Корчак Александр. Я, депутат... Всенародный избранник

   Подход к двери Худинского был прегражден дюжими молодцами его охраны.
   – Прошу доложить – Эльвира Иванова, работник радио и телевидения, вот с ним, – указав на молодого человека в бабочке и с подносом.
   Один из охранников тут же скрылся за дверью.
   – Впустите, – был слышен крик Худинского за дверью. Дверь отворилась, они вошли.
   – Добрый вечер.
   – Добрый, – ответил хозяин, – прошу.
   Он был в халате, точно в таком же, какой она видела на Алексее Ивановиче дома.
   «Наверное, подарок турецкой делегации думцам», – подумала она.
   Ранее на халате Алексея Ивановича она рассмотрела «Сделано в Турции». На голове хозяина апартаментов был красный тюрбан. Такой же она видела у Алексея Ивановича. В углу лежал громадный пушистый пес белого меха. Эльвира с любопытством посмотрела на хозяина и с опаской – на пса.
   – Не бойтесь, он не кусается, – успокоил ее хозяин, – если вы, конечно, не от партии коммуняк или демократов. На них он натаскивался специально. – При этом он громко рассмеялся.
   Эльвира улыбнулась:
   – Нет, я представитель радио и телевидения, Эльвира Иванова, а для вас – просто Эльвира.
   Она опять мило улыбнулась, показав молодому человеку в бабочке, чтоб он поставил поднос на стол.
   – Надеюсь, не бомба? – с улыбкой поинтересовался хозяин.
   – Ну, что вы, всего лишь шампанское. Я ваша искренняя поклонница и пришла выразить вам свою поддержку в связи с хулиганскими действиями депутата от демократической партии.
   Тот необычайно оживился:
   – Прошу вас, присаживайтесь сюда, не стесняйтесь, – он подбежал к ней, придвинул стул, – здесь вам будет уютно.
   Затем мелкими шажками Худинский быстро переместился на другую сторону от стола и сел. Но тут же вскочил, очевидно, вспомнив недавнее, и заговорил очень быстро и нервно:
   – Да я его засужу, он у меня будет пыль с ботинок сдувать и слезами их обмывать. В колонию… в колонию строгого режима, только там таким место. А он в интеллигентного человека яблоком…
   – Апельсином, – поправила его Эльвира.
   – Да, да, именно апельсином, – согласился Худинский. – У меня в роду второе поколение юристов, вы поймите. А знает ли он об этом?
   При этом он так яростно размахивал руками, что Эльвира даже подняла руки, боясь, как бы он не задел ее. Она сделала паузу, дала ему выговориться, а затем милым спокойным голосом прервала уже изрядно надоевшую ей речь:
   – Я прошу вас, не волнуйтесь, а лучше совсем забудьте этот неприятный инцидент. Откройте лучше шампанское, я хочу выпить за успех вашей партии.
   – Да, да, конечно, – он опять пришел в движение, засуетился. – За это я могу выпить хоть ванну шампанского.
   Худинский говорил быстро, некоторые слова даже не успевали обрабатываться языком, и они выскакивали какими-то деформированными и незаконченными. От чрезмерной жестикуляции тюрбан сполз набок и непонятно почему еще не свалился на пол.
   – Да, но у меня нет даже бокала, – пожаловалась Эльвира.
   – Алексей, Андрей, – заорал Худинский совсем уж как-то дико, – быстро бокалы на стол!
   Два молодых человека, неожиданно откуда-то появившиеся, споро сервировали стол.
   – Черт его побери, – проворчала про себя Эльвира, – хотя бы предупреждал, когда собирается орать. – Она потрогала свои уши и подумала: «Еще один такой крик, и я лишусь перепонок».
   Худинский между тем сел за стол и начал внимательно рассматривать Эльвиру. Взгляд его скользил сверху вниз, явно раздевая ее.
   – Да, так, ничего, можно было… – что-то невразумительное прошамкал он, затем пристально посмотрел на нее, нехорошо улыбнулся и спросил:
   – Вы работаете на телевидении? Странно, я что-то ни разу вас там не видел.
   Не дожидаясь ответа, он опять вскочил, потрогал рукой лицо возле травмированного глаза и вновь разразился ругательствами:
   – Да я ему по… чтоб у этого подлеца больше никогда не было детей, выродок, ублюдок, и т. д.
   Между тем помощник уже разлил шампанское по бокалам.
   Эльвире до чертиков надоели его публичные выступления, и чтобы как-то закончить это затянувшееся шоу, она неожиданно для себя и тем более для депутата, вдруг громко мяукнула. Старая, проверенная Эльвирина штучка. Мы уже сталкивались с этим.
   Депутат отвалился к спинке стула, вытаращил глаза и с испугом забормотал:
   – В чем дело? Позвольте…
   Белый пес поднял уши, насторожился.
   – Я пошутила, – засмеялась Эльвира. – Так мы сегодня и не выпьем за успех вашей партии? – огорченно произнесла она. – А жаль, я так искренне люблю вашу партию, и главное, ее бесценного председателя.
   Она игриво посмотрела на него.
   – Да, конечно же, – он уже, кажется, отошел от неожиданной шутки Эльвиры, – спасибо за внимание и за дружескую поддержку, просто этот подлец вывел меня из меня.
   И опять завел свою нескончаемую песенку:
   – Мерзавец, бабник, алкоголик, бандит, – перечислил он все возможные пороки человечества. Да еще бы, наверное, продолжал, если бы его не прервала Эльвира:
   – Вот это последнее ближе всего к истине, – спокойно заметила она.
   – Это вы о чем? – настороженно поинтересовался Худинский.
   – Так, в общем… но об этом чуть позже, а сейчас давайте выпьем, а то шампанское выдохнется.
   Они чокнулись, выпили. Эльвира, показав на поднос, где было все, что было самое лучшее в баре, пригласила его откушать.
   – Прошу вас, пусть это хоть как-то сгладит его наглую выходку.
   Про себя подумала: «Сам напросился, жаль, что этому Шпееровичу мои ребята не позволили, может быть, и он дал бы ему по второму, тогда бы восторжествовала полная справедливость».
   – Прекрасное французское шампанское, но очень дорогое, – заметил он. – Вам не накладно будет?
   – Отнюдь нет. Я не стеснена в средствах, да и потом, вы, по-моему, всегда заслуживали большего и лучшего.
   Эта Эльвирина фраза на Худинского произвела прямо магическое воздействие. Он откинулся на спинку стула, блаженно расслабился, глазки его замаслились, губки сложились бантиком.
   – Ну, что вы, я, наверное, не заслуживаю такого вашего отношения, – как бы смутился он. – Вы знаете, я как-то принимал ванную из такого же шампанского в обществе одной интересной и весьма известной дамы, – совсем неожиданно сообщил он.
   Эльвира тоже сделала вид, что она засмущалась.
   – Ой, ой, прошу вас, не рассказывайте эту историю мне, я так не люблю чужих секретов. – А про себя подумала: «Вот засранец, я можно сказать, последнее трачу из выданного нам, а этот мочит свои… в шампанском, да еще какую-то известную тварь в нем купает».
   Ну, а Худинского, похоже, понесло:
   – Когда я был последний раз в Германии, у своих единомышленников с официальным визитом…
   Эльвира его уже не слышала. Она мучительно выбирала вариант его нейтрализации на завтрашней спарринг-встрече: купить, запугать, пригрозить компроматом. А может?… У Эльвиры промелькнул и чисто женский вариант решения проблемы. Но что это даст? А потом, последний вариант ей категорически не хотелось претворять в жизнь. Достаточно для меня и Алексея Ивановича. Конечно же, она уже кое-что приготовила с этой целью. Человек, которого она привезла с собой из Москвы, сейчас сидел в холле и только ждал ее команды. Но этого было явно недостаточно, учитывая неукротимый нрав ее подопечного. Надо было придумать еще что-то, чтобы было наверняка.
   Эльвира вновь погрузилась в свои мысли, отыскивая наиболее правильное решение в достижении намеченного, с минимальными для них жертвами. Ее размышления протекали под монотонное жужжание депутата. Она прислушалась. Как раз сейчас он ей рассказывал о своих похождениях в Германии, причем о событиях явно сексуальной направленности.
   «Ведет артподготовку, скоро надо ждать наступления», – дала она оценку ситуации. Во время его монотонного жужжания она только периодически вставляла что-нибудь вроде того: – Да что вы, не может быть! – А то и просто мимикой и жестами сопровождала его речь, а про себя думала: «Нет, деньгами его не возьмешь, если только очень большими. А у нас их нет. На шантаж и компромат он плюет, сколько уже вылито, а он только наглее стал. Остается только…»
   Раздался более настойчивый голос ее визави:
   – Позвольте мне выпить за вас, вы такая восхитительная женщина.
   Лицо его прямо расплылось, не излучая ничего, кроме наслаждения и восхищения, только глазки по-прежнему буравили ее насквозь, в них было много хитрости и лукавства, но и не меньше ума, отметила Эльвира.
   «Жаль, что он наш противник, а так мужчина на все сто». И уже чисто автоматически, попав под его влияние, она произнесла:
   – Да, но не настолько, чтобы устроить мне ванну с шампанским?
   – Хоть сейчас, – необычайно возбудился он, причем глазки его опять сделались маслянистыми, губки сложились соответственно. – Даю команду, – прокричал он, – двадцать ящиков шампанского, но только нашего, – опять проорал он.
   Эльвира сделала кислую физиономию:
   – А что же, на ванну из французского я уже не тяну? – не без элемента игривости обидчиво произнесла она.
   – Ну, что вы, да если хотите. Сейчас же едем в Москву, в бани, у меня есть такие бани, – закатил он глаза. – Мне эта деревня вот где сидит, – показал рукой по горлу.
   Эльвира сделала успокаивающий жест рукой и мягко его остановила:
   – Ну, что вы, я просто пошутила.
   Ну, а про себя, как и полагается, подумала: «С таким настойчивым козлом даже во французское полезу только после его кастрации». Это про себя, а наяву она улыбнулась своею милой, так разящей мужчин улыбкой. Сейчас он напомнил ей почемуто Кису Воробьянинова из хорошо известного шедевра Ильфа и Петрова.
   «Вот те на, времена меняются, а эти козлы и козлики во все эпохи остаются одинаковыми. Единственное отличие – так он что-то кричал насчет номеров, а этот все про бани… вшивый, что ли? – Она неожиданно громко рассмеялась, подумав про себя. – Это как запасной вариант надо иметь в виду, да и девушки в джипах есть, можно что-нибудь и придумать».
   – Так вы согласны? – услышала Эльвира сквозь тихое журчание голоса депутата.
   – Ну, что вы, я слишком глубоко уважаю вашу партию, и вас, чтобы… да и потом, у меня здесь слишком много дел еще не сделано. Давайте лучше завтра… или нет, знаете что, я вам лучше позвоню, когда вернусь в Москву.
   Но, увидев, что Худинский огорчился и повесил нос, она решила смягчить ситуацию:
   – Дорогой мой, вы мне очень симпатичны, и я совсем не хочу каких-то гостиничных вариантов по теме любви… Надеюсь, вы меня понимаете?
   – Конечно же, но вы не думайте так. Мы с вами расслабимся в моих апартаментах.
   Эльвира громко рассмеялась, спросив:
   – До безобразия?
   Глазки депутата шарили по ее налитым прелестям, в уголках рта стала выступать пена, а ручки в напряжении замерли. Казалось, еще секунда – и они в нее вцепятся. И опять про себя Эльвира подумала:
   «Кажется, пора заканчивать с этим легко возбудимым». И, пожалуй, впервые она подумала с теплотой об Алексее Ивановиче – простота и остатки скромности выгодно отличают его от этого…
   Ну, а вслух сказала:
   – Знаете что, налейте еще, пожалуйста, по бокалу шампанского.
   Он опять засуетился: вскочил, стал размахивать руками:
   – Ну, конечно, конечно, как же без этого. – Схватив бутылку, стал разливать. Но, наливая в ее бокал, промазал мимо фужера, шампанское попало на костюм Эльвиры. – Я сейчас, я быстро все исправлю, – он вскочил, обежал стол и пытался белым платочком, вытащенным из халата, поводить по тем местам, куда попало шампанское.
   Однако Эльвира сразу же пресекла эту попытку:
   – Я вас прошу, у меня к вам очень серьезное дело. Любовь к вашей партии – это была не единственная причина увидеть вас сегодня.
   Он вздохнул. Ее строгий голос на него воздействовал как электрошок. Он приуныл. Худинский стал похож на маленькую обезьянку из породы носатых обезьян. Он заговорил быстро, слова вылетали опять не обработанные языком.
   – Да что вы? Вы о чем-то подумали? Да вы что? Я хорошо воспитан, у меня три языка, – зачастил он, – и…
   – Послушайте, – прервала его Эльвира, – я совсем не хочу, чтобы наша встреча в Москве не состоялась.
   – Это вы к чему? – тревожно спросил он.
   Он, кажется, уже отошел от шоковой терапии, проводимой Эльвирой, и приобрел прежний вид старого облезлого льва, подминающего львицу лишь только для того, чтобы показать, что он – царь зверей.
   – Так вы о чем? – проявив явную заинтересованность, повторно спросил он Эльвиру.
   – Дорогой мой, когда вы перечисляли характерологические особенности типа, который запустил в вас фруктом, вы забыли сказать еще об одном.
   – О каком? О чем речь? – забеспокоился депутат. Он опять, с тревогой в голосе, стал перечислять те достоинства, которыми он наградил своего обидчика: – Бабник? Алкоголик?…
   – Подождите, вы уже об этом говорили, – прервала его Эльвира, – Вы не сказали…
   Она наклонилась к нему поближе, а он, в свою очередь, приблизил свое лицо к ней.
   «Слава Богу, – подумала Эльвира, – что стол широкий», – и тут же шепотом: – Мафиози.
   – Кто? Этот болван? – Взорвался Худинский.
   – Да вы не кипятитесь, лучше послушайте меня. Все не так просто, как вы себе представляете. Мы – журналисты – обо всем должны быть информированы. Это наша работа. Другое дело, что эту информацию не всегда можно обнародовать. Да о чем я говорю, вы сами все это прекрасно знаете. Короче говоря, я об этом человеке много что знаю и давно за ним наблюдаю. Он не такой простак, как это вы себе представляете. Он… – Эльвира сделала паузу, депутат же не спускал с нее глаз. – Он – черная лошадка, знаете, работает под такого простачка-алкоголика, а под его и еще нескольких человек контролем находятся практически все финансовые потоки от нефти, энергетики, да и все деньги, которые крутятся в Чечне. Он – крупнейший мафиози международного плана, им человека убрать – как бокал шампанского опрокинуть.
   При этом она демонстративно допила оставшееся шампанское в бокале.
   – А выжил он в тот смутный период, когда убирали других воротил бизнеса, благодаря только своей незаметности. Одним словом, это черная лошадка, вы поняли меня?
   Лицо Худинского посерьезнело, нос его еще больше обвис, и он опять стал походить на старую обезьяну…
   Эльвира меж тем продолжала напирать.
   – Как Вы думаете, убийство видных деятелей бизнеса – это чьих рук дело?
   – Ну, наверное… – начал было лепетать он.
   – Вот именно что наверное, – не сказала, а прямо рубанула Эльвира, – нет человека, а он всегда в тени. Короче, с ним дело темное и не нам с вами в него влезать, себе дороже обойдется, здесь дело в другом.
   Она сделала паузу и опять наклонилась в его сторону для доверительного сообщения. Худинский также наклонился в ее сторону, вытянул шею, весь напрягся, стараясь не пропустить ни одного слова.
   Эльвира продолжила почти шепотом:
   – Сегодня сюда приехал тип, с появлением которого сразу же приходит беда. Вы меня понимаете?
   Эльвира сделала выразительное лицо. Худинский еще больше напрягся, на его верхней губе выступили бисеринки пота. Эльвира обратила внимание, что все его лицо было покрыто угрями и их предшественниками, прыщами. Нарушен обмен веществ, – констатировала она, – от неумеренного потребления женщин и шампанского.
   – Ну и что, что приехал? И что, какая беда? Говорите, черт вас подери, – нетерпеливо прошипел он.
   Эльвира еще ближе приблизилась к нему.
   – Мои источники сообщают, что его появление здесь совершенно не случайно. И, простите… оно связано с вами.
   – Что? Что вы сказали? – необычно возбудился Худинский, лицо его покрылось красными пятнами. – Да меня-то за что? Что им от того, что они меня кокнут? – заорал он, абсолютно не сдерживая себя.
   – Да вы им нужны, как собаке пятая нога, – спокойно отреагировала на его крик Эльвира, – им нужно лишь одно: чтобы здесь, да теперь и везде, где бы он ни появился, они будут добиваться только его победы. Вы же сами видели, как обнаглел этот метатель апельсинов. Значит, что?
   – Ну-ну-у, – потянул Худинский…
   – Вот именно, что ну-у, баранки гну. А это значит, что дело выгорает, они будут действовать, и действовать самым решительным образом, другого не ждите.
   Худинский вскочил, стал ходить вдоль стола, что-то бормоча про себя, мотая головой в такт, очевидно, мыслям.
   Эльвира продолжала:
   – Вспомните хотя бы последние убийства видных деятелей политики и бизнеса. Вспомните, как все это было. – Она начала перечислять последние заказные убийства: – И заметьте, везде он, как бы не при чем. Специально разъезжает по городам и весям вдали от центра и… готовится, готовится.
   – К чему? – опять нервно, на повышенных тонах, отреагировал Худинский. – Я вас что-то не очень понимаю.
   Лицо его вновь приобрело черты наших далеких предков.
   – Так, все, надоело, – сдалась Эльвира, – мне еще пока дорога моя собственная жизнь, хочу, чтобы и вы свою сохранили. – Она встала. – Пойдемте, я вам покажу исполнителя, он здесь, в холле. Я как его увидела, так сразу же к вам.
   К полной неожиданности Эльвиры, Худинский заорал:
   – Никуда я к чертовой матери не пойду! Знаете, я сейчас дам команду моим молодцам, они его так отделают, что он уже никогда не будет заниматься чем-либо подобным. – Он побагровел. Глаза его налились яростью, и он выдал, очевидно, свою любимую угрозу: – И по… чтобы потомства не было у таких типов.
   Эльвира поняла, что она перегнула палку.
   «Надо было без нажима, только в виде информации, – подумала она, – а теперь он запредельно возбудился, и надо еще время, чтобы вернуть его опять, на ту же позицию, с которой они начали говорить».
   Она вздохнула и разочарованно произнесла:
   – Ну, как хотите, как говорится, насильно мил не будешь. К чему мне лезть не в свои дела? У меня – хорошая работа, деньги, зачем мне еще искать какие-то приключения? Не понимаю.
   – Ну зачем же так, подождите, подождите, вы не правы, – начал говорить отошедший от стресса Худинский. – Вы совершенно не правы, говоря так. Ваше отношение ко мне и к моей партии просто обязывало вас это сделать. Вашу информацию мы досконально проверим. У меня есть специальный отдел, который занимается подобными делами, мы все это скорректируем и потом…
   – Так, все, – Эльвира решительно встала, – я пошла.
   – Да подождите же вы, – взвыл Худинский. – Вы даже не можете себе представить, какой разразится скандал, если… если со мною что-то случится. Вы понимаете, вся мировая общественность…
   Эльвира больше не могла слушать подобный бред, она резко прервала его:
   – Подождите. Знаете что, мне искренне жаль, а я вас так люблю и уважаю. А сейчас позвольте, я лучше уйду, это совсем не женские игры.
   Худинский подскочил к ней, схватил за руку.
   – Подождите! Почему вы все говорите в прошедшем времени. Где он, черт побери? Клянусь! Я его сейчас убью на глазах миллионов.
   – Перестаньте закатывать истерику, – возмутилась, в свою очередь, Эльвира. – Что вы, как баба, в самом деле?! Ничего вы его не убьете, не такие они лохи, в самом деле, как вам это кажется. Вам, по-моему, надо просто уехать отсюда, дался вам этот колхоз. Но предварительно советую, проверьте, не подложил ли он вам какой-нибудь сюрприз в машину. Это его излюбленная тактика.
   – Ну, знаете, дудки, этого не дождетесь. Худинский никогда не бегал и никогда не будет бегать, даже если мне грозит смертельная опасность, так и знайте.
   Эльвира вновь двинулась к выходу:
   – До встречи, мой дорогой. Если она, конечно, когда-нибудь состоится в Москве. И не забудьте, только французское, на меньшее я не согласна. Имейте это в виду.
   – Да будет все, будет, вы что, Худинского не знаете, я слов на ветер не бросаю.
   – Тогда прощайте, – она пошла к двери.
   – Постойте, – он опять схватил ее за руку. – Я согласен.
   – На что? – спросила Эльвира, а сама подумала: «Кажись, спекся, недолго кочевряжился, козленок».
   – Я согласен, – не отставал от нее Худинский, – покажите его мне, никогда не видел человека, который собирается убить меня. Я его должен знать в лицо.
   – Зачем вам это? – продолжала играть Эльвира.
   – Как вы не можете понять? Я сейчас же начну писать книгу «Убийца и будущий президент». – Неужели это вам не понятно? Это будет совершенно новое в истории человечества. Я, я произведу фурор в мире, это же совершенно очевидно.
   Эльвира решительно отбросила его руку:
   – Я сожалею, что потратила время впустую, меня можете не провожать.
   Эти три шага, которые она прошла до двери, ей стоили многого. Она специально везла из Москвы человека, подобрав его якобы на роль убийцы. Знаете, есть такой типаж – красавец, одет с иголочки, с белым платочком в боковом карманчике, а в глазах, страшное дело сказать… смерть. Его она нашла среди охранников, когда шастала за покупками, долго уговаривала на месте, а потом уже по телефону, сыграть эту роль. В конце концов, он согласился, только за большие деньги.
   – Я вас умоляю, – взмолился он, – забыл, как вас зовут… – раздался голос Худинского на третьем ее шагу, – я… я все отдам, только покажите его мне.
   Эльвира обернулась, как будто совершенно не желая того, понимая, что птичка в клетке, а дверца захлопнулась, и уже без всякого желания произнесла:
   – Да-а, потом устроите черт знает что, и… они достанут меня. Нет уж, лучше останемся каждый при своих интересах.
   Но после этих слов остановилась, как бы задумалась.
   – Хотя… да разве вам можно верить?
   – Ну, а как же, конечно, можно, – он так убедительно сказал эти несколько слов, что у другого и не было бы никаких сомнений на этот счет.
   Но только не у Эльвиры. Она, как бы думая, стоит ли ей влезать во все это дело:
   – Хотя… это риск, и, по-моему, немалый.
   И уже решительно:
   – Он должен быть оплачен.
   – Говорите, сколько? – взревел охваченный безумием Худинский.
   – Нет, сначала обещайте, что вы ничего плохого не устроите. Хотя… разве вам можно верить?
   – Можно, можно, – заговорил быстро Худинский. – Как же нет, ведь я – юрист, и папа у меня…
   – Оставьте своего папу в покое, – резко остановила его Эльвира, – имейте в виду, эти люди не любят шутить, тем более поднимать шум, я вам просто не рекомендую в вашей же безопасности. Пять тысяч и без всяких условий, – произнесла Эльвира железным голосом.
   – В долларах? – еще на что-то надеясь, проблеял Худинский.
   – Нет, в тугриках, конечно же, в них, – также без всяких надежд на что-то другое произнесла Эльвира. – Вначале деньги, потом – стулья.
   – Арнольд, где ты? – опять заорал он во все горло, – тащи свою банку сюда. – Вышел неизвестно откуда маленький лысенький человечек с портфеликом в руках.
   – Выдай моему человеку пять тысяч в долларах и быстро.
   – Да, но…
   – Я сказал, – он опять заорал, – они что, твои? Они мои и партийные.
   Тот, засмущавшись, вытащил пачку, мило улыбнулся и мягко произнес:
   – Можете не пересчитывать, все как в аптечке, если позволите, – он сладко улыбнулся, – хорошо бы расписочку.
   – Щас распишусь на твоей сопатке, – тут же болезненно среагировала Эльвира.
   – Так его, правильно, – засуетился Худинский, – обнаглел вконец, дармоед! Иди отсюда, болван!
   Эльвира подошла к двери:
   – Так, только тихо, – приоткрыла дверь. Она подробно проинструктировала нанятого ею человека. Тот уже давно, с самого утра, изнемогал от ничегонеделания. Про себя он думал: «Сидел бы сейчас у себя в магазине – тишь и благодать, наверное, уже бы там поужинал, выпил чекушку и трепался бы с продавщицами, а здесь…»
   Он сидел в холле, так, чтобы его хорошо было видно из двери апартаментов Худинского. По инструкции Эльвиры, если дверь приоткрывалась, он должен был хитро, что называется, из-под руки, наблюдать за нею и обязательно, чтобы они увидели его.
   «Спектакль, да и только, им что, нечего делать, этим народным избранникам?» – подумал он.
   После того как туда вошла женщина, которая наняла его, он напрягся, чтобы не пропустить момент. Эльвира как раз в этот момент выглядывала в дверь.
   – Подождите, – остановила она Худинского. – Я сама вначале.
   Она выглянула и сразу увидела, как нанятый ею молодец отвел свой убийственный взгляд в сторону. Делал он это нарочито, чтобы его заметили. Выглянув, она тут же прикрыла дверь:
   – Ух, такой приснится, не дай Бог.
   Пропустив вперед Худинского, опять открыла дверь.
   – Вон там, смотрите, справа на кресле, с белым платочком.
   Худинский прильнул к приоткрытой двери, посмотрел и сейчас же закрыл ее. На лбу у него выступили крупные капли пота:
   – Да, это он, черт подери, – прошептал он.
   Отдышавшись, он опять приоткрыл дверь, но тут же вновь ее захлопнул:
   – Ну, что? – встревоженно спросила Эльвира.
   – Да, это он, – опять прошептал Худинский, – именно так я его и представлял себе. Да, именно так. – Он сел на пол, обхватил голову руками и на втором выдохе повторил: – Да, именно так.
   Эльвира воспользовалась паузой, вновь открыла дверь, повернувшись к депутату, со страхом в голосе произнесла:
   – Все, я больше не могу здесь оставаться, – и, прежде чем выскользнуть за дверь, посоветовала: – И смотрите, чтобы он вас не взорвал в машине, это он делает мастерски.