— Да, — поджала губы Амелия. — Вичерлей уже много лет занимаются этим делом.
   Раздался вежливый стук в дверь. Ифигиния обернулась:
   — Что случилось, миссис Шоу?
   Миссис Шоу, огромная и величественная, словно античная статуя, приоткрыла дверь:
   — К вам мистер Мэнваринг, миссис Брайт.
   — Просите.
   Экономка отступила, пропуская посетителя. Ифигиния и Амелия приветствовали его улыбками.
   — Я не слышала, как подъехал ваш экипаж, мистер Мэнваринг, — сказала Амелия.
   — Сегодня такой замечательный день, что я решил пройтись, — смущенно улыбнулся Адам Мэнваринг. Его взгляд с нежностью остановился на Амелии, которая казалась слишком рассеянной, чтобы заметить это.
   Адам в свои двадцать семь был очень серьезным и здравомыслящим молодым человеком. Младший сын небогатого сквайра, он не имел никаких прав на наследование северных отцовских земель, поэтому вынужден был искать собственную дорогу в жизни. Отличная память на цифры и факты позволила ему получить предыдущее место секретаря.
   А три года назад Ифигиния и Амелия приняли его к себе на службу. Адам был предан им. Его преданность вначале основывалась на чувстве искренней благодарности молодым женщинам, которые наняли его как раз в тот момент, когда он уже отчаялся найти приличное место. Молодость и отсутствие связей мешали Адаму обзавестись постоянной клиентурой.
   Сейчас верность Мэнваринга имела уже гораздо более прочные основания, чем простая благодарность, — ее подкрепила серьезная финансовая заинтересованность. Адам собрал все свои деньги и вложил их в строительство площади Утренней Розы. В прошлом году он в числе других инвесторов — вдов и незамужних женщин — получил первую солидную прибыль.
   Хотя Ифигиния полностью доверяла Адаму, она предпочла не посвящать его в план разоблачения вымогателя. Мэнваринг пребывал в уверенности, что Ифигиния скрывает свою роль в новом проекте лишь затем, чтобы ей не докучали желающие участвовать в деле.
   Адам не вращался в обществе и не интересовался сплетнями. Однако он прекрасно знал, что представляют собой пресловутые члены высшего общества и — что самое важное — каково их финансовое состояние.
   — Присаживайтесь, мистер Мэнваринг. — Ифигиния сделала вид, что не заметила, как вспыхнул Адам, заглядевшись на Амелию.
   Ей очень хотелось хорошенько встряхнуть кузину. Неужели та не понимает, что они с Адамом просто созданы друг для друга?!
   Ифигиния поняла это две недели назад, сразу после того, как они с Амелией впервые лично познакомились с Адамом — прежде они лишь переписывались.
   Честное, открытое лицо Адама позволяло без труда прочесть все его мысли и чувства. Не было никаких сомнений в том, что он питает к Амелии самые нежные чувства, но никак не может набраться храбрости, чтобы подступиться к ней.
   — Как продвигаются дела с Брайт-Плейс? — спросила Ифигиния подсевшего к столу Адама.
   — Счастлив сообщить вам, что предварительная работа почти закончена. — Добродушное лицо Адама стало очень серьезным. Он склонился над столом, раскладывая перед Ифигинией аккуратно заполненные бумаги. — Вот последние договора о праве собственности… Я нанял ту же строительную компанию, что работала над площадью Утренней Розы… Осталось лишь составить список инвесторов.
   — Я набросала предварительный список, — вступила в разговор Амелия.
   — Превосходно. — Щеки Адама вспыхнули. — Старые имена?
   — Да, кроме двух новых.
   Адам с нескрываемым восхищением взглянул на нее:
   — Как хорошо! Кстати, многие уже прослышали о нашем проекте. Ко мне обратились несколько состоятельных джентльменов, узнавших о прошлых прибылях наших инвесторов. Так вот, они хотели бы поучаствовать в нашем новом начинании.
   Ифигиния резко вскинула голову:
   — Надеюсь, они не знают, что мы с мисс Фарлей являемся руководителями предприятия?
   — Нет, конечно же, нет! — поспешно заверил ее Адам. — Вы же знаете, я никогда не нарушу вашей конфиденциальности! Когда меня спрашивают, я всегда говорю, что двое руководителей проекта желают остаться неизвестными.
   — Отлично, — расслабилась Ифигиния. — Я не хочу, чтобы заинтересованные в проекте инвесторы растерзали меня на части на первом же званом приеме. Думаю, это было бы весьма некстати.
   — Прекрасно вас понимаю, — с готовностью согласился Мэнваринг.
   Амелия взяла перо и приготовилась вписывать новые имена в свой список.
   — Что это за джентльмены?
   — Я захватил с собой список с их фамилиями. — Адам поспешно выхватил листок из пачки принесенных им документов. — Позвольте… Вот — Мэттью, Конклин, Дженеретт, Додгсон…
   Амелия застыла.
   Ифигиния в изумлении уставилась на Адама:
   — Вы сказали — Додгсон?
   Адам непонимающе нахмурился:
   — Да… Мистер Энтони Додгсон. По слухам, у этого джентльмена сейчас очень сложное финансовое положение, и он стремится поправить его путем вложения средств в выгодные предприятия… Вы разве знакомы?
   — Нет. — Ифигиния старалась не смотреть на побелевшее лицо Амелии. — Я никогда не встречалась с ним. Зато много слышала… Этот человек не относится к людям, с которыми мы хотим иметь дело, не правда ли, мисс Фарлей?
   — Да… — еле слышно пробормотала кузина. Она судорожно сглотнула и попыталась еще раз справиться с голосом; — Нет, конечно же, нет…
   Ифигиния решительно посмотрела на Адама:
   — Передайте мистеру Додгсону, что мы отказываем ему в праве финансировать наш проект. Мы с мисс Фарлей, конечно, обсудим остальные кандидатуры, но лично я предпочитаю не допускать к участию людей богатых и влиятельных. Существует большая вероятность, что они захотят принять участие в управлении. Мы и без них превосходно, ведем дела.
   — Хорошо. — Адам скользнул растерянным взглядом по взволнованным лицам кузин, потом с тревогой обернулся к Ифигинии:
   — Могу я поинтересоваться причиной, по которой вы отказали Додгсону? Ведь он, безусловно, спросит меня об этом.
   Ифигиния положила перед собой лист с эскизами будущей Брайт-Плейс.
   — Можете сообщить мистеру Додгсону, что большинство наших инвесторов составляют вдовы и незамужние женщины.
   — Я уже говорил ему об этом.
   — Напомните ему также, что многие из них вынуждены работать гувернантками и компаньонками в богатых домах. А поскольку у мистера Додгсона репутация человека, известного совершенно недопустимым отношением к таким женщинам, то они ни за что не захотят иметь с ним дело.
   — Я все понял, — сузил глаза Адам. — Я и не подозревал, что имею дело с подлецом. Теперь я с превеликим удовольствием сообщу ему, что инвестиционный фонд решительно отказывает ему в членстве.
   Амелия с облегчением опустилась на стул. Листок бумаги трепетал в ее пальцах.
   — Итак, закончим на этом. — Ифигиния склонилась над эскизами. — Давайте вернемся к работе.
 
   Блестящий черный экипаж Маркуса с шиком остановился перед домом Ифигинии. Мастерс бросил вожжи лакею и спрыгнул на тротуар.
   — Буду через несколько минут.
   — Да, милорд. — Лакей осадил норовистых сильных жеребцов.
   Когда Маркус поднялся на последнюю ступеньку, дверь распахнулась и из дома вышел строго одетый серьезный молодой человек.
   — Прошу прощения… — Он помедлил, увидев Мастерса, и несколько раз моргнул, ослепленный весенним солнцем. Затем взгляд его упал на золотой крест, горящий на дверце черной кареты. — …Милорд! — Он вежливо поклонился и сбежал вниз по ступенькам.
   Маркус задержался на верхней площадке лестницы. Потом повернулся и проводил долгим взглядом удаляющегося мужчину. Желваки заиграли на его лице.
   Ад и все дьяволы! Он не испытывал ревности — никогда не позволял себе подобных чувств. Он лишь почувствовал внезапное раздражение, увидев незнакомца, выходящего из дома Ифигинии.
   Вполне нормальная реакция, успокоил себя Маркус. Любой чувствовал бы раздражение в подобной ситуации… Если, конечно, в Лондоне найдется еще хоть один мужчина, который попадал в такую пикантную ситуацию… В такую необычную.
   Дело в том, что граф Мастерс — единственный в Лондоне — мог бы похвастаться чисто формальной любовницей.
   Маркус рассеянно снял свои превосходные Йоркские перчатки. Он надевал перчатки, только когда собирался ехать верхом или править экипажем. В остальных же случаях граф позволял себе полностью игнорировать моду. Иногда Маркус думал, что в его характере есть нечто глубоко порочное — именно это нечто побуждало его выставлять напоказ изысканному обществу свои немодные, большие, грубые руки.
   — Могу я помочь вам, сэр? — появилась в дверях экономка. Маркус медленно обернулся к ней:
   — Доложите, пожалуйста, миссис Брайт, что ее ожидает Мастерс.
   — Хорошо, милорд. Заходите, пожалуйста. Миссис Брайт в библиотеке.
   Маркус взглянул на закрытую дверь в левой стороне коридора:
   — Я передумал. Не хочу доставлять вам лишнее беспокойство. Я сам зайду.
   — Но, ваше сиятельство…
   Не обращая внимания на замешательство экономки, Мастерс направился к двери, широко распахнул ее и шагнул внутрь. Ифигиния сидела за своим столом — светлое видение в белом муслиновом платьице и кружевном чепце. Рядом с ней ее кузина…
   Обе изумленно обернулись.
   — Мастерс! — Искренняя радость сверкнула в глазах Ифигинии. Но в ту же секунду что-то похожее на тревогу промелькнуло на ее лице. Она поспешно накрыла огромным каталогом разложенные на столе листы бумаги. — Я слышала, как подъехал экипаж, но никак не думала, что это вы. Вас я ожидала только после часа.
   — Добрый день, леди, — Маркус захлопнул дверь и решительно подошел к столу. К сожалению, он не успел взглянуть на бумаги, которые спрятала Ифигиния. — Я решил заехать пораньше, чтобы провести побольше времени в музее.
   — Да-да, конечно. — Ифигиния быстро посмотрела на Амелию:
   — Не могла бы ты занять их сиятельство, пока я поднимусь накинуть мантилью и шляпку?
   — Конечно… — пробормотала кузина.
   Ифигиния встала и поспешно вышла из библиотеки.
   Маркус и Амелия обменялись долгими взглядами… «Трудно ошибиться, — подумал Мастерс, — эта женщина не выносит меня».
   — Кто тот джентльмен, которого я встретил у дверей?
   — Мистер Мэнваринг.
   — Ясно. Кажется, я не имею чести знать его?
   — Вряд ли он вращается в тех же кругах, что и вы, милорд. — Амелия смерила его презрительным взглядом. — Выпьете чаю?
   — Нет, спасибо. Кажется, он куда-то спешил?
   — Кто?
   — Мистер Мэнваринг?
   — Вот как? — Амелия взяла со стола пачку бумаги, расправила ее. — Возможно, он торопился на деловую встречу.
   — У него внешность секретаря.
   Амелия заколебалась.
   — Он и есть секретарь, — вымолвила она наконец. — Вы в самом деле не хотите чаю, милорд?
   — Нет, спасибо. — Маркус пробежал взглядом названия толстых томов, теснившихся на полках библиотеки.
   Солидные и много раз переиздававшиеся труды по классической архитектуре. «Римские древности» Дисгодица, фундаментальная монография Лангли «Античная архитектура. Дополненное и исправленное издание»… Рядом с ними «Домашняя мебель и украшения» Хоупа и дешевое издание «Искусства строительства».
   — Как долго вы живете со своей кузиной, мисс Фарлей?
   — Почти пять лет, — осторожно ответила Амелия, взвешивая каждое слово.
   — Вы жили с ней еще при жизни ее мужа, не так ли? — продолжал расспрашивать Маркус.
   — Да… Ну конечно…
   — Я смутно припоминаю, что когда-то знавал семью Брайт. — Он помолчал, как бы пытаясь напрячь память. — Из Лейк-Дистрикт, кажется.
   Амелия, хмурясь, помолчала.
   — Сомневаюсь… У мужа миссис Брайт не было никаких родственников в Лейк-Дистрикт.
   — Так, значит, это были йоркширские Брайты! — вкрадчиво протянул Мастерс.
   — Нет! — поспешно ответила Амелия. — Они из Девона.
   — Ах вот оно что… Знавал я и девонских Брайтов. Они жили возле Плимута.
   — Ничего подобного! — возразила Амелия. — Родственники Брайта проживали в северной части графства.
   — Значит, в Барнстапле!
   — Нет, в Дипфорде! — воскликнула она. — Это крошечная деревушка.
   — Тогда я не знаю их.
   На лице Амелии отразилось явное облегчение.
   — Дипфордские Брайты жили очень маленькой семьей, — деланно беззаботно пояснила она. — Мистер Брайт был последним в роду.
   — Какая жалость! Так, значит, у него не осталось никаких родственников?
   — Нет.
   — Вам нравится Лондон, мисс Фарлей?
   — Я нахожу его интересным. — Амелия была почти счастлива переменить тему. — Весьма познавательным.
   — Сильно отличается от деревни?
   — Естественно.
   — Я понял, что вам с миссис Брайт не часто удавалось выбраться в Лондон при жизни мистера Брайта?
   — Он был так немощен… Он не любил путешествовать.
   — Понятно.
   «Ничего мне не понятно, — подумал Маркус. — Что ж, попробуем зайти с другого конца».
   — Пожалуй, я все-таки выпью чаю.
   — Сейчас попрошу миссис Шоу принести свежий чай! — поспешно вскочила Амелия.
   Чай ожидали в тягостном молчании. Когда миссис Шоу внесла поднос, Маркус взял чашку и подошел к окну возле рабочего стола Ифигинии. Взглянул на залитую солнцем улицу.
   — Прекрасный день для прогулок. — Незаметно наклонив чашку, он пролил чай на свежий номер «Морнинг стар», лежавший на краю стола.
   — О Боже! — испуганно вскрикнула Амелия.
   — Проклятие! Какой же я неловкий!
   Амелия вскочила:
   — Стол будет испорчен!
   — Позовите экономку! — приказал Маркус тем тоном, которым он пользовался в случаях, когда рассчитывал на немедленное повиновение. Этот тон всегда действовал безотказно, позволяя ему всегда добиваться своего.
   …Со всеми, кроме Ифигинии, мрачно подумал он. Миссис Брайт вообще не подчинялась приказам.
   — Сейчас позову миссис Шоу! — Амелия кинулась к выходу.
   Маркус вынул из кармана большой носовой платок и принялся вытирать чай.
   — Думаю, ничего страшного не произойдет, если, конечно, вы поторопитесь.
   — Бегу! — Амелия неуверенно покосилась на него через плечо. — Кузина обожает этот стол, ведь он выполнен по эскизу ее отца. — Она распахнула дверь. — Миссис Шоу! Пожалуйста, идите скорее сюда! Пролили чай!
   Маркус осторожно приподнял край каталога и бросил быстрый взгляд на кипу бумаг. То, что он искал, оказалось эскизом ряда городских зданий. «Брайт-Плейс»— было подписано под рисунком.
   Он поспешно положил каталог на место — как раз в тот момент, когда в библиотеку вбежала Амелия.
   — Миссис Шоу уже идет, — сообщила она.
   — Я собрал большую часть чая. — Маркус смял в руке перепачканный платок. — Газета впитала в себя остальное.
   Миссис Шоу ворвалась в комнату с огромной тряпкой в руках.
   — Ну, где здесь пролили чай?!
   — Вот здесь. — Маркус отошел от стола. — Это я виноват. Но мне удалось почти все вытереть.
   В дверях показалась Ифигиния. Поверх белого муслинового платья на ней была белоснежная накидка. В одной руке она держала белую шляпку со страусовым пером, в другой — большой белый фартук.
   Несколько секунд Маркус ошеломленно смотрел на нее. Ифигиния казалась такой чистой, такой невинной — чище нетронутого белого снега. Как жаль, что в мире нет ничего более обманчивого, чем невинность…
   Он быстро взял себя в руки:
   — Небольшая неприятность. Я пролил немного чая на ваш стол. Но к счастью, с ним ничего не случилось.
   — Вы меня успокоили! — Она надела шляпку и завязала ленты под подбородком. — Ну вот, теперь мы можем идти, милорд. Я сгораю от желания увидеть коллекцию греческих амфор!
   — Конечно, — кивнул Маркус. — А это еще зачем? — Он кивнул на фартук.
   — Белый цвет чрезвычайно эффектен, но имеет свои недостатки, — сделала гримаску Ифигиния.
   Через полтора часа они стояли в могильной полутьме огромного музейного зала. Весь пол был заставлен обломками статуй, кусками мрамора, разрозненными фрагментами древних построек. Золотистые пылинки танцевали в узком солнечном потоке, лившемся из высокого окна. Глубокая древняя тишина стояла над залом…
   Казалось, Ифигиния нисколько не замечает гнетущей атмосферы музея — завернутая в свой огромный фартук, она беззаботно порхала между экспонатами, полная веселого равнодушия к их вековой мрачности.
   Ее жизнерадостность так заразительна, подумал Маркус.
   Несмотря на то что он в свое время специально изучал наиболее важные особенности классической архитектуры, античность сама по себе никогда особо не интересовала его. Маркус был человеком нового времени. То есть он предпочитал изучение астрономии и возможностей паровых двигателей.
   Но сегодня он, к собственному удивлению, вдруг попал под очарование пыльных археологических экспонатов.
   Он смотрел на Ифигинию, изучавшую роспись античных ваз… Ей к лицу углубленное созерцание, подумал Маркус. Такой красивой он видел ее лишь однажды — в своих объятиях в галерее Лартмора.
   Если бы он не знал всей правды, то мог бы предположить, что тогда она впервые в жизни испытала блаженство в мужских руках.
   И тут, безо всякого предупреждения, в нем проснулось желание — горячее, сладостное, почти невыносимое. Маркус был потрясен — и почти возбужден. А самое главное — глубоко разочарован.
   Эти внезапные жгучие вспышки страсти посещали его все чаще и с каждым разом становились все сильнее и сильнее. Этим утром он проснулся на рассвете — и понял, что мужество его окаменело, как у мраморной статуи.
   А теперь пришел в возбуждение при одном лишь взгляде на Ифигинию, порхающую по музею… Все это было бы очень забавно, если бы не причиняло чертовских неудобств.
   Сладостное предвкушение становилось уже почти невыносимым. «Скоро, — решил Маркус. — Очень скоро я буду любить ее…»
   Или это произойдет совсем скоро — или он отправится в Бедлам.
   Маркус заставил себя сосредоточиться на огромной амфоре, перед которой остановилась Ифигиния.
   — Этрусская, как вы думаете?
   — Нет! Несомненно, греческая. — Ифигиния перевела взгляд на второй ряд покрытых пылью ваз. — Очень любопытные, не находите? Что за совершенные, изысканные линии!
   Какое поучительное сочетание мастерства и интеллекта в росписи!
   — Впечатляет, — согласился Маркус, а глаза его скользили по нежной округлости ее груди.
   Ифигиния повернула к нему лицо — и поймала жадный взгляд на своем декольте. Щеки ее вспыхнули.
   — Вы узнали что-нибудь полезное, милорд?
   — О греческих амфорах?
   — Конечно. Разве мы не о них говорим?
   — Я узнал очень многое, миссис Брайт, но далеко не все.
   Ифигиния подарила ему улыбку, какой учитель поощряет способного ученика.
   — В вашем характере заложено стремление постоянно желать большего, милорд. Трудно удовлетворить страсти разбуженного интеллекта, не правда ли?
   — Совершенно верно. Но к счастью, кое-какие страсти можно утолить, Ифигиния. Для этого необходимы только подходящее место и время.
 
   Беркли — тучный, близорукий поверенный Маркуса — вошел в библиотеку графа без малого четыре пополудни. Он задыхался. Пот градом катился по его круглой лысине.
   — Вы посылали за мной, сэр?
   — Посылал. — Маркус поднял голову от своих записей. — Благодарю вас за то, что поспешили.
   — Не стоит, милорд. — Беркли с облегчением рухнул в кресло, вытащил шелковый носовой платок и промокнул лоб. — Вы же знаете, я всегда к вашим услугам. Чем могу быть полезен?
   — Попрошу вас сделать две вещи. Во-первых, выясните все о собственности под названием Брайт-Плейс. Я сам ничего не знаю о нем, но думаю, это одно из новых интересных предприятий.
   — Брайт-Плейс находится в Лондоне?
   — Не уверен. Полагаю, это может быть и на побережье. — Маркус припомнил рисунок возвышения, на котором стояли дома. — Одно из двух, но скорее всего это владение все-таки расположено в каком-то крупном городе. Я видел эскизы, на них был ряд домов явно городского типа, если вы понимаете, что я имею в виду.
   — Ясно. — Беркли тяжело вздохнул, поправил очки и сделал пометку в своем блокноте.
   — Второе — я прошу вас собрать все сведения о некоем мистере Брайте.
   Беркли встревоженно взглянул на него поверх очков. Потом вежливо откашлялся.
   — Вы подразумеваете покойного мистера Брайта?
   — Да.
   — Умерший муж известной миссис Ифигинии Брайт с площади Утренней Розы?
   Маркус холодно улыбнулся:
   — Одно из полезнейших ваших качеств, Беркли, состоит в том, что вы всегда посвящены во все последние слухи и сплетни.
   Беркли пропустил реплику мимо ушей и только нахмурился:
   — Вы хотите, чтобы я собрал сведения о покойном, милорд?
   — Вот именно. — Маркус откинулся на спинку кресла. Вытащил последнюю модель своей гидравлической ручки, заботливо осмотрел стальное перо. Слава Богу, не течет… — Естественно, вы должны действовать крайне осторожно.
   — Естественно. — Беркли еще раз промокнул лоб платком. — Где вы посоветуете начать сбор информации об усопшем?
   — Лучше всего с Девона.
   — Девон велик, милорд. Не могли бы вы указать более конкретное место?
   — Попытайтесь поискать в маленьком местечке под названием Дипфорд.

Глава 8

   На следующий день, в десять минут четвертого, Ифигиния влетела в гостиную тети Зои. Амелия едва поспевала за ней.
   — Мы прибежали так быстро, как только могли. — Ифигиния первым делом взглянула на тетю, сидевшую на красном бархате нового дивана в римском стиле. Затем перевела взгляд на лорда Отиса, потягивавшего бренди в другом конце комнаты.
   — Слава Богу, ты здесь! — возопила Зоя голосом актера древнегреческой трагедии.
   Лорд Отис, невысокий приземистый мужчина с кустистыми бровями на добродушном лице и редеющими седыми волосами, в отчаянии посмотрел на кузин:
   — Новое несчастье…
   — Что случилось? — Ифигиния развязала ленты нарядной белой шляпки с пышными оборками. — По твоей записке я поняла, что произошло нечто ужасное, тетя.
   — Я получила новое письмо от вымогателя, — простонала Зоя. Взяла двумя пальцами сложенный листок бумаги и протянула его Ифигинии. — Взгляни сама.
   Ифигиния схватила письмо. Она сразу заметила сломанную черную печать со знакомым изображением феникса. Потом громко прочла вслух:
   Мадам.
   Если желаете и дальше хранить в тайне одно очень личное событие своей жизни, то принесите пять тысяч фунтов на Ридингское кладбище к памятнику миссис Итон.
   Будьте на месте ровно в полночь. Деньги должны быть оставлены на плите в центре памятника. Приходите одни, мадам, в противном случае в следующий раз сумма возрастет вдвое.
   Ваш Феникс.
   Амелия тяжело опустилась на стул.
   — Значит, мы оказались правы. Первое письмо было только началом.
   — Я вас предупреждал, — хмуро заметил Отис. Он пересек комнату, подошел к Зое и обнял ее за плечи. — Вымогатели всегда возвращаются за новой данью. Это настоящие хищники.
   — Что же мне делать? — причитала Зоя. — Я выдержала первый взнос, надеюсь, выдержу и второй. Этот негодяй настолько хитер, что руководствуется в своих требованиях здравым смыслом! Но не могу же я платить ему до конца дней своих! Рано или поздно он пустит меня по миру!
   — Мы разыщем мерзавца, — поклялся Отис. — И тогда я своими руками сверну ему шею!
   Зоя подняла руку и с благодарностью пожала ладонь Отиса, Затем обернулась к Ифигинии:
   — Тебе удалось выяснить хоть что-нибудь?
   Ифигиния медленно опустилась на оригинальный стул с ножками в форме звериных лап.
   — Я сняла подозрения с трех джентльменов, которые в течение восемнадцати лет играли в карты с Гатри, а сейчас вращаются в обществе Мастерса.
   — Кто они? — требовательно спросил Отис.
   — Лартмор, Джадсон, Дэрроу. Мне удалось пробраться в их библиотеки и осмотреть воск и печати. Ни один из этих джентльменов не пользуется черным воском. Не попадалась мне на глаза и печать с фениксом.
   — Но они могут прятать и то и другое, — возразила Амелия.
   — Да, я уже думала об этом, — кивнула Ифигиния. — Мастерс тоже указывал на такую возможность. Но я тщательно обыскала столы этих джентльменов. В любом случае у нас нет другого выхода. Черный воск и печать — единственные наши улики.
   — Но они ничего не дали нам! — Со скорбным вздохом Зоя откинулась на спинку дивана. — Я погибла! Что, что мне теперь делать?!
   — Успокойся, успокойся же, дорогая. — Отис похлопал ее по плечу. — Мы найдем выход.
   Ифигиния задумчиво рассматривала письмо с черной печатью.
   — Интересно было бы знать, — протянула она, — друг Мастерса тоже получил второе письмо?
   — Отличный вопрос, — наморщила лоб Амелия.
   — Я ничего не знаю об этом, — пробормотала Зоя. — Сейчас я знаю только одно, — она патетически возвысила голос, — я должна действовать незамедлительно! Ибо в письме указано, что сегодня в полночь деньги должны быть в условленном месте.
   — Полночное кладбище, — усмехнулась Ифигиния. — Как в пошлой мелодраме! Очевидно, наш злодей увлекается готическими романами миссис Радклифф.
   — Или же просто забавляется таким странным образом, — проворчала Зоя.
   — Ну что ж, — объявила Ифигиния, — я сама отнесу деньги.
   Зоя, Амелия и Отис в изумлении уставились на нее.
   — Нет, нет и еще раз нет! — воскликнула Зоя. — Это, как и в прошлый раз, возьмет на себя Отис.
   — Ты не можешь идти на такой риск! — испугалась Амелия.
   — Совершенно верно, — вступил Отис. — Я все сделаю.