Тогда граница еще не вызывала беспокойства. Тогда вообще еще не знали толком о различиях между белой и черной силами, не догадывались, где проходит граница миров. А теперь метрополия Накамура постоянно подвергалась атакам черных, и потому ее хозяева заботились о безопасности больше всех. Так что теперь проникнуть в метрополию Накамура было труднее, чем даже в самое сердце логова законников.
   За спиной Армана шуршал плотный шелк.
   – Так что ж я натворил? – не выдержал юноша.
   – Ты? Сильно обеспокоил наших магов. Проник на территорию метрополии, но найти тебя не смог никто из нас. Решили, что это была обманка, а ты, оказывается, спрятался во внутреннем саду.
   – Я не хотел. Правда.
   – Что же ты хотел?
   – Ну… Сперва ужасно хочется узнать, как тебя зовут. Я ведь представился.
   – Такэда Накамура, – произнес негромкий девичий голос из-за его спины.
   – Очень приятно. Можно повернуться?
   – Можно.
   Она уже успела одеться обратно в свои халатоподобные шелка и подпоясаться традиционным для Накамура поясом, который больше всего напоминал полотенце. В руке у нее снова был меч, но теперь уже острие смотрело в землю, а не в шею «гостя».
   – Я должна отвести тебя к отцу.
   – Я понимаю. Конечно. Я готов извиниться.
   – Ты точно не помнишь, как пробрался в метрополию?
   – Совершенно ничего.
   – Жаль, – протянула Такэда. – Нашим магам было бы интересно и полезно, – она помолчала. – Честно говоря, не понимаю, как это возможно… Ты клановый?
   – Да. Мортимер.
   – А-а! – девушка понимающе фыркнула. Но в следующий момент замерла. – Постой, Мортимер – и ты говоришь об опьянении?
   – Ага.
   – Как это возможно?
   Дэйн вздохнул. И принялся объяснять.

Глава 7

   У Мэльдора никогда еще не было такого долгого и томительного дня. Он встал ни свет ни заря, и не то, чтобы проснулся – просто перестал делать вид, что спал. Полночи Дебора всхлипывала на соседней подушке, а он слышал, и даже когда жена, утомившись, уснула, не смог отвлечься и расслабиться. И, кажется, даже ни о чем не думал, пока лежал без сна, старательно стискивая веки, просто не мог уснуть.
   Когда звякнул будильник, мужчина поднялся с облегчением, сам сварил себе кофе, намазал бутерброд – еда не лезла в горло. Потом прошел в спальню, где в шкафу висели серый «присутственный» костюм и свежая рубашка, и задержался у кровати, где крепко спала Дебора. Во сне, таком глубоком, что она не чувствовала ни взгляда, ни шагов мужа, она приоткрыла ротик, яркий, как будто накрашенный, и казалась такой беззащитной и юной, будто пятнадцатилетняя девчонка.
   Консультация, которую он должен был давать в тюрьме Биали в такую рань, была довольно сложной. Парень обвинялся в убийстве пяти человек, а помимо того умудрился набрать целую серию статей, причем довольно тяжких. Он твердил, что невиновен, из глаз его смотрело искреннее отчаяние, и, хотя Мэльдору было не до того, профессионализм победил. Юрист чувствовал, что здесь нечисто, и кто-то другой, кто мог воспользоваться результатами столь масштабного убийства, скрывается за кулисами. Его-то и следовало найти.
   А для того пришлось подробнейше расспросить парня. Изо всех сил стараясь концентрироваться, Мортимер проговорил с парнем более полутора часов, понял, что здесь необходимо проводить собственное расследование, причем как можно скорее, и лишь вздохнул. Работать было нужно – как бы ни хотелось отшвырнуть все дела и, зарывшись в подушку, не видеть, не слышать, не жить.
   Да и какое там – «отшвырнуть все дела». Наоборот, Мэльдору с каждым днем приходилось бегать все больше и больше. Он давал по десятку консультаций в день, активно вел сразу пять дел – изнурительная работа, но она давала большой доход. Все деньги, которые он получал за работу, шли на Моргану. Вернее, на все законные и полузаконные способы вырвать ее из-под пристального взгляда Блюстителей. Она, ошеломленная и перепуганная, из метрополии Отгона Всевластного перебралась вместе с ребенком в больницу. Врач без возражений принял ее и без уговоров согласился подержать женщину на лечении подольше, на консультацию были вызваны многочисленные специалисты, которые, само собой, отыскали у Морганы множество заболеваний.
   Да и что тут странного? Испытания, свалившиеся на молодую женщину, оказались бы, пожалуй, не по плечу каждой второй представительнице слабого пола, тем более находящейся в положении. У нее, ошеломленной гибелью брата, вновь начались проблемы с осознанием происходящего, как тогда, когда Мэлокан вытащил ее из Провала. Проблемы у мужа буквально добили ее. Само собой, ликвидатор ни словом не обмолвился жене, какая опасность ходит за ним по пятам, но Моргана прекрасно все почувствовала сама. Ведь она знала Мэла уже сорок лет, без труда угадывала, о чем он думает и что его беспокоит, понимала его с полуслова, и теперь быстро ощутила – муж под угрозой.
   Так что Мэльдору не стоило труда найти повод не допускать к дочери представителей закона, не позволить ее арестовать. Конечно, положение Ре-неверы его тоже волновало, но если метаться и стремиться достичь сразу несколько целей, не добьешься ничего. Он обсудил проблему с Атрейдом. отцом Рены, пообещал помогать любыми консультациями (денег Атрейду не требовалось, у него имелся огромный счет и пакеты акций сразу нескольких крупных предприятий, и ничего этого ему было не жалко ради дочери), и они порешили – каждый занимается своим ребенком.
   Адвокат легко нашел способ первый раз вставить палки в колеса законникам, желавшим загрести Моргану в заключение – а уж там можно тянуть с делом бесконечно, и, в конце концов, найти, как и за что ее осудить, уж кто-кто, а юрист это прекрасно понимал. Сложно было добиваться своего раз за разом. Мэльдор не мог нанять дочери охрану, которая имела бы право воспрепятствовать законникам забрать ее из больницы, но он еженедельно вручал главному врачу клиники круглую сумму на охрану самой больницы.
   Каждую неделю, а иногда и чаще на арест молодой женщины выписывался новый ордер, но медики, упирая на то, что не дают своего разрешения забрать пациентку, отказывались впускать законников в клинику. Даже пожелай Блюстители Закона доказать, что тут замешан Мэльдор, как бы они могли это сделать? Персонал клиники осуществлял свое право и даже, пожалуй, обязанность, придраться оказалось не к чему.
   А пока Моргана находилась в относительной безопасности, отец торопился решить все проблемы. Он не мог быть юридическим представителем своей дочери как родственник, но мог быть представителем ее как временно нетрудоспособного гражданина. У него было немало друзей-юристов и помощников, которые на первых порах могли сыграть роль подставных лиц. Большего же здесь не требовалось. Дело было элементарным, невиновность Морганы кому угодно бросалась в глаза, потому зависело все не от красноречия юриста – доказать, что молодая женщина ни при чем, мог бы даже стажер или студент юридического колледжа. Загвоздка была в том, захочет ли суд слушать эти доказательства?
   Загвоздка в том, чего именно захочет добиться суд, какую цель преследуют законники. Ну, скрыть тот факт, что один из Блюстителей был вырожденцем, – конечно, куда уж без этого. Но ведь не только. Оттон Всевластный – Мэльдор это знал – уже предложил себя в жертву, он охотно, даже с вызовом принял вину на себя. Только ли потому, что законники не надеются «сожрать» столь крупную рыбу, они упорно пытаются привязать к делу Моргану?
   Или у них есть еще какой-то резон?
   Конечно, о Мэлокайне отец подумал сразу. Это самый лучший способ – задеть Мэла через его жену. Если и в самом деле охотятся на ликвидатора, то он должен об этом знать. Адвокат лишь головой покачал. И от одного-то врага нелегко бегать, а уж от двух, и таких мощных…
   Сына надо предупредить. Но как? Мэлокайна отец не видел уже больше двух недель, не говорил с ним по телефону несколько дней. Он оставил сообщение на астрале, но отзыва не последовало, и добралось ли сообщение до адресата – кто знает. Да даже если предупреждение и доберется до Мэла, чем оно поможет? Мэльдор не мог сообщить ему ничего определенного – почему его ищут законники, что хотят, и чем ему грозит поимка.
   На попытки узнать, что же именно Блюстителям нужно от ликвидатора, уходили остатки заработков адвоката, но пока результатов не было.
   После беседы в Биали Мэльдор кинулся к себе в офис, и едва успел на встречу с клиенткой, весьма богатой дамой, мечтавшей отмазать сына от серьезного преступления. Надежд у нее не было, но за консультации она платила большие деньги, и адвокат подробно объяснял ей, как затянуть дело, как попытаться облегчить наказание и изобрести смягчающие обстоятельства. Он знал, что рано или поздно парень все равно окажется на Звездных каторгах, и вернется оттуда надломленным, уже неопасным, а может, и вовсе не вернется. Эти оттяжки его не спасут, так почему бы не решить пока свои финансовые проблемы за его счет? И, может быть, сохранить матери сына, который после каторги уже никому не сможет причинить вреда.
   Потом было еще несколько встреч, одна из них – в лаборатории криминалистической экспертизы. Дело того парня, что сидел сейчас в Биали, приобретало интересный поворот, да еще работник государственного нотариального архива пообещал на днях переслать ему копию одного любопытного документа, кажется, завещания, пока не известного следствию. В любых других обстоятельствах Мэльдор испытал бы немедленный душевный подъем, как гончий пес, почуявший след, но сейчас ему было все равно.
   Под вечер он позвонил жене и сообщил, что будет поздно. Его тревожило состояние Деборы. Обычно взрывная и бойкая, она поникла, даже как-то выцвела, и на известие о задержке, в ответ на которое обычно разражалась целой прочувствованной тирадой, в этот раз не отреагировала вовсе. Лишь угукнула и ответила, что сама собирается к подруге, где и заночует. Она ни о чем не спрашивала, ни о чем не просила – просто бесцветно сообщала.
   Муж, всегда считавший ее хоть и замечательной, очень яркой и необычной женщиной, но из рук вон плохой матерью, почувствовал перед ней вину. С ним это было впервые. Угрызений совести он не испытывал даже тогда, когда, после короткого студенческого романчика и ссоры, после высокомерно брошенного: «На черта ты мне сдался, студентишка – ни денег, ни положения!», а потом после долгой разлуки она пришла к нему, испуганная, и он дал волю легкому злорадству.
   Разумеется, он сделал это по-Мортимеровски. Наверное, Дебора и не догадалась, что он в какой-то степени злорадствовал. Принял ее ласково, участливо расспросил, что случилось. И когда перепуганная девушка сказала ему, что случайно схлопотала серьезное проклятие, и не знает, как теперь быть, сделал вид, что озабоченно задумался. Ему приятно было чувствовать на себе ее обеспокоенный, умоляющий, полный надежды взгляд.
   – Так отправляйся в управление по борьбе с незаконным использованием магии.
   – Ну тебя. Чтоб я туда нос сунула…
   – Ну а мужу почему не хочешь пожаловаться? – спросил, подумав, Мэльдор.
   Дебора и здесь не ощутила тонкого, очень тонкого укола.
   – Муж уехал год назад и вернется только через год. Да и… – девушка зарделась.
   – Ну, что?
   – Он сразу пойдет разбираться к тому… к той, что наложила на меня проклятие. А это одна склочная баба, с которой я не хочу, чтобы он встречался.
   – Да-да, я понимаю, это матушка какого-то парня, с которым ты приятно проводила время, уже будучи в браке. Поэтому не можешь ни мужу сказать, ни пожаловаться в законном порядке, поскольку на суде все всплывет, да?
   По выражению лица Деборы он понял, что попал аккурат в точку. На короткое мгновение к ней вернулась ее природная стервозность, которую быстро потеснил испуг. Как истинная женщина, она прекрасно знала, что от мужчины, который от нее не зависит, желаемого можно добиться только лаской. Она не была уверена, что Мэльдор по-прежнему любит ее и прощает (леди Диланэй, привыкшая судить по себе, отдавала себе отчет в том, что сама бы не простила), и потому по необходимости смирила свой язычок.
   – Какая разница? – выдавила она. – Ну, я прошу тебя. Помоги. Что же мне делать?
   Он пожал плечами.
   – Мне надо тебя осмотреть.
   И, вынув из шкатулки два браслет-артефакта, нацепил их на запястья.
   К тому моменту Мэльдор уже закончил институт и стажировку, у него появилось чуть больше свободного времени, чем он привык, и это свободное время разумный гражданин Асгердана, пронизанного магией, посвятил изучению именно чародейского искусства. В Центре без магии – все равно что без рук, изловчиться можно, но сложно. Чем выше твой уровень, тем больше возможностей перед тобой разворачивается. Поэтому бессмертный, обладающий хоть каким-то капиталом и временем, просто ради собственного настоящего и будущего вынужден заниматься совершенствованием своих магических навыков.
   Мэльдор занимался этим все то относительно свободное время, пока набирал клиентуру и не имел еще такого количества заказов, как позже, когда прославился. Дебора явилась к нему уже после того, как он сумел сдать на третий уровень и для себя решил, что большего ему пока не нужно. И без всякого обследования он видел, что за проклятие лежит на девушке, знал, как ей помочь, и мог бы сделать это довольно быстро.
   Но потратил больше часа, водя ладонями в сантиметре от ее ладного тела, серьезно сводя брови и покусывая губу. Дебора следила за ним с тревогой.
   – Так ты сможешь? – не выдержала она наконец.
   – Я? Да. Но… Не уверен, что ты на это согласишься.
   – Ты с ума сошел – не соглашусь! Это что – настолько дорого?
   – Нет, дело вовсе не в деньгах. Тут хватит обычного объема энергий. Но… Я могу снять это проклятие за три-четыре сеанса, но…
   – Да хватит тебе «нокать»! – взмолилась Дебора. – Говори уж, наконец! Что за «но»?
   – Это проклятие зацентровано на половую сферу, что логично. Дама, похоже, хотела дать понять, что мстит за совершенно конкретное деяние…
   – Оставь свой юридический сленг!
   – Прости. Так вот, поскольку проклятие зацентровано на половую сферу, то и снять его можно лишь соответственно.
   – То есть?.. Что ты мудришь? Говори прямо и просто!
   – Ладно. Если прямо, то снимается оно в процессе полового акта.
   Дебора открыла рот, потом с различимым стуком сомкнула челюсти. Пауза, впрочем, была довольно короткой.
   – А ты кобель…
   Мэльдор невозмутимо пожал плечами.
   – Можешь обратиться к кому-нибудь еще. Возможно, среди твоих знакомых найдется маг, который снимет проклятие как-то иначе.
   – Ты свинья.
   – Да, я помню, ты говорила.
   – Сволочь!
   – Дебора… – укоризненно протянул Мэльдор, уже видя, что она согласна.
   – Ты… просто… Это получается, у меня нет выбора, так?
   Снова развел руками, старательно стискивая губы, чтоб не улыбнуться.
   – Выбор есть всегда.
   – Это – не выбор, – резонно возразила девушка.
   Она провела у него целый месяц. Каждую ночь они ложились в постель, словно супруги, а утром он готовил ей кофе и убегал на работу. Проклятие он, разумеется, снял, и потом не должно было уже возникнуть проблем. Но он был достаточно сообразителен, чтобы не задавать Деборе лишних вопросов и не говорить: «Ну, теперь тебе мои услуги не нужны», она это и сама знала. Им было хорошо вдвоем, и оба ни о чем не задумывались.
   Она ушла через месяц – просто собрала вещи, сказала: «Мне пора…», и ушла. А через девять месяцев Мэльдор получил на почте странную посылку, вскрыв которую, пришел в ужас. На пышной перинке, укутанный в дорогие пеленки, в дорогом же подгузнике с магической функцией самоочищения (потом Мортимер узнал, такого хватало на пять дней, и рассчитан он был на экстремальные условия, например, на страшный холод в походе, когда ребенка негде перепеленать), с тонкой трубочкой, идущей от пустого уже резервуара, в котором раньше было молоко, лежал младенец.
   И письмо – лист бумаги, исписанный нервным Деборииым почерком. Пока Мэльдор читал, ему казалось, что он слышит ее срывающийся, полный слез и раздражения голос: «Это ты во всем виноват, бестолковый кобель, вот сам и расхлебывай…» Теперь он уже совсем на нее не сердился, и даже то, что обвиняла она его одного, не разозлило. За этот месяц он понял ее лучше, чем за все студенческие годы. Да, корыстная, да, эгоистка, думает только о себе и своей выгоде, и, наверное, просто не способна по-настоящему любить. Да, развеселая (не называть же ее распутной) – но она просто не нагулялась. Эта девушка полна страстью к жизни, ей все хочется испытать. Пройдут годы, и, глядишь, ненадежная и легкомысленная Дебора станет добропорядочной матерью семейства.
   «Она испугалась, – подумал Мэльдор. – Просто испугалась того, что сделает с ней муж, если узнает об измене. Потому и поступила так, потому и написала резкое, злое письмо. На нее легко обозлиться, понять – сложнее». Но Мортимер уже чувствовал, что любит ее, и хотел понять. И, конечно, понял.
   Малыша он назвал Мэлокайном. С самого первого месяца жизнь ребенка была полна одними испытаниями. И как началось, так и продолжается. Наверное, это рок. Судьба.
   Положив трубку, он долго молчал, прикрыв глаза. Темная жуть окутывала его ощущением полной безнадежности. Жизнь старшего сына – это сплошная игра со смертью, редко когда ему выдается спокойный годик. Рано или поздно он ошибется, или же обстоятельства окажутся сильнее его. И тогда его не станет. Второго сына уже не стало, на очереди – третий, Дэйн, тоже младший. А значит, Мэльдору предстоит потерять всех детей. Может, даже и Моргану, слишком нежную, чтобы пережить гибель всех братьев и мужа.
   «Ну хватит, – оборвал он себя, осознав, что заходит уже слишком далеко. – Эдак вообще можно дойти до такого…»
   Помотав головой, Мэльдор прогнал неприятные мысли и порадовался, что жена все-таки нашла в себе достаточно сил, чтобы пойти к подруге, где, конечно, развеется и, может, хоть чуть повеселеет. Если бы она работала, то, может, легче отвлекалась бы от своей беды теперь. Но Дебора не работала ни часа в своей жизни, и теперь ее привычка быть профессиональной женой оборачивалась против нее. Может, подруга сумеет вызвать ее на слезы, а потом уж все пойдет само собой.
   Ему предстоял одинокий вечер. Приходящая прислуга ушла еще днем, и дома Мэльдор обнаружил абсолютный порядок, запах свежих булочек и приготовленное на ужин мясо с лимонным соком. Он приготовил себе кофе, навалил на тарелку половину содержимого латки и, проигнорировав тушеную фасоль, которую, как подразумевалось, он должен был взять на гарнир, принялся поедать мясо просто так, заедая булочками.
   На кухонном столе он веером разложил перед собой документы, с которыми следовало ознакомиться перед завтрашними встречами, но в голову ничего не лезло. Машинально он пробегал глазами строки, и в памяти, кажется, даже что-то откладывалось, но сознания не касалось. Он обладал редкой для мужчин способностью думать сразу две или три мысли, делать сразу несколько дел – хорошему юристу это просто необходимо. Юрист должен держать в голове множество подробностей, не давать им смешиваться, ни одной не упустить.
   Доев мясо и допив кофе, который на него почему-то плохо действовал, проскальзывал незаметно, будто обычная вода, Мортимер потянулся налить еще одну порцию, посмаковал ее и уже засобирался в постель – вставать надо было рано. Но в этот миг снизу раздался слабый и неуверенный звонок, едва различимый – можно было решить, что это просто электрический разряд проскочил и коснулся контактов. Мэльдор насторожился и услышал, как внизу кто-то скребется – робко, будто мерзнущий щенок.
   Он поднялся с кровати, куда повалился в одних брюках, накинул футболку и быстро спустился по лестнице. Всякое бывало в его жизни, и обиженные из соседских домов к нему наведывались украдкой за помощью, зная, что он юрист, и бандиты заглядывали, надеясь отобрать и уничтожить неудобные для них документы. Так что на всякий случай Мэльдор прихватил с собой боевой артефакт, лежавший на подзеркальном столике.
   За дверью царила тишина, только дождик, разыгравшийся уже в темноте, шуршал в листьях. Юрист приоткрыл створку не без опаски, но и со смутным ощущением, что никого за дверью нет, и это просто чьи-то шутки.
   На пороге, на мокром каменном крылечке стояла Эмита, мокрая с ног до головы, и молча смотрела на деда. Ее неподвижность была так неестественна, что в первый момент Мэльдору показалось, будто это не человек, а призрак или иллюзия. Но потом он заметил то, во что она одета, вернее, состояние ее одежды, и глаза адвоката округлись.
   В нем тут же проснулся профессионал. Может, кто посторонний, не привыкший все на свете видеть сквозь юридическую призму, и подумал бы, что девушка могла ободраться о гвоздь на заборе, или что-то подобное, но Мэльдор-то мигом понял – произошла беда, причем совершенно определенная.
   Он схватил внучку в охапку и вдернул ее в дом. За ее спиной тут же захлопнулась дверь, звякнул засов. Эмита была мокра с ног до головы и чуть затрудненно дышала, из чего дед сделал вывод – она бежала очень долго. Старшая дочь Мэлокайна была прекрасно тренирована, и от короткого кросса не сбила бы дыхание. Она была почти одного роста с Мэльдором, и он без труда заглянул в ее глаза.
   – За тобой гонятся?
   – Нет, – прошептала она. Ни дрожи, ни страха – просто шок.
   – Пойдем. Пойдем, – он притащил ее в кухню и, притушив свет, чтобы не смущать девушку, усадил ее в кресло. Вынул из бара бутылку коньяка и протянул ей без всякого бокала. Она принялась пить коньяк прямо из горлышка, полными глотками, как воду. Да для нее это и была вода – тонизирующая. – Снимай эти лохмотья, я тебе дам халат, – и принес из ванны свой халат, потому что в купальный халат Деборы рослая и ширококостная Эмита просто не влезла бы. – Снимай обувь.
   Девушка разделась – дед отвернулся от нее – бросила на пол одежду и закуталась в толстый мохер. Мэльдор полез в глубину бара и вынул еще одну бутылку – первосортной крепчайшей наливки, которую готовили во владениях Драконов Ночи как своеобразный концентрат. Она пользовалась большим спросом у Мортимеров, они покупали ее на всякий случай и использовали тогда, когда срочно надо было взбодриться по-настоящему. Глоток такой наливки действовал, как нашатырь. Мортимер налил стакан до краев.
   – Выпей, – он подвинул его внучке. – Выпей и рассказывай. Что случилось?..
   Она опорожнила стакан. Поморщилась и встряхнула головой. Капли, сорвавшиеся с тонких прядей мокрых волос, усеяли столешницу.
   – Деда, я…
   – Ну?
   – Можно, я не буду говорить?
   – Как это так? – опешил Мэльдор. Помолчал. – Так, успокойся. Расскажи, кто на тебя напал?
   – Ты не поверишь.
   – Не глупи. Я же твой дед. Ты прекрасно понимаешь, что я всегда буду на твоей стороне. Говори – что стряслось?
   – Меня пытались изнасиловать.
   – Кто – ты разглядела?
   – Да, – девушка порывисто вздохнула.
   – Так кто же?
   – Деда, это был… папа.
   Мэльдор долго молчал. Эмита смотрела в пол, пальцами нервно крутя стакан, и совсем не походила на шутящего человека. Да и какие шутки. Остроты не бросают с таким выражением лица, таким тоном. Она говорила – и сама не могла себе поверить; самой себе не могла поверить, но должна была, потому что не оставалось выбора. Он видел по ее лицу, что больше всего на свете девушка хочет увериться – она не права – и не может.
   – Так, – проговорил он медленно, больше всего боясь сейчас запутаться и напортачить. – Давай с самого начала. Ты говоришь, что тебя пытался изнасиловать твой отец, так? – Эмита кивнула головой. – Как я понимаю, не будь ты уверена в том, что это именно он, не сказала бы.
   Снова кивок.
   – Так, – продолжил Мэльдор. – Вероятность того, что ты имела дело с похожим человеком, ты отбрасываешь сразу?
   – Это был папа. Именно папа.
   – Еще один вариант – морок. Как думаешь?
   – Я не знаю, – Эмита закрыла лицо руками.
   Юрист спохватился, подсел к ней поближе и обнял за плечи. Прижал к себе.
   – Успокойся, девочка моя. Успокойся. Мы во всем разберемся. И ты, и я – мы оба знаем, что Мэл не способен на изнасилование, и тем более насилие над собственной дочерью. Расскажи мне, как все было. Ну?
   – Он пришел домой. Я его не ждала. Я была одна – Майден уехал в поход с друзьями, а Дэннат отправился в клуб, и до утра. Я выглянула, чтоб посмотреть – это был он. Какой-то странный, он не ответил на мое приветствие, и глаза были полузакрыты. Но это был он, несомненно. Как всегда, бросил ключи в кактус, который у нас в прихожей стоит, и попал, как всегда, в нужный нарост, связка зацепилась за колючки – ты же понимаешь, никто б другой так не смог. А потом вдруг кинулся на меня.
   Эмиту передернуло, и Мэльдор прижал ее к себе посильнее. Где-то на дне его души бушевала настоящая буря – а что еще может происходить с человеком, чья внучка рассказывает ему ТАКОЕ? Но на поверхности его души царил полный штиль. Профессионал оставался профессионалом даже дома, и нутром Мортимер чуял, как важно не беситься и не упустить ни единой подробности произошедшего. Он не допускал и мысли о том, что Эмита может врать или как-то искажать факты, а значит, был свободен от необходимости присматриваться к ней и пытаться увидеть правду в ее рассказе. Оставался только анализ.
   – Папа схватил меня и повалил на пол, – продолжала девушка. Она прекрасно владела собой, и теперь, излагая факты совершенно бесстрастным тоном, казалось, успокоилась и сама. Только трудно было выговаривать слова. Ну да и кому из женщин будет легко в подобной ситуации? – Начал стаскивать с меня одежду. Я сперва была совершенно ошеломлена, потом попыталась сопротивляться, но ты же знаешь, какой он сильный.