Красавина Екатерина. Право первой ночи

   И вот сегодня утром, вспомнив вчерашнее, Губарев почувствовал волну раздражения на жену. Шляется непонятно где, оставив дочь без присмотра. Теща — в деревне, а Дашка — одна. Вдруг она приведет какую-нибудь компанию и они станут заниматься черт знает чем. Именно вот из таких беспризорных детей и вырастают наркоманы и преступники. Какое она имеет право бросать дочь на произвол судьбы, распалялся Губарев. Надо будет позвонить ей и всыпать по первое число.
   — Где ее только носит? — сказал вслух Губарев.
   — Кого? — поинтересовался его напарник Витька. — Она уже мертва.
   — Кто? — испуганно спросил майор.
   — Анжела Викентьева.
   — А… Я не о ней.
   — А о ком?
   — Да так, — смутился майор. Не рассказывать же Витьке о своих семейных неурядицах. Что он, баба, что ли? Это женщины любят, чуть что, жаловаться своим подругам на личную жизнь. Кто, с кем, когда. Болтливый они народ. И непостоянный.
   — Выезжаем? — спросил Витька.
   — Да.
   Анжела Викентьева лежала посередине комнаты и смотрела в потолок. Мертвая. В голубом халате. Грудь и живот были залиты кровью. Губарев подошел ближе. Судмедэксперт Зворыкин ждал его.
   — Что там? — спросил Губарев.
   — Убийство. Нанесли несколько ударов ножом. В живот и грудь. Нож валялся под диваном. — И Зворыкин протянул ему нож. Похож на самодельный или купленный на рынке. Обычный охотничий нож. — Сначала убили, а потом исполосовали лицо. Крест-накрест ножом.
   — Когда убита?
   — Вчера. Примерно в девять часов вечера. Плюс-минус полчаса.
   — Ясно.
   — Надо поговорить с охранником, — обратился Губарев к Витьке. — Такие дома оснащены суперсистемой наблюдения. Наверняка убийца запечатлен на видеопленке.
   — Отец в курсе? — спросил он у милиционера, стоявшего в комнате.
   — Позвонили.
   — Хорошо, — кивнул Губарев. Он сел на корточки и посмотрел на лицо покойной. Надменное, капризное. — Симпатичная девушка. Была.
   — Угу, — буркнул Витька.
   — Ладно, пошли. Поговорим с охранником. Надо не забыть снять отпечатки пальцев.
   Они спустились вниз. За столом охранника сидела молодая женщина, натянутая, как струна. Гладкие темные волосы зачесаны назад. Лицо, напоминающее маску.
   — Майор Губарев Владимир Анатольевич, — представился он. — Веду следствие по делу убитой Анжелы Викентьевой. Старший лейтенант Павлов Виктор Николаевич.
   — Маркелова Александра.
   — Что вы можете сказать об убитой?
   — Девушка из квартиры девять была у нас зарегистрирована под другим именем.
   Губарев поднял брови.
   — Каким?
   — Натальи Паниной.
   — Она купила квартиру в этом доме?
   — Нет. Снимала.
   — Давно?
   Маркелова посмотрела в журнал, лежавший перед ней.
   — Три месяца назад.
   — Как она себя вела? Во сколько приходила? Были ли у нее посетители?
   Маркелова пожала плечами.
   — К себе внимания не привлекала. Пройдет. И все. Иногда здоровалась. Иногда нет. Обычная богатая девица.
   — Вы так решили, потому что она снимает дорогую квартиру? Кстати, сколько она стоит? В месяц?
   — Семьсот долларов.
   Губарев чуть не присвистнул. Неплохо! Семьсот долларов за аренду двухкомнатной хаты. А что там мелочиться? Папаша отстегивал — и все! Что, у него денег на любимую дочурку, что ли, не найдется! Здесь Губарев нахмурился. Он вспомнил Дашку. Как она в последнее время просила его купить то одно, то другое. А он шутливо говорил, что не Рокфеллер. Дашка сердилась и надувала губы. У ее подруг всего навалом, а она не может выпросить у него даже какой-то малости. «Ты считаешь, что плейер за пять тысяч — малость, — повышал голос Губарев. — А старый куда? На помойку? Ты так легко относишься к вещам, потому что не зарабатываешь. Вот пойдешь работать и узнаешь тогда цену деньгам. Научишься беречь каждую копейку!» — «Не беспокойся, папочка, работу я найду. И приличную. Считать копейки мне не придется». — «Дай-то бог! Но откуда ты возьмешь эту приличную работу. Все теплые места давным-давно заняты. Детьми богатых родителей». — «Найду», — отвечала Дашка… А тут — семьсот долларов за аренду квартиры!
   — Нет, не потому, — услышал Губарев. — В ней было… — охранница запнулась.
   — Что?
   — Чувство денег. Она привыкла к деньгам. Сразу видно — из богатой семьи.
   — Почему вы так решили?
   — Я наблюдала их. За время работы. Девушки, которые сами пробиваются наверх, ведут себя по-другому.
   — Что вы имеете в виду? — заинтересовался майор.
   Они больше дорожат деньгами. Честно говоря, они очень жадные. Раньше я работала в службе безопасности одного ресторана. Так вот они никогда не дадут чаевые. Удавятся за копейку. Им кажется, что они в любой момент впадут снова в бедность. Поэтому надо копить деньги сегодня.
   — А что вы еще можете сказать об Анжеле, или Наталье Паниной? — вставил Витька.
   — Один раз она обронила сумку. Была пьяна. Я обнаружила сумку не сразу. Она уронила ее около моего стола. Я отнесла сумку в квартиру. Так вот девушка даже не раскрыла ее и не посмотрела, все ли там на месте. Не пропало ли что? Ей было на это наплевать! Другие бы вывернули сумку при мне и десять раз перетрясли. У меня был здесь такой случай. — Маркелова замолчала. — Правда, я не имею права об этом говорить. Я обязана сохранять служебную тайну. Согласно нашему уставу.
   — Все, что вы скажете, будет использовано только в интересах следствия, — напомнил Губарев.
   — Одна девушка-содержанка, живущая здесь, тоже потеряла сумочку. На лестнице. Я отнесла ее ей. Так потом эта девица обвинила меня в пропаже двухсот долларов и помады. Потеряла где-то, а свалить решила на меня. — В голосе охранницы зазвучала обида. — Наглая особа. Думает, прописалась в этом доме навсегда. Видела я таких. Сегодня — тут, а завтра… Надолго она здесь не задержится. Извините, — поправилась охранница. Судя по всему, тот случай ее крепко задел, и, жалуясь на нахалку, она подспудно искала сочувствия.
   — Всякое бывает. — Губарев вдруг почувствовал, что от жары у него по спине стекают маленькие струйки пота. — Вы дежурили вчера?
   — Да.
   — Ваш график…
   — Сутки через трое. Вчера я заступила в двенадцать дня.
   — У вас есть система видеонаблюдения?
   — Нет.
   Губарев удивленно поднял брови.
   — Почему? Такой элитный дом…
   — Поэтому и не захотели ее вводить.
   — Кто не захотел?
   — Жильцы.
   — Не понял.
   — Здесь много квартир сдано в аренду. Богатые бизнесмены сняли квартиры для своих любовниц. Они хотят сохранить инкогнито. Чтобы никто не знал: к кому они ходят, во сколько, когда. У многих семьи.
   — Ясно. Четко продумано. Логично. — Губарев переглянулся с Витькой, а потом опять обратился к охраннице: — Когда вы видите незнакомого человека, то спрашиваете, к кому он идет.
   — Не всегда. Иногда такие люди проходят, язык не поворачивается у них что-то спрашивать. Вид слишком крутой.
   — А как посторонние проникают в дом? Я имею в виду тех, кто не живет здесь.
   — Только через домофон. Или через код.
   — Тогда получается, что Анжела знала того, кто к ней придет. Не могла не знать, раз открыла ему. Или дала код. Это существенно сужает поле действия.
   — А может, у нее была куча знакомых и друзей. И каждый мог прийти к ней в любое время. Молодая компанейская девчонка, — заметил напарник.
   — Могло быть и так, — согласился Губарев. — А кто к ней приходил? — обратился майор к Маркеловой. — Вы не обратили внимания?
   — Несколько раз Анжела проходила с молодым человеком. Кавказского типа.
   — В какое время?
   — В основном вечером. По-моему.
   — А больше Анжела ни с кем не приходила?
   — В мое дежурство нет. Но я могу и ошибаться. Да, еще… — Маркелова провела пальцем по раскрытому журналу, как будто бы протирала несуществующую пыль. — К Анжеле ходила еще одна девушка. Очень похожая на нее. Наверное, родственница.
   — Откуда вы решили, что она ходила к ней?
   — Однажды девушка пришла, а Наташи, то есть Анжелы, дома не было. Она тогда подошла ко мне и поинтересовалась, давно ли ушла Анжела.
   — Она так и спросила?
   — Нет. Она спросила: в какое время мимо меня проходила девушка среднего роста с темными волосами. А потом добавила: из квартиры девять. Я еще ответила, что поняла, о ком речь. О Наталье Паниной. Да, она ушла примерно три часа назад, ответила я. И никаких сообщений не оставляла. Иногда жильцы оставляют конверты с записками или устные сообщения для визитеров, — пояснила Маркелова.
   — А как отреагировала на ваши слова эта девушка?
   — Она удивленно посмотрела на меня, но ничего не сказала.
   Очевидно, она знала Анжелу под ее настоящим именем, поэтому и удивилась, подумал Губарев.
   — Вы не помните людей, которые проходили мимо вас вчера в интервале между семью и половиной одиннадцатого вечера? Хотя бы приблизительно.
   — Кажется, если я правильно запомнила, женщина с дочерью из квартиры номер шестнадцать на третьем этаже, англичанин из квартиры двадцать второй на четвертом… А больше никого не помню.
   — Вы куда-нибудь отходили?
   — Я не имею права покидать рабочее место. Я отхожу ненадолго. В туалет. И все.
   — Простите, но сколько это по времени?
   — Минут десять. Самое большое.
   — Надо опросить соседей, — повернулся Губарев к Витьке. — Может быть, они чего-нибудь видели или слышали. Дайте нам, пожалуйста, список соседей, — обратился он к Маркеловой. — Номера квартир и телефоны.
   Женщина вынула из ящика стола лист бумаги и, заглядывая в журнал, стала что-то писать на нем. Потом протянула лист майору.
   — Вот. Возьмите. Губарев прочитал вслух:
   — Сапрыкин Геннадий Николаевич… Квартира восемь. Кто такой? Чем занимается?
   — Не знаю. Одевается, как гангстер. Во все темное. Шляпа, темные очки.
   — Квартиру купил или снимает?
   — Снимает.
   — Давно?
   Маркелова посмотрела в журнал.
   — Четыре месяца.
   — Живет один?
   — Нет. В квартире проживает его любовница. Помните, я рассказывала вам о девушке, которая потеряла сумку. Я нашла ее и отнесла ей. А она обвинила меня в краже двухсот долларов и помады. Это она. Противная девица. Я думаю, она в курсе дел своего любовника. Может быть, вам стоит поговорить с ней?
   — Когда она бывает дома?
   Губареву показалось, что невозмутимая охранница сейчас фыркнет.
   — Да она практически из дома не выходит. Что она там делает целыми днями, ума не приложу. Извините, — тут же поправилась она.
   — Так… дальше… Квартира номер десять. Севастьянов Константин Кириллович.
   — Он преподаватель в каком-то вузе. Общительный мужчина. Приветливый, пройдет, всегда поздоровается.
   — Квартира номер одиннадцать. Короткова Арина Владимировна.
   — Телеведущая. Телепрограмма: «Экономика, народ и власть».
   — Это она вам сказала?
   — Нет. Я сама по телевизору видела.
   — Хорошо, — сказал Губарев, складывая лист бумаги вчетверо и убирая его во внутренний карман пиджака. — В ближайшее время мы с ними побеседуем. Спасибо за информацию. Если что вспомните, звоните. Возьмите визитку. Здесь мои координаты.
   Они снова поднялись в квартиру Анжелы. Губарев окинул взглядом комнату. Подошел к столу. Ноутбук.
   — Смотрите, она увлекалась компьютерными играми. — Витька кивнул на диски, лежавшие на столе.
   — А что еще делать? Работать она нигде не работала. Время как-то убить надо.
   Губарев включил компьютер.
   — Электронная почта. Хорошо бы войти в нее, вдруг там есть информация, интересующая нас. Кроме того, если порыскать по файлам, тоже можно наткнуться на что-нибудь полезное. Я заберу ноутбук и посижу с ним. А с электронной почтой попрошу разобраться специалистов. Нам надо выяснить все, что относится ко времени непосредственно перед убийством. С кем Анжела встречалась, куда ходила.
   — Здесь молодой человек фигурирует. Кавказец, — напомнил Губареву помощник.
   — Еще один канал информации, — оживился майор.
   — Я смотрю, у вас настроение поднялось. А то с утра на вас лица не было. Я хотел спросить, что случилось, но побоялся.
   — Правильно сделал. Когда на душе кошки скребут, лезть ко мне не надо.
   — Видите, какой я деликатный!
   Молодец! Прямо образец чуткости и воспитанности. — Но тут майор вспомнил причину, по которой он хмурился в начале дня, и на душе у него опять стало муторно. Наташка шляется черт знает где. Хахаля себе завела. А дочь бросила. — Зря ты мне про утро напомнил, — махнул рукой Губарев. — Лучше бы и не говорил про это. Опять депрессуха накатывает.
   — Извините.
   — Что толку в твоих извинениях, — буркнул майор. — Ладно, давай продолжать осмотр.
   Сумка Анжелы была на месте. В ней находился мобильник, кошелек с тремя тысячами рублей и разные дамские мелочи: тушь, пудра, гигиенические салфетки. А вот записной книжки не было. Потеряла? Украл убийца? Но больше всего майора насторожил один факт. Анжела была богатой девушкой. Но денег в квартире обнаружено не было. Убийство с целью ограбления? Очень может быть.
   — Грабил кто-то из ее бедных знакомых, которому позарез нужны были деньги, уверенно сказал Витька.
   Губарев мельком взглянул на него.
   — Не обязательно. Деньги могли взять для отвода глаз. Чтобы подумали так, как только что сказал ты.

Глава 8

   Дорога домой казалась мне бесконечной. Я ехала в метро, а про себя репетировала предстоящий разговор с Никой. Я совершенно не представляла, с чего я начну и как буду вести «допрос». В конце концов Ника может взорваться и послать меня ко всем чертям. И моя «шпионская» миссия будет с треском провалена. И тут в моей памяти всплыло воспоминание из далекого детства, как нам с Никой купили подарки на Новый год. Мне — плюшевого медвежонка, а ей куклу. Кукла была красивой, в нежно-голубом платье, но мы обе почему-то сразу влюбились в медвежонка. Плюшевого, с красным бантиком на шее. И с каким-то очаровательно-лукавым выражением на мордочке. Он сразу стал для нас живым и родным. Мы назвали его Бабулькой и дружно нянчились с ним. Кукла была позабыта, а Бабулька стал нашим любимцем. И надолго. Одно мороженое на двоих, одна игрушка… Ника, Ника! Куда же все это делось?
   Я открывала дверь ключом и молила, чтобы Ники еще не было дома. Я не могла встретиться с ней сейчас, сию минуту. После вчерашних событий я была разбита и подавлена. Мне нужно было время, чтобы восстановить свои силы. Но я понимала, что времени у меня как раз и не будет. Я должна действовать быстро и оперативно. Если хочу помочь Нике.
   В доме никого не было. Мать на работе. А отец, наверное, бегал по офисам, предлагая свои «гениальные» идеи. Тишина в квартире была такой, что я отчетливо слышала тиканье будильника, как будто это была бомба с часовым механизмом. И тут я вспомнила о работе. О которой начисто позабыла. Мне ведь надо ехать в офис! Но я не могла выйти из дома, не переговорив с Никой. Я позвонила в отдел кадров и сказала, что мне плохо и я не могу сегодня исполнять свои служебные обязанности. Сухим тоном кадровичка сообщила мне, что это исключается. Подменить меня некому. Если мне уж так плохо, то я могу побыть дома до обеда. А после явиться на службу. Безотлагательно.
   — Хорошо, я приеду, — упавшим голосом сказала я.
   На том конце повесили трубку. Я убрала Никину сумку в пакет и спрятала за стол. Затем без сил опустилась на диван. Закрыла глаза и впала в полудремотное состояние. Наконец я услышала, как открывают дверь. Только бы не Ника, молила я. Пусть она придет чуть попозже. Я не готова к разговору с ней. Но это была Ника. Когда она возникла в дверях, у меня кольнуло в сердце. Она была вся какая-то жалкая, растерянная. Спутанные волосы, под глазами — темные круги. Моя Ника! Она обвела комнату невидящими глазами, а потом сфокусировала свой взгляд на мне:
   — Аврора! — пролепетала она.
   — Что случилось? — строго спрашиваю я.
   — Ничего, — огрызается она. Но тут же вскидывает на меня свои глаза и умоляюще смотрит. — Не спрашивай меня ни о чем, ладно?
   — Пожалуйста, — говорю я с видом оскорбленной добродетели. — Як тебе приставать не собираюсь.
   — Не надо, — скулит она, как маленький щенок. — Не надо меня ни о чем спрашивать. Я сама ничего не знаю.
   — О чем это ты?
   — Ни о чем. Просто так. Ты не обращай на меня внимания, ладно? Я сегодня немного не в себе.
   — Ника. — Я встала с дивана и подошла к ней. А потом крепко обняла ее за плечи. — Сядь и отдохни. Приди в себя. Может быть, тебе кофе сварить?
   — Нет. Чаю. И покрепче.
   — Хорошо.
   Я чуть ли не силком усадила ее на диван и пошла на кухню, а когда вернулась, то увидела, что Ника спит. В одежде. На диване. Чуть полуоткрыв рот, как в детские годы, когда мать шутила, что к ней во сне может залететь ворона. Или бабочка, говорила я. Мне казалось, что это красивее — когда в рот залетает яркая переливающаяся бабочка. А не черная каркающая ворона.
   Я села рядом и погладила сестру по голове. Ника слабо шевельнулась во сне и что-то пробормотала…
   Проснулась она через два часа. Я была на кухне, когда услышала ее голос.
   — Аврора!
   — Я тут, — откликнулась я. — Сейчас подойду. Только помешаю картошку. — Я жарила картошку-фри.
   Ника уже пришла в себя. Она сидела на диване и изо всех сил старалась казаться веселой и беспечной.
   — Привет!
   — Привет!
   — Как дела? Я чуть не расхохоталась. Произошло убийство, а она мне: «Как дела?» Дурочку, что ли, передо мной разыгрывает?
   — Отлично, — с иронией ответила я. — А твои?
   — Мои… тоже нормально.
   — В самом деле? — Я подняла вверх брови и села на Никину кровать.
   Что-то в моем тоне насторожило Нику.
   — А что? — сказала она с едва уловимым вызовом.
   — Ничего. Наступило молчание.
   — Ты уверена, что у тебя все в порядке? Она закусила губу.
   — Уверена. — И тут же добавила: — Постой, постой. Ты что-то знаешь?
   — Что?
   — Вот я тебя о том и спрашиваю.
   — Был такой фильм. По-моему, итальянский. «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Или наоборот. «Ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь». Но суть не в этом. Кажется, у нас сейчас именно такая ситуация. Сплошные загадки и намеки.
   Ника смотрела на меня. Во все глаза. А я на нее. Я первая нарушила молчание.
   — Ты ничего не хочешь мне сказать?
   — А что я должна говорить?
   — Ника, мы взрослые люди. Надеюсь, — поправилась я. — Зачем нам играть друг с другом в прятки?
   Ника вздохнула.
   — Я запуталась. Если бы ты только знала, сколько я наломала дров!
   — Поделись, и я помогу тебе. Сделаю все, что в моих силах.
   Нет, — решительно сказала Ника. — Мне уже никто ни в чем не поможет. Я сама вляпалась, сама и буду отвечать. Другого выхода у меня нет.
   — Выход всегда есть, — возразила я. Но Ника упрямо молчала. Я-то знала, какой она могла быть упрямой и непреклонной. Но мне надо было спасти ее, не дать запутаться еще больше в той паутине, в какую она попала по собственной глупости или случайности. — Ника! — проникновенно говорю я. — Ты же моя сестра. И всегда можешь рассчитывать на меня. В любой ситуации. Что бы ты ни натворила, я всегда буду на твоей стороне. Всегда и во всем. Помнишь, как в детстве ты разбила хрустальную вазу, а я выручила тебя, сказав родителям, что это — кошка. Помнишь? Мать смотрела на нас, гадая: врем мы или говорим правду. Нам очень хотелось смеяться, а мы стояли с серьезным видом. Помнишь?
   Слабое подобие улыбки трогает Никины губы.
   — Помню.
   — А что изменилось с тех пор? — спрашиваю я. И сама же отвечаю на вопрос: — Ничего. Мы просто выросли. Но сестрами же остались!
   Ника вскинула на меня глаза. В них мелькает какое-то странное выражение. Мольба о помощи? Раскаяние?
   — Аврора! — шепчет она. — Я пропала.
   — Нет, Ника, я помогу тебе. Не бойся. Ничего не бойся. — Я подхожу к ней и сажусь рядом. Я прижимаю к себе Нику и слышу, как отчаянно бьется ее сердце. — Рассказывай, что случилось.
   И тут Ника разрыдалась.
   — Я такая дурочка! Ты даже не представляешь. Помнишь журнал, который мы смотрели как-то вечером? Примерно месяц назад. Или больше.
   — Какой журнал? — для порядка спрашиваю я, отлично понимая, о чем идет речь.
   «Ритмы жизни». — Ника подходит к письменному столу, начинает попеременно открывать ящики и рыться в них. — Куда же он делся?
   — Я хотела его найти и не смогла.
   — Вот он! — Ника вытаскивает журнал из «общего» ящика. Странно, я смотрела в нем, но журнала там не было. Или я плохо смотрела?
   — Ты брала его?
   — Да. Нет, не помню… — бросает Ника. Она раскрывает журнал. — Ты еще тогда сказала, что я очень похожа на дочку Викентьева. Смотри, вот та самая фотография. Будь она проклята! Эта мысль засела в моей голове. Я никак не могла ее выкинуть. Что бы я ни делала, постоянно думала об этом. А когда ты пошла работать секретарем к Викентьеву, я поняла, что это — знак судьбы. И я должна что-то сделать. Я написала ей по электронной почте и сказала, что очень похожа на нее. Могу работать двойником. Если ей надо. Она уцепилась за эту идею. Ответила. Назначила встречу. Я даже сама не ожидала, что все так быстро завертится. Ей нужно было вести двойную жизнь, и я подвернулась очень кстати. В свои дела она меня не посвящала, сказала только, что будет вызывать меня по мере надобности. И дала свой адрес. Я приезжала к ней на квартиру в Большой Харитоньевский переулок, она одевала меня в свою одежду и говорила, где я должна была быть. И в какое время. Потом я опять приезжала к ней, переодевалась и ехала домой. Но со временем Анжела сказала, что какие-то наряды я могу пока оставить себе. Поэтому я уже не возвращалась после задания к ней, а приезжала сюда, домой, или ехала к друзьям.
   Я многое начинаю понимать. И затаив дыхание, слушаю дальше. Что же произошло в тот день, когда была убита Анжела. В тот день и накануне вечером.
   — Я… работала на Анжелу, но однажды мне показалось, что мне слишком мало платят. Мне захотелось иметь больше денег. Тем более что они у нее были. Я сказала об этом Анжеле, а она только расхохоталась и добавила, что ни копейки мне не прибавит. Она сказала, чтобы я радовалась тому, что имею. Я… разозлилась. Готова была ее разорвать. Мне захотелось ее ударить, но я сдержалась. Я говорила что-то резкое, грубое. Выскочила из квартиры. На другой день приехала, чтобы помириться. Сказать, что я согласна работать за прежние деньги, но… она была мертва… Я открыла дверь…
   — Ключом? У тебя был ключ от ее квартиры? — перебила я ее.
   — Нет. Ключа у меня не было. Дверь была уже открыта. Я вошла в квартиру и увидела там труп. Аврора! Это было так страшно! Кровь, на лице алые полосы. Лицо и две алые полосы. Кто-то изуродовал ее. — Я прекрасно понимала Нику. Это «было действительно страшно. — Я… не помнила себя. Рванула к Никите. — Это был один из Никиных ухажеров. — Провела время у него, потом мы поехали в бар, и я там напилась. Мне так было плохо. А теперь меня обвинят в убийстве.
   — Почему?
   — Потому что… я оставила сумку в доме у Анжелы. По этой сумке меня и найдут. Арестуют. Как я оправдаюсь? Никак. На меня повесят это убийство, чтобы не копаться в нем. Я — конченый человек, Аврора. Надо же, так по-глупому вляпаться! Зачем я только пошла работать к Анжеле? Будь все проклято! — И Ника утыкается лицом в колени. Она уже не плачет, а только глухо стонет.
   — Когда ты оставила сумку?
   — Вчера. Я не помню, как она выпала у меня из рук. Я ничего не помню!
   — Когда ты была у Анжелы?
   — Не помню. Наверное, в десять. Или в начале одиннадцатого.
   — Успокойся, Ника, твоя сумка у меня, — говорю я. — Никто тебя ни в чем не обвинит.
   Ника поднимает голову, мои слова производят на нее эффект разорвавшейся бомбы.
   — К-как? — заикаясь, спрашивает она. — Как она попала к тебе?
   — Это — долгая история. Наталья Родионовна попросила меня поехать к Анжеле и поговорить с ней. — Ложь, которая была забракована Русланом, благополучно скармливается Нике. Сестра ее не перепроверит и не докопается до истины. — Я приехала на квартиру и увидела то же, что и ты. Труп Анжелы. И твою сумку.
   О Руслане я решила пока ничего не говорить. Я вспоминаю о нем, и мне становится не по себе. Захочет ли он поверить Никиному объяснению? Может быть, он только прикидывается добрым самаритянином? А сам только и думает, как усадить Нику за решетку. Вдруг это он убил Анжелу и теперь ищет, на кого можно повесить преступление? Мало ли что там произошло между ними. Он был бой-френдом Анжелы, они могли поссориться. Та что-нибудь ляпнула, не подумав. Избалованная дочка богатого папеньки. Привыкла вести себя так, как ей вздумается. Руслан не выдержал: взыграла горячая южная кровь. Схватился за пистолет. А почему за пистолет? Я же не знаю, как она была убита. Может, ножом? Я видела только труп… Поэтому Руслан и дал мне задание: разговорить Нику. Он хочет найти уязвимые места в ее рассказе и обыграть их себе на пользу. А Нику окончательно утопить. Тем более что он слышал, как она угрожала Анжеле.
   — Ника, а ты угрожала Анжеле? Говорила, что выведешь ее на чистую воду? Расскажешь обо всем отцу?
   Ника хватает меня за руку. Причем именно за то место, за которое недавно меня схватил Руслан. Я невольно охаю. И смотрю на руку. Так и есть — синяк!
   — А ты откуда это знаешь? — почти истерично кричит Ника. — Ты что-то от меня скрываешь!
   Я решаюсь: была не была.
   — Мне сказал об этом один человек. Он был в курсе твоих махинаций с Анжелой.