Она уже собралась сделать шаг вперед и попытаться привлечь внимание графини, когда кто-то схватил ее за локоть. Резко обернувшись, она оказалась лицом к лицу с самым красивым мужчиной из всех, кого ей доводилось видеть. У него были золотистые волосы и небесно-голубые глаза. Слово «красивый» казалось слишком грубым для описания его ангельской внешности.
   — Еще пунша, пожалуйста, — сказал он, вручая ей свой стакан.
   — О нет. Извините, но вы ошиблись. Я…
   — Поторопись! — Он шлепнул ее по мягкому месту. Элизабет почувствовала, что краснеет, и сунула стакан ему в руки.
   — Вы ошиблись. Прошу меня извинить.
   Глаза блондина угрожающе сузились, и волна дрожи прокатилась по ее позвоночнику. Такому лучше не перечить. Хотя кто бы мог подумать, что стакан пунша может так расстроить человека, пусть даже очень вспыльчивого.
   Пожав плечами, она выбросила из головы неприятный инцидент и продолжила путь к леди Дэнбери, удивленно взиравшей на нее.
   — Элизабет! — воскликнула графиня. — Что ты здесь делаешь?
   Элизабет изобразила на лице, как она надеялась, извиняющуюся улыбку. Нужно же считаться с аудиторией.
   — Мне ужасно жаль, что пришлось побеспокоить вас, леди Дэнбери.
   — Чепуха! В чем дело? Что-нибудь случилось дома?
   — Нет-нет, ничего ужасного. — Она украдкой взглянула на джентльмена, сидевшего рядом с графиней. Цветом волос и глаз он напоминал Джеймса и, видимо, был одного с ним возраста, если бы не глаза, казавшиеся намного моложе.
   Джеймс, должно быть, многое повидал в жизни. Включая ее мрачные стороны. Элизабет видела это в его взгляде, когда он не подозревал, что за ним наблюдают.
   Пора бы ей перестать фантазировать насчет Джеймса. Тем более что с джентльменом, которого она рассматривала, все было в полном порядке. Объективности ради ей пришлось признать, что он потрясающе красив и определенно не сутулится.
   Но он не Джеймс.
   Элизабет мысленно тряхнула головой.
   — Боюсь, я забыла здесь свою записную книжку, — сказала она, переведя взгляд на леди Дэнбери. — Вы ее, случайно, не видели? Она мне понадобится до понедельника.
   Графиня отрицательно покачала головой и, погрузив пальцы в роскошный серый мех Малкольма, почесала ему живот.
   — Не припомню, чтобы я ее видела. А ты уверена, что оставила ее здесь? Я и не подозревала, что ты носишь с собой подобные вещи.
   — Уверена. — Элизабет нервно сглотнула, удивляясь, почему у нее такое ощущение, будто она лжет, даже когда говорит правду.
   — Рада бы тебе помочь, — сказала леди Дэнбери, — но у меня гости. Может, поищешь сама? Достаточно осмотреть пять-шесть комнат, где ты обычно бываешь. Слуги знают, что у тебя свободный доступ ко всему в доме.
   Элизабет выпрямилась и кивнула. Похоже, ее вежливо выпроваживают.
   — Да, пойду посмотрю.
   Внезапно стоявший рядом с леди Дэнбери мужчина рванулся вперед:
   — Буду счастлив помочь.
   — Но вы не можете нас покинуть, — жалобным тоном возразила одна из женщин.
   Элизабет с интересом наблюдала за происходящим. Теперь понятно, почему этих дам так привлекает общество хозяйки дома.
   — Данфорд! — гаркнула леди Дэнбери. — Я как раз собиралась рассказать о своей встрече с русской графиней.
   — О, я с ней уже встречался, — отозвался тот с коварной улыбкой.
   Элизабет разинула рот. Она и представить себе не могла, что можно не подчиниться леди Дэнбери. А какая у него улыбка. Боже праведный, она никогда не видела ничего подобного. Этот мужчина наверняка разбил немало сердец.
   — К тому же, — продолжил он, — я предпочитаю заняться поиском сокровищ.
   Леди Дэнбери нахмурилась:
   — В таком случае мне лучше вас представить. Мистер Данфорд, это моя компаньонка мисс Хочкис. А эти две дамы — мисс и миссис Корбишяи.
   Данфорд взял Элизабет под руку.
   — Отлично. Уверен, совместными усилиями мы быстро найдем вашу загулявшую записную книжку.
   — Право, не стоит…
   — Ерунда. Я не могу пройти мимо юной дамы, попавшей в беду.
   — О какой беде идет речь? — ядовито заметила мисс Корбишли. — Ради Бога, она всего лишь потеряла записную книжку.
   Но Данфорд уже увлек Элизабет в дом через выходившую на террасу дверь.
   Леди Дэнбери нахмурилась.
   Мисс Корбишли уставилась на дверь, через которую они скрылись, с таким видом, словно пыталась поджечь дом.
   Миссис Корбишли, обычно не считавшая нужным придерживать язык, проронила:
   — На вашем месте я бы уволила эту девицу. Слишком разбитная.
   Леди Дэнбери устремила на нее испепеляющий взгляд:
   — И на каком основании вы сделали подобное заключение?
   — Да вы только посмотрите, как она…
   — Я знакома с Элизабет Хочкис дольше, чем с вами, миссис Корбишли.
   — Возможно, — ответила та, неприятнейшим образом поджав уголки рта, — но я Корбишли. Вы знаете мою семью.
   — Да, — отрезала леди Дэнбери, — но эта семья никогда мне не нравилась. Дайте мне трость.
   Поскольку миссис Корбишли пребывала в шоке, ее дочь, сохранившая присутствие духа, схватила трость и сунула ее в руки графини.
   — Ну, знаете! — взвизгнула миссис Корбишли.
   Бум! Леди Дэнбери поднялась.
   — Куда вы идете? — осмелилась спросить мисс Корбишли.
   Леди Дэнбери уронила с отсутствующим видом:
   — Мне нужно кое с кем поговорить. Срочно.
   И заковыляла прочь, двигаясь быстрее, чем когда-либо за последние годы.
* * *
   — Вы хоть понимаете, — произнес мистер Данфорд, — что я у вас в неоплатном долгу до конца своих дней?
   — Это слишком долгий срок, мистер Данфорд, — отозвалась Элизабет с веселыми нотками в голосе.
   — Просто Данфорд, если вы не возражаете. Меня уже тысячу лет как не называли мистером.
   Она не могла не улыбнуться. В нем было что-то необычайно дружелюбное. Элизабет по опыту знала, что люди, наделенные приятной внешностью, обладают отвратительным характером, но Данфорд оказался исключением, которое подтверждает правило. Из него получился бы прекрасный муж, если бы ей удалось подвигнуть его на это.
   — Хорошо, — согласилась она. — Пусть будет просто Данфорд. От кого вы хотели сбежать? От леди Дэнбери?
   — Боже правый, нет! С кем еще коротать вечер, как не с Агатой?
   — Тогда мисс Корбишли? Кажется, она проявляет к вам определенный интерес…
   Данфорд содрогнулся:
   — Но не такой, как ее мамаша.
   — А-а…
   Он выгнул бровь.
   — Как я понимаю, вы знакомы с этой публикой.
   Нервный смешок сорвался с губ Элизабет. Великий Боже, да она сама из этой публики!
   — Даю гинею за ваши мысли, — вкрадчиво произнес Данфорд.
   Элизабет покачала головой, не зная, что делать дальше: смеяться или забиться в ближайшую щель?
   — Мои мысли слишком дорого стоят, чтобы… — Она вздрогнула. Неужели это Джеймс на секунду выглянул из голубой комнаты?
   Данфорд проследил за ее взглядом:
   — Что вас так заинтересовало?
   Элизабет нетерпеливо отмахнулась:
   — Одну минуту. Мне показалось, я видела…
   — Что? — Взгляд его карих глаз стал пронзительным. — Или кого?
   Она тряхнула головой:
   — Наверное, я ошиблась. Мне показалось, что я видела управляющего.
   Он посмотрел на нее с озадаченным видом:
   — А что в этом странного?
   Элизабет едва заметно покачала головой. Нечего и пытаться объяснить ситуацию, в которую она попала.
   — Я… э-э… думаю, что оставила записную книжку в гостиной. Мы с леди Дэнбери обычно проводим время там.
   — Показывайте дорогу, миледи.
   Он последовал за ней в гостиную. Элизабет устроила целый спектакль, осматривая столы и заглядывая в ящики.
   — Слуги могли перепутать ее с вещами леди Дэнбери, — пояснила она, — и убрать.
   Данфорд держался рядом, наблюдая за ее поисками, — слишком джентльмен, чтобы шарить по принадлежавшим леди Дэнбери вещам. «Да пусть себе смотрит, — невесело подумала Элизабет. — Все сколько-нибудь важное графиня надежно запирает, а записную книжку, спрятанную в библиотеке, он все равно здесь не найдет».
   — Может, вы оставили ее в другой комнате? — предположил Данфорд.
   — Возможно, хотя…
   Осторожный стук в открытую дверь прервал ее. Элизабет, не имевшая понятия, как закончить фразу, вознесла молчаливую хвалу стоявшему на пороге слуге.
   — Вы мистер Данфорд? — спросил лакей.
   — а.
   — Вам записка.
   — Записка? — Данфорд протянул руку и взял конверт кремового цвета. По мерес того как его глаза скользили по строчкам, губы его сложились в хмурую гримасу.
   — Надеюсь, новости неплохие? — сказала Элизабет.
   — Я должен вернуться в Лондон.
   — Прямо сейчас? — Элизабет не удалось скрыть прозвучавшего в голосе разочарования. Данфорд, конечно, не будоражит ее кровь, как Джеймс, но определенно годится для брака.
   — Боюсь, что так. — Он покачал головой. — Я готов убить Ривердейла.
   — Кого?
   — Маркиза Ривердейла. Довольно близкий мой приятель, но иногда его просто не поймешь. Вы только посмотрите! — Он помахал запиской в воздухе, не дав ей возможности заглянуть в нее. — То ли произошло нечто чрезвычайное, то ли ему не терпится похвастаться новой кобылой.
   — О-о! — Элизабет не представляла, что еще можно сказать по этому поводу.
   — И как только он меня нашел, хотел бы я знать! — продолжил Данфорд. — На прошлой неделе он вдруг исчез, и никто его с тех пор не видел.
   — Наверное, дело серьезное, — вымолвила девушка.
   — Лучше ему быть таковым, — бросил он, — иначе я его просто придушу.
   Элизабет поспешно прикусила губу, сдерживая смех, крайне неуместный, как она чувствовала, в данных обстоятельствах.
   Данфорд поднял глаза, переключившись наконец на нее.
   — Надеюсь, вы обойдетесь без меня?
   — Конечно. — Она криво улыбнулась. — Последние двадцать лет мне это как-то удавалось.
   Ее реплика застала его врасплох.
   — Вы славная девушка, мисс Хочкис. А теперь позвольте откланяться.
   С этими словами он вышел.
   — Славная, — передразнила его Элизабет. — Как же, славная. Чертовски славная. — Она застонала. — До того славная, аж тошно!
   Мужчины не женятся на «славных» девушках. Им нужна красота, страсть, огонь. Им нужны, по словам этой дьяволицы — миссис Ситон, нечто исключительное.
   Но не слишком исключительное.
   Элизабет задумалась, попадет ли она в ад, если предаст огню миссис Ситон путем ритуального сожжения ее трактата.
   — Элизабет!
   Она подняла глаза и увидела Джеймса, усмехавшегося ей с ворога.
   — Чем это вы заняты? — поинтересовался он.
   — Размышляю о спасении души, — проворчала девушка.
   — Достойное занятие, ничего не скажешь.
   Она бросила на него пристальный взгляд, удивленная его чересчур любезным тоном. И почему это при виде его улыбающейся физиономии ее сердце замирает, а улыбка Данфорда — которая, объективно говоря, представляет собой самое потрясающее в мире сочетание губ и зубов — не вызывает у нее никаких чувств, кроме желания по-сестрински похлопать его по плечу?
   — Если в ближайшее время вы не откроете рот, — проговорил Джеймс сладким до противного голосом, — то сотрете свои зубы в порошок.
   — Я познакомилась с мистером Данфордом, — сообщила она.
   — Вот как? — вкрадчиво произнес он.
   — Мне он показался очень милым.
   — Да, он довольно мил.
   Руки Элизабет превратились в две негнущиеся палки, распятые по бокам.
   — Вы же говорили, что он распутник, — обвиняющим тоном произнесла она.
   — Ну да. Очень милый распутник.
   Что-то здесь не так. Джеймса, казалось, совсем не трогал тот факт, что она познакомилась с Данфордом. Элизабет не представляла себе, какой должна быть его реакция, но полнейшего равнодушия никак не ожидала. Прищурившись, она поинтересовалась:
   — Вы, случайно, не знакомы с маркизом Ривердейлом?
   Он поперхнулся и начал задыхаться.
   — Джеймс! — Элизабет кинулась к нему.
   — Что-то попало в горло, — выдохнул он.
   Стукнув его по спине, она скрестила на груди руки и задумалась, слишком озабоченная собственными проблемами, чтобы уделить ему больше внимания.
   — По-моему, этот Ривердейл — родственник леди Дэнбери.
   — Да что вы говорите?
   Она постучала кончиком пальца по щеке.
   — Я совершенно уверена, что она упоминала о нем. Кажется, он приходится ей кузеном, а может, и племянником. У нее куча родственников.
   Джеймсу удалось приподнять уголок рта в подобии улыбки, хотя и не слишком убедительной.
   — Надо бы уточнить у леди Дэнбери. Пожалуй, мне следует расспросить ее о нем.
   Так, нужно менять тему, причем срочно.
   — В конце концов, — продолжила Элизабет, — захочет же она узнать, почему Данфорд так внезапно уехал.
   Джеймс очень в этом сомневался. Именно Агата разыскала его и потребовала, чтобы он убрал Данфорда — этого беспринципного повесу, как она выразилась, — подальше от Элизабет.
   — Думаю, мне следует пойти к ней прямо сейчас.
   Джеймс тут же, без секундного промедления, зашелся кашлем. Можно было, конечно, схватить ее в охапку и повалить на пол, чтобы удержать в комнате, но он сомневался, что она сочтет подобное поведение приличным.
   Может, это и не единственная альтернатива, но, безусловно, самая привлекательная.
   — Джеймс! — окликнула она его с выражением участия в сапфировых глазах. — Вы уверены, что с вами все в порядке?
   Он кивнул, заставив себя кашлянуть еще несколько раз.
   — Не нравится мне ваш кашель. — Ее теплая ладонь нежно коснулась его щеки.
   Джеймс резко втянул в себя воздух. Элизабет стояла очень близко, так близко, что он почувствовал, как напряглось его тело.
   Она передвинула руку ему на лоб.
   — У вас довольно странный вид, — заметила она, — но жара нет.
   Он скорее выдохнул, чем сказал:
   — Я здоров.
   — Может, позвонить, чтобы принесли чай?
   Джеймс быстро замотал головой:
   — Совершенно незачем. Я… — Он кашлянул. — Почти прошло. — Он слабо улыбнулся. — Видите?
   — Вы уверены? — Элизабет убрала руку, продолжая вглядываться в его лицо. Постепенно его затуманившийся взор прояснился, и на смену ему пришло бодрое уверенное выражение.
   Жаль. Этот мутный несфокусированный взгляд был неплохой прелюдией для поцелуя.
   — Вы здоровы? — уточнила она. Джеймс кивнул.
   — В таком случае, — сказала она тоном, который выражал, с его точки зрения, полное отсутствие сострадания, — я пойду домой.
   — Уже?
   Элизабет повела плечиком, проделав это удивительно мило.
   — Больше мне здесь нечего делать. Мистер Данфорд отозван в Лондон таинственным маркизом, что же касается белокурого Адониса, который принял меня за легкодоступную служанку, — вряд ли мне удастся вырвать у него предложение.
   — Какой еще Адонис? — Боже правый, неужели это его голос? Он и не подозревал, что способен говорить таким сварливым тоном.
   — С лицом ангела, — подсказала она. — И манерами быка.
   Джеймс кивнул, чувствуя себя намного лучше.
   — Фелпорт.
   — Кто?
   — Сэр Бертрам Фелпорт.
   — А-а! Тот самый, который склонен к выпивке?
   — Совершенно верно.
   — Откуда вы их всех знаете?
   — Я же говорил, что мне приходилось вращаться в светских кругах.
   — Если вы так близко знакомы с этими людьми, почему бы вам не поздороваться с ними?
   Это был хороший вопрос, на который Джеймс приготовил достойный ответ:
   — И позволить им увидеть, как низко я пал? Ни в коем случае.
   Элизабет вздохнула. Она как никто понимала его чувства. Ей пришлось пройти через деревенское шушуканье, указующие пальцы и хихиканье за спиной. Каждое воскресенье она приводила свою семью в церковь и, вытянувшись в струнку, сидела на скамье с таким видом, словно по собственному желанию вырядила своих младшеньких в вышедшие из моды платья и заштопанные на коленях бриджи.
   — У нас с вами много общего, — мягко сказала она.
   В его глазах мелькнуло странное выражение, похожее на боль или, возможно, стыд. Элизабет поняла, что нужно срочно уходить, потому что единственное, чего ей хотелось, так это обвить его руками и утешить — как будто такая хрупкая женщина, как она, может заслонить сильного, крупного мужчину от всех тревог и забот.
   Что очень глупо с ее стороны. Он не нуждается в ней.
   Надо бы и ей перестать нуждаться в нем. На данном этапе ее жизни это непозволительная роскошь.
   — Я ухожу, — поспешно бросила Элизабет, ужаснувшись хрипловатому звучанию собственного голоса. Протискиваясь мимо него, она задела плечом его руку и вздрогнула. На какую-то долю секунды ей показалось, что Джеймс остановит ее. Она чувствовала его колебания, уловила движение руки, но в конечном итоге он только спросил:
   — Увидимся в понедельник?
   Она торопливо кивнула и вышла.
* * *
   В течение нескольких минут Джеймс продолжал смотреть на дверь. Запах Элизабет все еще витал в воздухе — легкая смесь клубники и мыла. Невинное сочетание, но вполне достаточное, чтобы его тело пребывало в напряжении, томясь от желания ощутить ее в своих объятиях.
   В объятиях, как же! Кого он пытается обмануть? Он хотел почувствовать ее под собой, над собой и вокруг себя.
   Он желал ее, и точка.
   Что, черт побери, ему делать со всем этим?
   Джеймс уже распорядился выслать банковский чек на ее имя — разумеется, анонимный. В противном случае Элизабет его просто не примет. Он надеялся, что тем самым положит конец всей чепухе относительно ее брака с первым же солидным — в смысле кошелька — мужчиной, которого она сумеет окрутить.
   Но это никоим образом не влияло на неразбериху, в которой очутился он сам. Когда тетка разыскала его сегодня, огорошив сообщением, что Элизабет уединилась с Данфордом, он испытал такой приступ ревности, какой и вообразить себе не мог. Она сдавила ему сердце, проникла в кровь, лишила здравого смысла. Он был не в состоянии думать ни о чем другом, кроме того, как выкурить Данфорда из Суррея и отправить назад в Лондон.
   В Лондон, куда там! Да если бы он знал способ, как отправить Данфорда в Константинополь, он так бы и сделал.
   Ему надоело убеждать себя, что она всего лишь женщина, одна из многих. Мысль об Элизабет в объятиях другого мужчины причиняла ему физическую боль. Он понимал, что больше не в силах участвовать в нелепом фарсе с поисками мужа, тогда как при виде девушки его одолевает желание затащить ее в укромное местечко и овладеть ею.
   Джеймс застонал, признавая свое поражение. С каждым днем ему становилось все более очевидно, что единственный, выход из создавшегося положения — это жениться на ней самому. Только так он может успокоить исстрадавшиеся тело и душу.
   Но прежде ему придется раскрыть свое инкогнито, чего делать никак нельзя, не разобравшись в истории с шантажом. В этом состоит его долг перед теткой. Ничего не случится, если он отложит свои личные дела на какие-то две недели.
   А если он не разрешит эту загадку в течение двух недель? Тогда одному дьяволу известно, что с ним станет. Он искренне сомневался, что продержится дольше в своем нынешнем плачевном состоянии.
   Громко и с чувством выругавшись, Джеймс развернулся на каблуках и решительно зашагал прочь из дома. Ему необходимо глотнуть свежего воздуха.
* * *
   Элизабет старалась не думать о Джеймсе, проносясь мимо его уютного коттеджа. Из этого, разумеется, ничего не вышло, но по крайней мере она могла не опасаться, что встретит его. Он остался в гостиной и, вполне возможно, потешается над поспешностью, с которой она вылетела из комнаты.
   Впрочем, признала она, вряд ли ему так уж весело. Все было бы гораздо проще, если бы он смеялся над ней. Тогда она смогла бы его ненавидеть.
   И как будто она мало натерпелась за этот день, Малкольм, видимо, решил, что мучить Элизабет намного приятнее, чем слушать монологи, произносимые леди Дэнбери перед дамами из семейства Корбишли. Громадный котище трусил рядом с ней, издавая злобное шипение через равные промежутки времени.
   — Неужели это так необходимо? — осведомилась Элизабет. — Таскаться за мной с единственной целью продемонстрировать свой злобный нрав?
   Вместо ответа Малкольм зашипел.
   — Хитрая бестия! Никто, знаешь ли, не верит, что ты так возмутительно себя ведешь. А все потому, что у тебя хватает ума шипеть на меня без свидетелей.
   Кот презрительно усмехнулся. Элизабет готова была поклясться в этом.
   Продолжая препираться с назойливым котом, она пробиралась мимо конюшен. Малкольм самозабвенно урчал и шипел, а Элизабет грозила ему пальцем, требуя, чтобы он замолчал. Возможно, поэтому она не расслышала шагов.
   — Мисс Хочкис.
   Элизабет резко подняла голову. Сэр Бертрам Фелпорт, белокурый Адонис с ангельским лицом, стоял перед ней. Чересчур близко, с ее точки зрения.
   — О, добрый день, сэр. — Она сделала осторожный шажок назад, стараясь не задеть его чувства.
   Он улыбнулся. Элизабет ничуть бы не удивилась, если бы вокруг его головы появилась стайка херувимов, распевая о небесных высях и их обитателях.
   — Я Фелпорт, — сказал он.
   Она кивнула. Ей было известно его имя, но она не видела причины сообщать ему об этом.
   — Рада с вами познакомиться.
   — Нашли свою записную книжку?
   Видимо, он слышал их разговор с леди Дэнбери.
   — Нет, — ответила она. — Пока нет. Но уверена, она найдется. Так всегда бывает.
   — Да, — промолвил он, смущая се пристальным взглядом небесно-голубых глаз. — Вы давно работаете у леди Дэнбери?
   Элизабет попятилась еще на один крошечный шажок.
   — Пять лет.
   Он протянул руку и погладил ее по щеке.
   — Унылое, должно быть, существование.
   — Отнюдь, — натянуто произнесла она. — Если позволите, я спешу.
   Внезапно Фелпорт обхватил ее за талию с силой, которой Элизабет никак не ожидала.
   — Не позволю.
   — Сэр Бертрам, — сказала она, стараясь говорить ровным тоном, несмотря на бешеный стук сердца, — я хотела бы напомнить вам, что вы гость в доме леди Дэнбери.
   Он схватил ее за запястья, притягивая ближе к себе.
   — А я хотел бы напомнить вам, что вы служите у леди Дэнбери и обязаны заботиться об удобствах ее гостей.
   Элизабет заглянула в потрясающие голубые глаза и увидела нечто весьма уродливое и холодное. Сердце ее тревожно сжалось, и она поняла, что нужно уносить ноги, и поскорее. Он тащил ее к конюшням, и как только они скроются из виду, бежать будет поздно.
   Она вскрикнула, но он заглушил ее вопль, безжалостно зажав рот ладонью.
   — Делайте, что вам говорят, — прошипел он ей в ухо, — и потом скажете мне спасибо.
   И тут все подспудные страхи Элизабет стали явью, когда она поняла, что ее втаскивают в конюшню.

Глава 15

   Засунув руки глубоко в карманы, Джеймс шагал к конюшням. На него напал редкий приступ хандры. Нечасто случалось, чтобы он отказывал себе в том, чего страстно желал, и добровольный отказ от ухаживаний за Элизабет, пусть даже временный, привел его в скверное настроение.
   Свежий воздух не пролил бальзам на его расстроенные нервы, и Джеймс решил проехаться верхом. Головокружительная скачка из разряда «пропади-все-пропадом» пойдет ему на пользу. Он имел свободный доступ к конюшне, а если безумный галоп не слишком вяжется с образом управляющего поместьем — что ж, тогда он помчится с такой скоростью, что его никто не узнает.
   Но, подойдя к конюшне, он увидел там Малкольма, который, стоя на задних лапах, с остервенением царапал дверь и яростно мяукал, словно в него вселился злой дух.
   — Боже правый, вот глупое животное! Что это на тебя нашло?
   С хриплым урчанием Малкольм подался назад и с наскока шарахнулся головой о дверь.
   Только сейчас Джеймс обратил внимание, что дверь конюшни закрыта — весьма необычное явление для этого времени дня, Даже с учетом того, что лошади гостей давно вычищены, а грумы и конюхи отбыли в «Мешок с гвоздями», дабы пропустить кружку пива, дверь должна была оставаться открытой. В такой душный день лошади нуждались в прохладе.
   С усилием распахнув дверь, Джеймс поморщился от скрипа заржавевших петель. Подобные вещи, надо полагать, входят в круг его обязанностей. Нужно хотя бы проследить, чтобы кто-нибудь этим занялся. Задумчиво постучав затянутой в перчатку, рукой по бедру, он направился к кладовке, где хранились подручные материалы, рассчитывая найти там что-нибудь, чтобы смазать петли.
   Едва ли потребуется много времени, чтобы привести их в порядок. К тому же в его нынешнем состоянии немного ручной работы ему не повредит.
   Однако, оказавшись у двери кладовки, он уловил престранный звук.
   Не более чем шорох, но не похоже, чтобы его производила лошадь.
   — Есть здесь кто-нибудь? — крикнул Джеймс.
   Снова раздался шорох, на этот раз более интенсивный и лихорадочный, сопровождаемый невнятными полузадушенными звуками.
   Кровь застыла у Джеймса в жилах.
   В конюшне было множество стойл, и шум мог доноситься из любого из них. Но непостижимым образом он понял, где находится источник загадочных звуков. Ноги сами понесли его в дальний угол помещения, и с диким воплем, исторгнутым из глубины души, он вышиб дверцу стойла.
* * *
   Элизабет теперь знала, как выглядит ад. У него голубые глаза, белокурые волосы и порочная, жестокая улыбка. Она отчаянно сопротивлялась, но всех ее сил, вкупе с весом, оказалось недостаточно. Она оказалась просто пушинкой, судя по той легкости, с которой Фелпорт протащил ее через всю конюшню.
   Она старалась не разжимать губ, сопротивляясь грубому нажиму его рта. Это было единственное, что она могла сделать, чтобы сохранить хотя бы частичку достоинства и самообладания.