Константиновна Ш З. Джек-соломинка

Сердце Джека громко забилось в груди.
"Если б не йомен в зеленой куртке..." - вспомнилась ему песня. Но
нет, не следует слишком доверять песням и сказкам... (Йомен -
зажиточный свободный крестьянин.)
- А ты был при этом? - спросил он насмешливо.
- Я-то не был, - почесываясь, ответил малый, - но отец мой в ту
пору возил песок...
- Сладки гусиные лапки! - перебил его Джек басом, поудобнее
устраиваясь на сене.
Это была любимая поговорка его отца: "Сладки гусиные лапки!" - "А
ты их едал?" - "Да я не едал, но наш дядька видал, как их бейлиф едал;
говорит, что сладки".
Парня взорвало.
- Ты рыжий кентский дурак! - сказал он. - Эх, беда, что Брентвуд
так далеко от моря! Мы на вашем месте захватили бы уже не один корабль
и тогда ударили бы на господ с суши и с моря!
Вот в это-то время старая Джейн Строу и постучала в дверь.
Оба замолчали, и через несколько минут гость захрапел.
Джек лежал с закрытыми глазами, и сердце его билось так сильно,
что казалось - в груди его не одно, а целая дюжина сердец.
Конечно, малый говорит правду. Разве это справедливо, что господа
едят, пьют и живут в свое удовольствие, топчут мужицкий хлеб,
загораживают реки, запрещают мужикам иметь свои мельницы, а когда к
ним привезешь зерно, они половину берут за помол...
Время еще не пришло, говорит гость. Глупости! Вот сейчас как раз
самое время заварить кашу. Дворяне сражаются во Франции; какой замок
ни возьми - там только дети, женщины и старики да горсточка слуг. О
таком, как Друриком, и говорить не приходится - мост спускают и
поднимают только для важности, а ров вокруг замка можно перейти вброд.
Но даже в Рочестере, в Берли, в Ковенайте сейчас не больше десятка
вооруженных людей. Какого же времени еще надо ждать? Да и где его
искать, этого малого, когда пробьет час? Ведь никто даже не спросил
его имени...
- Послушай-ка, - сказал Джек, расталкивая гостя, - а как тебя
звать, а?
- Уолтер Тайлер, - ответил тот, моментально просыпаясь. - Так и
спросишь Уота Тайлера, сына того кровельщика, что перекрывал церковь в
Брентвуде. (Тайлер - по-английски - кровельщик.)
- Ну, все-таки, как ты думаешь, много у вас в Эссексе найдется
таких, что и сейчас пошли бы за тобой? - спросил Джек шепотом.
- Да и сейчас пошло бы человек тридцать, не меньше, - ответил
тот, и в темноте глаза его блестели, как у рыси.
- Считай тридцать один, - важно сказал Джек. - В кожаной куртке,
с луком, с четырьмя стрелами я явлюсь к тебе по первому твоему зову.

Глава IV

Как хорошо рано утром становиться за наковальню!
Бом! - ударял Джек молотом, и далеко из-за леса кто-то отвечал:
бом!.. Это он подал сигнал к тревоге, и из-за леса отозвался его
подручный.
Бом, бом, бом! - бил он изо всех сил, и воздух вокруг гудел, как
колокол.
Тогда мальчик выходил на порог и смотрел вдаль. Нет, не в сторону
Друрикома, а туда, где вдалеке, как море, синел лес.
Нагретый воздух, колеблясь, поднимался над зелеными холмами
Кента, и Джеку казалось, что лес, колеблясь, поднимается кверху, что
это не лес, а это навстречу ему движется отряд храбрых йоменов.
"Тех самых, которые спешили французских рыцарей, - думал мальчик,
вспоминая ночной разговор, - славных йоменов в зеленых куртках, с
луками в руках. Тех, про которых сложили песню:
Если б не йомен в зеленой куртке,
Не гнутая палка с гусиным пером,
Враг бы Англию слопал, как муху, -
И лордов, и джентри, и все их добро".
(Под гнутой палкой в песне разумеется лук.
Джентри - мелкопоместное английское дворянство)
Отец вчера с вечера велел ему перебрать весь хлам в сарае и сбить
ржу со старого железа, и Джек старательно выполнил эту работу. Но
почему так долго спят малыши? И где это замешкалась мать?
Работая в будние дни с отцом, Джек корзинами должен был таскать
уголь, раздувать мехи, подавать отцу то молот, то клещи, а малыши
только завистливо следили за ним издали. После того как Филю выжгло
глаз искрой, отец запретил им даже подходить к наковальне.
Но где же, наконец, вся детвора? Даже девчонок не слышно за
домом.
Нужно пойти накосить травы, но этим гораздо веселее заниматься,
когда за тобой топочут быстрые ножки и когда тебе помогают прилежные
ручки.
Однако, прежде чем выйти из дому, необходимо взглянуть на свою
сокровищницу - все ли в порядке? Не разнюхал ли о ее существовании
кто-нибудь из врагов?
Джек раздвинул кусты бузины и в яме нащупал свой длинный белый
лук. Сейчас не время этим заниматься, но мальчик не мог себе отказать
в удовольствии подержать в руках это благородное оружие.
И вдруг, оглянувшись, он увидел, что, быстро перескакивая через
плетни и канавы, к нему во весь дух скачет вся ватага: Филь, Том,
Лиззи, а впереди всех маленькая Энни с развевающимися по ветру белыми
волосами.
Джек вернулся к навесу и, не выпуская из рук лука, с самым
озабоченным видом стал рыться в железном хламе.
- Ой, Джек! Ой, Джек! - кричала, пробегая через двор, маленькая
Энни. - Ой, Джек, ты не знаешь, что случилось!
- В чем дело? - спросил Джек, на минуту теряя свой гордый вид. -
Где мать?
- Ой, на дороге! Там на ослике сидит леди...
- Что ты болтаешь, что за леди?
- Мать все знает, и Филь, и Том, и Лиззи! Ей-богу, я не вру! -
чуть не плача, твердила Энни. - Маленькая леди... Ругается она, как
паромщик!
В это время подоспели остальные.
- Ой, Джек! - в восторге кричали они. - Иди сейчас же на дорогу!
Тебя зовет леди! Ей-богу, она ругается, как паромщик дядя Эшли!
- Пусть говорит кто-нибудь один! - приказал Джек. И так как за
детьми, вытирая рукавом красное, потное лицо, подходила сама Джейн
Строу, он нетерпеливо повернулся к ней: - В чем дело, мать?
- Лиззи и Энни играли на дороге, - сказала жена кузнеца, садясь в
тень и обмахиваясь юбкой. - Вдруг видят: едет на ослике леди, а ослик
не идет, и она его бьет палкой. Она их спрашивает, не видели ли они
чужого малого в желтой куртке. Они испугались и молчат. Она стала
кричать. Тогда они еще больше испугались и побежали за мной. Я
прибегаю и вижу: на ослике сидит маленькая леди, в точности как наша
из замка, только красивая...
- Как богоматерь! - вставила Лиззи.
- Да, и она мне говорит: "Не видела ли ты, женщина, малого в
желтой куртке? Это его осел". А я, раз так, говорю: "Видела. Он у нас
ночевал". А она говорит: "Позови его". А я ей говорю: "Он пошел со
стариком в Кентербери". Тут осел...
- Тут осел начал лягаться, - закричали дети в восторге, - а леди
стала ругаться, как паромщик!
- Она кричала: "Проклятое животное, чтоб ты сдохло!" - в восторге
взвизгнул Филь. - И осел обязательно сдохнет, потому что сегодня
тяжелый день - понедельник.
- И она сломала ветку и колотила осла, а он лягался! - кричали
дети хором. - И она сказала, чтобы ты пришел к ней на дорогу!
- Зачем я ей нужен? - сказал Джек сердито. Он одернул на себе
куртку. Губы его внезапно пересохли.
- Иди, малый, - сказала мать. - Барышня хочет нам оставить осла.
Может, парень еще вернется с отцом - тогда он нам скажет спасибо... А
не вернется - нам хуже не будет.
- Ах, чтоб ты лопнул! - услышал Джек, подходя к дороге. И потом:
бац-бац! - это наездница лупила осла изо всех сил.
Мальчик раздвинул кусты орешника и глянул на дорогу. Осел
вертелся волчком, а всадница, уцепившись обеими руками за поводья,
съезжала то на одну, то на другую сторону.
- Беги сюда скорей! - крикнул знакомый голос, и не кто иной, как
Джоанна Друриком, повернула к нему кирпичное от натуги и злости лицо.
- Здравствуй, Джек! Почему ты стоишь как пень?
- Здравствуй, Джоанна, - наконец выговорил мальчик.
Девочка из замка была теперь во много раз красивее, чем тогда,
когда они подрались у дороги. Сейчас на ней был пестрый шелк,
заколотый на груди серебряной застежкой, тонкие красные кожаные
башмаки и кожаные чулки, и на каждом пальце правой руки у нее было
надето по кольцу.
Однако она, как видно, нисколько не гордилась.
- Купец, понимаешь ли, не отдал бедному малому осла, - объясняла
Джоанна, пока Джек, подойдя ближе, успокаивал животное, похлопывая его
по шее. - Тот так просил, что я не могла вытерпеть. Я говорю дяде: "Мы
должны отдать осла", а дядя сказал: "Убирайся отсюда ко всем чертям
вместе с этим проклятым ослом!" Я пошла и написала парню
свидетельство, что он не бродяга...
- Сама написала? - спросил Джек с уважением.
- Ну, не все ли равно - мы написали вместе с Алланом, - сказала
Джоанна, чуть смутясь. - Но подписала я сама, ты увидишь - очень
красивыми маленькими буквочками. И поставила печать на воске. Сэр Гью
хотел у меня вырвать печать, и я укусила его за палец. Потом я в
сундуке взяла мамины платья и кольца. В замок я больше не вернусь.
- Куда же ты денешься?
- Я поеду в монастырь и буду там жить, пока не выйду замуж. Что
ты сказал?
- Ничего, - пробормотал Джек.
Было решено, что Джек проводит Джоанну до монастыря, а потом
возьмет осла к себе. Если вернется слуга купца, Строу отдадут ему
животное; если не вернется, то, как сказала старая Джейн, им хуже не
будет,
- Я поведу осла под уздцы, - предложил Джек, - а ты сиди и не
вставай, потому что за Хельским пустырем такая грязь, что ты потеряешь
свои красивые башмачки.
Джоанна посмотрела на него внимательно. В своей кожаной куртке, с
высоким луком в руках, он был похож на взрослого.

- Мать-настоятельница у постели умирающего, - объяснила, отворяя
ворота, молоденькая послушница с лисьей мордочкой. - А ты по какому
делу, Джек? - спросила она у сына кузнеца. (Послушница - прислужница в
монастыре, собирающаяся стать монахиней.)
- Мальчик со мной, - сказала Джоанна важно. - Когда мать Геновева
освободится, доложишь, что ее ждет леди Друриком. Возьми этот узелок.
Мы будем гулять по дороге.
Послушница медлила запирать ворота. Ее одолевало любопытство.
Дети пошли по дороге, ведя в поводу осла. О чем могла так горячо
беседовать леди Друриком с мальчишкой из Дизби?
Послушница выглянула еще раз. Мальчик привязал осла в кустах,
снял с себя и расстелил на траве куртку. Девочка села, а он стоял
перед нею, опираясь на высокий лук.
Послушница хихикнула и с грохотом захлопнула ворота.
Когда матери Геновеве доложили, что ее дожидается Джоанна
Друриком, монахиня со стоном подняла руки ко лбу.
Голова ее горела. Аббатисе за сегодняшнюю ночь так и не пришлось
заснуть. Больного привезли на закате, всю ночь он хрипел, метался по
постели и ругался на двух языках. Несмотря на то что доктор, ученый
монах отец Роланд, запретил ему двигаться, он кричал, чтобы его
немедленно везли в замок.
- Пусть этот скряга, - заявил он, задыхаясь и кусая себе от боли
руки, - пусть этот скупец, которого называют моим отцом, сам из своего
кошелька заплатит носильщикам, священнику и доктору! Мне хочется
посмотреть на его физиономию, когда он узнает, что из всех моих имений
ему останется только выгон да замок!
- Кому же рыцарь полагает отказать свое имущество? - осторожно
спросила настоятельница.
- Черту, дьяволу, бродяге на дороге! - вопил он как одержимый.
- Немедленно пошлите в Уовервилль за нотариусом, - распорядилась
мать Геновева.
Пока отец Роланд составлял лекарство, больной должен был
двенадцать раз подряд прочитать псалом "Miserere mei Deus!". Иначе
успокоительное питье не имело бы никакого действия. Потом он выпил
лекарство из церковного колокольчика - это немедленно останавливает
боль. Затем, осторожно ворочая его жаркое и влажное тело, мать
Геновева с отцом Роландом завернули рыцаря в некрашеную шерсть. (Будь
милостив ко мне, господи! (лат.))
- Теперь все будет хорошо, - сказал доктор, но почти в ту же
минуту рыцаря стало рвать кровью и желчью и он сделался белее стены.
Отец Роланд был учеником Джона Эрдорна, лондонского медика,
который сам обучался своему искусству у славного Джона Гатисдена,
оставившего немало книг и записей своим ученикам. И все это, однако,
не помешало рыцарю с ужасными ругательствами прогнать доктора от своей
постели. (Известные английские врачи XIV столетия.)
- Позовите ко мне Снэйпа-Малютку из Дизби, если он еще жив, -
сказал больной, несколько успокоившись. - Тот сразу выложит мне всю
правду.
Снэйп-Малютка был простым деревенским костоправом, но рыцарь так
божился, ругался и изрыгал хулу на всех святых и даже на самого
господа бога, что аббатиса вынуждена была исполнить его просьбу.
Когда маленький человечек вошел в комнату, для него подставили
скамеечку, чтобы он мог как следует осмотреть больного.
Мать Геновева вышла в трапезную.
- Пошлите за девочкой, - сказала она тихо.

Послушница с лисьей мордочкой долгое время затаив дыхание стояла
подле кустов, вытянув худую шейку. Ей хотелось до конца дослушать
рассказ мальчика.
...- После этого он бросил свой меч, и тот зазвенел так, точно
заплакал. Тогда Роланд поднял его и прижал к губам, и он видел, как на
мече выступили слезы...
- Это сам Роланд заплакал? - спросила леди Друриком,
подозрительно шмыгая носом.
- Да нет, господи, ты опять все перепутала, - это заплакал
Дюрандаль, его меч! - сердито ответил сын кузнеца. (Предание о
племяннике Карла Великого, Роланде, и о его мече Дюрандале было из
Франции занесено в Англию анжуйскими и нормандскими завоевателями.
Получило большое распространение в придворной литературе и народном
эпосе.)
Тогда послушница, кашлянув, сказала:
- Леди Друриком, мать настоятельница ждет вас в трапезной.
Слезы, не скатываясь, стояли в коротких черных ресницах Джоанны.
Боясь, чтобы монашка их не заметила, девочка шла с высоко поднятой
головой.
Джек некоторое время ждал, что она обернется и подаст ему знак,
но Джоанна важно прошла в ворота.
Тогда, сердито дергая за повод, Джек отвязал осла. Тут только он
вспомнил о свидетельстве, которое Джоанна передала ему для Уота
Тайлера.
Вытащив документ, он первым делом посмотрел на подпись. Да,
верно, Джоанна подписалась круглыми, ровными буквочками - этому тоже
нужно поучиться! Но все остальное было выведено явно другой рукой.
Свидетельство гласило:
"Я, Джоанна Друриком, дочь сквайра сэра Лионеля Друрикома из
графства Кента и леди Элеоноры Дургэм из графства Мидльэссекс,
заявляю, что податель сего был нагло обманут итальянским купцом,
который хотя и подарил мне шелк и застежки, но увел у этого парня осла
и не заплатил ему за службу.
Прошу королевских приставов, бейлифов и сотских не обвинять его в
бродяжничестве. Должен же он как-нибудь вернуться домой, а он не может
летать по воздуху. Но он не бродяга, и я это удостоверяю.
Дано в сорок восьмой год царствования короля Эдуарда III,
двадцать девятого сентября в Друрикоме, в Кенте.
Джоанна Беатриса Друриком".
Свидетельство было написано по-английски, так, как и было велено
королем. (При предшественниках Эдуарда III все документы составлялись
на французском или латинском языке.)

Глава V

- Тебя послал сэр Гью? - нетерпеливо крикнула мать Геновева,
когда девочка подняла на нее глаза. - Откуда он узнал обо всем? Почему
ты плачешь?
- Я не плачу. Я сама сказала ему, - с достоинством ответила
Джоанна. - Мы не должны красть у этого парня осла... Я так и сказала:
"красть"...
Мать Геновева в удивлении подняла свои тонкие брови.
- ...и я продиктовала Аллану свидетельство... и поставила
печать...
- Сэр Гью имеет какие-нибудь известия от сына из Анжу? - перебила
ее настоятельница.
- Нет. Но война, говорят, кончилась. Сэр Тристан скоро вернется.
Черный принц посвятил его в рыцари, и сэр Тристан приедет в золотых
шпорах...
"Он вернется домой скорее, чем ты думаешь, - пронеслось в голове
аббатисы, - но его внесут вперед ногами, и ему уже не понадобятся его
золотые шпоры. Но, боже мой, чего же в таком случае хочет от меня эта
маленькая дура?"
Только теперь она обратила внимание на наряд Джоанны:
- Почему ты так одета? Что тебе от меня нужно?
- Я пришла жить у вас, - ответила Джоанна спокойно. - Джек
говорит, что леди должны уметь читать, писать и играть на арфе. Я
больше не вернусь к сэру Гью...
За стеной глухо раздался стон. Сердце монахини забилось.
- Подожди меня, - сказала она быстро. - Мать Агата, проводите
девочку в библиотеку.
Снэйп-Малютка осторожно прикрыл больного одеялом. Щеки рыцаря
ввалились до того, что под кожей ясно обозначились зубы.
- Ну? - коротко глянув, спросил больной.
- Доблестный рыцарь в разное время получил четырнадцать ран, -
сказал костоправ почтительно, - но ни одна из них не приведет его к
смерти.
- От чего же, по-твоему, я умру? - ясным голосом спросил рыцарь.
- Гной, скопившийся в небольшой кишке, распространился по всему
вашему телу. Когда он дойдет до сердца, вы умрете. И это, конечно, от
негодной французской пищи. За всю свою долгую жизнь я не видел, чтобы
от такой болезни умирал англичанин.
Больной не отрываясь смотрел в окно. Он видел скучное небо Кента,
и зеленые холмы, и далеко подле леса белые камни римской дороги.
- Поднимите мои подушки! - приказал он.
Из-за стены в келью донесся звонкий девичий голос. Мать Геновева
нетерпеливо пошевелилась в кресле.
- Кто это у вас распевает французские песни? - спросил рыцарь,
напряженно прислушиваясь. - А я думал, что здесь можно услышать только
литании и молитвы. - Он через силу улыбнулся. - Если бы я не знал, что
девчонку и на веревке не затащишь в монастырь, я поклялся бы, что это
поет маленькая Джоанна. (Литания - длинная, сопровождавшаяся
песнопениями молитва.)
Мысли сэра Тристана немедленно приняли новое направление.
- Где нотариус? - спросил он резко.
- Не лучше ли раньше позвать священника? - предложила мать
Геновева.
Рыцарь скрипнул зубами.
- Нотариуса! - сказал он хрипло.
Низко кланяясь, в келью протиснулся одутловатый, плешивый
человек. За ним шел оборванный мальчишка-клерк с чернильницей у пояса
и гусиным пером за ухом.
- Пить! - сказал умирающий.
Мать Геновева подала ему кружку, и он пил, не отрываясь и
проливая на одеяло. Затем указал писцу место у себя в ногах.
- "В лето господне тысяча триста семьдесят пятое, в сорок восьмой
год царствования короля моего, Эдуарда Третьего, я, сэр Тристан
Друриком, сеньор Кэмпануэль..." - произнес он отчетливо.
Клерк, низко склонясь над пергаментом, усердно работал пером.
- "...чувствуя приближение смерти и желая распорядиться своим
имуществом, изъявляю, что воля моя такова..."
Больной диктовал медленно, останавливаясь для того, чтобы дать
мальчику возможность поспеть за собой.
- "...Все перечисленные в прилагаемых списках мои наследственные
земли, два замка, угодья, поля, луга, мельницы и пруды, принадлежащие
мне лично и находящиеся под опекой отца моего, сэра Гью Друрикома, все
пожалованные мне королем земли и выморочное имущество изменника
Бельфура Ленокса. все привезенные мной из Франции и находящиеся на
сохранении у каноника церкви Св. Этельберта в Дувре золотые украшения
и камни, также перечисленные в списке, после смерти моей завещаю
двоюродной сестре моей, дочери покойного брата отца моего, леди
Джоанне Друриком..." (Каноник - священник католической церкви,
подчиненный особому уставу.)
Мать Геновева в волнении поднялась с кресла. Сам бог привел сюда
эту девчонку!
- Заприте на ключ дверь библиотеки, - сказала она тихо.
Сэр Тристан лежал с закрытыми глазами. Но и сквозь опущенные веки
он по-прежнему ясно различал переплет оконной рамы, только теперь он
был не черный, а белый, а небо в окне было огненного цвета. Зеленые
холмы Кента стали румяными, как яблоки. За ними, бросаясь на белые
утесы, хрипело сердитое море. Англичане корчились от холода и голода
на безлюдных дорогах Франции. Пусть будут прокляты те, кто ради Джона
Гентского затеяли эту войну! (Гентский, Джон (Ланкастер) - четвертый
сын Эдуарда III, отец Генриха IV. Был женат на дочери низложенного
короля Кастилии - Педро Жестокого - и считал себя претендентом на
испанский престол. Вел разорительную войну за испанский престол,
имевшую прямой целью ослабить соперницу Англию и союзницу Испании -
Францию.)
"Дизби, Уовервилль, Эшли, - подсчитывала тем временем в уме
аббатиса, - значит, и выпас за Эшли, Дургэмский лес, оленья охота,
двести акров заливного луга, богатые рыбные промыслы на Твизе... О,
такой вклад немедленно поправил бы дела монастыря! Тогда можно было бы
уступить дургэмским мужикам их луга за Твизой, из-за которых они
судятся вот уже четвертый год. А золото и камни пошли бы на украшение
алтаря".
- Не пожелает ли благородный рыцарь, - спросила аббатиса,
склоняясь над ложем страдальца, - добавить в своем завещании, чтобы
сестра его Джоанна посвятила себя богу и приняла пострижение? Таким
образом сэр Тристан и все предки его имели бы свою собственную
молельщицу и заступницу перед престолом всевышнего.
Рыцарь глянул на монахиню, но той почудилось, что больной ее не
видит. Мать Геновева была права: серые башни Друрикома выплыли на него
из тумана. Потом сэр Тристан представил себе маленькую Джоанну,
которая с ловкостью белки умела взбираться ему на плечи. Он вспомнил
маленькие, липкие от грязи ручки и солому в всклокоченных волосах.
"Приемыш, нищенка! Выдам ее замуж за первого попавшегося купца
или стряпчего, мне бы только сбыть ее с рук!" Вот какую судьбу готовил
сиротке сэр Гью.
Мать Геновева с тревогой ждала ответа.
Подобие слабой улыбки тронуло губы умирающего.
- Нет, - сказал он тихо.
Думая, что сэр Тристан ее не понял, мать Геновева нежно коснулась
его руки и сладчайшим голосом повторила:
- Так как благородному рыцарю надлежит подумать о спасении своей
души, то не найдет ли он нужным завещать указанное в списках имущество
Джоанне Друриком с тем, однако, чтобы сиротка посвятила себя господу?
- Нет! - сказал рыцарь.
Мать Геновева резко поднялась с места.
Она отошла к окну, прислушиваясь, как за ее спиной нотариус и
писец оформляли документ, а завещатель скреплял его своей подписью.
Если можно было бы, она сама своими белыми зубами растянула бы
кожу и дописала только одну строчку к завещанию.
Усилием воли монахиня вернула своему лицу просветленное выражение
и повернулась к сэру Тристану.
Еще можно было различить, как под закрытыми тонкими веками рыцаря
медленно ходили зрачки, но кожа на лбу его, на подбородке и у крыльев
носа посинела и покрылась влажным блеском.

На небольшой полке стояли книги в темных переплетах.
К стене была прибита выделанная буйволова кожа, вся расчерченная
синими клеточками, а в клеточках были нарисованы птицы и рыбы. Над
обведенным красной краской пряником стояла надпись "Англия", а подле
Англии плавала маленькая леди с хвостом.
На самой середине кожи был нарисован кружок с крестом, а вокруг
танцевали ангелы. Под ангелами витиевато вилась надпись. Джоанна долго
складывала замысловатые буквы.
- "И-е-ру-са-лим", - с трудом прочла она.
(На средневековых картах Земля изображалась в виде прямоугольника; в
центре ее помещался пуп Земли - Иерусалим. На английских картах Англия
превышала размерами чуть ли не всю Европу. Наиболее верными были
венецианские и генуэзские карты.)
Чтобы разогнать сон, девочка запела красивую французскую песенку,
которой ее научил сын сэра Гью, когда он еще жил в замке. Но голос ее
так громко и так дико отдался в пустой библиотеке, что она тотчас же
замолчала.
Она прошлась по комнате. На белом свежевыструганном столе в ящике
лежали сушеные травы. Липа стучала ветвями в окно; в листве прыгала
маленькая птичка с красной грудкой.
Если бы сейчас кто-нибудь вошел в библиотеку, он подумал бы, что
девочка спит, прислонясь к старым книжным полкам, или плачет. Но
Джоанна не спала и не плакала, она слушала легкое тиканье - это
неустанно работал жучок-древоточец.
Вдруг ей показалось, что кто-то тронул засов. Джоанна вскочила и
толкнула изо всех сил дверь - дверь была заперта. Кому-то понадобилось
ее запереть!
Джоанне вдруг нестерпимо захотелось домой, в Друриком. Здесь
слишком светло, холодно и чисто. Ничего, пускай даже дядя высечет ее.
В конце концов, это не такая уж непереносимая боль. Зато теперь она
ежедневно сможет убегать в деревню, к Джеку Строу. У нее появился
друг. Джоанна вскочила на подоконник. Колючий кустарник только на одно
мгновение задержал ее. Раскачавшись на руках, она упала в траву.
Оглядевшись по сторонам, девочка бросилась к воротам. Кусты
зашумели за ней, точно волны. Ворота были заперты, но ключ торчал тут
же. Джоанне показалось, что весь мир завизжал, когда ключ с трудом
повернулся в замке. Никогда еще придорожные кусты не казались ей
такими свежими и зелеными. Вдруг Джоанна громко ахнула. Послушница с
лисьей мордочкой вынырнула за ее спиной из-за кустов. Она держала в
руках узелок.
- Возьмите же свои вещи, миледи, - сказала монашка шепотом, не
обращая внимания на испуг Джоанны. - Ступайте, ничего не опасаясь. Я
закрою за вами ворота...
В эту минуту кто-то тяжело положил руку Джоанне на плечо.
- Мать настоятельница ждет вас в трапезной, - сказала сестра
ключница. - А ты, Виола, почему сейчас не в церкви? - прикрикнула она
строго.
Подле двери Джоанне пришлось посторониться. Из-за поворота
выступил бледный мальчик в кружевном стихаре. Он без умолку звонил в
маленький колокольчик. За ним, высоко поднимая над головой монстранц
со святыми дарами, прошел священник. (Стихарь - длинная, с широкими
рукавами одежда, надеваемая при богослужении. Монстранц - сосуд, в
котором носили святые дары, то есть последнее причастие для
умирающих.)

Глава VI

"Пешие английские мужики поколотили конных французских рыцарей".