Страница:
Эльвира замолчала, напряженно о чем-то думая.
Марк Семенович знал, что в эти минуты ее тревожить нельзя. Он терпеливо ждал. Затем, как бы очнувшись от своих мыслей, она очень спокойно заявила:
– Я все поняла, это моя вина, мое желание как-то проявиться, хоть краешком мелькнуть на экране, мое стремление быть замеченной. Одним словом – всему виною я. Свинья, да и только. Бедный Алексей Иванович, для него депутатство – вся его жизнь. Даже его плохие отношения с женой – на моей совести.
– Прекратите, Эльвира Николаевна, – не сдерживаясь, воскликнул Марк Семенович, – вовсе здесь нет вашей никакой вины, не мучьте себя и успокойтесь, пожалуйста. Давайте лучше думать, как нам действительно выкрутиться из нелегкого положения.
– Да, да, я уже успокоилась, действительно, причитанием и самобичеванием делу не поможешь. Вы же знаете, Марк Семенович, не в моих правилах подставлять людей, которые хоть что-то мне хорошее сделали. – Алексей… так, все, стоп. На этом достаточно, – сама себе скомандовала Эльвира. – Ваша программа на завтрашний день? Что нам следует предпринять?
– Ну, во-первых, я звоню Бабарыкину и уточню, что и как.
– Разумно, – согласилась Эльвира, – особенно важно выяснить причины негодования по поводу Алексея Ивановича. И узнайте, что такого ужасного показали в фильме. Ну и… Кто смотрел эти пленки и т. д.
– Согласен.
– Ну, а мне придется все-таки навестить французского представителя. Надо постараться взять хотя бы ту часть записи, где Алексей Иванович говорил о поддержке президента.
– Только прошу вас, Эльвира Николаевна, это сделать при непосредственно моем участии.
– Это с какой стати? – возмутилась Эльвира. – Вы боитесь, что я наделаю глупостей?
– Нет, я этого не боюсь, но давайте все-таки лучше поедем вдвоем. Так будет надежнее.
Они еще долго обсуждали создавшееся положение и пришли к выводу, что оно – катастрофическое.
– Ну что же будем выкручиваться, – заключила Эльвира, – все-таки ответственность за содеянное лежит на мне. – Это были последние ее слова в обсуждении этой проблемы. – Теперь спать, вдогонку за Алексеем Ивановичем, – скомандовала она.
Утро было пасмурным, несмотря на то, что в окно светило солнце. Просто пасмурно было у всех на душе.
Алексей Иванович, без привычной игривости, уже не подзывал к себе Марка Семеновича, а просто сам вышел в халате, тихо обошел стол вокруг, где уже с самого утра совещались его помощники. Тяжело вздохнул и, бормоча что-то себе под нос, пошел бродить по квартире. Периодически из разных мест квартиры были слышны отрывочные его фразы: «Все пропало, какой президент? Зачем он мне нужен? И этот болван Бабарыкин, а председатель? Зачем мне это все нужно было?»
Марк Семенович оторвался от бумаг, вздохнул и с жалостью посмотрел на Алексея Ивановича.
– Что же вы себя так мучаете? Ну, и хорошо, что все пропало, вернетесь на свою прежнюю работу, будете курей разводить. Подепутатствовали, хватит, пусть и другие дурака поваляют… не все же вам одному.
Из кухни раздался голос Эльвиры.
– Каких курей? О чем вы говорите? – с возмущением спросила она. – Алексей Иванович прекрасный пчеловод. Но дело вовсе не в этом, он будет заниматься тем, чем хочет. Поэтому никуда он не возвращается, а останется на прежней работе. Это я вам обещаю, – твердо заключила она, – вы что, меня не знаете?
– Да, Эльвирочка, все ты хорошо говоришь, но разве можно что-нибудь поправить?
– Можно и нужно. Этим мы сейчас как раз и займемся. – А вы прекратите ныть и займитесь чем-нибудь, отвлекающим вас от этих грустных мыслей. Кстати, у вас хобби-то есть?
– Ну а как же, хм, у всякого порядочного человека оно должно быть, – как-то уж совершенно неуверенно произнес он.
– Вот и займитесь им.
– Но я сейчас не хочу.
Эльвира удивленно посмотрела на него и с подозрением спросила:
– А вы о чем, кстати?
– Ну, как же о ней, конечно.
– О ком, о ней, – уже не сдерживаясь. – О водке, конечно, о чем же еще, но сейчас я ее не хочу, не в радость она мне теперь, – с грустью произнес он.
Марк Семенович громко от души рассмеялся.
– Лучше бы вы уж спичечные коробки собирали, придумали черт-те что тоже, – Эльвира только покачала головой. – Да, действительно, тоже еще нашли себе хобби! И вообще, пока вы с этим повремените. Сегодня вы нам нужны в ясном уме.
– И с чистой совестью, – добавил Марк Семенович.
– Вот именно, в десять часов мы с Марком Семеновичем начинаем свою программу по вытягиванию вас, а заодно и нас из той ямы, куда мы коллективно попали.
– А вы поваляйтесь, почитайте что-нибудь из классики, а то все отчеты да просчеты, – опять съехидничал Марк Семенович. – А лучше «Как закалялась сталь», или «Подвиг разведчика» посмотрите. Вспомните, как люди попадали в разные переделки. И ничего, выбирались, а вы…
Алексей Иванович тяжело вздохнул.
– Да, пожалуй, пойду действительно поваляюсь, в этом я вам не помощник, – и тут же скрылся за дверью.
– Слава Богу, ушел, – облегченно вздохнула Эльвира. – А вы, Марк Семенович, давайте звоните этому, по вашей оценке теперь действительно толстожопому, большего он не заслуживает. Постарайтесь выяснить, что нас интересует. Узнайте все детали, а я пойду на кухню, похлопочу насчет завтрака.
– Хорошо, Эльвира Николаевна. – Он стал набирать номер.
– Алло, Виктор Андреевич? Помощник депутата Расшумелова…
– Стоп, стоп, – остановили его на другом конце, – такого депутата больше нет, и не напоминайте мне о нем, пожалуйста. Вы от него, кстати, звоните?
– Нет, – соврал Марк Семенович, – я из дома. Просто хотел узнать, что так вдруг все обернулось наоборот?
– Что? А вы не знаете?
– Нет, и не могу понять, что случилось.
– Доигрался ваш начальничек, еще не знаю, как все это закончится. Одно ясно, уезжать ему надо к месту своей прежней прописки, да чем скорее, тем лучше. Все, закончилась его депутатская миссия. Сколько раз я ему говорил, не слушал, вот и доигрался. Чтоб задумать подсидеть самого президента. Даже кошмаром это… назвать нельзя. Не знаю, или напридумывали эти французы, или ваш шеф после стакана, да наверняка не одного, такое учудил.
– Я что-то вас не пойму, Виктор Андреевич, как же это получилось? Ведь он там специально говорил, что рад нашему президенту, дай Бог ему здоровья, и страна потихонечку благодаря ему стала выправляться. Я тоже там присутствовал.
– Кому говорил и что говорил – не знаю, но я сам лично с председателем был на приеме у президента, и все это видел и слышал своими собственными глазами и ушами. Вообще шум большой устроил ваш будущий президент, олух царя небесного, – выругался он.
– Меня здесь замотали с этим делом не знаю как, чуть работы не лишился по его вине. Спасибо, председатель спас. Вас я ни в чем не виню, знаю, что с таким, как Расшумелов, не управится и посильнее вас помощник.
– Понятно. А что же мне теперь делать?
– А вам, дорогой мой, очевидно, надо подыскивать новую работу. Вакансий на помощников депутата сейчас нету, и похоже не появится в ближайшее время.
– Да я особенно и не рвусь на это место, я уже не раз подавал заявление об уходе, да Алексей Иванович не отпустил. Пойду, наверное, опять в школу учительствовать. По-моему, эта работа мне больше подходит.
– Ну что ж, желаю вам успеха на этом поприще.
– Спасибо… Да, – он задержался, как бы вспоминая, – а что это за дамочка была с ним рядом, когда он давал интервью? Это… – задумчиво протянул Виктор Андреевич.
– Это Эльвира Николаевна, очень хороший и умный человек. В последнее время она работала помощником в нашей группе, что называется на общественных началах.
Он посмотрел вокруг – в комнате никого не было, и уже тише добавил:
– Скоро она будет работать у президента в команде, так что постарайтесь ей не гадить, а то на сей раз не сносить вам головы.
Все это тайно слышала Эльвира, находящаяся на кухне. Последнюю фразу она особенно внимательно прослушала и мысленно постучала по дереву дверного косяка, дабы не сглазить. А на том конце провода не знали, как на это реагировать. Учитывая честность и порядочность Марка Семеновича, Бабарыкин на всякий случай отделался лишь междометиями, что-то вроде того – да ну, это может быть. А затем последовало быстрое пожелание всех благ и… отбой. Тут же появилась Эльвира.
– Ну что, – Марк Семенович тяжело вздохнул, – как мы и предполагали, кассета была показана, но не вся. А та ее часть, где Алексей Иванович дает интервью. А та часть, где он нахваливает президента, похоже, полностью изъята. Я это понял по интонации Бабарыкина. И все это назвали не иначе как борьбой за президентское кресло в России. Вот так и никак не иначе. Так что влипли мы с вами по самые уши и, естественно, также подставили и Алексея Ивановича.
– Спасибо, что вы пытаетесь разделить этот груз, лежащий у меня на душе, но все-таки это вина моя.
Марк Семенович сделал протестующее движение.
– Ни в коем случае. И все, прекратим. Я сейчас еду во французский центр и выбью, чего бы мне не стоило, эту злополучную кассету, а потом… а потом будет видно.
– Я с вами, как договорились.
– Нет, вы в Думу, как я договорилась, поезжайте, к вашему толстожопому, тьфу ты черт, вот привязалось, – искренне обругалась она, – и постарайтесь добиться приема у председателя, объясните ему все, как было. А я к этому, будь он неладен, к французу.
Затем, что-то вспомнив, Эльвира подозвала Марка Семеновича знаком руки, тихо спросила:
– А где Алексей Иванович хранит личное оружие?
– Вам это зачем, Эльвира Николаевна? – подозрительно посмотрев на нее, спросил Марк Семенович.
– Ну, мало ли что он еще может учудить, – показав на спальню, – дайте мне его, я перепрячу.
Марк Семенович принес из кухни пистолет.
– Вот, держите.
– Теперь дело наверняка будет сделано как надо, – твердо произнесла она, положив пистолет в сумочку.
Марк Семенович забеспокоился, быстро подошел к ней.
– Эльвира Николаевна, не смейте делать глупости, вы только навредите этим, – потянул руку к сумочке.
Она резко отстранила протянутую руку и тихо сказала.
– Спокойно, мой милый мальчик. – Глаза у нее при этом сузились, а лицо приобрело жесткое выражение. – Как-нибудь сама разберусь, что к чему.
Но, увидев огорченное лицо Марка Семеновича, смягчилась.
– Не волнуйтесь, все будет в пределах допустимого… законом, или вы меня плохо знаете, Марк Семенович? Все будет как надо, главное спокойствие, я ведь не дура. На этом все… Вам быстро одеваться, я уже почти готова. Выход через десять минут.
Марк Семенович медленно отошел от нее, повернулся, хотел что-то сказать еще, но промолчал, понимая бесполезность спора, стал собирать бумаги на столе.
Эльвира с сумочкой на плече подошла к спальне, постучала в дверь и тихо позвала:
– Алексей Иванович, вы не спите?
– Какой сейчас сон? – сразу ответил он, – проходите, на том свете отоспимся, а сейчас надо действовать.
Как ни странно, он был одет. И был необычайно напряжен и возбужден. В целом его вид не предвещал ничего хорошего.
– Вы куда-то собрались? – удивилась Эльвира.
– Я сейчас еду к Бабарыкину, набью ему морду, и не вздумайте останавливать меня, он заслужил это.
– Да вы что? – всполошилась Эльвира, – совсем стал плохой. Ведете себя как депутат неразумный.
– А я и есть он.
– Был, да сплыл, а теперь вы временно изгой, но… ждущий более важного назначения. Так, все, никаких разговоров, – она стянула с него пиджак, со штанами, надеюсь, вы справитесь сами. Все понятно?
Алексей Иванович опять сник, начал развязывать галстук.
– Ну, вот и хорошо, – уже примирительно сказала Эльвира и погладила его по голове, – главное, никаких глупостей. Без вас здесь найдутся желающие их сделать.
Она посмотрела на дверь – не слышал ли Марк Семенович, как она о себе говорит.
Алексей Иванович начал снимать брюки.
– Ну не буду вам мешать. Сейчас мы отправляемся как раз по вашим делам. Вам остается только сидеть и ждать. Главное – никому не звонить. Ждите нас к вечеру. Займитесь хозяйством. Кстати, вы умеете готовить?
– Нет, не приходилось. Это потому, что Марк Семенович, когда я в одиночестве, выручает дерунчиками. Но, по правде говоря, – он сделал кислую физиономию, – Я их уже на дух не переношу. Только вы уж ему об этом не говорите, обидеться может.
– Вот и пригласите Марью Ивановну, плохо вы с ней поступили. Да и я хороша тоже… Но об этом потом. Прежде чем вернуться, я вам позвоню. Если Марья Ивановна приедет, я заночую в другом месте.
– Да о чем вы говорите?
– О том, именно о том. Вам сейчас поддержка нужна не ваших помощников, а близкого человека. А мне, кстати, надо повидать родственников, живущих в Москве. – Она чмокнула его в щеку.
– И главное – повторяю – никаких глупостей, – опять сказала она, – если позвонит Бабарыкин, разговаривайте с обидой в голосе, жмите на то, что вас незаслуженно обидели. Будьте умницей, Алексей Иванович, я вам обещаю, все встанет на свои места. А не исключено, что будет даже и лучше. Вы же знаете меня уже не один день.
– Да, – улыбнулся он, – целых три.
– Пока.
Вышла Эльвира вместе с Марком Семеновичем, он протянул ей мобильный телефон.
– Положите себе в сумочку. Я прихватил второй. Номер моего записан на вашем телефоне. В любом случае мне сразу же позвоните, как закончите переговоры или, упаси Боже, при возникших каких-нибудь накладках – я сразу же буду у вас, Эльвира Николаевна. Я вас прошу.
– Не надо меня просить, я девушка честная, все равно ничего не получите.
– Вы все шутите.
– Без этого, – засмеялась она, – в наших депутатских делах нельзя – задолбают все кому не лень. За углом остановите. Я чуть пройдусь – надо войти в образ милой и слегка требовательной дамы.
На углу Марк Семенович притормозил, Эльвира вышла из машины.
– Как я выгляжу?
– На все сто.
– Все-таки я вас здесь у центра подожду, мало ли что? – с тревогой в голосе сказал Марк Семенович.
– Нет необходимости, дорогой мой, я во всем сама разберусь, я привыкла все делать сама, а вы поезжайте к своему незабвенному Бабарыкину и все там проясните. И главное – выясните, лично ли смотрел фильм президент или этим занимались его помощники. Для нас это важно. Советчики такого насоветуют, только слушай их.
– Хорошо, я постараюсь, вы только там осторожно, Эльвира Николаевна, – еще раз жалостливо попросил он.
– Какой же вы зануда, в самом деле, – в сердцах воскликнула она, неспешно направляясь к центру.
Затем Эльвира остановилась, подошла к машине и, поцеловав Марка Семеновича в щеку, провела ладошкой по его лицу.
– Все будет хорошо, поезжайте спокойно. – Еще некоторое время он сопровождал ее, пока она уже со злобой не махнула рукой в его сторону. – Не отвлекайте же меня!
Марк Семенович прибавил скорость и скрылся за углом.
ГЛАВА 10
Марк Семенович знал, что в эти минуты ее тревожить нельзя. Он терпеливо ждал. Затем, как бы очнувшись от своих мыслей, она очень спокойно заявила:
– Я все поняла, это моя вина, мое желание как-то проявиться, хоть краешком мелькнуть на экране, мое стремление быть замеченной. Одним словом – всему виною я. Свинья, да и только. Бедный Алексей Иванович, для него депутатство – вся его жизнь. Даже его плохие отношения с женой – на моей совести.
– Прекратите, Эльвира Николаевна, – не сдерживаясь, воскликнул Марк Семенович, – вовсе здесь нет вашей никакой вины, не мучьте себя и успокойтесь, пожалуйста. Давайте лучше думать, как нам действительно выкрутиться из нелегкого положения.
– Да, да, я уже успокоилась, действительно, причитанием и самобичеванием делу не поможешь. Вы же знаете, Марк Семенович, не в моих правилах подставлять людей, которые хоть что-то мне хорошее сделали. – Алексей… так, все, стоп. На этом достаточно, – сама себе скомандовала Эльвира. – Ваша программа на завтрашний день? Что нам следует предпринять?
– Ну, во-первых, я звоню Бабарыкину и уточню, что и как.
– Разумно, – согласилась Эльвира, – особенно важно выяснить причины негодования по поводу Алексея Ивановича. И узнайте, что такого ужасного показали в фильме. Ну и… Кто смотрел эти пленки и т. д.
– Согласен.
– Ну, а мне придется все-таки навестить французского представителя. Надо постараться взять хотя бы ту часть записи, где Алексей Иванович говорил о поддержке президента.
– Только прошу вас, Эльвира Николаевна, это сделать при непосредственно моем участии.
– Это с какой стати? – возмутилась Эльвира. – Вы боитесь, что я наделаю глупостей?
– Нет, я этого не боюсь, но давайте все-таки лучше поедем вдвоем. Так будет надежнее.
Они еще долго обсуждали создавшееся положение и пришли к выводу, что оно – катастрофическое.
– Ну что же будем выкручиваться, – заключила Эльвира, – все-таки ответственность за содеянное лежит на мне. – Это были последние ее слова в обсуждении этой проблемы. – Теперь спать, вдогонку за Алексеем Ивановичем, – скомандовала она.
Утро было пасмурным, несмотря на то, что в окно светило солнце. Просто пасмурно было у всех на душе.
Алексей Иванович, без привычной игривости, уже не подзывал к себе Марка Семеновича, а просто сам вышел в халате, тихо обошел стол вокруг, где уже с самого утра совещались его помощники. Тяжело вздохнул и, бормоча что-то себе под нос, пошел бродить по квартире. Периодически из разных мест квартиры были слышны отрывочные его фразы: «Все пропало, какой президент? Зачем он мне нужен? И этот болван Бабарыкин, а председатель? Зачем мне это все нужно было?»
Марк Семенович оторвался от бумаг, вздохнул и с жалостью посмотрел на Алексея Ивановича.
– Что же вы себя так мучаете? Ну, и хорошо, что все пропало, вернетесь на свою прежнюю работу, будете курей разводить. Подепутатствовали, хватит, пусть и другие дурака поваляют… не все же вам одному.
Из кухни раздался голос Эльвиры.
– Каких курей? О чем вы говорите? – с возмущением спросила она. – Алексей Иванович прекрасный пчеловод. Но дело вовсе не в этом, он будет заниматься тем, чем хочет. Поэтому никуда он не возвращается, а останется на прежней работе. Это я вам обещаю, – твердо заключила она, – вы что, меня не знаете?
– Да, Эльвирочка, все ты хорошо говоришь, но разве можно что-нибудь поправить?
– Можно и нужно. Этим мы сейчас как раз и займемся. – А вы прекратите ныть и займитесь чем-нибудь, отвлекающим вас от этих грустных мыслей. Кстати, у вас хобби-то есть?
– Ну а как же, хм, у всякого порядочного человека оно должно быть, – как-то уж совершенно неуверенно произнес он.
– Вот и займитесь им.
– Но я сейчас не хочу.
Эльвира удивленно посмотрела на него и с подозрением спросила:
– А вы о чем, кстати?
– Ну, как же о ней, конечно.
– О ком, о ней, – уже не сдерживаясь. – О водке, конечно, о чем же еще, но сейчас я ее не хочу, не в радость она мне теперь, – с грустью произнес он.
Марк Семенович громко от души рассмеялся.
– Лучше бы вы уж спичечные коробки собирали, придумали черт-те что тоже, – Эльвира только покачала головой. – Да, действительно, тоже еще нашли себе хобби! И вообще, пока вы с этим повремените. Сегодня вы нам нужны в ясном уме.
– И с чистой совестью, – добавил Марк Семенович.
– Вот именно, в десять часов мы с Марком Семеновичем начинаем свою программу по вытягиванию вас, а заодно и нас из той ямы, куда мы коллективно попали.
– А вы поваляйтесь, почитайте что-нибудь из классики, а то все отчеты да просчеты, – опять съехидничал Марк Семенович. – А лучше «Как закалялась сталь», или «Подвиг разведчика» посмотрите. Вспомните, как люди попадали в разные переделки. И ничего, выбирались, а вы…
Алексей Иванович тяжело вздохнул.
– Да, пожалуй, пойду действительно поваляюсь, в этом я вам не помощник, – и тут же скрылся за дверью.
– Слава Богу, ушел, – облегченно вздохнула Эльвира. – А вы, Марк Семенович, давайте звоните этому, по вашей оценке теперь действительно толстожопому, большего он не заслуживает. Постарайтесь выяснить, что нас интересует. Узнайте все детали, а я пойду на кухню, похлопочу насчет завтрака.
– Хорошо, Эльвира Николаевна. – Он стал набирать номер.
– Алло, Виктор Андреевич? Помощник депутата Расшумелова…
– Стоп, стоп, – остановили его на другом конце, – такого депутата больше нет, и не напоминайте мне о нем, пожалуйста. Вы от него, кстати, звоните?
– Нет, – соврал Марк Семенович, – я из дома. Просто хотел узнать, что так вдруг все обернулось наоборот?
– Что? А вы не знаете?
– Нет, и не могу понять, что случилось.
– Доигрался ваш начальничек, еще не знаю, как все это закончится. Одно ясно, уезжать ему надо к месту своей прежней прописки, да чем скорее, тем лучше. Все, закончилась его депутатская миссия. Сколько раз я ему говорил, не слушал, вот и доигрался. Чтоб задумать подсидеть самого президента. Даже кошмаром это… назвать нельзя. Не знаю, или напридумывали эти французы, или ваш шеф после стакана, да наверняка не одного, такое учудил.
– Я что-то вас не пойму, Виктор Андреевич, как же это получилось? Ведь он там специально говорил, что рад нашему президенту, дай Бог ему здоровья, и страна потихонечку благодаря ему стала выправляться. Я тоже там присутствовал.
– Кому говорил и что говорил – не знаю, но я сам лично с председателем был на приеме у президента, и все это видел и слышал своими собственными глазами и ушами. Вообще шум большой устроил ваш будущий президент, олух царя небесного, – выругался он.
– Меня здесь замотали с этим делом не знаю как, чуть работы не лишился по его вине. Спасибо, председатель спас. Вас я ни в чем не виню, знаю, что с таким, как Расшумелов, не управится и посильнее вас помощник.
– Понятно. А что же мне теперь делать?
– А вам, дорогой мой, очевидно, надо подыскивать новую работу. Вакансий на помощников депутата сейчас нету, и похоже не появится в ближайшее время.
– Да я особенно и не рвусь на это место, я уже не раз подавал заявление об уходе, да Алексей Иванович не отпустил. Пойду, наверное, опять в школу учительствовать. По-моему, эта работа мне больше подходит.
– Ну что ж, желаю вам успеха на этом поприще.
– Спасибо… Да, – он задержался, как бы вспоминая, – а что это за дамочка была с ним рядом, когда он давал интервью? Это… – задумчиво протянул Виктор Андреевич.
– Это Эльвира Николаевна, очень хороший и умный человек. В последнее время она работала помощником в нашей группе, что называется на общественных началах.
Он посмотрел вокруг – в комнате никого не было, и уже тише добавил:
– Скоро она будет работать у президента в команде, так что постарайтесь ей не гадить, а то на сей раз не сносить вам головы.
Все это тайно слышала Эльвира, находящаяся на кухне. Последнюю фразу она особенно внимательно прослушала и мысленно постучала по дереву дверного косяка, дабы не сглазить. А на том конце провода не знали, как на это реагировать. Учитывая честность и порядочность Марка Семеновича, Бабарыкин на всякий случай отделался лишь междометиями, что-то вроде того – да ну, это может быть. А затем последовало быстрое пожелание всех благ и… отбой. Тут же появилась Эльвира.
– Ну что, – Марк Семенович тяжело вздохнул, – как мы и предполагали, кассета была показана, но не вся. А та ее часть, где Алексей Иванович дает интервью. А та часть, где он нахваливает президента, похоже, полностью изъята. Я это понял по интонации Бабарыкина. И все это назвали не иначе как борьбой за президентское кресло в России. Вот так и никак не иначе. Так что влипли мы с вами по самые уши и, естественно, также подставили и Алексея Ивановича.
– Спасибо, что вы пытаетесь разделить этот груз, лежащий у меня на душе, но все-таки это вина моя.
Марк Семенович сделал протестующее движение.
– Ни в коем случае. И все, прекратим. Я сейчас еду во французский центр и выбью, чего бы мне не стоило, эту злополучную кассету, а потом… а потом будет видно.
– Я с вами, как договорились.
– Нет, вы в Думу, как я договорилась, поезжайте, к вашему толстожопому, тьфу ты черт, вот привязалось, – искренне обругалась она, – и постарайтесь добиться приема у председателя, объясните ему все, как было. А я к этому, будь он неладен, к французу.
Затем, что-то вспомнив, Эльвира подозвала Марка Семеновича знаком руки, тихо спросила:
– А где Алексей Иванович хранит личное оружие?
– Вам это зачем, Эльвира Николаевна? – подозрительно посмотрев на нее, спросил Марк Семенович.
– Ну, мало ли что он еще может учудить, – показав на спальню, – дайте мне его, я перепрячу.
Марк Семенович принес из кухни пистолет.
– Вот, держите.
– Теперь дело наверняка будет сделано как надо, – твердо произнесла она, положив пистолет в сумочку.
Марк Семенович забеспокоился, быстро подошел к ней.
– Эльвира Николаевна, не смейте делать глупости, вы только навредите этим, – потянул руку к сумочке.
Она резко отстранила протянутую руку и тихо сказала.
– Спокойно, мой милый мальчик. – Глаза у нее при этом сузились, а лицо приобрело жесткое выражение. – Как-нибудь сама разберусь, что к чему.
Но, увидев огорченное лицо Марка Семеновича, смягчилась.
– Не волнуйтесь, все будет в пределах допустимого… законом, или вы меня плохо знаете, Марк Семенович? Все будет как надо, главное спокойствие, я ведь не дура. На этом все… Вам быстро одеваться, я уже почти готова. Выход через десять минут.
Марк Семенович медленно отошел от нее, повернулся, хотел что-то сказать еще, но промолчал, понимая бесполезность спора, стал собирать бумаги на столе.
Эльвира с сумочкой на плече подошла к спальне, постучала в дверь и тихо позвала:
– Алексей Иванович, вы не спите?
– Какой сейчас сон? – сразу ответил он, – проходите, на том свете отоспимся, а сейчас надо действовать.
Как ни странно, он был одет. И был необычайно напряжен и возбужден. В целом его вид не предвещал ничего хорошего.
– Вы куда-то собрались? – удивилась Эльвира.
– Я сейчас еду к Бабарыкину, набью ему морду, и не вздумайте останавливать меня, он заслужил это.
– Да вы что? – всполошилась Эльвира, – совсем стал плохой. Ведете себя как депутат неразумный.
– А я и есть он.
– Был, да сплыл, а теперь вы временно изгой, но… ждущий более важного назначения. Так, все, никаких разговоров, – она стянула с него пиджак, со штанами, надеюсь, вы справитесь сами. Все понятно?
Алексей Иванович опять сник, начал развязывать галстук.
– Ну, вот и хорошо, – уже примирительно сказала Эльвира и погладила его по голове, – главное, никаких глупостей. Без вас здесь найдутся желающие их сделать.
Она посмотрела на дверь – не слышал ли Марк Семенович, как она о себе говорит.
Алексей Иванович начал снимать брюки.
– Ну не буду вам мешать. Сейчас мы отправляемся как раз по вашим делам. Вам остается только сидеть и ждать. Главное – никому не звонить. Ждите нас к вечеру. Займитесь хозяйством. Кстати, вы умеете готовить?
– Нет, не приходилось. Это потому, что Марк Семенович, когда я в одиночестве, выручает дерунчиками. Но, по правде говоря, – он сделал кислую физиономию, – Я их уже на дух не переношу. Только вы уж ему об этом не говорите, обидеться может.
– Вот и пригласите Марью Ивановну, плохо вы с ней поступили. Да и я хороша тоже… Но об этом потом. Прежде чем вернуться, я вам позвоню. Если Марья Ивановна приедет, я заночую в другом месте.
– Да о чем вы говорите?
– О том, именно о том. Вам сейчас поддержка нужна не ваших помощников, а близкого человека. А мне, кстати, надо повидать родственников, живущих в Москве. – Она чмокнула его в щеку.
– И главное – повторяю – никаких глупостей, – опять сказала она, – если позвонит Бабарыкин, разговаривайте с обидой в голосе, жмите на то, что вас незаслуженно обидели. Будьте умницей, Алексей Иванович, я вам обещаю, все встанет на свои места. А не исключено, что будет даже и лучше. Вы же знаете меня уже не один день.
– Да, – улыбнулся он, – целых три.
– Пока.
Вышла Эльвира вместе с Марком Семеновичем, он протянул ей мобильный телефон.
– Положите себе в сумочку. Я прихватил второй. Номер моего записан на вашем телефоне. В любом случае мне сразу же позвоните, как закончите переговоры или, упаси Боже, при возникших каких-нибудь накладках – я сразу же буду у вас, Эльвира Николаевна. Я вас прошу.
– Не надо меня просить, я девушка честная, все равно ничего не получите.
– Вы все шутите.
– Без этого, – засмеялась она, – в наших депутатских делах нельзя – задолбают все кому не лень. За углом остановите. Я чуть пройдусь – надо войти в образ милой и слегка требовательной дамы.
На углу Марк Семенович притормозил, Эльвира вышла из машины.
– Как я выгляжу?
– На все сто.
– Все-таки я вас здесь у центра подожду, мало ли что? – с тревогой в голосе сказал Марк Семенович.
– Нет необходимости, дорогой мой, я во всем сама разберусь, я привыкла все делать сама, а вы поезжайте к своему незабвенному Бабарыкину и все там проясните. И главное – выясните, лично ли смотрел фильм президент или этим занимались его помощники. Для нас это важно. Советчики такого насоветуют, только слушай их.
– Хорошо, я постараюсь, вы только там осторожно, Эльвира Николаевна, – еще раз жалостливо попросил он.
– Какой же вы зануда, в самом деле, – в сердцах воскликнула она, неспешно направляясь к центру.
Затем Эльвира остановилась, подошла к машине и, поцеловав Марка Семеновича в щеку, провела ладошкой по его лицу.
– Все будет хорошо, поезжайте спокойно. – Еще некоторое время он сопровождал ее, пока она уже со злобой не махнула рукой в его сторону. – Не отвлекайте же меня!
Марк Семенович прибавил скорость и скрылся за углом.
ГЛАВА 10
Вновь посещение Эльвирой директора французского центра, закончившееся, к счастью, хорошо
(И на старуху бывает проруха)
Подойдя к этому злополучному центру (Эльвира сейчас просто ненавидела его), она глубоко вздохнула, незаметно перекрестилась и открыла парадную дверь.
Те же самые дюжие молодцы приветливо заулыбались ей как своей старой знакомой. Один из них, двухметровый гамадрил встал и, чуть наклонив голову, произнес:
– Как приятно, что вы не забываете нас, значит, понравилось вам здесь?
Эльвира тоже улыбнулась.
– А как же, понравилось, конечно же. Иметь таких красавцев у себя в охране – мечта каждого депутата.
– И помощников? – игриво спросил он.
– И помощников тоже, – в тон ему ответила она. А сама подумала:
«Вас, козлов, надо отправить на ферму навоз вывозить, а то все на бедных женщинах, Марьях Ивановнах да Марьях Петровнах держится».
Второй тоже заулыбался, очевидно, довольный похвалой Эльвиры, приподнял шлагбаум и сквозь улыбку сказал:
– Все как прежде – лифт налево, третий этаж.
– Спасибо за внимание. Вдогонку Эльвира услыхала:
– И не рекомендуйте вашему депутату вместо вас приходить – перетрясем всего с головы до ног.
– А потом наоборот, – добавил первый.
И оба заржали, довольные своей шуткой.
Эльвира, нажав на кнопку лифта, мягко им улыбнулась, а сама подумала: «Да еще заставить бы вас доить коров, а то у Марьи Ивановны и Марьи Петровны не руки, а протезы из проржавевшего железа, скрипят, так и хочется их из масленки промазать».
Выйдя из лифта, она встретила прежнюю секретаршу с прежней очаровательной улыбкой.
«Лыбится во все свои тридцать два зуба, обучили», – проворчала про себя Эльвира.
– Добрый день, мадмуазель!
Эльвира улыбнулась и опять подумала: «Кажется, отдрессировала».
– Добрый.
– Мсье Мерфо вас уже ждет. Сумочку, пожалуйста, оставьте в этом шкафчике. Он закрывается на этот ключик. – Секретарша достала ключ из маленького кармана на платье и протянула его Эльвире.
Эльвира всю свою жизнь ненавидела людей, занимающихся обслугой – официантов, охранников, секретарш и прочую подобную публику, создающую удобства и уют состоятельным людям, хотя и сама работала парикмахершей. «Ее и раньше хватало, а сейчас расплодилось, как не знаю что», – подумала она. И если говорить откровенно, то и эта девица ее начала раздражать еще в первую встречу. Вы это сможете понять из тех нескольких фраз, которые она произнесла очень спокойным голосом и даже с улыбкой, но, похоже, выдавив при этом весь свой запас яда. Если у гюрзы он хранится в специальном мешочке, во рту, то у нее… даже трудно представить где: но главное – в большом количестве.
– Милая, вас разве не обучали этикету – шляпка, сумочка… ну и еще ряд вещей, составляющих образ женщины, не могут быть отторгнуты от нее ни под каким предлогом. Только если пожелает сама обладательница этих вещей. – Девица слегка скукожилась, и в завершение Эльвира произнесла фразу просто убойной силы. – Вы из какой тьмутаракани здесь объявились?
– Я? – растерялась девушка, при этом улыбка покинула ее лицо, которое сразу как бы посерело. – Я вообще-то, – начала она, но тут же осеклась, – я вас прошу, ничего не говорите мсье Мерфо, иначе он меня уволит. У меня маленький ребенок, кормить надо. – Взгляд Эльвиры стал мягче, она уже было пожалела, что так сказала. – А сама я из Нижневартовска, – продолжала та, – это в Сибири, деревенская.
Эльвиру как током прошибло. Она внимательно посмотрела на нее.
– Боже мой, так ты Клавдина дочь?
– Да. А вы откуда?
Она тоже стала внимательно рассматривать ее, а потом радостно воскликнула:
– Так вы же Эльвира! Дочка Николая Николаевича, что председателем у нас был, и Марьи Петровны.
– Надо же, где пришлось встретиться.
Эльвира быстрыми движениями чуть обняла ее и погладила по голове.
– Зови меня Эльвирой Николаевной. Как же ты выросла, девочка моя. Так вот, все потом, – она слегка оттолкнула ее. – А сейчас мы друг друга не знаем. Вечером позвони по этому телефону, – она быстро написала его на бумажке, – встретимся, тогда и поговорим.
Секретарша передала ей свою визитку.
– Спасибо, Эльвира Николаевна.
– А этому французскому индюку я тебя похвалю, спи спокойно. И кто у тебя, мальчик или девочка?
– Девочка, – улыбнулась она.
– И мужа, конечно, нет?
– Нет.
Из дверей вышел мсье Мерфо.
– Эльвира Николаевна, я так рад вас видеть, – он поцеловал протянутую руку.
– Я тоже, – мило улыбнулась Эльвира.
А про себя: «Ну, держись, французский индюшок, сейчас из тебя полетят перья».
– По правде говоря, я даже соскучился без вас, а всего-то прошло, можно сказать, ничего, – тоже хорошо улыбнулся он. – Прошу вас, входите.
– Спасибо. Какая у вас умница секретарь – предупредительна и очень внимательна. Если задумаете менять, дайте мне знать, я ее с удовольствием возьму в свой отдел.
– Хм, – хмыкнул он, – но я ей плачу в зеленых, как вы здесь говорите.
– С этим мы разберемся.
– К тому же она мне самому нравится – хорошо работает. – Он погрозил пальчиком в сторону секретарши. – Смотри, не зазнайся.
Эльвира чуть заметно подмигнула своей односельчанке и вошла в кабинет.
– Прошу вас, как и прежде.
Он указал на прошлое место.
– Как обычно – кофе?
– Да. Спасибо.
– Может быть, по бокалу шампанского?
– О, нет, – неуверенно ответила Эльвира.
– Сегодня у нас есть повод, уверяю вас.
– Ну… если есть повод, тогда…
Он улыбнулся.
– Нет повода, так найдем, так, кажется, у вас говорят. Нет праздника, так есть День рыбака или шахтера, или, на крайний случай, День работника пищевой или нефтехимической промышленности.
Он дал знак стоящей у двери односельчанке, и она тотчас же исчезла, а через несколько минут вернулась, неся поднос с шампанским, фруктами и шоколадом. Француз разлил шампанское по бокалам.
– За вас, Эльвира Николаевна. Вы потрясающая женщина.
Эльвира была сосредоточена и о чем-то постоянно думала, поэтому ответила с некоторой задержкой.
– И чем я вас так удивительно потрясла, объясните.
– Многим.
– А все-таки…
– Ну, к примеру, как вы фольклорно провели эту встречу депутатов. Наш фильм, похоже, будет пользоваться огромной популярностью во Франции. Только за один день показа он привлек к себе всеобщее внимание. Сегодня мне уже звонили, его закупают все каналы страны.
– Похоже, он пользуется популярностью не только во Франции, – без радости в голосе заметила Эльвира.
– Неужто и ваши уже смотрели?
Эльвира опустила глаза и с грустью сказала:
– Да, к сожалению.
Француз пододвинул вазу с фруктами.
– Угощайтесь. Вы сегодня необычайно строги и мало улыбаетесь, в чем дело?
– Нет повода.
– Повод есть, улыбайтесь, я вас уверяю, есть, – сказал он, достав из внутреннего кармана пиджака конверт, и протянул ей. – Здесь чек.
– И за что же вы мне платите? – удивилась Эльвира.
– Я же вам говорил, наше телевидение необычайно щедро оплачивает такие передачи. А ваш фильм, – он засмеялся, – своего рода шедевр.
Эльвира, продолжая держать в руках конверт, удивилась:
– Но это ваш фильм.
– Да, но он создан по вашему сценарию.
Эльвира повернула конверт, открыла его, достала чек.
– Вот видите, цифра 50, – он показал пальцем. – Это пятьдесят тысяч долларов.
– Надо же, я такую сумму еще не держала в руках.
– Так держите, крепче держите, вы заслужили ее.
Монотонность ответов Эльвиры была объяснима. Она мучительно думала, пригрозить ли ему пистолетом, если он откажется дать ей эту кассету. А то, что он откажет, она ничуть не сомневалась. Дело было запущено, и запущено под большие деньги.
«А они умеют считать деньги», – подумала она. И что делать, если он даже и под пистолетом их не отдаст? Она тщательно взвешивала и оценивала ситуацию с разных позиций.
Эльвира молча достала ручку и подписала листы там, где стояла галочка. Наконец она что-то решила, тряхнула головой, как бы поправляя прическу, а на самом деле отбрасывая тяжелые мысли.
– Я вам верю, мсье Мерфо, так же, как себе, но у нас в связи с показом этого фильма возникли большие неприятности.
– Вот как? – Улыбка сошла с его лица, он откинулся на спинку кресла. – И в чем дело? Объясните.
– Депутат Расшумелов отстранен от работы. Что напрямую связано с показом этого фильма. Я вам говорила о возможных последствиях. Как вы, надеюсь, помните, именно поэтому в конце интервью я буквально заставила моего шефа сказать добрые слова в адрес президента. Вы же помните, как он упирался, если следовать канве нашего фильма, всеми четырьмя копытами. Но он все-таки произнес эти слова. А вы, как я догадываюсь, эти слова выбросили из фильма… Ведь так же?
Мсье Мерфо напрягся, с лица его сошел остаток прежней улыбки, ранее так ярко освещавшей его. Он развел руками.
– Вы же знаете, основные условия любого бизнеса – что продано, то продано, и нам уже не принадлежит. А каких-то оговорок на сей счет в контракте не существует. Купивший волен делать с приобретенным им все, что ему заблагорассудится. А нам отводится лишь только такое прозаическое дело, как считать и получить деньги, а потом…
Эльвира несколько опередила его со свойственной ей настойчивостью:
– Мне нужна эта кассета, мсье Мерфо. Я отказываюсь от полученных мною денег и, возможно, от получаемых в будущем, в вашу пользу. Я подпишусь где угодно на этот счет. Дайте мне эту кассету, я должна ее показать кому следует. Поймите меня, все произошло по моей вине или инициативе, считайте, как угодно, мне просто необходимо исправить положение.
Лицо председателя приобрело жесткое выражение, взгляд стал тяжелым, непроницаемым. Сейчас он выглядел по-настоящему председателем представительства радио и телевидения Франции в России.
– Я сожалею, Эльвира Николаевна, – он вновь откинулся на спинку кресла, – этот фильм мне уже не принадлежит, и никто мне его назад не отдаст даже под расстрелом, здесь задействовано слишком много компаний.
Эльвира тоже напряглась, рука, помимо ее воли, открыла сумочку, скользнула в нее, там и осталась. Пристальный взгляд председателя уперся в эту сумочку. Он очень медленно, буквально выдавливая из себя слова, произнес:
– Не хотите ли вы, дорогая Эльвира Николаевна, мне пригрозить пистолетом?
(И на старуху бывает проруха)
Подойдя к этому злополучному центру (Эльвира сейчас просто ненавидела его), она глубоко вздохнула, незаметно перекрестилась и открыла парадную дверь.
Те же самые дюжие молодцы приветливо заулыбались ей как своей старой знакомой. Один из них, двухметровый гамадрил встал и, чуть наклонив голову, произнес:
– Как приятно, что вы не забываете нас, значит, понравилось вам здесь?
Эльвира тоже улыбнулась.
– А как же, понравилось, конечно же. Иметь таких красавцев у себя в охране – мечта каждого депутата.
– И помощников? – игриво спросил он.
– И помощников тоже, – в тон ему ответила она. А сама подумала:
«Вас, козлов, надо отправить на ферму навоз вывозить, а то все на бедных женщинах, Марьях Ивановнах да Марьях Петровнах держится».
Второй тоже заулыбался, очевидно, довольный похвалой Эльвиры, приподнял шлагбаум и сквозь улыбку сказал:
– Все как прежде – лифт налево, третий этаж.
– Спасибо за внимание. Вдогонку Эльвира услыхала:
– И не рекомендуйте вашему депутату вместо вас приходить – перетрясем всего с головы до ног.
– А потом наоборот, – добавил первый.
И оба заржали, довольные своей шуткой.
Эльвира, нажав на кнопку лифта, мягко им улыбнулась, а сама подумала: «Да еще заставить бы вас доить коров, а то у Марьи Ивановны и Марьи Петровны не руки, а протезы из проржавевшего железа, скрипят, так и хочется их из масленки промазать».
Выйдя из лифта, она встретила прежнюю секретаршу с прежней очаровательной улыбкой.
«Лыбится во все свои тридцать два зуба, обучили», – проворчала про себя Эльвира.
– Добрый день, мадмуазель!
Эльвира улыбнулась и опять подумала: «Кажется, отдрессировала».
– Добрый.
– Мсье Мерфо вас уже ждет. Сумочку, пожалуйста, оставьте в этом шкафчике. Он закрывается на этот ключик. – Секретарша достала ключ из маленького кармана на платье и протянула его Эльвире.
Эльвира всю свою жизнь ненавидела людей, занимающихся обслугой – официантов, охранников, секретарш и прочую подобную публику, создающую удобства и уют состоятельным людям, хотя и сама работала парикмахершей. «Ее и раньше хватало, а сейчас расплодилось, как не знаю что», – подумала она. И если говорить откровенно, то и эта девица ее начала раздражать еще в первую встречу. Вы это сможете понять из тех нескольких фраз, которые она произнесла очень спокойным голосом и даже с улыбкой, но, похоже, выдавив при этом весь свой запас яда. Если у гюрзы он хранится в специальном мешочке, во рту, то у нее… даже трудно представить где: но главное – в большом количестве.
– Милая, вас разве не обучали этикету – шляпка, сумочка… ну и еще ряд вещей, составляющих образ женщины, не могут быть отторгнуты от нее ни под каким предлогом. Только если пожелает сама обладательница этих вещей. – Девица слегка скукожилась, и в завершение Эльвира произнесла фразу просто убойной силы. – Вы из какой тьмутаракани здесь объявились?
– Я? – растерялась девушка, при этом улыбка покинула ее лицо, которое сразу как бы посерело. – Я вообще-то, – начала она, но тут же осеклась, – я вас прошу, ничего не говорите мсье Мерфо, иначе он меня уволит. У меня маленький ребенок, кормить надо. – Взгляд Эльвиры стал мягче, она уже было пожалела, что так сказала. – А сама я из Нижневартовска, – продолжала та, – это в Сибири, деревенская.
Эльвиру как током прошибло. Она внимательно посмотрела на нее.
– Боже мой, так ты Клавдина дочь?
– Да. А вы откуда?
Она тоже стала внимательно рассматривать ее, а потом радостно воскликнула:
– Так вы же Эльвира! Дочка Николая Николаевича, что председателем у нас был, и Марьи Петровны.
– Надо же, где пришлось встретиться.
Эльвира быстрыми движениями чуть обняла ее и погладила по голове.
– Зови меня Эльвирой Николаевной. Как же ты выросла, девочка моя. Так вот, все потом, – она слегка оттолкнула ее. – А сейчас мы друг друга не знаем. Вечером позвони по этому телефону, – она быстро написала его на бумажке, – встретимся, тогда и поговорим.
Секретарша передала ей свою визитку.
– Спасибо, Эльвира Николаевна.
– А этому французскому индюку я тебя похвалю, спи спокойно. И кто у тебя, мальчик или девочка?
– Девочка, – улыбнулась она.
– И мужа, конечно, нет?
– Нет.
Из дверей вышел мсье Мерфо.
– Эльвира Николаевна, я так рад вас видеть, – он поцеловал протянутую руку.
– Я тоже, – мило улыбнулась Эльвира.
А про себя: «Ну, держись, французский индюшок, сейчас из тебя полетят перья».
– По правде говоря, я даже соскучился без вас, а всего-то прошло, можно сказать, ничего, – тоже хорошо улыбнулся он. – Прошу вас, входите.
– Спасибо. Какая у вас умница секретарь – предупредительна и очень внимательна. Если задумаете менять, дайте мне знать, я ее с удовольствием возьму в свой отдел.
– Хм, – хмыкнул он, – но я ей плачу в зеленых, как вы здесь говорите.
– С этим мы разберемся.
– К тому же она мне самому нравится – хорошо работает. – Он погрозил пальчиком в сторону секретарши. – Смотри, не зазнайся.
Эльвира чуть заметно подмигнула своей односельчанке и вошла в кабинет.
– Прошу вас, как и прежде.
Он указал на прошлое место.
– Как обычно – кофе?
– Да. Спасибо.
– Может быть, по бокалу шампанского?
– О, нет, – неуверенно ответила Эльвира.
– Сегодня у нас есть повод, уверяю вас.
– Ну… если есть повод, тогда…
Он улыбнулся.
– Нет повода, так найдем, так, кажется, у вас говорят. Нет праздника, так есть День рыбака или шахтера, или, на крайний случай, День работника пищевой или нефтехимической промышленности.
Он дал знак стоящей у двери односельчанке, и она тотчас же исчезла, а через несколько минут вернулась, неся поднос с шампанским, фруктами и шоколадом. Француз разлил шампанское по бокалам.
– За вас, Эльвира Николаевна. Вы потрясающая женщина.
Эльвира была сосредоточена и о чем-то постоянно думала, поэтому ответила с некоторой задержкой.
– И чем я вас так удивительно потрясла, объясните.
– Многим.
– А все-таки…
– Ну, к примеру, как вы фольклорно провели эту встречу депутатов. Наш фильм, похоже, будет пользоваться огромной популярностью во Франции. Только за один день показа он привлек к себе всеобщее внимание. Сегодня мне уже звонили, его закупают все каналы страны.
– Похоже, он пользуется популярностью не только во Франции, – без радости в голосе заметила Эльвира.
– Неужто и ваши уже смотрели?
Эльвира опустила глаза и с грустью сказала:
– Да, к сожалению.
Француз пододвинул вазу с фруктами.
– Угощайтесь. Вы сегодня необычайно строги и мало улыбаетесь, в чем дело?
– Нет повода.
– Повод есть, улыбайтесь, я вас уверяю, есть, – сказал он, достав из внутреннего кармана пиджака конверт, и протянул ей. – Здесь чек.
– И за что же вы мне платите? – удивилась Эльвира.
– Я же вам говорил, наше телевидение необычайно щедро оплачивает такие передачи. А ваш фильм, – он засмеялся, – своего рода шедевр.
Эльвира, продолжая держать в руках конверт, удивилась:
– Но это ваш фильм.
– Да, но он создан по вашему сценарию.
Эльвира повернула конверт, открыла его, достала чек.
– Вот видите, цифра 50, – он показал пальцем. – Это пятьдесят тысяч долларов.
– Надо же, я такую сумму еще не держала в руках.
– Так держите, крепче держите, вы заслужили ее.
Монотонность ответов Эльвиры была объяснима. Она мучительно думала, пригрозить ли ему пистолетом, если он откажется дать ей эту кассету. А то, что он откажет, она ничуть не сомневалась. Дело было запущено, и запущено под большие деньги.
«А они умеют считать деньги», – подумала она. И что делать, если он даже и под пистолетом их не отдаст? Она тщательно взвешивала и оценивала ситуацию с разных позиций.
Эльвира молча достала ручку и подписала листы там, где стояла галочка. Наконец она что-то решила, тряхнула головой, как бы поправляя прическу, а на самом деле отбрасывая тяжелые мысли.
– Я вам верю, мсье Мерфо, так же, как себе, но у нас в связи с показом этого фильма возникли большие неприятности.
– Вот как? – Улыбка сошла с его лица, он откинулся на спинку кресла. – И в чем дело? Объясните.
– Депутат Расшумелов отстранен от работы. Что напрямую связано с показом этого фильма. Я вам говорила о возможных последствиях. Как вы, надеюсь, помните, именно поэтому в конце интервью я буквально заставила моего шефа сказать добрые слова в адрес президента. Вы же помните, как он упирался, если следовать канве нашего фильма, всеми четырьмя копытами. Но он все-таки произнес эти слова. А вы, как я догадываюсь, эти слова выбросили из фильма… Ведь так же?
Мсье Мерфо напрягся, с лица его сошел остаток прежней улыбки, ранее так ярко освещавшей его. Он развел руками.
– Вы же знаете, основные условия любого бизнеса – что продано, то продано, и нам уже не принадлежит. А каких-то оговорок на сей счет в контракте не существует. Купивший волен делать с приобретенным им все, что ему заблагорассудится. А нам отводится лишь только такое прозаическое дело, как считать и получить деньги, а потом…
Эльвира несколько опередила его со свойственной ей настойчивостью:
– Мне нужна эта кассета, мсье Мерфо. Я отказываюсь от полученных мною денег и, возможно, от получаемых в будущем, в вашу пользу. Я подпишусь где угодно на этот счет. Дайте мне эту кассету, я должна ее показать кому следует. Поймите меня, все произошло по моей вине или инициативе, считайте, как угодно, мне просто необходимо исправить положение.
Лицо председателя приобрело жесткое выражение, взгляд стал тяжелым, непроницаемым. Сейчас он выглядел по-настоящему председателем представительства радио и телевидения Франции в России.
– Я сожалею, Эльвира Николаевна, – он вновь откинулся на спинку кресла, – этот фильм мне уже не принадлежит, и никто мне его назад не отдаст даже под расстрелом, здесь задействовано слишком много компаний.
Эльвира тоже напряглась, рука, помимо ее воли, открыла сумочку, скользнула в нее, там и осталась. Пристальный взгляд председателя уперся в эту сумочку. Он очень медленно, буквально выдавливая из себя слова, произнес:
– Не хотите ли вы, дорогая Эльвира Николаевна, мне пригрозить пистолетом?