Коупленд Дуглас. Нормальных семей не бывает

   — Нет.
   Пшш явно была в энной степени хитрее Уэйда и не поддавалась его чарам.
   — Да нет, ты у нас на парня с деньгами не похож. Ладно, что бы там ни было, Гейл, скорей всего, выбросила это в мусор. Я попросила ее почистить машину.
   — Гейл? — вмешался Брайан.
   — Ага. Будущая мамаша. Они обожают меня и на руках готовы носить. У меня тут все схвачено, а вы, недотепы, наверняка умудритесь все изгадить, так что проваливайте.
   Она повернулась к собаке:
   — Кимба!
   Овчарка выпрямилась, ожидая команды.
   — Боже, я люблю тебя, Пшш, я люблю тебя! — крикнул Брайан, — Вспомни, как мы вместе хотели поджечь «Гэп». Как уничтожили целое поле искусственной фасоли — ведь это было, было! Неужели все это для тебя ничего не значит?
   — Что было, то было, Брайан. Но теперь все кончено.
   — О'кей. Можешь натравить на меня собаку, делай что хочешь, но не продавай ребенка.
   Кровопролитие предупредил радостный возглас: «Здорово, ребята!» — пронизанный исключительно светлыми интонациями руководителя увеселительного круиза.
   — Черт... — сказала Пшш. — Это Ллойд. Ведите себя
   нормально. Если это, конечно, возможно.
   Дженет в полном упоении наблюдала за шоу.
   — Эмили! — воскликнул Ллойд. — Какая ты умница, что привезла с собой все семейство Драммондов. Я, — он приложил руку к сердцу, — глубоко, глубоко тронут.
   — Эмили? — в один голос вопросили Брайан, Уэйд, Тед и Дженет.
   — Эмили — самая заботливая из всех суррогатных матерей на свете, а вы, — он заключил в свои объятия всю семью Драммондов, — как генетические предки — само воплощение доброты. Идемте же! Идемте в дом. О Боже! Какой праздник мы сегодня устроим. — Он обернулся. — Гейл! Гейл! Крошка Эмили привезла к нам всех Драммондов!
   Хорошенькая, лет сорока, Гейл высунулась в окно.
   — Да благословит Господь вашу семью, Драммонды! Заходите! Заходите! Только не обращайте внимания на беспорядок. Не дом, а сущее бедствие.
   Пшш героическим усилием удержала себя от истерики, и все общество проследовало в дом Ллойдов — шикарную витрину последних достижений компьютерного модернизма.
   — Я спроектировал этот дом по образцу, который купил в мебельном магазине, — сказал Ллойд. — Оригинально, а?
   Все находящееся в комнате, казалось... сияло. Или розовело. Или ворсилось. Или отливало медью. Нигде не было ни одного прямого угла.
   — Прелесть, — сказала Дженет.
   Войдя в комнату, Гейл развела руки и присела в реверансе, что напомнило сценку из детского балета.
   — Бабушка моего Избранного Ребенка!
   Она стиснула Дженет в медвежьих объятьях.
   — О, мой ребенок будет таким умненьким и таким хорошеньким. — Она обернулась к Теду. — И мужественным. Ллойд! Ллойд! Дай всем выпить — открой бутылку французского! — Она повернулась к Драммондам. — Из самой Франции. — Потом обратилась к Пшш. — Эмили, пойдем, поможешь мне разлить шампанское.
   Драммондам оставалось только издавать нечленораздельно-радостные звуки при виде унижения Пшш, вокруг которой так и порхала Гейл.
   — Теперь осторожно, возьми высокие фужеры. И постарайся не трясти бутылку, иначе это прекрасное дорогое шампанское вспенится и прольется. А для нашей будущей мамочки только яблочный сок. Пшш посмотрела на Драммондов и выдавила из себя мученическую улыбку. Дженет заподозрила, что она неспроста корчит из себя паиньку, так как рассчитывает выкачать из Ллойдов еще приличную сумму. Слава Богу, что у Брайана хватает ума держать рот на замке.
   — Позвольте воспользоваться вашим телефоном, чтобы позвонить жене, — сказал Тед.
   Гейл пронзила его острым, как сосулька, и таким же леденящим взглядом.
   — Это не по междугороднему, — продолжал он, повернувшись к Дженет за подтверждением, — Ведь правда?
   — К Ники — по межгороду, Тед.
   — У вас есть телефонная карта? — спросила Гейл.
   — Тед, я оживила твой мобильник, — сказала Дженет, — но все номера остались в фургоне. Ники с Бет прекрасно проводят время в трейлере у Кевина.
   — Когда Ники обещала перезвонить?
   — Не знаю, Тед.
   Тут Ллойду на глаза попался Брайан, которого собачьи укусы и солнечные ожоги довели до полуобморочного состояния.
   — Похоже, у тебя какое-то бо-бо, Брайан — сынок, — прямо даже не знаю, как тебя называть. Ты мне совсем как родной.
   — Кодеина. Викодина. Перкоцетама. Скорее, — прохрипел Брайан.
   — Пойду пошарю, — сказал Ллойд и вышел из комнаты.
   — Знаешь, Гейл, — сказал Уэйд, — Эмили говорила о тебе так много всего хорошего.
   Пшш съежилась, но Гейл, раздававшая гостям фужеры с шампанским, так и засияла от удовольствия.
   — Ну, по правде говоря, не стоило...
   — Правда, — настаивал Уэйд, — она еще ни о ком так хорошо не отзывалась, верно, мама?
   — О да. Она даже сказала, что испытывает вину, принимая от вас такие большие деньги за свои услуги. Сказала, что это деньги неправедные — что она стала так близка вам, что это было бы неправильно — не по-христиански.
   — Вот как? — Калькулятор в голове у Гейл заработал на полную катушку.
   — О, Дженет, как всегда, шутит, — вмешалась Пшш, посмотрев на Гейл. — Дженет у нас такая юмористка.
   — Ах нет, Пшш... то есть Эмили, — сказала Дженет, — не надо так уж скромничать.
   Потом она повернулась к Гейл:
   — Эмили в самом деле сказала, что могла бы предоставить свои услуги бесплатно, но ведь ей нужно что-то на текущие расходы.
   — Да, накладные расходы тут неизбежны, — сказала Гейл. — Это я понимаю.
   В комнату вошел Ллойд с пузырьком тайленола. Гейл, едва не повизгивая от ликования при мысли о возможном пересмотре цен, не выдержала:
   — Тост! Я предлагаю тост за мою любимую и великодушную Эмили и за весь клан Драммондов.
   Все залпом опустошили свои фужеры. После чего Гейл с Ллойдом забросали Теда вопросами, связанными с НАСА, на которые тот отвечал с дотошностью автора технического проспекта. Дженет, выпав из беседы, отпросилась в уборную. Внизу, в холле, вконец взбешенная Пшш больно заломила ей руку.
   — Ладно, сколько вы все хотите за то, чтобы заткнуться?
   — Пшш — Эмили — по правде говоря, меня все это не волнует. Так что ты не по адресу.
   Подкравшийся сзади Уэйд зажал Пшш рот ладонью.
   — Думаю, больше всех это волнует Брайана, ты, стервочка. Сейчас он плохо соображает, но через несколько минут жди от него новой проповеди.
   Пшш впилась в его руку, но тут же разжала зубы.
   — О черт! — чуть не взвыл Уэйд. — Зачем ты это сделала?
   — Что, насквозь прокусила?
   Уэйд посмотрел на ладонь.
   — Нет, радуйся, ты не заразилась.
   — Тихо, — сказала Пшш, — Они могут услышать. Уэйд заметил за уборной стальную дверь.
   — Стальные двери? Кому понадобились стальные двери в доме?
   — Без понятия, — ответила Пшш. — Бомбоубежище, наверно.
   — Бомбоубежище?
   Уэйд открыл дверь; пахнуло плесенью, глубоко вниз уходила лестница.
   — Это Флорида. Здесь дома без подвалов.
   — НАСА в двадцати милях отсюда, кретин. Это место сорок лет было ядерной мишенью номер один. А может, еще и сейчас.
   Дженет проследовала за ними. Любопытно. Все это действительно крайне любопытно. Они стали спускаться по тускло освещенной лестнице, пропахшей отсыревшим бетоном. В конце была еще одна стальная дверь.
   — Это по крайней мере странно, — сказал Уэйд. — Надо взглянуть.
   — Заперто. Я уже пробовала, — ответила Пшш.
   — Ты у нас прямо Нэнси Дрю.
   Уэйд достал связку ключей и покрутил один в замке; через несколько мгновений дверь открылась. Он щелкнул выключателем, расположенным сразу за дверью, и все трое вошли внутрь. Там стояло родовспомогательное кресло, одинокое и холодное, как кресло, в котором заключенным миссисипских тюрем делают смертельный укол, — это напоминало домашнее родильное отделение. На стене позади кресла расположился набор медицинских инструментов из нержавеющей стали, наручники и кожаные ремни. Направо они увидели изысканно-очаровательную, в розовых тонах спаленку на одного человека, отгороженную, как в зоопарке, стальными прутьями.
   Никто не произнес ни слова. После самого беглого осмотра они бегом вернулись в глазный коридор.
   — Нашла, где пописать, Дженет? — крикнула Гейл.
   — Да, и у вас такой милый дом. Во всем виден вкус и творческая жилка. И все такое опрятное. Кто оформлял интерьер, вы или Ллойд?
   — Во всем, что касается красок, я Ллойда и на милю не подпущу. Он выбрал бы желтый, как на школьном автобусе, или зеленый, как в психушке, и слушайся я его, мы вполне могли бы жить в трейлере и жарить шашлыки из ананасовых колечек, нанизанных на зубочистки.
   — Какая богатая словесная палитра.
   — Гейл — вот кто потрудился здесь на площади в четыре тысячи двести квадратных футов.
   Она обернулась к Пшш:
   — Эмили, пойдем в гостиную. Я нашла твое письмо ко мне в багажнике — такой заботливый жест. Я думаю, мы можем вскрыть его сейчас в знак связывающих нас уз дружбы и любви.
   — Письмо?
   Она быстро соображает. И знает, что мы ей сейчас нужны. Дженет взяла Пшш за руку:
   — Да, милая, то самое, про которое ты мне говорила. Поистине великодушный жест.
   — Ах, то. Конечно.
   Они прошли в гостиную.
   — Тед... Брайан... — сказала Дженет, — Гейл собирается прочесть нам письмо от Эмили.
   — Письмо?
   Оба выпрямились, как будто их ударило током.
   — Ах, Эмили, хитрая ты лисичка, — продолжала щебетать Гейл. — Ты даже вложила его в прозрачную папочку, чтобы не испачкалось. И надписала «Мамочке» — точь-в-точь как я привыкла называть свою маму.
   — Это письмо значило для меня так много, — сказала Пшш, после чего в том углу гостиной, где находился Тед, произошла чисто кинематографическая мини-катастрофа; он уронил тяжелую медную статуэтку газели на стеклянную поверхность стола. Катастрофа произвела запланированный эффект. Гейл выронила письмо, и Дженет быстро нагнулась за ним. Взбешенная Гейл набросилась на Теда, с явным трудом удерживаясь от площадной брани.
   — Этот столик я купила без скидки.
   — Куда годится стол, если он не может выдержать даже такую медную фиговину.
   — Вы его раздолбали.
   Взглянув на осколки, Тед сказал: «Похоже, одна нога у газели тоже погнулась», — что вызвало у Гейл новый приступ ярости; Ллойд стал ее утешать, позабыв об остальных присутствующих.
   Уэйд выхватил поддельное письмо из сумочки Дженет и сунул ей, но в спешке вытащил два письма, и она взяла оба.
   Затем Дженет достала настоящее письмо из упаковки, своей ручкой намалевала в его правом верхнем углу синее пятно, бросила его Уэйду и засунула фальшивку в прозрачную папку. Обмен произошел с молниеносной скоростью. Лишнее поддельное письмо Дженет запихнула под кушетку.
   Гейл, все еще причитая, появилась с мусоросборником, бумажными мешками и метлой, а Брайан, подключившись к семейным операциям, опрокинул фужер с шампанским, чтобы выиграть минуту-другую для Уэйда и Дженет.
   — Не беспокойся, Гейл, — сказала Дженет, — невелика беда.
   Все действительно понемногу утихомирилось, хотя изначальный пыл дружелюбия Гейл значительно поугас.
   — Вы собирались прочесть письмо? — спросила Дженет.
   — Да, — Гейл взяла дубликат, откинула со лба прядь волос и снова расцвела в улыбке. — От маленькой Эмили.
   Она развернула письмо с несколько меньшей бережностью, чем сделала бы это до того, как Тед разбил стол. Внутри была карточка с надписью: Самому чудесному из сыновей в день Бар-Мицвы. На карточке остался кружок от стоявшей на нем кофейной чашки.
   — Эмили?
   Пшш посмотрела на Гейл и сказала:
   — Так что это у вас там за розовая спаленка внизу?
   Сначала на лицах Гейл и Ллойда появилось невинно-жизнерадостное удивление с вопросительной интонацией: «А я-то здесь при чем?» — но очень скоро их взгляды сделались холодными и деловыми.
   — Спаленка? — спросил Брайан.
   — Да, мы тут немного побродили по дому, — сказала Дженет, — родовспомогательное кресло, наручники, ремни и миленькая розовая спальня в клетке для гориллы.
   — Ллойд, Гейл, — выходит, вы, на хрен, извращенцы? — спросил Уэйд.
   Ллойду с Гейл нечего было ответить.
   Дженет поняла, что настал момент, когда оружие, если его надо применить, должно появиться на сцене.
   — Уэйд... Тед... Брайан... Эмили... — сказала она, — будьте так добры, задержите Ллойда и Гейл. Пожалуй, мы запрем их в их собственной клетке. Кимба, я надеюсь, в своей конуре за домом.
   Последовало минутное затишье, затем раздался лай, так, словно Дженет скомандовала Кимбе: «Фас!»
   ...свалка... несколько сдавленных ругательств... небольшая потасовка... обломки сверкающей обстановки... и Ллойд с Гейл уже сидели внизу, в розовой спаленке, за стальными прутьями решетки. Первым прорезался голос у Ллойда:
   — Чертовы трахнутые психи. Погодите, я вам устрою. Глазом не успеете моргнуть, как первый же коп отсюда до Атланты упечет ваши трахнутые задницы куда следует. Мне насрать, даже если твоя дочка получит Нобелевскую премию. Все равно все ваше отродье — трахнутые психи.
   Пользуясь паузой, Дженет неторопливо оглядела подземную темницу и сказала:
   — Выбирайте выражения, Ллойд. Ой, смотрите, Боже мой, стрекало! Родовспомогательные инструменты сильно изменились с тех пор, как появились на свет мои дети. Да еще и наручники. Как мило. Кто бы мог подумать?
   Пшш пододвинула стул к решетке и сверкнула глазами на Ллойда и Гейл.
   — Так какой у вас был план? Когда я должна была отдать концы в вашей каталажке имени Барби?
   Стоя рядом с Пшш, Брайан попеременно плевал в обоих супругов.
   — Тебя никто не собирался здесь держать, — сказала Гейл.
   — Тогда, может, это местечко еще для кого-нибудь?
   — Я понимаю, как это может выглядеть...
   Пшш потыкала стрекалом между прутьями, заставив Ллойда и Гейл прижаться к стене.
   — Довольно, Пшш, — сказал Уэйд. — Нас ждет рыба покрупнее.
   Пшш повернулась к нему:
   — Да, так что там такое с этим письмом? Вы ж, ребята, обычно-то даже воскресных комиксов не читаете. Итак, что такого важного в этом письме, а? Ну-ка!
   — Ладно, — сказала Дженет. — Твоя взяла. Мы тебе расскажем, но ты должна пообещать, что не сделаешь аборта и не продашь ребенка с аукциона.
   Лицо Брайана просветлело.
   — А я на этом заработаю? — спросила Пшш.
   — Надеюсь.
   — Заметано.

23

   — Мне кажется, — сказала Дженет, — неплохо бы найти какие-нибудь улики, чтобы шантажировать их потом по всем правилам. Как вы думаете?
   Вдохновленные этими словами, родственники стали перерывать все столы и шкафы, чтобы раскопать как можно больше информации о подпольном детопроизводстве Ллойда и Гейл.
   Уэйд прекрасно сознавал, что его семья погрязла в мире мошенничества, грязных махинаций и беззаконий, из которого ей никогда, скорее всего, уже не выбраться. Да и были ли пути к отступлению? Существовало ли хоть что-то, ради чего стоило возвращаться? Он уже лет двадцать ходил по кривой дорожке — такая уж у него была жизнь; да и отец примерно столько же? А Брайан? Лет пятнадцать. Сара? Как показали события прошлой недели, год или около того. Но мама? Всегда такая чистая и грязенепроницаемая, она теперь словно заново родилась в роли человека, с удовольствием плещущегося в теплом океане отбросов, — там, наверху, она вываливала на пол цветочное попурри, заглядывала в вазы, выискивая грязь. Уэйд рылся в кухонных шкафах, когда она окликнула его.
   — Да, мам?
   — Тут чудесная рубашка, она тебе как раз подойдет.
   — Мам, здесь не «Аберкромби и Фитч». Мне не нужна новая рубашка.
   — Как это не нужна? Она такая мягкая, в цветную клетку, тебе очень к лицу.
   — Я не хочу носить рубашки Ллойда, мам. Не говоря уже о карме...
   — Вы не были бы таким, мистер Карма, если бы вам пришлось пережить депрессию и войну. Хорошая рубашка. Добротная. Я только хочу, чтобы ты ее примерил.
   — И не собираюсь.
   — Как знаешь, пожалуйста, не приходи плакаться ко мне, когда снова придется попрошайничать.
   — Возьми ты этy чертову рубашку, — крикнул из кладовки Тед. — От добра добра не ищут.
   — Папа, это кража. Ты что, так запросто относишься к воровству?
   — Чья бы корова мычала...
   — Что ты сказал? — Уэйд втиснулся в кладовку.
   — Я сказал, что ты из тех, кто отказывается от добра, когда оно само плывет им в руки.
   Тед рылся в ящике, полном шарикоподшипников.
   — Ишь ты, какой рачительный, — сказал Уэйд. — Чего же ты тогда сидишь в такой глубокой финансовой заднице, что мы должны и дальше заниматься этим дурацким делом?
   — Можно подумать, что ты не получишь свою долю. Если бы ты тогда не сбежал и не загубил свою жизнь, занимаясь черт-те чем, мы не подцепили бы этого вшивого фрица, которого его нянька лупит по воскресеньям.
   Казалось, Тед предвидел реакцию, которая, если вспомнить предысторию, могла довести ситуацию до рукопашной. Но Уэйд сохранял полное спокойствие.
   — Угу, — только и сказал он.
   — Что угу?
   — Хауи.
   — А с ним что такое?
   — Хм... только то, что Флориан, вполне возможно, похитил его. — Уэйду припомнилась склонность Флориана к «жучкам» и прочей шпионской технике. — Я звонил по его мобильнику от Брунсвиков,
   — И поделом.
   Уэйд уселся в зеленое кожаное кресло, а Тед устроился напротив него на стуле. Вошла Дженет.
   — Я правильно слышала, что этот немец похитил Хауи?
   — Правильно.
   Казалось, эта новость никого особо не встревожила.
   — Уж не думаешь ли ты, что они будут его пытать?
   — Флориан? Рано или поздно — да.
   — Это могло бы решить некоторые наши проблемы, не так ли? — спросил Тед. — Мы можем просто сказать Саре, что он был при запуске. Она уже будет в шаттле и ничего не узнает.
   Дженет задумалась над этой идеей.
   — Ушам своим не верю, — сказал Уэйд. — А что если, когда наступит время запуска, вместо Хауи в ложе для почетных гостей у нас будет только требуха Хауи в холодильнике?
   Тед, широким жестом отметая в сторону собственное прошлое, сказал:
   — Уэйд, не будь таким занудой. Кого пожалел — кобеля?
   — Я даже думаю, что Сара не так уж и любит Хауи, — добавила Дженет.
   — Да, — сказал Тед. — Туда ему и дорога. А где Пшш?
   В комнату вошел Брайан, поедая холодные равиоли из банки.
   — Она в гараже. А чего папа так раскипятился?
   — Из-за того, что Хауи ухлестывает за Аланной.
   — Ха. Расскажите что-нибудь поновее.
   Дженет посмотрела на банку в руках Брайана.
   — Брайан, как ты только можешь такое есть?
   Они кладут в эти равиоли кошачий корм.
   — Спасибо, мама.
   Брайан перестал жевать.
   Семья Драммондов расположилась в комнате Ллойда, словно позируя для каталога вязаных изделий «Бурды». Кабинет представлял собой фантазию из резного дуба, уставленную и увешанную диковинными светильниками, приобретенными в отделе электродиковин в торговом центре.
   — По мне, так пусть этот фриц сделает из него начинку для равиоли, — сказал Тед.
   — Нам бы всем этого хотелось, — сказала Дженет, — но ради будущего Сары лучше вернуть его живьем.
   — Пусть Флориан его помучает, только немножко, — сказал Брайан.
   — Мудрая мысль, — сказал Тед.
   — Да, мне тоже нравится, — добавил Уэйд.
   — Флориан использует физические или психологические пытки? — спросила Дженет Уэйда.
   — Откуда мне знать? — Если бы она знала, у нее волосы бы дыбом встали.
   — Набери его номер и включи громкую связь.
   — Он по номеру узнает, что мы здесь.
   — Сейчас же позвони ему, Уэйд.
   Маме виднее, да и я не буду чувствовать себя на крючке. Через минуту их соединили с Флорианом, и Уэйд пропустил к аппарату Дженет.
   — Это Флориан? — спросила она.
   — Да. А кто вы?
   — Я Дженет, мать Уэйда.
   Гусиный тевтонский гогот раздался на другом конце провода.
   — О, ну вы и загнули. Ну прямо прелесть. Уэйд, кто бы ни была эта актриса, избавь ее от такой немыслимой роли.
   — Это моя мать, Флориан, — сказал Уэйд, — будь с ней полюбезнее.
   — Майн готт... Уэйд, ты серьезно? Что ж, отлично, я постараюсь быть сама обходительность. Здравствуй, Дженет, — сказал Флориан тоном, каким обращаются к воображаемому другу своего ребенка.
   — Да, итак, полагаю, пора перейти к делу. Сколько вы заплатите за письмо и сколько мы должны будем заплатить вам, чтобы — многозначительная пауза — получить обратно Хауи?
   — Да, вашего зятя. Очаровательное существо.
   — Сами догадываетесь, как нам приятно тратить деньги, чтобы выкупить его. Видели бы вы его на Рождество. Он у нас солист — исполняет рождественские гимны. Вот послушайте, — и Дженет принялась выводить шутовским сопрано: — «Здравствуй, Дедушка Мороз...» — И так далее. И так далее.
   — Он для нас как шило в заднице, — встрял Тед.
   — А кто этот новый персонаж? — В голосе Флориана прозвучало неподдельное любопытство.
   — Это мой папа, Флориан. Будь вежлив.
   — Я всегда отличался хорошими манерами, Уэйд. — Флориан казался оскорбленным. — Кто там еще с тобой в комнате?
   — Мой брат, Брайан.
   — Вы играете в скрабл? Или в «Угадай-ку»?
   — Пожалуйста, потише, — сказала Дженет, обращаясь ко всем присутствующим. Потом повернулась к микрофону. — Флориан, давайте сыграем в бартер. Сколько бы вы ни запросили за Хауи, мы хотим сто тысяч сверху за письмо.
   — За Хауи я хочу миллиард, — сказал Флориан.
   — А я хочу миллиард и сотню тысяч за письмо, — ответила Дженет.
   — Знаете, я уже засек вас по определителю номера.
   — Через пять минут нас здесь не будет. И что тогда? Подумаешь! Мы просто порвем письмо. Сто тысяч, Флориан. Это одна сотая стартовой цены.
   — Пятьдесят тысяч.
   — Знаете что, Флориан, — произнесла Дженет беззаботным тоном. — Я не согласна. Сто тысяч, и ни цента меньше. Я старая женщина, умирающая от СПИДа, мой бывший муж — пожилой мужчина, умирающий от рака печени...
   Уэйд с Брайаном застыли, уставившись на своего отца, выглядевшего совершенно беззаботным.
   — ...да и у Уэйда здоровье пошаливает.
   — Понял. У вас боли?
   — Да. Есть немного. Язвочки на деснах, но с ними я могу бороться с помочью таблеток. Но таблетки эти, Флориан, мне просто осточертело все время о них думать. Я от них совсем свихнулась.
   — У моей матери был рак груди. Она тоже сидела на таблетках.
   — Бедняга. И давно?
   — Когда я был моложе.
   — И долго это у нее было?
   — Учитывая, что ей пришлось пережить, и один день покажется вечностью, — задумчиво проговорил Флориан.
   — Бедный, мне вас так жаль. А как восприняла это семья?
   — Мой дражайший папочка пребывал в страшном замешательстве, и знаете почему?
   — Почему?
   — А вы представьте себе ведущего мирового производителя таблеток, который не может найти ни одной таблетки, чтобы спасти мою мать. Он воспринял эту неудачу как личную трагедию, и эта трагедия затмила смерть моей матери.
   — Люди реагируют на смерть самым непредсказуемым образом. Он отреагировал так.
   — Но, Дженет, учтите, что после похорон он и не подумал выделить средства на новые исследования. Нет, вместо этого он спился где-то в трущобах Нассау. Превратился в омерзительного типа. Cochon[6]. А потом заболел болезнью Альцгеймера.
   — У моего отца тоже была болезнь Альцгеймера. Четыре года в аду.
   — Как вы справлялись с этим?
   — Не знаю, удавалось ли мне справляться. Под конец он узнавал вас?
   — Нет.
   — Мой тоже. Это так жестоко. Это лишает вас всего. У вас есть братья или сестры?
   — Мой брат погиб под лавиной в Клостерсе в 1974 году. Так что я последний в роду.
   — Но хоть вы-то вкладываете средства в новые исследования, чтобы добиться того, что не удалось вашему отцу?
   — Исследования — моя страсть.
   — Значит, ваша мать гордилась бы вами.
   — Вы так думаете?
   — О да. Уверена, что она слушает сейчас наш разговор и думает, какой вы хороший мальчик. Вы не открыли ничего такого, что могло бы помочь людям с раком печени? У моего бывшего мужа, Теда, рак печени.
   — Никак не пойму, зачем нужен этот долгий задушевный разговор, — вмешался Тед.
   Дженет шикнула на мужчин, и они уселись, прислушиваясь к телефону, как к очередному занудному репортажу канадского телевидения о нью-брунсвикском контейнерном заводе.
   — Видите ли, Дженет, — продолжал Флориан, — существует много способов лечения рака, о которых еще не пронюхала и, возможно, еще не скоро пронюхает «Нью-Йорк Таймс».
   — Как это?
   — Понимаете, одно дело обуздать рак и совсем другое — держать в узде общество. Если мы справимся с таким мощным заболеванием, как рак, мы нанесем чувствительный удар страховой индустрии, а следовательно, и банковской системе. Каждый год, на который нам удается увеличить среднюю продолжительность жизни, вызывает колоссальный финансовый кризис. История двадцатого века сводится к приспосабливанию — год за годом — к нашей растущей продолжительности жизни.
   — Флориан, но наверняка...
   — О нет, Дженет, уверяю вас. Я руковожу одной из крупнейших фармацевтических фирм в мире. «Глаксо», или «Байер», или, скажем, «Сити-банк» вырвали бы мне язык за все, что я вам тут рассказываю.
   — Вы хоть раз говорили об этом с кем-нибудь? У вас есть близкие люди?
   — Нет, — последовало после некоторой паузы.
   — Ах вы, бедняга! Дорогой вы мой! Это, должно быть, так ужасно.
   — Да, это действительно ужасно.
   Не могу поверить — мама спелась с Флорианом.
   — Как, должно быть, у вас нервы натянуты. У меня, например, на нервной почве колит. А у вас что?