Коултер Кэтрин. Дикая звезда

   — Выпей какао, Брент. Сент говорил, что станет лучше.
   Брент взглянул на нее одним глазом и выпил какао.
   — Сент также сказал, что будет полезен обильный завтрак. И побольше яиц…
   — Пожалуйста, Байрони, — проворчал Брент, — дай мне умереть спокойно.
   Она сменила у него на лбу мокрую салфетку, ласково пригладила волосы.
   — Хорошо. Отдохни. Я буду рядом, если что-нибудь понадобится.
   Он снова уснул, и Байрони долго смотрела на небритого мужа, который мерно дышал во сне.
   Когда Несколько часов назад Мэгги с Сентом с трудом перетаскивали его в спальню, Байрони подумала, что его жизнь в опасности.
   — Нет-нет, дорогая, — разуверила ее Мэгги, — просто он страшно напился. Так что пока кнут не применяйте.
   — Пусть поспит, а когда проснется, накормите его, — распорядился Сент. — Что же касается вас, — продолжал он, — вам тоже необходимо отдохнуть. И не слишком беспокойтесь, Байрони.
   Байрони слышала, как Мэгги сказала Сенту, когда они уходили:
   — А вы, доктор Моррис, я полагаю, продолжите свое приятное свидание?
   — К сожалению, нет, — печально ответил тот. — Бедная Джейн расстроилась, когда за мной пришел Хромой Вилли.
   — Обзаведись-ка женой, Сент, вот тебе мой совет.
   Сент что-то ответил, но Байрони не расслышала.
   До нее донесся лишь звонкий, веселый смех Мэгги.
   — Тогда разбудите Фелицию. Девочка любит вас.
   Байрони быстро захлопнула дверь спальни. Ей не хотелось даже невольно снова подслушивать чьи-то разговоры — никогда. Вернувшись к уснувшему мужу, она покачала головой и уселась в кресло с «Корсаром» Байрона в руках.
   «Слава Богу, я молодой и сильный», — думал Брент. Он не чувствовал похмелья от огромного количества выпитого виски, но все тело дьявольски ломило.
   Он, морщась от боли, согнул израненные пальцы.
   — Сент говорил, переломов нет, — заметила Байрони. — Ты хорошо помнишь, что произошло?
   Брент не знал, какой реакции ожидать от Байрони — но знал, что с такой улыбкой не встречают мужа, ушедшего из дому, напившегося и жестоко подравшегося.
   — Да, — сказал он, — помню.
   — Сколько их было?
   — Четверо, может быть, пятеро. Мне придется заплатить Коре за поломанную мебель сотни три дол ларов. Я переломал бы больше, но потом мы дрались на улице.
   Байрони ничего не сказала о деньгах, а указала ему на ванну в углу спальни:
   — Я попросила принести горячую воду. Примерно через час Смайли подаст к подъезду ландо, и мы все-таки совершим намеченную прогулку к океану. Сент говорил, что это полезно. Свежий воздух и все такое.
   Брент кивнул и отбросил одеяло. Он был голый, и Байрони поймала себя на том, что рассматривает страшные синяки на его ребрах.
   — Ты уверен, что с тобой все в порядке?
   Брент самоуверенно ухмыльнулся:
   — Я не сдался, если тебя это интересует.
   «Ну вот, все приходит в норму», — подумала Байрони.
   — Я ненадолго выйду, — сказала она.
   — Куда ты?
   — Хочу купить кнут, — ответила она.
   Он остановился посреди комнаты с выражением полного недоумения на лице.

* * *

   Вторая половина дня была облачной, стоял густой, тяжелый туман.
   — Мы еще потеряем друг друга в этой мгле, — заметил Брент. — Зачем понадобился этот кнут? — удивился он.
   — Для душевного покоя, — безмятежно ответила Байрони. — Как ты себя чувствуешь?
   — Пока еще не совсем хорошо. Что за душевный покой?
   — Мистер Хоббс говорил, что это очень эффективное средство, впрочем, бесполезное для меринов.
   Оно годится только для.., жеребцов.
   — Понятно, — сказал он, начиная понимать, в чем дело. — Я думал, ты вообще против всякого насилия.
   — Верно. — Байрони пожала плечами. — Однако приходится приспосабливаться к действительности.
   — Туман слишком густой, — внезапно сказал Брент и повернул лошадь обратно. — Уедем отсюда. — Ветер стал жестче и уже поднимал в воздух прибрежный песок.
   — Как хочешь, — непринужденно согласилась Байрони.
   — Байрони, — проговорил он, пристально рассматривая ее, — мне не очень нравится твой тон.
   — Предлагаю, прежде чем бежать за кобылой, разберись со своей лошадью.
   Она смеялась над ним! Бренту это не понравилось, совсем не понравилось. Он раздельно произнес:
   — Я оседлаю кобылу, любимая. Без всякой уздечки, разумеется, достаточно несколько раз ущипнуть ее за шею.
   Байрони весело расхохоталась, а Брент скрипнул зубами.
   — И разумеется, она не сбросит тебя? А если кобыла позволит объездить себя, ты, возможно, накажешь ее — спешишься?
   Брент почувствовал такое вожделение, что у него заломило в паху.
   — Нет, — возразил он, уставившись на дорогу между ушей лошади, — я больше с нее не слезу.
   Ущипнув ее за шею, я буду гнать ее до тех пор, пока она не задрожит и не покроется потом, пока не признает, что я ее хозяин.
   — Желаю удачи, — живо сказала Байрони, — с кобылой.
   — Не нужно никакой удачи, был бы удобный случай.
   — Кстати, не будешь ли ты добр высадить меня у дома Сэкстонов? Я обещала Чонси навестить ее.
   — Об этом не может быть и речи. Разве ты не знаешь, что жеребец всегда пасет своих кобыл, не спуская с них глаз?
   — Разве? Но, возможно, он все-таки поймет, что какая-то кобыла может от него отказаться. Ты знаешь такого жеребца, Брент?
   «Да», — подумал он.
   — Если бы кобыла была больше чем ., кобылой, — грубо ответил он, — возможно, она могла бы доставить жеребцу удовольствие.
   — О, — воскликнула явно развеселившаяся Байрони, — если бы жеребец был больше чем.., жеребцом, он удовольствовался бы своим собственным пастбищем. Возьму на себя смелость сказать, что существуют кобылы, желающие считать жеребцов своей собственностью не меньше, чем на подобное претендуют сами жеребцы. Ты когда-нибудь слышал о кобыле, которая щипала бы своего жеребца за шею?
   — Хорошо, — прорычал Брент, пугая лошадь. — С меня довольно иносказаний. Если ты когда-нибудь замахнешься на меня кнутом, Байрони, сильно пожалеешь об этом.
   — Как именно, если ты не против такого вопроса?
   Мы, кобылы, любим все уточнять, знаете ли.
   Брент скрипнул зубами.
   — Не знаю, — ответил он наконец, — но можешь не сомневаться, уж я что-нибудь придумаю.
   — Пока не придумаешь, я буду придерживаться своей теперешней тактики.
   — Что за тактика?
   — Держать своего жеребца при себе, — ответила она, — используя для этого все необходимые средства.
   — Мы, жеребцы, тоже любим все уточнять.
   — Даже сейчас? — спросила Байрони и, едва касаясь, провела пальцами по бедру Брента. Она тут же почувствовала, как напряглись его мускулы, и услышала, как он резко втянул в себя воздух. — Возможно, — очень тихо проговорила она, — жеребец очень скоро настолько утомится, что не сможет покинуть свое пастбище.
   — Я буду поступать так, как мне нравится, Байрони.
   — И я тоже, Брент.
   — Тебе лучше убрать руку, иначе я наброшусь на тебя прямо здесь.
   Байрони рассмеялась и стала тщательно поправлять свою шляпку. Он мрачно глянул на нее, услышав, как она беззаботно начала напевать какую-то мелодию.
   Когда они вернулись домой, Бренту страшно захотелось заняться с нею любовью, довести ее до полного изнеможения.
   Но у двери дома его встретил Сизар.
   — По-моему, что-то важное, Брент. — Он протянул ему письмо.
   Брент взглянул на помятый конверт.
   — Господи! — тихо пробормотал он.
   — Что случилось, Брент? — спросила Байрони.
   — Письмо, но не от моего брата Дрю, а от адвоката отца в Начизе. — Рука Брента дрожала. Он разорвал конверт и вынул из него два листка, исписанные четким почерком.
   Байрони видела, как сжались его кулаки, как на выразительном лице отражались одна за другой тысячи мыслей. Слышала, как он тихо выругался.
   Он повернулся и пошел от нее, но Байрони схватила его за руку.
   — Что случилось, Брент? — повторила она.
   — Умер мой отец, и самое невероятное — сделал меня своим наследником!

Глава 23

   — Почему ты считаешь, что не должен стать наследником отца?
   Байрони вошла вслед за мужем в гостиную и плотно закрыла за собой дверь. Он выглядел совершенно отрешенным. Она повторила свой вопрос.
   — Десять лет назад отец выбросил меня с плантации и из своей жизни.
   — Дать бренди, Брент?
   — Да.
   Она подала ему хорошую порцию и отвернулась, чтобы снять накидку и шляпку.
   — Почему он так поступил? — спросила она мужа.
   — Потому что застал меня в постели со своей женой.
   Байрони словно ударили кулаком в живот. Она недоверчиво посмотрела в глаза Бренту.
   — Что? — пролепетала она.
   Брент рассмеялся.
   — Мне было восемнадцать лет, а Лорел двадцать два. Она хотела меня — и получила. Отец появился, разумеется, совершенно неожиданно. — Брент машинально потер пальцем шрам на щеке.
   Значит, отец его наказал, подумала Байрони. Десять лет, говорила ей Мэгги, десять лет он был предоставлен самому себе.
   — Но тебе же было всего восемнадцать лет! А как он поступил с твоей мачехой? Тоже прогнал?
   Брент рассмеялся, размахивая письмом.
   — В этом-то и есть вся ирония, дорогая. В восемнадцать лет я был настолько щепетилен, что принял на себя ответственность за происшедшее. Возможно, не надо было этого делать. Для отца так было бы лучше.
   В конце концов он, несчастный, понял, что она вышла за него замуж только из-за денег и его положения. Он отдал мне плантацию — Уэйкхерст и сделал меня опекуном Лорел. Иными словами, теперь всеми деньгами распоряжаюсь я. Не представляю, что она при этом чувствует, — А как же с твоим братом, Дрю?
   — Отец оставил ему большую сумму денег, а кроме того, что-то ему досталось после смерти матери.
   Сейчас Дрю двадцать шесть лет, он художник. Живет холостяком недалеко от главного дома. Когда меня десять лет назад выгнали из дому, Дрю уезжал в Париж учиться живописи. Фактически единственной связью с домом было случайное письмо от брата. Один Бог знает, что он теперь думает обо всем этом.
   Брент внезапно умолк, допил бренди и опустился в кресло.
   — Байрони, я должен ехать. Без меня адвокаты не смогут ничего оформить.
   Байрони в глубоком раздумье кусала нижнюю губу.
   — Значит, мы едем, — с готовностью проговорила она.
   Брент поднял густую бровь:
   — Мы?
   — Разумеется. Если, конечно, ты не намерен возвращаться.
   — У меня, по-видимому, нет выбора. Однако я хочу продать плантацию. — В голосе его прозвучала неуверенность.
   — Целых восемнадцать лет это был твой дом, Брент.
   Он вздохнул, взъерошив волосы.
   — Да. Я солгал бы, если бы сказал, что не тосковал все эти годы. Это красивый, хороший дом, Байрони, к югу от Начиза, у самой Миссисипи, севернее границы с Луизианой. По-моему, мой дед построил его в 1784 году. Разумеется, под сильным испанским влиянием.
   О проклятие!
   — Что? Расскажи мне о нем побольше.
   — Рабы. Когда я уезжал десять лет назад, в Уэйкхерсте жили больше пятисот негров.
   — Боже мой, что же они делают? Это же целая армия!
   — Большинство из них работают на хлопковых плантациях, с рассвета до темноты, остальные — ремесленники: кузнецы, лудильщики, каменщики, плотники, ну и, конечно, прислуга в доме — около тридцати бедняков, обслуживающих белых. Няня-негритянка Бас, старая и сморщенная, как чернослив, была мне второй матерью. Неграм в Уэйкхерсте жилось лучше, чем на других плантациях. Они ели два раза в день, имели нечто вроде больницы, и любые наказания ограничивались двенадцатью ударами плетки надсмотрщика, тоже раба, но более образованного. Если бы я остался, то, вероятно, не очень задумывался бы над этим. Видишь ли, это были образ жизни и экономическая необходимость. Но теперь… Я вряд ли смог терпеть это дальше. — Брент рассмеялся. — Теперь я «.масса», а ты, дорогая, «миссис».
   — Освободи их, — сказала Байрони без всякого предисловия.
   — Освободить? Они же неграмотные, забитые и все из-за белых. Может быть, ты и права. Что же касается милейшей Лорел…
   — Я поняла, что милейшая Лорел наделена превосходным вкусом к мужчинам. Однако с ее стороны было не очень разумно соблазнять восемнадцатилетнего юношу.
   И сделать таким подозрительным к женщинам.
   Таким подозрительным ко мне.
   Байрони не терпелось увидеть Лорел. Губы у нее сжались в тонкую линию.
   — Ты, вероятно, права, но я и сам был хорош.
   Впервые переспал с женщиной, когда мне было четырнадцать лет, а в семнадцать уже был грозой всей округи. Черт возьми, я спал даже с двумя негритянками.
   Видишь ли, это делал буквально каждый мужчина, так было принято. Меня называли enfant terrible — несносный ребенок и хихикали за моей спиной. Думаю, до того рокового дня отец гордился мною. Теперь, Байрони, ты знаешь мое прошлое, по крайней мере видишь, как все началось.
   Байрони широко улыбнулась:
   — По пути в Начиз расскажешь мне подробности твоей жизни за последние десять лет. Не называли ли тебя «несносным мужчиной»?
   — Некоторые называли. Но теперь это не имеет значения. Ты уверена, что хочешь поехать со мной, Байрони?
   — Ты же обещал мне свадебное путешествие, помнишь?
   — А как насчет кнута?
   — Кнут — мой постоянный спутник, — подтвердила она. — Я очень сожалею о смерти твоего отца, Брент.
   — Я тоже. Не знаю, почему он не написал мне перед смертью. Я обязательно бы съездил домой.
   — Подозреваю, дело, вероятно, в гордости.
   Брент повернулся и внимательно посмотрел на Байрони.
   — Ты сообразительная, Байрони.
   — Я же купила кнут!

* * *

   Вечером следующего дня Хаммонды, одетые для официального визита, прибыли на ужин в дом Сэкстонов. Там уже были Хорас и Агата Ньютоны, а также Сент Моррис и Тони Доусон.
   — Прекрасно выглядите, Байрони. — Чонси крепко обняла приятельницу и улыбнулась мужу озорной улыбкой. — Дел восхищен тем, что вы пришли.
   Говорит, что забыл, как выглядит нормальная женщина. На кого я сейчас похожа!
   — У тебя величественный вид, Чонси, — заметил Брент. — Настоящий клипер под парусами из голубого шелка.
   — Не забывайте про кружева, Брент!
   — Я сижу рядом с Тони? — обиженно спросил Сент Дела Сэкстона по пути в столовую.
   — Простите, старина, но Тони может быть очень приятным собеседником, когда в ударе.
   — Чонси родит в следующем месяце. Меня удивляет, зачем вы вообще меня пригласили.
   — Она такая громадная, вот я и забыл, — заискивающе проговорил Дел и повернулся к Байрони, сидевшей справа. — Вам идет золотистый шелк, дорогая. Что же касается этого деревенского дурня, — продолжал он, указав движением брови на Брента, — то я просто удивлен, что его не прикончили. Я наслышан о вашей драке.
   — Имело место некоторое расхождение во мнениях, — непринужденно заметил Брент. — Ничего бы не произошло, согласись тот парень со мной. По правде говоря, даже не помню, о чем, собственно, шла речь.
   — Просто понадобилась хорошая драка ради самоутверждения в мужественности, — вполголоса объяснила Байрони Чонси и Агате.
   Агата послала влюбленный взгляд мужу.
   — Не так давно и Хорас напивался до чертиков и затевал свару.
   — Бедный Сент, — заметила Байрони. — Не понимаю, как вам удается сохранять в неприкосновенности свой мужской образ. Судя по вашим габаритам, вряд ли кому-нибудь придет в голову подраться с вами.
   — Добрые миссионеры говорили мне, что Бог все взвешивает на весах. Такой крупный парень, как я, ласков как ягненок. А такие, как Брент, постоянно стремятся самоутвердиться.
   — Миссионеры? — переспросил Брент. — Где ты их, черт побери, отыскал?
   — О, на маленьком острове Мауи. Он входит в Гавайский архипелаг в Тихом океане. Я был врачом на китобойном судне. Впервые приехав в главный город Мауи Лахаину, я решил пожить там некоторое время. Там идет постоянная борьба между миссионерами и моряками.
   — Сент, я ничего об этом не знаю. Расскажи побольше. Со всеми кровавыми подробностями.
   — Не сейчас, мой мальчик, потом. Здесь же дамы.
   Байрони повернулась к Чонси, но та казалась погруженной в размышления. Отвлекла ее Агата.
   — Дорогая, как назовете будущего принца или принцессу?
   — Как насчет Борегар Сэкстон? — предложил Тони.
   — Или Персиваль? — подхватил Брент. — По имени парня — моего бармена: не забывайте, что он будет наполовину англичанином.
   — Действительно, — согласилась Чонси, озорно улыбаясь мужу, — мы не можем прийти к согласию в отношении имени. Дел все артачится и ничего не предлагает.
   — В чем дело? — вмешался Сент. — Какое имя ты выбрал. Дел?
   Делани покачал головой, спокойно продолжая есть жареного цыпленка.
   — Это, кажется, имбирь? — спросил Брент. — Увидев подтверждающую улыбку Делани, он продолжил:
   — Удивительно. Этот дом совершенно непредсказуем. Мне начинает нравиться, — повернулся Брент к жене, — когда вещи оказываются не такими, какими ожидаешь их увидеть.
   — Они такими и будут, — невозмутимо заметила Байрони.
   — Она хочет, чтобы я всегда был счастлив.
   — Это она и хотела сказать, — вставила Агата.
   Позднее, когда все гости расселись в гостиной Сэкстонов, Чонси внезапно вздрогнула и выронила из рук чашку с кофе.
   — О Боже, — прошептала она, удрученно взглянув на мужа.
   Сент, улыбаясь, поднялся со стула.
   — Хорошо, что вы дождались окончания ужина, дорогая.
   — Начинаются роды?
   Агата рассмеялась, увидев смятенное лицо Дела.
   Сент склонился над Чонси и своей огромной рукой ощупал ее живот. Почувствовав напряженность от начинавшейся схватки, он ласково похлопал ее по плечу.
   — Давно начались боли, Чонси?
   — С утра. До сих пор было не особенно больно.
   — Чонси, — почти закричал Дел, — почему ты ничего не сказала? Господи, вот упрямица…
   — Нет, Дел, если бы я сказала, ты паниковал бы весь день. — Началась очередная схватка, и она с болезненной улыбкой перевела дыхание. — Теперь, похоже, можешь начать.
   — Никакой паники, — спокойно заметил Сент. — Пойдем наверх, дорогая? Да.., да. На месяц раньше… Это существо торопится увидеть мир.
   — Погодите! Я могу чем-нибудь помочь?
   — Дорогой Дел, по-моему, ты и так уже сделали достаточно, — ответил Сент. — Пригласил меня на ужин. Агата, может быть, вы пойдете с нами? Придется помочь Чонси переодеться в ночную рубашку.
   Дел, рекомендую немного выпить. А остальные пусть его поддержат и не дадут унывать, хорошо?
   Со стула вскочила Байрони.
   — Я помогу вам.
   — Нет, дорогая, оставайтесь здесь.
   — Но…
   — Байрони, — резко одернул жену Брент.
   Она бросила на него озадаченный взгляд.
   Делани помог Чонси встать и поддержал ее, когда она, стиснув зубы, согнулась от резкого приступа боли.
   — Не беспокойся, любовь моя, я буду с тобой.
   — Господи, — заметил Сент, — мне только не хватало мужа.
   Тони, Байрони, Брент и Хорас остались в гостиной, переглядываясь между собой. Брент почувствовал у своего рукава руку Байрони.
   — Может быть, все же пойти наверх? Ведь я все-таки женщина…
   — У тебя же не было ребенка, — заметил Брент.
   — Что ты понимаешь! — запальчиво воскликнула она, раздраженная его покровительственным тоном.
   К ее крайнему удивлению, Брент побледнел.
   — К сожалению, у меня очень мало опыта. Если бы я знал побольше, Джойс Морган осталась бы в живых. Но мне пришлось похоронить и ее, и ребенка.
   — О чем это ты, Брент? — спросил Хорас, подавшись вперед в кресле.
   — Это было довольно давно, — начал Брент. — В дебрях Колорадо. Я ехал верхом в Денвер и обогнал фургон. Лошадью правила совсем юная девушка. Бедняжка мучилась, была совсем одна, и у нее начались роды. — Брент остановился, чувствуя, что по его телу заструился пот. Он бессильно пожал плечами. — Вот и все. Я помогал, она пыталась справиться, но все наши усилия ни к чему не привели.
   — Где же был ее муж? — спросила Байрони, чувствуя, как у нее пересохло горло.
   — В Денвере, продавал скот. Когда я его разыскал, оказалось, что он ввязался в какую-то драку и его убили. И это, пожалуй, было к лучшему. Иначе я сам вполне мог убить его. Ведь он оставил ее одну, зная, что срок вот-вот наступит и помочь ей будет некому.
   К Бренту вернулась ярость, охватившая его тогда, ощущение крайней беспомощности, парализовавшее надолго его волю. Он не знал, что на лице его как в зеркале отразилась почти забытая боль. Он вскочил на ноги и принялся ходить по комнате.
   — С Чонси все будет в порядке, — сказал он, взглянув на потолок.
   — Разумеется, — согласился Хорас.
   Брент помолчал и стер со лба пот. До него вдруг дошло, что именно этот случай был действительной причиной того, что он не хотел беременности Байрони.
   Ведь она могла бы умереть. Он постарался забыть об этом событии, глубоко закопав молодую женщину и ее ребенка, и надеялся никогда не вспоминать о нем. Он взглянул на Байрони. Она сидела с опущенной головой, закрыв лицо руками.
   Ко всеобщему облегчению, Тони заговорил о Дэвиде Бродерике:
   — Он становится все более и более могущественным. Сказать, что Калифорния — страна больших возможностей, — не сказать ничего. Ведь Бродерик был хозяином одного из нью-йоркских салунов, а теперь стал сенатором Соединенных Штатов.
   — Поосторожнее, Тони, — предостерег Хорас Ньютон, — он так могуществен, что, как я думаю, страна кишит его шпионами. Надеюсь, Делу не взбредет в голову выступить против него.
   — Дел не дурак, — заметил Тони. — Наш дорогой мэр Гаррисон держит Дела в курсе, что осуществимо и что нет.
   Послышался пронзительный крик.
   Все застыли.
   — Так, так, любимая, кричи, — говорил жене Дел, — кричи как можешь громче.
   Чонси так сильно сжала кулаки, что пальцы ее побелели.
   — Больно… — шептала она.
   — Я знаю, — успокаивал Дел, глядя на Сента глазами, полными тревоги.
   — Отойди на минуту в сторонку. Дел. Я поговорю с твоей женой.
   Чонси его не отпускала, он отошел всего на два шага. Сент сел рядом с нею.
   — Вы делаете все правильно, Чонси, — спокойно заговорил он. — Все хорошо. Ребенок небольшой, ведь он немного поторопился. Я ожидаю появления на свет вашего сына или дочери к полуночи. Кстати, ужин был превосходным. Я заметил, что вы съели немного.
   Это хорошо.
   — В полночь! — громко простонал Дел. — Еще целых три часа!
   — Это ваш первый ребенок, — продолжал Сент, слегка поглаживая руку Чонси. — Теперь уже скоро.
   А теперь дышите так, как я вас учил. Вот так, глубже, и не боритесь с болью. — Сент встал и отошел от кровати, чтобы еще раз вымыть руки в тазу с горячей водой, которую принесла Лин. — Давайте, — сказал он подходя к изножью кровати, — посмотрим, где теперь этот парень.
   Чонси почувствовала его пальцы в тот самый момент, когда от новой схватки ей показалось, что ее разрывают на части.
   — Дышите глубже, Чонси!
   Примерно через час в гостиную вернулась Агата.
   — Успокойтесь, пожалуйста, — сказала она, оглядывая уставившихся на нее гостей. — С Чонси все в порядке. Жив и Делани, точнее, чуть живой. Хорас, налей-ка всем виски. Байрони, пойдемте со мной на минуточку. Мне нужно кое-что вам сказать.
   Байрони последовала за Агатой из гостиной в вестибюль.
   — С ней действительно все в порядке?
   — Да, дорогая. Уверяю вас. Сент отвлекает ее разными смешными историями. Она улыбается, а вот бедный Делани выглядит как перед казнью. Я хотела сказать вам, что с облегчением услышала о вашем с Брентом отъезде из Сан-Франциско. В конце недели, да? — Байрони молча кивнула, и Агата продолжала:
   — Все дело в Ирен, разумеется. Она сплетен не изобретает, но и не делает ничего, чтобы их пресекать.
   Надо сказать, она не притворяется жертвой, но Сэлли Стивенсон со своей противной дочкой не унимаются.
   Будьте уверены, за время вашего отсутствия мы с Чонси сделаем все для того, чтобы остановить отвратительные намеки и толки. Думаю, что к вашему возвращению все развеется. Как знать? Может быть, найдется какой-нибудь умный человек, который сумеет обуздать Пенелопу.
   — Благодарю вас, Агата.
   Пожилая женщина ласково улыбнулась и похлопала Байрони по руке:
   — Все образуется, дорогая, увидите. Ну а теперь пойду наверх. Нельзя, чтобы роженицу окружали мужчины! Господи, что они понимают?
   Чонси почувствовала, как пальцы Сента массировали ей живот.
   — Подойдите к нам, Дел, почувствуйте своего ребенка.
   Делани осторожно приложил к животу ладонь, ощутил начало схватки и содрогнулся.
   — Неужели ты не можешь облегчить ей боль, Сент?
   Сент покачал головой:
   — Пока нет. Схватки нельзя ни замедлять, ни останавливать. Надо, чтобы ребенок родился как можно скорее. Когда придет время, я дам ей хлороформ.
   Чонси снова закричала высоким, пронзительным голосом, от которого Делани пробрала дрожь.
   — О Боже, — беспомощно простонал он.
   — Похоже, мы дождались, — сказал Сент. — Ребенок пошел, Чонси. Тужьтесь, Чонси. Вот так.
   Дел, помоги мне и не падай в обморок. Сейчас не время ее волновать.
   Делани увидел светлую головку. Сент быстро отошел в сторону и с радостной улыбкой смотрел, как крошечная девочка выскользнула в ожидавшие ее отцовские руки.
   — О Бог мой!
   — Настоящая красавица, не правда ли? — Сент быстро обрезал пуповину. — А теперь, Дел, отдай ее Агате и Лин.
   Делани Сэкстон чувствовал себя так, словно пробежал целую милю. Он стоял без движения, пока Сент, разговаривая с Чонси, обжимал ей живот, чтобы удалить плаценту, и поглядывал на Агату с Лин, которые, вымыв девочку, заворачивали ее в мягкое одеяло.