Коултер Кэтрин. Дикая звезда

   Он резко раскрошил пальцами сигару и вернулся в спальню.
   — Если это когда-нибудь придет тебе в голову, — проговорил он, встав рядом с кроватью, — я свяжу тебя и посажу под замок.
   — Почему? — спросила Байрони, желая позлить мужа. — Почему кошка не может позволить себе того, что позволяет кот?
   — Любая другая кошка, дорогая моя, но не ты.
   Ты — моя.
   — А разве здесь не должно быть взаимности?
   Разве ты не мой?
   Брент улыбнулся и почесал грудь.
   — О, тебе хочется поругаться?
   Брент пристально смотрел на Байрони, на ее пылавшие глаза, на прекрасные распущенные волосы, обрамлявшие лицо. Он почувствовал прилив желания и знал, что она это заметила.
   — Не думаю, — прошептал он, — что спасую сегодня перед твоим прекрасным телом. Я буду внутри тебя и буду смотреть на тебя не отрываясь.
   Прежде чем Байрони успела остановиться, у нее вырвалось:
   — Значит, ты меня любишь? Ты хочешь, чтобы у нас появился ребенок?
   Идиотка! Ты не хочешь услышать правду, но ты ее знаешь!
   Брент лишь усмехнулся:
   — Я убежден, жена, мои чувства к тебе соперничают с твоими ко мне.
   «Ах, нет!» — в отчаянии подумала она, и ей захотелось плакать.
   — Ты не знаешь моих чувств, — возразила она.
   Брент схватил простыню и сорвал ее с Байрони.
   Он смотрел на ее тело, на чуть раздвинутые бедра, на нежный треугольник, увитый темно-русыми волосами.
   — Почему ты не говоришь о них? — спросил он, положив руку на живот Байрони. Он чувствовал ее трепет под своими пальцами. Он по-прежнему не отрывал глаз от ее лица, а пальцы его скользили все ниже, пока не замерли, дразня и мучая. — Говори, Байрони!
   Брент опустился на кровать рядом с ней, опершись на локоть.
   — Говори, — повторял он, нежно лаская ее пальцами. — Нечего сказать? Мне кажется, дорогая, что твои чувства такие же нежные, как и твоя плоть. — Пальцы Брента сжимали ее все сильнее, и она не выдержала и застонала. — Этот кот знает, чего хочет, не правда ли? А многие мужчины не знают. То есть, может быть, и знают, но не обращают внимания. Тебе повезло, жена, мне нравится доставлять наслаждение женщине.
   — Ты не нравишься мне, — выдохнула она, когда его рот накрыл ее губы. — Ты жестокий, бесчувственный…
   — Я? Дорогая, чтобы разувериться в этом, достаточно прикоснуться ко мне.
   Байрони безумно хотелось дотронуться до него.
   Она повернулась на бок и крепко сжала его пальцами — он был твердый и теплый. Байрони ощупывала и ласкала его.
   — Брент, — прошептала она нежно и отчаянно, — иди ко мне.
   Она почувствовала, как его палец проник внутрь нее, и крепче сжала вокруг него ладонь. Она с восторгом услышала, как он застонал. Потом поднял ее ногу, подтянул ее ближе к себе и вошел в нее. Нежно и медленно. Он смотрел на ее лицо, проникая глубже, потом вышел обратно. Глаза Байрони блестели во мраке освещенной луной комнаты. Его пальцы снова стали ласкать ее лоно, и она прижималась к нему.
   — Так, хорошо, любовь моя? — шептал Брент в ее раскрывшиеся губы. — Я хочу, чтобы ты взорвалась от наслаждения в тот самый момент, когда я войду в тебя.
   Хочу чувствовать, как это будет, хочу, чтобы ты знала, что никто другой не даст тебе таких ощущений.
   Ей хотелось возразить, что никакая другая женщина не доставила бы ему такого наслаждения, как она, но от слов Брента голова ее пошла кругом, и она больше ничего не сознавала — волна удовольствия накрыла ее. Байрони закричала. Но Брент владел собой. Он пристально смотрел на нее, чувствовал, как ее тело напряглось перед разрядкой, а его собственное наслаждение было таким сильным, что испугало его.
   — Байрони, — услышал он собственный хрип вместо голоса. Забыв обо всем на свете, он погрузился в нее в последний раз.
   — Я люблю тебя! — выдохнула Байрони, а тело ее продолжало содрогаться. С глубоким стоном она выгнулась вверх и ощутила, как он в самой ее глубине изверг свое семя.
   Она крепко обхватила руками его спину, уткнувшись лицом в плечо.
   Слова Байрони потрясли Брента. Но он решил, что она произнесла их не осознанно, в минуту наслаждения. Брент перевалился на бок вместе с нею, оставаясь внутри нее. Он отбросил с ее лица волосы.
   — Байрони, — спросил он, прижимаясь губами к ее виску, не в силах себя сдержать. — Ты понимаешь, что ты сказала?
   Она прильнула к нему плотнее и слегка потерлась щекой о плечо.
   — Понимаешь? — настаивал Брент.
   Байрони спала.
   Брент глубоко вздохнул. «Я безумец, — подумал он. — Как Байрони могла меня полюбить? Я был для нее лишь избавлением. Научил ее наслаждению, только и всего. Страсть заставляет людей говорить то, чего они не хотят говорить». Брент, один из немногих, это хорошо понимал. Нет, она произнесла эти слова помимо своего желания. Не могла она его любить. Господи, да и он сам, несомненно, не давал ей для этого никакого повода. И не хотел, чтобы она его полюбила. Он почувствовал, как она пошевелилась, и замер. Нет, черт возьми, разумеется, хотел.

Глава 26

   Брент сидел за отцовским письменным столом — огромным дубовым сооружением, которое хорошо помнил с раннего детства. Отец выглядел значительнее за этим столом, где громоздились стопки важных бумаг, чернильный прибор из черного оникса и старинные французские золотые часы. Он ненадолго закрыл глаза, откинувшись на спинку потертого кожаного кресла, и погрузился в воспоминания.
   «Я надеюсь, что ты и твой брат будете относиться к вашей новой матери с должным уважением, мой мальчик».
   «Какая мать… — мрачно ответил ему Брент. — Моя мать умерла». Что еще он мог сказать, если отцу захотелось девушку всего на четыре года старше его сына? Он хотел спросить отца, почему тот женился на ней, но мудро сдержался.
   «Да, ваша дорогая мама умерла. Тому уже пять долгих лет. — Эйвери Хаммонд вздохнул, проводя пальцами по густым бакенбардам. — Я был так одинок, Брент. Ты понимаешь меня?»
   Нет, он не понимал, но кивнул. Ему хотелось поскорее уйти на охоту с Расселом Лонгстоном, приятелем с соседней плантации.
   Брента возвратил из воспоминаний к действительности стук в дверь библиотеки, и он быстро встал.
   — Войдите, — пригласил он. Теперь, с чувством боли, он недоумевал, как оказался таким бесчувственным к отцу. Но, увы, слишком поздно пытаться что-то поправить десять лет спустя. «Вы породили не сына, а тупого осла, отец, и все же сделали меня своим наследником. Как мне поступить?»
   В библиотеку уверенно вошел Фрэнк Пакстон. Он пользовался этой комнатой до возвращения домой Брента Хаммонда. Привык сидеть за столом хозяина.
   Он улыбнулся и протянул Бренту гроссбухи:
   — Вот, Брент записи о всех приобретениях, всех расходах и доходах за последние пять лет.
   — Садитесь, Фрэнк, — любезно предложил Брент, — и давайте посмотрим, как у нас обстоят дела.
   В гостиной Байрони разговаривала с Мамми Бас.
   Лорел, грациозно откинувшись на спинку вращающегося кресла из красного дерева, бросала на них полувопросительные взгляды.
   — Я хочу раздать всем обслуживающим дом летний материал — хлопок, Мамми. Просто смешно, что люди круглый год носят шерстяную одежду.
   — То-то, — лениво заговорила Лорел, подавляя зевок, — рабы подняли такой крик вокруг вас. И поступят так же, разодень ты их хоть в шелка. Они…
   — Кроме того, — не замечая Лорел, продолжала Байрони, — нужно нанять швею. Ра.., слуги, с которыми я успела поговорить, не имеют ни малейшего понятия о том, как что-то сшить, умеют лишь строчить самые грубые швы. Да к тому же, загруженные многочисленными обязанностями, не имеют на это времени.
   Я поговорю с мистером Хаммондом также о покупке материала для работающих в поле.
   — С вас станет, не сомневаюсь! Они лентяи, способные только плакаться… Это же пустая трата денег. Мой муж никогда не шел на такое неразумное расходование средств. Брент не глуп. Вряд ли он поступит иначе.
   Мамми Бас не произнесла ни слова. Но про себя думала: что-то будет, когда вы уедете, маленькая миссис? Пакстон сорвет с них новую одежду, да еще высечет всех в свое удовольствие. Мисс Лорел промолчит, а мистер Дрю — тоже, ведь он живет в другом мире со своими картинами.
   — Если вы не против, Мамми, я хотела бы поговорить с кухаркой. Как ее зовут?
   — Миль, миссис.
   — Миль! Какое необычное имя. Да, хорошо, если не возражаете, я сейчас же пойду на кухню и побеседую с нею.
   Мамми Бас искоса взглянула на мисс Лорел. Та пришла в бешенство, насколько можно было судить по сверкавшим глазам.
   — Да, миссис, — ответила Мамми Бас.
   Лорел внезапно поднялась. Бледно-желтый шелк юбок взметнулся у ее ног.
   — Мамми, ты еще не приготовила мне благовония?
   — Приготовила, миссис. Они в вашей комнате.
   — Слава Богу, вовремя. А теперь можешь идти, мне нужно поговорить с.., миссис Хаммонд.
   Байрони хотела было что-то сказать, но пока сохранила молчание. Мамми Бас вышла из комнаты, оставив дверь открытой.
   — Слушаю, Лорел?
   Прежде чем Лорел успела дать волю своей злобе, они услышали прозвучавшие на высоких нотах голоса из библиотеки.
   — Мне нужен ответ, Пакстон, и я желаю получить его сразу! — Теперь Брент говорил очень спокойно, но внутри у него все бурлило от гнева. Лживый проходимец!
   — Послушайте, Брент, — повторял Пакстон, также понизив голос, — я не привык к тому, чтобы меня допрашивали таким образом. Я продал этих рабов Форрестеру, потому что меня просил это сделать ваш отец.
   Вырученная сумма была четко занесена в гроссбух, Брент понял, что ему следовало поговорить с мистером Милсомом, банкиром отца, прежде чем вести какие-либо разговоры с Пакстоном.
   — Какое вам назначено жалованье, Фрэнк?
   Фрэнк Пакстон назвал сумму, весьма скромную.
   Еще один пункт для проверки у Милсома.
   Брент захлопнул гроссбух.
   — Я изучу это позднее. А сегодня после полудня проеду по плантации.
   — Как вам будет угодно, — отозвался Фрэнк Пакстон.
   Проклятие, он же не сделал ничего такого, на что не пошел бы любой управляющий. Брент глубоко вздохнул. Нельзя больше выказывать свой гнев. Дьявол, да стоит ему захотеть, он может просто бросить Уэйкхерст. Теперь у него достаточно денег, чтобы купить себе любую плантацию.
   Лорел, помолчав, повернулась к Байрони:
   — Похоже, Брент хочет выжать побольше денег из имения. Сомневаюсь, чтобы он разрешил приобрести для рабов дорогой материал.
   — Посмотрим, — спокойно ответила Байрони.
   — Конечно, посмотрим, почему бы нет? Вы с Брентом очень бедны? — Лорел изящно повела плечиками. — Не могу поверить, чтобы Брент так опустился, чтобы открыть салун. Представляю, что бы сказал его отец!
   Байрони поднялась из кресла и встала под сверкающим бронзой канделябром.
   — Брент отнюдь не беден, Лорел. Мы оба очень гордимся «Дикой звездой». У него есть доля и в других предприятиях.
   — Так вот, значит, почему вы вышли за него замуж? Из-за денег?
   — Нет, я за него вышла не из-за этого, но вот вы-то вышли замуж за отца Брента именно из-за денег, не так ли?
   — Я думаю, Байрони, вы… — Лорел замолчала.
   А что я должна была делать? Пропадать в забвении в разваливающемся отцовском доме? — Вы не знаете, о чем говорите, миссис!
   Байрони вздохнула, подняв руку в знак молчаливого извинения.
   — Это не мое дело, Лорел. Как и не ваше дело, почему я вышла замуж за Брента.
   На пороге открытой двери молча остановился Брент. Он улыбался, пожалуй, несколько деланной улыбкой, услышав спокойный, но решительный ответ Байрони. Она была вовсе не так спокойна ночью, подумал он, и улыбка стала шире, пока он не вспомнил слова, выкрикнутые ею в момент высшего наслаждения. Утром он нехотя ушел от нее, до того как она проснулась, понимая, что должен уйти ради сохранения собственного покоя — боялся увидеть в ее глазах смущение или вероломство. Если она вообще помнила сказанные ему слова.
   Он шагнул в гостиную.
   — Вы готовы к ленчу, леди?
   Байрони не смела взглянуть на него. Ведь она как последняя дура сказала Бренту, что любит его, предоставила полную власть над нею. «Уж не уподобляюсь ли я своей матери? — спрашивала она себя. — Любить человека, только берущего, только унижающего?»
   Он по крайней мере не поднимает на тебя руку, ни в гневе, ни когда напьется.
   — Да, разумеется, Брент, — грациозно подходя к нему, ответила Лорел. — Как прошла встреча с Фрэнком? Приносит ли плантация доход? Вы довольны?
   — Посмотрим.
   — Фрэнк Пакетов, — продолжала Лорел, — превосходный управляющий. Очень жаль, что вы, по видимому, не находите общего языка. Мы только что слышали ваш спор.
   — Здесь много о чем приходится сожалеть, — уклончиво возразил Брент. — Байрони, идешь?
   — Да, — отозвалась она, мимолетно встретившись с его глазами, в глубине которых прочла выражение, разгадать которое было нелегко.
   — У тебя есть поклонница, Брент, — заметил за ленчем Дрю, отдавая должное запеченному сому, свежему хрустящему хлебу и тушеному картофелю. Увидев удивленно поднятую бровь Брента, он добавил:
   — Лиззи. По словам Мамми Бас, девочка без умолку говорит о тебе.
   Брент что-то невнятно проворчал.
   Лорел рассматривала кусочек масла на кончике ножа.
   — Если вы решительно настроены против того, чтобы уберечь эту потаскушку от Фрэнка, почему бы не отдать ее Джошу?
   — Чтобы она родила еще одного раба? — вспылила Байрони. — Увеличить доходы?
   — Довольно, Байрони, — одернул жену Брент. — Дрю, после ленча я еду с Пакстоном по плантации. Не присоединишься ли к нам?
   Лицо Дрю исказила гримаса.
   — Дорогой брат, я поехал бы с тобой, если бы ты не мог обойтись без меня. Но я хочу поехать в Начиз.
   Нужно купить кое-какие краски, чтобы начать писать портрет Байрони.
   — Похвальное намерение, — согласился Брент. — Постараюсь обойтись без тебя.
   — Можно я поеду с вами, Брент?
   — Леди нечего там делать, — с выражением ужаса на лице проговорила Лорел. — Это совершенно неуместно, не говоря уже об опасностях для здоровья и о приличиях.
   — Приличиях? — Байрони удивленно посмотрела на Лорел.
   — Рабы-мужчины носят короткие штаны, а кое-кто и набедренные повязки. Трудно представить, чтобы Бренту хотелось демонстрировать тебе все, что есть в его владениях.
   Но Брента больше волновала сторона, связанная со здоровьем. Он хорошо помнил условия работы рабов. Всегда легко подхватить какую-нибудь заразу, а ему не хотелось подвергать Байрони такой опасности.
   — Нет, Байрони, — ответил он. — Оставайся здесь или навести вместе с Лорел местных леди.
   Она посмотрела на мужа вопрошающим взглядом, но он, не обращая больше на нее внимания, снова заговорил с братом.
   Выходя после ленча из столовой, Байрони тронула Брента за рукав.
   — Можно поговорить с тобой до отъезда?
   — Конечно. Пройдем в библиотеку? — Байрони молчала, и он добавил, явно дразня ее:
   — Или моя дорогая жена предпочла бы спальню? Возможно, ты приготовила для меня какой-то сюрприз?
   — Пойдем в библиотеку, — наперекор мужу четко ответила она.
   Брент жадно смотрел на ее бедра, качавшиеся перед ним по пути в библиотеку. Он закрыл за собой дверь и встал, прислонившись к ней спиной.
   — Чем могу служить, любимая?
   Байрони откашлялась.
   — Разве ты не говорил, что хозяйка в доме я?
   — Я так сказал? Ты уверена? — Он увидел в ее глазах разочарование и поспешил ее успокоить:
   — Да, Байрони, ты хозяйка Уэйкхерста. Нет нужды спрашивать меня об этом.
   — Мне нужно потратить деньги на материал для одежды. Слуги носят одно и то же круглый год, Брент, — шерстяную одежду! Это должно быть просто невыносимо в летние месяцы. И кроме того, я собираюсь нанять швею. Не уверена, нужно ли на это твое разрешение, но Лорел сказала, что нужно.
   — Да, — ответил он, — нужно.
   — Можно считать, что я получила его?
   Брент смахнул с рукава пиджака приставшую пушинку.
   — Твоя просьба выглядит довольно разумной. — Он услышал вздох облегчения.
   — Благодарю, Брент!
   — Но дело вот в чем, Байрони. Обычно на Юге все расходы проходят через управляющего. Однако я хочу, чтобы все шло через меня. Не надо вообще говорить с Фрэнком Пакстоном о каких-либо деньгах, которые тебе понадобятся. Понимаешь?
   — Предпочла бы совсем ни о чем не просить Фрэнка Пакстона. Почему я не могу поехать вместе с вами?
   — Потому что я так сказал. — Он знал, что отказ прозвучал слишком категорично, но не хотел, чтобы она беспокоилась за него, если бы он посвятил ее в действительные причины. — А теперь, дорогая моя, если у тебя больше нет ко мне вопросов, попрощаемся. — Брент помолчал, задержавшись в открытой двери. — О Байрони, если приляжешь отдохнуть после полудня, думай обо мне, хорошо?
   Он снова замолчал, пристально вглядываясь в лицо жены.
   — Ты можешь также подумать о том, что скажешь мне в момент.., наслаждения. Я правда хотел бы знать, о чем ты думаешь.
   Он оставил Байрони посреди библиотеки в полном недоумении. Он мужчина, а ты влюбленная дурочка: мужчина вовсе не обязан все разъяснять.
   Байрони не прилегла отдохнуть после полудня, хотя ей и очень хотелось. По дому быстро разнесся слух о том, что новая миссис собирается снабдить рабов новой одеждой. К ней подошли несколько женщин-рабынь, таких усталых и несчастных на вид, что она едва не расплакалась. Она была ошеломлена потоком лести, которую они расточали своей маленькой миссис, красивой и доброй. Офелия, цвета черного дерева, припала к плечу Байрони с просьбой дать ей мяса для шестерых детей. Застенчивая Сабилла была беременна, и у нее так болела спина от работы на плантации, что она боялась потерять ребенка. Это был ее первенец, а ей было всего пятнадцать лет. Старая Дай просила назначить ее на более легкую работу, так как ее донимали незаживавшие язвы на теле. Просьбы не иссякали. Байрони чувствовала себя до слез беспомощной перед этими несчастными женщинами. Каждой из них она повторяла, что поговорит с хозяином. Потом она удобно расположилась в ванне, предавшись ностальгическим мыслям о Сан-Франциско и об оставшихся там друзьях: «Что сказал бы Сент, если бы увидел эту нищету? Я расскажу ему, когда мы возвратимся домой. Да, ведь дом — это и Мэгги, и Сэкстоны, и Ньютоны…»
   В спальню ленивой походкой вошла Лорел.
   — Разве на Юге не принято стучать в дверь? — спросила Байрони, отбрасывая назад прядь волос, выбившихся из тугого пучка.
   — Я предупреждала вас, — заговорила Лорел, не обращая внимания на слова Байрони. — Вряд ли Бренту понравится ваше вмешательство в его дела.
   — Лорел, эти люди несчастны. Меня потрясает обращение с ними — хуже, чем со скотом.
   — Как Брент намерен поступить с Уэйкхерстом?
   — Не знаю. Почему бы вам не спросить об этом его самого?
   — О, спрошу, не сомневайтесь. Где же это вы выросли — добродетельная маленькая проповедница?
   — В Бостоне.
   Лорел бросила на нее долгий взгляд, а потом повернулась, чтобы уйти. У двери она бросила через плечо:
   — Поймите, что некоторые из рабов, говоривших с вами, работают на плантации. Каждый должен ежедневно выполнять очень большую работу. Если они не успевают ее закончить, их порют.
   Байрони буквально выскочила из ванны, сердце бешено билось. Лиззи смотрела на нее вытаращив глаза, пока Байрони быстро вытиралась полотенцем, а потом торопливо достала костюм для верховой езды.
   — Миссис, — растерянно пробормотала Лиззи, — давайте я помогу вам.
   — В другой раз, Лиззи.
   Уже через десять минут Байрони рысью удалялась от дома. Старый конюх Оливер, согнувшийся под гнетом своих лет, седлая кобылу, бормотал себе под нос, что масса уехал на поля вместе с мистером Пакстоном.
   Он неопределенно показал на север, куда Байрони и направила свою кобылу по кличке «Бархатная». Боже мой, что она затеяла? Она ехала под вязами и дубами, сквозь густую листву которых прорезались лишь тонкие ниточки лучей послеполуденного солнца. На плантации вели тропы, протоптанные лошадьми. Она запомнила их еще с прогулки вместе с Дрю. Байрони свернула на тропу, ведущую на север. Плантации, казалось, простирались в бесконечность. Между рядами хлопчатника шли неширокие тропинки. Солнце садилось; она уже начала было сомневаться в том, правильное ли направление указал ей старый Оливер, когда заметила на небольшой полянке группу чернокожих.
   Байрони увидела среди них Фрэнка Пакстона, единственного белого человека, поигрывавшего кнутом. Одетые в лохмотья рабы окружили большой дуб. У Байрони защемило сердце, когда она подъехала ближе. Та самая беременная молодая женщина, Сабилла, что просила позволить ей работать не целый день, обнаженная до пояса, была привязана к нижнему суку дуба. Ее спина распухла от кровавых рубцов — от кнута Пакстона. Байрони слышала ее слабые, тихие стоны.
   — Что вы сделали! — накинулась на Пакстона соскочившая с лошади Байрони. — Отвяжите ее сию минуту!
   — Миссис Хаммонд, — возразил Фрэнк Пакстон, удерживая ее за руку, — эта женщина заслужила наказание. Не вмешивайтесь в дела, которые вас не касаются.
   — Эта женщина беременна, мистер Пакстон! — Она вырвалась от него. — Немедленно отвяжите ее!
   — Нет, мэм, — наотрез отказался тот. — Она останется здесь до темноты. Таковы правила.
   — Значит, эти правила выдумали настоящие звери! — С этими словами Байрони направилась к Сабилле.
   Фрэнк Пакстон быстро преградил ей дорогу.
   Убийственно мягким голосом он проговорил:
   — Послушайте меня, миссис Хаммонд. Вы сейчас же сядете на свою лошадь и уедете обратно, домой. Я не потерплю никакого вмешательства с вашей стороны. Белым не к лицу препираться на глазах у рабов, понимаете?
   Байрони слышала тихий ропот, доносившийся со стороны десятка рабов-мужчин. Она не знала, что делать. О Господи, это было хуже любого ночного кошмара.
   — Что здесь происходит?
   Байрони едва не закричала от облегчения при звуке голоса Брента. Повернувшись она увидела, как он изящно соскользнул со спины крупного черного жеребца.
   — Ничего, Брент, — непринужденно ответил Фрэнк Пакстон. — Просто я говорил вашей жене, что следует вернуться домой.
   — Брент, — тихо заговорила Байрони. — Он высек Сабиллу. Я должна помочь ей, потому что во всем виновата я. Она беременна.
   Последовало долгое молчание. Потом Брент проговорил спокойным, бесстрастным тоном:
   — Нет, Байрони. Она не беременна. Уже не беременна.
   — Нет! — Взгляд Байрони остановился на струйках крови, стекавших по ногам Сабиллы. Так много крови, залившей лохмотья ее шерстяного платья.
   — А теперь садись на лошадь и отправляйся домой.
   Байрони подняла глаза на мужа.
   — Но, Брент…
   — Делай то, что я говорю. Я прослежу, чтобы об этой женщине позаботились. Обещаю. Отправляйся.
   Байрони медленно поплелась к своей кобыле. Она почувствовала, как руки Брента сомкнулись на ее талии и он, подняв, посадил ее в седло. Она пустила кобылу в галоп, и та с дикой скоростью помчалась к конюшне.

* * *

   Лампа вспыхнула, мигнула и наконец залила комнату Светом.
   — Поднимайся наверх и переоденься. Обед пропускать нехорошо.
   Байрони пристально посмотрела на мужа, но не пошевелилась.
   — Сабилла? — прошептала она.
   — Поговорим об этом позже. — Брент повернулся и пошел к двери. — Лиззи! — позвал он, — иди сюда, помоги хозяйке!
   Едва он произнес эти слова, как почувствовал себя полным идиотом. Не мог же он в самом деле принимать ванну и одеваться в присутствии этой девочки. Когда она тут же прибежала и остановилась перед ним, он резко бросил:
   — Не надо. Пойди скажи, чтобы принесли воду.
   «Славная девушка», — решил он, когда та вышла.
   — Можешь прятаться в постели, пока я помоюсь.
   — Я не прячусь.
   — О? Так, значит, заболела?
   — Нет, во всяком случае не в том смысле, как ты подумал. Скажи, Брент, что с Сабиллой?
   — Все в порядке. Она слаба, конечно, но все будет отлично. Обещаю.
   — Это я виновата, что ее высекли. Она приходила ко мне просить сократить для нее часы работы. Это был ее первый ребенок, Брент, и у нее все болело. Ужасно! Боже, я не могу поверить, что такое возможно.
   Брент тщательно сложил свой пиджак и повесил на спинку кресла.
   — Байрони, перестань себя укорять. Твоей вины тут нет. У меня был разговор с Пакстоном. Никаких порок больше не будет.
   Байрони глубоко вздохнула и стала смотреть, как он раздевался. Раньше ей не так бросались в глаза различия между ними. Теперь они проявились более резко. Он был могучим, сильным и мускулистым. Но даже если бы он был хилым коротышкой, думала она, возвращаясь мыслями к ужасному инциденту, он все равно командовал бы всем и всеми в своем маленьком царстве. Именно потому, что был властным мужчиной, а она — женщиной и ей отводилась иная роль — просить и умолять, ну может быть, плакать, чтобы добиться того, чего ей хотелось. Она решила потребовать, чтобы он высек Пакстона. Байрони подумала о своем отце. У него не было имения, и все же он обладал полной властью над своей женой. Мог ее бить, ругать, швырять в нее всякие вещи в свое удовольствие.
   — Я такой не буду, — прошептала Байрони.
   Брент повернулся, не замечая, что стоял совершенно голый.
   — Объяснишь, в чем дело?
   В спальню вошли двое чернокожих юношей с деревянными бадьями, полными горячей воды. Байрони зарылась глубже в постель и оставалась там, пока они не вышли.
   Она молча наблюдала, как ее муж погрузился в ванну. Над ее краем были видны его колени, и у нее возникло абсурдное желание рассмеяться.