Страница:
– Ваш оппонент уже на месте, вас дожидается, – не без злорадства в голосе заметил Марк Семенович, показывая на джип новейшей модели.
– Это вы о ком говорите? – как бы не понимая, но с тревогой в голосе спросил Алексей Иванович.
– Ну, как о ком? О Худинском, конечно же. Это его джип, сделанный по личному заказу. Видите, сколько антенн понавтыкал, со всем миром связь держит, думаю, и космическая там есть.
Алексей Иванович тяжело вздохнул.
– Черт его прикатил, и не лень ведь было сюда переться.
Вообще-то до самого последнего он надеялся, что тот, может, не приедет сюда, ну, подумаешь, совхоз какой-то. Пришлет кого-нибудь из своих помощников, а с ними и побороться было бы полегче, да и безопаснее, чем с ним. Но, видать, и для его партии это место было важно.
Фасад гостиницы был украшен красными полотнищами и портретами президента. На одном из плакатов было выписано уже облупившейся краской: «Привет депутатам Верховного Совета СССР».
Свое настроение Алексей Иванович выразил недобрым ворчанием:
– Даже не потрудились переписать транспарант, остался из прошлого, туды их в качель.
– Так ваши же люди писали, поностальгировали хотя бы по прошлому, Алексей Иванович, – заметил, и опять не без ехидства, Марк Семенович.
На сей раз Алексей Иванович никак не отреагировал на замечания своего помощника. Видно, страх перед туманным будущим сковал его волю. Он, подперев голову руками, грустно смотрел на джип своего врага. Ну, а у Марка Семеновича после случая перевоплощения Эльвиры перед магазином как будто бы что-то надорвалось внутри, и все, что ни говорил Алексей Иванович, у него вызывало неудержимое раздражение. Вот и сейчас, увидев «москвич» уж какой-то совсем старой модели, он показал на него рукой Алексею Ивановичу, не преминув заметить:
– Да и второй, похоже, тоже здесь. Коммунисты не дураки, большие любители людям пыль в глаза пускать.
Надо сказать, что Эльвира вышла намного раньше, еще на подъезде к совхозу.
– Это для конспирации, не надо, чтобы нас видели вместе, – объяснила она свой поступок.
Как было задумано, группа Алексея Ивановича перед въездом в хозяйство пересела в «Волгу» и «жигули». А два джипа оставили на подъезде к поселку, недалеко от дороги, ближе к ферме. По ее распоряжению кроме охраны в машинах были оставлены девушки «не тяжелого» поведения, прихваченных ею на путях. Смысл их пребывания в джипах депутату и его помощнику был не совсем ясен. А на их любопытствующие вопросы Эльвира ответила просто:
– Так надо. Что называется – без комментариев.
Когда они покинули джипы, девушкам, как показалось это Марку Семеновичу, было приказано в довольно мягкой, но настойчивой форме вести себя прилично.
– Не вздумайте заводить шашни с охраной, иначе я вас лишу прогрессивки, – совсем не строго заявила Эльвира.
Незначительность экономических санкций и тот тон, которым это было сказано, наводило на мысль наблюдательного Марка Семеновича, что это было озвучено больше для подзадоривания девиц к совершению именно этого акта, но никак не наоборот. Впрочем, мыслями по этому поводу он благоразумно не стал делиться ни с кем из присутствующих. Вообще-то нужно сказать, что Эльвира полностью перехватила инициативу по проведению намеченного мероприятия.
Алексей Иванович, как ребенок, во время поездки постоянно приставал к ней:
– Как же будет завтра, Эльвирочка? Ведь надо что-то предпринять.
Как вы помните, на завтра был назначен спарринг между депутатами. На все приставания Алексея Ивановича Эльвира похлопывала его ладошкой по колену – сидели они в машине напротив друг друга, – и успокаивающе отвечала:
– Ну, что вы, Алексей Иванович, зря волнуетесь. Не надо, все будет окей, полностью положитесь на меня.
Марк Семенович сохранял видимую независимость; всю дорогу просматривал брошюры, которые в изобилии им были предоставлены господином Бабарыкиным, делая в них пометки. А когда Алексей Иванович начинал нудить и задавать глупые вопросы Эльвире, он страдальчески кривил лицо и утыкался в окно, делая вид, что его очень интересуют подмосковные ландшафты. В машине Эльвира продолжала наставлять, распределяла роли, кому и что делать.
Сегодня же по приезде Алексею Ивановичу было предписано встретиться с директором хозяйства. Организацию этого серьезного мероприятия Эльвира брала на себя. Еще до приезда сюда она уже знала, что директор хозяйства – страстный охотник, и не только за лесными обитателями, но и за женщинами. Эту информацию она получила с подачи Алексея Ивановича, который, оказывается, давно его знал, и они даже дружили, и, похоже, дружба их скреплялась как раз этими двумя невинными увлечениями. Ну, может быть, и еще одним. Еще тогда, в Москве, при обсуждении директора хозяйства, когда Алексей Иванович докладывал об его увлечениях, она произнесла загадочную фразу:
– Ну, тогда мы с ним поладим.
Впрочем, загадочной она оставалась для Алексея Ивановича, но никак не для его помощника. Тогда он зло посмотрел на своего шефа и прикусил губу. Специально для этого случая было куплено коллекционное ружье, патронташ, и к ним присовокуплен еще и ягдташ. Последний, по настоянию Эльвиры, был с неохотой пожертвован Алексеем Ивановичем для общего дела. Ранее он его привез из Франции, где он и его коллеги гостили по приглашению французских парламентариев.
– У вас он пылится, а для дела сгодится, – прочла, как стихи, свой вердикт Эльвира, изъяв их из рук не хотевшего его отдавать Алексея Ивановича.
Марку Семеновичу было поручено опекать прессу и телевидение. Особенно это касалось представителей французского телевидения. Пока они ехали в машине, Эльвира с Марком Семеновичем изображали представителей прессы и телевидения: задавали Алексею Ивановичу несложные, разминочные вопросы по различным аспектам политической и экономической жизни России и других стран. Надо сказать, что Алексей Иванович отвечал в целом неплохо, по крайней мере, без прежней игривости в голосе и без этой неумной «игры в народ». Этому в большей степени поспособствовала Эльвира, которая весь вчерашний вечер, да и практически всю ночь, с небольшими перерывами на ненормативные отношения, упорно занималась с ним. По приказу Алексея Ивановича в ее полное распоряжение был передан весь денежный фонд, а он, по его мнению, на этот раз был немалый.
Алексей Иванович после устройства в номере ходил по гостинице торжественный, в английском костюме, хорошо сидящем на нем. Он учтиво раскланивался с представителями других партий и организаций и, главное, был абсолютно трезвый. Это обстоятельство особенно поразило Марка Семеновича. Он уже трижды подходил к своему патрону, нарочито близко приближаясь к нему, пытаясь уловить хотя бы частичку знакомого запаха алкоголя, но, к величайшему своему удивлению, не находил даже доли этой самой частички.
Объяснялось все просто. В своей последней беседе, уже под утро, Эльвира не просто сказала, а потребовала, а он, в свою очередь, твердо обещал – ни капли спиртного. И пока он сдерживал это обещание. Также ему было категорически запрещено вступать в какие-либо контакты и, тем более, споры с депутатом Шпееровичем, которого он уже несколько раз встречал в холле и мило ему улыбался. На Шпееровича поведение Алексея Ивановича произвело магическое воздействие. Как только они встречались, он начинал теряться, перекладывать носовой платок из одного кармана в другой, при этом его глаза зыркали из стороны в сторону, не зная, на чем остановиться. По той же причине удалось избежать с ним и рукопожатия, дабы не сорваться.
Другой его будущий оппонент по приезде из номера не выходил. По Эльвириным шпионским данным он что-то обсуждал со своим штабом при закрытых дверях. Эльвира лишь на минутку показалась в гостинице, и вот уже три часа, как она исчезла неизвестно куда.
Марк Семенович ее видел с какой-то колхозницей или дояркой, оживленно беседующих, а иногда шепчущихся между собой. С Алексеем Ивановичем было договорено ждать ее ровно в тринадцать часов. Марк Семенович, знающий в совершенстве французский и английский, пригласил на а-ля фуршет всю французскую съемочную команду к себе в номер. Эльвирой было настоятельно рекомендовано слегка подогреть их.
Худинский из номера по-прежнему не выходил.
Ровно в тринадцать часов к гостинице подъехала машина, из которой вместе с Эльвирой вышел руководитель хозяйства. Они, как старые друзья, расцеловались с Алексеем Ивановичем и сразу же проследовали в его апартаменты. Сидевший в холле Шпеерович нарочито громко высморкался в платок, при этом глаза его перестали перескакивать с предмета на предмет, а уставились на проследовавшего в номер Алексея Ивановича и руководителя хозяйства. Во взгляде, сквозь навешенную улыбку, проступала нескрываемая ненависть ко всему, особенно ко всяким перемещениям депутата Расшумелова. Кроме того, Эльвира строжайше приказала остальным участникам их бригады, выделенным им в помощь Бабарыкиным, не подпускать к нему (Шпееровичу) народ для беседы. Сейчас он сидел один, не зная, чем заняться, делая вид, что ему интересно все, что происходит в холле. А интересного там сейчас ничего не было – люди сидели за столиками, выпивали, закусывали и обменивались первыми впечатлениями о начавшейся предвыборной кампании. Худинский из номера по-прежнему не выходил.
Встреча Алексея Ивановича с руководителем совхоза прошла на высоком идеологическом уровне. После передачи подарков и твердых уверений в помощи по реконструкции коровника, деньги на который Алексей Иванович предполагал получить от спонсоров, у них началось братание, которое, возможно, и перешло бы в крупную пьянку, как это обычно бывало раньше, но этого не случилось, поскольку происходило под неусыпным контролем самой Эльвиры.
К удивлению руководителя хозяйства Алексей Иванович неожиданно сослался на панкреатит, якобы разыгравшийся от неумеренного приема минеральных вод, когда он посещал Сахалин. Вообще-то такого случая в медицине еще не было описано, чтобы от минеральных вод случалось нечто подобное. Но они так нравились друг другу, а еще больше Эльвира понравилась руководителю, так что было решено перенести встречу «без галстуков» на другое время – когда Алексей Иванович выздоровеет. При этом он, как настоящий заговорщик, переглянулся с Эльвирой. Если бы при встрече присутствовал наблюдательный Марк Семенович, он бы понял, что свою встречу руководитель и Эльвира переносить на столь отдаленное время вовсе и не собираются.
Но Марк Семенович в этот момент был занят не менее серьезным делом – усиленно подогревал французских телевизионщиков, и, похоже, не без успеха. Как раз в этот момент, наоборот, у них началось братание, которое, естественно, никем не тормозилось, а даже, наоборот, активно поддерживалось Марком Семеновичем.
Когда руководитель хозяйства покидал апартаменты в сопровождении гостеприимного хозяина, Шпеерович опять громко высморкался и уставился абсолютно ненавидящим взглядом на них. И уже без навешенной улыбки. А на игривое помахивание рукой Алексея Ивановича в его сторону взгляд его опять стал беспокойно перескакивать с предмета на предмет и даже появился еле заметный тик на правой щеке.
Ближе к двум часам было отмечено оживление в холле. Он наполнился местными жителями, работниками фермы. Всем хотелось посмотреть, а если удастся, то и поговорить с московскими знаменитостями. Как правило, задавался один и тот же вопрос: – когда же они, наконец, станут жить лучше и что нужно для этого сделать? И главное, продать ли совхоз или, наоборот, пригласить специалиста из Японии? Почему из Японии, никто не знал, главное, чтобы здесь кто-нибудь всё наладил.
Оживился Шпеерович, вокруг него, несмотря на ухищрения помощников Эльвиры, все-таки собрались люди, не много, но собрались. В основном это были пожилые женщины, жалующиеся на свою не совсем хорошую судьбу.
Вывалили из номера Марка Семеновича и подогретые, и не слегка, французские телевизионщики. Они сразу же развернули свои игрушки и начали потихонечку снимать Шпееровича и Алексея Ивановича. Последний сидел в кресле, вокруг него была согнана большая толпа, много задавалось вопросов. К чести Алексея Ивановича, он отвечал вполне достойно, часто делая паузы, как бы переосмысливая сказанное. Речь была вдумчивая, выражения взвешенные. Французские телевизионщики в основном снимали его, но что-то перепадало и Шпееровичу. С нетерпением все ждали появления Худинского, поэтому периодически поглядывали в сторону его апартаментов. Он дважды уже показывался, но тут же скрывался опять. Очевидно, количество собравшихся людей в холле его пока не устраивало. Наконец где-то в половине четвертого он вышел из номера в окружении своих единомышленников и охраны, вальяжно расселся в кресле в стороне от остальных депутатов. Народ сразу же окружил его плотным кольцом, ожидая экзотических выходок. Все телевизионщики свое внимание перекинули на него. Шпеерович опять остался сидеть в одиночестве. Вокруг Алексея Ивановича толпа поредела, но продолжала держаться. Похоже, что большая часть из них была из группы усиления, приданной им своей же партией. Именно они и создавали ажиотаж вокруг него. Молодец, Эльвира, все предусмотрела! Худинский уже оседлал своего любимого конька, рассказывая, как и откуда можно извлечь неимоверно большие суммы, чтобы всем стало хорошо.
Перед депутатами были поставлены блюда с фруктами – яблоки, апельсины, стояли бутылки с минеральной водой. Худинский уже разошелся не на шутку, поливая правительство, олигархов и представителей других партий. Из толпы ему был задан вопрос: – как будут делить их хозяйство, если японец не захочет поднимать его? По Чубайсу или по-честному? Ну, конечно же, если дело дойдет до того.
В душе они надеялись, что этого все таки не произойдет, зная, что творится в соседних хозяйствах. Худинский начал очищать апельсин, сопровождая это словами:
– Вы поймите, если за это возьмутся демократы или коммунисты, – он с ненавистью посмотрел в сторону Алексея Ивановича и Шпееровича, закончив очищать апельсин, – то они прихватят себе вот это, – показывая на очищенный апельсин, – а все остальное отдадут вам.
При этом он так возбудился, что часть кожуры запустил в Шпееровича, удачно попав ему на рубашку, а часть – в Алексея Ивановича. Шпеерович засмущался, вобрал голову в плечи, судорожными движениями стал вытирать платком пятна, оставленные на рубашке. Алексей Иванович неожиданно повел себя по-другому, хотя кожура от апельсина не достигла его. Он встал, громко, во весь голос и на весь зал заявил:
– А вы вместе со своей партией слопаете все. И очисток не оставите.
И тут же, к радости всех окружающих, запустил в него целым апельсином. Апельсин был перезрелым, поэтому травмы он не произвел, но, придя в соприкосновение с правым глазом Худинского, разлетелся на липкие куски, обрызгав зачинщика беспорядка сочной рыжей мякотью. Сзади в толпе, прямо за Алексеем Ивановичем стояла Эльвира, никак и ничем не обращая на себя внимания окружающих. Худинский совсем не ожидал такой прыти от Алексея Ивановича, сильно испугался и в один момент скрылся под столом. И уже оттуда, крича своим малоприятным фальцетом, пытался хотя бы словами достать его:
– Хулиган, я тебя засужу, за решетку отправлю, ты еще мне будешь ноги целовать и прощения просить! Я – юрист, и папа у меня юрист, будешь ты у нас сидеть…
Камеры крупно снимали все происходящее. Народ вначале замер, не веря в удачу, а потом пришел в неистовый восторг, стал аплодировать и кричать:
– Так его, чтобы знал, как дурака валять!
Тощая старуха завизжала в экстазе:
– Дай ему по второму глазу, только кулаком, чтобы знал.
Худинский воровато вылез из-под стола, боязливо посмотрел в сторону своего обидчика и в сопровождении единомышленников и охраны быстро, прыжками, как заяц, запетлял в сторону своих апартаментов, периодически останавливаясь и грозя кулаком Алексею Ивановичу, повторяя, но уже бессвязно, прежние угрозы:
– Я тебя засажу, ты у меня, я тебя, мерзавец…
На что Алексей Иванович сдержанно и с достоинством произнес:
– Собака лает…
Попытался что-то прокричать отошедший от нападения и Шпеерович, но приставленные к нему Эльвирой люди мягко его оттерли, а народ просто отмахнулся от него. Все окружили Алексея Ивановича, сегодня он был героем дня.
Эльвира была незаметна для окружающих и как тень следовала за Алексеем Ивановичем, руководя за его спиной и направляя всю операцию. И пока, слава Богу, все шло по ее сценарию.
Шпеерович уже, кажется, стал догадываться, что его обложили, попытался встать на стол, чтобы произнести спич, но его и оттуда стянули и опять-таки мягко, без насилия, посадили в кресло, приговаривая при этом:
– Не волнуйтесь, ведь он же просто мелкий хулиган.
Алексей Иванович же под аплодисменты практически всех присутствующих, оттесняемых его сторонниками из группы усиления и личной охраны, двинулся к своему номеру. Когда они с Марком Семеновичем вошли и захлопнули за собою входную дверь, Эльвира была уже там. Туда, как и прошлый раз, она проникла через черный ход. Они специально так подбирали номер, чтобы Эльвиру не видели вместе с Алексеем Ивановичем.
– Для того чтобы не засветиться, – пояснила она.
Ну что ж, разумно, Эльвира оказалась права и на сей раз.
Увидев ее в комнате, Алексей Иванович сделал глубокий выдох и радостно прокричал:
– Эльвира, мы, кажется, победили! – Он развязал галстук, сбросил ботинки и растянулся на широкой кровати, разбросал руки и опять радостно повторил: – Мы победили!
Однако Эльвира совсем не разделяла его восторга и очень спокойно сказала:
– Это еще даже не тур, а предтур, завтра, Алексей Иванович, вам предстоят более серьезные испытания. Это вам не апельсины метать, там дело посложнее будет. – После чего ненадолго задумалась и добавила: – Вам завтра, а мне сегодня. – Грустно улыбнулась. Но тут же встала, собралась и скомандовала: – Алексей Иванович, быстро в постель.
Реакция Алексея Ивановича на это была, по крайней мере, странная:
– Но как же, – неожиданно засмущался он и стал напоминать кота, собирающегося запустить лапу в крынку со сметаной, – здесь посторонний, – почти промурлыкал он, указав взглядом на Марка Семеновича.
– Хм, – издала странный звук Эльвира, – вы неправильно меня поняли, вам крайне необходим отдых, – огорчила его Эльвира. – Завтра мы все, а вы – в первую очередь, должны быть на все сто, нам предстоит тяжелая борьба. А я отбываю через черный ход, разузнать, как настроение народа, о чем говорят и думают люди. Да и надо все продумать до мелочей и подготовить сценарий на завтра.
Алексей Иванович начал кряхтя, без какого-либо удовольствия раздеваться, что-то ворча о тяжелой депутатской доле.
– А вы, Марк Семенович, на контроле, – подойдя к нему, сказала Эльвира, показав пальцем на спальню, добавила: – И смотрите, чтобы наш отставной половой гигант и отец русской демократии не вздумал на радостях расслабиться, а то конец всей нашей затее. Бай-бай!
И она исчезла так же тихо, как и вошла. Анализаторные центры Марка Семеновича тут же стали работать в автоматическом режиме: почему, отставной? Это для него было понятно. В этом он поддерживал Эльвиру всем сердцем, да и душой тоже. А кто новый? Для него это была загадка. И то, что он есть, у него это не вызывало никакого сомнения. Такая женщина просто обязана его иметь. Это была последняя фраза, которая пробежала в его мозгу, после чего он заставил себя сесть за брошюры, готовясь к завтрашней встрече.
А Эльвира уже была в коридоре. Проходя мимо номера Алексея Ивановича, она подмигнула одному из охранников и, почти не останавливаясь, на ходу успела бросить ему:
– Бдите здесь внимательно, неизвестно, что этот тип, – показав на апартаменты Худинского, – отколет еще.
В холле люди разбились по группам, что называется, по интересам, живо обсуждая все события сегодняшнего дня и, естественно, каждого из депутатов. Бабка, которая недавно призывала Алексея Ивановича дать Худинскому и по второму глазу, уверяла окружающих ее людей, что завтра он обязательно даст ему по уху, и правильно сделает. Эльвира подходила то к одной, то к другой группе, внимательно слушала и мотала на ус все, не пропуская даже мелочи. Завтра это могло пригодиться. Люди из ее группы усиления, прикидывающиеся работниками радио и телевидения, работали вполне профессионально. Видно, что эта работа им хорошо знакома. В нужный момент они подкидывали заранее приготовленный компромат на каждого из противников Алексея Ивановича – про дачи, девушек в банях, машины и прочую информационную шелуху.
Пожилая женщина, подруга Эльвиры, то ли доярка, то ли скотница, увлеченно рассказывала окружившей ее толпе, что видела, как Шпеерович со своими дружками подъехали на джипах.
– Я как раз на ферме была, – объяснила она. – Да и девочки у них там, в машинах, сама видела, – то, что надо, проститутки, наверное.
Часть из слушающих сразу же оторвались до фермы, чтобы воочию убедиться, так ли это, как говорит она. По всему было видно, что ей здесь верили, она пользовалась авторитетом, но желание увидеть самим воочию московских проституток (депутатами они, похоже, уже наелись за сегодняшний день) было неистребимо. Все тут же заохали и заахали: какие же депутаты бывают все-таки жадными и вороватыми. При этом они зло смотрели в сторону Шпееровича, который в этот момент делал вид, что читает местную газету.
Перехватывая недружелюбные взгляды совхозников в его сторону, он беспокойно ерзал на кресле и беспрестанно дергался. У него вновь открылся тик правой щеки, на сей раз от непонимания ситуации. Вообще-то он был наиболее опытным бойцом своей партии по части интрижек, подсидок и других малосимпатичных штучек, за что его и ценили товарищи. Поэтому тревогу, витающую даже высоко или где-то на расстоянии, он чувствовал за версту, ощущая ее всей своей кожей. А здесь, не понимая ситуации, он терялся и начинал дергаться. Когда его взгляд встретился со взглядом той бабки, которая призывала дать Худинскому по второму глазу, он попытался ей широко улыбнуться. На что она показала ему кукиш, чем он был полностью выбит из седла. Его тик перешел в стойкую спазму, искривившую его и так малосимпатичное лицо.
ГЛАВА 5
– Это вы о ком говорите? – как бы не понимая, но с тревогой в голосе спросил Алексей Иванович.
– Ну, как о ком? О Худинском, конечно же. Это его джип, сделанный по личному заказу. Видите, сколько антенн понавтыкал, со всем миром связь держит, думаю, и космическая там есть.
Алексей Иванович тяжело вздохнул.
– Черт его прикатил, и не лень ведь было сюда переться.
Вообще-то до самого последнего он надеялся, что тот, может, не приедет сюда, ну, подумаешь, совхоз какой-то. Пришлет кого-нибудь из своих помощников, а с ними и побороться было бы полегче, да и безопаснее, чем с ним. Но, видать, и для его партии это место было важно.
Фасад гостиницы был украшен красными полотнищами и портретами президента. На одном из плакатов было выписано уже облупившейся краской: «Привет депутатам Верховного Совета СССР».
Свое настроение Алексей Иванович выразил недобрым ворчанием:
– Даже не потрудились переписать транспарант, остался из прошлого, туды их в качель.
– Так ваши же люди писали, поностальгировали хотя бы по прошлому, Алексей Иванович, – заметил, и опять не без ехидства, Марк Семенович.
На сей раз Алексей Иванович никак не отреагировал на замечания своего помощника. Видно, страх перед туманным будущим сковал его волю. Он, подперев голову руками, грустно смотрел на джип своего врага. Ну, а у Марка Семеновича после случая перевоплощения Эльвиры перед магазином как будто бы что-то надорвалось внутри, и все, что ни говорил Алексей Иванович, у него вызывало неудержимое раздражение. Вот и сейчас, увидев «москвич» уж какой-то совсем старой модели, он показал на него рукой Алексею Ивановичу, не преминув заметить:
– Да и второй, похоже, тоже здесь. Коммунисты не дураки, большие любители людям пыль в глаза пускать.
Надо сказать, что Эльвира вышла намного раньше, еще на подъезде к совхозу.
– Это для конспирации, не надо, чтобы нас видели вместе, – объяснила она свой поступок.
Как было задумано, группа Алексея Ивановича перед въездом в хозяйство пересела в «Волгу» и «жигули». А два джипа оставили на подъезде к поселку, недалеко от дороги, ближе к ферме. По ее распоряжению кроме охраны в машинах были оставлены девушки «не тяжелого» поведения, прихваченных ею на путях. Смысл их пребывания в джипах депутату и его помощнику был не совсем ясен. А на их любопытствующие вопросы Эльвира ответила просто:
– Так надо. Что называется – без комментариев.
Когда они покинули джипы, девушкам, как показалось это Марку Семеновичу, было приказано в довольно мягкой, но настойчивой форме вести себя прилично.
– Не вздумайте заводить шашни с охраной, иначе я вас лишу прогрессивки, – совсем не строго заявила Эльвира.
Незначительность экономических санкций и тот тон, которым это было сказано, наводило на мысль наблюдательного Марка Семеновича, что это было озвучено больше для подзадоривания девиц к совершению именно этого акта, но никак не наоборот. Впрочем, мыслями по этому поводу он благоразумно не стал делиться ни с кем из присутствующих. Вообще-то нужно сказать, что Эльвира полностью перехватила инициативу по проведению намеченного мероприятия.
Алексей Иванович, как ребенок, во время поездки постоянно приставал к ней:
– Как же будет завтра, Эльвирочка? Ведь надо что-то предпринять.
Как вы помните, на завтра был назначен спарринг между депутатами. На все приставания Алексея Ивановича Эльвира похлопывала его ладошкой по колену – сидели они в машине напротив друг друга, – и успокаивающе отвечала:
– Ну, что вы, Алексей Иванович, зря волнуетесь. Не надо, все будет окей, полностью положитесь на меня.
Марк Семенович сохранял видимую независимость; всю дорогу просматривал брошюры, которые в изобилии им были предоставлены господином Бабарыкиным, делая в них пометки. А когда Алексей Иванович начинал нудить и задавать глупые вопросы Эльвире, он страдальчески кривил лицо и утыкался в окно, делая вид, что его очень интересуют подмосковные ландшафты. В машине Эльвира продолжала наставлять, распределяла роли, кому и что делать.
Сегодня же по приезде Алексею Ивановичу было предписано встретиться с директором хозяйства. Организацию этого серьезного мероприятия Эльвира брала на себя. Еще до приезда сюда она уже знала, что директор хозяйства – страстный охотник, и не только за лесными обитателями, но и за женщинами. Эту информацию она получила с подачи Алексея Ивановича, который, оказывается, давно его знал, и они даже дружили, и, похоже, дружба их скреплялась как раз этими двумя невинными увлечениями. Ну, может быть, и еще одним. Еще тогда, в Москве, при обсуждении директора хозяйства, когда Алексей Иванович докладывал об его увлечениях, она произнесла загадочную фразу:
– Ну, тогда мы с ним поладим.
Впрочем, загадочной она оставалась для Алексея Ивановича, но никак не для его помощника. Тогда он зло посмотрел на своего шефа и прикусил губу. Специально для этого случая было куплено коллекционное ружье, патронташ, и к ним присовокуплен еще и ягдташ. Последний, по настоянию Эльвиры, был с неохотой пожертвован Алексеем Ивановичем для общего дела. Ранее он его привез из Франции, где он и его коллеги гостили по приглашению французских парламентариев.
– У вас он пылится, а для дела сгодится, – прочла, как стихи, свой вердикт Эльвира, изъяв их из рук не хотевшего его отдавать Алексея Ивановича.
Марку Семеновичу было поручено опекать прессу и телевидение. Особенно это касалось представителей французского телевидения. Пока они ехали в машине, Эльвира с Марком Семеновичем изображали представителей прессы и телевидения: задавали Алексею Ивановичу несложные, разминочные вопросы по различным аспектам политической и экономической жизни России и других стран. Надо сказать, что Алексей Иванович отвечал в целом неплохо, по крайней мере, без прежней игривости в голосе и без этой неумной «игры в народ». Этому в большей степени поспособствовала Эльвира, которая весь вчерашний вечер, да и практически всю ночь, с небольшими перерывами на ненормативные отношения, упорно занималась с ним. По приказу Алексея Ивановича в ее полное распоряжение был передан весь денежный фонд, а он, по его мнению, на этот раз был немалый.
Алексей Иванович после устройства в номере ходил по гостинице торжественный, в английском костюме, хорошо сидящем на нем. Он учтиво раскланивался с представителями других партий и организаций и, главное, был абсолютно трезвый. Это обстоятельство особенно поразило Марка Семеновича. Он уже трижды подходил к своему патрону, нарочито близко приближаясь к нему, пытаясь уловить хотя бы частичку знакомого запаха алкоголя, но, к величайшему своему удивлению, не находил даже доли этой самой частички.
Объяснялось все просто. В своей последней беседе, уже под утро, Эльвира не просто сказала, а потребовала, а он, в свою очередь, твердо обещал – ни капли спиртного. И пока он сдерживал это обещание. Также ему было категорически запрещено вступать в какие-либо контакты и, тем более, споры с депутатом Шпееровичем, которого он уже несколько раз встречал в холле и мило ему улыбался. На Шпееровича поведение Алексея Ивановича произвело магическое воздействие. Как только они встречались, он начинал теряться, перекладывать носовой платок из одного кармана в другой, при этом его глаза зыркали из стороны в сторону, не зная, на чем остановиться. По той же причине удалось избежать с ним и рукопожатия, дабы не сорваться.
Другой его будущий оппонент по приезде из номера не выходил. По Эльвириным шпионским данным он что-то обсуждал со своим штабом при закрытых дверях. Эльвира лишь на минутку показалась в гостинице, и вот уже три часа, как она исчезла неизвестно куда.
Марк Семенович ее видел с какой-то колхозницей или дояркой, оживленно беседующих, а иногда шепчущихся между собой. С Алексеем Ивановичем было договорено ждать ее ровно в тринадцать часов. Марк Семенович, знающий в совершенстве французский и английский, пригласил на а-ля фуршет всю французскую съемочную команду к себе в номер. Эльвирой было настоятельно рекомендовано слегка подогреть их.
Худинский из номера по-прежнему не выходил.
Ровно в тринадцать часов к гостинице подъехала машина, из которой вместе с Эльвирой вышел руководитель хозяйства. Они, как старые друзья, расцеловались с Алексеем Ивановичем и сразу же проследовали в его апартаменты. Сидевший в холле Шпеерович нарочито громко высморкался в платок, при этом глаза его перестали перескакивать с предмета на предмет, а уставились на проследовавшего в номер Алексея Ивановича и руководителя хозяйства. Во взгляде, сквозь навешенную улыбку, проступала нескрываемая ненависть ко всему, особенно ко всяким перемещениям депутата Расшумелова. Кроме того, Эльвира строжайше приказала остальным участникам их бригады, выделенным им в помощь Бабарыкиным, не подпускать к нему (Шпееровичу) народ для беседы. Сейчас он сидел один, не зная, чем заняться, делая вид, что ему интересно все, что происходит в холле. А интересного там сейчас ничего не было – люди сидели за столиками, выпивали, закусывали и обменивались первыми впечатлениями о начавшейся предвыборной кампании. Худинский из номера по-прежнему не выходил.
Встреча Алексея Ивановича с руководителем совхоза прошла на высоком идеологическом уровне. После передачи подарков и твердых уверений в помощи по реконструкции коровника, деньги на который Алексей Иванович предполагал получить от спонсоров, у них началось братание, которое, возможно, и перешло бы в крупную пьянку, как это обычно бывало раньше, но этого не случилось, поскольку происходило под неусыпным контролем самой Эльвиры.
К удивлению руководителя хозяйства Алексей Иванович неожиданно сослался на панкреатит, якобы разыгравшийся от неумеренного приема минеральных вод, когда он посещал Сахалин. Вообще-то такого случая в медицине еще не было описано, чтобы от минеральных вод случалось нечто подобное. Но они так нравились друг другу, а еще больше Эльвира понравилась руководителю, так что было решено перенести встречу «без галстуков» на другое время – когда Алексей Иванович выздоровеет. При этом он, как настоящий заговорщик, переглянулся с Эльвирой. Если бы при встрече присутствовал наблюдательный Марк Семенович, он бы понял, что свою встречу руководитель и Эльвира переносить на столь отдаленное время вовсе и не собираются.
Но Марк Семенович в этот момент был занят не менее серьезным делом – усиленно подогревал французских телевизионщиков, и, похоже, не без успеха. Как раз в этот момент, наоборот, у них началось братание, которое, естественно, никем не тормозилось, а даже, наоборот, активно поддерживалось Марком Семеновичем.
Когда руководитель хозяйства покидал апартаменты в сопровождении гостеприимного хозяина, Шпеерович опять громко высморкался и уставился абсолютно ненавидящим взглядом на них. И уже без навешенной улыбки. А на игривое помахивание рукой Алексея Ивановича в его сторону взгляд его опять стал беспокойно перескакивать с предмета на предмет и даже появился еле заметный тик на правой щеке.
Ближе к двум часам было отмечено оживление в холле. Он наполнился местными жителями, работниками фермы. Всем хотелось посмотреть, а если удастся, то и поговорить с московскими знаменитостями. Как правило, задавался один и тот же вопрос: – когда же они, наконец, станут жить лучше и что нужно для этого сделать? И главное, продать ли совхоз или, наоборот, пригласить специалиста из Японии? Почему из Японии, никто не знал, главное, чтобы здесь кто-нибудь всё наладил.
Оживился Шпеерович, вокруг него, несмотря на ухищрения помощников Эльвиры, все-таки собрались люди, не много, но собрались. В основном это были пожилые женщины, жалующиеся на свою не совсем хорошую судьбу.
Вывалили из номера Марка Семеновича и подогретые, и не слегка, французские телевизионщики. Они сразу же развернули свои игрушки и начали потихонечку снимать Шпееровича и Алексея Ивановича. Последний сидел в кресле, вокруг него была согнана большая толпа, много задавалось вопросов. К чести Алексея Ивановича, он отвечал вполне достойно, часто делая паузы, как бы переосмысливая сказанное. Речь была вдумчивая, выражения взвешенные. Французские телевизионщики в основном снимали его, но что-то перепадало и Шпееровичу. С нетерпением все ждали появления Худинского, поэтому периодически поглядывали в сторону его апартаментов. Он дважды уже показывался, но тут же скрывался опять. Очевидно, количество собравшихся людей в холле его пока не устраивало. Наконец где-то в половине четвертого он вышел из номера в окружении своих единомышленников и охраны, вальяжно расселся в кресле в стороне от остальных депутатов. Народ сразу же окружил его плотным кольцом, ожидая экзотических выходок. Все телевизионщики свое внимание перекинули на него. Шпеерович опять остался сидеть в одиночестве. Вокруг Алексея Ивановича толпа поредела, но продолжала держаться. Похоже, что большая часть из них была из группы усиления, приданной им своей же партией. Именно они и создавали ажиотаж вокруг него. Молодец, Эльвира, все предусмотрела! Худинский уже оседлал своего любимого конька, рассказывая, как и откуда можно извлечь неимоверно большие суммы, чтобы всем стало хорошо.
Перед депутатами были поставлены блюда с фруктами – яблоки, апельсины, стояли бутылки с минеральной водой. Худинский уже разошелся не на шутку, поливая правительство, олигархов и представителей других партий. Из толпы ему был задан вопрос: – как будут делить их хозяйство, если японец не захочет поднимать его? По Чубайсу или по-честному? Ну, конечно же, если дело дойдет до того.
В душе они надеялись, что этого все таки не произойдет, зная, что творится в соседних хозяйствах. Худинский начал очищать апельсин, сопровождая это словами:
– Вы поймите, если за это возьмутся демократы или коммунисты, – он с ненавистью посмотрел в сторону Алексея Ивановича и Шпееровича, закончив очищать апельсин, – то они прихватят себе вот это, – показывая на очищенный апельсин, – а все остальное отдадут вам.
При этом он так возбудился, что часть кожуры запустил в Шпееровича, удачно попав ему на рубашку, а часть – в Алексея Ивановича. Шпеерович засмущался, вобрал голову в плечи, судорожными движениями стал вытирать платком пятна, оставленные на рубашке. Алексей Иванович неожиданно повел себя по-другому, хотя кожура от апельсина не достигла его. Он встал, громко, во весь голос и на весь зал заявил:
– А вы вместе со своей партией слопаете все. И очисток не оставите.
И тут же, к радости всех окружающих, запустил в него целым апельсином. Апельсин был перезрелым, поэтому травмы он не произвел, но, придя в соприкосновение с правым глазом Худинского, разлетелся на липкие куски, обрызгав зачинщика беспорядка сочной рыжей мякотью. Сзади в толпе, прямо за Алексеем Ивановичем стояла Эльвира, никак и ничем не обращая на себя внимания окружающих. Худинский совсем не ожидал такой прыти от Алексея Ивановича, сильно испугался и в один момент скрылся под столом. И уже оттуда, крича своим малоприятным фальцетом, пытался хотя бы словами достать его:
– Хулиган, я тебя засужу, за решетку отправлю, ты еще мне будешь ноги целовать и прощения просить! Я – юрист, и папа у меня юрист, будешь ты у нас сидеть…
Камеры крупно снимали все происходящее. Народ вначале замер, не веря в удачу, а потом пришел в неистовый восторг, стал аплодировать и кричать:
– Так его, чтобы знал, как дурака валять!
Тощая старуха завизжала в экстазе:
– Дай ему по второму глазу, только кулаком, чтобы знал.
Худинский воровато вылез из-под стола, боязливо посмотрел в сторону своего обидчика и в сопровождении единомышленников и охраны быстро, прыжками, как заяц, запетлял в сторону своих апартаментов, периодически останавливаясь и грозя кулаком Алексею Ивановичу, повторяя, но уже бессвязно, прежние угрозы:
– Я тебя засажу, ты у меня, я тебя, мерзавец…
На что Алексей Иванович сдержанно и с достоинством произнес:
– Собака лает…
Попытался что-то прокричать отошедший от нападения и Шпеерович, но приставленные к нему Эльвирой люди мягко его оттерли, а народ просто отмахнулся от него. Все окружили Алексея Ивановича, сегодня он был героем дня.
Эльвира была незаметна для окружающих и как тень следовала за Алексеем Ивановичем, руководя за его спиной и направляя всю операцию. И пока, слава Богу, все шло по ее сценарию.
Шпеерович уже, кажется, стал догадываться, что его обложили, попытался встать на стол, чтобы произнести спич, но его и оттуда стянули и опять-таки мягко, без насилия, посадили в кресло, приговаривая при этом:
– Не волнуйтесь, ведь он же просто мелкий хулиган.
Алексей Иванович же под аплодисменты практически всех присутствующих, оттесняемых его сторонниками из группы усиления и личной охраны, двинулся к своему номеру. Когда они с Марком Семеновичем вошли и захлопнули за собою входную дверь, Эльвира была уже там. Туда, как и прошлый раз, она проникла через черный ход. Они специально так подбирали номер, чтобы Эльвиру не видели вместе с Алексеем Ивановичем.
– Для того чтобы не засветиться, – пояснила она.
Ну что ж, разумно, Эльвира оказалась права и на сей раз.
Увидев ее в комнате, Алексей Иванович сделал глубокий выдох и радостно прокричал:
– Эльвира, мы, кажется, победили! – Он развязал галстук, сбросил ботинки и растянулся на широкой кровати, разбросал руки и опять радостно повторил: – Мы победили!
Однако Эльвира совсем не разделяла его восторга и очень спокойно сказала:
– Это еще даже не тур, а предтур, завтра, Алексей Иванович, вам предстоят более серьезные испытания. Это вам не апельсины метать, там дело посложнее будет. – После чего ненадолго задумалась и добавила: – Вам завтра, а мне сегодня. – Грустно улыбнулась. Но тут же встала, собралась и скомандовала: – Алексей Иванович, быстро в постель.
Реакция Алексея Ивановича на это была, по крайней мере, странная:
– Но как же, – неожиданно засмущался он и стал напоминать кота, собирающегося запустить лапу в крынку со сметаной, – здесь посторонний, – почти промурлыкал он, указав взглядом на Марка Семеновича.
– Хм, – издала странный звук Эльвира, – вы неправильно меня поняли, вам крайне необходим отдых, – огорчила его Эльвира. – Завтра мы все, а вы – в первую очередь, должны быть на все сто, нам предстоит тяжелая борьба. А я отбываю через черный ход, разузнать, как настроение народа, о чем говорят и думают люди. Да и надо все продумать до мелочей и подготовить сценарий на завтра.
Алексей Иванович начал кряхтя, без какого-либо удовольствия раздеваться, что-то ворча о тяжелой депутатской доле.
– А вы, Марк Семенович, на контроле, – подойдя к нему, сказала Эльвира, показав пальцем на спальню, добавила: – И смотрите, чтобы наш отставной половой гигант и отец русской демократии не вздумал на радостях расслабиться, а то конец всей нашей затее. Бай-бай!
И она исчезла так же тихо, как и вошла. Анализаторные центры Марка Семеновича тут же стали работать в автоматическом режиме: почему, отставной? Это для него было понятно. В этом он поддерживал Эльвиру всем сердцем, да и душой тоже. А кто новый? Для него это была загадка. И то, что он есть, у него это не вызывало никакого сомнения. Такая женщина просто обязана его иметь. Это была последняя фраза, которая пробежала в его мозгу, после чего он заставил себя сесть за брошюры, готовясь к завтрашней встрече.
А Эльвира уже была в коридоре. Проходя мимо номера Алексея Ивановича, она подмигнула одному из охранников и, почти не останавливаясь, на ходу успела бросить ему:
– Бдите здесь внимательно, неизвестно, что этот тип, – показав на апартаменты Худинского, – отколет еще.
В холле люди разбились по группам, что называется, по интересам, живо обсуждая все события сегодняшнего дня и, естественно, каждого из депутатов. Бабка, которая недавно призывала Алексея Ивановича дать Худинскому и по второму глазу, уверяла окружающих ее людей, что завтра он обязательно даст ему по уху, и правильно сделает. Эльвира подходила то к одной, то к другой группе, внимательно слушала и мотала на ус все, не пропуская даже мелочи. Завтра это могло пригодиться. Люди из ее группы усиления, прикидывающиеся работниками радио и телевидения, работали вполне профессионально. Видно, что эта работа им хорошо знакома. В нужный момент они подкидывали заранее приготовленный компромат на каждого из противников Алексея Ивановича – про дачи, девушек в банях, машины и прочую информационную шелуху.
Пожилая женщина, подруга Эльвиры, то ли доярка, то ли скотница, увлеченно рассказывала окружившей ее толпе, что видела, как Шпеерович со своими дружками подъехали на джипах.
– Я как раз на ферме была, – объяснила она. – Да и девочки у них там, в машинах, сама видела, – то, что надо, проститутки, наверное.
Часть из слушающих сразу же оторвались до фермы, чтобы воочию убедиться, так ли это, как говорит она. По всему было видно, что ей здесь верили, она пользовалась авторитетом, но желание увидеть самим воочию московских проституток (депутатами они, похоже, уже наелись за сегодняшний день) было неистребимо. Все тут же заохали и заахали: какие же депутаты бывают все-таки жадными и вороватыми. При этом они зло смотрели в сторону Шпееровича, который в этот момент делал вид, что читает местную газету.
Перехватывая недружелюбные взгляды совхозников в его сторону, он беспокойно ерзал на кресле и беспрестанно дергался. У него вновь открылся тик правой щеки, на сей раз от непонимания ситуации. Вообще-то он был наиболее опытным бойцом своей партии по части интрижек, подсидок и других малосимпатичных штучек, за что его и ценили товарищи. Поэтому тревогу, витающую даже высоко или где-то на расстоянии, он чувствовал за версту, ощущая ее всей своей кожей. А здесь, не понимая ситуации, он терялся и начинал дергаться. Когда его взгляд встретился со взглядом той бабки, которая призывала дать Худинскому по второму глазу, он попытался ей широко улыбнуться. На что она показала ему кукиш, чем он был полностью выбит из седла. Его тик перешел в стойкую спазму, искривившую его и так малосимпатичное лицо.
ГЛАВА 5
Дуэль Эльвиры с Худинским, из которой она, используя хитрость и коварство, вышла победительницей
(Быстрая вошка первая на гребешок попадает)
Общее впечатление о произошедших событиях у Эльвиры было вполне благополучное. Пока все складывалось удачно и в большинстве случаев в их пользу. Не давала покоя ей намечаемая на завтра спарринг-встреча Алексея Ивановича со своими противниками. Было понятно, что эти два монстра – Худинский и Шпеерович – в личной борьбе с Алексеем Ивановичем, с его-то куриными мозгами, раздавят его как блошку, даже пикнуть не успеет. Как предотвратить поражение своего шефа или хотя бы минимизировать потери авторитета доверенного ей коллектива?! Вот что сейчас ее больше всего беспокоило и не позволяло хоть на секундочку расслабиться. Против Шпееровича у нее кое-что было заготовлено, здесь ситуация ее меньше беспокоила. А вот что делать с Худинским, это для нее оставалось неразрешимой проблемой.
«Здесь апельсинами не побросаешься, – опять подумала Эльвира. – Надо еще что-то придумать».
По мере продвижения по холлу у нее постепенно стал вызревать план нейтрализации Худинского. Правда, конец этого плана оставался не ясным, он был как в тумане. В голову лезли всякого рода глупости да пословицы и поговорки, типа «Либо пан, либо пропал», «Без отваги нет и браги», «Или грудь в крестах, или голова в кустах». Главное, что они лишь только промелькнули в голове, но, как ни странно, именно они в конце концов и помогли решить эту проблему. Эльвира улыбнулась, подумала: «Ну, что ж, рисковое дело». Наконец, решившись на что-то, она остановилась посреди зала, и, ни к кому не обращаясь, вслух произнесла:
– А, где наша не пропадала? Попробуем.
Подойдя к стойке бара, она о чем-то переговорила с барменом, после чего, нигде не задерживаясь, отправилась к себе в номер. Для любопытствующих хорошо была слышна только ее последняя фраза:
– Приготовьте молодого человека, который все это понесет со мною, я буду минут через двадцать.
Проходя мимо Шпееровича, Эльвира обратила внимание, что он держит газету вверх тормашками.
«Все, кажется, спекся», – подумала она.
В холле между тем публика стала рассасываться. Очевидно, пришло время доить коров, так что местным было чем заняться, ну а большинство приезжих отправились отдохнуть.
Из номера она вышла примерно через полчаса, удивительно красивой и элегантной женщиной: в строгом деловом костюме, волосы зачесаны и уложены милым пучком сзади. Остатки мужского племени из совхозной общины, а в основном шоферы, охранники и продолжающие разогреваться теперь уже в баре телевизионщики проводили ее жадными, желаемыми взглядами. Она мило улыбнулась телевизионщикам, помахала рукой Шпееровичу, почти так же, как до этого махал ему Алексей Иванович, отчего его лицо вновь передернуло, но теперь уже судорогой. В замешательстве он перевернул газету.
«Задымил, кажется», – не преминула отметить Эльвира.
Подойдя к стойке и перекинувшись несколькими фразами с барменом, она и в сопровождении его молодого симпатичного помощника, державшего в руках большой поднос, прикрытый сплошь салфеткой, направилась в сторону апартаментов Худинского. Для интересующихся, что было там, на подносе, по контуру обтекаемой салфетки можно было только вычислить присутствие трех больших бутылок вина или шампанского. Остальное для наблюдавших оставалось тайной.
(Быстрая вошка первая на гребешок попадает)
Общее впечатление о произошедших событиях у Эльвиры было вполне благополучное. Пока все складывалось удачно и в большинстве случаев в их пользу. Не давала покоя ей намечаемая на завтра спарринг-встреча Алексея Ивановича со своими противниками. Было понятно, что эти два монстра – Худинский и Шпеерович – в личной борьбе с Алексеем Ивановичем, с его-то куриными мозгами, раздавят его как блошку, даже пикнуть не успеет. Как предотвратить поражение своего шефа или хотя бы минимизировать потери авторитета доверенного ей коллектива?! Вот что сейчас ее больше всего беспокоило и не позволяло хоть на секундочку расслабиться. Против Шпееровича у нее кое-что было заготовлено, здесь ситуация ее меньше беспокоила. А вот что делать с Худинским, это для нее оставалось неразрешимой проблемой.
«Здесь апельсинами не побросаешься, – опять подумала Эльвира. – Надо еще что-то придумать».
По мере продвижения по холлу у нее постепенно стал вызревать план нейтрализации Худинского. Правда, конец этого плана оставался не ясным, он был как в тумане. В голову лезли всякого рода глупости да пословицы и поговорки, типа «Либо пан, либо пропал», «Без отваги нет и браги», «Или грудь в крестах, или голова в кустах». Главное, что они лишь только промелькнули в голове, но, как ни странно, именно они в конце концов и помогли решить эту проблему. Эльвира улыбнулась, подумала: «Ну, что ж, рисковое дело». Наконец, решившись на что-то, она остановилась посреди зала, и, ни к кому не обращаясь, вслух произнесла:
– А, где наша не пропадала? Попробуем.
Подойдя к стойке бара, она о чем-то переговорила с барменом, после чего, нигде не задерживаясь, отправилась к себе в номер. Для любопытствующих хорошо была слышна только ее последняя фраза:
– Приготовьте молодого человека, который все это понесет со мною, я буду минут через двадцать.
Проходя мимо Шпееровича, Эльвира обратила внимание, что он держит газету вверх тормашками.
«Все, кажется, спекся», – подумала она.
В холле между тем публика стала рассасываться. Очевидно, пришло время доить коров, так что местным было чем заняться, ну а большинство приезжих отправились отдохнуть.
Из номера она вышла примерно через полчаса, удивительно красивой и элегантной женщиной: в строгом деловом костюме, волосы зачесаны и уложены милым пучком сзади. Остатки мужского племени из совхозной общины, а в основном шоферы, охранники и продолжающие разогреваться теперь уже в баре телевизионщики проводили ее жадными, желаемыми взглядами. Она мило улыбнулась телевизионщикам, помахала рукой Шпееровичу, почти так же, как до этого махал ему Алексей Иванович, отчего его лицо вновь передернуло, но теперь уже судорогой. В замешательстве он перевернул газету.
«Задымил, кажется», – не преминула отметить Эльвира.
Подойдя к стойке и перекинувшись несколькими фразами с барменом, она и в сопровождении его молодого симпатичного помощника, державшего в руках большой поднос, прикрытый сплошь салфеткой, направилась в сторону апартаментов Худинского. Для интересующихся, что было там, на подносе, по контуру обтекаемой салфетки можно было только вычислить присутствие трех больших бутылок вина или шампанского. Остальное для наблюдавших оставалось тайной.