Эль Мюрид в сопровождении сына иногда участвовал в этих штабных бдениях. У него остались лишь его дети, его высокая миссия и больше ничего. Боль в руках и ногах стала постоянной. Он не мог дальше притворяться — даже перед самим собой, — что может обходиться без лекарств Эсмата.

Несмотря на то что Бич Божий действовал у него на глазах, Эль Мюрид все чаще и чаще испытывал к Нассефу двойственное отношение. Шурин по-прежнему оставался для него загадкой. Возможно, что Нассеф и сам не до конца осознавал свои истинные устремления.

Штаб Нассефа превратился в своеобразную картинную галерею. Несколько лет назад он направил на Запад искусных художников. Те чертили для него подробные планы местности, рисовали фортификационные сооружения, портреты выдающихся политических и военных деятелей с детальной характеристикой их сильных и слабых мест. По мере поступления информации он совершенствовал план своих действий.

— План в общем виде выглядит так, — сказал он Эль Мюриду. — Сахель как бы взрывается во всех направлениях. Затем из неорганизованной массы материализуется сильная армия, которая направляется в сторону Хэлин-Деймиеля. Когда все будут уверены, что Хэлин-Деймиель — наша цель, мы резко поворачиваемся и захватываем Симбалавейн, чтобы обезопасить тыл на то время, когда мы станем двигаться на север.

— Ипопотам…

— Ипопотам легко ублажить. Он останется нейтральным до тех пор, когда предпринимать что-либо будет уже поздно. Захватив Симбалавейн, мы снова пойдем на Хэлин-Деймиель. Когда защитники города укроются за стенами, мы опять минуем его и выйдем скорым маршем на реку Скарлотти. Там мы установим контроль над всеми бродами и паромными переправами, чтобы не допустить подхода помощи с севера. Все это время мы будем организовывать конные рейды в Малые Королевства. Таким образом, руки у них будут связаны, и они не смогут ударить на нас с фланга. Короче говоря, когда все взоры обратятся в мою сторону, Эль Надим, пройдя через территорию Тройеса, нападет на Кавелин через горный проход Савернейк. Если он сумеет прорваться, то мы захватим Малые Королевства в клещи, и все земли к югу от Скарлотти к концу лета окажутся в наших руках.

Эль Мюрид изучил карты и сказал:

— Это огромная территория, Нассеф.

— Знаю. Риск, конечно, имеется. Все будет зависеть от скорости наших коней и от неразберихи, царящей в стане врага. Мы не можем сражаться по их правилам. Вади-эль-Куф доказал это. Мы станем диктовать свои условия войны.

— Ты мой генерал, Нассеф. Тебе не надо оправдывать свои решения.

— До тех пор, пока я побеждаю.

Эль Мюрид насупился. Он не понял, что хотел сказать Нассеф.

Позже в тот же день он призвал к себе Мауфакка Хали — одного из командиров Непобедимых, частенько выполняющего тайные задания Эль Мюрида.

— Что ж, Мауфакк, общий сбор приближается. Скажи, я действительно оказался в лапах бандитов?

Хали был фанатиком, но он старался быть честным и, отвечая, не пытался предугадать желаний господина.

— Ничего предосудительного, повелитель. Они перестали грабить свой народ, что, как я считаю, является добрым знаком. Теперь они мечтают о том, как начнут грабить неверных. За всем отправленным на Запад золотом я уследить не сумел. Часть его, видимо, пошла на оплату шпионам. Какое-то количество было потрачено на закупки оружия. Что-то осело в банках Хэлин-Деймиеля. Однако огромное количество исчезло без следа. Больше я ничего не могу сказать.

— Но каковы твои ощущения, Мауфакк?

— Я в полной растерянности, повелитель. Один день я думаю так, другой — совершенно иначе. Свое личное отношение я пытаюсь не принимать во внимание.

— Я десятки раз испытывал те же чувства, Мауфакк, — с улыбкой произнес Эль Мюрид. — И каждый раз мои размышления кончаются одним и тем же. Я оставляю все как есть в надежде, что Нассеф в конце концов проявит свою истинную суть. Спрашивая тебя, я надеялся, что со стороны заметно то, что я мог упустить.

— Мы не наказываем свою руку, если она что-то роняет. Я не люблю Нассефа и, так же как и ты, не доверяю ему до конца. Но Бич Божий не имеет себе равных. Карим хорош. Эль Кадер тоже хорош. И в то же время они — всего-навсего лишь бледные тени своего господина. Творец поступил мудро, сведя вас вместе. Да не разлучит Он вас и в будущем.

— И все же…

— Тот день, когда он станет для тебя обузой, будет последним днем его жизни. Серебряный кинжал отыщет сердце предателя.

— Это утешает, Мауфакк. Иногда я думаю, неужели я действительно достоин такой беззаветной любви Непобедимых.

Мауфакк, казалось, был изумлен.

— Если бы не был достоин, повелитель, то любви бы не было, — просто сказал он.

— Благодарю тебя, Мауфакк. Ты меня успокоил, хотя сомнений и не разрешил.

Наступил очередной Дишархун. С каждым новым днем Эль Мюрид все сильнее нервничал. Момент, после которого не будет возврата, мчался на него словно падающая звезда. Когда дети Хаммад-аль-Накира пересекут Сахель, менять что-либо будет поздно. Великая война продолжится до тех пор, пока величие Империи не будет восстановлено или его народ не низвергнется во прах.

Воины уже прибывали, когда он решился сказать Нассефу:

— Не лучше ли будет отложить все на год? Это даст нам время лучше подготовиться.

— Нет. Не надо трястись без причины. Время — наш главный враг. Запад слаб и пребывает в замешательстве. Там пока не знают точно, нанесем мы удар или нет. Но тем не менее продолжают готовиться. Хотя и лениво. Через год они все будут знать точно и смогут собраться.

В день Машада Эль Мюрид произнес речь перед войском. Он был поражен его численностью. На него взирали не менее пятидесяти тысяч человек. Все эти люди собрались по его приказу. И по меньшей мере столько же уже двигались в направлении Сахеля.

Видимо, этим летом дома не останется ни одного здорового взрослого мужчины.

Он возложил на них миссию нести слово Творца и вернулся в Святилище. Он вознамерился остаться рядом со Святым алтарем, чтобы возносить молитвы до тех пор, пока ход военной кампании окончательно не прояснится.

Первые сообщения были даже слишком хороши для того, чтобы оказаться правдой. Ясмид сказала ему, что дела идут гораздо лучше, чем надеялся Нассеф. Но затем к нему явился Мауфакк Хали.

— Повелитель, — начал он, — мне нужен твой совет.

— Что случилось?

— Человек по имени Аллаф Шахид, один из командиров Непобедимых, совершил опасную ошибку. Вопрос в том, как нам реагировать.

— Поясни.

— Отряд Непобедимых повстречал войска Хоквинда во владениях Хэлин-Деймиеля и по глупости затеял схватку. Наемники нас разгромили.

— И какое это имеет отношение к Шахиду?

— Он принял командование над теми, кто выжил. Во время бегства Непобедимые наткнулись на земли одного из арендаторов гильдии и вырезали всех — мужчин, женщин и детей.

— Ну и что?

— Мы не воюем с гильдией как таковой, повелитель. Мы находимся в состоянии войны с людьми, которые за плату прибегают к её услугам. Это весьма существенное различие. Они требует, чтобы мы учитывали это обстоятельство.

— Требуют? У меня, Мауфакк? Лишь Бог может требовать что-то у Эль Мюрида. Только Творец, а не люди.

— Наверное, ты прав, повелитель. Но зачем нам без нужды возбуждать ненависть десяти тысяч человек, не менее преданных своему делу, чем служители культа Хариша? Дважды за свою историю гильдия прибегала к так называемым санкциям справедливости, начиная войну самостоятельно, как Орден. И каждый раз они уничтожали своих врагов окончательно и бесповоротно. Если они решат собрать все свои силы и обрушить их на Аль-Ремиш, то даже Бич Божий не сможет их остановить.

— Думаю, что ты преувеличиваешь, Мауфакк. И я не потерплю никакого диктата со стороны неверных.

— Я только предлагаю не увеличивать наших тягот, повелитель. Было бы лучше сделать жест примирения, чтобы утешить старцев из Высокого Крэга. Если силы гильдии разбиты на отдельные отряды, они менее опасны, чем когда выступают единым целым.

Эль Мюрид задумался. В доводах Хали был определенный смысл. Вади-эль-Куф преподал Ученику впечатляющий урок. Но с другой стороны, обращение к гильдии на любом уровне явилось бы демонстрацией слабости.

У Бога слабостей быть не должно.

— Сними с командования и верни в Аль-Ремиш Шахида. Больше ничего не предпринимай, однако прикажи командирам впредь подобного не допускать.

— Как скажешь, повелитель, — побледнев, ответил Мауфакк. Он пережил Вади-эль-Куф и надеялся, что ему никогда не придется ещё раз стать свидетелем подобной бойни.

Весь следующий день он вел спор с самим с собой, прежде чем нашел оправдания для неповиновения.

Он направил трех гонцов тремя разными путями. Каждый из посланников нес письмо, в котором содержалась мольба о прощении и предлагалась большая компенсация. Однако Бог на сей раз оказался не на его стороне. Все три гонца погибли в пути.

ГЛАВА 5

ПРЕДГРОЗОВЫЕ ОБЛАКА

Браги добрался до Высокого Крэга после четырех месяцев скитаний по разбросанным в Малых Королевствах лагерям беженцев. Каменная твердыня стояла на битом всеми ветрами и волнами утесе, выступающем в море чуть севернее реки Дунно-Скуттари. Браги поднял глаза на длинный, ведущий к воротам подъем, и в его памяти всплыли те мучения, которые он здесь претерпел в свою бытность новобранцем. Воспоминания оказались настолько яркими, что Браги едва не повернул назад. Только беспокойство о брате заставило его продолжить путь.

Он объяснил все часовому у ворот. Часовой направил его к сержанту — начальнику караула. Сержант послал его к лейтенанту, который, в свою очередь, отправил Браги к капитану. Капитан приказал молодому человеку переночевать в казармах и быть готовым к тому, что ему придется много раз повторить свой рассказ, прежде чем будет принято решение, как с ним поступить. Он считался пропавшим без вести — предположительно погибшим. Денежная компенсация за смерть уже была выплачена его брату. Деньги предстояло вернуть.

— Мне на все это плевать, — заявил Браги. — Я хочу всего лишь вернуться к брату и в свою роту. Где они?

— Рота Сангинета? Неподалеку от Хэлин-Деймиеля. Симбалавейн ведет переговоры о возможности укрепления гарнизона гильдии. Говорят, что Эль Мюрид готов начать священную войну. Хочет воссоздать Империю.

— Почему я не могу отправиться к ним?

— Отправишься, как только пройдешь здесь все нужные процедуры.

Браги задержался в Высоком Крэге на три месяца.


— Не верю, — широко открыв глаза, заявил Хаакен. — Откуда ты, дьявол тебя побери, взялся?

Хаакен был молодым человеком весьма крепкого телосложения, а ростом, пожалуй, превосходил своего названого брата.

Он нарочито осторожно приблизился к Браги и, обойдя вокруг него, объявил:

— Это действительно ты. Будь я проклят. И у тебя хватило наглости явиться после всех тех страданий, которые мне пришлось пережить?

— Ах ты, лживый сукин сын! — заорал кто-то среди палаток, и на плац выбежал ещё один солдат — высокий тощий загорелый парень с имбирного цвета шевелюрой. — Ну и дела! Это и вправду он. Что ты здесь делаешь, Браги?

Это был Рискерд Драконоборец — дружок Хаакена и единственный в роте — кроме них двоих — уроженец Тролледингии.

— Так это действительно ты, — обняв Браги за плечи, продолжил Хаакен. — Чтоб я сдох! Мы были уверены, что ты убит.

— И чего тебе вздумалось вернуться? Ездил бы себе где-нибудь и ездил. Хаакен, нам с тобой теперь ни в жизнь не рассчитаться за похоронную компенсацию.

— Совсем не изменился, — рассмеялся Браги, обращаясь к Хаакену.

— На удивление туп, — ответил тот. — Не могу вколотить в него даже малую крупицу разума. Скажи ребятам, Рискерд.

— В момент. — Драконоборец подмигнул Рагнарсону.

— Итак, рассказывай, — произнес Хаакен. — Как ты сумел выбраться из Аль-Ремиша? Где ты болтался? Может быть, тебе лучше было бы отправиться в другое место? Нам скорее всего придется топать в Симбаллавейн. Ученик что-то затевает, и мы, наверное, опять окажемся в самой гуще. Ну как? Тебе есть что сказать?

— Наверное, — с ухмылкой ответил Браги. — Если ты на некоторое время заткнешься. Ты за последние пять минут сказал больше, чем обычно произносишь за год.

Появились остальные солдаты из отделения Браги. Они несли что-то несвязное, проявляя более чем умеренное любопытство к похождениям своего командира.

— Ого, — произнес Хаакен. — К нам движется лейтенант Трубачик.

— Лейтенант?

— Прошла масса повышений. Сангинет уже капитан.

Браги непроизвольно поцокал языком, он почему-то заволновался.

— Ты опоздал Рагнарсон, — бросил Трубачик сходу. — Тебе следовало заступить в караул десять месяцев тому назад. — Он хихикнул, явно довольный собственной шуткой, и добавил:

— Тебя хочет видеть капитан.


На взмыленной лошади прискакал курьер. Сангинет приказал закрыть ворота лагеря и построил роту.

— Началось, господа, — объявил он. — Мы выступаем в Симбаллавейн. Там к нам присоединится генерал Хоквинд.

Пять адских дней марша по сорок-пятьдесят миль в день. Затем их догнал курьер и сообщил, что полк Непобедимых, вступив в бой с частями Хоквинда, нашел свой быстрый и бесславный конец. Спастись смогла лишь горстка врагов.

Вдали замаячили стены Симбаллавейна.

— По-моему, он такой же большой, как Итаския, — пробурчал Браги, обращаясь у Хаакену.

— Даже, пожалуй, больше. — У ворот их радостно приветствовала толпа. — Думаю, что мы уже выиграли войну. Ведь город — это на самом деле просто здоровенная мышеловка.

— Откуда такая тоска и грусть? Откуда столь несчастный тон? — затараторил Драконоборец. — Глянь-ка лучше на девчонок. Посмотри, каким огнем горят их глаза. Я вижу, что они готовы к наступлению. — Он приветственно помахал ближайшей.

— Сангинет намерен…

Девица бросилась к Рискерду. Сунув ему в руки букет цветов, она зашагала рядом с солдатом, что-то весело щебеча. Драконоборец отвечал ей столь же радостно-взволнованно. Взаимное незнание языка, кажется, совершенно не мешало беседе.

У Хаакена отвисла челюсть. Не его физиономии возникла весьма зловещая ухмылка, и, не очень уверенно помахивая рукой, он прохрипел:

— Привет, привет…

— Легче, легче — посоветовал ему Браги. — Иначе ты, братишка, всех их соблазнишь своим красноречием.

Рагнарсон поправил на спине ранец и выпрямился, стараясь выглядеть привлекательным, но без рисовки, как и положено капралу. Ему временно вернули отделение, так как Хаакен не захотел оставаться командиром.

Он поймал на себе насмешливо-благожелательный взгляд капитана. Браги не знал, почему сразу после вступления в гильдию он привлек к себе внимание Сангинета, а затем стал его любимцем. Это отравляло Браги жизнь, так как Сангинет гонял его гораздо больше, чем всех остальных новобранцев.

Оказалось, что они попали в солдатский рай. Выпивка дармовая, женщин доступных сколько угодно — только руку протяни, служба легкая… Обыватели во всем стремились угодить воинам гильдии. Впервые за все время Браги понравилось быть солдатом.

Идиллия продлилась две недели.


Густой дым застилал горизонт. Воинов Нассефа никак нельзя было назвать благородными завоевателями. Они сжигали все, что не могли унести, а людей убивали. Бич Божий делал все, чтобы внушить обывателям ужас.

— Готов спорить, что у него большое войско, — заметил Браги.

— Боюсь, что даже слишком большое, — откликнулся Хаакен.

Бич Божий свирепствовал уже много дней. В его руки попала вся страна за исключением столицы и нескольких отдаленных небольших крепостей.

— Их, наверное, тысяч сто, — высказал предположение Рискерд.

Если он и ошибся, то ненамного. Военный азарт и стремление на дармовщинку разжиться грабежом проникли даже в самые отдаленные уголки Хаммад-аль-Накира. Многие тысячи тех, кого ни на йоту не интересовали религиозные идеи Эль Мюрида, откликнулись на призыв встать под его знамена.

Они ставили под сомнение его социальные воззрения и претензии на духовную власть, но им была по вкусу мысль о восстановлении Империи во всем её величии. Запад разрушил Ильказар, но теперь молот истории попал в другие руки.

Рискерд делал все, чтобы скрыть свой страх.

— Палаток так много, что вся округа напоминает мне волнующееся море и волны с белыми гребнями, — пробормотал он.

— Кони не могут взбираться на стены, — напомнил Браги. — А если люди пойдут на штурм, мы их изрубим на котлеты.

Защитники Симбаллавейна насчитывали в своих рядах две с половиной тысячи солдат гильдии и примерно десять тысяч хорошо обученных местных бойцов. Великий Совет призвал к оружию и городских жителей. Польза от них была весьма сомнительной. Но генерал Хоквинд считал, что даже в столь неблагоприятных обстоятельствах сможет отстоять город.

— Что-нибудь обязательно пойдет не так, как надо, — мрачно пророчествовал Хаакен.

На сей раз его пессимизм оказался вполне обоснованным.

Нассеф прекрасно провел подготовительную работу. Его агенты потрудились на славу. Штурм начался с южных стен, обороняемых местными войсками и городской милицией. Орда жителей пустыни устремилась в атаку лишь для того, чтобы полечь под стенами. Как заметил Браги, это была не их война. Те немногие осадные механизмы, которыми они располагали, были чрезвычайно примитивны и легкоуязвимы.

Однако Нассеф, зная недостатки своего войска, начал прокладывать ему путь задолго до начала вторжения.

В Симбаллавейне, как и в любом ином месте, имелась порода людей, преданных лишь золоту. Была там и группа, готовая пойти на все, чтобы получить власть. Из их числа агентам Эль Мюрида удалось сформировать тайное теневое правительство. Изменники, используя золото пустыни, нашли достаточное число отчаявшихся людей, готовых предать свой город.

Они напали на Южные ворота с тыла в тот момент, когда обороняющиеся отражали атаку извне. Предатели распахнули ворота.

Сверкнули кривые сабли, и всадники с воем ворвались в город. Стальные подковы высекали искры из камней мостовой. Зазвенели тетивы седельных луков.

Из окон и с крыш в них полетели стрелы и дротики, но неопытные бойцы-горожане не могли остановить захватчиков. Предатели, проникшие в ополчение, отдавали противоречивые приказы. Наскоро сформированные роты поспешно отступили в спокойную часть города. Началась паника. А всадники, ворвавшись в открытые ворота, растекались по улицам так, как растекается масло по поверхности воды.

Паника охватила весь город.

Во время военных кампаний на Востоке паника была любимым оружием Нассефа. Он использовал её при захвате Аль-Ремиша. И сейчас он хотел продемонстрировать Западу мощь быстрых словно молния всадников. Всадников, которые, то появляясь, то исчезая, наносят удар в том месте, где их меньше всего ждут.

Симбаллавейн напоминал динозавра. Он был настолько огромен, что умер не сразу.

Молодые люди на северной стене видели отраженное в облаках зарево и слышали стон гибнущего города.

— Похоже, что шум приближается, — сказал Рискерд.

Они понимали, что происходит. Это была последняя ночь независимого Симбаллавейна. Молодые люди не скрывали своего страха.

— Почему мы здесь торчим? — поинтересовался один из солдат.

— Понятия не имею, — ответил Браги. — Капитан скажет, что нам делать.

— До чего же жарко, — буркнул Хаакен. Даже здесь ощущался жар полыхающего пожарами города.

— Я не хочу ничего сказать, но Хоквинд…

— А раз не хочешь, Рискерд, то заткнись! — рявкнул Хаакен.

— Я всего лишь…

— Рагнарсон? — К ним приближался Трубачик, осторожно переступая через вытянутые ноги сидящих солдат. Стена в этом месте была узкой.

— Здесь, сэр.

— Явись к капитану.

— Слушаюсь, сэр.

Трубачик двинулся к следующему отделению.

— Хейвен?

Браги отправился на командный пункт Сангинета.

— Подойдите ближе, — сказал капитан, когда все собрались. — И постарайтесь не шуметь. Вот так. Теперь слушайте. Положение резко ухудшилось. Генерал передал Великому Совету, что в полночь мы уходим.

В ответ послышался гул голосов.

— Тише. Там внизу кто-нибудь может понимать итаскийский. Господа, я хочу, чтобы вы поговорили со своими людьми. Главные силы противника сосредоточены на юге. Но нам все же предстоит сражение. На марше. Нам придется постараться. Не забывайте, что мы ещё новички. Впереди и в тылу пойдут ветераны, но нам следует сделать все, чтобы удержать отведенный нам участок.

Рагнарсону все это крайне не нравилось. Неужели Хоквинд верит в то, что ему удастся провести свое войско через ряды армии, превосходящей его численностью и мобильностью?

— Самое главное для нас — дисциплина. Мы забираем с собой и гражданских лиц. Членов Великого Совета, их семьи и самого Тирана. У Тирана имеется собственный эскорт, но, если дело примет скверный оборот, рассчитывать на него не придется. Переход будет трудным, и полагаться мы сможем только на своих братьев.

Рагнарсон начинал понимать, что значит быть солдатом гильдии.

Он также видел, на каком основании Хоквинд оставляет город. Генерал просто следовал за тем, кто обратился за услугами гильдии и являлся его работодателем.

— Переход будет коротким. Наша цель — залив на побережье в двенадцати милях отсюда. Там нас ждет флот.

— Почему бы нам не отплыть прямо отсюда? — поинтересовался кто-то.

— Гавань в руках противника. Это, господа, все. Времени у нас в обрез. Разъясните все своим людям. Дисциплина и тишина. Тишина и дисциплина.

Командиры разошлись по подразделениям.

— Безумие, — заявил Рискерд. — Они добьются лишь того, что нас всех укокошат.

— Нет, с ним надо что-то делать, — вздохнул Браги. — Хаакен, у тебя найдется грязный носок?

— Что?

— Дай мне носок, говорю. Я заткну им Рискерду пасть и не позволю вынуть до тех пор, пока мы не окажемся на борту корабля.

— Эй, перестань! — возмутился Рискерд.

— Пусть это будет последний звук, который я слышу от тебя этой ночью. Собирайте пожитки. Идет Трубачик.

— Ты готов, Рагнарсон?

— Готов, сэр.

— Веди их вниз на улицу. Капитан там произведет построение.

Ожидание на темной улице за воротами показалось им вечностью. Даже Сангинет начал проявлять нетерпение. Несколько советников опаздывали.

Местные солдаты продолжали прибывать, пополняя отряд телохранителей Тирана. Солдаты гильдии заметно нервничали. Им стало известно о прорыве обороны. Враг вот-вот должен был появиться и здесь.

Хоквинд, воспользовавшись временной задержкой, осмотрел свое войско. Он оказался невысоким худощавым человеком лет пятидесяти. Генерал скорее походил на безобидного торговца, чем на самого грозного полководца своего времени. Но это ощущение тут же исчезало, стоило лишь заглянуть в его глаза.

Рагнарсон увидел в генерале неукротимую силу. Силу и волю. Только смерть способна остановить человека, подобного сэру Тури Хоквинду.

Хоквинд закончил смотр и объявил Тирану, что ждать больше не может. Ворота распахнулись. Рагнарсон был удивлен тем, насколько легко и бесшумно двигались их створки.

Через мгновение Браги бросился бегом навстречу опасности. Сторожевые костры врага созвездиями рассыпались по склонам холмов и по равнине. Он придерживал руками оружие и ранец, чтобы не гремели, и очень-очень старался прогнать страх.

Но Браги боялся. Очень боялся. Боялся снова. Он зря надеялся, что после всего, им пережитого, все резервы страха уже исчерпаны.

Они двигались на север той же дорогой, которая привела роту Сангинета на юг. Но вскоре они её оставили и свернули на путь, ведущий к побережью.

Первая схватка не заставила себя ждать. Люди Нассефа были начеку. Но они оказались не готовы сгруппироваться большими силами. Солдаты гильдии без труда рассекли их ряды.

Браги неожиданно понял, почему Хоквинд решил выступить в полночь. Темнота сводила на нет превосходство врага в скорости и маневренности. Только самоубийцы могут пуститься в галоп, не видя ничего вокруг себя.

Тем не менее воины Нассефа продолжали вставать на их пути. А когда им удалось задержать продвижение колонны, идущие в тылу братья ударили по ним сзади.

Битва редко достигала роты Браги. Он и Хаакен были заняты тем, что несли раненого солдата гильдии, который упал и которого едва не забыли. Молодым людям было не до разговоров.

Прошел час, и они прошагали несколько миль. И ещё час прошел. Хоквинд продолжал марш. Противник так и не сумел собрать на его пути достаточно мощные силы.

Часы и мили. Мили и часы. Небо начинало светлеть.

— Я слышу прибой, — едва дыша, выдавил Хаакен. Их груз почему-то стал неимоверно тяжелым.

— Даже если море и близко, — фыркнул Браги, — то прибоя мы не услышим за тем шумом, который производим.

Но Хаакен не ошибся. Они протопали через оливковую рощу, и перед ними открылось море. На воде сверкала целая галактика огней. Это суда подавали сигналы.

— Корабли, — прошептал Хаакен. — Я вижу корабли.

Бегство завершилось через несколько минут. Солдаты тут же начали окапываться. Весельные лодки начали переправлять советников и их семьи на суда.