Ифигиния с Маркусом отыскали Зою на балу у Крэндалов. Они с лордом Отисом как раз выходили из бальной залы, запыхавшиеся и раскрасневшиеся после быстрого вальса.
   — Добрый вечер, Мастерс, Ифигиния. — Отис удивленно приподнял кустистые брови. — Вот уж не думал повстречать вас в этой давке.
   Ифигиния взглянула на Зою:
   — Мы должны немедленно поговорить с тобой.
   Улыбка сбежала с лица леди Гатри, теперь оно выражало крайнюю тревогу.
   — Почему? Что случилось?
   — Кажется, убийца миссис Вичерлей отыскал какие-то сведения о ее жертвах и решил позабавиться, предав огласке их тайны.
   — О Боже! — Зоя в ужасе схватилась рукой за горло.
   — Успокойся, моя дорогая! — поспешил к ней на помощь Отис. — Мы все уладим.
   Маркус счел нужным вмешаться в разговор:
   — Нам лучше спуститься в сад и обсудить все без свидетелей. Насколько я понимаю, существует только один выход из создавшегося положения.
   — Мы должны открыть Марианне правду. — Бакенбарды Отиса дрогнули. — Я сколько раз призывал к этому Зою, с самого начала всей этой истории. Цыплята всегда возвращаются на свой насест, не уставал повторять я!
   — Но наша драгоценная Марианна! — прошептала Зоя, явно потрясенная. — Что она скажет? И что скажут Шеффилды? Что будет со свадьбой?
   — Мы что-нибудь сообразим, дорогая, — шепнул Отис, увлекая ее к двери. — С самого начала мы знали, что наступит день — и нам придется ей все рассказать.
 
   Через полтора часа, около половины третьего утра, Маркус прошелся по своей лаборатории, плеснул в бокал бренди и уселся в кресло перед рабочим столом. Оглядел комнату, освещенную единственной зажженной лампой. Ему необходимо было основательно подумать — а лучше всего думалось именно здесь.
   Он забросил ноги на стол, откинулся на спинку кресла и отхлебнул глоток бренди. У него давно уже вошло в привычку позволять мыслям бесцельно блуждать в течение нескольких минут, прежде чем сосредоточиться. Эта хитрость безотказно помогала сконцентрироваться на главном.
   Вспомнился разговор, состоявшийся час назад у Крэндалов. Маркус знал, как тревожится Ифигиния по поводу тетиной тайны, но вот лорд Отис, казалось, был полностью удовлетворен столь неожиданным поворотом событий. И Маркус мог понять его. Восемнадцать лет заставлять себя притворяться добрым другом — и вот теперь наконец-то открыто признать собственную дочь!
   К концу разговора Зоя, похоже, тоже смирилась с неизбежным и, по-видимому, даже испытывала облегчение оттого, что в скором времени освободится от бремени своей тайны.
   Оставалось лишь выяснить, как Марианна воспримет известие о том, что Отис ее отец. Ее надежда на брак подвергается большой опасности, но кто знает, как все повернется. Юный Шеффилд весьма независим в суждениях, у него есть воля. Если он действительно любит Марианну, то его не испугают сплетни.
   Если он действительно любит Марианну!..
   Ад и все дьяволы! Маркус с отвращением скривил губы. Кажется, он уже начинает поддаваться влиянию этих идиотов — так называемых поэтов-романтиков! Очевидно, ему вредно проводить так много времени в обществе Ифигинии и собственного братца. Их искаженные, нарочито возвышенные взгляды на отношения между мужчиной и женщиной оказывают на него пагубное влияние. Нужно постараться оградить себя от этой заразы! Он ученый, а не поэт!
   Слишком дорого заплатил он за свои уроки, составив правила, защищающие и от наивности, и от склонности к излишней романтике.
   Стук в дверь лаборатории заставил Маркуса вздрогнуть и прервать размышления.
   — Войдите!
   — Маркус? — В комнату вошел Беннет.
   — Что тебе угодно?
   — Да так, ничего. — Беннет замялся. — Ловелас сказал, что ты здесь. Я как раз собирался подняться в спальню. Решил заглянуть, пожелать тебе спокойной ночи.
   — Я пришел сюда, чтобы все тщательно обдумать. — Маркус посмотрел на бокал в своей руке. — Выпьешь со мной?
   — Спасибо! — с облегчением согласился Беннет. Он прошел к столику, налил себе бренди.
   Маркус ждал. Беннет взял бокал, задумчиво посмотрел на него.
   — Час назад я видел тебя в обществе миссис Брайт.
   — У Крэндалов?
   — Да.
   — Я не заметил тебя.
   — Там была жуткая давка, — пояснил брат. — В бальной зале не повернуться!
   — Да, действительно.
   Беннет откашлялся:
   — Ты уже начал готовиться к свадьбе?
   — Миссис Брайт все еще не дала мне своего согласия.
   Беннет быстро вскинул голову, на его лице читалось выражение крайнего изумления.
   — Что ты сказал?
   — Она не готова рискнуть стать моей женой, — уныло ответил старший брат. — Говорит, что хотя и очень… ну, в общем, хотя я ей очень нравлюсь, но все же она не в восторге от мысли выйти за меня замуж.
   Беннет поперхнулся бренди.
   — Она, должно быть, сошла с ума! — Несмотря на собственное мнение по этому вопросу, он вдруг почувствовал себя смертельно оскорбленным.
   — Принимаю это за комплимент, — хмыкнул Маркус. — На самом деле она слишком далека от безумия. Она энергичная, гордая, независимая… в общем, очень необычная женщина — но уж никак не сумасшедшая.
   — Но почему она отказывается выйти за тебя?! Ты же граф, черт возьми! И к тому же богат! Да любая на ее месте расшиблась бы в лепешку, чтобы удержать тебя.
   — Миссис Брайт сама достаточно состоятельна благодаря своим мудрым инвестициям в некоторые предприятия. Непохоже, чтобы ее слишком интересовал мой титул, — кисло улыбнулся Маркус. — У нее на редкость демократичный взгляд на то, что делает из мужчины джентльмена. По-видимому, она много читала Локка, Руссо и, разумеется, Джефферсона.
   Беннет рассердился всерьез:
   — Не сомневается ли она в твоем праве на титул?
   — Нет.
   — Надеюсь, что нет, — нахмурился Беннет. — И ты продолжаешь утверждать, что она отказывает тебе?
   — Потребуются колоссальные усилия, чтобы получить ее согласие.
   — Проклятие! — выдохнул Беннет. — Просто поразительно! Даже не знаю, радоваться мне или сходить с ума от злости.
   Маркус привычно повертел бокал, посмотрел на отблески света в тяжелых гранях.
   — Это миссис Брайт убедила меня не противиться твоему браку с Юлианой Дорчестер.
   Беннет бросил на него сердитый взгляд:
   — Я не верю! С какой стати она стала бы вмешиваться в мои проблемы! Какое ей дело до того, на ком я женюсь?!
   — Ее заботят очень многие странные вещи. И многие люди…
   — Маркус, не переменил же ты мнение о моей женитьбе, прислушавшись к словам миссис Брайт! Я никогда в это не поверю.
   Маркус снова печально улыбнулся:
   — Ты удивлен?
   — Не то слово!
   — Возможно, не ты один. Я сам был захвачен врасплох.
   — Разве можно представить себе, что ты позволил кому-то… тем более своей любовнице… — Беннет вдруг осекся, заметив, как старший брат угрожающе сузил глаза. — То есть… своей подруге оказать на тебя влияние! Да я не припомню случая, когда ты изменял свое мнение по любому, пусть самому ничтожному вопросу!
   — Это не совсем так. Я способен изменить решение, когда появляются новые факты.
   — Да, но ничего подобного никогда не происходило, поскольку ты никогда не принимал решения, не исследовав самым тщательным образом всех нюансов дела.
   — Повторю: миссис Брайт действительно удалось убедить меня изменить свое первоначальное мнение и дать согласие на твой брак. — Маркус отпил бренди.
   — Черт возьми!
   — Теперь ты убедился в ее влиянии на меня?
   — Да! — Беннет сердито поджал губы. — Да, вполне, хотя в данном случае я выиграл от ее вмешательства. Это так не похоже на тебя, Маркус!
   — Да, не похоже. — Он снова посмотрел на механического дворецкого, замершего в углу. — Я всегда старался подчинить свою жизнь ясным и строгим принципам.
   — Ты делал это уже тогда, когда я был еще ребенком, — подтвердил Беннет.
   — Миссис Брайт заставила меня изменить, а в некоторых случаях просто нарушить целый ряд правил. Если предположить, что я не безумен, то любопытно услышать твое мнение на сей счет.
   — Не обижайся, брат, но меня поражает, как ты позволил страсти управлять своим рассудком!
   — Однажды я упрекал тебя в том же самом.
   — Верно, — нахмурился Беннет. — Ты всерьез намерен жениться на ней?
   — Да.
   — Постарайся объяснить мне, почему ты решил жениться именно на этой женщине, — вздохнул Беннет.
   Маркус задумчиво взглянул на механического дворецкого:
   — Рядом с ней я не чувствую себя машиной из пружин и шестеренок.
 
   Беркли внимательно просмотрел последние пометки в своем блокноте. Крепче посадил на носу очки и пристально взглянул на Маркуса:
   — Что именно вы надеетесь обнаружить, сэр?
   — Я ищу связь между музеем Хардстаффа и человеком, воздвигшим памятник на Ридингском кладбище.
   — Не понимаю. Какая может быть здесь связь?
   Маркус еле заметно улыбнулся:
   — Я плачу вам только за то, чтобы вы ее обнаружили, Беркли.
   — Да, милорд. — Поверенный, тяжело вздохнув, поднялся с кресла. — Я немедленно приступлю к расследованию.

Глава 19

   — Мы рассказали Марианне сразу же после завтрака. Очень долго она молчала. — Зоя поднесла к глазам платочек. — Я была в ужасе, думала, что теперь она навсегда возненавидит нас… Она заплакала…
   Ифигиния, сидевшая за своим столом, обменялась многозначительным взглядом с Амелией. Та подняла брови, но промолчала. Никто не прерывал повествования Зои.
   — А потом, — Отис высморкался в свой большой платок, — потом она посмотрела на меня и сказала: «Отец!» После стольких лет она наконец-то сказала мне «отец»!.. И бросилась в мои объятия.
   — Клянусь, это была самая счастливая минута в моей жизни! — Слезы радости полились из глаз Зои.
   — И в моей, любимая! — Отис подошел к ней, крепко обнял. — Ты не представляешь себе, что значит для меня возможность наконец-то открыто назвать Марианну дочерью!
   — Нам следовало рассказать ей все еще в прошлом году, сразу после смерти Гатри, — обратилась Зоя к Ифигинии. — Скольких неприятностей можно было бы избежать!
   Ифигиния сцепила лежащие на столе руки и, нахмурившись, спросила:
   — Но что будет с ее замужеством?
   — Марианна настаивает на том, чтобы рассказать всю правду жениху, — с нескрываемой гордостью поделился Отис. — Наверное, так будет лучше, вымогатель рано или поздно все равно осуществит свою угрозу.
   — Думаю, Шеффилд откажется, — вздохнула Зоя. — Ну да ничего не поделаешь. Графы Шеффилды всегда отличались непомерным высокомерием… Жаль, конечно. Это была бы превосходная партия. Но Марианна столь мила, что я просто убеждена — мы легко подыщем ей другого достойного жениха!
   — Я предам самой широкой огласке, что собираюсь сделать ее своей наследницей, — решительно объявил Отис. — Естественно, я и так собирался это сделать, но втайне… Хорошее приданое поможет в выборе достойной партии для моей дочери.
   — Совершенно верно. — Ифигиния задумчиво повертела в пальцах перо. — Знаете, мне только что пришло в голову, что есть гораздо более простой выход из создавшегося положения.
   — Какой же? — полюбопытствовала Зоя.
   — Вам с Отисом нужно пожениться. Тогда Марианна по закону станет его приемной дочерью.
   — Пожениться?! — изумленно вытаращилась на племянницу Зоя. — Нам пожениться? Но мы и сейчас очень счастливы. Правда, Отис?
   — Ты всегда была и будешь счастьем моей жизни, любимая, — галантно ответил Отис. — И сама прекрасно знаешь об этом. Ты будешь занимать самое главное место в моем сердце независимо от того, поженимся мы или нет.
   Зоя нежно улыбнулась ему:
   — Я тоже буду до конца дней своих любить тебя, Отис.
   — Но дело в другом, — живо вмешалась Ифигиния, — если вы поженитесь, само собой снимется необходимость заявлять отцовство Отиса.
   — Верно, — кивнула Амелия.
   — Не понимаю… — Зоя нахмурилась.
   Брови Отиса трагически сошлись на переносице.
   — Думаю, очень разумная мысль, дорогая.
   Ифигиния вдруг увидела, что глаза его зажглись каким-то новым, совершенно особенным светом. Она улыбнулась.
   — Если вы с Отисом поженитесь, он станет приемным отцом Марианны. Она сможет назвать его отцом, и никому это не покажется странным. Он сможет открыто относиться к ней как к дочери, и люди едва ли заподозрят, что это нежность настоящего отца.
   — В чем, кстати, тоже нет ничего странного, — заметила Амелия. — Более того, узаконив ваши отношения, вы сразу уладите дела, связанные и с деньгами Гатри, и с наследством Отиса.
   — Точно, — кивнула Ифигиния. — Марианна станет богатой наследницей.
   — И никому уже не придет в голову сомневаться, — пробормотал Отис. — Совершенно естественно, что я захочу сделать наследницей приемную дочь!
   — Господи! — Зоя быстро оценила открывающиеся возможности. — Да она тогда сама сможет выбирать себе мужа!
   Отис взял ее руку, поднес к губам:
   — А я получу величайшее счастье не только без скандала называть дочерью собственную дочь, но и назвать тебя, любовь моя, своей женой.
   — Ах, Отис! — подняла на него глаза леди Гатри. — Ты всегда был так добр ко мне. Только твое присутствие помогало мне терпеть жизнь с Гатри.
   — Ты подарила мне наивысшее счастье, — ответил тот. — И если захочешь оставить неизменными наши отношения, я сочту это за великую честь. Но знай, ничто на свете не сравнится для меня с правом назвать тебя своей женой.
   Глаза Зои засверкали.
   — Как могу я отказать тебе? Я думала, что никогда больше не выйду замуж после того, как освободилась от Гатри. Но ведь ты единственный мужчина, которого я любила в своей жизни. Ты отец моей дочери. Мой лучший, самый преданный друг.
   — Я сегодня же выхлопочу специальное разрешение на брак! — ликующе воскликнул Отис. — Уже вечером мы сможем обвенчаться!
   — Я почему-то уверена, что Марианна будет счастлива, — заметила Амелия.
   Ифигиния ткнула ручкой в листок бумаги:
   — А вымогатель лишится еще одного лакомого кусочка. Я начинаю убеждаться, что Мастерс и здесь оказался прав. Он всегда говорил, лучший выход — перехитрить злоумышленника, раскрыв свои секреты.
   — И он был абсолютно прав, — подтвердила кузина.
   — Но он злоупотребляет своей вечной правотой, — буркнула Ифигиния. — И хуже всего то, что Маркус прекрасно это знает и не стесняется заявлять во всеуслышание. Клянусь, порой я просто бешусь.
   — Не потому ли, что ты привыкла сама быть во всем правой? — ехидно заметила Амелия.
   Ифигиния хмуро вспомнила свой план разоблачения вымогателя путем поиска владельца печати с фениксом и черного воска.
   — Никогда еще не встречала мужчину, который оказывался бы прав чаще, чем я. Это ужасно действует на нервы.
   …Но еще больше действовала на нервы мысль, что она влюбилась в мужчину, знающего все на свете, кроме одного — как снова полюбить.
 
   — У Мастерса есть новая версия, Ифигиния? Кто же, по его мнению, намерен выдать на суд света чужие тайны? — спросила Амелия, когда они поднимались по лестнице в контору Адама.
   — Он пока не знает, кто этот негодяй. Но самое любопытное его предположение, что миссис Вичерлей не была вымогательницей.
   Амелия изумленно посмотрела на кузину:
   — Правда? Но если не она, то кто?
   — Я же сказала, Маркус пока не нашел нового подозреваемого, просто у него появились сомнения относительно миссис Вичерлей. — Поднявшись на площадку, Ифигиния двинулась по коридору к двери Адама.
   — Ну, а ты-то сама как считаешь?
   — Ума не приложу, что и Думать о последних событиях. Я до сих пор верю в черный воск и печать с фениксом, как и в то, что пославший письмо тете знал о планах Мастерса провести месяц за городом.
   — Я представляю, как тяжело тебе отказаться от своей гипотезы. Но Мастерс скоро решит и эту проблему.
   Ифигиния недовольно сморщила носик:
   — Боже ты мой, скажите, какая вера в его талант и мощный интеллект! А ведь ты совсем недавно прилагала столько сил, стараясь оградить меня от него.
   — Я до сих пор боюсь, что он разобьет твое сердце, но тем не менее именно он может найти разгадку.
   — Ты всегда была невероятно практичной, Амелия. Это одно из самых ценных твоих качеств.
   Они остановились перед узкой дверью. Ифигиния подняла было руку, чтобы постучать, но вдруг заметила, что дверь приоткрыта и через щель доносится срывающийся от ярости хриплый мужской голос:
   — Я требую встречи с руководством фонда, слышишь, Мэнваринг?
   Ифигиния тихонько отворила дверь. Здоровенный коренастый мужчина с перекошенным от гнева лицом угрожающе навис над столом Адама. Сам Адам сидел спокойно, с выражением холодной брезгливости на лице. Мужчины не заметили замерших в дверях кузин.
   — Я уже говорил вам, что это невозможно, — отвечал Адам.
   — А я настаиваю! — заорал незнакомец и с такой силой грохнул толстым кулаком по столу, что затряслись стоящие на нем коробочка с воском и перья в стаканчике. — Я требую, чтобы мне позволили лично переговорить с хозяевами! Меня не устраивает их ответ.
   Ифигиния услышала, как Амелия тихо испуганно вскрикнула.
   — Амелия? — дотронулась она до рукава кузины. — С тобой все в порядке?
   Амелия не отвечала. Она стояла неподвижно, не сводя глаз с мужчины, стучащего кулаком по столу Адама.
   — А я уже говорил вам, что хозяева фонда не заинтересованы в вашем участии, Додгсон. — Мэнваринг поднялся, челюсти его были стиснуты, как у бульдога. — И я также объяснил вам почему.
   — Ложь! Все это ложь, придуманная какой-нибудь дрянью гувернанткой! — взвыл Додгсон. — Ни на секунду не поверю, что солидные люди могли всерьез отнестись к выдумкам подобной особы!
   Амелия шагнула вперед. Плечики ее были гордо расправлены.
   — Нет, не выдумки. Вы грязный, порочный человек, Додгсон. И мы с вами оба знаем это.
   Мужчина стремительно обернулся:
   — Кто вы, черт возьми, такая?!
   — Не узнаете? Я Амелия Фарлей. Когда-то я работала гувернанткой, но теперь у меня совершенно иное положение.
   Додгсон ошеломленно выпучил глаза — он узнал Амелию. Разинув рот, он уставился на нее:
   — Ты… Так это ты донесла хозяевам на меня?! И кто мог поверить тебе?
   — Мисс Фарлей — одна из хозяек фонда, — с мрачным удовольствием пояснил Адам.
   — Не понимаю… — Додгсон ошарашенно поворачивал лицо с тяжелой бульдожьей челюстью от Адама к Амелии и обратно. — Но это невозможно…
   — Нет, Додгсон, — ровно ответил Адам. — Это более чем возможно. И вы никогда не станете нашим вкладчиком.
   — Из-за какой-то клеветы… смазливенькой шлюшки? — взвизгнул Додгсон. — Вы не можете говорить всерьез!
   Адам рванулся через стол, размахнулся и со всей силы ударил кулаком прямо по безмятежной физиономии Додгсона. Тот взвыл от боли, изумления и ярости. Шатаясь, припал к стене, прижимая руки к разбитому носу. Адам, все еще сжимая кулаки, подошел к нему:
   — Я не позволю неуважительно отзываться о даме в моем кабинете.
   — Будьте вы прокляты! — Додгсон с ужасом смотрел на свои перепачканные кровью ладони. — Будьте вы все прокляты… Это просто кошмар… Я разорен по прихоти девчонки-гувернантки, которая должна быть только счастлива, что благородный мужчина одарил ее своим вниманием!
   — У меня для вас еще одна новость, Додгсон, — спокойно заявил Адам. — Вам грозит не только финансовый крах. Завтра на рассвете вы встретитесь со мной в парке. Назовите своих секундантов.
   Амелия задохнулась. Костяшки ее пальцев, судорожно вцепившихся в ручку зонтика, мертвенно побелели. Ифигиния подошла ближе к кузине.
   — Секундантов? — непонимающе переспросил Додгсон. — Вы намерены стреляться из-за этой вздорной девчонки?! Это немыслимо.
   — Я буду ждать вас на рассвете, — повторил Адам. — В противном случае весь Лондон узнает, что вы трус.
   — Если вы еще не выбрали своих секундантов, Мэнваринг, — спокойно прозвучал от дверей голос Маркуса, — то почту за честь стать одним из них.
   — Маркус! — быстро обернулась Ифигиния. Небывалое облегчение охватило ее при виде графа. Огромная фигура Маркуса загромоздила весь дверной проем. Его широкие плечи почти упирались в косяки. Он был так высок, что даже снял свою серую, с загнутыми полями шляпу.
   Взгляд Маркуса был полон привычного бесстрашия, лишь зловещие огоньки вспыхивали в его прищуренных янтарных глазах.
   Адам решительно поклонился:
   — Благодарю вас, милорд. Принимаю ваше предложение.
   — Мастерс? — Додгсон посмотрел сначала на графа, потом снова на Адама. — Вы что, оба сошли с ума?
   — Нет, — просто ответил Маркус. — Но боюсь, мы скоро устанем от вашего присутствия. Вам лучше удалиться.
   — Отличная мысль, — обронила Амелия. — Мы с нашими друзьями должны кое-что обсудить.
   Додгсон обернулся к ней, лицо его исказила гримаса отчаяния.
   — Амелия, ради всего святого, ты не можешь так поступить со мной! Слишком многое поставлено на карту! Пожалуйста, умоляю, моя дорогая, забудем о прошлом!
   — Убирайтесь вон! — приказал Адам. Амелия взглянула на Додгсона:
   — Вы слышали, что сказал мистер Мэнваринг? Немедленно убирайтесь вон. Мне дурно при одном взгляде на вас.
   — Амелия! — Он подскочил к ней, схватил за руки. — Я не могу поверить в то, что ты так жестока! Ведь когда-то ты была такой милой, очаровательной, доверчивой девочкой!
   — Не прикасайтесь ко мне! — в ужасе отшатнулась Амелия. — Не смейте прикасаться ко мне, Додгсон!
   — Вы слышали, что сказала мисс Фарлей? — Адам остановился за спиной Додгсона, сгреб его за воротник и потащил к двери.
   Маркус вежливо посторонился.
   Адам вышвырнул гостя в коридор и захлопнул за ним дверь. Потом повернулся и посмотрел на Амелию:
   — Я очень сожалею, что вам пришлось столкнуться с этим подонком, мисс Фарлей. Клянусь, это было в первый и последний раз.
   Амелия не сводила глаз с его лица.
   — Мистер Мэнваринг, вы не должны встречаться с ним завтра. Я не позволю вам.
   Адам криво усмехнулся:
   — Не беспокойтесь ни о чем. Кстати, я очень неплохо стреляю. Мое хобби, знаете…
   — А если вас ранят… Убьют! Додгсон лжец и шулер. Кто знает, что он может выкинуть во время дуэли. Ему нельзя доверять.
   — Не беспокойтесь, мисс Фарлей, — вмешался Маркус, — как секундант мистера Мэнваринга, я не спущу глаз с его противника. Он никого не обманет.
   — Нет! — вскричала Амелия. — Вы не сделаете этого, мистер Мэнваринг! — Выронив зонтик, она подбежала к Адаму. — Вы не должны рисковать своей жизнью.
   И бросилась в его объятия.
   — Все образуется, любовь моя. — Адам крепче прижал ее к себе. — Я обо всем позабочусь.
   — Мисс Фарлей, — снова вступил Маркус, — возможно, вас несколько успокоит то обстоятельство, что, по моему мнению, Додгсон скорее всего не явится на утреннее свидание. Уверен, в это время он будет уже на полпути к Шотландии.
   Амелия с надеждой подняла голову с плеча Адама:
   — Вы серьезно?
   — Да, — улыбнулся Маркус, — серьезно.
   — Меня бы гораздо больше устроило, если бы он все-таки явился, — заявил Адам. — Руки чешутся всадить в него пулю!
   — Вы так благородны, сэр. — Амелия смахнула слезы с ресниц. — Но боюсь, я не переживу, если с вами что-то случится, Адам.
   — Правда? — прошептал он.
   — Да, — робко улыбнулась ему Амелия.
   Взгляды их встретились. Забыв об Ифигинии и Маркусе, они смотрели друг на друга, не в силах отвести глаз.
   Ифигиния улыбнулась Маркусу.
   «Я же говорила вам, — сказал ее взгляд. — Они просто созданы друг для друга».
   Маркус понимающе приподнял бровь. И вдруг Ифигиния поняла, что граф Мастерс никоим образом не должен был оказаться здесь.
   — Что вы здесь делаете, сэр? — шепотом спросила она.
   — А вы как думаете? Пришел просить позволения поучаствовать в инвестиционном фонде по финансированию Брайт-Плейс.
   — Так… вы знаете о фонде? — Она недоуменно уставилась на него.
   Он насмешливо усмехнулся:
   — Естественно.
   — И знаете, что мы с Амелией его владелицы?
   — Естественно.
   — И конечно же, полагаете, что знаете все на свете?
   Веселые огоньки плясали в его глазах.
   — Полагаю, я хорошо осведомлен по самому широкому кругу вопросов.
 
   — Думает, он такой умный! — ворчала Ифигиния, когда час спустя они с Амелией выходили из белого с позолотой экипажа. — И так самодовольно гордится собой!
   — Кто? — рассеянно взглянула на нее Амелия, поднимаясь по ступенькам. — Мастерс?
   — Ну да.
   — Но он действительно очень умен. Чего ты от него хочешь? Чтобы он скрывал свой ум? Ты-то редко заботилась о том, чтобы прятать собственный.
   — Ему следует научиться побольше молчать о своих способностях!
   Амелия нервно прикусила нижнюю губу:
   — Лично я молю Бога, чтобы Мастерс оказался прав в отношении Додгсона.
   Ифигиния почувствовала себя пристыженной. Как может она жаловаться на свои мелкие обиды, когда бедная Амелия сходит с ума от самого настоящего страха?! На месте кузины она, наверное, была бы просто в истерике.
   — Маркус абсолютно прав, — мягко сказала она, когда миссис Шоу открыла входную дверь. — Я уже говорила тебе — он всегда прав.
   — Да, я знаю! — Казалось, Амелия была счастлива услышать это. Лицо ее просветлело.
   Ифигиния улыбнулась экономке:
   — Добрый день, миссис Шоу. Все в порядке?
   — Да, миссис Брайт. Когда вас не было, заходил очаровательный мистер Хоут. Он вернул книгу, которую вы давали ему.
   — Грайсоновские «Иллюстрации классических древностей»? Да-да, прекрасно. — Ифигиния развязала шляпку, подала ее экономке. — Есть еще что-нибудь?