Костылев Валентин. Жрецы (Человек и боги - 2)

   "А как придет весна, то жены наши станут ткать кросна; с каждого
   домишку по полпуду выходит льнишку. А сверх того для их чести по
   фунту дадим овечьей шерсти, по мотку с двора ниток, какой ни был бы
   пожиток. И на таких тиранов известных решились мы беспокоить царей
   небесных".
   "Воспресветлейший владыко! Просим слезно, простирая руки: воззри
   на нас - как ныне страждут Адамовы внуки! Великие тягости несем от
   земного царя, вотчинников и их секретаря".
   Прочитав этот листок, Рыхловский стал вспоминать: кто бы это мог подсунуть ему в шинель такую бумагу?
   Ночевал он один в избе, крепко запершись на задвижку. "Неужели вчерашние эстонцы?"
   Теперь он припомнил, что, когда он сидел, шинель его свесилась со скамьи, под которой лежали беглые.
   "Да эстонцы ли то были? Еще вчера казались они мне не кем иным, как обыкновенными псковскими мужиками?.. Но зачем же ямской староста и почтальон их скрывали, называли их эстонцами? Неужели из боязни, что их убьют? И тут обман!"
   Осмотрев свой пистолет, он грозно проворчал: "Ну, подождите!"
   Самолюбие его страдало вдвойне: зло посмеялись над ним в Петербурге, во дворце вельможи и дворяне, а теперь при первой же встрече с подлыми крепостными людьми одурачен он и ими... Он же их пожалел, и они же над ним насмеялись!
   Зубами заскрежетал от гнева Петр, снова влезая в кибитку.
   "Ладно. Сочтемся!"
   XII
   В Китай-городе между кремлевским рвом и Москворецкою улицей помещался знаменитый Сыскной приказ. Центром его было большое каменное здание палаты - места заседаний начальства. К южной и восточной сторонам его примыкали два острога, а к западной, выходившей на кремлевский ров, приткнулся только что вновь перестроенный "застеночек" (как его величали секретари приказа). Кроме этой пристройки, совсем недавно были закончены две новые казармы для колодников, закладка которых состоялась в дни восшествия на престол Елизаветы Петровны.
   Ванька Каин, вернувшись с Волги, из Нижегородской губернии, загорелся желанием сблизиться с этим оживленным уголком. Потянуло его сюда не без основания.
   Вышло так.
   Вернувшись из Чертова Городища, Ванька Каин, озлобленный на Михаила Зарю и его товарищей и видя в них "врагов отечества", прямо заявился на квартиру к князю Крапоткину, первоприсутствующему в Сыскном приказе, и объявил ему, что он, Ванька, хотя и вор, но может большую пользу принести начальству, зная других воров и разбойников не только в Москве, но и в иных краях, например, в Нижегородской губернии, и предлагает свою готовность помогать приказу ловить их всюду без пощады. Крапоткину только того и нужно было. Он направил его в Сыскной приказ, где Ванька и подал челобитную на высочайшее имя.
   Так Ванька сдружился с Сыскной слободой. В реестре своем он переименовал тридцать два московских мошенника.
   В ответ на доношение Ваньки Каина ему в распоряжение дали четырнадцать солдат и подьячего Петра Донского. Вооружившись пистолетом, Ванька храбро повел их в самый темный и грязный угол Китай-города, в Зарядье. В этом местечке ни днем ни ночью порядочному человеку нельзя было пройти так, чтобы не поплатиться либо своею одеждою, либо деньгами, а то и жизнью. В эту же ночь он захватил тридцать два человека. В следующий поход еще четырнадцать человек "воровского промысла" взяты были им "в плен".
   Имя Ваньки Каина с этой поры стали с уважением и удивлением называть даже в Сенате и в других высших правительственных местах. Сама царица Елизавета, находившаяся в те поры в Москве (терзаемой ворами и пожарами), - возликовала, выслушав от князя Крапоткина доклад о подвигах Ваньки Каина.
   Ванька теперь стал в Сыскном приказе немаловажною персоной. Он не только ловил воров, но выполнял кое-какие поручения и по хозяйственной части приказа. Парень оказался на все руки.
   В то утро, когда, побывав у первоприсутствующего Сыскного приказа князя Крапоткина и передав ему письмо от Александра Ивановича Шувалова, поручик Рыхловский явился по указанию Крапоткина в Сыскной приказ, - там происходила горячая работа.
   Члены приказа, судьи, приказные и канцелярские служители в составе секретарей, протоколистов, регистраторов, канцеляристов, подканцеляристов, копиистов и коллежских юнкеров, а также сержант, вахмистр, солдаты, сторожа, тюремные старосты, заплечные мастера (палачи), пожарные, рассыльные, актуариусы и архивариусы и многие другие - все высыпали во двор и толкались, заглядывая один другому через плечо, около вновь перестроенного застенка. Событие немаловажное, как узнал Петр Рыхловский, должно было совершиться в это утро. Ждали архиерея с надлежащим синклитом клириков для совершения молебствия по поводу перестройки некоторых зданий Сыскного приказа.
   Когда Петр Филиппович поближе подошел к центру этого сборища, он увидел восседающего за столом какого-то генерала, а рядом с ним юркого, среднего роста, румяного мещанина. Он был одет франтовато, в расшитую гладью рубаху, а поверх ее в серый, шитый серебром кафтан.
   За столом же сидел один из секретарей и записывал то, что выкрикивал прилизанный мещанин, с жирными кудрями до плеч. Выкрикивал он жиденьким голосом, но громко, пронзительно.
   - Белая и серая епанча на дело хомутов в застенке!..
   Рыхловский заметил, что в том месте около стола, куда косился мещанин, называя ту или иную вещь, была навалена груда разной рухляди, около которой возился солдат, поднимая и показывая генералу выкрикиваемый предмет.
   - Цепи!
   - Уголие!..
   - Липовая кадка на держание при горне воды!..
   - Плети!..
   - Концы и ремни!..
   - Инструмент железный, смыкающий ручные и ножные пальцы?
   - К тому же инструменту замок!
   - Порох для клеймения телес!
   - Топоры!
   - Лестница для казни!
   - Олово для залития горла!
   - Сруб для сожжения человека...
   - Рубаха и порты, надеваемые на осужденных к смерти!
   - Железный венец для тиснения головы!..
   - Войлок для полов в застенке!
   Окончив свою перекличку, этот человек тряхнул кудрями и с какою-то насмешливой улыбкой оглядел всех окружающих.
   Петр Рыхловский спросил стоящего рядом обывателя - кто это такой? Обыватель на ухо Рыхловскому с подобострастием прошептал: "Ванька Каин".
   "Так вот он какой!" - Петр принялся с любопытством рассматривать знаменитого вора, с которым и ему, к сожалению, придется иметь дело, от которого он должен будет получить сообщение о разбойниках, предводительствуемых атаманом Зарею, и вообще о положении дела в Поволжье и на берегах Суры. Одним словом, человек крайне необходимый теперь, перед отъездом в Нижний.
   Кто-то зычным голосом выкрикнул что было мочи:
   - Его преосвященство!..
   Разношерстная толпа пришла в движение. Бестолково загалдела. Сидевший за столом генерал вскочил. Ванька Каин пригладил волосы, усы и бородку, откашлялся и, высоко подняв голову, пошел, толкая всех, на улицу. Раздались окрики сержанта и вахмистра, собиравших в строй тюремную стражу. Где-то ударили в барабан. Взбеленились сторожевые тюремные псы, косматые, зубастые. Тронулись со своих мест и одетые в красные рубахи и бархатные жилеты заплечные мастера и начали скромно, заботливо собирать вместе с секретарем пыточный инструмент, цепи и другие предметы, только что переписанные в книгу. Взвалили себе на плечи и, слегка сутулясь, поволокли все это добро в обновленный застенок. Толпа ринулась на улицу, чтобы посмотреть на архиерея, а может быть, и удостоиться его благословения.
   Рыхловский поспешил протолкнуться сквозь пеструю, шумную толпу на улицу, где должен был вылезти из своей колымаги архиерей. Высокий рост помог ему разглядеть старика в белом клобуке, а около него с обнаженной головой начальнически озиравшегося на толпу князя Крапоткина.
   Строгий взгляд начальника Сыскного приказа произвел свое действие: заработали кулаки и плети, чтобы расчистить путь его преосвященству. Обыватели приняли на свою долю положенное количество тумаков и плеток и отступили за черту, указанную властью, продолжая низко кланяться неизвестно кому с непонятным им самим усердием.
   Молебен отслужили в большом зале палаты Сыскного приказа.
   Рядом с Рыхловским оказался один из чинов канцелярии приказа, гладко выбритый, с живыми, быстро бегающими глазами, одетый в желтый камзол.
   Когда вблизи архиерея появились в облачении три священника, чиновник хотя и не был знаком с Рыхловским, но дернул слегка его за рукав, прошептав ему на ухо:
   - Тюремные попы: один из Чудова монастыря, другой из Покровского собора, третий из Спаса, что у Москворецких ворот... Для исповеди и увещевания осужденных они... Вон тот протопоп... - указал чиновник на толстого рыжего священника, - отец Григорий... ученейший и искусный в исповедях муж.
   Попы низко кланялись архиерею и смиренно косились в сторону Крапоткина. Видимо, они чувствовали себя неважно, находясь между двух огней. Колодники, которых вывели к слушанию молебна, и те выглядели бодрее, чем эта испуганная тройка попов, обливавшихся потом от излишнего волнения.
   После пышных, торжественных богослужений в присутствии царицы в дворцовой церкви - эта нелепая суета, овеянная унылым пением охрипших клириков, эта пестрая толпа, состоявшая из приказных, из палачей, из генералов, из попов и кандальников повергла Петра Рыхловского в великое смущение.
   Архиерей рядом с князем Крапоткиным, попы, клирики, начальство и все прочие люди, присутствовавшие на молебне, двинулись теперь в обход старых и вновь выстроенных тюремных казарм. Их оказалось десять. Самая большая из них - десять аршин длиною и три шириною; в ней помещалось шестьдесят человек. В другой - пятьдесят девять колодников; в третьей - пятьдесят семь... Всего по всем палатам было пятьсот человек. В каждой казарме начальство встречали караульный офицер и тюремный староста. Колодники были построены шеренгами - растерянные улыбки появились на изуродованных лицах. Находились здесь люди и с озверелыми волчьими глазами, страшные, на все готовые. Они были кругом окованы: и ручными и ножными кандалами, и опутаны густо двойными шейными цепями. Были и хилые, жалкие, с потухшими глазами.
   Князь Крапоткин нагибался и осматривал, крепко ли закованы люди. У одних он обнаружил худые и ветхие кандалы, у других - неисправные замки, заклепки.
   Архиерей, не теряя времени, обрызгивал колодников "святой водой". В женских палатах арестованные были закованы лишь в ручные кандалы. Они встретили архиерея разухабистыми песнями и кричали зазорные слова, а посему он не удостоил их кропления.
   Во время этого обхода около большого острога, у трубы, солдаты задержали жену одного колодника и при ней пузырь с вином, который она, воспользовавшись тюремной суетою, хотела передать в окно мужу своему, завязав пузырь в платке. Колодничью жену мгновенно сцапал Ванька Каин и представил ее самому князю. Вина при ней оказалось с четверть ведра, которое у нее услужливо отобрал Каин.
   Жену колодника арестовали, потащили в каземат, она ругалась, сыпала проклятия, рвалась из рук тюремщиков, а начальник тюрьмы, также и архиерей с попами и все другие остановились, наблюдая за этой женщиной, и смеялись. Больше всех потешался поймавший ее Ванька Каин.
   Когда кончился обход казарм, пошли в застенок. Архиерей усердно окропил святой водой застенок и особо - четверых заплечных мастеров, благоговейно склонившихся перед святым отцом.
   На обратном пути в палату Крапоткин жаловался архиерею, что заплечных мастеров не хватает:
   - Прежде имелось в приказе их шесть, а ныне, как сами изволите видеть, только четверо, и оных четырех у меня также требуют чуть не повседневно на работу: то в Главную полицию, то в Мануфактур-коллегию, то в Судный приказ, то в Генеральный кригерехт. К тому же еще из Нижнего губернатор просит дать одного заплечного мастера для обучения тамошних палачей... Дела там какие-то!..
   Архиерей слушал Крапоткина и старчески жевал губами. Его узенькие глазки слезились. У Крапоткина в лице было что-то заячье: покатый лоб, громадные уши, косые глазки и длинный нос, прижатый к губам. Зрачки большие, острые.
   Рыхловский подметил в подчиненных необычайный трепет, когда они встречали взгляд своего начальника.
   После осмотра остальных строений приказа в палате состоялась обильная трапеза с вином и провозглашением здравиц за царствующий дом и за графа Разумовского.
   Петр Филиппович утомился от всей этой церемонии в Сыскном приказе, а от здравицы за Разумовского его бросило в жар. Негодованием наполнилось его сердце и презрением ко всем присутствующим "униженным рабам ее величества", как назвал богомольцев архиерей при произнесении молитвы за царицу.
   Петр Филиппович был несказанно обрадован отъезду архиерея. Он думал, что князь Крапоткин забыл о нем и хотел подойти к нему и напомнить о себе, но вдруг рядом с собой, совершенно неожиданно, увидел опять того же старичка в желтом камзоле, который заговаривал с ним во время молебна и все время непрошенно сопровождал его при обходе казарм, а рядом с этим стариком Ваньку Каина. Старичок оказался одним из членов коллегии Сыскного приказа. Тихо произнес он, подтянувшись на носках к уху Рыхловского:
   - Его сиятельство просит прощения за длительность ожидания... Изволите жаловать со мной в расспросный кабинет...
   Он торопливо засеменил маленькими, словно танцующими, ножками через двор и прошел в деревянный домик. Подойдя к нему, отпер дверь и, пропустив Петра Филипповича и Ваньку Каина, а также войдя внутрь домика сам, снова запер дверь на замок. Здесь был удушливый, зловонный воздух.
   - Садитесь... - указал он на скамью. - Садись и ты, Ванюшка. Поведем, братец, с тобой допросные речи.
   Рядом с Петром, близко касаясь его локтями, уселся и "доноситель" Ванька Каин. От этого прикосновения Рыхловскому сделалось не по себе, а вся таинственность, которой старичок окружал эту беседу, вызывала у Петра неприятные чувства: тут была и обида, и оскорбленное самолюбие, и просто брезгливость... Как-никак, а гвардейский офицер, один из бывших приближенных царицы, и вдруг сидит рядом с вором, сидит запертый на замке, будто арестованный, и ждет, когда ему даст какие-то инструкции этот вор и доноситель Ванька Каин.
   - Вы еще совсем молодой!.. - захихикал ни с того ни с сего старичок в желтом камзоле.
   Ванька Каин заиграл глазами. От него пахло розовым маслом. ("Стяжал, наверное, у архиерея святое благовоние", - подумал Петр.)
   Старичок продолжал:
   - Я ведь и батюшку вашего знаю... В Нижегородском остроге секретарем я в ту пору служил, а они были кузнецом темничным... Ковали они арестованных... Знатно ковали: сам царь Петр Великий осыпал их милостями... Землю на Суре подарил... Они там с епископом Питиримом за жабры мордву знатно взяли... Одного мордвина мы тут пытали по государеву делу, так оный нехристь, совсем уже замученный, почти мертвый, еле дышащий, однако проклинал вашего батюшку... Хе! хе! хе! Забавно!
   Петр сердито оборвал его. Ему показалось, что старик издевается над ним.
   - Говорите о деле...
   Поперхнулся от болезненного щекотания в горле и закашлялся. Рассказ старика об отце окончательно подавил его. Ему хотелось вскочить и убежать отсюда куда глаза глядят... Послать к черту и этого старого дьявола и отвратительного Ваньку, но...
   - Нет, не скажите... - как будто ничего не замечая, мягко и добродушно продолжал старичок. - Это как раз ваше благородие относится к нашему делу, ибо у нас в Тайной конторе получена жалоба вашего батюшки на мордву и на разбойников... Атаман Заря и некий цыган Сыч, его же есаул, грозят убить вашего батюшку и пожечь... И вам придется, поручик, за то жестокую экзекуцию мордве учинить и наказать губернатору князю Друцкому, дабы выслал он по этапу всех задержанных вами в тех местах зачинщиков - в Москву, в Тайную контору... А уже мы тут знаем, что нам с ними сделать... Об этом вы не беспокойтесь. А теперь потрудитесь выслушать нашего преданнейшего доносителя, верного слугу ее величества Ваньку Каина...
   Старичок дернул своего помощника за рукав:
   - Говори!
   Ванька Каин разгладил лоснящиеся от масла волосы и начал, причмокивая и хватая Петра Филипповича за пуговицы шинели, рассказывать:
   - Был я там!.. Видел всю эту сарынь!..* И Михаила Зарю знаю... Логово его теперь мне известно... В Чертовом Городище оно, под Васильсурском... Сначала жили под Макарьем... Чужие хлеба приедчивы... Монахи их прикармливали. - Ванька Каин говорил и весь дергался в такт своим словам:
   _______________
   * Ватага, шайка, сброд и т. д.
   - Человек с полтораста их, разбойников, будет... Один к одному молодцы; на свет родились и никуда не годились! Евреи среди них есть... Много их там! Особенно вреден у них сын нижегородского меховщика Гринберга... Рувимка звать его. Дочка тоже у этого меховщика... - Ванька подмигнул Рыхловскому глазом. - Ягодка! Говорят, сам губернатор... Товар полюбится - ум отступится... Ну да что там говорить!..
   Старичок дернул Ваньку за рукам: "Не завирайся!"
   Ванька поправился:
   - Одним словом, пряжки искорками, да вон повыскакали... Всякая вещь стала мне известна, как бы сей еврей добродетелью себя ни приукрашивал!.. Он самый и есть главный заводчик бунта, к коему готовится мордва и иные нехристи. Он же и грабленое у воров брал и сбывал на ярмарке в Макарьеве... Он всему виною является... Сын-то его Рувим в шайке разбойников самый грамотей, и писарем там он у них состоит... Сказать прямо: оная свинья хочет иметь бычий рог да конские копыта да православную церковь убодать и далее скакать... Отрубите мою руку по локоть, коли я вам, офицер любезный, добра не желаю... Ей-богу!
   Ванька вздыхал, божился, один раз даже слезу пустил, зарыдал; старичок в желтом камзоле фальшиво его как-то успокаивал. А потом Ванька смеялся, сыпал прибаутками и снова дергал за пуговицы Петра Филипповича, причмокивая.
   И этак продолжалось часа три, а когда кончилось, старичок подсунул Рыхловскому какую-то бумагу: оказалось, расписка в получении надлежащих справок "о мордовском воровстве и о разбойниках у Макария" от московского Сыскного приказа и обязательство "об этом никому не говорить ни слова".
   С распискою старичок долго возился около замка; сам никак не мог отворить, а никому другому ключа не доверил. Но только Рыхловский повернулся, старичок опять вцепился ему в руку, и, толкнув Ваньку Каина, строго сказал: "Исчезни!" - Ваньки как не бывало. Словно сквозь землю провалился.
   - Вот что, любезный поручик... - тихо сказал тогда старик. Начальник Тайной конторы нашей просил бы вас захватить с собою заплечных дел мастера Гаврилу Цыганкова в Нижний. Князь Друцкой умоляет выслать ему одного для обучения тамошних палачей...
   Рыхловский побледнел:
   - Скажите начальнику Тайной конторы, что офицеру и дворянину недостойно в одной кибитке с палачом быть...
   - Его превосходительство сиятельный князь Крапоткин, начальник наш, много раз ездил вместе... Однако как хотите!.. Счастливый путь!..
   Человек в желтом камзоле торопливо удалился.
   Вырвавшись в город, Рыхловский почти бегом бросился по набережной Москвы-реки, но ему еще долго казалось, что за него цепляется этот старикашка и пальцы Ваньки Каина дергают его за пуговицы.
   В предвечерней тишине бойко журчали потоки воды, стекавшей с улиц в Москву-реку, и неотразимо давили низким великопостным гудом колокола кремлевских соборов.
   "Поскорее бы в Нижний!" - в страхе и тоске думал Рыхловский, направляясь в Ямской приказ.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   В этот же день о "бывшем лейб-компанце Петре Рыхловском" Сыскной приказ сообщил в Тайную контору, что "оный лейб-компанец держал себя задирчиво с чинами приказа, не как простой офицер, а со значением и наотрез отказался доставить заплечного мастера в Нижний и поносил начальника Тайной конторы непорядочно, якобы он высшую при дворе опеку имеет. Сыскным приказом замечено, что оный офицер имеет в себе какую-то задумчивость, а по какой причине - не дознано". Московская Тайная контора послала такую же промеморию в Петербург начальнику Тайной канцелярии Александру Шувалову, присовокупив: "Что прикажет делать впоследствии ваша светлость?"
   Одновременно Тайная контора послала заплечного мастера в Нижний, а с ним вместе препроводила копию с этой переписки нижегородскому губернатору князю Друцкому, уведомив о надлежащем наблюдении "за оным лейб-компанцем, устраненным от двора ее величества".
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Рыхловский нанял уже лошадей, уселся в сани и велел гнать скорее к заставе, махнув на все рукой. Бог с ней, с Москвой! Но тут-то и произошло совершенно неожиданное происшествие.
   На Неглинной набережной в тот самый момент, когда Петр усердно крестился направо и налево на попадавшиеся по пути церкви, готовый с радостью покинуть первопрестольную столицу, вдруг на его лошадей набросились и повисли на них два каких-то обормота, две наглые тупые рожи. Остановили кибитку и, молча, с ехидными улыбками, сунули Петру в руки бумагу, а в той бумаге вершковыми буквами было написано:
   "Ее императорскому величеству известно учинилось, что в Москве многие всяких чинов люди ездят на резвых лошадях и давят и побивают людей; того ради ее императорское величество указала: от Главной полицеймейстерской канцелярии в Москве тем обывателям объявить подписками, чтоб никто в Москве по улицам на резвых лошадях отнюдь не ездил и людям утеснения и убийства не чинил; а ежели кто на таких резвых лошадях ездить будет, тех велеть через полицейские команды ловить, и лошадей и их, взяв, отсылать на конюшню ее величества".
   - Пожалуйте, господин поручик, в полицейскую будку...
   - Зачем?
   - Вещи, принадлежащие вам, вывалить, да вас высадить, и лошадей с отпиской, вместе с вами, направить в Главную полицеймейстерскую канцелярию, дабы свели вы самолично коней на дворцовую конюшню под расписку...
   - Я же офицер и послан царицею в Нижний...
   - Мы этого не знаем...
   - Вот грамота... - в волнении засуетился Петр, доставая из кармана бумагу.
   - Прогонные грамоты и деньги и всякие вещи отбирать не приказано ни у кого, токмо лошадей... Не извольте сердиться... Мы исполняем волю матушки-государыни... Давайте лошадей...
   - Но ведь я же еду с ведома губернатора и Тайной канцелярии!
   - Никакие чины и прежде пожалованные права и почести не должны препятствовать выполнению царских указов.
   Тогда Рыхловский, изругавшись крепко, велел ямщику ехать дальше. Ямщик ухнул кнутом по коням, свистнул - и остался на месте, как окаменелый. Оказалось, что лошадей под уздцы ухватили словно из-под земли выскочившие еще двое таких же бродяг, а двое прежних грозно навели на ямщика пистолеты.
   Рыхловский позеленел от злости:
   - Прочь, разбойники!
   Один из полицейских с морщинистым, пьяно улыбающимся лицом поклонился низко и сказал:
   - За оный разбой нас полицеймейстерская канцелярия по рублю с лошади одаривает... Не откажите и ваша светлость осчастливить нас наградою...
   Петр вытащил из кармана трехрублевую бумажку и бросил ею в пьяного сыщика. Тот кинулся, будто собака на кость, на брошенные ему деньги. Остальные, раздувая ноздри, навалились на него, и началась у них схватка.
   Тем временем ямщик хлестнул лошадей, и они помчались, что было мочи, далее, оставив позади себя царских слуг.
   Однако и этим дело не кончилось.
   У заставы, близ "конторы Камер-коллегии по деланию около Москвы земляного рва", именуемого с той поры "Камер-коллежским", опять лошадей остановили. Теперь конные драгуны - застава! Чиновник Камер-коллегии вместе с начальником караула осмотрели сани, обшарили ямщика: нет ли неявленных товаров, корчемного питья и по какому делу едет он, Рыхловский... Начальник караула осмотрел его подорожную и охранную грамоту, но так как он был малограмотным, то ему все решительно сделалось подозрительным. С великим недоверием он отнесся к каждой букве. Ознакомившись с бумагами, он учинил настоящий допрос:
   - Стало быть, вы - офицер?..
   - Да. Видите сами.
   - Куда держите путь?
   - В Нижний. В бумагах писано.
   - А зачем?
   - Послан царицей... Да в бумаге и оное указано. Вы же ее читали!
   - А кто писал бумагу?
   Взгляд стал самым подозрительным.
   - В канцелярии генерала Шувалова...
   - Когда же вы выбыли из Санкт-Петербурга?
   - И сие в подорожной обозначено.
   - А раньше вы бывали в Нижнем?..
   - Родился и вырос там...
   - А как же вы попали в Санкт-Петербург?..
   - Служил там...
   - Где?
   - Во дворце...
   - Кем?..
   - Начальником караула...
   - Почему же вы едете в Нижний?..
   - Для усмирения разбойников и бунтовщиков.
   - Каких бунтовщиков?
   - Мордвы и других.
   - Нешто они бунтуют?
   - Накануне того.
   - Но почему же вы это знаете?..
   - Я не обязан вам об этом рапортовать, господин капитан! Больше я не буду отвечать. Не забывайте, что вы и я - офицеры!.. Недостойно так изъясняться нам при низких людях! - с раздражением сказал Петр и стукнул в спину ямщика. - Пошел!
   Тот хлестнул лошадей, свистнул, и кибитка понеслась через ров прочь от заставы.
   XIII
   Весна и богатырский разлив Волги не принесли радости узникам Ивановской башни. Стало еще холоднее в каземате, поползли капли со стен. Липла к одежде, к поручням и цепям гнилая испарина от кирпичей. Казалось, что сырость проникала в кровь, связывала мускулы, леденила мозг.
   - Бог дает человеку силу... Бог охраняет его... А если бы не он может ли человек вынести такую жизнь? - грустно качал головою Залман.
   Теперь он молился не только о себе, но и о хиттиме*. Кто знает, может быть, тем самым он совершает великий грех? Может быть, за хиттима не следует молиться? Но... не сказано ли в книге Второзакония: "Люби пришельца и дай ему хлеба и ризу"? И у Левита сказано: "Возлюбише его, яко самого себя, ибо и вы пришельцами были в земле Египетской". А в Талмуде: "Кто герой? - Превращающий в друга врага своего".