Страница:
— Теперь бегом! — Крикнул Збыслав, сам рванув через базарную площадь.
Люди в страхе разбегались перед ними, кто-то успевал спрятаться за прилавок, кто-то просто отскакивал с дороги, покрывая путников вслед отборными ругательствами. Стражи заметили суматоху, устремились вслед за русичами, но толпа сомкнулась, бесконечная, суетливая, она не расступалась перед ромеями, люди просто не боялись этих, облаченных в дорогие доспехи клоунов. Варвары — другое дело. Кто их знает, что сделают в следующую секунду. Могут и с плеча рубануть, мечи у них вон какие, голову снесет как качан, и не заметит.
Площадь кончилась, по бокам высились каменные стены, улица казалась длинной и бесконечной. Несло потом, жаром, горлом вместо вздохов выходил хрип. Данила сам не понимал, зачем ему убегать, может быть лучше остановиться и встретить смерть как и подобает мужчине. Но Збыслав не сбавлял ходу, а как Данила стал отставать, подтолкнул его, направляя в боковую улицу.
Та закончилась, снова открылась широкая дорога. Звон железа и отчаянные крики казалось, были совсем рядом, все такие же неугомонные и неутомимые. Пот лился градом, заливал глаза, дыхание сбилось.
— Сюда! — Крикнул Збыслав, увлекая в темную подворотню.
Стражи пронеслись мимо, громко крича и размахивая мечами, наглые, злые, они неслись, сами не понимая за кем, но если бы догнали — растоптали, как стадо буйволов. Данила лежал на сырой холодной земле, горлом рвались тяжелые всхлипы, будто у загнанной лошади. Збыслав упал рядом, выдохшийся, изможденный не меньше Данилы.
— Теперь все, — вздохнул он. — Опасности позади.
— Как же позади? — Удивился Данила. — Мы даже не вышли за ворота.
— Теперь это уже не страшно. За мной.
Збыслав поднялся, резвый, отдохнувший, будто и не было этой изнурительной пробежки. Данила плелся следом изможденный, смотря лишь себе под ноги, где суетливо мелькали уложенные рядами камни. Несколько улиц осталось позади, подворотня сменяла подворотню. Наконец Збыслав остановился около какой-то небольшой скособоченной двери, постучал.
Открыл маленький горбоносый старик с жуткой клюкой. Увидел Збыслава, поморщился.
— Опять привел? — Проворчал старик.
— Не злись, Мойша, — улыбнулся Збыслав. — Ты же знаешь, я прихожу только когда очень нужно.
— Вот именно, — обиделся Мойша. — Нет бы зайти просто, посидеть, попить чаю…
— Нет уж, — усмехнулся Збыслав. — Я эти ваши еврейские штучки не одобряю. И чай тройной заварки я уже пивал. Когда один и тот же чай три раза заваривают…
— Как знаешь, — молвил старик. — Но если зайдешь, я буду рад.
— Так сейчас и зайду! — Кивнул Збыслав. — А ты пока моего кореша направь по нужному пути, объясни что, да как…
Мойша вздохнул, почесал блестящую лысину.
— Отчего ж не объяснить, объясню. Ну ладно, заходите. Кстати, это не за вами там стражники гоняются? А то все дырки облазали, даже ко мне заходили. Еле отделался.
В доме было довольно пусто. Кровать не первой свежести, такой же стол, заляпанный и ободранный. В масленом светильнике на столе плавают дохлые мухи.
— Что-то бедновато живешь, Мойша, — молвил Збыслав.
— Да, как есть. Одним хлебом да водою сыты, — вздохнул старик.
— Ладно, не жалуйся. Опять под полом прячешь запасы, а мне лапшу на уши вешаешь. Нехорошо. Впрочем, твое право.
— Да какие у еврея права, — вздохнул Мойша. — Всяк норовит облапошить да обокрасть… Ну ладно, слушай меня, эээ…
— Странник, — подсказал Данила. — можешь называть меня так.
— Хорошо, странник. Я проведу вас подземным ходом. Вернее, Збыслав тебя проведет. Сразу предупреждаю, под землей не орать, не стучать по стенам и не ломать замки на дверях. Это и тебя, Збыслав, касается.
— Да отстань ты, жидовская морда, — сморщился Збыслав.
— Ага, как помочь, так Мойша, дорогой, а как пытаешься к порядку призвать, так жидовской мордой обзывают. А чего от вас, гоев, еще ожидать…
Збыслав вздохнул.
— Ты мне каждый раз одно и тоже трындычишь, стены не пачкать, по земле не ходить… Ладно, веди уж…
Мойша бурча под нос какое-то заморское еврейское ругательство, отодвинул старый, замшелый ковер. Дверь за ним была старая и ржавая, покрывшаяся плесенью. Старик повозился с диковинным замком, потянул за ручку. Ни скрипа, ни треска, дверь отворилась бесшумно.
— Вот, идите. Ах, а факел-то взяли? Или так и собираетесь идти, с голыми руками?
— Придется без факела, — махнул рукой Збыслав. — Ладно, держись меня, я путь знаю.
— Ну уж нет! — Молвил Мойша, протягивая факел. — Нечего мне стены обтирать. Вот, берите и помните мою доброту.
— Будем помнить, — усмехнулся Збыслав.
Когда они шли по пропахшему гнилью и плесенью коридору, Данила мысленно не раз поблагодарил Мойшу за факел. Не будь его, точно влетел бы в какую-нибудь гадость. Рваные отблески пламени время от времени вылавливали комки слизи на стенах, клочья паутины, настолько старой и гнилой, больше похожей на сопли, под ногами бегали какие-то насекомые, и мелкие, с мизинец, и гораздо больше, некоторые были размером с ладонь. Под ногами то и дело слышался отвратительный хруст, будто ветка ломается. Данила только морщился от отвращения, и даже не пытался посмотреть, на что именно он наступил. С желудком шутить нельзя, потом наизнанку всю дорогу выворачивать будет.
— Да, — протянул Данила. — Не пойму, почему старик так не хотел, чтобы мы тут что-либо трогали. Он что, любитель гнили, плесени и… еще Ящер знает какой гадости?
— Он ни разу не был в этом тоннеле, — усмехнулся Збыслав. — И вряд ли, когда-нибудь, будет. Просто, еврейские штучки, что с него возьмешь. Да и проход здесь довольно не безопасный. Ходим здесь время от времени, только и ожидая, когда наконец обвалится потолок. Здесь все настолько гнилое и старое, что непонятно, как оно вообще держится.
— Порадовал, — поежился Данила. Здесь, среди жутких жуков и гнилой вонючей земли ему совсем не хотелось умирать. Лежать, чувствуя, как всякие твари заползают тебе в нос, рот, выедают глаза, прогрызают живот… Нет, лучше сразу ножом по горлу.
— И далеко тянется этот… проход?
— Почти до самого порта. Там, в одном из заброшенных доков выход. К нему мы и спешим. Там я посажу тебя на корабль, корабельщик спрячет тебя до отправления, а дальше скатертью дорога. Я итак сделал для тебя все что мог.
Данила шмыгнул носом.
— Но скажи, Збыслав, зачем ты все это делаешь? Я тебе ведь не сват, не брат, не сестра и уж тем более не любовница. Так отчего ты возишься с отчаявшимся дураком, у которого даже смысла жизни больше нет. Бросил бы меня еще там, сказал и выгнал, но ведь нет…
— Верно говоришь, ты и правда дурак. Да, ты мне не сестра и, конечно, не любовница. Но ты славянин, брат по крови… и просто, человек, которому надо помочь. Не тешь себя надеждами, я совсем не добродетельный. Просто однажды подумал, если не я, то кто? Вот потому и маюсь с тобой, как с ребенком… Ты, если захочешь, и сам о себе позаботишься. Дуракам везет, а уж тебе-то везет вдвойне. Ты же умудрился сбежать из Императорского дворца, и пройти пол-Царьграда незамеченным ромейскими стражниками. Что же это, если не удача?
— Не знаю, — признался Данила. — Но скорее всего, мне просто не везет. Если бы я умер там, во дворце, то умер бы счастливым, или с надеждой на счастье. А теперь все, мосты сожжены, обратной дороги нет.
— Складно выражаешься, — хмыкнул Збыслав.
— Это я складно? — Махнул рукой Данила. — Слышал бы ты Северьяна…
Подземных ход казался бесконечным. Но, как и многие вещи, кажущиеся поначалу незыблемыми и вечными, он закончился. Впереди замаячила старая перекошенная дверь. На ней даже замка не было, так обломок щеколды кое-как подпирал ее изнутри. Земля под ногами становилась жиже и разлапистей. Сказывалась близость моря. Збыслав толкнул дверь, выругался. На голову посыпалась мокрая земля, вперемешку со всякой зеленой гадостью и гнилью.
— Заело, — тихо сказал Збыслав. — Давно не пользовались.
— Дай-ка я, — попросил Данила.
Поплевал на ладони, схватился за ручку, потянул. Ничего, дверь даже не сдвинулась с места. Действительно заело. Данила беспомощно оглянулся, заметив, что Збыслав еле сдерживается, чтобы не захохотать.
— Эх ты, растяпа! — Засмеялся он. — Сам не думал, что могу такое отколоть, но шутка получилась знатная!
— И в чем шутка? — Не понял Данила.
— В том, что дверь открывается наружу, — закончил тот.
— Шутник, — фыркнул русич, толкая дверь. — За такие шутки…
В лицо пахнуло рыбой и солью. Море уже чувствовалось, слышались зычные, мощные удары волн о крутой каменистый берег. Данила вылез первым, осмотрелся. Это был какой-то давно заброшенный дом, или склад, кто их нонче разберет. Единственный во всем Царьграде, он был выстроен из дерева. Стены кое-где прохудились, осели, крыша почти разобрана, лишь совсем гнилые балки беспомощно свисают, поскрипывая, отпугивая ворон. Пол под ногами был ровным слоем покрыт птичьим пометом. Данила фыркнул, попытался переступить, но переступать было просто некуда.
— Ну и дрянь! — Раздался недовольный голос Збыслава. — И дверь эта…
Он что было силы хлопнул, так что стены задрожали. Тут же земля под ногами заходила ходуном, что-то загрохотало и так же неожиданно смолкло.
— Ящер меня раздери, — тихо проговорил Збыслав, дергая дверь.
Та открылась. За ней была лишь грязная земля. Сотни, тысячи пудов мокрой грязной земли. Подземный ход перестал существовать по идиотской оплошности. Данила почесал затылок. Похоже, предупреждение старика Мойши отнюдь не было простой формальностью. Шуметь действительно, не стоило.
Они вышли из старого заброшенного дома, гуськом прокрались мимо высоченной стены, и уже смело влились многоликую разношерстную толпу, вяло текущую к порту. Кораблей было как грязи, от парусов рябило в глазах, голова шла кругом от обилия цветов и запахов. Збыслав шел уверенно, таща за собой Данилу, как куцего котенка-утопленника, чудом выбравшегося из воды.
Причал встретил их угрюмыми сонными лицами стражей-ромеев. Данила сглотнул слюну, потянувшись к мечу, но Збыслав остановил его. Один из ромеев подошел к путникам, вяло повел носом.
— Кто такие? Уж больно рожи у вас подозрительные?
— Я, начальник охраны Славянского квартала, — представился Збыслав. — Пришел проводить своего друга. Еще вопросы?
— Нет вопросов, — посторонился страж. — Одно дело выполняем. Счастливого пути.
— Ага, — отмахнулся Збыслав, быстро забыв услужливого ромея. Слишком уж тот был мягким. Настоящий стражник никогда бы себе не позволил такой разнузданной простоты.
Глава 56.
Глава 57.
Люди в страхе разбегались перед ними, кто-то успевал спрятаться за прилавок, кто-то просто отскакивал с дороги, покрывая путников вслед отборными ругательствами. Стражи заметили суматоху, устремились вслед за русичами, но толпа сомкнулась, бесконечная, суетливая, она не расступалась перед ромеями, люди просто не боялись этих, облаченных в дорогие доспехи клоунов. Варвары — другое дело. Кто их знает, что сделают в следующую секунду. Могут и с плеча рубануть, мечи у них вон какие, голову снесет как качан, и не заметит.
Площадь кончилась, по бокам высились каменные стены, улица казалась длинной и бесконечной. Несло потом, жаром, горлом вместо вздохов выходил хрип. Данила сам не понимал, зачем ему убегать, может быть лучше остановиться и встретить смерть как и подобает мужчине. Но Збыслав не сбавлял ходу, а как Данила стал отставать, подтолкнул его, направляя в боковую улицу.
Та закончилась, снова открылась широкая дорога. Звон железа и отчаянные крики казалось, были совсем рядом, все такие же неугомонные и неутомимые. Пот лился градом, заливал глаза, дыхание сбилось.
— Сюда! — Крикнул Збыслав, увлекая в темную подворотню.
Стражи пронеслись мимо, громко крича и размахивая мечами, наглые, злые, они неслись, сами не понимая за кем, но если бы догнали — растоптали, как стадо буйволов. Данила лежал на сырой холодной земле, горлом рвались тяжелые всхлипы, будто у загнанной лошади. Збыслав упал рядом, выдохшийся, изможденный не меньше Данилы.
— Теперь все, — вздохнул он. — Опасности позади.
— Как же позади? — Удивился Данила. — Мы даже не вышли за ворота.
— Теперь это уже не страшно. За мной.
Збыслав поднялся, резвый, отдохнувший, будто и не было этой изнурительной пробежки. Данила плелся следом изможденный, смотря лишь себе под ноги, где суетливо мелькали уложенные рядами камни. Несколько улиц осталось позади, подворотня сменяла подворотню. Наконец Збыслав остановился около какой-то небольшой скособоченной двери, постучал.
Открыл маленький горбоносый старик с жуткой клюкой. Увидел Збыслава, поморщился.
— Опять привел? — Проворчал старик.
— Не злись, Мойша, — улыбнулся Збыслав. — Ты же знаешь, я прихожу только когда очень нужно.
— Вот именно, — обиделся Мойша. — Нет бы зайти просто, посидеть, попить чаю…
— Нет уж, — усмехнулся Збыслав. — Я эти ваши еврейские штучки не одобряю. И чай тройной заварки я уже пивал. Когда один и тот же чай три раза заваривают…
— Как знаешь, — молвил старик. — Но если зайдешь, я буду рад.
— Так сейчас и зайду! — Кивнул Збыслав. — А ты пока моего кореша направь по нужному пути, объясни что, да как…
Мойша вздохнул, почесал блестящую лысину.
— Отчего ж не объяснить, объясню. Ну ладно, заходите. Кстати, это не за вами там стражники гоняются? А то все дырки облазали, даже ко мне заходили. Еле отделался.
В доме было довольно пусто. Кровать не первой свежести, такой же стол, заляпанный и ободранный. В масленом светильнике на столе плавают дохлые мухи.
— Что-то бедновато живешь, Мойша, — молвил Збыслав.
— Да, как есть. Одним хлебом да водою сыты, — вздохнул старик.
— Ладно, не жалуйся. Опять под полом прячешь запасы, а мне лапшу на уши вешаешь. Нехорошо. Впрочем, твое право.
— Да какие у еврея права, — вздохнул Мойша. — Всяк норовит облапошить да обокрасть… Ну ладно, слушай меня, эээ…
— Странник, — подсказал Данила. — можешь называть меня так.
— Хорошо, странник. Я проведу вас подземным ходом. Вернее, Збыслав тебя проведет. Сразу предупреждаю, под землей не орать, не стучать по стенам и не ломать замки на дверях. Это и тебя, Збыслав, касается.
— Да отстань ты, жидовская морда, — сморщился Збыслав.
— Ага, как помочь, так Мойша, дорогой, а как пытаешься к порядку призвать, так жидовской мордой обзывают. А чего от вас, гоев, еще ожидать…
Збыслав вздохнул.
— Ты мне каждый раз одно и тоже трындычишь, стены не пачкать, по земле не ходить… Ладно, веди уж…
Мойша бурча под нос какое-то заморское еврейское ругательство, отодвинул старый, замшелый ковер. Дверь за ним была старая и ржавая, покрывшаяся плесенью. Старик повозился с диковинным замком, потянул за ручку. Ни скрипа, ни треска, дверь отворилась бесшумно.
— Вот, идите. Ах, а факел-то взяли? Или так и собираетесь идти, с голыми руками?
— Придется без факела, — махнул рукой Збыслав. — Ладно, держись меня, я путь знаю.
— Ну уж нет! — Молвил Мойша, протягивая факел. — Нечего мне стены обтирать. Вот, берите и помните мою доброту.
— Будем помнить, — усмехнулся Збыслав.
Когда они шли по пропахшему гнилью и плесенью коридору, Данила мысленно не раз поблагодарил Мойшу за факел. Не будь его, точно влетел бы в какую-нибудь гадость. Рваные отблески пламени время от времени вылавливали комки слизи на стенах, клочья паутины, настолько старой и гнилой, больше похожей на сопли, под ногами бегали какие-то насекомые, и мелкие, с мизинец, и гораздо больше, некоторые были размером с ладонь. Под ногами то и дело слышался отвратительный хруст, будто ветка ломается. Данила только морщился от отвращения, и даже не пытался посмотреть, на что именно он наступил. С желудком шутить нельзя, потом наизнанку всю дорогу выворачивать будет.
— Да, — протянул Данила. — Не пойму, почему старик так не хотел, чтобы мы тут что-либо трогали. Он что, любитель гнили, плесени и… еще Ящер знает какой гадости?
— Он ни разу не был в этом тоннеле, — усмехнулся Збыслав. — И вряд ли, когда-нибудь, будет. Просто, еврейские штучки, что с него возьмешь. Да и проход здесь довольно не безопасный. Ходим здесь время от времени, только и ожидая, когда наконец обвалится потолок. Здесь все настолько гнилое и старое, что непонятно, как оно вообще держится.
— Порадовал, — поежился Данила. Здесь, среди жутких жуков и гнилой вонючей земли ему совсем не хотелось умирать. Лежать, чувствуя, как всякие твари заползают тебе в нос, рот, выедают глаза, прогрызают живот… Нет, лучше сразу ножом по горлу.
— И далеко тянется этот… проход?
— Почти до самого порта. Там, в одном из заброшенных доков выход. К нему мы и спешим. Там я посажу тебя на корабль, корабельщик спрячет тебя до отправления, а дальше скатертью дорога. Я итак сделал для тебя все что мог.
Данила шмыгнул носом.
— Но скажи, Збыслав, зачем ты все это делаешь? Я тебе ведь не сват, не брат, не сестра и уж тем более не любовница. Так отчего ты возишься с отчаявшимся дураком, у которого даже смысла жизни больше нет. Бросил бы меня еще там, сказал и выгнал, но ведь нет…
— Верно говоришь, ты и правда дурак. Да, ты мне не сестра и, конечно, не любовница. Но ты славянин, брат по крови… и просто, человек, которому надо помочь. Не тешь себя надеждами, я совсем не добродетельный. Просто однажды подумал, если не я, то кто? Вот потому и маюсь с тобой, как с ребенком… Ты, если захочешь, и сам о себе позаботишься. Дуракам везет, а уж тебе-то везет вдвойне. Ты же умудрился сбежать из Императорского дворца, и пройти пол-Царьграда незамеченным ромейскими стражниками. Что же это, если не удача?
— Не знаю, — признался Данила. — Но скорее всего, мне просто не везет. Если бы я умер там, во дворце, то умер бы счастливым, или с надеждой на счастье. А теперь все, мосты сожжены, обратной дороги нет.
— Складно выражаешься, — хмыкнул Збыслав.
— Это я складно? — Махнул рукой Данила. — Слышал бы ты Северьяна…
Подземных ход казался бесконечным. Но, как и многие вещи, кажущиеся поначалу незыблемыми и вечными, он закончился. Впереди замаячила старая перекошенная дверь. На ней даже замка не было, так обломок щеколды кое-как подпирал ее изнутри. Земля под ногами становилась жиже и разлапистей. Сказывалась близость моря. Збыслав толкнул дверь, выругался. На голову посыпалась мокрая земля, вперемешку со всякой зеленой гадостью и гнилью.
— Заело, — тихо сказал Збыслав. — Давно не пользовались.
— Дай-ка я, — попросил Данила.
Поплевал на ладони, схватился за ручку, потянул. Ничего, дверь даже не сдвинулась с места. Действительно заело. Данила беспомощно оглянулся, заметив, что Збыслав еле сдерживается, чтобы не захохотать.
— Эх ты, растяпа! — Засмеялся он. — Сам не думал, что могу такое отколоть, но шутка получилась знатная!
— И в чем шутка? — Не понял Данила.
— В том, что дверь открывается наружу, — закончил тот.
— Шутник, — фыркнул русич, толкая дверь. — За такие шутки…
В лицо пахнуло рыбой и солью. Море уже чувствовалось, слышались зычные, мощные удары волн о крутой каменистый берег. Данила вылез первым, осмотрелся. Это был какой-то давно заброшенный дом, или склад, кто их нонче разберет. Единственный во всем Царьграде, он был выстроен из дерева. Стены кое-где прохудились, осели, крыша почти разобрана, лишь совсем гнилые балки беспомощно свисают, поскрипывая, отпугивая ворон. Пол под ногами был ровным слоем покрыт птичьим пометом. Данила фыркнул, попытался переступить, но переступать было просто некуда.
— Ну и дрянь! — Раздался недовольный голос Збыслава. — И дверь эта…
Он что было силы хлопнул, так что стены задрожали. Тут же земля под ногами заходила ходуном, что-то загрохотало и так же неожиданно смолкло.
— Ящер меня раздери, — тихо проговорил Збыслав, дергая дверь.
Та открылась. За ней была лишь грязная земля. Сотни, тысячи пудов мокрой грязной земли. Подземный ход перестал существовать по идиотской оплошности. Данила почесал затылок. Похоже, предупреждение старика Мойши отнюдь не было простой формальностью. Шуметь действительно, не стоило.
Они вышли из старого заброшенного дома, гуськом прокрались мимо высоченной стены, и уже смело влились многоликую разношерстную толпу, вяло текущую к порту. Кораблей было как грязи, от парусов рябило в глазах, голова шла кругом от обилия цветов и запахов. Збыслав шел уверенно, таща за собой Данилу, как куцего котенка-утопленника, чудом выбравшегося из воды.
Причал встретил их угрюмыми сонными лицами стражей-ромеев. Данила сглотнул слюну, потянувшись к мечу, но Збыслав остановил его. Один из ромеев подошел к путникам, вяло повел носом.
— Кто такие? Уж больно рожи у вас подозрительные?
— Я, начальник охраны Славянского квартала, — представился Збыслав. — Пришел проводить своего друга. Еще вопросы?
— Нет вопросов, — посторонился страж. — Одно дело выполняем. Счастливого пути.
— Ага, — отмахнулся Збыслав, быстро забыв услужливого ромея. Слишком уж тот был мягким. Настоящий стражник никогда бы себе не позволил такой разнузданной простоты.
Глава 56.
Корабельщик выглядел уставшим и недовольным. Хмуро поприветствовал Збыслава, кинул отстраненный взгляд на Данилу.
— Этот?
— Да, и чем раньше ты его увезешь, тем лучше.
Корабельщик угрюмо усмехнулся, поправляя на голове черную повязку. Глаза смотрели из под кустистых бровей подозрительно, сердито.
— Тронусь не раньше вечера, как закончу погрузку товара.
— Хорошо, даже отлично. Укрой его до вечера так, чтобы никто не нашел.
Збыслав подошел, хлопнул Данилу по плечу.
— Ну бывай, паря. Счастливого тебе пути.
— Лучше не надо, — бросил Данила, поднимаясь на корабль.
До поздней ночи он просидел среди бочек и мешков в вонючем, кишащем тараканами и крысами трюме. Теперь он понял, о чем говорил корабельщик Ишан, намекая, что лучше сидеть на палубе, чем в корабле. А здесь неприятно пахло плесенью, какими-то заморскими специями и рыбьей требухой. С палубы слышались голоса и ругань. Кажется приходили стражники, но корабельщик отшил их. Вскоре шумы на палубе стихли. От однообразного лежания затекли ноги. Данила попробовал сменить позу, но получалось еще хуже. Устроиться между мешками и бочками не представлялось возможным, поскольку свободного места попросту не было. Он и сам не понимал, как дотянул до вечера, но вдруг почувствовал, что корабль тряхануло. Потом открылась крышка люка и в трюм всунулась недовольная рожа корабельщика.
— Все, можешь вылезать, мы уже отплываем…
Так чудно и нереально было смотреть на удаляющиеся шпили оранжевых башен, белокаменных стен и бесконечных базаров. Люди по мере удаления, становились похожи на муравьев, потом вовсе слились в монотонную кашу, а вскоре попросту исчезли из вида. Лишь громада дворца Императора, да высокие башни еще долго маячили на горизонте, то исчезая, то снова появляясь, подобно миражам в пустыне. Вскоре вокруг осталась лишь бесконечная, колыхающаяся гладь моря, но потом и она скрылась в клубьях густого тумана. На мир черной траурной вуалью опустилась ночь.
Данила еще долго смотрел вослед уже исчезнувшему городу. В голове плавала сумбурная каша мыслей, всплывали образы, запомнившиеся лица. Город чудес, город из сказки. В этом городе похоронена Люта, в этом городе сгинул единственный верный друг. Данила остался совсем один, и это одиночество и молчаливое спокойствие моря угнетало больше всего.
К утру разыгрался шторм. Утлое суденышко бросало по волнам, как щепку, на мгновение Данила решил, что это и есть конец, конец всем проблемам и терзаниям. Но шторм стих. Русичу снова везло, только теперь он уже думал иначе, ибо везением бы посчитал скорую смерть. Но она отчего-то избегала встречи с ним, брезговала залежалым товаром.
Еще три дня Данила просидел на палубе, не отрывая взгляда от лазурного, сине-зеленого горизонта и подстать ему небу, блеклому, переливающемуся. Иногда он начинал путать, с какой стороны находится небо, а с какой вода. Тогда он смеялся, весело и беспечно, но снова замолкал, захваченный гнусными тяжелыми мыслями.
Вечером к нему подошел корабельщик. Долго смотрел на умирающий, кроваво красный закат, сопя и покашливая.
— Красиво, — сказал вдруг он.
— Красиво, — согласился Данила.
Корабельщик косо посмотрел на него, спросил.
— От кого бежишь, парень?
— От себя, — вздохнул Данила. — От остальных убежать куда проще.
Больше корабельщик ничего не сказал, но еще долго стоял на палубе, наблюдая, как солнце медленно величаво прячется в воду. А потом на небо выползла луна, круглая, желтая и злая. Звезд было множество. Они тоже были похожи на луну, только гораздо меньше. Маленькие, жестокие, бессердечные. Просто светящиеся камни где-то в небе.
Корабль швыряло по волнам почти десять дней. Данила сбился со счета, но нашел все-таки возможность отвлечь от бесконечных тягостных раздумий. Физический труд оказался лучшим лекарством. И конечно время. Оно, как плохой эскулап, делало все медленно, с оглядкой на мастера, но все-таки делало. И больной медленно, но верно выздоравливал… но выздоравливал не всегда.
Когда впереди открылась темная, густая полоска темнолесья, сердце защемило, сжало. Данила еле сдержался, чтобы не закричать, страшная тоска, она переполняла его, давила и тянула, высасывала все силы. И не хотелось ни жизни, ни смерти, лишь бесконечного, ввергающего в безумие созерцания. Лес теперь казался таким знакомым и родным, как никогда раньше. И все плохое и все хорошее, теперь казалось просто вечным и нужным, нужным, как воздух, как солнце, как вера. Вера во что-то большое и светлое, то, что не обязательно доказывать словами и подтверждать фактами. Как иногда хорошо просто верить, и не задумываться о том, что порой вера — наивность.
Упавшая за горизонт звезда долго тлела, выгорая до донца, теперь такая странная и все еще живая. Она не выглядела мертвой, просто потому, что никогда не была живой. Но наверняка хотела, мечтала стать таковой хотя бы на миг. И Данила вдруг ощутил всю ее боль и понял, что его страдания капля в море, по сравнению с чувствами других.
Корабль причалил к ветхой пристани, стукнулся бортом о жесткие доски причала. Здесь было тихо и спокойно. Слышен был плеск набегающей на песчаный берег волны и шум ветра в кронах деревьев, птичий гомон то затихал, то вновь появлялся, бесконечный, чарующий. В небольших ветхих домиках горел свет. Здесь не было высоких белокаменных строений, не было персидских ковров и масляных светильников. Но здесь, среди такой мирной и такой вечной тишины все это было не нужно.
— Причалили, — хмуро крикнул корабельщик. — Можешь сваливать, парень. И… надеюсь тебе удастся убежать от самого себя.
— Я кажется, уже сделал это, — улыбнувшись, сказал Данила.
Впереди спасительным маяком стояла корчма. Данила хлопнул себя по поясу, зазвенело. В кошельке все еще были монеты, спасибо Збыславу. Удивительно, но теперь этот странный славянин, казалось, остался в другой жизни. Жизни, в которую уже нет возврата, просто потому, что не было ее, это самой другой жизни. Все прошло, не исчезла лишь щемящая тоска. Здесь она вернулась с новой силой, безжалостная, давящая.
Данила вдохнул полной грудью, воздух был таким… таким родным, что щемило легкие и давило сердце. А из приоткрытой двери корчмы слушался гам и песнопения, из дымохода в небо валила стойкая струя дыма.
— Неужели, прочистили? — Изумился Данила.
Внутри все было, как и надлежало быть. Густо чадил разогретый пошарпаный камин, на вертеле неспешно вращалась тушка кабанчика. Аромат шел одуряющий, валил с ног, заставляя желудок сжиматься в диких корчах. Данила сглотнул слюну, прошел мимо галдящих, шумных мужиков, выбрал стол почище да поприличнее. После Царьградской роскоши здешний уют просто завораживал. Галдеж пьяных мордоворотов казался музыкой, дым и гарь камина был похож на чудесные ароматы цветов, все казалось таким родным и знакомым. Как мало надо было, чтобы вновь ощутить себя живым.
Хозяин корчмы, приветливый толстый мужичок, тотчас подбежал к Даниле принимать заказ. Когда русич, привыкший к Царьградским ценам, кинул на стол несколько золотых, глаза хозяина округлились. Данила прищурился, забрал несколько монет назад. Сам понял, что перестарался. На то, что он дал сейчас, можно было жить здесь не меньше месяца, включая деньги за кормежку. Корчмовщик даже растерялся поначалу, но спохватился, слащаво улыбнулся. Монеты скрылись в маленькой потной ладошке.
Уже через несколько минут на столе у Данилы источал одуряющий аромат кабанчик, прямиком с вертела, целиком, румяный, поджаристый. Когда Данила отхватил здоровенный кусок ножом, хлынул горячий мясной сок. Запах был таким, что валил с ног. Данила откусил солидный кусок. Мясо было нежным, таяло во рту, Данила жмурился от удовольствия, заглатывая ароматные куски. Желудок, долгое время довольствовавшийся лишь вяленым мясом да рыбой, теперь ликовал. И даже все проблемы будто исчезли. Данила был рад даже такой, недолговечной иллюзии.
— Здесь свободно?
Данила неохотно поднял глаза. Перед ним стоял высокий коренастый мужчина, широкоплечий, глаза внимательные, серьезные смотрят вопросительно. За спиной, по варварски, переброшен огромный меч. На груди красуется крепкая бронзная кольчуга.
— Садись, — буркнул Данила.
Воин уселся, скинул с плеча длинный двуручный клинок, прислонил его к столу. Тут же подбежал вездесущий хозяин, с приторной улыбкой принял заказ. Мужчина обвел взглядом публику, как-то неохотно, небрежно. Данила сразу перестал жевать, прищурился. Незнакомец подсел совсем не случайно, это было видно по его несколько нервным жестам, натянутой расслабленности. Вопрос лишь в его намерениях. Быть может, очередной искатель приключений на свою башку, решивший скостить легких денег? Нет, слишком уж серьезный взгляд, да и не похож он на дешевого кидалу. Слишком небрежно отдал деньги корчмовщику, слишком ясно чувствовалась плохо скрываемая мощь, буквально лучившаяся от него. Данила не стал дожидаться, давно привык бить вопросом в лоб.
— Что нужно? — Спросил он.
Мужчина заколебался. Данила, попал в точку. Незнакомцу действительно что-то было нужно. Но воин не торопился. Неспешно пригубил терпкое пиво, сытно рыгнул, и лишь потом перевел взгляд на Данилу.
— Я бы хотел сделать тебе одно предложение, странник, — сказал он.
— Предложение? — Переспросил Данила.
Воин кивнул, отправляя в рот кусок мяса.
— Речь идет об услуге. Вернее, работе.
— Какой работе?
— Не прикидывайся, — отмахнулся воин. — У тебя же за поясом кинжал Акуна, знак наемника-мастера. Или я ошибаюсь? Может ты просто нашел его?
Данила промолчал. Вот, как порой обременительны оказываются самые незначительные поступки. Нож, врученный Северьяном, оказался символом наемника. И почему только не убрал его в сумку, когда был на корабле? Но что делать теперь? Воин принял его за наемника, возможно убийцу. Пожалуй, пока не стоит рушить этот образ.
— Я слушаю, — тихо сказал Данила. — Внимательно слушаю.
Мужчина довольно крякнул.
— Вот это я понимаю, разговор мастера. Работа по сути своей, простая. Завтра утром в порт придет корабль. На нем — товары одного купца, скажем, очень богатого купца. Но, к сожалению, нанять достойный конвой в Царьграде не удалось, слишком расточительно это было.
— Понятно, — злобно ухмыльнулся Данила. — Зато здесь можно найти много дешевой рабочей силы да еще за какую-то пару золотых. Конечно, Царьградские наемники требуют в сутки больше, чем русичи за все дело целиком.
— Все совсем не так, — молвил воин. — Плата будет серьезной. Просто тамошние воины, не воины, а всего лишь показушные дешевки. Гора мускул и пламенный взгляд, а в бою — пустое место.
— Лесть не лучший выход. — Данила сам не заметил, как начал подражать Северьяну. — Но ты попал в точку. Они действительно — пустое место. Но один и я малого стою.
Мужчина отмахнулся.
— Я слышал, воины Акуна в одиночку могут уложить двадцать сильнейших бойцов.
— Слухи врут, — ответил Данила. Ему никак не хотелось заниматься охраной какого-то зажравшегося купца. Разговор его в конец разочаровал, ибо ничего стоящего воин так и не предложил. А проблема обратной дороги до Киева все еще висела непосильным грузом. Неожиданно, догадка пришла в голову.
— Куда направляется купец? — Спросил он, еще не веря в удачу.
Воин усмехнулся.-
В Киев, куда же еще. Насколько я знаю, на Руси нет другого стольного града.
— Нет, — согласился Данила. — Ладно, скажем, я согласен. Но я не справлюсь в одиночку. Товар, это повозки. Отбивать повозки от оголтелых разбойников должен, хотя бы небольшой отряд.
Мужчина кивнул.
— Я специально прибыл за несколько дней, чтобы собрать таковой. И мне это удалось. Честно говоря, сюда я зашел просто перекусить. Но как увидел, кто мне попал в сотрапезники, сразу же перешел к делу. Итак, мы договорились?
— Пока еще мы ни о чем не договаривались, — осадил его пыл Данила. — Не было и слова об оплате, а так же количестве людей, помимо меня. И, хотелось бы знать, что именно предстоит охранять.
Мужчина согласно кивнул, подтверждая правоту Данилы.
— Оплата сдельная, по завершении. Ты не будешь обижен, мой хозяин умеет ценить мастеров своего дела. Кроме тебя и меня я нашел еще десятерых. Все прожженные жизнью и походами воины, не чета тебе, но тоже не из слабых. А охранять придется не много не мало, ковры, шелка и ткани, все прямиком к княжескому двору. Ты же знаешь, у князя Владимира нонче пир начинается. Ну а что это за пир да без достойных украшений? Ведь там, я слышал соберутся не только привыкшие к лишениям русичи, но и правители иных держав.
Ответ был как раз таковым, каким и должен был быть. Кратким, и в тоже время объясняющим все. Данила сконфуженно почесал затылок. Удручало его одно, он никогда не был профессиональным наемником. Ему до Северьяна, как до Киева креветкой, сиречь даже близко не стояло. Но кое-чего и он стоил, уж был не хуже тех, прочих нанятых.
— Я согласен, — молвил Данила окончательно и бесповоротно.
— Вот и отлично, — миролюбиво улыбнулся воин, протягивая руку. — Меня зовут Сереборг.
Данила поднялся из-за стола, смерил воина тяжелым взглядом.
— Враги называют меня Следящим. Для друзей у меня есть имя, но ты не друг и не враг. Для тебя у меня имени нет.
Сереборг усмехнулся.
— Хорошо, Следящий. Я буду ждать тебя утром на пристани.
— Этот?
— Да, и чем раньше ты его увезешь, тем лучше.
Корабельщик угрюмо усмехнулся, поправляя на голове черную повязку. Глаза смотрели из под кустистых бровей подозрительно, сердито.
— Тронусь не раньше вечера, как закончу погрузку товара.
— Хорошо, даже отлично. Укрой его до вечера так, чтобы никто не нашел.
Збыслав подошел, хлопнул Данилу по плечу.
— Ну бывай, паря. Счастливого тебе пути.
— Лучше не надо, — бросил Данила, поднимаясь на корабль.
До поздней ночи он просидел среди бочек и мешков в вонючем, кишащем тараканами и крысами трюме. Теперь он понял, о чем говорил корабельщик Ишан, намекая, что лучше сидеть на палубе, чем в корабле. А здесь неприятно пахло плесенью, какими-то заморскими специями и рыбьей требухой. С палубы слышались голоса и ругань. Кажется приходили стражники, но корабельщик отшил их. Вскоре шумы на палубе стихли. От однообразного лежания затекли ноги. Данила попробовал сменить позу, но получалось еще хуже. Устроиться между мешками и бочками не представлялось возможным, поскольку свободного места попросту не было. Он и сам не понимал, как дотянул до вечера, но вдруг почувствовал, что корабль тряхануло. Потом открылась крышка люка и в трюм всунулась недовольная рожа корабельщика.
— Все, можешь вылезать, мы уже отплываем…
Так чудно и нереально было смотреть на удаляющиеся шпили оранжевых башен, белокаменных стен и бесконечных базаров. Люди по мере удаления, становились похожи на муравьев, потом вовсе слились в монотонную кашу, а вскоре попросту исчезли из вида. Лишь громада дворца Императора, да высокие башни еще долго маячили на горизонте, то исчезая, то снова появляясь, подобно миражам в пустыне. Вскоре вокруг осталась лишь бесконечная, колыхающаяся гладь моря, но потом и она скрылась в клубьях густого тумана. На мир черной траурной вуалью опустилась ночь.
Данила еще долго смотрел вослед уже исчезнувшему городу. В голове плавала сумбурная каша мыслей, всплывали образы, запомнившиеся лица. Город чудес, город из сказки. В этом городе похоронена Люта, в этом городе сгинул единственный верный друг. Данила остался совсем один, и это одиночество и молчаливое спокойствие моря угнетало больше всего.
К утру разыгрался шторм. Утлое суденышко бросало по волнам, как щепку, на мгновение Данила решил, что это и есть конец, конец всем проблемам и терзаниям. Но шторм стих. Русичу снова везло, только теперь он уже думал иначе, ибо везением бы посчитал скорую смерть. Но она отчего-то избегала встречи с ним, брезговала залежалым товаром.
Еще три дня Данила просидел на палубе, не отрывая взгляда от лазурного, сине-зеленого горизонта и подстать ему небу, блеклому, переливающемуся. Иногда он начинал путать, с какой стороны находится небо, а с какой вода. Тогда он смеялся, весело и беспечно, но снова замолкал, захваченный гнусными тяжелыми мыслями.
Вечером к нему подошел корабельщик. Долго смотрел на умирающий, кроваво красный закат, сопя и покашливая.
— Красиво, — сказал вдруг он.
— Красиво, — согласился Данила.
Корабельщик косо посмотрел на него, спросил.
— От кого бежишь, парень?
— От себя, — вздохнул Данила. — От остальных убежать куда проще.
Больше корабельщик ничего не сказал, но еще долго стоял на палубе, наблюдая, как солнце медленно величаво прячется в воду. А потом на небо выползла луна, круглая, желтая и злая. Звезд было множество. Они тоже были похожи на луну, только гораздо меньше. Маленькие, жестокие, бессердечные. Просто светящиеся камни где-то в небе.
Корабль швыряло по волнам почти десять дней. Данила сбился со счета, но нашел все-таки возможность отвлечь от бесконечных тягостных раздумий. Физический труд оказался лучшим лекарством. И конечно время. Оно, как плохой эскулап, делало все медленно, с оглядкой на мастера, но все-таки делало. И больной медленно, но верно выздоравливал… но выздоравливал не всегда.
Когда впереди открылась темная, густая полоска темнолесья, сердце защемило, сжало. Данила еле сдержался, чтобы не закричать, страшная тоска, она переполняла его, давила и тянула, высасывала все силы. И не хотелось ни жизни, ни смерти, лишь бесконечного, ввергающего в безумие созерцания. Лес теперь казался таким знакомым и родным, как никогда раньше. И все плохое и все хорошее, теперь казалось просто вечным и нужным, нужным, как воздух, как солнце, как вера. Вера во что-то большое и светлое, то, что не обязательно доказывать словами и подтверждать фактами. Как иногда хорошо просто верить, и не задумываться о том, что порой вера — наивность.
Упавшая за горизонт звезда долго тлела, выгорая до донца, теперь такая странная и все еще живая. Она не выглядела мертвой, просто потому, что никогда не была живой. Но наверняка хотела, мечтала стать таковой хотя бы на миг. И Данила вдруг ощутил всю ее боль и понял, что его страдания капля в море, по сравнению с чувствами других.
Корабль причалил к ветхой пристани, стукнулся бортом о жесткие доски причала. Здесь было тихо и спокойно. Слышен был плеск набегающей на песчаный берег волны и шум ветра в кронах деревьев, птичий гомон то затихал, то вновь появлялся, бесконечный, чарующий. В небольших ветхих домиках горел свет. Здесь не было высоких белокаменных строений, не было персидских ковров и масляных светильников. Но здесь, среди такой мирной и такой вечной тишины все это было не нужно.
— Причалили, — хмуро крикнул корабельщик. — Можешь сваливать, парень. И… надеюсь тебе удастся убежать от самого себя.
— Я кажется, уже сделал это, — улыбнувшись, сказал Данила.
Впереди спасительным маяком стояла корчма. Данила хлопнул себя по поясу, зазвенело. В кошельке все еще были монеты, спасибо Збыславу. Удивительно, но теперь этот странный славянин, казалось, остался в другой жизни. Жизни, в которую уже нет возврата, просто потому, что не было ее, это самой другой жизни. Все прошло, не исчезла лишь щемящая тоска. Здесь она вернулась с новой силой, безжалостная, давящая.
Данила вдохнул полной грудью, воздух был таким… таким родным, что щемило легкие и давило сердце. А из приоткрытой двери корчмы слушался гам и песнопения, из дымохода в небо валила стойкая струя дыма.
— Неужели, прочистили? — Изумился Данила.
Внутри все было, как и надлежало быть. Густо чадил разогретый пошарпаный камин, на вертеле неспешно вращалась тушка кабанчика. Аромат шел одуряющий, валил с ног, заставляя желудок сжиматься в диких корчах. Данила сглотнул слюну, прошел мимо галдящих, шумных мужиков, выбрал стол почище да поприличнее. После Царьградской роскоши здешний уют просто завораживал. Галдеж пьяных мордоворотов казался музыкой, дым и гарь камина был похож на чудесные ароматы цветов, все казалось таким родным и знакомым. Как мало надо было, чтобы вновь ощутить себя живым.
Хозяин корчмы, приветливый толстый мужичок, тотчас подбежал к Даниле принимать заказ. Когда русич, привыкший к Царьградским ценам, кинул на стол несколько золотых, глаза хозяина округлились. Данила прищурился, забрал несколько монет назад. Сам понял, что перестарался. На то, что он дал сейчас, можно было жить здесь не меньше месяца, включая деньги за кормежку. Корчмовщик даже растерялся поначалу, но спохватился, слащаво улыбнулся. Монеты скрылись в маленькой потной ладошке.
Уже через несколько минут на столе у Данилы источал одуряющий аромат кабанчик, прямиком с вертела, целиком, румяный, поджаристый. Когда Данила отхватил здоровенный кусок ножом, хлынул горячий мясной сок. Запах был таким, что валил с ног. Данила откусил солидный кусок. Мясо было нежным, таяло во рту, Данила жмурился от удовольствия, заглатывая ароматные куски. Желудок, долгое время довольствовавшийся лишь вяленым мясом да рыбой, теперь ликовал. И даже все проблемы будто исчезли. Данила был рад даже такой, недолговечной иллюзии.
— Здесь свободно?
Данила неохотно поднял глаза. Перед ним стоял высокий коренастый мужчина, широкоплечий, глаза внимательные, серьезные смотрят вопросительно. За спиной, по варварски, переброшен огромный меч. На груди красуется крепкая бронзная кольчуга.
— Садись, — буркнул Данила.
Воин уселся, скинул с плеча длинный двуручный клинок, прислонил его к столу. Тут же подбежал вездесущий хозяин, с приторной улыбкой принял заказ. Мужчина обвел взглядом публику, как-то неохотно, небрежно. Данила сразу перестал жевать, прищурился. Незнакомец подсел совсем не случайно, это было видно по его несколько нервным жестам, натянутой расслабленности. Вопрос лишь в его намерениях. Быть может, очередной искатель приключений на свою башку, решивший скостить легких денег? Нет, слишком уж серьезный взгляд, да и не похож он на дешевого кидалу. Слишком небрежно отдал деньги корчмовщику, слишком ясно чувствовалась плохо скрываемая мощь, буквально лучившаяся от него. Данила не стал дожидаться, давно привык бить вопросом в лоб.
— Что нужно? — Спросил он.
Мужчина заколебался. Данила, попал в точку. Незнакомцу действительно что-то было нужно. Но воин не торопился. Неспешно пригубил терпкое пиво, сытно рыгнул, и лишь потом перевел взгляд на Данилу.
— Я бы хотел сделать тебе одно предложение, странник, — сказал он.
— Предложение? — Переспросил Данила.
Воин кивнул, отправляя в рот кусок мяса.
— Речь идет об услуге. Вернее, работе.
— Какой работе?
— Не прикидывайся, — отмахнулся воин. — У тебя же за поясом кинжал Акуна, знак наемника-мастера. Или я ошибаюсь? Может ты просто нашел его?
Данила промолчал. Вот, как порой обременительны оказываются самые незначительные поступки. Нож, врученный Северьяном, оказался символом наемника. И почему только не убрал его в сумку, когда был на корабле? Но что делать теперь? Воин принял его за наемника, возможно убийцу. Пожалуй, пока не стоит рушить этот образ.
— Я слушаю, — тихо сказал Данила. — Внимательно слушаю.
Мужчина довольно крякнул.
— Вот это я понимаю, разговор мастера. Работа по сути своей, простая. Завтра утром в порт придет корабль. На нем — товары одного купца, скажем, очень богатого купца. Но, к сожалению, нанять достойный конвой в Царьграде не удалось, слишком расточительно это было.
— Понятно, — злобно ухмыльнулся Данила. — Зато здесь можно найти много дешевой рабочей силы да еще за какую-то пару золотых. Конечно, Царьградские наемники требуют в сутки больше, чем русичи за все дело целиком.
— Все совсем не так, — молвил воин. — Плата будет серьезной. Просто тамошние воины, не воины, а всего лишь показушные дешевки. Гора мускул и пламенный взгляд, а в бою — пустое место.
— Лесть не лучший выход. — Данила сам не заметил, как начал подражать Северьяну. — Но ты попал в точку. Они действительно — пустое место. Но один и я малого стою.
Мужчина отмахнулся.
— Я слышал, воины Акуна в одиночку могут уложить двадцать сильнейших бойцов.
— Слухи врут, — ответил Данила. Ему никак не хотелось заниматься охраной какого-то зажравшегося купца. Разговор его в конец разочаровал, ибо ничего стоящего воин так и не предложил. А проблема обратной дороги до Киева все еще висела непосильным грузом. Неожиданно, догадка пришла в голову.
— Куда направляется купец? — Спросил он, еще не веря в удачу.
Воин усмехнулся.-
В Киев, куда же еще. Насколько я знаю, на Руси нет другого стольного града.
— Нет, — согласился Данила. — Ладно, скажем, я согласен. Но я не справлюсь в одиночку. Товар, это повозки. Отбивать повозки от оголтелых разбойников должен, хотя бы небольшой отряд.
Мужчина кивнул.
— Я специально прибыл за несколько дней, чтобы собрать таковой. И мне это удалось. Честно говоря, сюда я зашел просто перекусить. Но как увидел, кто мне попал в сотрапезники, сразу же перешел к делу. Итак, мы договорились?
— Пока еще мы ни о чем не договаривались, — осадил его пыл Данила. — Не было и слова об оплате, а так же количестве людей, помимо меня. И, хотелось бы знать, что именно предстоит охранять.
Мужчина согласно кивнул, подтверждая правоту Данилы.
— Оплата сдельная, по завершении. Ты не будешь обижен, мой хозяин умеет ценить мастеров своего дела. Кроме тебя и меня я нашел еще десятерых. Все прожженные жизнью и походами воины, не чета тебе, но тоже не из слабых. А охранять придется не много не мало, ковры, шелка и ткани, все прямиком к княжескому двору. Ты же знаешь, у князя Владимира нонче пир начинается. Ну а что это за пир да без достойных украшений? Ведь там, я слышал соберутся не только привыкшие к лишениям русичи, но и правители иных держав.
Ответ был как раз таковым, каким и должен был быть. Кратким, и в тоже время объясняющим все. Данила сконфуженно почесал затылок. Удручало его одно, он никогда не был профессиональным наемником. Ему до Северьяна, как до Киева креветкой, сиречь даже близко не стояло. Но кое-чего и он стоил, уж был не хуже тех, прочих нанятых.
— Я согласен, — молвил Данила окончательно и бесповоротно.
— Вот и отлично, — миролюбиво улыбнулся воин, протягивая руку. — Меня зовут Сереборг.
Данила поднялся из-за стола, смерил воина тяжелым взглядом.
— Враги называют меня Следящим. Для друзей у меня есть имя, но ты не друг и не враг. Для тебя у меня имени нет.
Сереборг усмехнулся.
— Хорошо, Следящий. Я буду ждать тебя утром на пристани.
Глава 57.
Когда Сереборг ушел, Данила еще долго сидел за столом перед пустым, полным костей блюдом, и думал. Он сам не мог понять, что подвигло его обозваться прозвищем мертвого друга. Наверное, поводом был тот злополучный кинжал, из-за которого Данилу и заметил наниматель.
В корчме завязалась очередная драка. Два, с виду хлипких и слабых мудреца, поспорив о высоком, вскоре скатились на низкое, и теперь без зазрения совести дубасили друг друга небольшими, но крепкими и костлявыми кулаками. Какой-то мордоворот попытался было их разнять, да не тут-то было. Мудрецы бросили дубасить друг друга, и в совместном усилии принялись за бедолагу-миротворца. В пылу драки кто-то из мудрецов не заметил, как опрокинул кружку с пивом на сопящего богатыря. Тот вскочил, выругался, и что было силы въехал кулаком мудрецу по башке. За мудреца вступился мужик с соседней лавки…
Данила поспешил подняться и направился к выходу. Раньше сидя в корчме, он любил, когда начинались такие вот побоища всех против всех. Он и сам принимал в них участие, грех не померяться силой, особенно когда молодецкая кровь так и бурлит в жилах. Но теперь сие зрелище вызывало лишь отвращение. Данила осторожно обошел дерущихся, рванул к двери. Вперед выскочили двое, преградили путь. В одном из впереди стоящих Данила узнал зачинщика, маленького ссохшегося мужичка с гордо вскинутым орлиным носом. Другой был высокий и мощный, надбровные дуги, как два валуна, из под которых с прищуром мигают два угля-глаза.
В корчме завязалась очередная драка. Два, с виду хлипких и слабых мудреца, поспорив о высоком, вскоре скатились на низкое, и теперь без зазрения совести дубасили друг друга небольшими, но крепкими и костлявыми кулаками. Какой-то мордоворот попытался было их разнять, да не тут-то было. Мудрецы бросили дубасить друг друга, и в совместном усилии принялись за бедолагу-миротворца. В пылу драки кто-то из мудрецов не заметил, как опрокинул кружку с пивом на сопящего богатыря. Тот вскочил, выругался, и что было силы въехал кулаком мудрецу по башке. За мудреца вступился мужик с соседней лавки…
Данила поспешил подняться и направился к выходу. Раньше сидя в корчме, он любил, когда начинались такие вот побоища всех против всех. Он и сам принимал в них участие, грех не померяться силой, особенно когда молодецкая кровь так и бурлит в жилах. Но теперь сие зрелище вызывало лишь отвращение. Данила осторожно обошел дерущихся, рванул к двери. Вперед выскочили двое, преградили путь. В одном из впереди стоящих Данила узнал зачинщика, маленького ссохшегося мужичка с гордо вскинутым орлиным носом. Другой был высокий и мощный, надбровные дуги, как два валуна, из под которых с прищуром мигают два угля-глаза.