Страница:
— Я понимаю, это время будет трудным для вас обеих, но альтернативы представить не могу.
Байрони чуть было не спросила его, почему они не могли бы уехать, например, в Невада-Сити, где их никто не знает и где до них никому не было бы дела.
Но она хранила молчание. Дала ему слово и должна сдержать его.
— Я заплатил твоему доктору, Ирен, чтобы он держал язык за зубами. Его зовут Винсент Чамберс.
Он хороший человек и скоро тебя навестит. Я знаю, что вы страстная читательница, Байрони, и приобрел для вас книги. Ну а теперь, если леди простят, я должен закончить некоторые дела до отъезда в Сан-Франциско.
Байрони дала Ирен проводить брата до входной двери. Она понимала, что он беспокоился о сестре, и, поскольку ей самой практически нечего было ему сказать, сочла, что так будет лучше.
— Я приготовила холодного лимонада, миссис Батлер. У вас усталый вид.
— Спасибо, Эйлин.
Байрони проглотила комок в горле и откинулась на подушку кресла. Как она его ни проклинала, перед нею постоянно возникало лицо Брента Хаммонда. Жалкий человек! Он стоил ее отца. Почему ее так заботит его убежденность в том, что она самая ужасная, самая вероломная из женщин? Байрони понимала, что, укрепив в нем веру в свою якобы беременность, нанесла ему этим последний удар, но выбора у нее не было.
Она не могла предать ни Айру, ни Ирен. Она заставила себя встать и медленно подошла к окну, выходившему на реку. Попыталась его открыть, но оно не поддалось. Почувствовав опустошенность, словно ее покинули и силы, и надежда, она прижалась лбом к стеклу и закрыла глаза.
«Оставь меня в покое, Брент Хаммонд, — шептала она дышавшему презрением образу, созданному ее воображением. — Оставь меня в покое». Но помимо своей воли, она думала о том, что он делает, долго ли пробудет в Сакраменто. Пальцы сжались в кулаки. Слезы на щеках смешивались с потом, но она этого не замечала.
Глава 7
— Так думают все, не правда ли, Айра?
Айра посмотрел на Байрони, понимая, что она хотела спросить у него об этом уже очень давно. Он понимал, что она была очень проницательна, и удивлялся, почему не спросила раньше.
— Да, Байрони, — проговорил он очень тихо, — именно так думают все.
— Меня это не удивляет, правда. Когда мы с ребенком вернемся в Сан-Франциско, это подтвердится.
Захочет ли кто-нибудь со мной хотя бы разговаривать?
Он искренне жалел о той изоляции, на которую обрек Байрони со своей сестрой. Его недельные посещения каждый месяц были лишь короткими передышками.
— Байрони, вы мне, возможно, не поверите, но очень многие в Сан-Франциско считают, что мы решили избежать очевидного скандала у них под носом.
Когда вы вернетесь, вас встретят с радостью все мои знакомые, даже самые строгие ревнители нравственности. Кое-кому легче принять ребенка, таинственным образом представшего перед их глазами, чем быть свидетелями того, как он формировался. Разумеется, все считают, что мы поженились потому, что вы забеременели, но ваше отсутствие до некоторой степени облагораживает вас в глазах света.
— Я полагаю, можно сказать, что мы спасаем их от них самих, — иронически заметила Байрони.
— Если хотите подойти к проблеме с этой стороны, то, видимо, да. Я был наверху, у Ирен, и она уверяет, что ей значительно лучше после болей в пояснице. И доктор Чамберс соглашается с тем, что все идет нормально. Вы такого же мнения?
Байрони раздраженно пожала плечами, но тут же прониклась чувством вины. Как Айре удается выглядеть таким хладнокровным в его свежайшем, до скрипа, белье? Даже в сентябре ее сорочка прилипала к спине уже к десяти часам утра.
— Простите, Айра, — сказала она, одарив его самой милой улыбкой. — Ирен справляется прекрасно. Жара обессиливает ее, и она страдает, но не жалуется. Клянусь, я не понимаю, как здесь могут жить люди! Ведь нормальные дни можно пересчитать по пальцам одной руки.
Айра выглядел задумчивым, потягивая горячий чай, что заставляло страдавшую от жары Байрони содрогаться. За летние месяцы в Сакраменто она выпила больше ледяного лимонада и простой воды, чем за всю свою жизнь. Разумеется, летом жарко и в Бостоне, но дом тети Айды был большим и полным воздуха, и в нем всегда стояла благословенная прохлада.
— Говорила ли с вами Ирен о.., ну, в общем, об этих вейках?
Если бы она говорила, подумала Байрони, время проходило бы быстрее. Ирен была скрытной, как улитка. Байрони покачала головой.
— Нет. Я не чувствую себя вправе настаивать, Айра. Даже если ее иногда и охватывала горечь при мысли о том человеке или о ребенке, она со мной не делилась. Нет, она действительно выглядит совершенно счастливой, вернее, довольной.
— Господи, — с ноткой облегчения в голосе сказал Айра, — все это было для нее так трудно… Я о ней очень беспокоился.
«А обо мне?» — хотелось спросить Байрони, но промолчала. Ей хотелось сказать, что теперь она понимала, что значит тюремное заключение, но и от этого воздержалась.
— Ребенок должен родиться примерно через две недели, — заметила она.
— Да, я к тому времени приеду. Я должен в это время быть здесь.
Как ни странно, за последние месяцы Байрони совсем не сблизилась с Ирен. Та держалась отчужденно.
Ребенок был ее, а не Байрони, и, похоже, Ирен ничего не хотела менять. И если о чем и говорила с некоторым оживлением, то только о ребенке. Байрони снова и снова думала о том, как поведет себя Ирен после рождения ребенка. Как она сама войдет в роль матери ребенка? Это казалось невозможным.
— Я привез вам письмо от матери, Байрони, — вспомнил Айра, отрывая жену от ее мыслей.
С прояснившимся лицом Байрони взяла из рук мужа потертый конверт. Он был не заклеен, как и все предыдущие. В первый раз она с удивлением посмотрела на него, и Айра извиняющимся тоном объяснил ей тогда:
— Это ваш отец. Боюсь, я не могу ему доверять.
— Я тоже, — согласилась она, не находя объяснения, почему тот вскрывал все письма.
Нового в письме было немного и фактически ни слова об отце. Мать, разумеется, была убеждена в том, что она счастливо жила с мужем в Сан-Франциско.
Прочитав письмо, Байрони вложила его обратно в конверт. Она напишет ответ и вручит его мужу, чтобы тот отправил его из Сан-Франциско. Обман продолжался.
Внезапно Байрони почувствовала себя одинокой, как никогда в жизни, и совершенно опустошенной. По ее щекам медленно заструились слезы.
— Байрони!
Она всхлипнула и вытерла щеки рукой.
— Простите меня, Айра. Просто… — Она тут же умолкла, не зная, какие у нее могли вырваться слова.
Айра встал и подошел к жене.
— Бедная Байрони, — ласково проговорил он, поглаживая ее по плечам. — Вам тоже очень тяжело, не правда ли? Это скоро кончится, обещаю вам. Вы так молоды. Вам нужны развлечения, приемы.
— Люди, — вырвалось у нее. — Мне нужны люди! — Ей вдруг отчаянно захотелось спросить у него о Бренте Хаммонде и даже пришлось прикусить язык. Вместо этого она не слишком благозвучно фыркнула и улыбнулась. — Расскажите мне, как поживают мистер и миссис Сэкстоны.
Айра заметно обрадовался.
— У них все как-то очень странно. В начале лета до меня дошли слухи, что миссис Сэкстон преследовал какой-то телохранитель. Потом на одном из складов Сэкстона случился пожар. Как мне говорили, в середине лета они уехали из Сан-Франциско и вернулись недели три назад. Насколько мне известно, между ними все хорошо. И если во всем этом и была какая-то тайна, то теперь все рассеялось.
В сущности, Байрони не было никакого дела до Сэкстонов, но она делала вид, что внимательно слушала мужа.
Внезапно сверху донесся душераздирающий крик.
Оба замерли в ужасе.
— О Боже, — пробормотал Айра и рванулся из гостиной к лестнице.
Немного погодя наверх поднялась и Байрони, но перед дверью спальни ее остановила Эйлин:
— Нет, миссис Батлер, я думаю, вам не следует туда входить. Роды начались несколько преждевременно. Мистер Батлер отправляется за доктором.
— Позаботьтесь о ней. Эйлин, — сказал Айра.
При этом он взглянул на Байрони, но словно не увидел ее. — Я постараюсь вернуться поскорее.
Байрони на секунду задержалась в узком коридоре.
Ей, молодой девушке, не подобало присутствовать при родах. Она подумала, что это правило, наверное, ввели мужчины, думая, что если женщина увидит родовые муки, то не захочет пройти через них сама. Но что тогда, иронически подумала она, станется с человеческим родом?
Байрони расположилась внизу, забившись в свое любимое кресло с романом на коленях. Она вздрагивала при каждом крике Ирен. Это было ужасно. Она никогда раньше не задумывалась о том, как рождается ребенок. Крики продолжались. Маленький, лысеющий доктор Чамберс, относившийся к людям как к насекомым, которых приходилось терпеть, все время оставался на втором этаже. Айра время от времени спускался вниз. Выглядел он уставшим до полного изнеможения и таким встревоженным, что у Байрони щемило сердце.
— Боже, сколько это еще может продолжаться? — спрашивал Айра, в смятении запустив пальцы в свои густые волосы.
Он был какой-то взъерошенный, и на его лице проступили морщины. Раньше Байрони никогда не видела его в рубашке, заправленной в брюки, с засученными рукавами. Его руки были очень белыми, и на них виднелись редкие светлые волоски. Она не знала, что сказать, и бормотала что-то невнятное, но Айра не обращал на нее никакого внимания.
Ходил взад и вперед по комнате, то и дело поднимая глаза к потолку.
— Слава Богу, ребенок немного поторопился — значит, он не слишком большой. Но почему же он не выходит?
В этот момент раздался пронзительный крик, и лицо Айры стало белым как полотно. Он застонал, как будто сам испытывал физическую боль, и устремился из комнаты наверх. Когда Байрони поднялась из кресла, забытая книга соскользнула с ее коленей на пол.
Байрони медленно пошла к лестнице, вслушиваясь во внезапно повысившиеся голоса мужчин. Потом раздался еще один мучительный крик.
Прошел час, другой. Громких криков больше не было. И вдруг она услышала тонкий плачущий голос.
Ребенок! Она взлетела вверх по лестнице, но Эйлин не позволила ей даже из двери взглянуть на Ирен.
— Нет, миссис Батлер, — твердо проговорила она. — Пока нет. Родилась девочка, с хозяйкой все будет хорошо.
Далеко за полночь Байрони в ночной рубашке и в халате сидела внизу. Взглянув наверх, она увидела Айру. Его лицо совершенно преобразилось.
— Все, — проговорил он, потирая руки. — Ирен спит. Ребенок маленький, но доктор Чамберс уверен, что все будет отлично.
— Девочка похожа на Ирен? — не сдержала Байрони непроизвольно вырвавшегося у нее вопроса.
— Трудно сказать, — спокойно ответил он. — У нее густые светлые волосы. А глаза голубые. Но Эйлин говорит, что такими рождаются все младенцы. Господи, не хотел бы снова пережить такое!
Ирен, вероятно, тоже не захочется, подумала Байрони. Она боялась, что ребенок мог оказаться похожим на любовника Ирен, хотя сама не имела ни малейшего понятия о том, как тот выглядел. Ирен твердо отклоняла всякие расспросы о нем. Байрони видела, как Айра от усталости свалился в кресло и тут же уснул.
Как странно, подумала она, глядя на него. Он был ее мужем, но она никогда не видела его ни одетым, как сейчас, ни даже спящим. Она не знала его. Ее внезапно охватило радостное чувство. Все кончено! Скоро ее изгнанию придет конец.
— Ну, Мэгги, как твой бизнес этой ночью?
— Как обычно. Девушки в полном изнеможении.
Господи, как много сексуально озабоченных мужчин! — Она помолчала, вздыхая. — У Фелиции выкидыш. Сент говорит, что с ней будет все в порядке.
Эта идиотка, наверное, была неосторожна. Я дам ей хорошую затрещину, когда она поправится!
Брент понимал, что она была обеспокоена, хотя голос ее звучал совершенно бесстрастно. Странно, но мадам заботилась о своих девушках, словно это были ее собственные дети, что выглядело довольно забавно, учитывая, что некоторые из них были старше Мэгги.
— Брент, мне не нравится, что ты не отпускаешь от себя Селест.
— Ты же знаешь, Мэгги, я не люблю делить ни с кем своих женщин. Проходи, герцогиня, присядь и Немного расслабься.
Мэгги вздохнула и с явным удовольствием опустилась на шикарный кожаный диван, стоявший в конторе Брента.
— Проклятие! Я так устала…
— Устала — от чего? Считать деньги?
Она многозначительно посмотрела на него и не отрывала глаз, пока на его лице не появилась ухмылка.
— Ты порядочный шельмец, Брент. Говоришь о подсчете денег! Да, дело идет хорошо. Нам с тобой дьявольски везет.
— Это верно. Хочешь чего-нибудь выпить, Мэгги?
— Думаю, не помешала бы порция хорошего виски. — Мэгги смотрела, как он подошел к небольшому бару, стоявшему за его письменным столом красного дерева. За кабинетом располагались небольшая гостиная и просторная спальня. — Здесь так уютно.
Ты подобрал хорошую мебель, Брент.
— Спасибо, — поблагодарил он, подавая ей виски.
— За то, чтобы сбылось все, чего мы хотим, — подняла бокал Мэгги.
Она не заметила какого-то странного, почти пустого взгляда Брента. Обжигающая жидкость дошла до желудка, и она почти сразу просияла.
— — Почему ты не хочешь жить с Селест? Видит Бог, ты содержишь ее как королеву.
Брент пожал плечами:
— Мне нравится, что мой кабинет и комнаты расположены над салуном. Кроме всего прочего, — добавил он с плутоватой ухмылкой, — любая из девушек может какой-нибудь темной ночью заглянуть в мою спальню.
— Если это случится, не сомневайся, получишь от меня счет на кругленькую сумму! — Мэгги протянула ему пустой бокал. — Налей еще, Брент, виски делает меня расточительной.
— Упаси меня Бог от расточительных женщин, — заметил он.
Она задумчиво посмотрела на Брента.
— Ты хочешь сказать, от всех бегающих за тобой женщин? Знаешь, Брент, большинство мужчин не постояли бы ни перед чем ради такого, как у тебя, успеха у женщин. Ты отбиваешься от них палкой?
— Ты преувеличиваешь, Мэгги, — мягко возразил Брент, устраиваясь в своем любимом огромном и мягком кресле. — Иногда.
— Ха! Видно, ты не имел сомнительного удовольствия слушать рассказы Селест о твоем великолепном теле и искусстве любовника!
— Представляю, как скучно это слушать, герцогиня. Очевидно, ты не поверила ей. Я что-то не замечал, чтобы ты за мной бегала. И я даже забываю о палке, когда появляешься ты. Нет ничего печальнее для мужчины.., как я.
Щеки Мэгги слабо порозовели, и на несколько мгновений она уклонилась от его темно-синих насмешливых глаз.
Брент поднял бровь, не отрывая взгляда от Мэгги.
— Ты смешна, понимаешь?
— Да, — вздохнула она, — кажется, понимаю.
Ты же знаешь, Брент, мы с тобой очень необщительные люди. Даже одинокие. Это относится и к тебе.
Тебе никто не нужен, не правда ли?
Брент осторожно вытянул ноги перед собой и скрестил их.
— Мне нужны люди, — возразил он.
— Но ты всегда сохраняешь такую дистанцию, общаясь с людьми, как будто умышленно отказываешься подпускать кого-то близко к себе. И если я что-то и знаю, Брент, — продолжала она при его глубоком молчании, — то это мужчины.
— Полно, Мэгги, тут и знать нечего! Все мы — примитивные создания.
— Секс, еда и деньги.
— Именно в таком порядке? Не будь такой близорукой, дорогая моя. Ты забываешь крепкое виски и удобную постель.
— О Брент, да будешь ли ты когда-нибудь серьезным? Или боишься, что я подберусь к тебе ближе, чем тебе хочется, и поэтому отпускаешь глупые шутки и спускаешь все на тормозах?
— Мэгги, — очень тихо проговорил Брент, — оставь все как есть, ладно? Что представляешь собою ты, что такое я — ни мне, ни тебе до этого нет дела. Я наверняка знаю, что ты спишь одна. Разве это дает мне право требовать от тебя объяснения причин? И вообще я не считаю, что двоим приятно хныкать и плакаться друг другу в жилетку по поводу прошлого, изменить которое невозможно.
— Ты не рос в бедности, Брент, и поэтому твое прошлое не было слишком тяжелым. Помнишь, ты рассказывал мне кое-что об Уэйкхерсте. Наверное, я должна была прийти в восторг, оттого что ты доверился мне, женщине. Но вот теперь я вижу этот настороженный блеск в твоих глазах! И понимаю: тебя превратила в замкнутого человека какая-то женщина!
Ее умозаключения оказали на Брента благотворное действие, и он смирил гнев перед ее смущенно пытливым взглядом.
— Разве не женщины являются причиной всех мужских проблем? — спросил он, так растягивая слова, что Мэгги даже заморгала от нетерпения.
— Видишь ли, в моем случае это был мужчина — мой отец, если быть точной, — отрубила она. — Сластолюбивый, самодовольный! Боже, как я его ненавидела! — Она распрямилась, чуть побледнела от гнева и горько проговорила:
— Ты сдержанный человек, не так ли, Брент Хаммонд? Прости меня. Мне меньше всего хочется расплакаться на твоем плече, и я умолкаю.
— Не будь ослицей, Мэгги. — Брент поднялся и, потянувшись, грациозным шагом подошел к окну. Он бросил через плечо холодным и спокойным голосом:
— Если хочешь, я выбью из него это дерьмо. Хочешь?
Она рассмеялась, поначалу несколько нервно, а потом от всей души, оценив предложение, как оно того заслуживало.
— О нет! Один Господь знает, как много ртов он теперь должен кормить. Я вовсе не хочу превращать эту мелюзгу в сироток. — Она помолчала, рассматривая широкую спину Брента. — Тебе когда-нибудь хотелось иметь жену и семью, Брент?
Его тело внезапно застыло от напряжения, но когда он наконец ответил на ее вопрос, голос его звучал по-прежнему спокойно и даже с оттенком иронии:
— Ты можешь представить меня качающим на колене младенцев? — Он повернулся к Мэгги и поднял ладонь. — Нет, герцогиня, не отвечай. Уж если хочешь знать правду — да, была однажды девушка.
Тихая, красивая и неиспорченная. Но то были, разумеется, фасад, игра. Ну, теперь ты довольна?
— Однажды, Брент? Ты хочешь сказать, много лет назад? Или недавно?
— Недавно, — коротко бросил он, а потом пожал плечами, не желая дурить ей голову ни на минуту. — Она такая, какая есть. Одним словом, я был просто дураком, думая, что…'Ладно, хватит. Все мы учимся жизни, Мэгги, разве не так? Кстати, нет ли у тебя неприятностей с Джеймсом Корой, а?
Мэгги хранила бесстрастное выражение лица. Его прорвавшаяся горечь была всего лишь вершиной айсберга, думала она. Рассказать ей что-то большее он мог бы только напившись до чертиков. Она приняла предложенную им перемену темы разговора, хотя в голове усиленно перебирала возможных кандидаток.
— Он красивый дьявол, — мягко проговорила она. — Признаю справедливость твоих доводов, но мне он не нужен. Не заслуживающий доверия проходимец, и Белл это знает. Но, разумеется, она и сама не святая.
Брент молча изучал свою партнершу по бизнесу.
Он восхищался ею, она нравилась ему, даже когда проявляла полную бесцеремонность. Она была хороша собой, если оценивать ее не по слишком завышенным критериям. И одевалась не без вкуса. Никто не принял бы ее ни за проститутку, ни за мадам. Она имела очень строгий вид с ее черными волосами, стянутыми в тугой шиньон. Он мимоходом подумал, как выглядела бы она с другой, менее чопорной прической. Закрытое скромное платье сизо-серого цвета больше подошло бы школьной учительнице.
— Не смотри на меня так, Брент, — нахмурившись, сказала Мэгги. — Я знаю, что тебе не нравится то, что ты видишь, но меня это не волнует.
— Не будь… Не будь дурочкой, Мэгги. Ты прелестная женщина, и именно об этом я думал, глядя на тебя.
— Что ж, это очень мило с твоей стороны. — Она поднялась с дивана и оправила юбки. — Еще одно, как я понимаю, тебя удивляет: почему у меня на коленях не сидит куча маленьких сопляков? — Она озорно улыбнулась Бренту и напоследок, прежде чем уйти, спросила:
— И кто же эта недостойная девушка, хотела бы я знать?
— Мэгги!
— Мне хочется сегодня играть с тобой в покер с высокими ставками, Брент. Смотри не потеряй все свои деньги!
Почему, спрашивал себя Брент, ероша ладонью волосы, он оказался таким идиотом, что упомянул о Байрони? Почему, черт побери, все еще не забыл ее?
Он похолодел, понимая, что теперь она уже родила ребенка. Он с презрением к себе почувствовал, как внутри у него что-то всколыхнулось. Он знал, что Айра Батлер неизменно отправлялся каждый месяц в Сакраменто. А в высшем свете Сан-Франциско ходила вполне справедливая сплетня о том, что его невеста забеременела раньше, чем он надел на ее палец обручальное кольцо. И что она уехала из города, чтобы не вызывать лишних разговоров. Это было правильное решение — очевидно, идея Айры, мерзавца. Услышав какой-то шум на улице, он подошел к окну, выходившему на Монтгомери-стрит. Внизу он увидел двух пьяных мужчин, судя по виду рудокопов, с большим вкусом затеявших между собой драку. Брент ухмыльнулся, словно был не прочь к ним присоединиться.
Когда она вернется в Сан-Франциско?
Глава 8
— Не прикасайтесь к ней!
Байрони мгновенно выпрямилась над кроваткой Мишель, услышав за своей спиной злобный голос Ирен. Девочка, пристально рассматривавшая Байрони, тут же громко расплакалась.
— Вот видите, все из-за вас! Ах, моя бедняжка!
Ну иди, иди к маме, любовь моя.
Ошеломленная Байрони с удивлением смотрела, как Ирен склонилась над девочкой и, осторожно подняв ее, прижала к плечу.
— Я ей ничего не сделала, — проговорила Байрони, когда девочка успокоилась. — Она испугалась вашего голоса, Ирен.
Байрони на мгновение обдало холодом, когда она увидела ярость, пылавшую в темных глазах Ирен.
Потом это пламя пропало, и она подумала, уж не показалось ли ей. Она не представляла, что Ирен будет так враждебно относиться к ней за проявление внимания к ребенку.
— Простите меня, Байрони, — проговорила Ирен, крепче прижимая Мишель к груди. — Я.., меня что-то расстроило, и я набросилась на вас. Правда, так глупо с моей стороны… Тихо, ангел мой.
— Разумеется, — согласилась Байрони и вышла из детской. Она вошла в свою комнату и осторожно закрыла дверь. Взгляд ее остановился на другой, запертой двери, соединявшей ее комнату с комнатой Айры. «Мой муж…» — подумала она и рассмеялась, но тут же умолкла, услышав горькую ноту в собственном смехе.
Они были в Сан-Франциско уже больше двух недель. Первой радостью для Байрони была благословенная холодная погода. Она любила туман, любила смотреть, как он клубится над заливом. Порой он окутывал своим одеялом весь город и даже накрывал Ринкон-Хилл. Байрони отбросила свои бессвязные мысли.
Погода здесь стояла в это время года суровая, перекликавшаяся со злобными словами Ирен. Нужно поговорить с Айрой. Он должен принять какие-то меры в связи с поведением Ирен. И потом, Боже мой, не может она и дальше сидеть взаперти!
Байрони терпеливо ждала, пока не услышала, как Айра вошел в свою комнату. Терпение… Этому она хорошо научилась за последние месяцы. Терпению, переходившему в неодолимую скуку. В первый раз она подняла руку, чтобы постучать в дверь, но тут же ее опустила. Ее никогда не приглашали в его комнату, и она только мельком взглянула на нее, когда Айра показывал ей дом. Аскетическая мужская комната. Она продолжала ждать, пока не услышала, как он вышел и стал спускаться вниз по лестнице. Она пригладила волосы, оправила юбки и направилась к его кабинету.
Подойдя к закрытой двери, она уверенно постучала.
— Байрони, дорогая, входите, — поднялся Айра навстречу. — Как провели день?
Она почувствовала на лице изучающий взгляд мужа.
О чем он думал, недоумевала она, когда смотрел на нее?
— Мне нужно поговорить с вами, Айра, — проговорила Байрони.
— Ну разумеется! Проходите и садитесь, пожалуйста.
Она прошла и села, сложив руки на коленях.
— Так в чем же дело, дорогая?
С чего начать? Как объяснить ему смысл проблемы?
— Айра, — напрямик заговорила Байрони, — Ирен не подпускает меня к ребенку!
Байрони почувствовала, как по нему прошла волна негодования, но заговорил он спокойно:
— Вы, несомненно, преувеличиваете. Я согласен с тем, что Ирен ревнует ребенка, но это же вполне объяснимо — разве нет?
— Айра, — продолжала Байрони, пытаясь сохранить спокойствие, — предполагается, что Мишель — мой ребенок. И если все будут видеть Ирен с девочкой, а я буду тащиться рядом как глуповатая нянька, люди сразу догадаются, что здесь что-то не так.
Он вздохнул, круговыми движениями большого пальца потирая подбородок. Она знала эту его привычку в минуты глубокого размышления.
— Да, люди не дураки. Вы, разумеется, правы.
— Я по меньшей мере должна хорошо знать ребенка, чтобы девочка не принималась громко плакать, когда я беру ее на руки. Ирен должна это понимать.
— Что должна понимать Ирен?
Айра встрепенулся, словно его подстрелили.
— Ирен! Входи, пожалуйста.
— Уже вошла, — холодно бросила Ирен. — Что я должна понимать? Что за басни нашептывает тебе Байрони за моей спиной?
— Я вовсе не нашептываю басни! — задохнулась Байрони. — Ради Бога, Ирен, нам нужно как-то договориться!
— Все было бы отлично, если бы вы вообще не вмешивались не в свое дело!
— Хватит, — остановил их Айра. , Байрони видела, как он обнял сестру, понимала, что он что-то ей говорил, но слов не различала. Хоть бы он дал ей понять, какой она была идиоткой! Нет, поправила себя Байрони, не идиоткой, а несчастной, страдающей женщиной, которой нужен ребенок, чтобы снова почувствовать себя полноценным человеком.
Байрони чуть было не спросила его, почему они не могли бы уехать, например, в Невада-Сити, где их никто не знает и где до них никому не было бы дела.
Но она хранила молчание. Дала ему слово и должна сдержать его.
— Я заплатил твоему доктору, Ирен, чтобы он держал язык за зубами. Его зовут Винсент Чамберс.
Он хороший человек и скоро тебя навестит. Я знаю, что вы страстная читательница, Байрони, и приобрел для вас книги. Ну а теперь, если леди простят, я должен закончить некоторые дела до отъезда в Сан-Франциско.
Байрони дала Ирен проводить брата до входной двери. Она понимала, что он беспокоился о сестре, и, поскольку ей самой практически нечего было ему сказать, сочла, что так будет лучше.
— Я приготовила холодного лимонада, миссис Батлер. У вас усталый вид.
— Спасибо, Эйлин.
Байрони проглотила комок в горле и откинулась на подушку кресла. Как она его ни проклинала, перед нею постоянно возникало лицо Брента Хаммонда. Жалкий человек! Он стоил ее отца. Почему ее так заботит его убежденность в том, что она самая ужасная, самая вероломная из женщин? Байрони понимала, что, укрепив в нем веру в свою якобы беременность, нанесла ему этим последний удар, но выбора у нее не было.
Она не могла предать ни Айру, ни Ирен. Она заставила себя встать и медленно подошла к окну, выходившему на реку. Попыталась его открыть, но оно не поддалось. Почувствовав опустошенность, словно ее покинули и силы, и надежда, она прижалась лбом к стеклу и закрыла глаза.
«Оставь меня в покое, Брент Хаммонд, — шептала она дышавшему презрением образу, созданному ее воображением. — Оставь меня в покое». Но помимо своей воли, она думала о том, что он делает, долго ли пробудет в Сакраменто. Пальцы сжались в кулаки. Слезы на щеках смешивались с потом, но она этого не замечала.
Глава 7
Сакраменто, 1853 год
— Так думают все, не правда ли, Айра?
Айра посмотрел на Байрони, понимая, что она хотела спросить у него об этом уже очень давно. Он понимал, что она была очень проницательна, и удивлялся, почему не спросила раньше.
— Да, Байрони, — проговорил он очень тихо, — именно так думают все.
— Меня это не удивляет, правда. Когда мы с ребенком вернемся в Сан-Франциско, это подтвердится.
Захочет ли кто-нибудь со мной хотя бы разговаривать?
Он искренне жалел о той изоляции, на которую обрек Байрони со своей сестрой. Его недельные посещения каждый месяц были лишь короткими передышками.
— Байрони, вы мне, возможно, не поверите, но очень многие в Сан-Франциско считают, что мы решили избежать очевидного скандала у них под носом.
Когда вы вернетесь, вас встретят с радостью все мои знакомые, даже самые строгие ревнители нравственности. Кое-кому легче принять ребенка, таинственным образом представшего перед их глазами, чем быть свидетелями того, как он формировался. Разумеется, все считают, что мы поженились потому, что вы забеременели, но ваше отсутствие до некоторой степени облагораживает вас в глазах света.
— Я полагаю, можно сказать, что мы спасаем их от них самих, — иронически заметила Байрони.
— Если хотите подойти к проблеме с этой стороны, то, видимо, да. Я был наверху, у Ирен, и она уверяет, что ей значительно лучше после болей в пояснице. И доктор Чамберс соглашается с тем, что все идет нормально. Вы такого же мнения?
Байрони раздраженно пожала плечами, но тут же прониклась чувством вины. Как Айре удается выглядеть таким хладнокровным в его свежайшем, до скрипа, белье? Даже в сентябре ее сорочка прилипала к спине уже к десяти часам утра.
— Простите, Айра, — сказала она, одарив его самой милой улыбкой. — Ирен справляется прекрасно. Жара обессиливает ее, и она страдает, но не жалуется. Клянусь, я не понимаю, как здесь могут жить люди! Ведь нормальные дни можно пересчитать по пальцам одной руки.
Айра выглядел задумчивым, потягивая горячий чай, что заставляло страдавшую от жары Байрони содрогаться. За летние месяцы в Сакраменто она выпила больше ледяного лимонада и простой воды, чем за всю свою жизнь. Разумеется, летом жарко и в Бостоне, но дом тети Айды был большим и полным воздуха, и в нем всегда стояла благословенная прохлада.
— Говорила ли с вами Ирен о.., ну, в общем, об этих вейках?
Если бы она говорила, подумала Байрони, время проходило бы быстрее. Ирен была скрытной, как улитка. Байрони покачала головой.
— Нет. Я не чувствую себя вправе настаивать, Айра. Даже если ее иногда и охватывала горечь при мысли о том человеке или о ребенке, она со мной не делилась. Нет, она действительно выглядит совершенно счастливой, вернее, довольной.
— Господи, — с ноткой облегчения в голосе сказал Айра, — все это было для нее так трудно… Я о ней очень беспокоился.
«А обо мне?» — хотелось спросить Байрони, но промолчала. Ей хотелось сказать, что теперь она понимала, что значит тюремное заключение, но и от этого воздержалась.
— Ребенок должен родиться примерно через две недели, — заметила она.
— Да, я к тому времени приеду. Я должен в это время быть здесь.
Как ни странно, за последние месяцы Байрони совсем не сблизилась с Ирен. Та держалась отчужденно.
Ребенок был ее, а не Байрони, и, похоже, Ирен ничего не хотела менять. И если о чем и говорила с некоторым оживлением, то только о ребенке. Байрони снова и снова думала о том, как поведет себя Ирен после рождения ребенка. Как она сама войдет в роль матери ребенка? Это казалось невозможным.
— Я привез вам письмо от матери, Байрони, — вспомнил Айра, отрывая жену от ее мыслей.
С прояснившимся лицом Байрони взяла из рук мужа потертый конверт. Он был не заклеен, как и все предыдущие. В первый раз она с удивлением посмотрела на него, и Айра извиняющимся тоном объяснил ей тогда:
— Это ваш отец. Боюсь, я не могу ему доверять.
— Я тоже, — согласилась она, не находя объяснения, почему тот вскрывал все письма.
Нового в письме было немного и фактически ни слова об отце. Мать, разумеется, была убеждена в том, что она счастливо жила с мужем в Сан-Франциско.
Прочитав письмо, Байрони вложила его обратно в конверт. Она напишет ответ и вручит его мужу, чтобы тот отправил его из Сан-Франциско. Обман продолжался.
Внезапно Байрони почувствовала себя одинокой, как никогда в жизни, и совершенно опустошенной. По ее щекам медленно заструились слезы.
— Байрони!
Она всхлипнула и вытерла щеки рукой.
— Простите меня, Айра. Просто… — Она тут же умолкла, не зная, какие у нее могли вырваться слова.
Айра встал и подошел к жене.
— Бедная Байрони, — ласково проговорил он, поглаживая ее по плечам. — Вам тоже очень тяжело, не правда ли? Это скоро кончится, обещаю вам. Вы так молоды. Вам нужны развлечения, приемы.
— Люди, — вырвалось у нее. — Мне нужны люди! — Ей вдруг отчаянно захотелось спросить у него о Бренте Хаммонде и даже пришлось прикусить язык. Вместо этого она не слишком благозвучно фыркнула и улыбнулась. — Расскажите мне, как поживают мистер и миссис Сэкстоны.
Айра заметно обрадовался.
— У них все как-то очень странно. В начале лета до меня дошли слухи, что миссис Сэкстон преследовал какой-то телохранитель. Потом на одном из складов Сэкстона случился пожар. Как мне говорили, в середине лета они уехали из Сан-Франциско и вернулись недели три назад. Насколько мне известно, между ними все хорошо. И если во всем этом и была какая-то тайна, то теперь все рассеялось.
В сущности, Байрони не было никакого дела до Сэкстонов, но она делала вид, что внимательно слушала мужа.
Внезапно сверху донесся душераздирающий крик.
Оба замерли в ужасе.
— О Боже, — пробормотал Айра и рванулся из гостиной к лестнице.
Немного погодя наверх поднялась и Байрони, но перед дверью спальни ее остановила Эйлин:
— Нет, миссис Батлер, я думаю, вам не следует туда входить. Роды начались несколько преждевременно. Мистер Батлер отправляется за доктором.
— Позаботьтесь о ней. Эйлин, — сказал Айра.
При этом он взглянул на Байрони, но словно не увидел ее. — Я постараюсь вернуться поскорее.
Байрони на секунду задержалась в узком коридоре.
Ей, молодой девушке, не подобало присутствовать при родах. Она подумала, что это правило, наверное, ввели мужчины, думая, что если женщина увидит родовые муки, то не захочет пройти через них сама. Но что тогда, иронически подумала она, станется с человеческим родом?
Байрони расположилась внизу, забившись в свое любимое кресло с романом на коленях. Она вздрагивала при каждом крике Ирен. Это было ужасно. Она никогда раньше не задумывалась о том, как рождается ребенок. Крики продолжались. Маленький, лысеющий доктор Чамберс, относившийся к людям как к насекомым, которых приходилось терпеть, все время оставался на втором этаже. Айра время от времени спускался вниз. Выглядел он уставшим до полного изнеможения и таким встревоженным, что у Байрони щемило сердце.
— Боже, сколько это еще может продолжаться? — спрашивал Айра, в смятении запустив пальцы в свои густые волосы.
Он был какой-то взъерошенный, и на его лице проступили морщины. Раньше Байрони никогда не видела его в рубашке, заправленной в брюки, с засученными рукавами. Его руки были очень белыми, и на них виднелись редкие светлые волоски. Она не знала, что сказать, и бормотала что-то невнятное, но Айра не обращал на нее никакого внимания.
Ходил взад и вперед по комнате, то и дело поднимая глаза к потолку.
— Слава Богу, ребенок немного поторопился — значит, он не слишком большой. Но почему же он не выходит?
В этот момент раздался пронзительный крик, и лицо Айры стало белым как полотно. Он застонал, как будто сам испытывал физическую боль, и устремился из комнаты наверх. Когда Байрони поднялась из кресла, забытая книга соскользнула с ее коленей на пол.
Байрони медленно пошла к лестнице, вслушиваясь во внезапно повысившиеся голоса мужчин. Потом раздался еще один мучительный крик.
Прошел час, другой. Громких криков больше не было. И вдруг она услышала тонкий плачущий голос.
Ребенок! Она взлетела вверх по лестнице, но Эйлин не позволила ей даже из двери взглянуть на Ирен.
— Нет, миссис Батлер, — твердо проговорила она. — Пока нет. Родилась девочка, с хозяйкой все будет хорошо.
Далеко за полночь Байрони в ночной рубашке и в халате сидела внизу. Взглянув наверх, она увидела Айру. Его лицо совершенно преобразилось.
— Все, — проговорил он, потирая руки. — Ирен спит. Ребенок маленький, но доктор Чамберс уверен, что все будет отлично.
— Девочка похожа на Ирен? — не сдержала Байрони непроизвольно вырвавшегося у нее вопроса.
— Трудно сказать, — спокойно ответил он. — У нее густые светлые волосы. А глаза голубые. Но Эйлин говорит, что такими рождаются все младенцы. Господи, не хотел бы снова пережить такое!
Ирен, вероятно, тоже не захочется, подумала Байрони. Она боялась, что ребенок мог оказаться похожим на любовника Ирен, хотя сама не имела ни малейшего понятия о том, как тот выглядел. Ирен твердо отклоняла всякие расспросы о нем. Байрони видела, как Айра от усталости свалился в кресло и тут же уснул.
Как странно, подумала она, глядя на него. Он был ее мужем, но она никогда не видела его ни одетым, как сейчас, ни даже спящим. Она не знала его. Ее внезапно охватило радостное чувство. Все кончено! Скоро ее изгнанию придет конец.
* * *
Брент оторвал глаза, от бумаг, которые читал, и улыбнулся.— Ну, Мэгги, как твой бизнес этой ночью?
— Как обычно. Девушки в полном изнеможении.
Господи, как много сексуально озабоченных мужчин! — Она помолчала, вздыхая. — У Фелиции выкидыш. Сент говорит, что с ней будет все в порядке.
Эта идиотка, наверное, была неосторожна. Я дам ей хорошую затрещину, когда она поправится!
Брент понимал, что она была обеспокоена, хотя голос ее звучал совершенно бесстрастно. Странно, но мадам заботилась о своих девушках, словно это были ее собственные дети, что выглядело довольно забавно, учитывая, что некоторые из них были старше Мэгги.
— Брент, мне не нравится, что ты не отпускаешь от себя Селест.
— Ты же знаешь, Мэгги, я не люблю делить ни с кем своих женщин. Проходи, герцогиня, присядь и Немного расслабься.
Мэгги вздохнула и с явным удовольствием опустилась на шикарный кожаный диван, стоявший в конторе Брента.
— Проклятие! Я так устала…
— Устала — от чего? Считать деньги?
Она многозначительно посмотрела на него и не отрывала глаз, пока на его лице не появилась ухмылка.
— Ты порядочный шельмец, Брент. Говоришь о подсчете денег! Да, дело идет хорошо. Нам с тобой дьявольски везет.
— Это верно. Хочешь чего-нибудь выпить, Мэгги?
— Думаю, не помешала бы порция хорошего виски. — Мэгги смотрела, как он подошел к небольшому бару, стоявшему за его письменным столом красного дерева. За кабинетом располагались небольшая гостиная и просторная спальня. — Здесь так уютно.
Ты подобрал хорошую мебель, Брент.
— Спасибо, — поблагодарил он, подавая ей виски.
— За то, чтобы сбылось все, чего мы хотим, — подняла бокал Мэгги.
Она не заметила какого-то странного, почти пустого взгляда Брента. Обжигающая жидкость дошла до желудка, и она почти сразу просияла.
— — Почему ты не хочешь жить с Селест? Видит Бог, ты содержишь ее как королеву.
Брент пожал плечами:
— Мне нравится, что мой кабинет и комнаты расположены над салуном. Кроме всего прочего, — добавил он с плутоватой ухмылкой, — любая из девушек может какой-нибудь темной ночью заглянуть в мою спальню.
— Если это случится, не сомневайся, получишь от меня счет на кругленькую сумму! — Мэгги протянула ему пустой бокал. — Налей еще, Брент, виски делает меня расточительной.
— Упаси меня Бог от расточительных женщин, — заметил он.
Она задумчиво посмотрела на Брента.
— Ты хочешь сказать, от всех бегающих за тобой женщин? Знаешь, Брент, большинство мужчин не постояли бы ни перед чем ради такого, как у тебя, успеха у женщин. Ты отбиваешься от них палкой?
— Ты преувеличиваешь, Мэгги, — мягко возразил Брент, устраиваясь в своем любимом огромном и мягком кресле. — Иногда.
— Ха! Видно, ты не имел сомнительного удовольствия слушать рассказы Селест о твоем великолепном теле и искусстве любовника!
— Представляю, как скучно это слушать, герцогиня. Очевидно, ты не поверила ей. Я что-то не замечал, чтобы ты за мной бегала. И я даже забываю о палке, когда появляешься ты. Нет ничего печальнее для мужчины.., как я.
Щеки Мэгги слабо порозовели, и на несколько мгновений она уклонилась от его темно-синих насмешливых глаз.
Брент поднял бровь, не отрывая взгляда от Мэгги.
— Ты смешна, понимаешь?
— Да, — вздохнула она, — кажется, понимаю.
Ты же знаешь, Брент, мы с тобой очень необщительные люди. Даже одинокие. Это относится и к тебе.
Тебе никто не нужен, не правда ли?
Брент осторожно вытянул ноги перед собой и скрестил их.
— Мне нужны люди, — возразил он.
— Но ты всегда сохраняешь такую дистанцию, общаясь с людьми, как будто умышленно отказываешься подпускать кого-то близко к себе. И если я что-то и знаю, Брент, — продолжала она при его глубоком молчании, — то это мужчины.
— Полно, Мэгги, тут и знать нечего! Все мы — примитивные создания.
— Секс, еда и деньги.
— Именно в таком порядке? Не будь такой близорукой, дорогая моя. Ты забываешь крепкое виски и удобную постель.
— О Брент, да будешь ли ты когда-нибудь серьезным? Или боишься, что я подберусь к тебе ближе, чем тебе хочется, и поэтому отпускаешь глупые шутки и спускаешь все на тормозах?
— Мэгги, — очень тихо проговорил Брент, — оставь все как есть, ладно? Что представляешь собою ты, что такое я — ни мне, ни тебе до этого нет дела. Я наверняка знаю, что ты спишь одна. Разве это дает мне право требовать от тебя объяснения причин? И вообще я не считаю, что двоим приятно хныкать и плакаться друг другу в жилетку по поводу прошлого, изменить которое невозможно.
— Ты не рос в бедности, Брент, и поэтому твое прошлое не было слишком тяжелым. Помнишь, ты рассказывал мне кое-что об Уэйкхерсте. Наверное, я должна была прийти в восторг, оттого что ты доверился мне, женщине. Но вот теперь я вижу этот настороженный блеск в твоих глазах! И понимаю: тебя превратила в замкнутого человека какая-то женщина!
Ее умозаключения оказали на Брента благотворное действие, и он смирил гнев перед ее смущенно пытливым взглядом.
— Разве не женщины являются причиной всех мужских проблем? — спросил он, так растягивая слова, что Мэгги даже заморгала от нетерпения.
— Видишь ли, в моем случае это был мужчина — мой отец, если быть точной, — отрубила она. — Сластолюбивый, самодовольный! Боже, как я его ненавидела! — Она распрямилась, чуть побледнела от гнева и горько проговорила:
— Ты сдержанный человек, не так ли, Брент Хаммонд? Прости меня. Мне меньше всего хочется расплакаться на твоем плече, и я умолкаю.
— Не будь ослицей, Мэгги. — Брент поднялся и, потянувшись, грациозным шагом подошел к окну. Он бросил через плечо холодным и спокойным голосом:
— Если хочешь, я выбью из него это дерьмо. Хочешь?
Она рассмеялась, поначалу несколько нервно, а потом от всей души, оценив предложение, как оно того заслуживало.
— О нет! Один Господь знает, как много ртов он теперь должен кормить. Я вовсе не хочу превращать эту мелюзгу в сироток. — Она помолчала, рассматривая широкую спину Брента. — Тебе когда-нибудь хотелось иметь жену и семью, Брент?
Его тело внезапно застыло от напряжения, но когда он наконец ответил на ее вопрос, голос его звучал по-прежнему спокойно и даже с оттенком иронии:
— Ты можешь представить меня качающим на колене младенцев? — Он повернулся к Мэгги и поднял ладонь. — Нет, герцогиня, не отвечай. Уж если хочешь знать правду — да, была однажды девушка.
Тихая, красивая и неиспорченная. Но то были, разумеется, фасад, игра. Ну, теперь ты довольна?
— Однажды, Брент? Ты хочешь сказать, много лет назад? Или недавно?
— Недавно, — коротко бросил он, а потом пожал плечами, не желая дурить ей голову ни на минуту. — Она такая, какая есть. Одним словом, я был просто дураком, думая, что…'Ладно, хватит. Все мы учимся жизни, Мэгги, разве не так? Кстати, нет ли у тебя неприятностей с Джеймсом Корой, а?
Мэгги хранила бесстрастное выражение лица. Его прорвавшаяся горечь была всего лишь вершиной айсберга, думала она. Рассказать ей что-то большее он мог бы только напившись до чертиков. Она приняла предложенную им перемену темы разговора, хотя в голове усиленно перебирала возможных кандидаток.
— Он красивый дьявол, — мягко проговорила она. — Признаю справедливость твоих доводов, но мне он не нужен. Не заслуживающий доверия проходимец, и Белл это знает. Но, разумеется, она и сама не святая.
Брент молча изучал свою партнершу по бизнесу.
Он восхищался ею, она нравилась ему, даже когда проявляла полную бесцеремонность. Она была хороша собой, если оценивать ее не по слишком завышенным критериям. И одевалась не без вкуса. Никто не принял бы ее ни за проститутку, ни за мадам. Она имела очень строгий вид с ее черными волосами, стянутыми в тугой шиньон. Он мимоходом подумал, как выглядела бы она с другой, менее чопорной прической. Закрытое скромное платье сизо-серого цвета больше подошло бы школьной учительнице.
— Не смотри на меня так, Брент, — нахмурившись, сказала Мэгги. — Я знаю, что тебе не нравится то, что ты видишь, но меня это не волнует.
— Не будь… Не будь дурочкой, Мэгги. Ты прелестная женщина, и именно об этом я думал, глядя на тебя.
— Что ж, это очень мило с твоей стороны. — Она поднялась с дивана и оправила юбки. — Еще одно, как я понимаю, тебя удивляет: почему у меня на коленях не сидит куча маленьких сопляков? — Она озорно улыбнулась Бренту и напоследок, прежде чем уйти, спросила:
— И кто же эта недостойная девушка, хотела бы я знать?
— Мэгги!
— Мне хочется сегодня играть с тобой в покер с высокими ставками, Брент. Смотри не потеряй все свои деньги!
Почему, спрашивал себя Брент, ероша ладонью волосы, он оказался таким идиотом, что упомянул о Байрони? Почему, черт побери, все еще не забыл ее?
Он похолодел, понимая, что теперь она уже родила ребенка. Он с презрением к себе почувствовал, как внутри у него что-то всколыхнулось. Он знал, что Айра Батлер неизменно отправлялся каждый месяц в Сакраменто. А в высшем свете Сан-Франциско ходила вполне справедливая сплетня о том, что его невеста забеременела раньше, чем он надел на ее палец обручальное кольцо. И что она уехала из города, чтобы не вызывать лишних разговоров. Это было правильное решение — очевидно, идея Айры, мерзавца. Услышав какой-то шум на улице, он подошел к окну, выходившему на Монтгомери-стрит. Внизу он увидел двух пьяных мужчин, судя по виду рудокопов, с большим вкусом затеявших между собой драку. Брент ухмыльнулся, словно был не прочь к ним присоединиться.
Когда она вернется в Сан-Франциско?
Глава 8
Сан-Франциско, 1853 год
— Не прикасайтесь к ней!
Байрони мгновенно выпрямилась над кроваткой Мишель, услышав за своей спиной злобный голос Ирен. Девочка, пристально рассматривавшая Байрони, тут же громко расплакалась.
— Вот видите, все из-за вас! Ах, моя бедняжка!
Ну иди, иди к маме, любовь моя.
Ошеломленная Байрони с удивлением смотрела, как Ирен склонилась над девочкой и, осторожно подняв ее, прижала к плечу.
— Я ей ничего не сделала, — проговорила Байрони, когда девочка успокоилась. — Она испугалась вашего голоса, Ирен.
Байрони на мгновение обдало холодом, когда она увидела ярость, пылавшую в темных глазах Ирен.
Потом это пламя пропало, и она подумала, уж не показалось ли ей. Она не представляла, что Ирен будет так враждебно относиться к ней за проявление внимания к ребенку.
— Простите меня, Байрони, — проговорила Ирен, крепче прижимая Мишель к груди. — Я.., меня что-то расстроило, и я набросилась на вас. Правда, так глупо с моей стороны… Тихо, ангел мой.
— Разумеется, — согласилась Байрони и вышла из детской. Она вошла в свою комнату и осторожно закрыла дверь. Взгляд ее остановился на другой, запертой двери, соединявшей ее комнату с комнатой Айры. «Мой муж…» — подумала она и рассмеялась, но тут же умолкла, услышав горькую ноту в собственном смехе.
Они были в Сан-Франциско уже больше двух недель. Первой радостью для Байрони была благословенная холодная погода. Она любила туман, любила смотреть, как он клубится над заливом. Порой он окутывал своим одеялом весь город и даже накрывал Ринкон-Хилл. Байрони отбросила свои бессвязные мысли.
Погода здесь стояла в это время года суровая, перекликавшаяся со злобными словами Ирен. Нужно поговорить с Айрой. Он должен принять какие-то меры в связи с поведением Ирен. И потом, Боже мой, не может она и дальше сидеть взаперти!
Байрони терпеливо ждала, пока не услышала, как Айра вошел в свою комнату. Терпение… Этому она хорошо научилась за последние месяцы. Терпению, переходившему в неодолимую скуку. В первый раз она подняла руку, чтобы постучать в дверь, но тут же ее опустила. Ее никогда не приглашали в его комнату, и она только мельком взглянула на нее, когда Айра показывал ей дом. Аскетическая мужская комната. Она продолжала ждать, пока не услышала, как он вышел и стал спускаться вниз по лестнице. Она пригладила волосы, оправила юбки и направилась к его кабинету.
Подойдя к закрытой двери, она уверенно постучала.
— Байрони, дорогая, входите, — поднялся Айра навстречу. — Как провели день?
Она почувствовала на лице изучающий взгляд мужа.
О чем он думал, недоумевала она, когда смотрел на нее?
— Мне нужно поговорить с вами, Айра, — проговорила Байрони.
— Ну разумеется! Проходите и садитесь, пожалуйста.
Она прошла и села, сложив руки на коленях.
— Так в чем же дело, дорогая?
С чего начать? Как объяснить ему смысл проблемы?
— Айра, — напрямик заговорила Байрони, — Ирен не подпускает меня к ребенку!
Байрони почувствовала, как по нему прошла волна негодования, но заговорил он спокойно:
— Вы, несомненно, преувеличиваете. Я согласен с тем, что Ирен ревнует ребенка, но это же вполне объяснимо — разве нет?
— Айра, — продолжала Байрони, пытаясь сохранить спокойствие, — предполагается, что Мишель — мой ребенок. И если все будут видеть Ирен с девочкой, а я буду тащиться рядом как глуповатая нянька, люди сразу догадаются, что здесь что-то не так.
Он вздохнул, круговыми движениями большого пальца потирая подбородок. Она знала эту его привычку в минуты глубокого размышления.
— Да, люди не дураки. Вы, разумеется, правы.
— Я по меньшей мере должна хорошо знать ребенка, чтобы девочка не принималась громко плакать, когда я беру ее на руки. Ирен должна это понимать.
— Что должна понимать Ирен?
Айра встрепенулся, словно его подстрелили.
— Ирен! Входи, пожалуйста.
— Уже вошла, — холодно бросила Ирен. — Что я должна понимать? Что за басни нашептывает тебе Байрони за моей спиной?
— Я вовсе не нашептываю басни! — задохнулась Байрони. — Ради Бога, Ирен, нам нужно как-то договориться!
— Все было бы отлично, если бы вы вообще не вмешивались не в свое дело!
— Хватит, — остановил их Айра. , Байрони видела, как он обнял сестру, понимала, что он что-то ей говорил, но слов не различала. Хоть бы он дал ей понять, какой она была идиоткой! Нет, поправила себя Байрони, не идиоткой, а несчастной, страдающей женщиной, которой нужен ребенок, чтобы снова почувствовать себя полноценным человеком.