Страница:
– Ну что, девочка, когда же мы совершим с тобою первородный грех?
Причем он это говорил громко, в присутствии своих дружков или просто случайных людей, абсолютно не стесняясь, да и, по правде говоря, плюя на окружающих. Она старалась не обращать на него внимания. А про себя думала:
«Был бы Федя живой, он бы ему показал».
Все это тянулось где-то около полугода и закончилось в конце концов плохо.
Однажды вечером, не дождавшись попутки, чтобы ехать в деревню, она повернула опять в город. Дорога ей было хорошо знакома, все детство и юность она по ней топала. Однако место было нелюдное и до города надо было пройти около километра. Ее догнал джип. За рулем сидел тот самый Гриша в сильном подпитии, а с ним еще трое ребят. Он остановился возле нее, открыл дверь, пригласил ее:
– Садись, подвезу, что грязь-то месить.
Она поблагодарила, отказалась. Машина отъехала вперед и встала.
Когда она проходила мимо нее, из машины выскочили те трое, затащили ее в машину, связали, заткнули рот. После чего развернулись и поехали в сторону ее деревни. Этот ублюдок Гриша сказал:
– Чтоб добираться до дома нетрудно было.
На опушке леса, рядом с деревней ее вытащили из машины. Двое держали, а эта сволочь насиловал ее. А когда закончил свое мерзкое дело, заржал:
– Ну, вот, а ты боялась…
Только один из этих мерзавцев отказался прикасаться к ней. Остальные… А Федька-то оказался импотентом!
Неделю она не выходила из дома. Петровы ежедневно навещали ее и, очевидно, догадывались, в чем здесь дело. Слух прошел по деревне, что она как будто бы спуталась с бандитом Гришкой из города. Да и он сюда приезжал до этого случая, но Эльвира не пускала его в дом, и он уезжал ни с чем.
Как-то, когда она уже отошла от произошедшего с ней, зашел Петров и сказал ей:
– Уезжай отсюда, покоя тебе не даст эта погань.
Через неделю она собралась, продала дом, распрощалась со всеми, сходила к Феде на могилку. Особенно ей жалко было расставаться с Петровыми, привыкла она к ним, всегда они ей помогали, чем могли. Распрощалась и уехала в город. В городе нашла Григория, он обычно ошивался в Доме офицеров, сейчас это называлось ночным клубом, вместе с казино. Как обычно, он сидел в компании молодых ребят и девушек. Он искренне обрадовался ее приходу и с усмешкой спросил:
– Нy что, отошла? Дело обычное, все это переживают.
После чего пригласил ее к столу. Она села, улыбнулась всем. Сделала вид, что она действительно все забыла. Он был необычайно щедр, она продолжала улыбаться, и всем казалось, что она счастлива…
В конце вечера попросила его отвезти к ней в деревню. А на ушко ему прошептала:
– Хочу, чтобы ты был один, хочется еще раз вспомнить все, как было… Но сейчас у меня одно маленькое дельце.
Договорились встретиться с ним у автобусной остановки за городом, где она обычно ждала попутку до своей деревни. Эльвира сходила на вокзал, купила билет на поезд до Москвы, затем зашла в хозмаг, где попросила найти ей нож, которым скопят поросенка. Продавец долго искал, но ничего подходящего не нашел, но протянул ей что-то подобное садовому ножу и с любопытством спросил:
– Сами будете делать, девушка, или помочь?
Эльвира была в хорошем настроении, она ему улыбнулась своею неотразимою улыбкой, сказав:
– Сама справлюсь, жаль только, что любимый хряк.
Продавец улыбнулся и с любопытством посмотрел на нее:
– Какая вы жестокая, девушка.
– Такая уж, – тоже с улыбкой ответила она.
Когда она пришла на встречу, машина уже ждала ее. Он, конечно же, предположил, что они с нею поедут к ней в деревню и там заночуют. Однако Эльвира, изобразив страсть, игриво пригласила исполнить любовь здесь же, сказав:
– Я хочу в машине, мне нравится романтика в любви.
Он сразу же полез к ней, и как только обнажил свои причиндалы, она чиркнула по ним припасенным ножом и сразу же в дверь. Тот взревел действительно как недорезанный хряк, выскочил из машины, пытаясь ее догнать. Но, увидев потоки крови, зажал руками то, что осталось, быстро сел в машину и погнал в больницу. Последняя фраза, которую услышала Эльвира, была:
– Ну, погоди, сука, мы с тобою еще поквитаемся.
Слава Богу, больше она его не видела. Узнав, что в городе принимает московский депутат, она решила искать защиты у него. Но депутат Расшумелов был под градусом, это ее не удивило: как же – из Москвы. Поэтому она не стала ничего рассказывать о том, что произошло. Ну, а что было потом, вы уже знаете. В этот же день они улетели в Москву.
Все это Эльвира рассказала, как на исповеди, честно, без лукавства. Марк Семенович внимательно слушал, ни разу не перебив ее. Они оба замолчали. Первая начала Эльвира:
– А вы знаете, после последних побед Алексея Ивановича на животноводческом поприще я даже как-то зауважала его, как бы к нему прониклась. Все-таки деловой он мужик, труженик, с крестьянской сметкой, не то что все остальные…
– А я? – поинтересовался Марк Семенович.
– Да и вы тоже, просто никто из вас не занимается своим делом. Все мы вечно куда-нибудь лезем, – подытожила она, – может быть, от того, что всем уже надоели эти современные дураки, которые нами помыкают, да и… – Она неожиданно остановилась: – Все, уже рассвет; всем спать, завтра нас ожидают еще большие дела, не надо расслабляться. – Затем последовала пауза, после чего Эльвира неожиданно сказала: – А вы очень симпатичный и очень искренний человек, спасибо вам за все.
Последнюю фразу она сказана, уже еле шевеля губами, мягко входя в царство Морфея.
Утром, часов в двенадцать, когда все еще спали, раздался звонок мобильника Марка Семеновича. Дабы не разбудить остальных, он вышел в коридор, плотно закрыв за собою дверь. Еще не отойдя от сна, он чуть заспанным голосом просипел в трубку:
– Доброе утро. Это я, Марк Семенович, здравствуйте, Виктор Андреевич.
Бабарыкин жизнерадостным голосом:
– Ну, вы молодцы, ребята, хорошо поработали. Здесь, в Думе, все только о вас говорят, здорово вы их там разложили, особенно этого – худосочного.
Он заливисто засмеялся.
– Ну, молодцы, ничего не скажешь…
– Позвать Алексея Ивановича? – приостановил его Марк Семенович.
– Нет-нет, пусть отдыхает, утомился, наверное, вчера. Да, ты это ему скажи, председатель звонил, возможно, захочет сегодня увидеться с ним, очень тепло об Алеше говорил. Передай ему привет и скажи: я рад за него и дружбе с ним, передай обязательно, не забудь. До свидания.
– До свидания.
Марк Семенович выключил телефон и тихо вошел в комнату, мягко ступая возле спящей Эльвиры. Остановился, поправил сползшее одеяло, думая про себя:
«Это же надо, и года не прошло, как стал опять лучшим другом. И как это у них так все просто получается, без всяких церемоний. Только еще вчера по стене размазывал, а сегодня – лучший друг. Да-а-а».
Он опять улегся на диване, пытаясь все-таки решить вопрос: уйти ему с этой работы или… Его размышления были прерваны всегдашним громовым:
– Марк Семенович! Где ты? Куда запропастился?
– Да здесь я, куда мне деваться, в самом деле, – проворчал он, стараясь говорить как можно тише.
Однако проснулась и Эльвира.
– Доброе утро, Марк Семенович.
Это она сказала тоже очень тихо.
– Ну, что, начался день, и опять все по-новому?
– Да и я вот тоже об этом, – продолжал он обдумывать свой уход с работы. – Наверное, подам сегодня заявление об уходе, надоело все до чертиков, – с грустью в голосе проговорил он.
– Ну вот, вы опять за старое, – вздохнула Эльвира, – не говорите ерунды, и даже не думайте об этом. Нам с вами отступать некуда, за нами Россия, будем добиваться своего.
Она сладко потянулась.
– Вы со своей интеллигентностью и знанием языков, а я – со всем остальным, чем меня Господь не обошел. А вместе у нас получится сильнейший тандем, локомотив, можно сказать. Все пробьем, любые преграды сметем. Так что не смейте даже думать об этом.
Из спальни послышалось недовольное ворчание шефа:
– Копается, понимаешь, как барышня на выданье.
Марк Семенович пытался еще что-то сказать, но Эльвира замахала рукой:
– Все, все, идите, а то он опять начнет ко мне приставать.
Марк Семенович вздохнул, нехотя направился к двери, вошел в спальню:
– Доброе утро, Алексей Иванович.
– Доброе, – ответил тот, – ну, что там на белом свете деется? Рассказывай, друг ситный, наверное, уже звонил Бабарыкин? Ну, что, утерся? – спросил он жизнерадостным голосом.
– Похоже, что утерся, – довольным голосом сообщил Марк Семенович, – просил передать, что он гордится дружбой с вами, а если быть точным, то он сказал, с Алешей, то есть опять-таки с вами, получается.
– Ты смотри-ка, вот прохиндей, и здесь увернулся. Значит, и до них уже дошло.
– Дошло. Разговоры в Думе только об этом. Председатель уже звонил ему сегодня, хорошо о вас говорил. Бабарыкин сказал, что, может, сегодня он захочет с вами поговорить.
– Вот как? Ну, завертелась, закружилась карусель. Теперь держись, толстозадый Бабарыкин, я тебе еще припомню. Будешь ты у меня по регионам скакать, как козел по огороду, тогда поймешь, почем фунт лиха, понимаете, а то…
Марк Семенович, помня доброе к нему отношение Бабарыкина, попытался было урезонить его:
– Да вы не серчайте на него, Алексей Иванович. Работа у него такая, должен прижимать подчиненных.
Но это, наоборот, как за живое задело Алексея Ивановича. Его прямо понесло, как в мутном потоке:
– Что? Должен? Дорогой мой, он всегда должен помнить основной закон нашего государства – сегодня ты пахан, а завтра, возможно, и шестерить придется, так что, пожалуйста, не защищай его, все равно урою я этого Бабарыкина.
Марк Семенович тяжело вздохнул:
– Ну, вот, вы прямо с утра уже начинаете накручивать какие-то зэковские обороты.
Алексей Иванович почувствовал себя неловко и начал оправдываться:
– Да это вовсе не я, так мой сосед по даче говорит, я его цитирую. А что ты хотел, у нас сейчас в стране все перемешалось, не поймешь, who is who, и, главное, где. У меня вот, к примеру, сосед по даче – бандит, а я – депутат Государственной Думы. И все вокруг знают об этом. Так вот, случись что-нибудь, люди идут к нему. Не ко мне, заметь, как это должно бы быть, к депутату. Он все и решает.
Чуть помолчав, спохватился:
– Ну, да ладно об этом, надоело, честное слово. Как там Эльвира Николаевна? Я вчера ничего, не приставал, не ругался, вел себя прилично? – перечислил он весь свой джентльменский набор.
– Да, в общем-то, ничего… терпимо.
– Пойду посмотрю, как она там, пожелаю доброго утра.
Он встал, стал разминать руки, жалуясь:
– Ты знаешь, у меня после вчерашнего доения руки ломит, сил нет. Как бедные доярки живут, не понимаю, вот жизнь им досталась.
– Да, тяжело им приходится, беднягам, – согласился с ним Марк Семенович.
– Ха-ха-ха, – неожиданно раскатисто рассмеялся Алексей Иванович, – зато у моего теперь уже закадычного друга, Шпееровича, наверное, голова сейчас раскалывается после вчерашнего битья ее хвостом. – Он опять ехидно засмеялся. – Ну, я пошел.
Он вошел в гостиную на цыпочках и, как прежде, стал приближаться к ней. Эльвира, похоже, на сей раз действительно крепко спала. Подошел к ней совсем близко и собрался уже прокукарекать или пролаять для смеха, как это делала она сама в прошлый раз. Но неожиданно он был сражен на месте таким громогласным рыком, что, как и прежде, в испуге отпрянул от нее и так же завалился на стул и по нему сполз на пол, и так же, как тогда, проговорил что-то невразумительное себе под нос.
Эльвиру это сильно развеселило, она громко рассмеялась.
– Какой же вы у нас, в самом деле, пугливый, честное слово, Алексей Иванович.
– Да что вы, Господи, в самом деле, ну разве так можно? Ведь так недолго и инфаркт схлопотать.
Эльвира продолжала заразительно смеяться.
– Так что же вы себя не бережете, подкрадываетесь, понимаете, напугать собирались бедную женщину.
– Да я ведь всего-то хотел сказать вам кукареку и пожелать доброго утра.
– Да что вы? – искренне удивилась Эльвира. – А я было подумала, что вы собираетесь покуситься на честь и достоинство своего преданного секретаря.
Он еще что-то проворчал, а потом неожиданно торжественно сообщил:
– Помощника, Эльвира Николаевна, я вам обещаю, сегодня вы получите назначение на этот пост. А покушаться на вас я вовсе не собирался. Вам показалось.
– Ну, вот и правильно, одобряем. А в связи с тем, что сегодня я получаю официальное место, имею честь сообщить вам, что наши отношения с этого дня переходят в совершенно иные плоскостные и глубинные измерения. Марк Семенович! – тут же прокричала она, – идите к нам, я хочу сделать срочное официальное заявление.
Вышел из спальни как всегда озабоченный Марк Семенович, сделав вид, что не заметил, в каком несуразном положении находится его шеф на полу.
– Да, Эльвира Николаевна, вы меня вызывали? – обратился он к ней.
Алексей Иванович попытался было самостоятельно подняться, но опять соскользнул туда же, на пол. И, уже не сдерживаясь, прорычал в сторону помощника.
– Да что же вы, в самом деле, неужели не видите, в каком несуразном положении я нахожусь, помогите же мне встать, черт вас побери! – он протянул ему руку.
– Всем сохранять приобретенное положение, – неожиданно скомандовала Эльвира. – Иначе я утеряю мысль. Итак, к черту всякую дипломатию.
Она махнула рукой, как отрубила что-то ненужное.
– Итак, наши отношения, Алексей Иванович, из черт-те каких переходят в русло нормальных, рабочих. Иначе нам не решить стоящих перед нами проблем, а их, я уверяю, предостаточно, поверьте мне.
– Но как же, Эльвира, это невозможно, – пытался подняться уже с помощью Марка Семеновича, крепко ухватившись за его руку. – Я так не могу, как раз только сегодня я собирался сделать вам официальное предложение, спросите у Марка.
– Да что вы говорите? Это действительно так, Марк Семенович? – с удивлением спросила Эльвира.
– Да, это так, – повернувшись к ней, изъяв при этом свою руку из руки Алексея Ивановича, подтвердил тот без энтузиазма.
Алексей Иванович уже было стал подниматься, опять с грохотом приземлился на пол, причем на сей раз с полного маху, без всякого скольжения по стулу, больно ударившись копчиком. Он взвыл и, как полагается в таких случаях, грубо выругался. Ну а Марк Семенович, абсолютно не обращая внимания на своего шефа, продолжил:
– Вы знаете, мне это сейчас уже абсолютно все равно… вот мое заявление об уходе.
Он протянул Алексею Ивановичу бумагу, даже не посмотрев в его сторону.
– Вот, пожалуйста, завизируйте.
Эльвира вместе с Алексеем Ивановичем в один голос потребовали:
– Прекратить!
Алексей Иванович – тут же Эльвире.
– И вы прекратите, и сейчас же вернитесь в лоно наших прежних отношений.
Эльвира с Марком Семеновичем воскликнули одновременно:
– Это невозможно!
Возникла путаница. Все стали говорить, не слушая друг друга. И это продолжалось бы, наверное, еще долго, если бы Эльвира, как и всегда в таких случаях, не взяла инициативу на себя. Она командным голосом приказала:
– Всем прекратить балаган и слушать меня. Вы, Марк Семенович, возвращаетесь в лоно своей партии, под мудрое руководство вашего шефа. А с вашим заявлением, – она выхватила листок бумаги из его рук, – мы поступим вот так. – Она начала с остервенением рвать его на мелкие кусочки. – И забудьте ваши заблуждения на этот счет. У нас с вами еще очень много дел не сделано, и основное: мы должны двигать нашего глубокоуважаемого… – при этом она, улыбнувшись, посмотрела на Алексея Ивановича. – А вы, Алексей Иванович, забудьте, что у нас с вами когда-то было. Ничего не было, это был только сон. Все силы – на карьеру, и никаких неформальных отношений со штатом, я этого не потерплю. – Она шутливо погрозила ему пальчиком. – И возвращайтесь домой к своей Марье Ивановне. Она у вас – очень хороший человек. А я займусь вплотную вместе с Марком Семеновичем вашей, а значит, и нашей карьерой. Все решено и, надеюсь, обойдемся без комментариев.
– Но, Эльвира Николаевна, – попытался еще что-то сказать Алексей Иванович, – я уже не могу без…
– Все, – решительно заявила Эльвира, – это решение окончательное и обжалованию не подлежит. Мы друг другу больше нужны как сотрудники, если хотите, как сообщники, а не любовники. Решение мною принято, и я больше не намерена ничего повторять, учтите, пожалуйста, это.
Она обратилась к Марку Семеновичу.
– Какие у нас сегодня планы?
Он тяжело вздохнул.
– Сегодня звонил Бабарыкин.
– Я уже слышала об этом, – она защелкала пальцами, как его… – вспоминая, как его зовут, – ну, этот…
– Толстожопый, – не сдержавшись, с радостью выпалил Алексей Иванович.
– Пусть так, если вам того хочется. И что же он хотел?
– Он, – продолжал Марк Семенович, – просил Алексея Ивановича сегодня встретиться со спонсорами. А вернее, об этом просил сам председатель.
– Вот видите, сам председатель вас уже просит, – заметила Эльвира, – у вас начинаются очень серьезные дела, ваши акции выросли, если сам председатель просит. Вы заметили, не приказывает, а просит. И все это благодаря разумной, продуманной политике, которую мы с вами проводим. Вы договаривайтесь о встрече, а у меня сегодня своя встреча с французом. Надо проследить все самостоятельно, что они там наснимали и намонтировали. Завтра во Франции, а сегодня уже, возможно, и здесь, в посольстве, они планируют показ снятого фильма. Там в главной роли вы, Алексей Иванович, так что, вы понимаете, все должно быть на высшем уровне и без каких-либо ошибок. Иначе вам и нам удачи не видать, глубокоуважаемый мой шеф.
– Что-то уж больно скор твой француз, чтобы за сутки сделать целый фильм, откуда такая прыть?
– Все очень просто, здесь пахнет большими деньгами, он мне сам об этом сказал. А в таких случаях они работают скоро.
Алексей Иванович ненадолго задумался, потом, сделав начальственное выражение лица, неожиданно для присутствующих произнес:
– Это все, конечно, хорошо, Эльвира Николаевна. Делайте свои дела, никто не возражает по этому поводу. Но тем не менее вы должны быть на сегодняшней встрече со спонсорами, дело ничуть не менее ответственное. – Это он сказал в несвойственной ему манере общения с Эльвирой – строгой начальственной форме.
«Так-так, – подумал про себя как всегда наблюдательный Марк Семенович, – у нашего Ромео любовный пыл, по-моему, стихает и место уступает банальной страсти – жажде власти».
Это свое умозаключение он, как видите, почти облек в стихотворную форму, что вызвало у него самого улыбку на лице.
Эльвира тоже обратила внимание на строгость и начальственность тона Алексея Ивановича, но это у нее почему-то не вызвало злобы или недовольства. Она, как обычно в таких случаях, не стала кочевряжиться, а просто вытянулась по стойке смирно и, отдав честь, произнесла:
– Слушаюсь, господин всенародный избранник.
– Ну, что вы, – засмущался Алексей Иванович, – я просто… я просто прошу вас.
– Просьба начальника – приказ для подчиненного, – в том же духе, опять по-военному, отрапортовала она. – Ровно в восемь я буду на месте.
Вам, может быть, смешно, но в результате этого обещания важное дело было испорчено, что впоследствии им принесло много всяких и разных неприятностей и проблем.
Когда просмотр фильма во французском посольстве подходил к концу, Эльвира уже больше смотрела на часы, нежели на экран. А заключительную часть, где Алексей Иванович, как вы помните, по ее настоянию очень хорошо говорил о президенте (прямо панегирик), вообще не успела посмотреть, полностью положившись на профессионализм необычайно обаятельного и обходительного директора центра, с которым она за время их совместной работы успела сдружиться. И несмотря на то, что обаятельность директора и переливалась через край, ровно в половине шестого Эльвира вылетела из посольства, как пуля из ружья. Ну а к чему это привело, увидите сами в последующем нашем повествовании.
ГЛАВА 8
Причем он это говорил громко, в присутствии своих дружков или просто случайных людей, абсолютно не стесняясь, да и, по правде говоря, плюя на окружающих. Она старалась не обращать на него внимания. А про себя думала:
«Был бы Федя живой, он бы ему показал».
Все это тянулось где-то около полугода и закончилось в конце концов плохо.
Однажды вечером, не дождавшись попутки, чтобы ехать в деревню, она повернула опять в город. Дорога ей было хорошо знакома, все детство и юность она по ней топала. Однако место было нелюдное и до города надо было пройти около километра. Ее догнал джип. За рулем сидел тот самый Гриша в сильном подпитии, а с ним еще трое ребят. Он остановился возле нее, открыл дверь, пригласил ее:
– Садись, подвезу, что грязь-то месить.
Она поблагодарила, отказалась. Машина отъехала вперед и встала.
Когда она проходила мимо нее, из машины выскочили те трое, затащили ее в машину, связали, заткнули рот. После чего развернулись и поехали в сторону ее деревни. Этот ублюдок Гриша сказал:
– Чтоб добираться до дома нетрудно было.
На опушке леса, рядом с деревней ее вытащили из машины. Двое держали, а эта сволочь насиловал ее. А когда закончил свое мерзкое дело, заржал:
– Ну, вот, а ты боялась…
Только один из этих мерзавцев отказался прикасаться к ней. Остальные… А Федька-то оказался импотентом!
Неделю она не выходила из дома. Петровы ежедневно навещали ее и, очевидно, догадывались, в чем здесь дело. Слух прошел по деревне, что она как будто бы спуталась с бандитом Гришкой из города. Да и он сюда приезжал до этого случая, но Эльвира не пускала его в дом, и он уезжал ни с чем.
Как-то, когда она уже отошла от произошедшего с ней, зашел Петров и сказал ей:
– Уезжай отсюда, покоя тебе не даст эта погань.
Через неделю она собралась, продала дом, распрощалась со всеми, сходила к Феде на могилку. Особенно ей жалко было расставаться с Петровыми, привыкла она к ним, всегда они ей помогали, чем могли. Распрощалась и уехала в город. В городе нашла Григория, он обычно ошивался в Доме офицеров, сейчас это называлось ночным клубом, вместе с казино. Как обычно, он сидел в компании молодых ребят и девушек. Он искренне обрадовался ее приходу и с усмешкой спросил:
– Нy что, отошла? Дело обычное, все это переживают.
После чего пригласил ее к столу. Она села, улыбнулась всем. Сделала вид, что она действительно все забыла. Он был необычайно щедр, она продолжала улыбаться, и всем казалось, что она счастлива…
В конце вечера попросила его отвезти к ней в деревню. А на ушко ему прошептала:
– Хочу, чтобы ты был один, хочется еще раз вспомнить все, как было… Но сейчас у меня одно маленькое дельце.
Договорились встретиться с ним у автобусной остановки за городом, где она обычно ждала попутку до своей деревни. Эльвира сходила на вокзал, купила билет на поезд до Москвы, затем зашла в хозмаг, где попросила найти ей нож, которым скопят поросенка. Продавец долго искал, но ничего подходящего не нашел, но протянул ей что-то подобное садовому ножу и с любопытством спросил:
– Сами будете делать, девушка, или помочь?
Эльвира была в хорошем настроении, она ему улыбнулась своею неотразимою улыбкой, сказав:
– Сама справлюсь, жаль только, что любимый хряк.
Продавец улыбнулся и с любопытством посмотрел на нее:
– Какая вы жестокая, девушка.
– Такая уж, – тоже с улыбкой ответила она.
Когда она пришла на встречу, машина уже ждала ее. Он, конечно же, предположил, что они с нею поедут к ней в деревню и там заночуют. Однако Эльвира, изобразив страсть, игриво пригласила исполнить любовь здесь же, сказав:
– Я хочу в машине, мне нравится романтика в любви.
Он сразу же полез к ней, и как только обнажил свои причиндалы, она чиркнула по ним припасенным ножом и сразу же в дверь. Тот взревел действительно как недорезанный хряк, выскочил из машины, пытаясь ее догнать. Но, увидев потоки крови, зажал руками то, что осталось, быстро сел в машину и погнал в больницу. Последняя фраза, которую услышала Эльвира, была:
– Ну, погоди, сука, мы с тобою еще поквитаемся.
Слава Богу, больше она его не видела. Узнав, что в городе принимает московский депутат, она решила искать защиты у него. Но депутат Расшумелов был под градусом, это ее не удивило: как же – из Москвы. Поэтому она не стала ничего рассказывать о том, что произошло. Ну, а что было потом, вы уже знаете. В этот же день они улетели в Москву.
Все это Эльвира рассказала, как на исповеди, честно, без лукавства. Марк Семенович внимательно слушал, ни разу не перебив ее. Они оба замолчали. Первая начала Эльвира:
– А вы знаете, после последних побед Алексея Ивановича на животноводческом поприще я даже как-то зауважала его, как бы к нему прониклась. Все-таки деловой он мужик, труженик, с крестьянской сметкой, не то что все остальные…
– А я? – поинтересовался Марк Семенович.
– Да и вы тоже, просто никто из вас не занимается своим делом. Все мы вечно куда-нибудь лезем, – подытожила она, – может быть, от того, что всем уже надоели эти современные дураки, которые нами помыкают, да и… – Она неожиданно остановилась: – Все, уже рассвет; всем спать, завтра нас ожидают еще большие дела, не надо расслабляться. – Затем последовала пауза, после чего Эльвира неожиданно сказала: – А вы очень симпатичный и очень искренний человек, спасибо вам за все.
Последнюю фразу она сказана, уже еле шевеля губами, мягко входя в царство Морфея.
Утром, часов в двенадцать, когда все еще спали, раздался звонок мобильника Марка Семеновича. Дабы не разбудить остальных, он вышел в коридор, плотно закрыв за собою дверь. Еще не отойдя от сна, он чуть заспанным голосом просипел в трубку:
– Доброе утро. Это я, Марк Семенович, здравствуйте, Виктор Андреевич.
Бабарыкин жизнерадостным голосом:
– Ну, вы молодцы, ребята, хорошо поработали. Здесь, в Думе, все только о вас говорят, здорово вы их там разложили, особенно этого – худосочного.
Он заливисто засмеялся.
– Ну, молодцы, ничего не скажешь…
– Позвать Алексея Ивановича? – приостановил его Марк Семенович.
– Нет-нет, пусть отдыхает, утомился, наверное, вчера. Да, ты это ему скажи, председатель звонил, возможно, захочет сегодня увидеться с ним, очень тепло об Алеше говорил. Передай ему привет и скажи: я рад за него и дружбе с ним, передай обязательно, не забудь. До свидания.
– До свидания.
Марк Семенович выключил телефон и тихо вошел в комнату, мягко ступая возле спящей Эльвиры. Остановился, поправил сползшее одеяло, думая про себя:
«Это же надо, и года не прошло, как стал опять лучшим другом. И как это у них так все просто получается, без всяких церемоний. Только еще вчера по стене размазывал, а сегодня – лучший друг. Да-а-а».
Он опять улегся на диване, пытаясь все-таки решить вопрос: уйти ему с этой работы или… Его размышления были прерваны всегдашним громовым:
– Марк Семенович! Где ты? Куда запропастился?
– Да здесь я, куда мне деваться, в самом деле, – проворчал он, стараясь говорить как можно тише.
Однако проснулась и Эльвира.
– Доброе утро, Марк Семенович.
Это она сказала тоже очень тихо.
– Ну, что, начался день, и опять все по-новому?
– Да и я вот тоже об этом, – продолжал он обдумывать свой уход с работы. – Наверное, подам сегодня заявление об уходе, надоело все до чертиков, – с грустью в голосе проговорил он.
– Ну вот, вы опять за старое, – вздохнула Эльвира, – не говорите ерунды, и даже не думайте об этом. Нам с вами отступать некуда, за нами Россия, будем добиваться своего.
Она сладко потянулась.
– Вы со своей интеллигентностью и знанием языков, а я – со всем остальным, чем меня Господь не обошел. А вместе у нас получится сильнейший тандем, локомотив, можно сказать. Все пробьем, любые преграды сметем. Так что не смейте даже думать об этом.
Из спальни послышалось недовольное ворчание шефа:
– Копается, понимаешь, как барышня на выданье.
Марк Семенович пытался еще что-то сказать, но Эльвира замахала рукой:
– Все, все, идите, а то он опять начнет ко мне приставать.
Марк Семенович вздохнул, нехотя направился к двери, вошел в спальню:
– Доброе утро, Алексей Иванович.
– Доброе, – ответил тот, – ну, что там на белом свете деется? Рассказывай, друг ситный, наверное, уже звонил Бабарыкин? Ну, что, утерся? – спросил он жизнерадостным голосом.
– Похоже, что утерся, – довольным голосом сообщил Марк Семенович, – просил передать, что он гордится дружбой с вами, а если быть точным, то он сказал, с Алешей, то есть опять-таки с вами, получается.
– Ты смотри-ка, вот прохиндей, и здесь увернулся. Значит, и до них уже дошло.
– Дошло. Разговоры в Думе только об этом. Председатель уже звонил ему сегодня, хорошо о вас говорил. Бабарыкин сказал, что, может, сегодня он захочет с вами поговорить.
– Вот как? Ну, завертелась, закружилась карусель. Теперь держись, толстозадый Бабарыкин, я тебе еще припомню. Будешь ты у меня по регионам скакать, как козел по огороду, тогда поймешь, почем фунт лиха, понимаете, а то…
Марк Семенович, помня доброе к нему отношение Бабарыкина, попытался было урезонить его:
– Да вы не серчайте на него, Алексей Иванович. Работа у него такая, должен прижимать подчиненных.
Но это, наоборот, как за живое задело Алексея Ивановича. Его прямо понесло, как в мутном потоке:
– Что? Должен? Дорогой мой, он всегда должен помнить основной закон нашего государства – сегодня ты пахан, а завтра, возможно, и шестерить придется, так что, пожалуйста, не защищай его, все равно урою я этого Бабарыкина.
Марк Семенович тяжело вздохнул:
– Ну, вот, вы прямо с утра уже начинаете накручивать какие-то зэковские обороты.
Алексей Иванович почувствовал себя неловко и начал оправдываться:
– Да это вовсе не я, так мой сосед по даче говорит, я его цитирую. А что ты хотел, у нас сейчас в стране все перемешалось, не поймешь, who is who, и, главное, где. У меня вот, к примеру, сосед по даче – бандит, а я – депутат Государственной Думы. И все вокруг знают об этом. Так вот, случись что-нибудь, люди идут к нему. Не ко мне, заметь, как это должно бы быть, к депутату. Он все и решает.
Чуть помолчав, спохватился:
– Ну, да ладно об этом, надоело, честное слово. Как там Эльвира Николаевна? Я вчера ничего, не приставал, не ругался, вел себя прилично? – перечислил он весь свой джентльменский набор.
– Да, в общем-то, ничего… терпимо.
– Пойду посмотрю, как она там, пожелаю доброго утра.
Он встал, стал разминать руки, жалуясь:
– Ты знаешь, у меня после вчерашнего доения руки ломит, сил нет. Как бедные доярки живут, не понимаю, вот жизнь им досталась.
– Да, тяжело им приходится, беднягам, – согласился с ним Марк Семенович.
– Ха-ха-ха, – неожиданно раскатисто рассмеялся Алексей Иванович, – зато у моего теперь уже закадычного друга, Шпееровича, наверное, голова сейчас раскалывается после вчерашнего битья ее хвостом. – Он опять ехидно засмеялся. – Ну, я пошел.
Он вошел в гостиную на цыпочках и, как прежде, стал приближаться к ней. Эльвира, похоже, на сей раз действительно крепко спала. Подошел к ней совсем близко и собрался уже прокукарекать или пролаять для смеха, как это делала она сама в прошлый раз. Но неожиданно он был сражен на месте таким громогласным рыком, что, как и прежде, в испуге отпрянул от нее и так же завалился на стул и по нему сполз на пол, и так же, как тогда, проговорил что-то невразумительное себе под нос.
Эльвиру это сильно развеселило, она громко рассмеялась.
– Какой же вы у нас, в самом деле, пугливый, честное слово, Алексей Иванович.
– Да что вы, Господи, в самом деле, ну разве так можно? Ведь так недолго и инфаркт схлопотать.
Эльвира продолжала заразительно смеяться.
– Так что же вы себя не бережете, подкрадываетесь, понимаете, напугать собирались бедную женщину.
– Да я ведь всего-то хотел сказать вам кукареку и пожелать доброго утра.
– Да что вы? – искренне удивилась Эльвира. – А я было подумала, что вы собираетесь покуситься на честь и достоинство своего преданного секретаря.
Он еще что-то проворчал, а потом неожиданно торжественно сообщил:
– Помощника, Эльвира Николаевна, я вам обещаю, сегодня вы получите назначение на этот пост. А покушаться на вас я вовсе не собирался. Вам показалось.
– Ну, вот и правильно, одобряем. А в связи с тем, что сегодня я получаю официальное место, имею честь сообщить вам, что наши отношения с этого дня переходят в совершенно иные плоскостные и глубинные измерения. Марк Семенович! – тут же прокричала она, – идите к нам, я хочу сделать срочное официальное заявление.
Вышел из спальни как всегда озабоченный Марк Семенович, сделав вид, что не заметил, в каком несуразном положении находится его шеф на полу.
– Да, Эльвира Николаевна, вы меня вызывали? – обратился он к ней.
Алексей Иванович попытался было самостоятельно подняться, но опять соскользнул туда же, на пол. И, уже не сдерживаясь, прорычал в сторону помощника.
– Да что же вы, в самом деле, неужели не видите, в каком несуразном положении я нахожусь, помогите же мне встать, черт вас побери! – он протянул ему руку.
– Всем сохранять приобретенное положение, – неожиданно скомандовала Эльвира. – Иначе я утеряю мысль. Итак, к черту всякую дипломатию.
Она махнула рукой, как отрубила что-то ненужное.
– Итак, наши отношения, Алексей Иванович, из черт-те каких переходят в русло нормальных, рабочих. Иначе нам не решить стоящих перед нами проблем, а их, я уверяю, предостаточно, поверьте мне.
– Но как же, Эльвира, это невозможно, – пытался подняться уже с помощью Марка Семеновича, крепко ухватившись за его руку. – Я так не могу, как раз только сегодня я собирался сделать вам официальное предложение, спросите у Марка.
– Да что вы говорите? Это действительно так, Марк Семенович? – с удивлением спросила Эльвира.
– Да, это так, – повернувшись к ней, изъяв при этом свою руку из руки Алексея Ивановича, подтвердил тот без энтузиазма.
Алексей Иванович уже было стал подниматься, опять с грохотом приземлился на пол, причем на сей раз с полного маху, без всякого скольжения по стулу, больно ударившись копчиком. Он взвыл и, как полагается в таких случаях, грубо выругался. Ну а Марк Семенович, абсолютно не обращая внимания на своего шефа, продолжил:
– Вы знаете, мне это сейчас уже абсолютно все равно… вот мое заявление об уходе.
Он протянул Алексею Ивановичу бумагу, даже не посмотрев в его сторону.
– Вот, пожалуйста, завизируйте.
Эльвира вместе с Алексеем Ивановичем в один голос потребовали:
– Прекратить!
Алексей Иванович – тут же Эльвире.
– И вы прекратите, и сейчас же вернитесь в лоно наших прежних отношений.
Эльвира с Марком Семеновичем воскликнули одновременно:
– Это невозможно!
Возникла путаница. Все стали говорить, не слушая друг друга. И это продолжалось бы, наверное, еще долго, если бы Эльвира, как и всегда в таких случаях, не взяла инициативу на себя. Она командным голосом приказала:
– Всем прекратить балаган и слушать меня. Вы, Марк Семенович, возвращаетесь в лоно своей партии, под мудрое руководство вашего шефа. А с вашим заявлением, – она выхватила листок бумаги из его рук, – мы поступим вот так. – Она начала с остервенением рвать его на мелкие кусочки. – И забудьте ваши заблуждения на этот счет. У нас с вами еще очень много дел не сделано, и основное: мы должны двигать нашего глубокоуважаемого… – при этом она, улыбнувшись, посмотрела на Алексея Ивановича. – А вы, Алексей Иванович, забудьте, что у нас с вами когда-то было. Ничего не было, это был только сон. Все силы – на карьеру, и никаких неформальных отношений со штатом, я этого не потерплю. – Она шутливо погрозила ему пальчиком. – И возвращайтесь домой к своей Марье Ивановне. Она у вас – очень хороший человек. А я займусь вплотную вместе с Марком Семеновичем вашей, а значит, и нашей карьерой. Все решено и, надеюсь, обойдемся без комментариев.
– Но, Эльвира Николаевна, – попытался еще что-то сказать Алексей Иванович, – я уже не могу без…
– Все, – решительно заявила Эльвира, – это решение окончательное и обжалованию не подлежит. Мы друг другу больше нужны как сотрудники, если хотите, как сообщники, а не любовники. Решение мною принято, и я больше не намерена ничего повторять, учтите, пожалуйста, это.
Она обратилась к Марку Семеновичу.
– Какие у нас сегодня планы?
Он тяжело вздохнул.
– Сегодня звонил Бабарыкин.
– Я уже слышала об этом, – она защелкала пальцами, как его… – вспоминая, как его зовут, – ну, этот…
– Толстожопый, – не сдержавшись, с радостью выпалил Алексей Иванович.
– Пусть так, если вам того хочется. И что же он хотел?
– Он, – продолжал Марк Семенович, – просил Алексея Ивановича сегодня встретиться со спонсорами. А вернее, об этом просил сам председатель.
– Вот видите, сам председатель вас уже просит, – заметила Эльвира, – у вас начинаются очень серьезные дела, ваши акции выросли, если сам председатель просит. Вы заметили, не приказывает, а просит. И все это благодаря разумной, продуманной политике, которую мы с вами проводим. Вы договаривайтесь о встрече, а у меня сегодня своя встреча с французом. Надо проследить все самостоятельно, что они там наснимали и намонтировали. Завтра во Франции, а сегодня уже, возможно, и здесь, в посольстве, они планируют показ снятого фильма. Там в главной роли вы, Алексей Иванович, так что, вы понимаете, все должно быть на высшем уровне и без каких-либо ошибок. Иначе вам и нам удачи не видать, глубокоуважаемый мой шеф.
– Что-то уж больно скор твой француз, чтобы за сутки сделать целый фильм, откуда такая прыть?
– Все очень просто, здесь пахнет большими деньгами, он мне сам об этом сказал. А в таких случаях они работают скоро.
Алексей Иванович ненадолго задумался, потом, сделав начальственное выражение лица, неожиданно для присутствующих произнес:
– Это все, конечно, хорошо, Эльвира Николаевна. Делайте свои дела, никто не возражает по этому поводу. Но тем не менее вы должны быть на сегодняшней встрече со спонсорами, дело ничуть не менее ответственное. – Это он сказал в несвойственной ему манере общения с Эльвирой – строгой начальственной форме.
«Так-так, – подумал про себя как всегда наблюдательный Марк Семенович, – у нашего Ромео любовный пыл, по-моему, стихает и место уступает банальной страсти – жажде власти».
Это свое умозаключение он, как видите, почти облек в стихотворную форму, что вызвало у него самого улыбку на лице.
Эльвира тоже обратила внимание на строгость и начальственность тона Алексея Ивановича, но это у нее почему-то не вызвало злобы или недовольства. Она, как обычно в таких случаях, не стала кочевряжиться, а просто вытянулась по стойке смирно и, отдав честь, произнесла:
– Слушаюсь, господин всенародный избранник.
– Ну, что вы, – засмущался Алексей Иванович, – я просто… я просто прошу вас.
– Просьба начальника – приказ для подчиненного, – в том же духе, опять по-военному, отрапортовала она. – Ровно в восемь я буду на месте.
Вам, может быть, смешно, но в результате этого обещания важное дело было испорчено, что впоследствии им принесло много всяких и разных неприятностей и проблем.
Когда просмотр фильма во французском посольстве подходил к концу, Эльвира уже больше смотрела на часы, нежели на экран. А заключительную часть, где Алексей Иванович, как вы помните, по ее настоянию очень хорошо говорил о президенте (прямо панегирик), вообще не успела посмотреть, полностью положившись на профессионализм необычайно обаятельного и обходительного директора центра, с которым она за время их совместной работы успела сдружиться. И несмотря на то, что обаятельность директора и переливалась через край, ровно в половине шестого Эльвира вылетела из посольства, как пуля из ружья. Ну а к чему это привело, увидите сами в последующем нашем повествовании.
ГЛАВА 8
Увлечение Эльвиры, неожиданно перешедшее в любовь
(Коготок увяз – всей птичке пропасть)
Когда они подъехали к «Метрополю», возле него творилось черт-те что: ни одной машины перед входом, ни одного прохожего или зеваки.
– Во, оцепили, наверняка не слабые люди гуляют, – отметил как всегда наблюдательный Марк Семенович.
– Если вы о нас говорите, то спасибо, действительно, не слабые, – в тон ему произнес Алексей Иванович.
Учтивый швейцар уже открывал дверь еще не остановившейся машины. Для Алексея Ивановича посещение этого ресторана уже стало привычным делом. За последние восемь лет, как он стал депутатствовать, здесь он бывал частенько – собрания партии, встречи с людьми, делающими политику или бизнес, или, как сегодня, встреча со спонсорами.
Марк Семенович хорошо помнил этот ресторан еще по студенческим годам. Тогда он еще был доступен для простых людей. Они посещали его раз в год, когда на старших курсах возвращались домой после строительных отрядов. Тогда им казалось, что они привозили с собою большие деньги, хотя по современным понятиям это была сущая ерунда.
Эльвира это красивое здание помнила только из детства, когда она с родителями хоть редко, но приезжала в Москву. Отец, показывая на «Метрополь», рассказывал ей, что здесь бывал Шаляпин и дядя Петя, папин брат, полный кавалер ордена Славы. Для них правительство на 9 мая раз в году здесь устраивало встречу. Тогда еще дядя Петя произносил непонятное для нее слово – халява. А умер он уже в наше время в полной нищете. Все деньги, которые они годами откладывали с женою, в один момент превратились в кучу мусора. Еле удалось с помощью родственников похоронить его как следует, и то отец сам сделал памятник из железа со звездой. А вскоре и сам умер, а потом и мама. И у них были проблемы с похоронами. Все это у Эльвиры промелькнуло в памяти, пока они подходили к дверям ресторана. Внутри ей до сих пор не приходилось бывать, а тогда, в детстве, очень хотелось посмотреть на интерьеры хоть одним глазком. «И вот, кажется, и сбылась моя мечта», – подумалось ей.
Навстречу им вышел элегантный молодой человек, который с каждым из них поздоровался за руку. Алексею Ивановичу он сказал:
– Вахтанг Георгиевич уже на месте, ждет вас.
Далее они поднялись по красивой мраморной лестнице со скульптурами. На площадках стояли швейцары, учтиво наклонившие головы. Вошли в помпезный зал, по углам которого располагались бары, где за стойками находились по два молодых человека в бабочках.
Встретивший их человек сказал, чтоб они здесь поразмялись и отдохнули. А Алексея Ивановича отвел в угол зала, где за тяжелыми портьерами, очевидно, находился закуток, отделенный от общего зала. Сразу же за ними портьеры были задернуты.
Марк Семенович придирчиво разглядывал публику. А Эльвира – с удовольствием и любопытством, как это вообще свойственно неизбалованным людям из провинции. Особенно ей нравилась работа обслуги, в данном случае – барменов. Молодые люди, казалось, готовы были выполнить любое желание, любой каприз подходящих к стойке гостей.
«Конечно же, в пределах разумного, – подумала Эльвира. Хотя она еще раз более внимательно вгляделась в их лица и заключила: – Да и не очень разумного, но в пределах».
– Ну что, Эльвира Николаевна, разомнемся слегка, – указав на стойку бара, предложил Марк Семенович.
– Пожалуй, доллары у нас есть.
– Хм, – улыбнулся он. – Здесь не надо платить, мы им оказываем честь своим присутствием.
Они подошли к стойке бара. Один из молодых людей мило заулыбался, протянул им карточку.
– Прошу вас, заказывайте.
У стойки стояли еще два немолодых человека, изучая ассортимент. Эльвира передала карточку Марку Семеновичу, а сама прислушалась к их разговору. Один другому жаловался.
– Вчера был на крестинах у Арнольда Тихомировича, кажется, не слегка перегрузился икоркой, теперь вот себя неважно чувствую, такая беда.
– Так закажи сельтерской водички, промой кишочки, из своего опыта знаю, помогает, – объяснил он своему собеседнику.
Бармен сделал очень огорченное лицо, учтиво наклонив к ним голову.
– К сожалению, у нас такой воды нет, но есть московская, боржоми, ессентуки, пожалуйста, какой изволите?
Второй, очевидно, более знакомый с местными порядками, неожиданно вмешался в их разговор.
– Именно сельтерской, милый, что значит – нет, будь любезен, исправь положение.
Официант только на мгновение задержался с ответом, но сразу же засуетился, очевидно, почувствовав в говорившем важную персону. Он еще более учтиво наклонил голову и елейным голосом промямлил:
– Сию минуточку, я сейчас, придется чуть-чуть подождать.
И тут же что-то сказал своему помощнику, тот мгновенно исчез за дверцей в глубине бара. Пока они с Марком Семеновичем делали заказ, помощник бармена на подносике принес запотевшую бутылку сельтерской с двумя бокалами на нем. Эльвира не поленилась прочесть название воды на бутылке. Тот первый поблагодарил и, наклонив голову, поприветствовал Эльвиру поднятием бокала. Эльвира ответила ему улыбкой.
Марк Семенович продолжал разглядывать публику.
В зале было немного людей, человек 30-40, не считая прячущихся от чужих взоров за портьерой. Из них было немного женщин, в основном, представленных мартышками-секретаршами, блядушками или чем-то средним между ними. По-настоящему матерой здесь была только одна женщина – Эльвира. Эту оценку присутствующей здесь женской действительности дал, конечно же, Марк Семенович и сейчас же донес ее до интересующей инстанции.
(Коготок увяз – всей птичке пропасть)
Когда они подъехали к «Метрополю», возле него творилось черт-те что: ни одной машины перед входом, ни одного прохожего или зеваки.
– Во, оцепили, наверняка не слабые люди гуляют, – отметил как всегда наблюдательный Марк Семенович.
– Если вы о нас говорите, то спасибо, действительно, не слабые, – в тон ему произнес Алексей Иванович.
Учтивый швейцар уже открывал дверь еще не остановившейся машины. Для Алексея Ивановича посещение этого ресторана уже стало привычным делом. За последние восемь лет, как он стал депутатствовать, здесь он бывал частенько – собрания партии, встречи с людьми, делающими политику или бизнес, или, как сегодня, встреча со спонсорами.
Марк Семенович хорошо помнил этот ресторан еще по студенческим годам. Тогда он еще был доступен для простых людей. Они посещали его раз в год, когда на старших курсах возвращались домой после строительных отрядов. Тогда им казалось, что они привозили с собою большие деньги, хотя по современным понятиям это была сущая ерунда.
Эльвира это красивое здание помнила только из детства, когда она с родителями хоть редко, но приезжала в Москву. Отец, показывая на «Метрополь», рассказывал ей, что здесь бывал Шаляпин и дядя Петя, папин брат, полный кавалер ордена Славы. Для них правительство на 9 мая раз в году здесь устраивало встречу. Тогда еще дядя Петя произносил непонятное для нее слово – халява. А умер он уже в наше время в полной нищете. Все деньги, которые они годами откладывали с женою, в один момент превратились в кучу мусора. Еле удалось с помощью родственников похоронить его как следует, и то отец сам сделал памятник из железа со звездой. А вскоре и сам умер, а потом и мама. И у них были проблемы с похоронами. Все это у Эльвиры промелькнуло в памяти, пока они подходили к дверям ресторана. Внутри ей до сих пор не приходилось бывать, а тогда, в детстве, очень хотелось посмотреть на интерьеры хоть одним глазком. «И вот, кажется, и сбылась моя мечта», – подумалось ей.
Навстречу им вышел элегантный молодой человек, который с каждым из них поздоровался за руку. Алексею Ивановичу он сказал:
– Вахтанг Георгиевич уже на месте, ждет вас.
Далее они поднялись по красивой мраморной лестнице со скульптурами. На площадках стояли швейцары, учтиво наклонившие головы. Вошли в помпезный зал, по углам которого располагались бары, где за стойками находились по два молодых человека в бабочках.
Встретивший их человек сказал, чтоб они здесь поразмялись и отдохнули. А Алексея Ивановича отвел в угол зала, где за тяжелыми портьерами, очевидно, находился закуток, отделенный от общего зала. Сразу же за ними портьеры были задернуты.
Марк Семенович придирчиво разглядывал публику. А Эльвира – с удовольствием и любопытством, как это вообще свойственно неизбалованным людям из провинции. Особенно ей нравилась работа обслуги, в данном случае – барменов. Молодые люди, казалось, готовы были выполнить любое желание, любой каприз подходящих к стойке гостей.
«Конечно же, в пределах разумного, – подумала Эльвира. Хотя она еще раз более внимательно вгляделась в их лица и заключила: – Да и не очень разумного, но в пределах».
– Ну что, Эльвира Николаевна, разомнемся слегка, – указав на стойку бара, предложил Марк Семенович.
– Пожалуй, доллары у нас есть.
– Хм, – улыбнулся он. – Здесь не надо платить, мы им оказываем честь своим присутствием.
Они подошли к стойке бара. Один из молодых людей мило заулыбался, протянул им карточку.
– Прошу вас, заказывайте.
У стойки стояли еще два немолодых человека, изучая ассортимент. Эльвира передала карточку Марку Семеновичу, а сама прислушалась к их разговору. Один другому жаловался.
– Вчера был на крестинах у Арнольда Тихомировича, кажется, не слегка перегрузился икоркой, теперь вот себя неважно чувствую, такая беда.
– Так закажи сельтерской водички, промой кишочки, из своего опыта знаю, помогает, – объяснил он своему собеседнику.
Бармен сделал очень огорченное лицо, учтиво наклонив к ним голову.
– К сожалению, у нас такой воды нет, но есть московская, боржоми, ессентуки, пожалуйста, какой изволите?
Второй, очевидно, более знакомый с местными порядками, неожиданно вмешался в их разговор.
– Именно сельтерской, милый, что значит – нет, будь любезен, исправь положение.
Официант только на мгновение задержался с ответом, но сразу же засуетился, очевидно, почувствовав в говорившем важную персону. Он еще более учтиво наклонил голову и елейным голосом промямлил:
– Сию минуточку, я сейчас, придется чуть-чуть подождать.
И тут же что-то сказал своему помощнику, тот мгновенно исчез за дверцей в глубине бара. Пока они с Марком Семеновичем делали заказ, помощник бармена на подносике принес запотевшую бутылку сельтерской с двумя бокалами на нем. Эльвира не поленилась прочесть название воды на бутылке. Тот первый поблагодарил и, наклонив голову, поприветствовал Эльвиру поднятием бокала. Эльвира ответила ему улыбкой.
Марк Семенович продолжал разглядывать публику.
В зале было немного людей, человек 30-40, не считая прячущихся от чужих взоров за портьерой. Из них было немного женщин, в основном, представленных мартышками-секретаршами, блядушками или чем-то средним между ними. По-настоящему матерой здесь была только одна женщина – Эльвира. Эту оценку присутствующей здесь женской действительности дал, конечно же, Марк Семенович и сейчас же донес ее до интересующей инстанции.