,
размахивая над головой пакетом леди Джоанны. Но тотчас же его голос
осекся.
В двух шагах от бывшего пажа шел Том Бэкстон, бывший кузнец
манора Берли.
Лионель никогда не был с ним в большой дружбе. Отвернувшись в
сторону, он быстро обдумывал объяснения, какие он даст, если Тому
вздумается вступить с ним в разговор.
Однако тот на него и не глядел. Оживленно толкуя о чем-то, он
шагал, как солдат в строю.
- Ты говоришь, это письмо написано человеку, прозванному
Джек-Соломинка? - сказал рослый мужик, беря из рук бывшего пажа пакет.
Он его взвесил на руке, посмотрел на свет и возвратил Лионелю. - В
таком случае тебе придется спуститься логом по правую руку от леса, и
ты как раз выедешь ему навстречу. Этот человек родом из Кента, а у них
нашлось много работы и дома! - добавил он подмигивая. - Впрочем, как
знаешь, малый. Можешь перебраться через Темзу в Эйриз. Там известны
все последние новости. Можешь, если не торопишься, пристать к нам.
Кентцы завтра или послезавтра нас все равно нагонят.
Лионель не торопился. Однако ему вовсе не хотелось встречаться с
Томом Бэкстоном. Он пропустил еще несколько сот человек и
присоединился к последнему отряду. Это совсем не означало, что он не
собирался выполнять поручение своей госпожи. Но ехать верхом было куда
удобнее, чем идти пешком, а Джек-Соломинка столько времени обходился
без лошади, что еще два-три лишних дня не составят для него большой
разницы. Деньги пока ему тоже ни к чему; все равно за них сейчас
ничего нельзя купить.
"Да они столько разграбили богатых поместий, - подумал бывший паж
с завистью, - что эти пять флоринов для него сейчас все равно, что для
меня - один пенни!"
Джейн Строу каждый день вместе со всеми женщинами и детьми Дизби
выходила на дорогу встречать и провожать повстанцев.
В это воскресенье, 9 июня 1381 года, поднялись Кэттемская и
Джиллингэмская сотни, а в понедельник - Бленгетская, Тэнгемская,
Тендердемская и Бриджетская сотни. И все эти люди шли в Лондон мимо
Дизби.
Дни стояли жаркие, и женщины выносили на дорогу кувшины с водой.
Другого угощения они не могли предложить, но и за это им были
благодарны.
Каждому, кто заговаривал с ней, Джейн Строу наказывала:
- Если увидишь моего старшого - Джека, по прозванию Соломинка,
скажи ему, что большой грех пойти на такое дело, не испросив
благословения у матери!
Вон второй ее сынок - Филь, - тот ночью прибежал к ней, весь в
поту, как загнанная лошадь, а утром уже ушел вместе с ремесленниками
Гревзенда.
А третий ее сын, Том, остался один-одинешенек в аббатстве Св.
Джеральдины. Этот тихий паренек весь в нее. Ну и ладно! Если правда,
что мужики добьются своего, - может быть, ей дадут две-три молодые
яблоньки за то, что Том четыре года так хорошо смотрел за
монастырскими деревьями и цветами.
Мать Геновева, аббатиса, первая ускакала в Лондон. К отцу Роланду
еще до того, как поднялись мужики, пришли люди из Эвешема по поводу
своих долговых расписок. Была такая свалка, что поп выскочил через
окно и сломал себе ногу. Потом, говорят, его на дороге добили люди из
Уовервилля.
Он, конечно, брал очень большой процент с мужиков, но все-таки
никогда не обращался с ними так жестоко, как приходский отец Ромуальд.
А вот тот живехонек и здоровехонек убрался вслед за матерью Геновевой
в Лондон.
Когда из рядов повстанцев вышел высокий мужик с лицом, черным от
усталости и пыли, Джейн в первую минуту ничего не поняла. На нем была
грязная и рваная одежда, сбитые в кровь пальцы выглядывали из
разодранных башмаков. К тому же еще он припадал на одну ногу. Мужик
снял шапку, волосы разлетелись на ветру, весь он стал, как одуванчик
на тонкой ножке. У женщины вдруг засосало под сердцем.
- Джек! - крикнула она и упала ему на грудь.
- Ну, не крепко принарядили тебя мужики! - говорила Джейн Строу,
наскоро замывая пятна пота и пыли на спине старенькой курточки. -
Пожалуй, господам выгоднее служить.
Поднимая лицо от мостков, она смеялась, но Джек отлично видел
слезы, растекавшиеся по ее темным морщинам. Она била вальком, и
маленький оловянный крестик в такт колотился о ее худую грудь. Тот же
старенький крестик на том же выгоревшем зеленом шнурке.
Джек обнял ее покрепче и поднял на воздух. Джейн Строу была
легка, как пережженная кость.
- Отдохни, мать, а я поработаю за тебя, как в детстве. Помнишь?
Он вошел по колено в воду и бил вальком, а вода пенилась и
гудела. Старуха, сложив руки, смотрела на сына.
Она видела, что еще немного - и куртка расползется от его
усердия, но не могла выговорить ни слова. Тогда нос у него был чуть
покороче, а губы полнее. Понятно, тогда он был много ниже и уже в
плечах, но все-таки это тот самый Джек, которого она прятала на
чердаке от гнева отца.
- Теперь мы эту курточку высушим, сложим и спрячем в котомку. До
Лондона я могу дойти и в одних штанах. А перед самым Лондоном мы
умоемся и приоденемся, чтобы наш молодой король не испугался своих
грязных и оборванных мужиков!
- Если бы не его чиновники, разве мы были бы грязными и
оборванными? - сказала Джейн с сердцем. - Если бы не господа, разве
мужик походил бы на дикого зверя?
- Ничего, мать, теперь все пойдет иначе! Что мог сделать король
один? Ведь он среди своих вельмож, как дитя в лесу среди диких зверей!
Женщина тяжело и прерывисто вздохнула: королю Эду тоже не было
шестнадцати лет, когда его короновали английской и французской
короной...
- Ну, вам виднее, детки, - сказала она вслух.
Джейн Строу решила немедленно послать соседского парнишку за
Томом в монастырь.
Но Джек не утерпел и сам отправился к брату в аббатство. Ему
хотелось взглянуть на все собственными глазами. Хорошо ли он запомнил
этот сад, и забор, и ворота, и дорогу? Такие ли они, какими он их
видел во сне?
Все было такое же, как раньше.
Только мать Геновева распорядилась выполоть простенькие
деревенские цветочки, которые росли раньше в палисаднике. Взамен из
Лондона привезли семена и рассаду, обернутую в мокрые тряпки.
Под самой монастырской стеной свеженасыпанный холмик был
аккуратно обложен дерном.
Том посмотрел на брата с тревогой.
- Может быть, этого и не следовало делать, - сказал он наконец
робко, - но мне захотелось украсить ее могилку... Она, правда, стояла
за дворян, но на самом деле она была очень добрая, Джек!
- Кто - она?
- Виола, послушница... Когда мужики подошли к аббатству, она
схватила кухонный нож и призывала нас всех защищаться. "За рыцарскую
честь!" - кричала она и бегала по двору как сумасшедшая, потому что ее
ведь никто не слушался.
- Ее убили? - спросил Джек печально.
- Нет, ее задавило насмерть, когда мужики высадили ворота.
- Нужно будет сколотить хоть маленький крестик, - распорядился
Джек.
Показывая брату цветник, Том с важностью расхаживал между
грядками, как военачальник, устраивающий смотр своему войску.
Да, цветы здесь были не такие, как в лесу и в поле. Лепестки
некоторых были так причудливо изрезаны, точно несколько портных
потрудились над ними с ножницами в руках.
- Или вот эти!
Джек с удивлением оглянулся. Цветы на этой клумбе гордо возносили
вверх тяжелые головки с закрытыми на ночь мясистыми лепестками. Они
были точно руки, сжатые грозно в кулак, - настоящие господские
выкормыши!
Эти гордые и заносчивые растения так же мало походили на цветы,
как мало твердый и тяжелый жук походит на бабочку.
- Как они называются? - спросил Джек у Тома.
- Cinia regalis1, - ответил мальчик с гордостью. (Королевская
циния (лат.).)
Джек размахнулся и палкой сбил крупную мясистую головку.
...Собак они выращивают таких, что, когда они, дрожа, ковыляют за
своей госпожой, так и ждешь, что сейчас переломятся все их четыре
тоненькие лапки. Цветы господ некрасивые и не пахнут. Носки на
башмаках они противу здравого смысла носят в два и три вершка длиной.
Женщины их сейчас так шнуруют талии, что на них больно смотреть. Зимой
они ходят с открытой головой, а летом накидывают меховые плащи!
Эти люди весь божий мир хотели бы переделать на свой лад - и
небо, и траву, и деревья, и воду... Но, хвала господу, им это не
удалось!
Эта веселая зеленая земля будет принадлежать тем, кто сотни лет
удобрял ее своим потом. Молодой король из рук в руки передаст ее
мужикам, и это будет тотчас же после того, как они доберутся до
Лондона!
...Джек медленно переходил от костра к костру. Сослепу какой-то
лысый старичок налетел на него в темноте.
- Ты из кентских будешь? - спросил он жмурясь. - Так передай
вашему начальнику, что его ищет парень с письмом. Он ведет для него
лошадку, чтобы тот не ходил пеший. Меня Аллан Тредер послал.
"Какой же это начальник? - подумал Джек. - У Уота есть конек, у
Стэкпула тоже. Из них всех только я да Томас Гаукер идем пешие".
- Ну что, наелись вчера ваши ребята? - крикнул он вслед старичку.
Вчера эссексцы, говорят, попировали в усадьбе Моунтон. Там,
говорят, без счету было запасено и копченых окороков, и вяленой рыбы,
и хлеба, и вина.
- На-е-е-е-лись! - донеслось к нему из-за деревьев.
Несмотря на трудный дневной переход, из мужиков мало кто спал.
Кто чинил у костра одежду, кто точил на бруске косу, а другие
просто лежали и переговаривались между собой. Подле дерева стоял
высокий бородатый мужик из Уовервилля, сотни Дизби. Джек имя его
забыл, но отлично знал его в лицо. Молча глядя в огонь, он, видать,
дожидался своего начальника.
- Что, брат, какая у тебя нужда? - спросил Джек подходя.
- Да вот смотрю и не верю, - сказал тот. - Сорок четыре года
такого не видел!
Он вдруг засмеялся, как ребенок:
- День-то сегодня не воскресный, а я стою гляжу...
Он поднял к лицу свои руки и смотрел на них, точно это была
какая-то хитрая, забавная штука.
- Эй, мужики! - крикнул он вдруг изо всех сил.
У костра забегали темные фигуры. Появился сторожевой с
колотушкой.
- Сплю я или не сплю, мужики? - снова заорал бородач.
- Да уж лучше бы лег спать, чем людей без толку тревожить, -
сказал сердито сторожевой.
Остальные рассмеялись.
- Он хватил вчера лишнее, - сказал кто-то из толпы.
Джек прошел к соседнему костру. Бородач брел за ним, улыбаясь и
что-то бормоча.
- ...И держал этот пономарь, понимаешь, служанку, - рассказывал у
костра высокий лучник с пластырем на лбу. - Девушка бедная, голодная,
ну, как все у нас в деревне.
Джек прислонился к дереву.
Сторожевые отлично несут дозор. Люди в порядке расположились по
сотням. Оружие сложено в одном месте. В его сотне прибавились два
лука, одна алебарда и один щит.
- ...Вот пономарь и наказывает своей жене, - продолжал лучник с
пластырем: - "Как будет девушка жарить мясо, ты никуда от нее не
отходи, а то она еще потянет кусок со сковороды да прямо себе в рот!
Да не один!"
- А они как думали? - смеясь, отозвался красивый парень у костра.
Тогда выступил вперед ремесленный подмастерье. Бедняга, приседая,
обеими руками придерживал свою длинную рубаху, потому что под ней у
него даже не было штанов.
- Прошлой весной в Темзу зашли каталонцы и напали на наш город, -
сказал он запинаясь. - Мы бы его отстояли, но у ремесленников ведь нет
оружия. А из лордов никто не пришел нам на помощь.
- Ну вот, видите! - сказал Тайлер. - Ты хочешь еще что-нибудь
добавить, малый?
- В наш цех приняли одного виллана. На днях уже будет год, как он
работает у нас. Однако на той неделе в Гревзенд прискакал его сеньор и
потребовал с города за него триста фунтов серебра выкупа...
- Ого! - сказал Тайлер. - У него губа не дура, у этого сеньора!
- Этот человек мог из серебра вырезать розу так, что лепесток
отделялся от лепестка. А господин стянул ему руки ремнем, и он должен
был бежать за его седлом, как скотина. Он повез его в замок Рочестер.
- Ну? - сказал Тайлер, хмурясь и улыбаясь.
- Мы выскочили на улицу и бросали в рыцаря, камнями и грязыа -
сказал подмастерье, - а потом испугались и порешили идти с вами. Но с
нами не одни подмастерья или ученики - из Гревзенда всего пошло триста
сорок человек! Мы порешили держаться все вместе.
- Вы хорошо порешили, - заметил предводитель, хлопая парня по
плечу. - Только смотрите, чтобы больше вы уже не пугались!.. Так вот,
братья! - сказал он, поворачиваясь к жителям береговой полосы. - Все,
кто живет не дальше как за восемь миль от берега, должны вернуться по
домам! Стыдно нам будет, если чужеземцы ворвутся в нашу страну,
нападут и разграбят наши жилища!
По толпе пошел ропот, и Уот несколько минут стоял ожидая.
- Все слышали, что я сказал? - повторил он, трогая лошадку.
И вот эти люди, которые без устали шли шесть, семь и восемь дней,
чтобы присоединиться к эссексцам, повернулись и стали без ропота
собираться в обратный путь.
Глава I
Леди Берли вначале расхохоталась от души, увидав пажа Лионеля.
Потом ей стало его жалко.
- Что с тобой? - спросила она, помогая ему пролезть в пролом в
стене.
Лионель был весь испачкан глиной и сажей. Свою нарядную курточку
с галунами он носил сейчас, вывернув наизнанку. Длинные золотистые
локоны, за которыми он обычно так бережно ухаживал, сбились, как
войлок.
- Привязаны ли собаки? - спросил он, не решаясь двинуться дальше.
Собаки были привязаны.
- Сэр Саймон отослал меня обратно в Тиз, так как находит, что его
супруга сейчас имеет большую нужду в лишнем слуге, чем он.
- Большое спасибо твоему господину, - сказала Джоанна холодно, -
но мы еще до его отъезда порешили больше не называться мужем и женой.
У Джоанны не было разговора с рыцарем о разводе, но ведь это
разумелось само собой.
- Ах, если так, миледи, - сказал паж всхлипнув, - тогда я поведаю
вам по порядку всю правду!
Он сел тут же, в колючих кустах шиповника.
- У меня нет сил сдвинуться с места! - пожаловался он.
В замке было очень мало съестного. Но все-таки Джоанна принесла
ему овсяных лепешек и кружку воды. Сюда же пришли послушать новости
госпожа Агнесса Гауэр, Мэтью, Тум и Аллан, хотя последний и считал,
что это излишнее баловство и что лентяй великолепно мог бы подняться в
холл.
- Что делается! Что делается! - говорил Лионель, уплетая лепешки.
- Я был в Кенте и в Эссексе - кругом творится одно и то же. Мужики
убивают по дороге всех дворян, стряпчих и комиссаров! Не дай боже,
если им попадется человек с чернильницей у пояса! Мужики давят их, как
клопов! И, правду сказать, господа этого заслужили! Я, конечно, не
говорю о сэре Саймоне, хотя и он обошелся со мной не так, как надо...
- Чем же закончилась история с Томом Бэкстоном? - перебила его
госпожа нетерпеливо.
- Да, сэр Саймон обошелся со мной не так, как надо! - повторил
Лионель. - А с Бэкстоном вот что произошло: горожанам пришлось отдать
его рыцарю, так как он заломил за него триста фунтов выкупа! Лорд
повез его в Рочестер. С нами было двое королевских сержантов - значит,
всего четверо конных. В Рочестере мы сдали Тома рыцарю сэру Джону
Ньютону. А подле замка к нам из кустов выскочил пеший дворянин. На
него напали мужики где-то возле Бэрри и отняли коня. Сам он еле унес
ноги, и то только потому, что присягнул королю Ричарду и общинам.
- Значит, они убивают не всех дворян подряд? - сказала Джоанна
задумчиво.
- Нет, хотя, может быть, так именно и следовало бы делать! Пусть
миледи меня простит, но я сегодня решил говорить только одну правду.
Мэтью поднялся и пошел прочь. Он не мог больше слушать этого
наглого болтуна.
- Сэр Саймон велел мне слезть с Гайра и отдать коня чужому
дворянину. Он сказал, что они вдвоем поедут сражаться с мужиками и что
я им буду только помехой. "Теперь не время петь романсы и играть на
лютне", - сказал он. А разве это справедливо? Он же сам всю жизнь
требовал от меня только песен и музыки. И скажите, разве так
расстаются с доверенными лицами? Он сказал, что я могу вывернуть
куртку наизнанку и обрезать свои локоны, да еще помянул мне про моих
родных!
- А что же случилось с твоими родными? - спросила Джоанна. Она
знала, что паж - сын богатого сквайра из Сэрри.
- Раз я решил говорить всю правду, я покаюсь миледи до конца.
Отец мой - простой угольщик Бэг из Леснесса. Но сэру Саймону
понравилось мое красивое лицо и то, что у меня сами вьются волосы. Он
взял меня в пажи и запретил упоминать о моих родителях. Но вот сейчас
я решил про себя...
"Нехорошо, когда мальчик говорит о своем красивом лице, -
подумала Джоанна. - Впрочем, Лионель к тому же уже не мальчик".
- Что ты решил? - спросила она вслух.
- Я подумал, что я всю жизнь старался развлекать своего
господина, а за это получал только пинки и оплеухи. А вот сейчас
пришло время, и честные труженики, как мой отец и другие, поднялись и
хотят добиться своих прав. Господа за последние годы обращаются с
ними, как с диким зверьем. Я решил идти заодно с мужиками... Отец мой
- угольщик, а дед - мужик, и вы меня должны понять, миледи!
- Ну, не большая будет мужикам от тебя прибыль! - сказал хромой
Тум и сам смутился своего замечания.
- Я буду служить мужикам так же честно, как раньше - своему
господину, - сказал Лионель скромно.
Тут уже не вытерпел Аллан.
- Честно?! - закричал он вскакивая. - А где же тот флорин, что
закатился в щелку? Ты думаешь, никто за тобой ничего не замечал?..
- Оставьте его в покое! - сказала леди Джоанна.
Она хотела расспросить Лионеля обо всем, что он видел в пути. Но
надо было раньше успокоить госпожу Гауэр.
- Не слыхал ли ты чего об усадьбе сквайра Джона Гауэра в Кенте? -
спросила она, делая ему знаки.
Но Лионель не видел никаких знаков.
- Кент? - закричал он. - О-о! Если Эссекс - это чистилище, то
Кент - это настоящая преисподняя!
Джоанна толкнула его ногой.
- А в усадьбе Гауэров все благополучно, - добавил он тотчас же, -
мужики обошли ее стороной.
Агнесса Гауэр засмеялась и обняла Джоанну.
- Иисус-Мария, - сказала она, - я скоро буду дома!
- Говорят, мужики никого не грабят? - спросила Джоанна. -
Говорят, они ничего не берут себе, а все рыцарское добро бросают в
огонь?..
- Ну, говорить много можно! - подхватил Лионель с досадой. - А
вот тоже говорят, что под самым Лондоном орудует какой-то Чарли -
Заячья Губа. Тот уже своего не упустит!
- Заячья Губа? - переспросила Джоанна. Ей это имя показалось
знакомым, но как ни напрягала она память, ничего вспомнить не могла.
Ветер чуть колыхал ветки, и от этого по лицам сидевших под стеной
ходили зеленые тени. На земле стояла деревянная тарелка с лепешками и
глиняный стакан. Хромой Тум был очень похож на хромого Бена Джонса,
для которого Джоанна когда-то в Друрикоме воровала пироги. Было очень
тихо. На солнце блестели камни. Слышно было, как жужжит пчела, качаясь
в цветке шиповника. Джоанне показалось, что вернулось детство.
Потом она подумала о кентцах.
Слезы подступили к ее горлу. Она закрыла глаза, и слезы потекли
за рукав, потому что она подпирала щеку ладонью.
Люди Кента никогда не были рабами. В кентских поместьях слуги
всегда сидели за одним столом с господами. Кент давал королю самых
отборных матросов и лучников.
А за последние четыре года дворяне решили согнуть в бараний рог
народ Кента. Парламент проводил один билль за другим, и все - против
мужиков!
В Эссексе вилланы уже не раз начинали бунтовать, но дело не
доходило ни до чего серьезного.
"Нет, господа дворяне, если поднялся весь Кент - тогда вам
несдобровать!"
- Они уже перебрались за Темзу? - спросила она у Лионеля.
Ей нужно подробно расспросить обо всем. Видел ли он мужицких
вождей и каковы они? Правда ли, что освободили Джона Бола из
архиепископской тюрьмы? Правда ли, что его искали во всех казематах и
уже ушли из Медстона, а потом снова вернулись и нашли попа в погребе
прикованным на цепи?
Об этом Лионель не знает. Тум бродит по дорогам - может быть, его
вести вернее. Но Лионель видел всех вождей. Уот Тайлер из Дэртфорда -
верхом на лошади, видный из себя парень. Джон Бол - тот, как свиной
пузырь, из которого выпустили воздух; кожа на нем висит, как мешок, но
он тоже видный мужчина, а говорит так, что слышно за десять лье.
Эйбель Кэр - этот маленький и вертлявый, как белка. Еще есть среди них
Аллан Тредер, Томас Гаукер, Джон Стэкпул. А Джек, которого называют
Соломинкой, - тот ростом чуть ли не выше сэра Саймона, ей-богу! Они
едут верхами, а он пеший да еще хромает на одну ногу и все-таки от них
не отстает.
- Он пеший? - спросила Джоанна с тревогой. - И сильно хромает, ты
говоришь?.. Аллан, мы его плохо лечили!
Аллан сидел все время, притаившись как мышь, но вот госпожа сама
выдала себя.
- Если леди разрешит, - сказал Лионель, - я переночую в замке, а
утром отправлюсь в путь. Я тоже пойду с мужиками добывать себе счастье
в Лондоне!
Джоанна внимательно оглядела всех.
- Ты хочешь пойти догонять мужиков? - спросила она и еще раз
посмотрела на госпожу Гауэр.
Лицо гостьи сейчас казалось приветливым и добрым. А если она
немного привередлива - это потому, что дама всю жизнь жила в роскоши.
- Мы попросим для тебя лошадь у госпожи Агнессы, - сказала
Джоанна. - Сейчас ей все равно не добраться в Кент. А когда все
уляжется, я откуплю ей конька. У меня хватит на это денег, - добавила
она, не глядя на испуганного Аллана. - Это просто грех, что лошадка
стоит здесь без дела. Ты на ней доберешься до мужиков и отдашь лошадку
Джеку Строу из Кента. Я напишу ему письмо. А госпоже Агнессе я могу
просто заплатить за лошадь деньги...
Однако госпожа Агнесса думала иначе.
- Мою лошадь! - взвизгнула она. - Вы мне купите другого конька?..
А может быть, я не могу ее променять ни на какую другую лошадь в мире?
Как странно и быстро вы решаете за других, леди Джоанна! Денег ваших
мне не нужно!..
- Вы ни разу не подошли к конюшне за все время, что сидите в
Тизе! - сказала Джоанна с презрением. - Под седлом у лошадки даже не
было потника, и ей распарило спину до ран. Я и Аллан, мы лечили ее
дегтем! - И, повернувшись к Лионелю, добавила: - Если дама не хочет ни
денег, ни другой лошади взамен, значит, мы получим коня бесплатно!
- Я не могу поверить... - начала Агнесса Гауэр. - Это мужики на
дорогах забирают так лошадей!
- Ну вот, значит, мы поступим, как мужики на дорогах, - ответила
хозяйка замка Тиз.
Тогда госпожа Агнесса заплакала.
- Я думала, что укрываюсь в рыцарском замке, а это какой-то
разбойничий притон! - выкрикивала она задыхаясь. - Я не могу больше
есть этих лепешек, от них у меня колики в животе! Я не могу умываться
холодной водой из колодца! Это только мужички могут часами полоскаться
в ледяной воде, у меня от нее ломят кости! Я всю жизнь умываюсь на
ночь, и теплой водой. Дамы, которые, умывшись, сейчас же выходят на
воздух, быстро стареют.
- Значит, вы быстро постареете, - сказала Джоанна спокойно. -
Здесь все умываются холодной водой.
Перед сном леди Берли села писать письмо своему виллану из манора
Друриком, села Дизби. У нее было много неприятностей с чернилами и
пером, она никак не могла найти пергамент.
Наконец Аллан притащил ей старую доверенность. Они вдвоем
соскоблили бритвой цифры и буквы, а потом хорошенько загладили кожу.
"Иоанну Строу из Дизби в Кенте, начальнику многих сотен, от леди
Джоанны Друриком привет!" - вывела Джоанна.
За годы жизни в Тизе у нее очень огрубели руки. Перо, как живое,
вертелось в деревянных пальцах.
"В помощь Вам и Вашему делу я посылаю коня и пять золотых, если
они Вам могут понадобиться. В замке Тиз, в подвале, валяется старое
оружие и доспехи. Я это говорю к тому, что, может быть, Ваши люди
имеют в нем нужду".
Джоанна подошла к потухающему камельку и раздула огонь. Потом она
повесила над ним котелок с водой и снова села писать. А это было очень
трудное дело.
"Так как бывший муж мой, сэр Саймон Берли, отправился воевать с
мужиками, все может случиться, и нам, может быть, не придется ждать
развода от папы. Пусть бог спасет его душу, если он погибнет в бою, но
я не хотела бы, чтобы это произошло от Вашей руки.
И пусть бог спасет мою душу, если я делаю что-нибудь дурное.
Когда Вы покончите свои дела, я надеюсь встретиться с Вами там,
где вы укажете.
Джоанна Беатриса Друриком.
Дано в четвертый год царствования короля Ричарда, в замке Тиз, в
Эссексе. Я люблю тебя, Джек, больше спасения души!"
Потом она открыла дверь в солярий.
- Я нагрела воды, если вам нужно умываться! - крикнула она своей
гостье.
Лионель выехал из замка Тиз до рассвета. Все еще спали, и сама
госпожа вышла закрыть за ним ворота.
- Все ли ты хорошо запомнил, Лионель? - сказала она ему вдогонку.
И тогда бывший паж сэра Саймона сделал свое последнее признание.
- Я уже ничего не скрываю от вас, миледи! - крикнул он
обернувшись. - Меня зовут не Лионель, а Джон. Лионелем меня прозвал
лорд, но сейчас мне стыдно вас вводить в заблуждение!
Он уже миновал мост, а госпожа его все еще сидела и хохотала,
опершись руками о землю.
Проезжая холмистой дорогой, Лионель-Джон видел внизу отдельные
кучки людей, бредущих от села к селу, но, когда он поднялся наверх и
перед ним открылась вся обширная долина, он в восхищении громко
закричал и бросил шапку в воздух.
Гэнсберкскую рощу, точно огромная змея, огибал растянувшийся на
десятки лье отряд.
Бывший паж принялся считать ряды мужиков, но так и не досчитал.
Перед сотнями знаменосцы несли развернутые знамена. Кое-где над
толпой Лионель разглядел алебарды и пики - это, как видно, было
оружие, отбитое в бою.
Лионель-Джон пришпорил коня и в карьер подъехал к головному
отряду.
- Где человек, называемый Джек-Соломинка? - громко закричал он,
размахивая над головой пакетом леди Джоанны. Но тотчас же его голос
осекся.
В двух шагах от бывшего пажа шел Том Бэкстон, бывший кузнец
манора Берли.
Лионель никогда не был с ним в большой дружбе. Отвернувшись в
сторону, он быстро обдумывал объяснения, какие он даст, если Тому
вздумается вступить с ним в разговор.
Однако тот на него и не глядел. Оживленно толкуя о чем-то, он
шагал, как солдат в строю.
- Ты говоришь, это письмо написано человеку, прозванному
Джек-Соломинка? - сказал рослый мужик, беря из рук бывшего пажа пакет.
Он его взвесил на руке, посмотрел на свет и возвратил Лионелю. - В
таком случае тебе придется спуститься логом по правую руку от леса, и
ты как раз выедешь ему навстречу. Этот человек родом из Кента, а у них
нашлось много работы и дома! - добавил он подмигивая. - Впрочем, как
знаешь, малый. Можешь перебраться через Темзу в Эйриз. Там известны
все последние новости. Можешь, если не торопишься, пристать к нам.
Кентцы завтра или послезавтра нас все равно нагонят.
Лионель не торопился. Однако ему вовсе не хотелось встречаться с
Томом Бэкстоном. Он пропустил еще несколько сот человек и
присоединился к последнему отряду. Это совсем не означало, что он не
собирался выполнять поручение своей госпожи. Но ехать верхом было куда
удобнее, чем идти пешком, а Джек-Соломинка столько времени обходился
без лошади, что еще два-три лишних дня не составят для него большой
разницы. Деньги пока ему тоже ни к чему; все равно за них сейчас
ничего нельзя купить.
"Да они столько разграбили богатых поместий, - подумал бывший паж
с завистью, - что эти пять флоринов для него сейчас все равно, что для
меня - один пенни!"
Джейн Строу каждый день вместе со всеми женщинами и детьми Дизби
выходила на дорогу встречать и провожать повстанцев.
В это воскресенье, 9 июня 1381 года, поднялись Кэттемская и
Джиллингэмская сотни, а в понедельник - Бленгетская, Тэнгемская,
Тендердемская и Бриджетская сотни. И все эти люди шли в Лондон мимо
Дизби.
Дни стояли жаркие, и женщины выносили на дорогу кувшины с водой.
Другого угощения они не могли предложить, но и за это им были
благодарны.
Каждому, кто заговаривал с ней, Джейн Строу наказывала:
- Если увидишь моего старшого - Джека, по прозванию Соломинка,
скажи ему, что большой грех пойти на такое дело, не испросив
благословения у матери!
Вон второй ее сынок - Филь, - тот ночью прибежал к ней, весь в
поту, как загнанная лошадь, а утром уже ушел вместе с ремесленниками
Гревзенда.
А третий ее сын, Том, остался один-одинешенек в аббатстве Св.
Джеральдины. Этот тихий паренек весь в нее. Ну и ладно! Если правда,
что мужики добьются своего, - может быть, ей дадут две-три молодые
яблоньки за то, что Том четыре года так хорошо смотрел за
монастырскими деревьями и цветами.
Мать Геновева, аббатиса, первая ускакала в Лондон. К отцу Роланду
еще до того, как поднялись мужики, пришли люди из Эвешема по поводу
своих долговых расписок. Была такая свалка, что поп выскочил через
окно и сломал себе ногу. Потом, говорят, его на дороге добили люди из
Уовервилля.
Он, конечно, брал очень большой процент с мужиков, но все-таки
никогда не обращался с ними так жестоко, как приходский отец Ромуальд.
А вот тот живехонек и здоровехонек убрался вслед за матерью Геновевой
в Лондон.
Когда из рядов повстанцев вышел высокий мужик с лицом, черным от
усталости и пыли, Джейн в первую минуту ничего не поняла. На нем была
грязная и рваная одежда, сбитые в кровь пальцы выглядывали из
разодранных башмаков. К тому же еще он припадал на одну ногу. Мужик
снял шапку, волосы разлетелись на ветру, весь он стал, как одуванчик
на тонкой ножке. У женщины вдруг засосало под сердцем.
- Джек! - крикнула она и упала ему на грудь.
- Ну, не крепко принарядили тебя мужики! - говорила Джейн Строу,
наскоро замывая пятна пота и пыли на спине старенькой курточки. -
Пожалуй, господам выгоднее служить.
Поднимая лицо от мостков, она смеялась, но Джек отлично видел
слезы, растекавшиеся по ее темным морщинам. Она била вальком, и
маленький оловянный крестик в такт колотился о ее худую грудь. Тот же
старенький крестик на том же выгоревшем зеленом шнурке.
Джек обнял ее покрепче и поднял на воздух. Джейн Строу была
легка, как пережженная кость.
- Отдохни, мать, а я поработаю за тебя, как в детстве. Помнишь?
Он вошел по колено в воду и бил вальком, а вода пенилась и
гудела. Старуха, сложив руки, смотрела на сына.
Она видела, что еще немного - и куртка расползется от его
усердия, но не могла выговорить ни слова. Тогда нос у него был чуть
покороче, а губы полнее. Понятно, тогда он был много ниже и уже в
плечах, но все-таки это тот самый Джек, которого она прятала на
чердаке от гнева отца.
- Теперь мы эту курточку высушим, сложим и спрячем в котомку. До
Лондона я могу дойти и в одних штанах. А перед самым Лондоном мы
умоемся и приоденемся, чтобы наш молодой король не испугался своих
грязных и оборванных мужиков!
- Если бы не его чиновники, разве мы были бы грязными и
оборванными? - сказала Джейн с сердцем. - Если бы не господа, разве
мужик походил бы на дикого зверя?
- Ничего, мать, теперь все пойдет иначе! Что мог сделать король
один? Ведь он среди своих вельмож, как дитя в лесу среди диких зверей!
Женщина тяжело и прерывисто вздохнула: королю Эду тоже не было
шестнадцати лет, когда его короновали английской и французской
короной...
- Ну, вам виднее, детки, - сказала она вслух.
Джейн Строу решила немедленно послать соседского парнишку за
Томом в монастырь.
Но Джек не утерпел и сам отправился к брату в аббатство. Ему
хотелось взглянуть на все собственными глазами. Хорошо ли он запомнил
этот сад, и забор, и ворота, и дорогу? Такие ли они, какими он их
видел во сне?
Все было такое же, как раньше.
Только мать Геновева распорядилась выполоть простенькие
деревенские цветочки, которые росли раньше в палисаднике. Взамен из
Лондона привезли семена и рассаду, обернутую в мокрые тряпки.
Под самой монастырской стеной свеженасыпанный холмик был
аккуратно обложен дерном.
Том посмотрел на брата с тревогой.
- Может быть, этого и не следовало делать, - сказал он наконец
робко, - но мне захотелось украсить ее могилку... Она, правда, стояла
за дворян, но на самом деле она была очень добрая, Джек!
- Кто - она?
- Виола, послушница... Когда мужики подошли к аббатству, она
схватила кухонный нож и призывала нас всех защищаться. "За рыцарскую
честь!" - кричала она и бегала по двору как сумасшедшая, потому что ее
ведь никто не слушался.
- Ее убили? - спросил Джек печально.
- Нет, ее задавило насмерть, когда мужики высадили ворота.
- Нужно будет сколотить хоть маленький крестик, - распорядился
Джек.
Показывая брату цветник, Том с важностью расхаживал между
грядками, как военачальник, устраивающий смотр своему войску.
Да, цветы здесь были не такие, как в лесу и в поле. Лепестки
некоторых были так причудливо изрезаны, точно несколько портных
потрудились над ними с ножницами в руках.
- Или вот эти!
Джек с удивлением оглянулся. Цветы на этой клумбе гордо возносили
вверх тяжелые головки с закрытыми на ночь мясистыми лепестками. Они
были точно руки, сжатые грозно в кулак, - настоящие господские
выкормыши!
Эти гордые и заносчивые растения так же мало походили на цветы,
как мало твердый и тяжелый жук походит на бабочку.
- Как они называются? - спросил Джек у Тома.
- Cinia regalis1, - ответил мальчик с гордостью. (Королевская
циния (лат.).)
Джек размахнулся и палкой сбил крупную мясистую головку.
...Собак они выращивают таких, что, когда они, дрожа, ковыляют за
своей госпожой, так и ждешь, что сейчас переломятся все их четыре
тоненькие лапки. Цветы господ некрасивые и не пахнут. Носки на
башмаках они противу здравого смысла носят в два и три вершка длиной.
Женщины их сейчас так шнуруют талии, что на них больно смотреть. Зимой
они ходят с открытой головой, а летом накидывают меховые плащи!
Эти люди весь божий мир хотели бы переделать на свой лад - и
небо, и траву, и деревья, и воду... Но, хвала господу, им это не
удалось!
Эта веселая зеленая земля будет принадлежать тем, кто сотни лет
удобрял ее своим потом. Молодой король из рук в руки передаст ее
мужикам, и это будет тотчас же после того, как они доберутся до
Лондона!
...Джек медленно переходил от костра к костру. Сослепу какой-то
лысый старичок налетел на него в темноте.
- Ты из кентских будешь? - спросил он жмурясь. - Так передай
вашему начальнику, что его ищет парень с письмом. Он ведет для него
лошадку, чтобы тот не ходил пеший. Меня Аллан Тредер послал.
"Какой же это начальник? - подумал Джек. - У Уота есть конек, у
Стэкпула тоже. Из них всех только я да Томас Гаукер идем пешие".
- Ну что, наелись вчера ваши ребята? - крикнул он вслед старичку.
Вчера эссексцы, говорят, попировали в усадьбе Моунтон. Там,
говорят, без счету было запасено и копченых окороков, и вяленой рыбы,
и хлеба, и вина.
- На-е-е-е-лись! - донеслось к нему из-за деревьев.
Несмотря на трудный дневной переход, из мужиков мало кто спал.
Кто чинил у костра одежду, кто точил на бруске косу, а другие
просто лежали и переговаривались между собой. Подле дерева стоял
высокий бородатый мужик из Уовервилля, сотни Дизби. Джек имя его
забыл, но отлично знал его в лицо. Молча глядя в огонь, он, видать,
дожидался своего начальника.
- Что, брат, какая у тебя нужда? - спросил Джек подходя.
- Да вот смотрю и не верю, - сказал тот. - Сорок четыре года
такого не видел!
Он вдруг засмеялся, как ребенок:
- День-то сегодня не воскресный, а я стою гляжу...
Он поднял к лицу свои руки и смотрел на них, точно это была
какая-то хитрая, забавная штука.
- Эй, мужики! - крикнул он вдруг изо всех сил.
У костра забегали темные фигуры. Появился сторожевой с
колотушкой.
- Сплю я или не сплю, мужики? - снова заорал бородач.
- Да уж лучше бы лег спать, чем людей без толку тревожить, -
сказал сердито сторожевой.
Остальные рассмеялись.
- Он хватил вчера лишнее, - сказал кто-то из толпы.
Джек прошел к соседнему костру. Бородач брел за ним, улыбаясь и
что-то бормоча.
- ...И держал этот пономарь, понимаешь, служанку, - рассказывал у
костра высокий лучник с пластырем на лбу. - Девушка бедная, голодная,
ну, как все у нас в деревне.
Джек прислонился к дереву.
Сторожевые отлично несут дозор. Люди в порядке расположились по
сотням. Оружие сложено в одном месте. В его сотне прибавились два
лука, одна алебарда и один щит.
- ...Вот пономарь и наказывает своей жене, - продолжал лучник с
пластырем: - "Как будет девушка жарить мясо, ты никуда от нее не
отходи, а то она еще потянет кусок со сковороды да прямо себе в рот!
Да не один!"
- А они как думали? - смеясь, отозвался красивый парень у костра.