Страница:
Рассказ Морганы, очень бледной и испуганной обвинением (рядом с нею неотлучно находились сразу два адвоката, строго следившие за каждым словом следователя, но все здесь было законно, и возразить он не мог), окончательно прояснил картину произошедшего. Слова всех троих нисколько не противоречили друг другу, и вроде все было понятно. Но Боргиана эта картина совершенно не устраивала. Его требования заставили следователя ощутить себя зернышком между двумя жерновами.
Катрина тоже заволновалась. Она отложила на время свои беды и стала ездить к сестре своего покойного супруга. Люди клана Всевластных без споров допускали Айнар к ней, продолжающей жить в гостях у Оттона. Моргана старалась держаться, но в ее глазах поселилась тоска. Впрочем, вряд ли она так уж боялась за себя. Ее настроение стало очевидно для невестки, когда Моргана, показав ей дочь, тихо попросила: «Ты ведь позаботишься о моей дочке, если меня осудят?»
– Да за что тебя могут осудить?! – воскликнула Катрина.
Сестра Руина посмотрела грустно.
– Если законники хотят кого-то погубить, они этого добьются.
– Но зачем им это может быть нужно?
– Наверное, они хотят сделать больно Мэлокайну, – Моргана пожала плечами.
Но Отгон был категоричен – никто, кроме него, не поднимал руку на законника, и если кто должен отвечать, то только он сам. Но и отвечать он будет не один. Патриарх обещал, что Блюстителям Закона придется объяснить и свое поведение тоже.
Когда стало ясно, что Руина больше нет, горе Дэйна трудно было описать словами. Еще никогда в жизни он не испытывал отчаяния, даже в минуты самых неприятных неудач, но теперь – дело другое. Юный Арман (несмотря на то что ему уже было далеко за сорок, он оставался юношей: и мыслями, и поведением) не представлял себе жизни без брата. Прежде старший брат всегда был рядом. Даже тогда, когда он учился в Магических Академиях Провала, Дэйн ощущал его присутствие, его помощь. Пожалуй, не знавший отцовской заботы младший сын Деборы Диланэй привык относится к Руину как к отцу, а не как к брату.
Больше всего Дэйна сжигала жажда мести. Но где искать убийцу, если даже Мэлокайн, опытный следопыт, не решался пуститься в погоню, пока не появятся какие-нибудь новые указания. Маги обследовали дом убитого и окрестности, но выяснить, откуда был поставлен портал, не удалось даже специалистам. «На что же мы можем рассчитывать, а»? – объяснил младшему брату ликвидатор.
– Ну и что теперь, простить убийство одного из нас?
– Ни в коем случае.
– Чего ты можешь ждать? Что прилетит птичка и нашепчет тебе имена убийц? А лучше и их домашний адрес, верно? – голос Дэйна был полон сарказма.
– Не изощряйся, – устало ответил Мэл. – Легко догадаться, как будут развиваться события. Я был с Руином в том походе, из-за которого его убили. Следовательно, остается ждать, когда у убийц и до второго дойдут руки. До второго – то есть до меня.
Дэйн так и замер с открытым ртом.
– Ты что же, будешь использовать себя, как живца?
– Почти.
– Но почему? Это же опасно.
Ликвидатор пожал плечами.
– Я не следователь. Бегать от врагов мне куда привычнее, чем выискивать их следы. Как только закончится этот идиотский судебный процесс – а я уверен, что Оттон добьется своего, потому что Всевластный скорее удавится собственными кишками, чем отступится от желаемого – Моргану и детей я отправлю под защиту Мэрлота и снова примусь петлять, как заяц. И тогда посмотрим, кто кого.
Дэйн почувствовал себя совершенно ненужным. Действительно, какую помощь мог он предложить брату-ликвидатору? Принц, как все монаршие особы, неплохо умел фехтовать, но его умение, пожалуй, ничего не стоило в сравнении с мастерством выживания, присущим истинному воину. Пожалуй, Дэйн справился бы и с интригой, но не слишком сложной, и не без помощи. Единственное, что он умел делать в совершенстве – это выводить окружающих из себя.
Ощущение, что здесь он не слишком нужен, привело юношу в состояние крайнего раздражения. Горе буквально толкало его к деятельности – какой угодно, лишь бы действовать. Жажда движения доводила его до безумия. Но куда бежать, что искать? Одним махом Дэйн будто повзрослел на много лет, поэтому мысль о том, чтобы пошалить, больше не приходила ему в голову. Нет, только что-то серьезное.
И младший Арман засел в лаборатории. К тому времени он оборудовал себе солидную химическую лабораторию, где было все, что только можно себе вообразить. За сорок лет, проведенных в Асгердане, юноша успел закончить очень хорошую и очень дорогую школу и поступить в Галактис, на химико-технологический факультет. Разумеется, доказывая, что он истинный Мортимер, Дэйн умудрился сколотить сравнительно небольшой капитал, подрабатывая в качестве экономического консультанта сразу в трех фирмах: получая определенный процент с каждой хорошей сделки. Заработанные деньги младший Арман тратил на свое образование.
В Галактисе от Дэйна шарахались и преподаватели, и студенты, особенно если он работал в тамошних лабораториях, но все-таки держали, потому что незаурядность юноши была очевидна любому опытному химику. Каждая его курсовая работа стоила внимания, и, кстати, на продаже патентов Дэйн немало прирабатывал. Эти деньги помогли ему оборудовать и собственную лабораторию. Здесь имелось все необходимое, и если только юноше приходило в голову закупиться каким-нибудь дорогим веществом, деньги тотчас находились – как по заказу.
Да и отец никогда не отказывал сыну в займах. Он давал бы ему деньги и просто так, но сын не желал. Он вернул бы и те средства, которые Мэльдор потратил на обучение Дэйна в школе, если бы не боялся оскорбить его. Такие отношения в семье показались бы странными любому клановому – среди представителей одного Дома не было принято считать деньги, которые родители давали детям, или наоборот. Мортимеры, в большинстве своем по натуре расчетливые коммерсанты, здесь не являлись исключением. Они могли засудить любого должника, без колебаний сдирали с него и проценты, и пени, но своим родственникам готовы были отдать все, что угодно. Здесь для щедрого Мортимера не крылось никакой опасности, потому что родственники в любой момент с удовольствием ответили бы ему тем же.
Но Дэйну нравилась собственная независимость. Годы жизни в Провале, в показной роскоши, а на деле – чуть ли не в плену у собственного отца – сильно отозвались на мировоззрении юноши. Он не хотел никому ничем быть обязанным, даже Мэльдору, из которого, в отличие от Армана-Улла, получился идеальный отец. Уважая чувства своего сына, центритский юрист ни на чем не настаивал.
Теперь Дэйн на много дней заперся в своей лаборатории. Он еще плохо представлял себе, что хочет получить, смешивал и перегонял, и иногда применял магию. Сложной магии здесь не требовалось, лишь самая простая, но порой она оказывалась очень действенной. Порой, правда, в результате случался небольшой взрывчик, и юноше приходилось лечить порезы и ссадины. Один раз осколок колбы чуть не выколол ему глаз, от того случая на веке и брови остался глубокий шрам, но Дэйн даже не подумал бросать свое любимое занятие.
На столе в лаборатории громоздились книги по магии, и Арман то и дело зарывался в них, ища подходящую формулу. Правда, он не знал, какая из них может оказаться подходящей, и полагался только на интуицию. Дэйн не чувствовал усталости, голода и жажды, и не знал, сколько суток миновало. Почему работа захватила его настолько сильно, он не задумывался, но возиться с реактивами было почему-то легче, чем думать о брате или собственном одиночестве. Вот он и возился.
Он не чувствовал усталости, но сознание то и дело начинало уплывать. Потом он приходил в себя, и, созерцая кипящие в перегонном кубе разноцветные вещества, понимал, что с чем-то возился, только не помнит, с чем именно. Убедившись, что вроде бы не произошло ничего страшного, Дэйн продолжал работу: снова зарывался в книги, сыпал и лил реактивы и, конечно, не забывал записывать каждое действие в специальный журнал.
Он пришел в себя на полу, в обнимку с журналом и небольшим пуфиком, на котором он обычно сидел, когда рылся в документах, для удобства рассыпанных на полу. Сколько прошло времени, он не знал, но горло царапало так сильно и так болезненно, что первым делом он дополз до подоконника, где стоял графин с водой и кое-какая еда, и жадно напился прямо из горлышка. И лишь потом посмотрел на часы.
Правда, они ему не помогли. Мало ли что они показывали четверть десятого – это мог быть и вечер, и утро, и через день, и тысячу лет спустя. Тогда Дэйн взглянул на стол.
Огонь давно погас, в перегонном аппарате ничего не кипело. Большинство колб, стоящих на столе, были перепачканы Бог знает чем, и в голове юноши мелькнула мысль, что их придется выбрасывать и покупать новые. Колбы и сосуды необходимо мыть сразу после опыта, до того, как жидкость высохнет, потому что как иначе выцарапать ее оттуда? Но эта мысль тотчас уплыла, потому что на самом видном месте стояла огромная стеклянная чаша, полная до краев чем-то белесым, немного напоминающим самогон без следов какой-либо очистки.
Дэйн очень осторожно подобрался к чаше и с некоторого расстояния попытался понюхать ее содержимое, но особенного запаха не почувствовал. Это его не удивило – за несколько суток работы он так надышался парами реактивов, что, наверное, не почувствовал бы и сильнейшего смрада, если б он был. Потому пришлось действовать иначе. Поколебавшись, юноша поднес и подержал над поверхностью жидкости ладонь. Ничего. Тогда он полез в ящик стола за лакмусовыми бумажками.
Бумажки у него хранились не совсем обычные, а профессиональные, они служили не для банального выяснения наличия-отсутствия в веществе щелочи или кислоты, а для определения концентрации того или иного вещества. Разорвав упаковку, Дэйн опробовал полоску каждого типа. Как оказалось, в получившейся жидкости наличествовали и щелочь, и кислота, и соли, но в количестве, не опасном для человека. Арман колебался еще несколько мгновений, а потом прильнул к жидкости губами.
Вещество, оказавшееся пряным и сладковатым, комком живого огня опалило рот и глотку, провалилось в желудок и ударило оттуда, как хороший кулак. Провальский принц закашлялся и, ощущая, как из глаз градом полились слезы, ошалело замотал головой. Он не понимал, что случилось, а в его теле происходило неизвестно что. Казалось, в желудке Дэйна поселился дикобраз, и он решил расшвырять свои иглы в стороны. Теперь и все тело юноши пылало от неведомого огня, но ощущение оказалось далеко от неприятного. Следующий глоток дался легче, а третий и вовсе показался божественным нектаром. Голова закружилась, рассеялось восприятие, а ноги перестали чувствовать пол. Удивительная легкость, удивительное состояние.
Дэйн заметался по комнате. Ему хотелось смеяться и плакать, и под конец он притулился на подоконнике, рыдая о брате и собственном одиночестве, и о том, что он никому не нужен, кроме… Задумавшись, юноша припомнил десяток имен, а потом бросил это занятие. Его вдруг поразила одна мысль, которая прежде почему-то не приходила в голову. Ведь именно так, помнится, описывали ему состояние опьянения. Но всем было известно, что Мортимеры не пьянеют ни от чего и никогда.
Ни от чего и никогда? Помраченное парами странного вещества сознание Дэйна плохо ему повиновалось. Но он все-таки нашел в шкафу чистую пробирку, набрал туда немного белесой жидкости из чаши и притащил ее в соседнюю комнату. И, с трудом управляя действиями своего тела, все-таки смог сделать химический анализ. Потом проверил. Потом еще раз. Все три раза получались разные цепочки, но было очевидно одно – к знаменитому этиловому спирту, то есть С2Н5ОН, полученное вещество не имеет никакого отношения.
От тоски, что не помнит, как именно он составил получившуюся чудесную жидкость, Дэйн снова пустил слезу, но потом догадался взглянуть в журнал. Там неровным и почти нечитаемым готическим почерком было точно написано, в какой последовательности смешивались реактивы, какая магия и на каком этапе была добавлена, а внизу, трижды обведенная толстой переплетающейся от небрежности чертой, стояла длинная формула.
Арман жадно схватил листки, на которых указал все три последних результата. Ничего похожего. Позорище. С трудом фокусируя взгляд, Дэйн от всей души плюнул на пол. Впрочем, и в этой формуле не оказалось ни одного указания на спиртосодержащее вещество.
С трудом соображая, юноша вспомнил, что от опьянения, кажется, помогает сон, но спать ему нисколько не хотелось. Потому он поплелся в комнатушку при лаборатории – комнату отдыха – и, завалившись на диван, включил телевизор. Под аккомпанемент какого-то боевичка, где пуленепробиваемый и неуязвимый для магии законник преследовал какого-то мафиози и пачками убивал его прихвостней, мешавших преследованию, он слегка вздремнул.
Непривычное состояние действительно оставило его во сне. Пробудившись, Арман с изумлением осознал, что действительно был пьян, и, судя по признакам, довольно сильно. Вернувшись в лабораторию, он привел в порядок свое рабочее место, после чего осторожно попробовал на язык содержимое чаши. Вкус тот еще, конечно, зато действие несомненно. Молодой химик схватился за свои бумаги. Три формулы, написанные в состоянии опьянения, вызвали у него гомерический хохот, поскольку такую последовательность элементов мог изобразить только первокурсник-двоечник. Впрочем, говорят, по пьяни и не такое пишут.
Зато изложенная в рабочем журнале формула показалась ему вполне правдоподобной, хоть и невероятной в природе, без участия магии. Дэйн проверил ее и поразился своей преданности любимому делу – он не осознавал, что творит, но тем не менее не только работал, соблюдая все предосторожности, но и вел подробную запись своих действий и умудрился составить точную формулу. Мысленно он погладил себя по голове.
Отдохнув и наконец-то наевшись, он снова засел в лаборатории и постарался еще раз повторить уже проделанный опыт. Несмотря на наличие записей, это оказалось непросто, но под конец Дэйн все-таки получил искомую белесую жидкость и, тщательно проверив ее, убедился – она самая. Вкус, конечно, оставлял желать лучшего, да и запашок оказался так себе. Но зато какое действие! Стараясь не пролить ни капли, Арман аккуратно перелил ее в большую двухлитровую флягу и тщательно закупорил.
Конечно, ему ужасно хотелось опробовать вещество по полной программе. Опыты, разумеется, этичнее всего сперва проводить на себе, а уже потом предлагать другим. Так что, тщательно вылизав лабораторию и поставив все на свои места (а изрядную часть колбочек с засохшими остатками химикалий просто выкинув), Дэйн приступил к эксперименту. Поразмыслив, он решил, что если последствия от приема будут опасными, и он, к примеру, начнет буйствовать, то лучше бы выбраться куда-нибудь на природу.
Никаких проблем. Машина ждала Армана в гараже при метрополии. Была уже ночь, когда он вывел ее на улицу и, недолго думая, поехал к ближайшему стационарному порталу, который должен был перенести его на окраину города. Наверное, где-нибудь в леске он, даже очень пьяный, будет совершенно безопасен для людей и строений. Лишь у круглосуточного магазина среди новостроек он вспомнил, что спиртное, кажется, полагается закусывать. Зачем это нужно, он не представлял (угощаясь с друзьями, закусывал лишь потому, что хотел полакомиться, да и все так делали), но раз уж положено, то для чистоты эксперимента необходимо соблюдать правила.
Поэтому Дэйн заглянул в магазинчик, купил пакет чипсов, большую воблу и мясную нарезку в пластиковой «ванночке». На опушке неуютного и довольно замусоренного леса, рядом с речкой, попахивающей близостью к городу, Арман разложил закуски и, прихлебывая из фляги, принялся пробовать то одно, то другое. Вобла его заинтересовала, и, с непривычки усыпав шелухой всю одежду, он азартно потрошил ее, позабыв даже о ноже. В свете включенных автомобильных фар зрелище пиршества на пожухлой траве неподалеку от города было нелепым и неправдоподобным.
Дэйн заметил странную закономерность – чем больше он пил, тем менее противным казался ему вкус, тем слабее докучал ему разгорающийся после каждого глотка пожар в желудке. Когда от чипсов осталось лишь полпачки, он уже пил странное жгучее вещество как воду, даже с удовольствием, и вкус воблы становился все лучше от глотка к глотку.
«Нет, – подумал он. – Похоже, я создал просто какой-то очень странный напиток, и никакого особенного действия на Мортимера он не оказывает».
Арман подумал было встать, но обнаружил, что землю кто-то плавно раскачивает из стороны в сторону. Это странное явление заинтересовало его, но, как оказалось, изучать его, стоя на месте, почти невозможно. Движения все-таки помогали примериться к этому покачиванию, но Дэйн все равно дважды упал, прежде чем добрался до ближайшего дерева. Он прислонился к нему лбом и тут сообразил, что из-за качки вряд ли сможет без проблем справить нужду. А эта проблема стояла остро – все-таки он выпил больше литра жидкости.
Юноше потребовалась вся его ловкость, чтобы добиться своего. После этого он частично бегом, частично ползком добрался до своего автомобиля, вскарабкался за руль и нашарил педаль газа. И больше он ничего не помнил.
Дэйн пришел в себя неизвестно где. Правда, сперва он и не пытался это выяснить. Первое, что он ощутил – лежит на чем-то твердом, и в бок впивается то ли камень, то ли корень, то ли какой-то острый край. А потом – что у него безумно болит голова. Лицо казалось опухшей, запекшейся маской, и лишь через полчаса ему пальцами удалось кое-как разлепить веки. Правда, против головной боли ему это не помогло. Еще полчаса он копался в памяти, пытаясь вспомнить подходящее заклинание. Элементарная задача, но не так просто добиться своего, если от боли невозможно сосредоточиться.
Наконец формулу удалось составить, и магический анестетик начал действовать. Тогда же Арман ощутил холод и понял – он проснулся оттого, что выпала роса, а значит, как следствие, явно находится не под крышей.
Первое, что он увидел, обретя возможность видеть – большой красивый веер, судя по всему, вырезанный из тонких пластинок дерева. Шевельнувшись, он обнаружил, что с другой стороны нависает второй такой же веер, укрепленный между камней, а чуть в стороне зеленеют какие-то кустики. Над головой нависала крона дерева, казавшегося большим лишь потому, что Дэйн лежал прямо под ним. С большим трудом он опознал в деревце декоративную вишню.
А потом юноша услышал шорох. Чутье подсказывало ему, что лучше не выдавать своего присутствия здесь, в неизвестном месте. Он аккуратно повернулся на бок, подвинулся, чтобы веер не заслонял обзор, и замер.
Там, на коротко подстриженной зеленой траве, полусидела на пятках девушка в одеянии, больше всего напоминающем пышный цветастый халат с широким поясом. Ее черные волосы были уложены в высокую прическу, буквально утыканную резными из кости шпильками. Смутно Дэйн припомнил, что так, кажется, одеваются женщины клана Накамура. «Как меня сюда занесло»? – удивился Арман. Он ничего не помнил.
Юноша уже шевельнулся было, готовый окликнуть девушку и поинтересоваться, что, собственно, он здесь делает, но тут она взялась за свой пояс – и принялась раздеваться.
Слегка ошеломленный Дэйн замер с разинутым ртом, а когда сообразил, что в этом зрелище нет ничего особенного, если предположить, что он каким-то образом проник в один из внутренних двориков метрополии, окликать полуобнаженную девушку было уже совсем неловко.
А та непринужденно развязала пояс, сняла верхнее одеяние, потом еще одно, алое, и осталась в тоненькой белоснежной рубашке. После чего встала, раскинув руки, и завертелась на месте. Сперва это движение показалось Дэйну странным, потом добавились другие, и верчение превратилось в необычный танец. Девушка пошла по кругу, не переставая кружиться, миг от мига круг становился все шире, и под конец она прошлась уже вдоль самых кустов, стряхивая с них росу и мгновенно вымокнув до нитки.
Тут уж Арман не подал бы голоса, даже если бы почувствовал опасность. В промокшей насквозь, прилипшей к телу тончайшей рубашке девушка выглядела во много раз соблазнительнее, чем могла бы смотреться, даже будь она совершенно голой. Дэйн подивился, почему это девушки Накамура всегда казались ему непривлекательными. Стройная, гибкая фигурка, статные бедра по контрасту с тонкой талией казались пышными, а грудь… Впервые в жизни младший сын Деборы ощутил, как в нем разгорается пламя. Он с трудом удерживался от того, чтобы не вылететь из-за веера и наброситься на девушку.
Ощущение оказалось необычным и удивительно сладостным.
Девушка остановилась, повернулась и принялась руками осушать рубашку. Это зрелище Дэйн тоже не мог пропустить. У него затекли руки, болело колено от какого-то камушка, упорно не желающего убираться в сторону, но отвести глаз не было сил. И он смотрел даже тогда, когда взгляд девушки упал на него, когда ее глаза округлились, и даже в тот момент, когда в ее руках появился тонкий изогнутым меч с круглой гардой – традиционное оружие Накамура. Когда и откуда она успела его выхватить, Арман не заметил.
Он очень скоро понял, что оружие в руке девушки может быть еще опаснее, чем у мужчины. В мгновение ока она оказалась рядом, и Дэйн едва успел увернуться – металл свистнул перед лицом, обдав кожу ощущением холода. Обкарнанный деревянный веер упал на землю. Несмотря на недомогание и непривычные ощущения, провальский принц буквально спорхнул с того места, где лежал, и, сшибив второй веер, откатился в сторону.
– Эй! – крикнул он. – Подожди!
Не ответив, девушка взмахнула мечом еще раз, и юноше пришлось вскочить на ноги. Он поднырнул под сияющую стальную дугу и споткнулся на миниатюрном кустике, который сперва принял за необычный цветок. Незнакомка не отставала, клинок в ее руках вертелся со свистом, мешая сообразить, куда же она целит, и потому затрудняя действия Армана. Он попытался подхватить с земли корягу, надеясь ею отражать удары меча, как щитом, но обнаружил, что коряга эта то ли пришпилена к земле, то ли слишком велика (за зеленью в первый момент было не видно).
Дэйн мысленно матернулся, а в следующий миг ощутил укол. Поднял глаза. Острие клинка было у его горла, и оно не дрожало. Это немного успокаивало – девица не пришибет просто от испуга – но и настораживало. Похоже, ей вряд ли удастся навешать лапшу на уши. Она смотрела на него бесстрастно, и рука была согнута в локте – настолько, чтобы иметь возможность ударить, если он шевельнется. Своего наряда она, похоже, не стеснялась.
– Эй, – вяло повторил он, уже не надеясь, что сможет объясниться. – Я ж ничего.
– Ты кто такой? – холодно спросила она.
– Дэйн, – Арман оживился. – Меня зовут Дэйн. Привет!
– Не двигайся. Что тут делаешь?
– Здесь? Э-э… Лежу, – и, поколебавшись, уточнил: – На земле.
Он ожидал вспышки ярости, которая высвечивает человеческую натуру, как взрыв – окрестности, и зачастую после него оказывается легче навести мостки к взаимопониманию. Но выражение лица девушки не изменилось, даже не дрогнуло.
– Это ты устроил переполох сегодня ночью? – поинтересовалась она прежним тоном.
Дэйн впервые почувствовал, что он озадачен. Сперва он не знал, что ответить, потом уточнил:
– Что за переполох? Ночью?
– Кто-то вломился ночью в нашу метрополию, наделал шума, а поймать его почему-то не удалось, – она вдруг улыбнулась.
Он не смог не ответить ей улыбкой.
– Наверное, я. Честно говоря, не помню, – Дэйн поскреб затылок. – Я вчера так набрался…
– Это же надо так напиться. Как ты обошел системы слежения?
– Не помню. Правда, у меня хорошая школа.
Девушка подняла тонкую, явно не подрисованную, бровь.
– Что за школа?
– Так. На Черной стороне.
– Ты участвовал в рейдах на Черную сторону? – она поколебалась и убрала меч. – Давно? Двадцать лет назад?
– Да. И раньше.
– Вставай.
Арман поднялся, отряхнул одежду. К его изумлению, куртка и штаны были выпачканы лишь слегка. Мало ли, где он валялся, через что лазил ночью – удивительно, что выглядит так прилично. Потом посмотрел на девушку. Рубашка на ней немного подсохла, но все еще оставалась полупрозрачной и к бедрам липла по-прежнему. Под его взглядом хозяйка сада невольно поежилась.
– Ты не мог бы не смотреть?
– Это слишком трудно, – признался он.
– Тогда повернись спиной. И пока не двигайся.
Дэйн повиновался. Все-таки не у себя дома, да и положение у него, если уж честно, странное. Что же имела в виду милая Накамура? Что за переполох? Что он такое учинил и как оказался в этой метрополии? Конечно, любая метрополия – неприступная крепость, самые современные системы контроля, слежения и защиты, маги и люди клана – не так-то просто просочиться. Но даже здесь Накамура выделялись на общем фоне. Когда-то давным-давно они поставили свою цитадель на самой границе с Черной стороной, и с тех пор ничего не пытались изменить. Слишком сильна была привязанность к традициям.
Катрина тоже заволновалась. Она отложила на время свои беды и стала ездить к сестре своего покойного супруга. Люди клана Всевластных без споров допускали Айнар к ней, продолжающей жить в гостях у Оттона. Моргана старалась держаться, но в ее глазах поселилась тоска. Впрочем, вряд ли она так уж боялась за себя. Ее настроение стало очевидно для невестки, когда Моргана, показав ей дочь, тихо попросила: «Ты ведь позаботишься о моей дочке, если меня осудят?»
– Да за что тебя могут осудить?! – воскликнула Катрина.
Сестра Руина посмотрела грустно.
– Если законники хотят кого-то погубить, они этого добьются.
– Но зачем им это может быть нужно?
– Наверное, они хотят сделать больно Мэлокайну, – Моргана пожала плечами.
Но Отгон был категоричен – никто, кроме него, не поднимал руку на законника, и если кто должен отвечать, то только он сам. Но и отвечать он будет не один. Патриарх обещал, что Блюстителям Закона придется объяснить и свое поведение тоже.
Когда стало ясно, что Руина больше нет, горе Дэйна трудно было описать словами. Еще никогда в жизни он не испытывал отчаяния, даже в минуты самых неприятных неудач, но теперь – дело другое. Юный Арман (несмотря на то что ему уже было далеко за сорок, он оставался юношей: и мыслями, и поведением) не представлял себе жизни без брата. Прежде старший брат всегда был рядом. Даже тогда, когда он учился в Магических Академиях Провала, Дэйн ощущал его присутствие, его помощь. Пожалуй, не знавший отцовской заботы младший сын Деборы Диланэй привык относится к Руину как к отцу, а не как к брату.
Больше всего Дэйна сжигала жажда мести. Но где искать убийцу, если даже Мэлокайн, опытный следопыт, не решался пуститься в погоню, пока не появятся какие-нибудь новые указания. Маги обследовали дом убитого и окрестности, но выяснить, откуда был поставлен портал, не удалось даже специалистам. «На что же мы можем рассчитывать, а»? – объяснил младшему брату ликвидатор.
– Ну и что теперь, простить убийство одного из нас?
– Ни в коем случае.
– Чего ты можешь ждать? Что прилетит птичка и нашепчет тебе имена убийц? А лучше и их домашний адрес, верно? – голос Дэйна был полон сарказма.
– Не изощряйся, – устало ответил Мэл. – Легко догадаться, как будут развиваться события. Я был с Руином в том походе, из-за которого его убили. Следовательно, остается ждать, когда у убийц и до второго дойдут руки. До второго – то есть до меня.
Дэйн так и замер с открытым ртом.
– Ты что же, будешь использовать себя, как живца?
– Почти.
– Но почему? Это же опасно.
Ликвидатор пожал плечами.
– Я не следователь. Бегать от врагов мне куда привычнее, чем выискивать их следы. Как только закончится этот идиотский судебный процесс – а я уверен, что Оттон добьется своего, потому что Всевластный скорее удавится собственными кишками, чем отступится от желаемого – Моргану и детей я отправлю под защиту Мэрлота и снова примусь петлять, как заяц. И тогда посмотрим, кто кого.
Дэйн почувствовал себя совершенно ненужным. Действительно, какую помощь мог он предложить брату-ликвидатору? Принц, как все монаршие особы, неплохо умел фехтовать, но его умение, пожалуй, ничего не стоило в сравнении с мастерством выживания, присущим истинному воину. Пожалуй, Дэйн справился бы и с интригой, но не слишком сложной, и не без помощи. Единственное, что он умел делать в совершенстве – это выводить окружающих из себя.
Ощущение, что здесь он не слишком нужен, привело юношу в состояние крайнего раздражения. Горе буквально толкало его к деятельности – какой угодно, лишь бы действовать. Жажда движения доводила его до безумия. Но куда бежать, что искать? Одним махом Дэйн будто повзрослел на много лет, поэтому мысль о том, чтобы пошалить, больше не приходила ему в голову. Нет, только что-то серьезное.
И младший Арман засел в лаборатории. К тому времени он оборудовал себе солидную химическую лабораторию, где было все, что только можно себе вообразить. За сорок лет, проведенных в Асгердане, юноша успел закончить очень хорошую и очень дорогую школу и поступить в Галактис, на химико-технологический факультет. Разумеется, доказывая, что он истинный Мортимер, Дэйн умудрился сколотить сравнительно небольшой капитал, подрабатывая в качестве экономического консультанта сразу в трех фирмах: получая определенный процент с каждой хорошей сделки. Заработанные деньги младший Арман тратил на свое образование.
В Галактисе от Дэйна шарахались и преподаватели, и студенты, особенно если он работал в тамошних лабораториях, но все-таки держали, потому что незаурядность юноши была очевидна любому опытному химику. Каждая его курсовая работа стоила внимания, и, кстати, на продаже патентов Дэйн немало прирабатывал. Эти деньги помогли ему оборудовать и собственную лабораторию. Здесь имелось все необходимое, и если только юноше приходило в голову закупиться каким-нибудь дорогим веществом, деньги тотчас находились – как по заказу.
Да и отец никогда не отказывал сыну в займах. Он давал бы ему деньги и просто так, но сын не желал. Он вернул бы и те средства, которые Мэльдор потратил на обучение Дэйна в школе, если бы не боялся оскорбить его. Такие отношения в семье показались бы странными любому клановому – среди представителей одного Дома не было принято считать деньги, которые родители давали детям, или наоборот. Мортимеры, в большинстве своем по натуре расчетливые коммерсанты, здесь не являлись исключением. Они могли засудить любого должника, без колебаний сдирали с него и проценты, и пени, но своим родственникам готовы были отдать все, что угодно. Здесь для щедрого Мортимера не крылось никакой опасности, потому что родственники в любой момент с удовольствием ответили бы ему тем же.
Но Дэйну нравилась собственная независимость. Годы жизни в Провале, в показной роскоши, а на деле – чуть ли не в плену у собственного отца – сильно отозвались на мировоззрении юноши. Он не хотел никому ничем быть обязанным, даже Мэльдору, из которого, в отличие от Армана-Улла, получился идеальный отец. Уважая чувства своего сына, центритский юрист ни на чем не настаивал.
Теперь Дэйн на много дней заперся в своей лаборатории. Он еще плохо представлял себе, что хочет получить, смешивал и перегонял, и иногда применял магию. Сложной магии здесь не требовалось, лишь самая простая, но порой она оказывалась очень действенной. Порой, правда, в результате случался небольшой взрывчик, и юноше приходилось лечить порезы и ссадины. Один раз осколок колбы чуть не выколол ему глаз, от того случая на веке и брови остался глубокий шрам, но Дэйн даже не подумал бросать свое любимое занятие.
На столе в лаборатории громоздились книги по магии, и Арман то и дело зарывался в них, ища подходящую формулу. Правда, он не знал, какая из них может оказаться подходящей, и полагался только на интуицию. Дэйн не чувствовал усталости, голода и жажды, и не знал, сколько суток миновало. Почему работа захватила его настолько сильно, он не задумывался, но возиться с реактивами было почему-то легче, чем думать о брате или собственном одиночестве. Вот он и возился.
Он не чувствовал усталости, но сознание то и дело начинало уплывать. Потом он приходил в себя, и, созерцая кипящие в перегонном кубе разноцветные вещества, понимал, что с чем-то возился, только не помнит, с чем именно. Убедившись, что вроде бы не произошло ничего страшного, Дэйн продолжал работу: снова зарывался в книги, сыпал и лил реактивы и, конечно, не забывал записывать каждое действие в специальный журнал.
Он пришел в себя на полу, в обнимку с журналом и небольшим пуфиком, на котором он обычно сидел, когда рылся в документах, для удобства рассыпанных на полу. Сколько прошло времени, он не знал, но горло царапало так сильно и так болезненно, что первым делом он дополз до подоконника, где стоял графин с водой и кое-какая еда, и жадно напился прямо из горлышка. И лишь потом посмотрел на часы.
Правда, они ему не помогли. Мало ли что они показывали четверть десятого – это мог быть и вечер, и утро, и через день, и тысячу лет спустя. Тогда Дэйн взглянул на стол.
Огонь давно погас, в перегонном аппарате ничего не кипело. Большинство колб, стоящих на столе, были перепачканы Бог знает чем, и в голове юноши мелькнула мысль, что их придется выбрасывать и покупать новые. Колбы и сосуды необходимо мыть сразу после опыта, до того, как жидкость высохнет, потому что как иначе выцарапать ее оттуда? Но эта мысль тотчас уплыла, потому что на самом видном месте стояла огромная стеклянная чаша, полная до краев чем-то белесым, немного напоминающим самогон без следов какой-либо очистки.
Дэйн очень осторожно подобрался к чаше и с некоторого расстояния попытался понюхать ее содержимое, но особенного запаха не почувствовал. Это его не удивило – за несколько суток работы он так надышался парами реактивов, что, наверное, не почувствовал бы и сильнейшего смрада, если б он был. Потому пришлось действовать иначе. Поколебавшись, юноша поднес и подержал над поверхностью жидкости ладонь. Ничего. Тогда он полез в ящик стола за лакмусовыми бумажками.
Бумажки у него хранились не совсем обычные, а профессиональные, они служили не для банального выяснения наличия-отсутствия в веществе щелочи или кислоты, а для определения концентрации того или иного вещества. Разорвав упаковку, Дэйн опробовал полоску каждого типа. Как оказалось, в получившейся жидкости наличествовали и щелочь, и кислота, и соли, но в количестве, не опасном для человека. Арман колебался еще несколько мгновений, а потом прильнул к жидкости губами.
Вещество, оказавшееся пряным и сладковатым, комком живого огня опалило рот и глотку, провалилось в желудок и ударило оттуда, как хороший кулак. Провальский принц закашлялся и, ощущая, как из глаз градом полились слезы, ошалело замотал головой. Он не понимал, что случилось, а в его теле происходило неизвестно что. Казалось, в желудке Дэйна поселился дикобраз, и он решил расшвырять свои иглы в стороны. Теперь и все тело юноши пылало от неведомого огня, но ощущение оказалось далеко от неприятного. Следующий глоток дался легче, а третий и вовсе показался божественным нектаром. Голова закружилась, рассеялось восприятие, а ноги перестали чувствовать пол. Удивительная легкость, удивительное состояние.
Дэйн заметался по комнате. Ему хотелось смеяться и плакать, и под конец он притулился на подоконнике, рыдая о брате и собственном одиночестве, и о том, что он никому не нужен, кроме… Задумавшись, юноша припомнил десяток имен, а потом бросил это занятие. Его вдруг поразила одна мысль, которая прежде почему-то не приходила в голову. Ведь именно так, помнится, описывали ему состояние опьянения. Но всем было известно, что Мортимеры не пьянеют ни от чего и никогда.
Ни от чего и никогда? Помраченное парами странного вещества сознание Дэйна плохо ему повиновалось. Но он все-таки нашел в шкафу чистую пробирку, набрал туда немного белесой жидкости из чаши и притащил ее в соседнюю комнату. И, с трудом управляя действиями своего тела, все-таки смог сделать химический анализ. Потом проверил. Потом еще раз. Все три раза получались разные цепочки, но было очевидно одно – к знаменитому этиловому спирту, то есть С2Н5ОН, полученное вещество не имеет никакого отношения.
От тоски, что не помнит, как именно он составил получившуюся чудесную жидкость, Дэйн снова пустил слезу, но потом догадался взглянуть в журнал. Там неровным и почти нечитаемым готическим почерком было точно написано, в какой последовательности смешивались реактивы, какая магия и на каком этапе была добавлена, а внизу, трижды обведенная толстой переплетающейся от небрежности чертой, стояла длинная формула.
Арман жадно схватил листки, на которых указал все три последних результата. Ничего похожего. Позорище. С трудом фокусируя взгляд, Дэйн от всей души плюнул на пол. Впрочем, и в этой формуле не оказалось ни одного указания на спиртосодержащее вещество.
С трудом соображая, юноша вспомнил, что от опьянения, кажется, помогает сон, но спать ему нисколько не хотелось. Потому он поплелся в комнатушку при лаборатории – комнату отдыха – и, завалившись на диван, включил телевизор. Под аккомпанемент какого-то боевичка, где пуленепробиваемый и неуязвимый для магии законник преследовал какого-то мафиози и пачками убивал его прихвостней, мешавших преследованию, он слегка вздремнул.
Непривычное состояние действительно оставило его во сне. Пробудившись, Арман с изумлением осознал, что действительно был пьян, и, судя по признакам, довольно сильно. Вернувшись в лабораторию, он привел в порядок свое рабочее место, после чего осторожно попробовал на язык содержимое чаши. Вкус тот еще, конечно, зато действие несомненно. Молодой химик схватился за свои бумаги. Три формулы, написанные в состоянии опьянения, вызвали у него гомерический хохот, поскольку такую последовательность элементов мог изобразить только первокурсник-двоечник. Впрочем, говорят, по пьяни и не такое пишут.
Зато изложенная в рабочем журнале формула показалась ему вполне правдоподобной, хоть и невероятной в природе, без участия магии. Дэйн проверил ее и поразился своей преданности любимому делу – он не осознавал, что творит, но тем не менее не только работал, соблюдая все предосторожности, но и вел подробную запись своих действий и умудрился составить точную формулу. Мысленно он погладил себя по голове.
Отдохнув и наконец-то наевшись, он снова засел в лаборатории и постарался еще раз повторить уже проделанный опыт. Несмотря на наличие записей, это оказалось непросто, но под конец Дэйн все-таки получил искомую белесую жидкость и, тщательно проверив ее, убедился – она самая. Вкус, конечно, оставлял желать лучшего, да и запашок оказался так себе. Но зато какое действие! Стараясь не пролить ни капли, Арман аккуратно перелил ее в большую двухлитровую флягу и тщательно закупорил.
Конечно, ему ужасно хотелось опробовать вещество по полной программе. Опыты, разумеется, этичнее всего сперва проводить на себе, а уже потом предлагать другим. Так что, тщательно вылизав лабораторию и поставив все на свои места (а изрядную часть колбочек с засохшими остатками химикалий просто выкинув), Дэйн приступил к эксперименту. Поразмыслив, он решил, что если последствия от приема будут опасными, и он, к примеру, начнет буйствовать, то лучше бы выбраться куда-нибудь на природу.
Никаких проблем. Машина ждала Армана в гараже при метрополии. Была уже ночь, когда он вывел ее на улицу и, недолго думая, поехал к ближайшему стационарному порталу, который должен был перенести его на окраину города. Наверное, где-нибудь в леске он, даже очень пьяный, будет совершенно безопасен для людей и строений. Лишь у круглосуточного магазина среди новостроек он вспомнил, что спиртное, кажется, полагается закусывать. Зачем это нужно, он не представлял (угощаясь с друзьями, закусывал лишь потому, что хотел полакомиться, да и все так делали), но раз уж положено, то для чистоты эксперимента необходимо соблюдать правила.
Поэтому Дэйн заглянул в магазинчик, купил пакет чипсов, большую воблу и мясную нарезку в пластиковой «ванночке». На опушке неуютного и довольно замусоренного леса, рядом с речкой, попахивающей близостью к городу, Арман разложил закуски и, прихлебывая из фляги, принялся пробовать то одно, то другое. Вобла его заинтересовала, и, с непривычки усыпав шелухой всю одежду, он азартно потрошил ее, позабыв даже о ноже. В свете включенных автомобильных фар зрелище пиршества на пожухлой траве неподалеку от города было нелепым и неправдоподобным.
Дэйн заметил странную закономерность – чем больше он пил, тем менее противным казался ему вкус, тем слабее докучал ему разгорающийся после каждого глотка пожар в желудке. Когда от чипсов осталось лишь полпачки, он уже пил странное жгучее вещество как воду, даже с удовольствием, и вкус воблы становился все лучше от глотка к глотку.
«Нет, – подумал он. – Похоже, я создал просто какой-то очень странный напиток, и никакого особенного действия на Мортимера он не оказывает».
Арман подумал было встать, но обнаружил, что землю кто-то плавно раскачивает из стороны в сторону. Это странное явление заинтересовало его, но, как оказалось, изучать его, стоя на месте, почти невозможно. Движения все-таки помогали примериться к этому покачиванию, но Дэйн все равно дважды упал, прежде чем добрался до ближайшего дерева. Он прислонился к нему лбом и тут сообразил, что из-за качки вряд ли сможет без проблем справить нужду. А эта проблема стояла остро – все-таки он выпил больше литра жидкости.
Юноше потребовалась вся его ловкость, чтобы добиться своего. После этого он частично бегом, частично ползком добрался до своего автомобиля, вскарабкался за руль и нашарил педаль газа. И больше он ничего не помнил.
Дэйн пришел в себя неизвестно где. Правда, сперва он и не пытался это выяснить. Первое, что он ощутил – лежит на чем-то твердом, и в бок впивается то ли камень, то ли корень, то ли какой-то острый край. А потом – что у него безумно болит голова. Лицо казалось опухшей, запекшейся маской, и лишь через полчаса ему пальцами удалось кое-как разлепить веки. Правда, против головной боли ему это не помогло. Еще полчаса он копался в памяти, пытаясь вспомнить подходящее заклинание. Элементарная задача, но не так просто добиться своего, если от боли невозможно сосредоточиться.
Наконец формулу удалось составить, и магический анестетик начал действовать. Тогда же Арман ощутил холод и понял – он проснулся оттого, что выпала роса, а значит, как следствие, явно находится не под крышей.
Первое, что он увидел, обретя возможность видеть – большой красивый веер, судя по всему, вырезанный из тонких пластинок дерева. Шевельнувшись, он обнаружил, что с другой стороны нависает второй такой же веер, укрепленный между камней, а чуть в стороне зеленеют какие-то кустики. Над головой нависала крона дерева, казавшегося большим лишь потому, что Дэйн лежал прямо под ним. С большим трудом он опознал в деревце декоративную вишню.
А потом юноша услышал шорох. Чутье подсказывало ему, что лучше не выдавать своего присутствия здесь, в неизвестном месте. Он аккуратно повернулся на бок, подвинулся, чтобы веер не заслонял обзор, и замер.
Там, на коротко подстриженной зеленой траве, полусидела на пятках девушка в одеянии, больше всего напоминающем пышный цветастый халат с широким поясом. Ее черные волосы были уложены в высокую прическу, буквально утыканную резными из кости шпильками. Смутно Дэйн припомнил, что так, кажется, одеваются женщины клана Накамура. «Как меня сюда занесло»? – удивился Арман. Он ничего не помнил.
Юноша уже шевельнулся было, готовый окликнуть девушку и поинтересоваться, что, собственно, он здесь делает, но тут она взялась за свой пояс – и принялась раздеваться.
Слегка ошеломленный Дэйн замер с разинутым ртом, а когда сообразил, что в этом зрелище нет ничего особенного, если предположить, что он каким-то образом проник в один из внутренних двориков метрополии, окликать полуобнаженную девушку было уже совсем неловко.
А та непринужденно развязала пояс, сняла верхнее одеяние, потом еще одно, алое, и осталась в тоненькой белоснежной рубашке. После чего встала, раскинув руки, и завертелась на месте. Сперва это движение показалось Дэйну странным, потом добавились другие, и верчение превратилось в необычный танец. Девушка пошла по кругу, не переставая кружиться, миг от мига круг становился все шире, и под конец она прошлась уже вдоль самых кустов, стряхивая с них росу и мгновенно вымокнув до нитки.
Тут уж Арман не подал бы голоса, даже если бы почувствовал опасность. В промокшей насквозь, прилипшей к телу тончайшей рубашке девушка выглядела во много раз соблазнительнее, чем могла бы смотреться, даже будь она совершенно голой. Дэйн подивился, почему это девушки Накамура всегда казались ему непривлекательными. Стройная, гибкая фигурка, статные бедра по контрасту с тонкой талией казались пышными, а грудь… Впервые в жизни младший сын Деборы ощутил, как в нем разгорается пламя. Он с трудом удерживался от того, чтобы не вылететь из-за веера и наброситься на девушку.
Ощущение оказалось необычным и удивительно сладостным.
Девушка остановилась, повернулась и принялась руками осушать рубашку. Это зрелище Дэйн тоже не мог пропустить. У него затекли руки, болело колено от какого-то камушка, упорно не желающего убираться в сторону, но отвести глаз не было сил. И он смотрел даже тогда, когда взгляд девушки упал на него, когда ее глаза округлились, и даже в тот момент, когда в ее руках появился тонкий изогнутым меч с круглой гардой – традиционное оружие Накамура. Когда и откуда она успела его выхватить, Арман не заметил.
Он очень скоро понял, что оружие в руке девушки может быть еще опаснее, чем у мужчины. В мгновение ока она оказалась рядом, и Дэйн едва успел увернуться – металл свистнул перед лицом, обдав кожу ощущением холода. Обкарнанный деревянный веер упал на землю. Несмотря на недомогание и непривычные ощущения, провальский принц буквально спорхнул с того места, где лежал, и, сшибив второй веер, откатился в сторону.
– Эй! – крикнул он. – Подожди!
Не ответив, девушка взмахнула мечом еще раз, и юноше пришлось вскочить на ноги. Он поднырнул под сияющую стальную дугу и споткнулся на миниатюрном кустике, который сперва принял за необычный цветок. Незнакомка не отставала, клинок в ее руках вертелся со свистом, мешая сообразить, куда же она целит, и потому затрудняя действия Армана. Он попытался подхватить с земли корягу, надеясь ею отражать удары меча, как щитом, но обнаружил, что коряга эта то ли пришпилена к земле, то ли слишком велика (за зеленью в первый момент было не видно).
Дэйн мысленно матернулся, а в следующий миг ощутил укол. Поднял глаза. Острие клинка было у его горла, и оно не дрожало. Это немного успокаивало – девица не пришибет просто от испуга – но и настораживало. Похоже, ей вряд ли удастся навешать лапшу на уши. Она смотрела на него бесстрастно, и рука была согнута в локте – настолько, чтобы иметь возможность ударить, если он шевельнется. Своего наряда она, похоже, не стеснялась.
– Эй, – вяло повторил он, уже не надеясь, что сможет объясниться. – Я ж ничего.
– Ты кто такой? – холодно спросила она.
– Дэйн, – Арман оживился. – Меня зовут Дэйн. Привет!
– Не двигайся. Что тут делаешь?
– Здесь? Э-э… Лежу, – и, поколебавшись, уточнил: – На земле.
Он ожидал вспышки ярости, которая высвечивает человеческую натуру, как взрыв – окрестности, и зачастую после него оказывается легче навести мостки к взаимопониманию. Но выражение лица девушки не изменилось, даже не дрогнуло.
– Это ты устроил переполох сегодня ночью? – поинтересовалась она прежним тоном.
Дэйн впервые почувствовал, что он озадачен. Сперва он не знал, что ответить, потом уточнил:
– Что за переполох? Ночью?
– Кто-то вломился ночью в нашу метрополию, наделал шума, а поймать его почему-то не удалось, – она вдруг улыбнулась.
Он не смог не ответить ей улыбкой.
– Наверное, я. Честно говоря, не помню, – Дэйн поскреб затылок. – Я вчера так набрался…
– Это же надо так напиться. Как ты обошел системы слежения?
– Не помню. Правда, у меня хорошая школа.
Девушка подняла тонкую, явно не подрисованную, бровь.
– Что за школа?
– Так. На Черной стороне.
– Ты участвовал в рейдах на Черную сторону? – она поколебалась и убрала меч. – Давно? Двадцать лет назад?
– Да. И раньше.
– Вставай.
Арман поднялся, отряхнул одежду. К его изумлению, куртка и штаны были выпачканы лишь слегка. Мало ли, где он валялся, через что лазил ночью – удивительно, что выглядит так прилично. Потом посмотрел на девушку. Рубашка на ней немного подсохла, но все еще оставалась полупрозрачной и к бедрам липла по-прежнему. Под его взглядом хозяйка сада невольно поежилась.
– Ты не мог бы не смотреть?
– Это слишком трудно, – признался он.
– Тогда повернись спиной. И пока не двигайся.
Дэйн повиновался. Все-таки не у себя дома, да и положение у него, если уж честно, странное. Что же имела в виду милая Накамура? Что за переполох? Что он такое учинил и как оказался в этой метрополии? Конечно, любая метрополия – неприступная крепость, самые современные системы контроля, слежения и защиты, маги и люди клана – не так-то просто просочиться. Но даже здесь Накамура выделялись на общем фоне. Когда-то давным-давно они поставили свою цитадель на самой границе с Черной стороной, и с тех пор ничего не пытались изменить. Слишком сильна была привязанность к традициям.