Страница:
«Ты вправду ненавидишь Брента?» — спросила себя Мэдди. Бывает так, что любишь человека и одновременно ненавидишь его; однажды Мэдди уже чувствовала к Бренту нечто подобное — после происшествия с Бет. Но теперь она ощущала лишь гнев, ярость, озлобление. В ее душе не осталось любви, которая могла бы перебороть иные чувства. К своему ужасу, Мэдди вдруг поняла, что она не в силах сдержать слезы. Испугавшись, что Эм увидит ее заплаканное лицо, она воскликнула: «А ну, кто быстрее доберется до машины?» — и, преодолев бегом последний квартал, без сил повалилась на водительское кресло своего «сивика», задыхаясь, но уже не плача.
Минуту спустя в машину влезла Эм. Она захлопнула за собой дверцу и сказала:
— Это нечестно. Ты обошла меня на старте. А куда мы поедем? Почему не в папиной машине? Она ведь лучше.
«Потому что я никогда и ни за что не сяду больше в его машину».
Мэдди завела мотор и ответила:
— Моя машина не хуже. Мы поедем искать папочку.
Эм тут же утихла.
— Ладно, — только и сказала девочка.
Мэдди поймала ее взгляд и улыбнулась, изо всех сил напрягая мускулы лица, заставляя его делать то, чего ему никак не хотелось делать.
— Мы спросим его, что он хочет на обед.
— Ладно, — повторила Эм, по-прежнему настороженно глядя на мать.
Мэдди вывела автомобиль на улицу, и Эм тут же опустилась пониже, чтобы никто не заметил ее сидящей в этой дряхлой колымаге. Мэдди же считала свой «сивик» одной из немногих побед, которых она добилась за время супружеской жизни. Вспомнив об этом, она судорожно стиснула руль. Брент долго уговаривал Мэдди сдать «сивик» в обмен на новую машину, которую он хотел ей купить, и как-то раз даже вызвал тягач, чтобы тот увез старушку на свалку; но в самую последнюю минуту Мэдди бросилась плашмя на капот, и водителю тягача пришлось уехать ни с чем. «Я люблю эту машину, — заявила Мэдди. — Я купила ее на собственные деньги. Она никогда не ломается, и я чувствую ее всей душой. Чтобы изучить машину не хуже, чем я знаю свой „сивик“, требуются годы. Я хочу, чтобы меня похоронили в моей машине». Брент перестал уговаривать Мэдди, он только посмотрел на жену так, будто у нее поехала крыша.
Должно быть, именно потому он и завел любовницу: к этому его подвиг стыд за машину Мэдди — стыд, который лишь усугубляло ее слабоумие.
Он изменяет ей. Даже если забыть все, что сказала Трева, иного объяснения нет и быть не может. И не зря Трева закатывала глаза. У Брента появилась любовница.
Мэдди миновала автозаправку и покатила по центральному району города навстречу мужу и бесславному концу супружеской жизни, слушая по радио «Бродяг» и стараясь забыть о своих горестях. Знакомые улыбались и махали ей рукой; Мэдди улыбалась и махала в ответ, ловя на себе одобрительные взгляды. Ее любили в городе. В глазах сограждан она была Прелестью и Умницей. Какая это мука — служить идеалом захолустного городка; но Мэдди была тем, чем была, и, может быть, это составляло основную часть ее существа. Ей в голову пришла ужасная мысль: что, если она столь яростно сопротивляется желанию развестись только оттого, что развод — удел дурных женщин? Глупо. Впрочем, не совсем. Не будь она Прелестью и Умницей, Мэдди и сама не знала бы, существует ли она на самом деле.
Она попыталась занять себя более приятными мыслями. В конце лета Фрог-Пойнт был особенно красив. Его улицы словно пологом укутывали кроны старых вязов и дубов с густой листвой. Ветви деревьев смыкались над головой, и Мэдди ехала в их пятнистой тени, чувствуя себя защищенной от невзгод. Корни могучих гигантов приподнимали серые бетонные плиты тротуаров, превращая их в потрескавшиеся замшелые волны. Когда-то, еще девчонками, Мэдди и Трева воображали, что это высокие горы, катались по их склонам на роликовых коньках и играли в «классы». А теперь Эм с Мэл занимались тем же самым, не ведая зловещих опасностей, которые подстерегают маленьких детей в больших городах. При всех своих недостатках — а их не счесть — Фрог-Пойнт был родным домом. Всю жизнь он держал Мэдди в своих теплых мягких объятиях, заботливо следя за каждым ее шагом. Если бы не Брент, жизнь во Фрог-Пойнте была бы вовсе не так уж и плоха. Даже с Брентом она чувствовала себя здесь вполне сносно. Она была неотделима от этого городка.
«Бродяги» умолкли, и из динамиков полилась «Полуночная прогулка» в исполнении Пэтси Клайн. Все ее песни неизменно были посвящены несчастной любви, и Мэдди находила в этом некое утешение; уж если даже такая женщина, как Пэтси, столь глупо ведет себя с мужчинами, то Мэдди вполне могла считать, что для нее еще не все потеряно.
В зеркальце заднего обзора, стремительно увеличиваясь в размерах, появился старинный бежевый «датсун». Его водитель притормозил буквально в последнюю секунду, едва не поддав под зад автомобилю Мэдди. «Датсун» был еще древнее ее «сивика» и выглядел таким дряхлым, что можно было подумать, будто бы на нем гонял сам Кей Эл в дни своей былой славы. Мэдди припомнила, каким он был тогда — дерзким, полным нервной энергии, — и ей на секунду захотелось вернуться в те времена, когда она еще не натворила непоправимых ошибок, когда еще могла предпочесть Кей Эла Старджеса Бренту. Но тогда у нее не появилась бы Эм, а Эм перевешивала любые соображения. Мэдди выбросила из головы Кей Эла и прочие воспоминания, в то время как ее автомобиль продолжал катить к конторе мужа.
Однако «датсун» вновь напомнил о себе яростным скрежетом тормозов. Он нагнал Мэдди и вновь лишь чудом успел затормозить, едва не разнеся ей багажник.
— Что ты делаешь, черт побери? — воскликнула Мэдди, глядя в зеркальце. «Датсун» отвалил в сторону и нырнул в переулок, демонстрируя презрение к медлительному «сивику». Но разве кому-нибудь захочется мчаться во весь опор навстречу катастрофе, особенно если рядом сидит твой ребенок? Мэдди глубоко вздохнула. Эм ждали суровые испытания, и это было хуже всего. Она никогда не простит Брента за то, что он причинил боль дочери, которая так его любит.
Но Мэдди не собиралась прощать Бренту и тех страданий, которые он причинил ей самой. Проезжая по прохладным тенистым улицам, она дала полную волю своему гневу. Брент опять выставил ее дурой; если она его бросит, ей придется терпеть унизительное сочувствие города, не имея возможности ответить тем же. Трева была права: она обязана найти способ отомстить Бренту. И тут перед мысленным взором Мэдди появился Кей Эл, стоящий на крыльце ее дома, широкоплечий, сильный, улыбчивый. Превратившись во взрослого мужчину, он стал чертовски хорош.
Ну нет. Ни за что. У Мэдди и так хватало забот. Даже если забыть о том, что супружеская неверность — это плохо, совершить измену во Фрог-Пойнте означало породить лавину самых невероятных слухов, из которых потом можно составить целый телесериал.
И тем не менее размышления о мести были приятны. Мэдди вдруг осознала, что она с удовольствием ошеломила бы город, показав себя Противной Девчонкой — если уж не на деле, то хотя бы в мыслях.
Теперь по радио передавали песню Ребы Макинтайр. Мэдди свернула за угол и тут же затормозила, едва не наехав на крохотного пестрого щенка. Тот сидел на самой середине дорожной полосы, не обращая на машину ни малейшего внимания.
— Я не тороплюсь, — сказала Мэдди щенку, а Эм тут же рассмеялась.
Потом девочка умолкла и повернулась к матери, поблескивая из-за стекол очков широко распахнутыми невинными глазами.
— Готова спорить, эта собачка бездомная, — сказала она. — Давай возьмем ее с собой.
Мэдди посмотрела поверх руля, разглядывая щенка. На нем был красный ошейник с табличкой.
— Это домашний щенок, Эм, — ответила она. — Вероятно, возвращается к своему хозяину.
— Тогда мы могли бы купить другого щенка, взять его в дом, а значит, совершить добрый поступок, — предложила Эм.
Мэдди откинулась назад. Наконец ей стала ясна причина сегодняшнего ангельского поведения дочери.
— Давай выкладывай, что у тебя на уме, — велела она. Эм приподнялась на сиденье, чтобы казаться выше.
— Я хочу собаку, — сказала она. — Я хорошо себя вела. И у меня скоро день рождения.
— Ты родилась в январе, — напомнила Мэдди.
— Я так и знала, что ты это скажешь, — запричитала Эм. — Но нам же на самом деле нужна собака. Очень, очень нужна.
— Ты просто насмотрелась фильмов, — попыталась укротить дочь Мэдди. — Имей в виду, Эм, держать собаку не так-то легко. Ты должна ухаживать за ней, кормить…
— Я знаю! — воскликнула девочка с таким торжеством, что Мэдди поняла: Эм действительно знает. Перегнувшись через спинку сиденья, Эм вытащила пачку библиотечных книг. — Вот, я все изучила, — гордо заявила она.
Мэдди посмотрела на обложки. «Собака в доме», «Полный курс собаководства», «Кинология», «Собачья диета». И это было далеко не все — на коленях у Эм лежало еще несколько книг.
— Я уже прочла их, даже самые трудные, — сообщила девочка, — и знаю, как заботиться о щенке. Прошу тебя, мамочка!
Голова Мэдди была забита более насущными делами, и первым ее желанием было сказать «нет»; но Эм так настойчива… К тому же Брент наверняка взбесится, увидев дома собаку. Это соображение решило дело. Помимо прочего, щенок помог бы Эм пережить тяжелые времена, если бы родители действительно решили развестись.
Эм смотрела на мать с таким видом, будто от ответа зависела ее жизнь.
— Ладно, — сказала Мэдди. — После встречи с папой заедем в приют для бездомных животных.
— Ура! — Эм запрыгала на сиденье.
— Но только если ты будешь сама ухаживать…
— Буду! Буду! Обещаю, мамочка! Я все знаю, все умею! — Эм продолжала подпрыгивать, а ее рот растянулся до ушей.
Щенок на дороге перестал чесаться и зевнул; Эм вновь рассмеялась. Мир на секунду вновь стал прекрасен и удивителен. «Может быть, не стоит ехать в компанию к Бренту, — подумала Мэдди. — Может, лучше прямо сейчас отправиться за собакой. Или даже остаться здесь, на дороге».
Она посмотрела в зеркальце и увидела дряхлый «датсун», который на полной скорости выруливал из-за угла.
Мэдди повернулась, чтобы предупредить Эм, но ее голос перекрыли визг шин, скрежет тормозов и душераздирающий стон мнущегося металла. Что-то толкнуло ее в спину, ее голова метнулась вперед, а сиденье — назад, радиоприемник умолк, а потом затылок Мэдди безвольно вмялся в подголовник за ее спиной.
Глава 3
Минуту спустя в машину влезла Эм. Она захлопнула за собой дверцу и сказала:
— Это нечестно. Ты обошла меня на старте. А куда мы поедем? Почему не в папиной машине? Она ведь лучше.
«Потому что я никогда и ни за что не сяду больше в его машину».
Мэдди завела мотор и ответила:
— Моя машина не хуже. Мы поедем искать папочку.
Эм тут же утихла.
— Ладно, — только и сказала девочка.
Мэдди поймала ее взгляд и улыбнулась, изо всех сил напрягая мускулы лица, заставляя его делать то, чего ему никак не хотелось делать.
— Мы спросим его, что он хочет на обед.
— Ладно, — повторила Эм, по-прежнему настороженно глядя на мать.
Мэдди вывела автомобиль на улицу, и Эм тут же опустилась пониже, чтобы никто не заметил ее сидящей в этой дряхлой колымаге. Мэдди же считала свой «сивик» одной из немногих побед, которых она добилась за время супружеской жизни. Вспомнив об этом, она судорожно стиснула руль. Брент долго уговаривал Мэдди сдать «сивик» в обмен на новую машину, которую он хотел ей купить, и как-то раз даже вызвал тягач, чтобы тот увез старушку на свалку; но в самую последнюю минуту Мэдди бросилась плашмя на капот, и водителю тягача пришлось уехать ни с чем. «Я люблю эту машину, — заявила Мэдди. — Я купила ее на собственные деньги. Она никогда не ломается, и я чувствую ее всей душой. Чтобы изучить машину не хуже, чем я знаю свой „сивик“, требуются годы. Я хочу, чтобы меня похоронили в моей машине». Брент перестал уговаривать Мэдди, он только посмотрел на жену так, будто у нее поехала крыша.
Должно быть, именно потому он и завел любовницу: к этому его подвиг стыд за машину Мэдди — стыд, который лишь усугубляло ее слабоумие.
Он изменяет ей. Даже если забыть все, что сказала Трева, иного объяснения нет и быть не может. И не зря Трева закатывала глаза. У Брента появилась любовница.
Мэдди миновала автозаправку и покатила по центральному району города навстречу мужу и бесславному концу супружеской жизни, слушая по радио «Бродяг» и стараясь забыть о своих горестях. Знакомые улыбались и махали ей рукой; Мэдди улыбалась и махала в ответ, ловя на себе одобрительные взгляды. Ее любили в городе. В глазах сограждан она была Прелестью и Умницей. Какая это мука — служить идеалом захолустного городка; но Мэдди была тем, чем была, и, может быть, это составляло основную часть ее существа. Ей в голову пришла ужасная мысль: что, если она столь яростно сопротивляется желанию развестись только оттого, что развод — удел дурных женщин? Глупо. Впрочем, не совсем. Не будь она Прелестью и Умницей, Мэдди и сама не знала бы, существует ли она на самом деле.
Она попыталась занять себя более приятными мыслями. В конце лета Фрог-Пойнт был особенно красив. Его улицы словно пологом укутывали кроны старых вязов и дубов с густой листвой. Ветви деревьев смыкались над головой, и Мэдди ехала в их пятнистой тени, чувствуя себя защищенной от невзгод. Корни могучих гигантов приподнимали серые бетонные плиты тротуаров, превращая их в потрескавшиеся замшелые волны. Когда-то, еще девчонками, Мэдди и Трева воображали, что это высокие горы, катались по их склонам на роликовых коньках и играли в «классы». А теперь Эм с Мэл занимались тем же самым, не ведая зловещих опасностей, которые подстерегают маленьких детей в больших городах. При всех своих недостатках — а их не счесть — Фрог-Пойнт был родным домом. Всю жизнь он держал Мэдди в своих теплых мягких объятиях, заботливо следя за каждым ее шагом. Если бы не Брент, жизнь во Фрог-Пойнте была бы вовсе не так уж и плоха. Даже с Брентом она чувствовала себя здесь вполне сносно. Она была неотделима от этого городка.
«Бродяги» умолкли, и из динамиков полилась «Полуночная прогулка» в исполнении Пэтси Клайн. Все ее песни неизменно были посвящены несчастной любви, и Мэдди находила в этом некое утешение; уж если даже такая женщина, как Пэтси, столь глупо ведет себя с мужчинами, то Мэдди вполне могла считать, что для нее еще не все потеряно.
В зеркальце заднего обзора, стремительно увеличиваясь в размерах, появился старинный бежевый «датсун». Его водитель притормозил буквально в последнюю секунду, едва не поддав под зад автомобилю Мэдди. «Датсун» был еще древнее ее «сивика» и выглядел таким дряхлым, что можно было подумать, будто бы на нем гонял сам Кей Эл в дни своей былой славы. Мэдди припомнила, каким он был тогда — дерзким, полным нервной энергии, — и ей на секунду захотелось вернуться в те времена, когда она еще не натворила непоправимых ошибок, когда еще могла предпочесть Кей Эла Старджеса Бренту. Но тогда у нее не появилась бы Эм, а Эм перевешивала любые соображения. Мэдди выбросила из головы Кей Эла и прочие воспоминания, в то время как ее автомобиль продолжал катить к конторе мужа.
Однако «датсун» вновь напомнил о себе яростным скрежетом тормозов. Он нагнал Мэдди и вновь лишь чудом успел затормозить, едва не разнеся ей багажник.
— Что ты делаешь, черт побери? — воскликнула Мэдди, глядя в зеркальце. «Датсун» отвалил в сторону и нырнул в переулок, демонстрируя презрение к медлительному «сивику». Но разве кому-нибудь захочется мчаться во весь опор навстречу катастрофе, особенно если рядом сидит твой ребенок? Мэдди глубоко вздохнула. Эм ждали суровые испытания, и это было хуже всего. Она никогда не простит Брента за то, что он причинил боль дочери, которая так его любит.
Но Мэдди не собиралась прощать Бренту и тех страданий, которые он причинил ей самой. Проезжая по прохладным тенистым улицам, она дала полную волю своему гневу. Брент опять выставил ее дурой; если она его бросит, ей придется терпеть унизительное сочувствие города, не имея возможности ответить тем же. Трева была права: она обязана найти способ отомстить Бренту. И тут перед мысленным взором Мэдди появился Кей Эл, стоящий на крыльце ее дома, широкоплечий, сильный, улыбчивый. Превратившись во взрослого мужчину, он стал чертовски хорош.
Ну нет. Ни за что. У Мэдди и так хватало забот. Даже если забыть о том, что супружеская неверность — это плохо, совершить измену во Фрог-Пойнте означало породить лавину самых невероятных слухов, из которых потом можно составить целый телесериал.
И тем не менее размышления о мести были приятны. Мэдди вдруг осознала, что она с удовольствием ошеломила бы город, показав себя Противной Девчонкой — если уж не на деле, то хотя бы в мыслях.
Теперь по радио передавали песню Ребы Макинтайр. Мэдди свернула за угол и тут же затормозила, едва не наехав на крохотного пестрого щенка. Тот сидел на самой середине дорожной полосы, не обращая на машину ни малейшего внимания.
— Я не тороплюсь, — сказала Мэдди щенку, а Эм тут же рассмеялась.
Потом девочка умолкла и повернулась к матери, поблескивая из-за стекол очков широко распахнутыми невинными глазами.
— Готова спорить, эта собачка бездомная, — сказала она. — Давай возьмем ее с собой.
Мэдди посмотрела поверх руля, разглядывая щенка. На нем был красный ошейник с табличкой.
— Это домашний щенок, Эм, — ответила она. — Вероятно, возвращается к своему хозяину.
— Тогда мы могли бы купить другого щенка, взять его в дом, а значит, совершить добрый поступок, — предложила Эм.
Мэдди откинулась назад. Наконец ей стала ясна причина сегодняшнего ангельского поведения дочери.
— Давай выкладывай, что у тебя на уме, — велела она. Эм приподнялась на сиденье, чтобы казаться выше.
— Я хочу собаку, — сказала она. — Я хорошо себя вела. И у меня скоро день рождения.
— Ты родилась в январе, — напомнила Мэдди.
— Я так и знала, что ты это скажешь, — запричитала Эм. — Но нам же на самом деле нужна собака. Очень, очень нужна.
— Ты просто насмотрелась фильмов, — попыталась укротить дочь Мэдди. — Имей в виду, Эм, держать собаку не так-то легко. Ты должна ухаживать за ней, кормить…
— Я знаю! — воскликнула девочка с таким торжеством, что Мэдди поняла: Эм действительно знает. Перегнувшись через спинку сиденья, Эм вытащила пачку библиотечных книг. — Вот, я все изучила, — гордо заявила она.
Мэдди посмотрела на обложки. «Собака в доме», «Полный курс собаководства», «Кинология», «Собачья диета». И это было далеко не все — на коленях у Эм лежало еще несколько книг.
— Я уже прочла их, даже самые трудные, — сообщила девочка, — и знаю, как заботиться о щенке. Прошу тебя, мамочка!
Голова Мэдди была забита более насущными делами, и первым ее желанием было сказать «нет»; но Эм так настойчива… К тому же Брент наверняка взбесится, увидев дома собаку. Это соображение решило дело. Помимо прочего, щенок помог бы Эм пережить тяжелые времена, если бы родители действительно решили развестись.
Эм смотрела на мать с таким видом, будто от ответа зависела ее жизнь.
— Ладно, — сказала Мэдди. — После встречи с папой заедем в приют для бездомных животных.
— Ура! — Эм запрыгала на сиденье.
— Но только если ты будешь сама ухаживать…
— Буду! Буду! Обещаю, мамочка! Я все знаю, все умею! — Эм продолжала подпрыгивать, а ее рот растянулся до ушей.
Щенок на дороге перестал чесаться и зевнул; Эм вновь рассмеялась. Мир на секунду вновь стал прекрасен и удивителен. «Может быть, не стоит ехать в компанию к Бренту, — подумала Мэдди. — Может, лучше прямо сейчас отправиться за собакой. Или даже остаться здесь, на дороге».
Она посмотрела в зеркальце и увидела дряхлый «датсун», который на полной скорости выруливал из-за угла.
Мэдди повернулась, чтобы предупредить Эм, но ее голос перекрыли визг шин, скрежет тормозов и душераздирающий стон мнущегося металла. Что-то толкнуло ее в спину, ее голова метнулась вперед, а сиденье — назад, радиоприемник умолк, а потом затылок Мэдди безвольно вмялся в подголовник за ее спиной.
Глава 3
— Эм, — пробормотала Мэдди, когда все вокруг замерло на месте.
Эм, пристегнутая ремнем и потому невредимая, сидела в кресле, широко распахнув глаза.
— Я в порядке, мама, — сказала она.
— Ты уверена? У тебя не повреждена шея? — У самой Мэдди шея мучительно болела.
— Да нет, все нормально. Ну и ну. Он таки врезался в нас.
Мэдди с усилием вытолкнула дверцу, и на асфальт посыпались кусочки металла. Чувствуя головокружение, она вылезла из машины. Все вокруг казалось чересчур ярким и вместе с тем нечетким, смазанным. Мэдди осторожно двинулась в обход машины к «датсуну». Под ногами хрустели осколки стекла. Радиоприемник кричал что-то грубое и неприличное, и Мэдди пожалела, что не может ответить тем же. Малейшее усилие причиняло ей невыносимые страдания.
Водитель «датсуна» сидел за рулем, держась руками за голову и постанывая. Мэдди наклонилась к нему, желая убедиться, что тот цел. Это был школьник, худосочный бледный светловолосый мальчишка. Мэдди знала его в лицо, но имени не помнила.
— Ты в порядке? — спросила она. — Ты ударился головой? Ты был пристегнут ремнем?
— Моя машина… Я здорово в вас вляпался… Разнес машину вдребезги…
— Твой приемник работает. — «Поганец ты этакий», — добавила про себя Мэдди. Злость, распиравшая ее весь день, едва не выплеснулась наружу, и она чуть было не заорала на мальчишку, но вовремя вспомнила, что он тоже пострадал в аварии и нет никакого смысла еще усугублять положение бедняги, даже если он — законченный болван. Взять того же Кей Эла Старджеса. Жертвами его лихачества неизменно оказывались ограждения да придорожные канавы, но люди — никогда.
Мальчишка вновь застонал, упорно пряча глаза. Мэдди выпрямилась и пошла осмотреть свой автомобиль.
«Сивик» погиб безвозвратно. Его багажник вмяло в салон, и теперь он находился на месте заднего сиденья. При всем своем невежестве в области автомобильной техники Мэдди понимала, что никому не удастся выправить ее машину — уж очень она была стара.
Нет, все-таки надо было накричать на сопляка. Он дважды чуть не поддал ей под зад, и посмотрите, чем все это закончилось.
— Вот это да, — сказала Эм, когда наконец выбралась наружу.
«Моя машина…»
— Значит, теперь мы купим новую? — спросила Эм.
— Как вы думаете, ваша страховка покроет убытки? — осведомился неудачливый водитель, подойдя ближе.
Мэдди повернулась и взглянула на него. «Убить тебя мало», — подумала она и побрела к «сивику», осторожно переставляя ноги.
Мальчишка потащился следом, и в этот миг подъехала полицейская машина.
Мэдди уселась в «сивик» и прижалась лбом к рулевому колесу. Патрульный, молодой человек, проваливший лет пять назад экзамены в ее классе прикладных искусств, спросил права Мэдди, и Эм выудила их из перчаточного ящика. Полицейский держался вежливо, но он задавал слишком много вопросов, и Мэдди сбилась с толку. Потом он спросил, как она себя чувствует.
— Я хотела, чтобы меня похоронили в этой машине, — устало ответила Мэдди, и патрульный тут же связался со «Скорой помощью», сообщив о том, что у пострадавшей, вероятно, сотрясение мозга.
Брент, высокий, загорелый, внушительный и уверенный в себе, дожидался Мэдди в приемном покое.
— Я позабочусь обо всем, — заявил он и, отвернувшись, спокойным голосом заговорил с юным врачом и еще более молоденькой медсестрой.
«Я ненавижу тебя», — хотела сказать Мэдди, но подумала, что говорить об этом в присутствии Эм было бы неблагоразумно.
В кабинете воняло дезинфекцией и спиртом, а лекарства, которые дали Мэдди, оставляли во рту металлический привкус. Мэдди замерзла, смотровой стол казался ей слишком высоким, она хотела домой, но Брент все еще разговаривал с медиками.
От нечего делать Мэдди стала разглядывать мужа. Интересно, способен ли Брент увлечь другую женщину? Он уже начинал полнеть, но все еще был красив, словно молодой крупный бычок. Темная прядь волос, вечно падающая ему на глаза. Непокорный вихор, торчащий на макушке. Ямочки на щеках. Нахальная улыбка. Ублюдок. Брент двинулся к ней, расправив плечи, и медсестра с интересом посмотрела ему вслед. Он приблизился к Мэдди вплотную, и она отодвинулась.
Брент что-то говорил ей, и Мэдди сосредоточилась на его словах, чувствуя себя так, будто находится где-то очень далеко.
— Не беспокойся, ты не нарушила правил, — сказал Брент и обвил рукой Эм, которая с любовью прижималась к нему.
— Знаю.
— Парень не был застрахован, но наша страховка все покроет.
— Знаю.
Брент еще плотнее прижал к себе девочку.
— Хвала Господу, Эмили жива и здорова.
— Знаю.
— У тебя нет даже сотрясения мозга, только растяжение шейных мышц. Все, что тебе нужно, — легкое болеутоляющее.
— Знаю.
Брент вздохнул, и заботливое выражение в его глазах сменилось раздражением.
— В таком случае мы можем ехать прямо сейчас.
— Знаю.
Медсестра во весь рот улыбнулась Бренту и протянула ему пилюли для Мэдди. Брент вывел семью на улицу, усадил Эм на заднее кресло «кадиллака» и только потом обернулся к Мэдди, которая пыталась сообразить, каким образом эта ненавистная ей машина, стоявшая во дворе дома, вдруг очутилась у клиники.
— Я чистила твой «кадиллак», — пробормотала Мэдди. — Он стоял на подъездной дорожке.
— Хауи подбросил меня домой, и я пересел в свою машину. Твой автомобиль отбуксировали в мастерскую Лео. Он говорит, «сивику» пришел конец. Теперь тебе придется купить новую машину.
Ее «сивик», разбитый, валяющийся в кустах под забором авторемонтной мастерской… В обычной ситуации подобное видение непременно повергло бы Мэдди в уныние, но сейчас она была слишком потрясена, чтобы думать о машинах.
— Знаю, — ответила она и, забравшись в «кадиллак», попыталась вспомнить, что такое нормальная жизнь. Например, такая, как вчера.
Брент уселся рядом и потрепал ее по колену. Мэдди поспешно отодвинула ноги.
— Успокойся, Мэд, — сказал он. — Ты выздоровеешь, у тебя все будет в порядке.
— Знаю.
Мэдди кивнула, и тут же в ее шею словно вонзился клинок. Она замерла в неподвижности.
Брент выпустил воздух сквозь стиснутые зубы.
— Может, все-таки произнесешь что-нибудь кроме «знаю»?
«Чего ты, собственно, от меня ждешь? Что я рассыплюсь в благодарностях за твою заботу? Или предложу помянуть минутой молчания свою машину, жестоко искалеченную малолетним недоумком? Или спрошу тебя, с кем ты спутался на сей раз, мерзкий лживый сукин сын?»
— Мэдди?
«Не сейчас. Эм в машине».
— Спасибо, что приехал за нами.
Брент вздохнул, включил передачу, и спустя несколько минут, показавшихся Мэдди тысячелетием, «кадиллак» остановился у их дома. Мэдди выпрямилась и посмотрела в окно, понимая, что ей вот-вот придется что-то говорить.
— Мэдди, мы приехали. — Брент протянул руку и отстегнул привязной ремень. — Мэд? — спросил он и положил ладонь ей на плечо. Ладонь показалась Мэдди свинцовой.
Все верно. Приехали. Мэдди даже ощутила нечто вроде стыда перед мужем. Бренту тоже пришлось несладко, и душа Мэдди наполнилась раскаянием. Она следила за ним, не отрывая взгляда. Вот он обошел автомобиль спереди и открыл ей дверцу. Как это любезно с его стороны.
— Мэдди, выходи из машины. Врач говорит, ты не так сильно пострадала.
И опять он прав. Мэдди выбралась наружу. Каблуки тут же увязли в размякшем покрытии дорожки, и ей пришлось приложить немалое усилие, чтобы высвободить ноги. Казалось, они находятся так далеко. А Брент был слишком близко.
— Мама? — словно издалека раздался голос дочери. Мэдди сфокусировала глаза на ее лице и улыбнулась.
— Все хорошо, милая. Иди в дом, — произнесла она. Неизвестно откуда налетевший ветерок был свеж и приятен, и Мэдди на мгновение сосредоточила на нем свои мысли.
— Эмили, ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Брент, опустившись перед девочкой на колени и всматриваясь в ее лицо. Он выглядел так трогательно, стоя на коленях, держа дочь, чистенький и заботливый, с хохолком на макушке. Ублюдок.
Эм кивнула, глядя на мать.
— Да, папа. Я в порядке. Правда.
— Вот и славно. — Брент привлек Эм к себе. Он поцеловал ее, поднялся на ноги, проследил за тем, как она идет к дому, и перевел взгляд на Мэдди. — И ты, Мэдди, тоже отправляйся домой. Сегодня вечером я задержусь допоздна. Закажи пиццу и постарайся отдохнуть. Не жди меня.
Мэдди хотела пройти мимо, но Брент протянул руку и похлопал ее по плечу. «Нечего трогать меня», — подумала Мэдди. После недолгого перерыва в ее душе снова вспыхнула жгучая ненависть. Она остановилась и, дождавшись, когда Эм отойдет на несколько ярдов и ступит на крыльцо, повернулась к мужу и посмотрела ему в глаза.
— Мэдди, прекрати. — Брент взял ее за локоть и повел к крыльцу, но она с такой яростью отбросила его руку, что он пошатнулся.
— Что ты делаешь, Брент? — прошептала Мэдди, стискивая зубы, чтобы не закричать. Ее пальцы сжались в кулаки, и она выставила их перед собой. — Что ты делаешь? Какого черта?
— О чем ты? — спросил Брент, изумленно глядя на нее широко раскрытыми глазами. — О чем ты говоришь?
Мэдди приблизилась к Бренту вплотную, едва не наступив ему на ноги, и заговорила, судорожно глотая воздух:
— Я нашла под сиденьем твоей машины женское белье, черт бы тебя подрал. С кем ты путаешься? Опять с Бет? — Она покачала головой, хотя при каждом движении ее череп буквально раскалывался от боли, и прижала кулаки к груди, чтобы удержаться и не ударить Брента. — На сей раз я этого не потерплю, Брент. Я уйду от тебя, клянусь!
Брент оглянулся на Эм, застывшую на крыльце и наблюдавшую за ними.
— Все в порядке, — произнес он нарочито громко. — Ты что-то перепутала. Ты сильно ударилась головой. — Брент понизил голос и добавил: — Прекрати истерику. Ты пугаешь Эмили.
— Я нашла трусики, — продолжала Мэдди, задыхаясь. — Черные шелковые трусики с дыркой в промежности. Я хочу выслушать твои объяснения, немедленно.
— Мама! — позвала Эм.
— Минутку, дорогая, — откликнулся Брент и вновь заговорил тихим голосом: — Ты прекрасно знаешь, что я тебе не изменяю. Я обещал. Неужели мне всю жизнь придется расплачиваться за Бет?
Мэдди отступила, сбитая с толку спокойным рассудительным тоном Брента.
— Так как насчет трусиков? — спросила она.
— Понятия не имею. — Раздраженный, Брент повысил голос: — Наверно, кому-то захотелось пошутить.
— Не вижу в этом ничего смешного, — заметила Мэдди.
— Какой уж тут смех, — отозвался Брент и двинулся к крыльцу, на котором стояла Эм. — Мама плохо себя чувствует, — сказал он дочери, — ей нужно поспать. Пойдем, Эмили, я отвезу тебя к тете Треве, а мама пусть отдохнет.
— Мама… — пробормотала Эм, едва не плача. Мэдди глубоко вздохнула. Ей уже не хотелось кричать. Особенно на глазах у Эм.
— Папа прав, — согласилась она. — Отправляйся. Сегодня ты переночуешь у Мэл. Со мной все будет в порядке.
Эм сглотнула.
— Правда? Может, я лучше буду ухаживать за тобой?
На глазах Мэдди выступили слезы, и она заморгала.
— Спасибо, милая, но я собираюсь принять таблетки и лечь спать. Честно. А ты поезжай с папой.
Эм кивнула. Ее голова болталась на шее, словно на ниточке.
— Ладно. Но я не останусь там на ночь. Вечером я вернусь, чтобы быть с тобой, когда ты проснешься.
Мэдди обняла ее и привлекла к себе, чувствуя, как напряглось тело Эм.
— Все в порядке. Оставайся у Мэл.
— Нет! — Голос Эм прервался, и Мэдди еще крепче прижала ее к себе.
— Ладно, — сказала она, похлопав дочь по спине и легонько покачивая ее, словно младенца. — Ладно. Вечером папа заберет тебя по пути из кегельбана. Все будет хорошо.
Эм подошла к автомобилю и, повернувшись, поглядела ей в лицо, не выпуская руки Брента. Сукин сын, он воспользовался дочерью, чтобы избежать объяснений. Мэдди хотела крикнуть: «Немедленно вернись, мне нужно с тобой поговорить», — но лишь помахала рукой отъезжающей машине, устало вздохнула и вошла в дом.
Она проглотила обезболивающее и поставила пузырек с таблетками на кухонный подоконник. Пузырек засиял в лучах солнца, словно янтарный. Как красиво. Потом Мэдди на минутку присела, пытаясь развеяться и не думать об Эм, о черном шелке, о своей машине, о разводе и всем прочем, что ее беспокоило.
Как хорошо, что у нее нет сотрясения мозга. Что же у нее есть? Мэдди огляделась. Мрачная кухня. На полу серый линолеум, доставшийся Бренту по случаю со скидкой. Стены Мэдди выкрасила желтым. Да-да, именно она выбрала этот цвет. Желтый. Мэдди чувствовала себя так, словно ее засунули в огромное пирожное.
На желтом фоне ей то и дело мерещился черный шелк.
Она осторожно поднялась на ноги и вышла в прихожую. Прихожая была белая. Скучновато, но благопристойно. Точь-в-точь как Брент. До нынешнего дня. Сегодня выдался отвратительный, невыносимый день. Мэдди поднялась по лестнице, цепляясь за перила. От напряжения у нее закружилась голова, и, чтобы добраться до спальни, ей пришлось опереться о стену. Спальня была персиковая. Кому пришло в голову выкрасить ее в этот цвет? Стеганая спинка кровати выглядела особенно омерзительно. Если уж на то пошло, Мэдди ненавидела эту комнату. Ненавидела весь дом. Пора отсюда линять, думала она. Может быть, так и надо сделать — уехать, не сказав Бренту. Но ведь потом кто-нибудь да скажет. Это ведь Фрог-Пойнт. В этом городе ничего нельзя скрыть.
Мэдди опустилась на кровать. Закрыть глаза — какое наслаждение! По крайней мере теперь они не выкатятся из глазниц. Но терзавшая ее боль не утихала, она давила с такой силой, что Мэдди уткнулась в матрац, пытаясь хоть как-то ее утихомирить. «Вот в чем дело, — решила она. — Я ненавижу его, и нет никакой разницы, изменяет он или нет. Но сейчас я слаба и измучена, я ненавижу саму мысль о том, что мне придется отдать себя на суд города, и я не в силах думать о том, как все это отразится на Эм. Поэтому лучше отложить размышления на потом.
Я подумаю об этом позже».
В семь часов вечера Кей Эл стоял около двери дома на ферме своего дяди, прислушиваясь к скрипу сверчков, пробующих голоса. До сумерек оставался целый час, но кое-кто из артистов приступил к делу загодя, и их пение смешивалось с едва слышным журчанием реки, протекавшей в двухстах ярдах от фермы, с голосами птиц, стремившихся до конца насладиться последними жаркими днями августа. Такие вечера словно специально созданы для того, чтобы забраться в гамак, прихватив холодного пивка и теплую женщину, но женщина, о которой он мечтал, была замужем, так что о гамаке можно забыть. Как бы то ни было, заниматься любовью в гамаке практически невозможно; и все же, сумей он затащить в гамак Мэдди, Кей Эл обязательно постарался бы. Эта мысль потянула за собой другие, еще более греховные, и именно оттого голос тетки, раздавшийся из-за двери, застал его врасплох. Кей Эл поспешно отскочил в сторону, и дверь распахнулась.
Эм, пристегнутая ремнем и потому невредимая, сидела в кресле, широко распахнув глаза.
— Я в порядке, мама, — сказала она.
— Ты уверена? У тебя не повреждена шея? — У самой Мэдди шея мучительно болела.
— Да нет, все нормально. Ну и ну. Он таки врезался в нас.
Мэдди с усилием вытолкнула дверцу, и на асфальт посыпались кусочки металла. Чувствуя головокружение, она вылезла из машины. Все вокруг казалось чересчур ярким и вместе с тем нечетким, смазанным. Мэдди осторожно двинулась в обход машины к «датсуну». Под ногами хрустели осколки стекла. Радиоприемник кричал что-то грубое и неприличное, и Мэдди пожалела, что не может ответить тем же. Малейшее усилие причиняло ей невыносимые страдания.
Водитель «датсуна» сидел за рулем, держась руками за голову и постанывая. Мэдди наклонилась к нему, желая убедиться, что тот цел. Это был школьник, худосочный бледный светловолосый мальчишка. Мэдди знала его в лицо, но имени не помнила.
— Ты в порядке? — спросила она. — Ты ударился головой? Ты был пристегнут ремнем?
— Моя машина… Я здорово в вас вляпался… Разнес машину вдребезги…
— Твой приемник работает. — «Поганец ты этакий», — добавила про себя Мэдди. Злость, распиравшая ее весь день, едва не выплеснулась наружу, и она чуть было не заорала на мальчишку, но вовремя вспомнила, что он тоже пострадал в аварии и нет никакого смысла еще усугублять положение бедняги, даже если он — законченный болван. Взять того же Кей Эла Старджеса. Жертвами его лихачества неизменно оказывались ограждения да придорожные канавы, но люди — никогда.
Мальчишка вновь застонал, упорно пряча глаза. Мэдди выпрямилась и пошла осмотреть свой автомобиль.
«Сивик» погиб безвозвратно. Его багажник вмяло в салон, и теперь он находился на месте заднего сиденья. При всем своем невежестве в области автомобильной техники Мэдди понимала, что никому не удастся выправить ее машину — уж очень она была стара.
Нет, все-таки надо было накричать на сопляка. Он дважды чуть не поддал ей под зад, и посмотрите, чем все это закончилось.
— Вот это да, — сказала Эм, когда наконец выбралась наружу.
«Моя машина…»
— Значит, теперь мы купим новую? — спросила Эм.
— Как вы думаете, ваша страховка покроет убытки? — осведомился неудачливый водитель, подойдя ближе.
Мэдди повернулась и взглянула на него. «Убить тебя мало», — подумала она и побрела к «сивику», осторожно переставляя ноги.
Мальчишка потащился следом, и в этот миг подъехала полицейская машина.
Мэдди уселась в «сивик» и прижалась лбом к рулевому колесу. Патрульный, молодой человек, проваливший лет пять назад экзамены в ее классе прикладных искусств, спросил права Мэдди, и Эм выудила их из перчаточного ящика. Полицейский держался вежливо, но он задавал слишком много вопросов, и Мэдди сбилась с толку. Потом он спросил, как она себя чувствует.
— Я хотела, чтобы меня похоронили в этой машине, — устало ответила Мэдди, и патрульный тут же связался со «Скорой помощью», сообщив о том, что у пострадавшей, вероятно, сотрясение мозга.
Брент, высокий, загорелый, внушительный и уверенный в себе, дожидался Мэдди в приемном покое.
— Я позабочусь обо всем, — заявил он и, отвернувшись, спокойным голосом заговорил с юным врачом и еще более молоденькой медсестрой.
«Я ненавижу тебя», — хотела сказать Мэдди, но подумала, что говорить об этом в присутствии Эм было бы неблагоразумно.
В кабинете воняло дезинфекцией и спиртом, а лекарства, которые дали Мэдди, оставляли во рту металлический привкус. Мэдди замерзла, смотровой стол казался ей слишком высоким, она хотела домой, но Брент все еще разговаривал с медиками.
От нечего делать Мэдди стала разглядывать мужа. Интересно, способен ли Брент увлечь другую женщину? Он уже начинал полнеть, но все еще был красив, словно молодой крупный бычок. Темная прядь волос, вечно падающая ему на глаза. Непокорный вихор, торчащий на макушке. Ямочки на щеках. Нахальная улыбка. Ублюдок. Брент двинулся к ней, расправив плечи, и медсестра с интересом посмотрела ему вслед. Он приблизился к Мэдди вплотную, и она отодвинулась.
Брент что-то говорил ей, и Мэдди сосредоточилась на его словах, чувствуя себя так, будто находится где-то очень далеко.
— Не беспокойся, ты не нарушила правил, — сказал Брент и обвил рукой Эм, которая с любовью прижималась к нему.
— Знаю.
— Парень не был застрахован, но наша страховка все покроет.
— Знаю.
Брент еще плотнее прижал к себе девочку.
— Хвала Господу, Эмили жива и здорова.
— Знаю.
— У тебя нет даже сотрясения мозга, только растяжение шейных мышц. Все, что тебе нужно, — легкое болеутоляющее.
— Знаю.
Брент вздохнул, и заботливое выражение в его глазах сменилось раздражением.
— В таком случае мы можем ехать прямо сейчас.
— Знаю.
Медсестра во весь рот улыбнулась Бренту и протянула ему пилюли для Мэдди. Брент вывел семью на улицу, усадил Эм на заднее кресло «кадиллака» и только потом обернулся к Мэдди, которая пыталась сообразить, каким образом эта ненавистная ей машина, стоявшая во дворе дома, вдруг очутилась у клиники.
— Я чистила твой «кадиллак», — пробормотала Мэдди. — Он стоял на подъездной дорожке.
— Хауи подбросил меня домой, и я пересел в свою машину. Твой автомобиль отбуксировали в мастерскую Лео. Он говорит, «сивику» пришел конец. Теперь тебе придется купить новую машину.
Ее «сивик», разбитый, валяющийся в кустах под забором авторемонтной мастерской… В обычной ситуации подобное видение непременно повергло бы Мэдди в уныние, но сейчас она была слишком потрясена, чтобы думать о машинах.
— Знаю, — ответила она и, забравшись в «кадиллак», попыталась вспомнить, что такое нормальная жизнь. Например, такая, как вчера.
Брент уселся рядом и потрепал ее по колену. Мэдди поспешно отодвинула ноги.
— Успокойся, Мэд, — сказал он. — Ты выздоровеешь, у тебя все будет в порядке.
— Знаю.
Мэдди кивнула, и тут же в ее шею словно вонзился клинок. Она замерла в неподвижности.
Брент выпустил воздух сквозь стиснутые зубы.
— Может, все-таки произнесешь что-нибудь кроме «знаю»?
«Чего ты, собственно, от меня ждешь? Что я рассыплюсь в благодарностях за твою заботу? Или предложу помянуть минутой молчания свою машину, жестоко искалеченную малолетним недоумком? Или спрошу тебя, с кем ты спутался на сей раз, мерзкий лживый сукин сын?»
— Мэдди?
«Не сейчас. Эм в машине».
— Спасибо, что приехал за нами.
Брент вздохнул, включил передачу, и спустя несколько минут, показавшихся Мэдди тысячелетием, «кадиллак» остановился у их дома. Мэдди выпрямилась и посмотрела в окно, понимая, что ей вот-вот придется что-то говорить.
— Мэдди, мы приехали. — Брент протянул руку и отстегнул привязной ремень. — Мэд? — спросил он и положил ладонь ей на плечо. Ладонь показалась Мэдди свинцовой.
Все верно. Приехали. Мэдди даже ощутила нечто вроде стыда перед мужем. Бренту тоже пришлось несладко, и душа Мэдди наполнилась раскаянием. Она следила за ним, не отрывая взгляда. Вот он обошел автомобиль спереди и открыл ей дверцу. Как это любезно с его стороны.
— Мэдди, выходи из машины. Врач говорит, ты не так сильно пострадала.
И опять он прав. Мэдди выбралась наружу. Каблуки тут же увязли в размякшем покрытии дорожки, и ей пришлось приложить немалое усилие, чтобы высвободить ноги. Казалось, они находятся так далеко. А Брент был слишком близко.
— Мама? — словно издалека раздался голос дочери. Мэдди сфокусировала глаза на ее лице и улыбнулась.
— Все хорошо, милая. Иди в дом, — произнесла она. Неизвестно откуда налетевший ветерок был свеж и приятен, и Мэдди на мгновение сосредоточила на нем свои мысли.
— Эмили, ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Брент, опустившись перед девочкой на колени и всматриваясь в ее лицо. Он выглядел так трогательно, стоя на коленях, держа дочь, чистенький и заботливый, с хохолком на макушке. Ублюдок.
Эм кивнула, глядя на мать.
— Да, папа. Я в порядке. Правда.
— Вот и славно. — Брент привлек Эм к себе. Он поцеловал ее, поднялся на ноги, проследил за тем, как она идет к дому, и перевел взгляд на Мэдди. — И ты, Мэдди, тоже отправляйся домой. Сегодня вечером я задержусь допоздна. Закажи пиццу и постарайся отдохнуть. Не жди меня.
Мэдди хотела пройти мимо, но Брент протянул руку и похлопал ее по плечу. «Нечего трогать меня», — подумала Мэдди. После недолгого перерыва в ее душе снова вспыхнула жгучая ненависть. Она остановилась и, дождавшись, когда Эм отойдет на несколько ярдов и ступит на крыльцо, повернулась к мужу и посмотрела ему в глаза.
— Мэдди, прекрати. — Брент взял ее за локоть и повел к крыльцу, но она с такой яростью отбросила его руку, что он пошатнулся.
— Что ты делаешь, Брент? — прошептала Мэдди, стискивая зубы, чтобы не закричать. Ее пальцы сжались в кулаки, и она выставила их перед собой. — Что ты делаешь? Какого черта?
— О чем ты? — спросил Брент, изумленно глядя на нее широко раскрытыми глазами. — О чем ты говоришь?
Мэдди приблизилась к Бренту вплотную, едва не наступив ему на ноги, и заговорила, судорожно глотая воздух:
— Я нашла под сиденьем твоей машины женское белье, черт бы тебя подрал. С кем ты путаешься? Опять с Бет? — Она покачала головой, хотя при каждом движении ее череп буквально раскалывался от боли, и прижала кулаки к груди, чтобы удержаться и не ударить Брента. — На сей раз я этого не потерплю, Брент. Я уйду от тебя, клянусь!
Брент оглянулся на Эм, застывшую на крыльце и наблюдавшую за ними.
— Все в порядке, — произнес он нарочито громко. — Ты что-то перепутала. Ты сильно ударилась головой. — Брент понизил голос и добавил: — Прекрати истерику. Ты пугаешь Эмили.
— Я нашла трусики, — продолжала Мэдди, задыхаясь. — Черные шелковые трусики с дыркой в промежности. Я хочу выслушать твои объяснения, немедленно.
— Мама! — позвала Эм.
— Минутку, дорогая, — откликнулся Брент и вновь заговорил тихим голосом: — Ты прекрасно знаешь, что я тебе не изменяю. Я обещал. Неужели мне всю жизнь придется расплачиваться за Бет?
Мэдди отступила, сбитая с толку спокойным рассудительным тоном Брента.
— Так как насчет трусиков? — спросила она.
— Понятия не имею. — Раздраженный, Брент повысил голос: — Наверно, кому-то захотелось пошутить.
— Не вижу в этом ничего смешного, — заметила Мэдди.
— Какой уж тут смех, — отозвался Брент и двинулся к крыльцу, на котором стояла Эм. — Мама плохо себя чувствует, — сказал он дочери, — ей нужно поспать. Пойдем, Эмили, я отвезу тебя к тете Треве, а мама пусть отдохнет.
— Мама… — пробормотала Эм, едва не плача. Мэдди глубоко вздохнула. Ей уже не хотелось кричать. Особенно на глазах у Эм.
— Папа прав, — согласилась она. — Отправляйся. Сегодня ты переночуешь у Мэл. Со мной все будет в порядке.
Эм сглотнула.
— Правда? Может, я лучше буду ухаживать за тобой?
На глазах Мэдди выступили слезы, и она заморгала.
— Спасибо, милая, но я собираюсь принять таблетки и лечь спать. Честно. А ты поезжай с папой.
Эм кивнула. Ее голова болталась на шее, словно на ниточке.
— Ладно. Но я не останусь там на ночь. Вечером я вернусь, чтобы быть с тобой, когда ты проснешься.
Мэдди обняла ее и привлекла к себе, чувствуя, как напряглось тело Эм.
— Все в порядке. Оставайся у Мэл.
— Нет! — Голос Эм прервался, и Мэдди еще крепче прижала ее к себе.
— Ладно, — сказала она, похлопав дочь по спине и легонько покачивая ее, словно младенца. — Ладно. Вечером папа заберет тебя по пути из кегельбана. Все будет хорошо.
Эм подошла к автомобилю и, повернувшись, поглядела ей в лицо, не выпуская руки Брента. Сукин сын, он воспользовался дочерью, чтобы избежать объяснений. Мэдди хотела крикнуть: «Немедленно вернись, мне нужно с тобой поговорить», — но лишь помахала рукой отъезжающей машине, устало вздохнула и вошла в дом.
Она проглотила обезболивающее и поставила пузырек с таблетками на кухонный подоконник. Пузырек засиял в лучах солнца, словно янтарный. Как красиво. Потом Мэдди на минутку присела, пытаясь развеяться и не думать об Эм, о черном шелке, о своей машине, о разводе и всем прочем, что ее беспокоило.
Как хорошо, что у нее нет сотрясения мозга. Что же у нее есть? Мэдди огляделась. Мрачная кухня. На полу серый линолеум, доставшийся Бренту по случаю со скидкой. Стены Мэдди выкрасила желтым. Да-да, именно она выбрала этот цвет. Желтый. Мэдди чувствовала себя так, словно ее засунули в огромное пирожное.
На желтом фоне ей то и дело мерещился черный шелк.
Она осторожно поднялась на ноги и вышла в прихожую. Прихожая была белая. Скучновато, но благопристойно. Точь-в-точь как Брент. До нынешнего дня. Сегодня выдался отвратительный, невыносимый день. Мэдди поднялась по лестнице, цепляясь за перила. От напряжения у нее закружилась голова, и, чтобы добраться до спальни, ей пришлось опереться о стену. Спальня была персиковая. Кому пришло в голову выкрасить ее в этот цвет? Стеганая спинка кровати выглядела особенно омерзительно. Если уж на то пошло, Мэдди ненавидела эту комнату. Ненавидела весь дом. Пора отсюда линять, думала она. Может быть, так и надо сделать — уехать, не сказав Бренту. Но ведь потом кто-нибудь да скажет. Это ведь Фрог-Пойнт. В этом городе ничего нельзя скрыть.
Мэдди опустилась на кровать. Закрыть глаза — какое наслаждение! По крайней мере теперь они не выкатятся из глазниц. Но терзавшая ее боль не утихала, она давила с такой силой, что Мэдди уткнулась в матрац, пытаясь хоть как-то ее утихомирить. «Вот в чем дело, — решила она. — Я ненавижу его, и нет никакой разницы, изменяет он или нет. Но сейчас я слаба и измучена, я ненавижу саму мысль о том, что мне придется отдать себя на суд города, и я не в силах думать о том, как все это отразится на Эм. Поэтому лучше отложить размышления на потом.
Я подумаю об этом позже».
В семь часов вечера Кей Эл стоял около двери дома на ферме своего дяди, прислушиваясь к скрипу сверчков, пробующих голоса. До сумерек оставался целый час, но кое-кто из артистов приступил к делу загодя, и их пение смешивалось с едва слышным журчанием реки, протекавшей в двухстах ярдах от фермы, с голосами птиц, стремившихся до конца насладиться последними жаркими днями августа. Такие вечера словно специально созданы для того, чтобы забраться в гамак, прихватив холодного пивка и теплую женщину, но женщина, о которой он мечтал, была замужем, так что о гамаке можно забыть. Как бы то ни было, заниматься любовью в гамаке практически невозможно; и все же, сумей он затащить в гамак Мэдди, Кей Эл обязательно постарался бы. Эта мысль потянула за собой другие, еще более греховные, и именно оттого голос тетки, раздавшийся из-за двери, застал его врасплох. Кей Эл поспешно отскочил в сторону, и дверь распахнулась.