Страница:
— Да-да. Я пока займусь планированием, но мы могли бы встретиться позже, когда вы закончите дела с леди Дэнбери. Я провожу вас домой, и по пути мы все обсудим.
Она принужденно улыбнулась:
— Хорошо. Встретимся у парадных ворот в тридцать пять минут пятого. Я освобождаюсь в половине пятого, — пояснила она, — и еще пять минут нужно, чтобы дойти до ворот.
— А почему бы нам не встретиться здесь?
Она покачала головой:
— Нельзя, если вы не хотите, чтобы все сплетники в Дэнбери-Хаусе судачили о нас.
— Идея понятна. В таком случае у парадных ворот.
Элизабет кивнула и на ватных ногах вышла из комнаты, с трудом добравшись до скамьи. Боже милостивый, во что она позволила себя втравить?
«Мяу!..»
Она посмотрела вниз. Малкольм, этот демон в кошачьем обличье, сидел у ее ног, уставившись на нее, словно на кухонную крысу.
— Что тебе нужно?
Кот пожал плечами. Элизабет не предполагала, что кошки умеют пожимать плечами, но она также никогда не думала, что будет сидеть в парадном холле леди Дэнбери и разговаривать с ее кошачьей ипостасью.
— Считаешь меня смешной, да?
Малкольм зевнул.
— Я согласилась, чтобы мистер Сидонс натаскал меня на поиски мужа.
Кот навострил уши.
— Знаю. Он тебе нравится больше, чем я. Ты всех предпочитаешь мне.
Кот явно не собирался опровергать ее утверждение.
— Думаешь, у меня ничего не получится?
Малкольм повел хвостом. Элизабет не представляла себе, как это понимать, но, учитывая демонстративную неприязнь к ней кота, склонна была предположить, что это означает: «Даже у меня больше шансов найти мужа, чем у тебя».
— Элизабет?
Покраснев, как свекла, девушка резко повернула голову. Джеймс высунулся из библиотеки и насмешливо смотрел на нее.
— Беседуете с котом?
— Ничего подобного.
— Готов поклясться, что слышал, как вы разговаривали.
— Вам показалось.
— А-а…
— С чего это я стану разговаривать с котом? Он меня терпеть не может.
Его губы изогнулись.
— Что-то в этом роде я уже слышал.
Она притворилась, что не чувствует, как горят ее щеки.
— Вам что, нечего делать?
— Ах да, план занятий! Увидимся чуть позже половины пятого.
Элизабет дождалась, пока щелкнет, закрывшись, дверь библиотеки.
— Боже правый! — выдохнула она. — Я сошла с ума. Бесповоротно.
Кот важно кивнул, довершив ее унижение.
Глава 10
Она принужденно улыбнулась:
— Хорошо. Встретимся у парадных ворот в тридцать пять минут пятого. Я освобождаюсь в половине пятого, — пояснила она, — и еще пять минут нужно, чтобы дойти до ворот.
— А почему бы нам не встретиться здесь?
Она покачала головой:
— Нельзя, если вы не хотите, чтобы все сплетники в Дэнбери-Хаусе судачили о нас.
— Идея понятна. В таком случае у парадных ворот.
Элизабет кивнула и на ватных ногах вышла из комнаты, с трудом добравшись до скамьи. Боже милостивый, во что она позволила себя втравить?
«Мяу!..»
Она посмотрела вниз. Малкольм, этот демон в кошачьем обличье, сидел у ее ног, уставившись на нее, словно на кухонную крысу.
— Что тебе нужно?
Кот пожал плечами. Элизабет не предполагала, что кошки умеют пожимать плечами, но она также никогда не думала, что будет сидеть в парадном холле леди Дэнбери и разговаривать с ее кошачьей ипостасью.
— Считаешь меня смешной, да?
Малкольм зевнул.
— Я согласилась, чтобы мистер Сидонс натаскал меня на поиски мужа.
Кот навострил уши.
— Знаю. Он тебе нравится больше, чем я. Ты всех предпочитаешь мне.
Кот явно не собирался опровергать ее утверждение.
— Думаешь, у меня ничего не получится?
Малкольм повел хвостом. Элизабет не представляла себе, как это понимать, но, учитывая демонстративную неприязнь к ней кота, склонна была предположить, что это означает: «Даже у меня больше шансов найти мужа, чем у тебя».
— Элизабет?
Покраснев, как свекла, девушка резко повернула голову. Джеймс высунулся из библиотеки и насмешливо смотрел на нее.
— Беседуете с котом?
— Ничего подобного.
— Готов поклясться, что слышал, как вы разговаривали.
— Вам показалось.
— А-а…
— С чего это я стану разговаривать с котом? Он меня терпеть не может.
Его губы изогнулись.
— Что-то в этом роде я уже слышал.
Она притворилась, что не чувствует, как горят ее щеки.
— Вам что, нечего делать?
— Ах да, план занятий! Увидимся чуть позже половины пятого.
Элизабет дождалась, пока щелкнет, закрывшись, дверь библиотеки.
— Боже правый! — выдохнула она. — Я сошла с ума. Бесповоротно.
Кот важно кивнул, довершив ее унижение.
Глава 10
Джеймс прибыл к главным воротам в четверть пятого, сознавая, что явился до смешного рано, но ноги сами принесли его в назначенное место. Полуденные часы он провел в состоянии смутного беспокойства, выбивая пальцами нетерпеливую дробь на столе. Он честно пытался составить план занятий, в пользе которого убеждал Элизабет, но слова не шли.
В сущности, он не представлял себе, в чем заключается подготовка юных девушек к выходу в свет. Единственной молодой женщиной, которую он по-настоящему знал, была жена его лучшего друга Блейка Рейвенскрофта. Но Кэролайн едва ли вписывалась в светское общество и не могла служить образцом для подражания. Что касается прочих знакомых ему дам, все они принадлежали к тому типу, который пыталась вылепить из Элизабет миссис Ситон. К тому типу, из-за которого он, к несказанному своему облегчению, сбежал из Лондона, воспользовавшись приглашением тетки.
Впрочем, чего он сам ждет от женщины? Без ответа на этот вопрос ему не выполнить данного Элизабет обещания. Какие качества хотел бы он видеть в своей жене? К сожалению, он сам должен жениться — от судьбы не уйдешь. Однако до чего же тяжко сознавать, что остаток жизни придется провести с робким цветком, который боится высказать свое мнение.
Или хуже того, с робким цветком, который вообще не имеет собственного мнения.
А в довершение ко всему, как поворот штыка в смертельной ране, этим аморфным юным созданиям неизбежно сопутствовали чрезвычайно волевые и целеустремленные мамаши.
Пожалуй, он слишком строг, неохотно признал Джеймс. Ему приходилось встречать юных особ, которые вызывали у него определенный интерес. Не много, но все же. На одной-двух он мог бы даже жениться, не опасаясь, что испортит себе жизнь. Разумеется, это был бы брак не по любви, не говоря уже о пылкой страсти, но вполне приемлемый.
Так что же было в тех женщинах, которые привлекли его внимание, пусть и мимолетное? Определенно любовь к жизни, искренняя улыбка без тени жеманства и огонь в глазах. Джеймс не сомневался, что был не единственным мужчиной, который оценил их по достоинству. Все девушки, о которых шла речь, быстро выскочили замуж, преимущественно за мужчин, которые пользовались его симпатией и уважением.
Любовь к жизни. Может, все дело в этом? Джеймс провел все утро, изучая трактат «Как выйти замуж за маркиза», И с каждым прочитанным эдиктом погружался все глубже в несравненное сапфировое сияние, льющееся из глаз Элизабет.
Он не желал, чтобы она превратилась в ходячий идеал юной англичанки. Не желал, чтобы она шествовала, потупив очи, с загадочным и безмятежным видом. Джеймс хотел, чтобы Элизабет оставалась самой собой.
Она не переставала казнить себя за то, что приняла предложение Джеймса. Разве не провела она всю ночь в слезах из-за того, что чувствовала: она готова полюбить Джеймса — мужчину, за которого никогда не выйдет замуж? А теперь она сознательно вверяет себя ему, позволяет подшучивать над собой, флиртовать и…
Милостивый Боже, а вдруг он вздумает ее поцеловать? Он обещал научить ее всяким женским штучкам, на которые клюют мужчины. Включает ли курс обучения поцелуи? И если да, то следует ли ей позволять ему это?
Элизабет застонала. Как будто она в силах его остановить. Стоило им оказаться в одной комнате, как ее взгляд устремлялся ко рту Джеймса и она вспоминала ощущение его губ на своих. И, помоги ей Боже, жаждала испытать его снова.
Проблеск блаженства, первый и последний. Наверное, в этом все дело. Она собирается выйти замуж за человека, которого не любит. Возможно, он ей даже не понравится. Так неужели она не имеет права на несколько дней радости и смеха, взглядов украдкой и пьянящего трепета от пробудившегося желания?
Направляясь к парадным воротам, Элизабет чувствовала, что, согласившись встретиться с Джеймсом, напрашивается на сердечную боль и жестокое разочарование, но ничего не могла с собой поделать. Она была достаточно хорошо знакома с творчеством Шекспира, чтобы верить великому барду, утверждавшему, что лучше любить и потерять любовь, чем не испытать ее вовсе.
Джеймс ждал ее у ворот, заняв позицию, незаметную со стороны Дэнбери-Хауса. Глаза его вспыхнули при виде девушки.
— Элизабет! — окликнул он ее, двинувшись к ней размашистым шагом.
Она остановилась, получая удовольствие от одного его вида. Легкий ветерок трепал его темные волосы. Элизабет никогда не встречала человека, который держался бы с такой непринужденностью, как Джеймс Сидонс. Он легко шагал ей навстречу пружинистой, уверенной походкой. Она завистливо вздохнула, вспомнив о бесчисленных случаях, когда спотыкалась о ковер или ударялась рукой о стену. Поравнявшись с ней, он просто сказал:
— Все-таки пришли.
— А вы сомневались?
— Скорее опасался, что вы передумаете.
— Может, и стоило передумать. Это самый опрометчивый поступок из всех, какие мне приходилось совершать.
— Вы меня просто умиляете, — вкрадчиво произнес он.
— Впрочем, не важно, что я там думала. — Она беспомощно улыбнулась. — Я всегда прохожу через эти ворота по пути домой. Так что едва ли смогла бы вас обойти, даже если бы очень постаралась.
— Как удачно для меня.
— У меня такое чувство, что удача вам часто улыбается.
Джеймс склонил набок голову.
— Почему вы так решили?
Элизабет пожала плечами:
— Не знаю. Мне кажется, вы из тех людей, которые всегда приземляются на обе ноги.
— На мой взгляд, вы тоже довольно жизнеспособны.
— В определенном смысле. Ведь я давным-давно могла сдаться и прекратить борьбу за сохранение семьи. Родственники очень настойчиво предлагали забрать Лукаса.
— А как насчет остальных?
Она криво улыбнулась:
— Остальные не обладают титулами.
— Понятно. — Он взял ее под руку и указал на юг. — Нам туда?
Элизабет кивнула:
— Да, около мили прямо по дороге и еще четверть мили по боковой тропинке.
Они прошли несколько шагов в молчании, затем он повернулся к ней и проговорил:
— Вы сказали, что жизнеспособны «в определенном смысле». Что вы имели в виду?
— Мужчине легче выстоять в жизни, чем женщине.
— Что-то я не понял.
Элизабет посмотрела на него с явным сожалением. Вряд ли он способен ее понять, тем не менее она считала своим долгом хотя бы попытаться объяснить.
— Когда для мужчины наступают трудные времена, — сказала она, — в его распоряжении немало способов изменить ситуацию. У него есть выбор. Он может поступить в армию или, скажем, завербоваться на пиратский корабль. Или найти работу, как это сделали вы. Может воспользоваться своим обаянием и привлекательной наружностью, — она покачала головой, невольно улыбнувшись, — что, полагаю, вы проделывали не раз.
— А разве женщина не может поступить так же?
— У женщины практически нет шансов найти работу, если она не хочет уезжать из дома. Должность гувернантки оплачивается немногим лучше, чем компаньонки знатной дамы, но сомневаюсь, что найдутся наниматели, которые отнесутся снисходительно к тому, чтобы Сьюзен, Джейн и Лукас поселились вместе со мной в служебном крыле.
— Вы правы, — сказал Джеймс, кивнув с понимающим ведом.
— Что же касается обаяния и приятной внешности, с их помощью женщина может рассчитывать на одно из трех: податься на сцену, стать чьей-либо любовницей или выйти замуж. Лично я не имею ни склонности, ни таланта, чтобы пойти в актрисы. И не собираюсь позорить свою семью, вступив в незаконную связь. — Элизабет подняла на него глаза и улыбнулась. — Единственное, что мне остается, — это брак. Полагаю, в этом и заключается жизнеспособность женщины. — Она помолчала, уголки ее рта дрогнули, словно она не знала, смеяться ей или плакать. — Довольно мерзко, вы не находите?
Джеймс не сразу ответил, молча глядя на нее. Он привык считать себя человеком широких взглядов, но ему никогда не приходило в голову примерить на себя, образно выражаясь, тесные башмачки женщин. Свою жизнь, с ее необозримыми возможностями, он воспринимал как должное.
Элизабет откинула голову назад.
— Что означает ваш пристальный взгляд?
— Уважение.
Она удивилась:
— Простите?
— Я и раньше восхищался вами. Вы производите впечатление на редкость смышленой и остроумной молодой женщины. Но сейчас я понял, что вы не в меньшей степени заслуживаете уважения.
— О! Я… — Элизабет вспыхнула, явно не находя слов. Джеймс покачал головой:
— Никак не думал, что приведу вас в такое смущение.
— Вам это и не удалось, — ответила она, но, судя по пронзительным ноткам в голосе, не совсем искренне.
— Удалось. Однако я не собираюсь вести умные разговоры на серьезные темы. У нас есть дело, и я не вижу причины, почему бы нам не совместить полезное с приятным.
Она откашлялась.
— Как вы себе это представляете?
— У нас мало времени, поэтому необходимо расставить приоритеты, — сообщил он. — Придется сосредоточиться на наиболее важных навыках.
— Каких же?
— Поцелуи и бокс.
Элизабет уронила сумочку.
— Что вас так удивило?
— Честно говоря, не знаю, что больше: первое или второе?
Он нагнулся и поднял ее сумку.
— Если вы возьмете на себя труд подумать, то убедитесь, что одно неразрывно связано с другим. Джентльмен обычно целует даму, которой собирается сделать предложение.
— Нет, если относится к ней с уважением, — возразила Элизабет. — Мне достоверно известно, что мужчины не целуют незамужних женщин, которых уважают.
— Я же целовал вас.
— Ну… это… совсем другое дело.
— А как мы только что выяснили, я вас уважаю. Достаточно об этом. — Взмахом руки он отмел ее возражения. — Вы должны верить мне, когда я говорю, что ни один джентльмен, имеющий хоть крупицу разума в голове, не наденет хомут себе на шею, не прощупав предварительно почву.
— В ваших устах, — проворчала Элизабет, — это звучит удивительно поэтично.
— Однако вы можете оказаться в неловком положении.
— Как, вы и это понимаете? — саркастическим тоном осведомилась она.
Джеймс осадил ее взглядом, явно недовольный ее манерой постоянно перебивать.
— Некоторые джентльмены, страдающие отсутствием здравого смысла и чувства меры, могут увлечься и не прервать поцелуй в надлежащий момент. Вот почему вам необходимо освоить бокс.
— И все это вы собираетесь проделать сегодня?
С самым невозмутимым видом он вытащил свои карманные часы и откинул крышку.
— На сегодня я планирую только поцелуи. Кулачным боем можно заняться завтра.
— А вы сами учились боксировать?
— Естественно.
Элизабет с подозрительным видом уставилась на него.
— Но ведь уроки стоят ужасно дорого. Я слышала, тренеры, которые считаются достаточно опытными, просто нарасхват.
— Всегда есть способы добиться желаемого, — заявил Джеймс и, приподняв бровь, смерил ее взглядом. — Вы же сами говорили, что я из тех, кто всегда приземляется на обе ноги.
— Полагаю, теперь вы скажете, что вы из тех, кто приземляется на обе ноги в боксерской стойке со сжатыми кутками.
Он рассмеялся и сделал несколько типично боксерских выпадов.
— Нет ничего лучше, чтобы разогреть кровь.
Элизабет с сомнением нахмурилась:
— Едва ли это занятие подходят для женщины.
— Мне казалось, что мы сошлись на том, что не разделяем представления миссис Ситон о женственности.
— Да, но наша цель, — возразила она, — найти мне мужа.
— Ах да, мужа, — мрачно произнес Джеймс.
— Не могу себе представить, что в Англии найдется мужчина, который захочет сочетаться браком с женщиной-боксером.
— Никто не собирается делать из вас боксера. Вполне достаточно, если вы сумеете врезать нахалу, чтобы поставить его на место.
Она пожала плечами и сжала руку в кулак.
— Так?
— Да нет же, Господи! Не зажимайте большой палец. Иначе вы его непременно сломаете.
Элизабет загнула большой палец поверх кулака.
— Вот так?
Он одобрительно кивнул:
— Правильно. Но сегодня мы будем изучать поцелуи.
— Нет, давайте начнем с этого. — Она несколько раз ожесточенно ткнула кулаком в воздух. — Пожалуй, мне это нравится.
Джеймс застонал, не совсем уверенный, что больше расстроило его — то, что придется отложить назавтра поцелуи, или что у нее самый слабый удар из всех, какие ему приходилось видеть.
— Нет-нет, совсем не так, — сказал он, становясь позади Элизабет. Опустив ее сумку на землю, он взял ее за локоть и поправил наклон плеча. — Вы машете кулаками, как девчонка.
— Я и есть девушка.
— Предположим, это трудно не заметить, но при этом совсем не обязательно драться по-женски.
— А как, — поинтересовалась она, подражая низкому мужскому голосу, — дерутся мужчины?
— Женщины, как я узнал с вашей помощью, боксируют вот так. — Джеймс сжал пальцы в кулак и принялся двигать им взад-вперед, прижав локоть к боку. — Мужчины же размахиваются, нанося удар.
— Не могли бы вы показать?
— С удовольствием. Но вам придется немного отойти. Не хотелось бы вас изувечить.
Элизабет одарила его скептической улыбкой и отступила на несколько шагов.
— Достаточно пространства для мужчины?
— Напрасно издеваетесь. Стойте и смотрите. — Он отвел руку назад. — Мне придется проделать это вполсилы, поскольку я боксирую с воздухом. Иначе сила инерции может увлечь меня за собой.
— Разумеется, — сказала она, величественно махнув рукой. — Вполсилы так вполсилы.
— Будьте внимательны. У вас редкая возможность наблюдать за мастером.
Он резко выбросил руку вперед, полностью распрямив ее. Усилие зародилось в середине спины и передалось через плечо в кулак. Вложи он в удар всю силу и имей перед собой противника, он бы его точно уложил, подумал Джеймс.
— Ну, что скажете? — поинтересовался он, чрезвычайно довольный собой.
— Повторите, пожалуйста.
Он приподнял брови, но послушался, увеличив при этом размах руки, после чего посмотрел на девушку. Прищурившись, она изучала его с таким видом, словно он был призовым бычком.
Переведя на секунду взгляд на его лицо, Элизабет попросила:
— Еще раз можно?
— Вам действительно интересно или вы пытаетесь выставить меня круглым идиотом?
— Разумеется, мне интересно, а если у вас идиотский вид, то я здесь ни при чем.
Джеймс отвел руку назад в последний раз.
— Резюмирую, — сказал он. — Женщина наносит удар от плеча, не подключая мускулы спины.
Она изобразила женский выпад.
— Вот так, да?
— Точно. А мужчина использует мощь не только руки, но и спины.
— Эти мускулы? — Подняв правую руку, она завела левую за спину, указывая на мышцы грудной клетки.
Во рту у него пересохло. Ее платье натянулось в самых неожиданных местах.
— Эти, Джеймс? — повторила она, ткнув пальцем себе в спину. — Или эти? — На сей раз она ткнула в его спину, но промахнулась и попала ему в бок чуть пониже талии.
— Правильно, — сказал он, отскакивая от нее. Если бы она ошиблась еще на пару дюймов, он бы не поручился за свои действия.
— Значит, это делается так. — Элизабет размахнулась и выбросила вперед кулак, действуя вполсилы, как он и показывал ей.
— Да, но нужно немного усилить боковое движение. Посмотрите еще раз. — Он в очередной раз рубанул воздух. — Понятно?
— Вроде да. Хотите, чтобы я повторила?
— Да. — Он скрестил руки на груди. — Ударьте меня.
— О нет, я не смогу.
— Я хочу, чтобы вы это сделали.
— Это невозможно. Я никогда в жизни никого не била сознательно.
— Элизабет, смысл этого урока в том и заключается, чтобы вы причинили боль или хотя бы неудобство другому человеку в случае необходимости. Если вы не способны поднять руку на ближнего, тогда мы попросту теряем время.
Она заколебалась:
— Ну, если вы настаиваете.
— Я требую.
— Ладно. — В ту же секунду, не дав ему опомниться, она отвела руку назад и стремительно выбросила ее вперед. Прежде чем Джеймс понял, что происходит, он распростерся на земле, ощущая болезненную пульсацию в правом глазу.
Элизабет, вместо того чтобы проявить беспокойство или заботу о его здоровье, запрыгала с ликующими воплями:
— У меня получилось! Получилось! Вы видели? Вы видели это?
— Нет, — пробормотал он, — зато почувствовал.
Она сияла, упершись руками в бока с таким видом, словно ее только что объявили королевой всего мира и его окрестностей.
— Это было великолепно! Давайте повторим.
— Давайте не будем, — проворчал он.
Она перестала ухмыляться и склонилась к нему:
— Надеюсь, вам не больно?
— Нисколько, — солгал он.
— Ни капельки? — В ее голосе прозвучало явное разочарование.
— Ну, может быть, совсем чуть-чуть.
— О, хорошо, я… — Она осеклась и проглотила окончание фразы. — Я совсем не это имела в виду. Клянусь, я не хотела вас травмировать, но вложила в этот удар всю свою силу и…
— Завтра вы сможете оценить результат во всей его красе.
Она ахнула от ужаса и восторга:
— Я подбила вам глаз?
— Вы вроде бы не хотели меня травмировать.
— Конечно, — поспешно сказала она, — но должна признаться, что никогда прежде не делала ничего, хоть отдаленно похожего на это. Приятно сознавать, что у тебя что-то так ловко получилось.
Джеймс не думал, что его глаз украсит особенно впечатляющий синяк, как она явно надеялась, но злился на себя, что до такой степени серьезно недооценил Элизабет. Он и представить себе не мог, что эта крошка собьет его с ног первым же ударом, будучи уверен, что у нее не хватит силенок вывести из строя противника. Самое большее, на что он рассчитывал, — это что, встретив неожиданный отпор, тот растеряется, а девушка тем временем сбежит.
«Однако, — удрученно подумал Джеймс, осторожно коснувшись глаза, — при такой силе удара еще неизвестно, кому придется спасаться бегством». Он взглянул на Элизабет. У нее был такой гордый вид, что он не удержался от улыбки и сказал:
— Кажется, я собственными руками создал чудовище.
— Вы полагаете? — Лицо ее засияло еще ярче, что казалось невозможным. Словно само солнце светило из ее глаз.
В порыве энтузиазма Элизабет принялась молотить кулаками воздух.
— Пожалуй, вам нужно обучить меня более сложным приемам.
— Вы и без них неплохо преуспели.
Она перестала скакать вокруг него, лицо ее приняло серьезное выражение.
— Надо бы заняться вашим глазом. Может, обойдется без опухоли и синяка, если приложить холодную примочку.
Джеймс чуть было не отказался. Честно говоря, глаз его не слишком пострадал — изумление, более чем что-либо другое, свалило его на землю. Но Элизабет только что пригласила его домой, и он не собирался упускать такой возможности.
— Холодная примочка пришлась бы очень кстати, — вкрадчиво произнес он.
— В таком случае следуйте за мной. Дать вам руку?
Джеймс не без досады посмотрел на протянутую руку. Она что, принимает его совсем за доходягу?
— Благодарю вас, — сухо произнес он. — Может, вы и поставили мне фонарь под глазом, но остальные органы еще служат мне.
Элизабет отдернула руку.
— Просто я подумала… В конце концов, вы с такой силой грохнулись о землю…
Проклятие. Еще одна возможность упущена. Если бы не его дурацкая гордость, он мог бы опираться на нее остаток пути.
— Пожалуй, я попробую подняться сам, а там посмотрим, что из этого получится? — предложил он. Хорошо бы растянуть лодыжку на ближайших двадцати ярдах.
— Хорошая мысль. Но постарайтесь не перенапрягаться.
Джеймс сделал несколько осторожных шажков, пытаясь вспомнить, каким боком ударился. Как бы не захромать не на ту ногу.
— Вы уверены, что вам не больно?
Только законченный подлец мог воспользоваться сочувствием, которое явственно читалось в ее глазах, но, видно, совесть Джеймса отбыла в неизвестном направлении, поскольку он со вздохом произнес:
— Боюсь, я повредил бедро.
Элизабет уставилась на его бедро, в результате чего он ощутил легкое напряжение.
— Вы его ушибли?
— По всей вероятности, — ответил он. — Ничего страшного, но…
— Но больно идти, — закончила она с почти что материнским кивком. — Завтра утром вам, наверное, будет лучше, но было бы глупо перетруждать себя. — Она задумчиво почесала лоб. — Может, лучше вернуться в Дэнбери-Хаус? Если мы продолжим путь к моему коттеджу, вам придется идти обратно и…
— О, все не так уж плохо, — поспешно сказал он. — И потом, я же обещал проводить вас домой.
— Джеймс, я каждый день хожу домой одна.
— Тем не менее я хотел бы сдержать свое обещание.
— Я с удовольствием освобожу вас от него. В конце концов кто мог ожидать, что вас собьют с ног?
— Честно говоря, мне совсем не больно. Просто я не могу передвигаться со своей обычной скоростью.
Она в нерешительности смотрела на него.
— К тому же, — добавил он, чувствуя, что необходимо подкрепить свои доводы, — нам надо обсудить субботний прием у леди Дэнбери.
— Ладно, — неохотно согласилась она. — Но вы должны пообещать, что скажете, когда боль станет невыносимой.
Нет ничего проще, поскольку у него вообще ничего не болит. Во всяком случае, не в том смысле, который она в это вкладывает.
Не успели они сделать и нескольких шагов, как Элизабет повернулась к нему и озабоченно спросила:
— С вами все в порядке?
— В полном, — заверил он ее. — Теперь, когда вы овладели искусством самозащиты, мы могли бы перейти к другим аспектам вашего обучения.
Она вспыхнула:
— Вы имеете в виду…
— Именно.
— Вам не кажется, что лучше начать с флирта?
— Элизабет, на этот счет вам не о чем беспокоиться.
— Но я не имею ни малейшего понятия, как это делается!
— Я только хотел сказать, что у вас это получается самым естественным образом.
— Нет! — с нажимом произнесла она. — Каким это еще образом? Я не имею ни малейшего понятия, что полагается говорить мужчинам.
— По-моему, вы всегда находите, что сказать мне. Разумеется, — поправился Джеймс, — когда не пытаетесь следовать эдиктам миссис Ситон.
— Вы не в счет.
Он кашлянул.
— Почему это?
— Не знаю, — сказала она, слегка качнув головой, — но вы не считаетесь. Вы совсем другой.
Он снова кашлянул.
— Я не так уж отличаюсь от других представителей моего пола.
— Ну, если вам непременно нужно знать — с вами гораздо легче разговаривать.
Джеймс задумался, переваривая услышанное. До встречи с Элизабет он гордился тем, что одним взглядом мог лишить дара речи любую хныкающую дебютантку и ее цепкую мамашу. Весьма эффективный прием, который он перенял у своего отца.
Исключительно из любопытства он устремил на Элизабет самый что ни па есть надменный взгляд маркиза Ривердейла, от которого взрослые мужчины бросались врассыпную, и спросил:
В сущности, он не представлял себе, в чем заключается подготовка юных девушек к выходу в свет. Единственной молодой женщиной, которую он по-настоящему знал, была жена его лучшего друга Блейка Рейвенскрофта. Но Кэролайн едва ли вписывалась в светское общество и не могла служить образцом для подражания. Что касается прочих знакомых ему дам, все они принадлежали к тому типу, который пыталась вылепить из Элизабет миссис Ситон. К тому типу, из-за которого он, к несказанному своему облегчению, сбежал из Лондона, воспользовавшись приглашением тетки.
Впрочем, чего он сам ждет от женщины? Без ответа на этот вопрос ему не выполнить данного Элизабет обещания. Какие качества хотел бы он видеть в своей жене? К сожалению, он сам должен жениться — от судьбы не уйдешь. Однако до чего же тяжко сознавать, что остаток жизни придется провести с робким цветком, который боится высказать свое мнение.
Или хуже того, с робким цветком, который вообще не имеет собственного мнения.
А в довершение ко всему, как поворот штыка в смертельной ране, этим аморфным юным созданиям неизбежно сопутствовали чрезвычайно волевые и целеустремленные мамаши.
Пожалуй, он слишком строг, неохотно признал Джеймс. Ему приходилось встречать юных особ, которые вызывали у него определенный интерес. Не много, но все же. На одной-двух он мог бы даже жениться, не опасаясь, что испортит себе жизнь. Разумеется, это был бы брак не по любви, не говоря уже о пылкой страсти, но вполне приемлемый.
Так что же было в тех женщинах, которые привлекли его внимание, пусть и мимолетное? Определенно любовь к жизни, искренняя улыбка без тени жеманства и огонь в глазах. Джеймс не сомневался, что был не единственным мужчиной, который оценил их по достоинству. Все девушки, о которых шла речь, быстро выскочили замуж, преимущественно за мужчин, которые пользовались его симпатией и уважением.
Любовь к жизни. Может, все дело в этом? Джеймс провел все утро, изучая трактат «Как выйти замуж за маркиза», И с каждым прочитанным эдиктом погружался все глубже в несравненное сапфировое сияние, льющееся из глаз Элизабет.
Он не желал, чтобы она превратилась в ходячий идеал юной англичанки. Не желал, чтобы она шествовала, потупив очи, с загадочным и безмятежным видом. Джеймс хотел, чтобы Элизабет оставалась самой собой.
* * *
Притворив за собой дверь Дэнбери-Хауса, Элизабет устремилась по главной аллее. Сердце ее колотилось, ладони вспотели, и хотя она не испытывала особого смущения в связи с тем, что Джеймс раскрыл ее позорную тайну, нервы ее пребывали в полном расстройстве.Она не переставала казнить себя за то, что приняла предложение Джеймса. Разве не провела она всю ночь в слезах из-за того, что чувствовала: она готова полюбить Джеймса — мужчину, за которого никогда не выйдет замуж? А теперь она сознательно вверяет себя ему, позволяет подшучивать над собой, флиртовать и…
Милостивый Боже, а вдруг он вздумает ее поцеловать? Он обещал научить ее всяким женским штучкам, на которые клюют мужчины. Включает ли курс обучения поцелуи? И если да, то следует ли ей позволять ему это?
Элизабет застонала. Как будто она в силах его остановить. Стоило им оказаться в одной комнате, как ее взгляд устремлялся ко рту Джеймса и она вспоминала ощущение его губ на своих. И, помоги ей Боже, жаждала испытать его снова.
Проблеск блаженства, первый и последний. Наверное, в этом все дело. Она собирается выйти замуж за человека, которого не любит. Возможно, он ей даже не понравится. Так неужели она не имеет права на несколько дней радости и смеха, взглядов украдкой и пьянящего трепета от пробудившегося желания?
Направляясь к парадным воротам, Элизабет чувствовала, что, согласившись встретиться с Джеймсом, напрашивается на сердечную боль и жестокое разочарование, но ничего не могла с собой поделать. Она была достаточно хорошо знакома с творчеством Шекспира, чтобы верить великому барду, утверждавшему, что лучше любить и потерять любовь, чем не испытать ее вовсе.
Джеймс ждал ее у ворот, заняв позицию, незаметную со стороны Дэнбери-Хауса. Глаза его вспыхнули при виде девушки.
— Элизабет! — окликнул он ее, двинувшись к ней размашистым шагом.
Она остановилась, получая удовольствие от одного его вида. Легкий ветерок трепал его темные волосы. Элизабет никогда не встречала человека, который держался бы с такой непринужденностью, как Джеймс Сидонс. Он легко шагал ей навстречу пружинистой, уверенной походкой. Она завистливо вздохнула, вспомнив о бесчисленных случаях, когда спотыкалась о ковер или ударялась рукой о стену. Поравнявшись с ней, он просто сказал:
— Все-таки пришли.
— А вы сомневались?
— Скорее опасался, что вы передумаете.
— Может, и стоило передумать. Это самый опрометчивый поступок из всех, какие мне приходилось совершать.
— Вы меня просто умиляете, — вкрадчиво произнес он.
— Впрочем, не важно, что я там думала. — Она беспомощно улыбнулась. — Я всегда прохожу через эти ворота по пути домой. Так что едва ли смогла бы вас обойти, даже если бы очень постаралась.
— Как удачно для меня.
— У меня такое чувство, что удача вам часто улыбается.
Джеймс склонил набок голову.
— Почему вы так решили?
Элизабет пожала плечами:
— Не знаю. Мне кажется, вы из тех людей, которые всегда приземляются на обе ноги.
— На мой взгляд, вы тоже довольно жизнеспособны.
— В определенном смысле. Ведь я давным-давно могла сдаться и прекратить борьбу за сохранение семьи. Родственники очень настойчиво предлагали забрать Лукаса.
— А как насчет остальных?
Она криво улыбнулась:
— Остальные не обладают титулами.
— Понятно. — Он взял ее под руку и указал на юг. — Нам туда?
Элизабет кивнула:
— Да, около мили прямо по дороге и еще четверть мили по боковой тропинке.
Они прошли несколько шагов в молчании, затем он повернулся к ней и проговорил:
— Вы сказали, что жизнеспособны «в определенном смысле». Что вы имели в виду?
— Мужчине легче выстоять в жизни, чем женщине.
— Что-то я не понял.
Элизабет посмотрела на него с явным сожалением. Вряд ли он способен ее понять, тем не менее она считала своим долгом хотя бы попытаться объяснить.
— Когда для мужчины наступают трудные времена, — сказала она, — в его распоряжении немало способов изменить ситуацию. У него есть выбор. Он может поступить в армию или, скажем, завербоваться на пиратский корабль. Или найти работу, как это сделали вы. Может воспользоваться своим обаянием и привлекательной наружностью, — она покачала головой, невольно улыбнувшись, — что, полагаю, вы проделывали не раз.
— А разве женщина не может поступить так же?
— У женщины практически нет шансов найти работу, если она не хочет уезжать из дома. Должность гувернантки оплачивается немногим лучше, чем компаньонки знатной дамы, но сомневаюсь, что найдутся наниматели, которые отнесутся снисходительно к тому, чтобы Сьюзен, Джейн и Лукас поселились вместе со мной в служебном крыле.
— Вы правы, — сказал Джеймс, кивнув с понимающим ведом.
— Что же касается обаяния и приятной внешности, с их помощью женщина может рассчитывать на одно из трех: податься на сцену, стать чьей-либо любовницей или выйти замуж. Лично я не имею ни склонности, ни таланта, чтобы пойти в актрисы. И не собираюсь позорить свою семью, вступив в незаконную связь. — Элизабет подняла на него глаза и улыбнулась. — Единственное, что мне остается, — это брак. Полагаю, в этом и заключается жизнеспособность женщины. — Она помолчала, уголки ее рта дрогнули, словно она не знала, смеяться ей или плакать. — Довольно мерзко, вы не находите?
Джеймс не сразу ответил, молча глядя на нее. Он привык считать себя человеком широких взглядов, но ему никогда не приходило в голову примерить на себя, образно выражаясь, тесные башмачки женщин. Свою жизнь, с ее необозримыми возможностями, он воспринимал как должное.
Элизабет откинула голову назад.
— Что означает ваш пристальный взгляд?
— Уважение.
Она удивилась:
— Простите?
— Я и раньше восхищался вами. Вы производите впечатление на редкость смышленой и остроумной молодой женщины. Но сейчас я понял, что вы не в меньшей степени заслуживаете уважения.
— О! Я… — Элизабет вспыхнула, явно не находя слов. Джеймс покачал головой:
— Никак не думал, что приведу вас в такое смущение.
— Вам это и не удалось, — ответила она, но, судя по пронзительным ноткам в голосе, не совсем искренне.
— Удалось. Однако я не собираюсь вести умные разговоры на серьезные темы. У нас есть дело, и я не вижу причины, почему бы нам не совместить полезное с приятным.
Она откашлялась.
— Как вы себе это представляете?
— У нас мало времени, поэтому необходимо расставить приоритеты, — сообщил он. — Придется сосредоточиться на наиболее важных навыках.
— Каких же?
— Поцелуи и бокс.
Элизабет уронила сумочку.
— Что вас так удивило?
— Честно говоря, не знаю, что больше: первое или второе?
Он нагнулся и поднял ее сумку.
— Если вы возьмете на себя труд подумать, то убедитесь, что одно неразрывно связано с другим. Джентльмен обычно целует даму, которой собирается сделать предложение.
— Нет, если относится к ней с уважением, — возразила Элизабет. — Мне достоверно известно, что мужчины не целуют незамужних женщин, которых уважают.
— Я же целовал вас.
— Ну… это… совсем другое дело.
— А как мы только что выяснили, я вас уважаю. Достаточно об этом. — Взмахом руки он отмел ее возражения. — Вы должны верить мне, когда я говорю, что ни один джентльмен, имеющий хоть крупицу разума в голове, не наденет хомут себе на шею, не прощупав предварительно почву.
— В ваших устах, — проворчала Элизабет, — это звучит удивительно поэтично.
— Однако вы можете оказаться в неловком положении.
— Как, вы и это понимаете? — саркастическим тоном осведомилась она.
Джеймс осадил ее взглядом, явно недовольный ее манерой постоянно перебивать.
— Некоторые джентльмены, страдающие отсутствием здравого смысла и чувства меры, могут увлечься и не прервать поцелуй в надлежащий момент. Вот почему вам необходимо освоить бокс.
— И все это вы собираетесь проделать сегодня?
С самым невозмутимым видом он вытащил свои карманные часы и откинул крышку.
— На сегодня я планирую только поцелуи. Кулачным боем можно заняться завтра.
— А вы сами учились боксировать?
— Естественно.
Элизабет с подозрительным видом уставилась на него.
— Но ведь уроки стоят ужасно дорого. Я слышала, тренеры, которые считаются достаточно опытными, просто нарасхват.
— Всегда есть способы добиться желаемого, — заявил Джеймс и, приподняв бровь, смерил ее взглядом. — Вы же сами говорили, что я из тех, кто всегда приземляется на обе ноги.
— Полагаю, теперь вы скажете, что вы из тех, кто приземляется на обе ноги в боксерской стойке со сжатыми кутками.
Он рассмеялся и сделал несколько типично боксерских выпадов.
— Нет ничего лучше, чтобы разогреть кровь.
Элизабет с сомнением нахмурилась:
— Едва ли это занятие подходят для женщины.
— Мне казалось, что мы сошлись на том, что не разделяем представления миссис Ситон о женственности.
— Да, но наша цель, — возразила она, — найти мне мужа.
— Ах да, мужа, — мрачно произнес Джеймс.
— Не могу себе представить, что в Англии найдется мужчина, который захочет сочетаться браком с женщиной-боксером.
— Никто не собирается делать из вас боксера. Вполне достаточно, если вы сумеете врезать нахалу, чтобы поставить его на место.
Она пожала плечами и сжала руку в кулак.
— Так?
— Да нет же, Господи! Не зажимайте большой палец. Иначе вы его непременно сломаете.
Элизабет загнула большой палец поверх кулака.
— Вот так?
Он одобрительно кивнул:
— Правильно. Но сегодня мы будем изучать поцелуи.
— Нет, давайте начнем с этого. — Она несколько раз ожесточенно ткнула кулаком в воздух. — Пожалуй, мне это нравится.
Джеймс застонал, не совсем уверенный, что больше расстроило его — то, что придется отложить назавтра поцелуи, или что у нее самый слабый удар из всех, какие ему приходилось видеть.
— Нет-нет, совсем не так, — сказал он, становясь позади Элизабет. Опустив ее сумку на землю, он взял ее за локоть и поправил наклон плеча. — Вы машете кулаками, как девчонка.
— Я и есть девушка.
— Предположим, это трудно не заметить, но при этом совсем не обязательно драться по-женски.
— А как, — поинтересовалась она, подражая низкому мужскому голосу, — дерутся мужчины?
— Женщины, как я узнал с вашей помощью, боксируют вот так. — Джеймс сжал пальцы в кулак и принялся двигать им взад-вперед, прижав локоть к боку. — Мужчины же размахиваются, нанося удар.
— Не могли бы вы показать?
— С удовольствием. Но вам придется немного отойти. Не хотелось бы вас изувечить.
Элизабет одарила его скептической улыбкой и отступила на несколько шагов.
— Достаточно пространства для мужчины?
— Напрасно издеваетесь. Стойте и смотрите. — Он отвел руку назад. — Мне придется проделать это вполсилы, поскольку я боксирую с воздухом. Иначе сила инерции может увлечь меня за собой.
— Разумеется, — сказала она, величественно махнув рукой. — Вполсилы так вполсилы.
— Будьте внимательны. У вас редкая возможность наблюдать за мастером.
Он резко выбросил руку вперед, полностью распрямив ее. Усилие зародилось в середине спины и передалось через плечо в кулак. Вложи он в удар всю силу и имей перед собой противника, он бы его точно уложил, подумал Джеймс.
— Ну, что скажете? — поинтересовался он, чрезвычайно довольный собой.
— Повторите, пожалуйста.
Он приподнял брови, но послушался, увеличив при этом размах руки, после чего посмотрел на девушку. Прищурившись, она изучала его с таким видом, словно он был призовым бычком.
Переведя на секунду взгляд на его лицо, Элизабет попросила:
— Еще раз можно?
— Вам действительно интересно или вы пытаетесь выставить меня круглым идиотом?
— Разумеется, мне интересно, а если у вас идиотский вид, то я здесь ни при чем.
Джеймс отвел руку назад в последний раз.
— Резюмирую, — сказал он. — Женщина наносит удар от плеча, не подключая мускулы спины.
Она изобразила женский выпад.
— Вот так, да?
— Точно. А мужчина использует мощь не только руки, но и спины.
— Эти мускулы? — Подняв правую руку, она завела левую за спину, указывая на мышцы грудной клетки.
Во рту у него пересохло. Ее платье натянулось в самых неожиданных местах.
— Эти, Джеймс? — повторила она, ткнув пальцем себе в спину. — Или эти? — На сей раз она ткнула в его спину, но промахнулась и попала ему в бок чуть пониже талии.
— Правильно, — сказал он, отскакивая от нее. Если бы она ошиблась еще на пару дюймов, он бы не поручился за свои действия.
— Значит, это делается так. — Элизабет размахнулась и выбросила вперед кулак, действуя вполсилы, как он и показывал ей.
— Да, но нужно немного усилить боковое движение. Посмотрите еще раз. — Он в очередной раз рубанул воздух. — Понятно?
— Вроде да. Хотите, чтобы я повторила?
— Да. — Он скрестил руки на груди. — Ударьте меня.
— О нет, я не смогу.
— Я хочу, чтобы вы это сделали.
— Это невозможно. Я никогда в жизни никого не била сознательно.
— Элизабет, смысл этого урока в том и заключается, чтобы вы причинили боль или хотя бы неудобство другому человеку в случае необходимости. Если вы не способны поднять руку на ближнего, тогда мы попросту теряем время.
Она заколебалась:
— Ну, если вы настаиваете.
— Я требую.
— Ладно. — В ту же секунду, не дав ему опомниться, она отвела руку назад и стремительно выбросила ее вперед. Прежде чем Джеймс понял, что происходит, он распростерся на земле, ощущая болезненную пульсацию в правом глазу.
Элизабет, вместо того чтобы проявить беспокойство или заботу о его здоровье, запрыгала с ликующими воплями:
— У меня получилось! Получилось! Вы видели? Вы видели это?
— Нет, — пробормотал он, — зато почувствовал.
Она сияла, упершись руками в бока с таким видом, словно ее только что объявили королевой всего мира и его окрестностей.
— Это было великолепно! Давайте повторим.
— Давайте не будем, — проворчал он.
Она перестала ухмыляться и склонилась к нему:
— Надеюсь, вам не больно?
— Нисколько, — солгал он.
— Ни капельки? — В ее голосе прозвучало явное разочарование.
— Ну, может быть, совсем чуть-чуть.
— О, хорошо, я… — Она осеклась и проглотила окончание фразы. — Я совсем не это имела в виду. Клянусь, я не хотела вас травмировать, но вложила в этот удар всю свою силу и…
— Завтра вы сможете оценить результат во всей его красе.
Она ахнула от ужаса и восторга:
— Я подбила вам глаз?
— Вы вроде бы не хотели меня травмировать.
— Конечно, — поспешно сказала она, — но должна признаться, что никогда прежде не делала ничего, хоть отдаленно похожего на это. Приятно сознавать, что у тебя что-то так ловко получилось.
Джеймс не думал, что его глаз украсит особенно впечатляющий синяк, как она явно надеялась, но злился на себя, что до такой степени серьезно недооценил Элизабет. Он и представить себе не мог, что эта крошка собьет его с ног первым же ударом, будучи уверен, что у нее не хватит силенок вывести из строя противника. Самое большее, на что он рассчитывал, — это что, встретив неожиданный отпор, тот растеряется, а девушка тем временем сбежит.
«Однако, — удрученно подумал Джеймс, осторожно коснувшись глаза, — при такой силе удара еще неизвестно, кому придется спасаться бегством». Он взглянул на Элизабет. У нее был такой гордый вид, что он не удержался от улыбки и сказал:
— Кажется, я собственными руками создал чудовище.
— Вы полагаете? — Лицо ее засияло еще ярче, что казалось невозможным. Словно само солнце светило из ее глаз.
В порыве энтузиазма Элизабет принялась молотить кулаками воздух.
— Пожалуй, вам нужно обучить меня более сложным приемам.
— Вы и без них неплохо преуспели.
Она перестала скакать вокруг него, лицо ее приняло серьезное выражение.
— Надо бы заняться вашим глазом. Может, обойдется без опухоли и синяка, если приложить холодную примочку.
Джеймс чуть было не отказался. Честно говоря, глаз его не слишком пострадал — изумление, более чем что-либо другое, свалило его на землю. Но Элизабет только что пригласила его домой, и он не собирался упускать такой возможности.
— Холодная примочка пришлась бы очень кстати, — вкрадчиво произнес он.
— В таком случае следуйте за мной. Дать вам руку?
Джеймс не без досады посмотрел на протянутую руку. Она что, принимает его совсем за доходягу?
— Благодарю вас, — сухо произнес он. — Может, вы и поставили мне фонарь под глазом, но остальные органы еще служат мне.
Элизабет отдернула руку.
— Просто я подумала… В конце концов, вы с такой силой грохнулись о землю…
Проклятие. Еще одна возможность упущена. Если бы не его дурацкая гордость, он мог бы опираться на нее остаток пути.
— Пожалуй, я попробую подняться сам, а там посмотрим, что из этого получится? — предложил он. Хорошо бы растянуть лодыжку на ближайших двадцати ярдах.
— Хорошая мысль. Но постарайтесь не перенапрягаться.
Джеймс сделал несколько осторожных шажков, пытаясь вспомнить, каким боком ударился. Как бы не захромать не на ту ногу.
— Вы уверены, что вам не больно?
Только законченный подлец мог воспользоваться сочувствием, которое явственно читалось в ее глазах, но, видно, совесть Джеймса отбыла в неизвестном направлении, поскольку он со вздохом произнес:
— Боюсь, я повредил бедро.
Элизабет уставилась на его бедро, в результате чего он ощутил легкое напряжение.
— Вы его ушибли?
— По всей вероятности, — ответил он. — Ничего страшного, но…
— Но больно идти, — закончила она с почти что материнским кивком. — Завтра утром вам, наверное, будет лучше, но было бы глупо перетруждать себя. — Она задумчиво почесала лоб. — Может, лучше вернуться в Дэнбери-Хаус? Если мы продолжим путь к моему коттеджу, вам придется идти обратно и…
— О, все не так уж плохо, — поспешно сказал он. — И потом, я же обещал проводить вас домой.
— Джеймс, я каждый день хожу домой одна.
— Тем не менее я хотел бы сдержать свое обещание.
— Я с удовольствием освобожу вас от него. В конце концов кто мог ожидать, что вас собьют с ног?
— Честно говоря, мне совсем не больно. Просто я не могу передвигаться со своей обычной скоростью.
Она в нерешительности смотрела на него.
— К тому же, — добавил он, чувствуя, что необходимо подкрепить свои доводы, — нам надо обсудить субботний прием у леди Дэнбери.
— Ладно, — неохотно согласилась она. — Но вы должны пообещать, что скажете, когда боль станет невыносимой.
Нет ничего проще, поскольку у него вообще ничего не болит. Во всяком случае, не в том смысле, который она в это вкладывает.
Не успели они сделать и нескольких шагов, как Элизабет повернулась к нему и озабоченно спросила:
— С вами все в порядке?
— В полном, — заверил он ее. — Теперь, когда вы овладели искусством самозащиты, мы могли бы перейти к другим аспектам вашего обучения.
Она вспыхнула:
— Вы имеете в виду…
— Именно.
— Вам не кажется, что лучше начать с флирта?
— Элизабет, на этот счет вам не о чем беспокоиться.
— Но я не имею ни малейшего понятия, как это делается!
— Я только хотел сказать, что у вас это получается самым естественным образом.
— Нет! — с нажимом произнесла она. — Каким это еще образом? Я не имею ни малейшего понятия, что полагается говорить мужчинам.
— По-моему, вы всегда находите, что сказать мне. Разумеется, — поправился Джеймс, — когда не пытаетесь следовать эдиктам миссис Ситон.
— Вы не в счет.
Он кашлянул.
— Почему это?
— Не знаю, — сказала она, слегка качнув головой, — но вы не считаетесь. Вы совсем другой.
Он снова кашлянул.
— Я не так уж отличаюсь от других представителей моего пола.
— Ну, если вам непременно нужно знать — с вами гораздо легче разговаривать.
Джеймс задумался, переваривая услышанное. До встречи с Элизабет он гордился тем, что одним взглядом мог лишить дара речи любую хныкающую дебютантку и ее цепкую мамашу. Весьма эффективный прием, который он перенял у своего отца.
Исключительно из любопытства он устремил на Элизабет самый что ни па есть надменный взгляд маркиза Ривердейла, от которого взрослые мужчины бросались врассыпную, и спросил: