— Эй! Господин! Сжалься. Лично я есть лишь ничтожный глупец…
— Если ты до конца обнажишь этот нож, то окажешься ничтожным глупцом с дырой в глотке.
— О горе! — снова затянул толстяк. — Звезды предсказывать плохой день. Лично я, следовало обратить вниманство. — Он с трудом поднялся на ноги. Гарун не сделал попытки ему помочь. — Мне надо несколько минут собрать личностное имущество.
— Мне караван не нужен.
— Лично я привыкать к некоторым ингредиентам и предметам. Я есть профессионал. Разве не так? Плотники нуждаются в указанных… Молотки… Пилы…
— В таком случае поторопись.
Толстяк снова обрел уверенность. Он понял, что Гарун не будет его убивать.
— Покажи свой воспитанность, пустынная крыса. Допускаемо, что я есть в тяжелый положение. Но я могу кричать, и сюда сбежаться вся ярмарка. Через минуту.
— Включая твоего параноидного старшего партнера? Он будет счастлив услышать о твоем воровстве.
— Указанный партнер лично меня учить этому тонкий искусство. — Но его слова звучали недостаточно убедительно, чтобы запугать Гаруна.
— Не сомневаюсь. Видимо, поэтому он и не спускает с тебя глаз.
Толстяк пожал плечами и принялся упаковывать свои пожитки.
— Странный существо этот Деймо Спарен. Лично я не всегда есть способный понять указанного. Иногда он есть словно папаша и в другой момент как тюремщик.
— Все отцы ведут себя подобным образом. Как тебя зовут? Не могу же постоянно величать тебя толстой задницей.
— Не иметь значения. Здесь я иногда бывать под имя Магеллин-Маг.
— У меня был добрый друг, имя которого очень походило на твое. Попробуй что-нибудь другое.
— Себе же я известный как Насмешник. Прозвание получить после значительного по важности инцидент на крайнем Восток. До того, как поиски истинности привести указанного меня на Запад.
— Поиски истины? А кончил ты шутом в бродячем балагане?
— Лично я необходимо помнить, что беседа идет с королем, — с усмешкой произнес Насмешник. — В силу указанного следует мне выражовываться с наивеличайшей точность, поскольку слова мои интерпретироваться по благородный стандарт. Нет, это не быть рыцарский поиск истины. Это быть отыскание места, где лично я не мог быть достигнут клинками врагов.
— Вот как? — Гарун тронул пальцем острие кинжала. — Следовательно, у тебя вошло в привычку совершать глупые ошибки?
В негромко произнесенных словах Насмешник уловил намек на угрозу и поспешно заявил:
— Не так. Перевернул чистый листок. Наконец урок выучил. Существующий ловушка иначе было бы невозможно избежать, поскольку великая истина быть иллюминирована ранее, истина, который избегать скромный, глупый я. А указанная истина есть в том, что ничего не доставаемо задаром. Если кажется, что достиг желательного, беги в сторону. Судьба обожать ставить ловушка.
— Надеюсь, что ты усвоил уроки. Хотя сдается мне, что ты все же слишком стар для обучения. Сколько времени тебе обычно требуется на то, чтобы затолкать в мешок это барахло?
Насмешник тянул время, не зная как поступить — звать ли на помощь, или промолчать. При этом толстяк прекрасно понимал, что Гарун видит его насквозь.
— Барахло?! — возмутился он. — Господин…
Он поднял глаза на Гаруна. Худощавый юноша с обветренным лицом сохранял полнейшее хладнокровие. Такая уверенность в себе доконала Насмешника. Поспешно затянув мешок, он сказал:
— Этого достаточно. Об остальном пусть заботится Спарен. Теперь, однако же, лично я должен оставлять запись для указанного. Чтобы все объяснить. Иначе указанный направлять Гуча по следу. Горе тому, кто обрести последнего в качестве противник.
Насмешник поднял мизинец, демонстрируя тем самым степень своей образованности.
— Указанному искусству обучал лично меня старший партнер. Все время учить, учить… Всему учить. Рабовладетелец.
— Пиши. Но только быстро и честно. Поверь, тебе не удастся вернуться через полчаса, чтобы порвать записку. — Гарун был готов посочувствовать толстяку, припомнив, как Радетик силой загонял его на уроки чтения, письма и иностранных языков!
Насмешнику достало ума сообразить, что его новый хозяин человек грамотный, и он написал простую прощальную записку, в которой говорилось, что он вернется через несколько дней. В глубине души толстяк питал надежду на то, что, воспользовавшись неразберихой на границе, он сумеет бежать. Он писал на языке Хэлин-Деймиеля, который служил средством межнационального общения в Малых Королевствах. Это язык Гарун знал лучше, чем все другие наречия.
— Что еще? — спросил он.
— Осел, наистариннейший друг лично меня. Он есть в загоне.
— Иди вперед. Я пойду на шаг сзади. — Покачав головой, Гарун добавил. — Мне следовало сообразить, что у таких, как ты, лучшими друзьями могут быть только ослы.
Он вложил кинжал в ножны лишь после того, как Насмешник вышел из шатра.
Снаружи их ждали двое. Лишившийся дара речи Насмешник стоял с открытым ртом. Казалось, что в нем борются два чувства — облегчение и страх.
— В чем дело? — спросил Гарун.
К Насмешнику, по-видимому, вернулась способность говорить, и он выдавил:
— Спарен. Гуч.
Гарун без труда сообразил, кто есть кто. Гуч горой мяса преграждал путь к будкам.
— Прикажи этому созданию отойти, — произнес Гарун, обращаясь к другому, сидящему на ящике, человеку.
— И куда это ты собрался, Насмешник? — спросил Спарен, не обращая внимания на бин Юсифа. — Может быть, ты хочешь что-нибудь с собой прихватить?
— Осел…
Гарун шагнул мимо толстяка.
— Прикажи, чтобы оно отодвинулось, — бросил он Спарену.
Гуч, казалось, оглох.
— Я беседую не с тобой, мальчик, — снизошел Спарен.
— Я сказал дважды. Третий раз повторять не намерен.
Спарен впервые продемонстрировал раздражение.
— У тебя слишком большая пасть, мальчик, — сказал он. — Гуч, заткни её.
Гуч двигался так же быстро, как атакующая змея. Но Гарун оказался быстрее. Он трижды успел порезать Гуча. Но, впрочем, не очень сильно.
Насмешник попытался бежать, но бин Юсиф сделал ему подножку и завалил на Спарена.
— Полагаю, что Гуч представляет для тебя большую ценность, — сказал Гарун. — Прикажи ему очистить путь, если не хочешь его потерять.
— Да, в твоих словах есть кое-какой смысл. Гуч, отойди в сторону. Я решу это дело самостоятельно.
Гарун взял Насмешника под локоть и двинулся прочь.
— Я не сказал, что ты можешь идти, мальчик, — произнес Спарен. — Просто я решил сам убить тебя.
— Осторожность, Деймо, — сказал Насмешник. — Он владеть Силой.
— Неужели в наше время все стали фокусниками?
— Парень есть заносчивый без меры, но он есть тот, кого звать Король-без-Трона.
— Точно. — Спарен сплюнул в сторону. — А я никто иной, как Пропавший Принц Лебианнина.
Гарун воспользовался этим моментом и взял в ладонь духовую трубку. Затем, поднеся руку к губам, он кашлянул в кулак.
Спарен заметил его движение слишком поздно. Содрогнувшись всем телом, он рухнул на землю. Выражение недоверчивого изумления так и не успело исчезнуть с его физиономии.
Насмешник и Гуч склонились над павшим.
— Что ты с ним сделал? — спросил Гуч, тряся хозяина за плечи. — Господин Спарен, проснитесь! — лепетал он. Создавалось впечатление, что своих ран гигант не замечал. — Скажите, что мне делать, господин Спарен. Может быть, я должен их убить?
— Пошли, — сказал Гарун, хватая Насмешника за плечо. — Этот монстр думает, что во всем виноват ты.
Бин Юсиф решил, что в будущем заставит Насмешника попотеть — в расплату за все причиненное им сейчас беспокойство.
Через некоторое время толстяк как бы между прочим заметил:
— Спарен быть другом лично меня. Не очень доверительный друг, но друг.
Гарун услышал в его словах скрытую угрозу, обещание компаньону отомстить за него.
— Я его не убил. Острие стрелки покрыто парализующим ядом. Отраву добывают в джунглях к югу от Хаммад-аль-Накира. Через пару часов он будет в полном порядке, если не считать головной боли и отвратительного настроения.
Во всяком случае, он надеялся на это. Примерно в четверти случаев яд оказывался смертельным.
Чем больше Гарун наблюдал за своим спутником, тем больше убеждался в том, каким смертельно опасным врагом может стать Насмешник. За личиной тучного оптимиста скрывался холодный, расчетливый и безжалостный убийца.
Несколько дней спустя, когда они уже были на полпути к лагерю Эль Сенусси, им повстречалась группа беженцев. Беглецами оказались не обитатели пустыни, страшащиеся гнева Эль Мюрида. На сей раз от отрядов Ученика спасались местные жители.
Отряды всадников пустыни вторглись в Тамерис. Началась серия войн, получивших впоследствии название войн Эль Мюрида.
Эти события позволили Гаруну укрепить свое влияние на Насмешника.
Продолжать движение дальше на юг не имело никакого смысла, и они, повернув назад, отправились в лагерь, расположенный в Алтее. По пути им несколько раз пришлось скрываться от патрулей Непобедимых.
К северу от Фигенбруха они наткнулись на сожженные фургоны труппы Спарена. Сам Спарен оказался среди мертвецов, а Гуч остался в живых. Он валялся без чувств под горой мертвых воинов пустыни.
Насмешник долго молча смотрел на Спарена, а затем произнес:
— Допустимо, что быть параноидный глупец, иногда этот человек. Но он быть мой друг. А в некоторой образности даже как отец. Пролиться кровь, Гарун бин Юсиф. Лично я теперь заинтересованный в политика. — Он перешел к Гучу и продолжил:
— Эй, Гуч, вставать, большой бездельник. Нам предстоять много работать.
Каким бы невероятным это ни представлялось, но Гуч выполз из-под кучи своих жертв.
— Они убили двух моих отцов, — прошептал Гарун.
Пройдет немало времени, прежде чем Насмешник поймет смысл этих слов.
Он вытер Гучу слезы, перевязал раны, успокоил и стал внимательно слушать Короля-без-Трона, который подробно объяснил, что Насмешнику следует делать, дабы поскорее свергнуть Ученика.
ГЛАВА 8
ЗАБРОШЕННЫЙ ГОРОД
В первое военное лето Аль-Ремиш казался совершенно брошенным городом. Все сподвижники Ученика отправились на запад, чтобы предаться там грабежу.
Эль Мюрид частенько бродил по пыльным улицам. Он все ещё не мог примириться с судьбой, а боль от ухода Мириам никак не желала проходить. В душе его царила пустота.
Его одиночество росло по мере того как множились победы, а эйфория оставшихся в городе самым нелепым образом переросла в преклонение перед человеком, который сумел повернуть вспять историю и воплотить в жизнь, казалось, неосуществимую мечту.
— Они пытаются превратить меня в божество, — сказал он детям. — А я, кажется, не в силах их удержать.
— В некоторых местах тебя уже величают богом во плоти, — заметила Ясмид. Девушка не только была смела, как её мать в молодости, но и обладала той уверенностью в себе, которую Эль Мюрид приобрел только после первой встречи с ангелом. Она казалась отцу взрослым ребенком. Взрослым человеком с телом дитяти. Ее зрелые оценки жизни иногда даже вселяли в Ученика тревогу.
Сиди же, напротив, казалось, на всю жизнь останется ребенком.
— Я издаю эдикты. Они не обращают на них внимания. Люди, которых я посылаю на искоренение ереси, становятся наиболее рьяными еретиками. — Эль Мюрид имел в виду Мауфакка Хали. Мауфакк не сумел избежать заразы обожествления своего господина.
— Людям, папа, необходимо иметь нечто такое, к чему можно было бы прикоснуться. Нечто такое, что они способны увидеть. Такова уж человеческая природа.
— А ты что думаешь, Сиди? — спросил Эль Мюрид. Он пытался использовать любую возможность, чтобы подключить сына к беседе. Наступит день, когда Ясмид попадет в зависимость от брата — точно так, как он сам зависит от Нассефа.
— Не знаю, — равнодушно промямлил Сиди.
Все проблемы отца были для него совершенно безразличны. Мальчик был в руках Властелина Зла и во всем был полной противоположностью своей сестры. Это причиняло отцу нестерпимую боль.
Отец с трудом скрывал свои подлинные чувства к сыну. Мальчик, правда, не совершал ничего плохого. Пока. Но Ученик всем своим существом ощущал присутствие в сыне злых сил, как верблюд чувствует близость воды в пустыне. Сиди обязательно принесет несчастье, если не отцу, то Ясмид, когда та станет Ученицей.
Эль Мюриду казалось, что он зажат в тисках, с одной стороны, преданности семье, с другой — религии. Вместо того чтобы решить эту проблему, он позволял событиям идти своим чередом.
Эль Мюрид много молился. Каждую ночь он просил Творца обратить таящееся в душе Сиди злые силы на добрые дела так, как Он обратил душу Нассефа. Ученик молил Бога простить ему гнев, который он постоянно ощущал из-за безвременной кончины Мириам.
Место Мириам заняла Ясмид. Теперь Эль Мюрид обсуждал самые важные проблемы с дочерью и иногда рыдал на её плече.
Ученик был крепок в своей вере, но вера эта так и не смогла утешить сидящего в его душе маленького испуганного мальчика. Этот мальчик так нуждался в ком-то, кто…
— Папа, тебе надо найти новую жену.
Они поднимались по склону долины, в которой стоял Аль-Ремиш. Два раза в неделю Эль Мюрид совершал хадж к тому месту, где получила рану Мириам. Эта привычка уже стала частью его жития.
— Твоя мама осталась моей единственной любовью. — Он уже слышал подобные слова от Нассефа и Мауфакка Хали.
— Тебе не обязательно любить её так, как ты любил маму. О твоих чувствах к ней известно всем.
— Ты, наверное, говорила с Нассефом.
— Нет. А что, он тоже считает, что тебе следует жениться?
— Следовательно, ты беседовала с Хали.
— Вовсе нет.
— Значит, с кем-то еще. Детка, я наперед знаю все, что ты скажешь. Я это уже неоднократно слышал. Ты скажешь, что мне следует взять в жены женщину из знати, чтобы сцементировать связи с аристократией. Ты скажешь, что мне следует завоевать их доверие, чтобы лучшие люди нашей страны перестали тянуться к этому королю-ребенку Гаруну.
— Да, все так. Это могло бы помочь.
— Возможно. Но я не вступаю в компромисс с врагами Создателя. Я вступаю в контакт с проклятыми лишь для того, чтобы подвергнуть их наказанию.
— Папа, когда-нибудь это доставит нам большие неприятности. Надо не только брать, но и давать.
— Это приносило нам неприятности с того самого дня, когда я встретил твою маму. Я никому никогда не уступал и теперь восседаю на Троне Павлина. Ты опять говоришь, как твой дядя. Ты говоришь, как политик, а политика вызывает у меня отвращение.
Ясмид вовсе не повторяла то, что слышала от кого-то. Однако объяснять ничего не стала. В последнее время он постоянно вступал в спор, однако убедительные возражения приводили его в ярость.
— Политика — тот инструмент, при помощи которого спорящие стороны решают свои проблемы, — заметила она.
— Политика — это интриги и заговоры, при помощи которых одни стараются решить свои проблемы за счет других, — возразил Эль Мюрид.
Сердцевиной любой власти является Бог, и Ученик говорит от его имени. Эль Мюрид не нуждался в политике, так как мир представлялся ему монолитной пирамидой, с вершины которой он вершит правосудие. Все Избранные должны повиноваться ему беспрекословно.
Однако Ученик оставался единственным человеком с таким видением мира. В последнее время, уже после того, как движение добилось первоначально поставленных целей, в нем появились ростки весьма зловещей политики. Приспешники Эль Мюрида, подобно голодным псам, начали драться за те крохи власти, который сыпались между его пальцев. Они постоянно вцеплялись друг другу в глотки, пытаясь утвердить себя как можно выше при новом порядке. Дня не проходило без того, чтобы ему не приходилось решать вопросы старшинства или привилегий своих приближенных.
— Они больше интересуются своими проблемами, а не задачами движения. Даже самые правоверные не сумели избежать этой ловушки. — Он помолчал немного, приводя в порядок мысли, а затем продолжил:
— Может быть, дело в том, что мы чересчур быстро и слишком неожиданно добились успеха. После двенадцати лет борьбы победа сама упала нам в руки. Дела пошли настолько хорошо, что у них отпала необходимость стоять плечом к плечу против остального мира.
Его ужасала возможность того, что интриги и козни могут войти в привычку. Именно это погубило роялистов. Последние годы они только и занимались тем, что плели заговоры друг против друга да предавались своим тайным порокам.
Эль Мюрид страдал от своего бессилия. Семя зла распространялось по земле, а он ничего не мог сделать для того, чтобы выкорчевать его ростки. Никакие молитвы не могут спасти человека, отказывающегося быть спасенным.
Ученик стал старше, и теперь он видел недостатки своего движения, видел тайные тропы, пройдя которыми зло могло встать на пути истины. Теперь он понимал, что обращение правоверного ко злу может произойти настолько быстро, что остановить его практически невозможно.
Понимание это вовсе не помогало Ученику выйти из вызванной одиночеством депрессии.
Когда его состояние становилось невыносимым, он призывал Эсмата.
Наконец дети и Эль Мюрид добрались до места ранения Мириам.
— Закончат они когда-нибудь или нет? — спросил Сиди, указывая на монумент, который приказал воздвигнуть Ученик. Монумент был сооружен не более чем на четверть. Камни, сложенные поначалу ровными штабелями, теперь образовывали бесформенные безобразные кучи.
— Даже наши каменщики захотели увидеть бывшие провинции Империи, — ответил Эль Мюрид. — Разве мог я остановить их силой, коли они возжелали нести Слово истины неверным?
— Плевать они хотели на Слово истины, папа, — с обычной для неё прямотой заявила Ясмид. — Им просто кажется, что грабить чужеземцев легче и прибыльнее, чем работать.
Эль Мюрид ответил дочери печальным кивком. В Воинстве Света было полным-полно людей, чьи навыки было бы полезнее использовать дома. Иногда Ученик чувствовал, как к его сердцу прикасаются щупальца страха. Дело в том, что Хаммад-аль-Накир всегда испытывал недостаток в искусных ремесленниках. Военное поражение вообще могло уничтожить эту группу населения, отбросив страну назад в период варварства. Столетия оказались не способны изменить его народ. Люди по-прежнему отдавали предпочтение грабежу перед созиданием.
Он решил сменить тему разговора.
— Но больше всего сейчас мне нужна вода, — сказал он. — Миллионы галлонов воды.
— Что? — спросила Ясмид. Она собиралась предложить отцу приказать Нассефу присылать захваченных в плен ремесленников на замену отправившихся на войну местных умельцев.
— Вода. Эта наша самая большая потеря, связанная с падением Империи. Не знаю, как… Может быть, один только Вартлоккур способен вернуть нам дожди.
Эти слова пробудили у Сиди какой-то интерес, и Эль Мюрид продолжил:
— В некоторых местах почва достаточно плодородна. Но воды там нет. Растительности у нас так мало потому, что даже редкие дожди уходят в землю… Еще во времена Империи леса были вырублены на строительство и топливо. Затем пришли варвары. Они допустили засоление больших участков, а в других местах их козы и овцы вытоптали плодородный слой. И после этого чародей Вартлоккур остановил дожди.
Ясмид посмотрела на него с легкой улыбкой и спросила:
— Чем ты занимался, папа? Ходил по секрету ото всех в школу?
— Нет, в школу я не ходил. Просто прочитал исследования, проведенные чужеземцем по имени Радетик. Их обнаружили после захвата Аль-Ремиша. Весьма любопытно. Оказывается, Юсиф и я во многом преследовали одни и те же цели.
— Разве не ты говорил, что приспешники Властелина Зла иногда неумышленно вершат дела на пользу Творца?
— Да, это так. Но прошу, никому ни слова. Я готов воспринять идею чужеземца. Но лишь после того, как будет воссоздана Империя и у нас окажется достаточно рабочих рук. Радетик считает, что богатство природы может быть восстановлено. Для этого следует пустить русла некоторых рек по новым каналам. На работу уйдет время жизни трех-четырех поколений. Его это приводило в отчаяние. Но мне идея нравится. Необходимо поставить перед Избранными отдаленные цели. Если этого не сделать, Королевство Покоя очень скоро превратится в гнездо свар.
— Ты раньше об этом не говорил.
Эль Мюрид оперся спиной на основание монумента и устремил взгляд вдаль, туда, где виднелся Аль-Ремиш. Он пытался представить, каким был ландшафт в древности. Когда-то на этом месте плескалось неглубокое озеро. Святилище Мразкима стояло на невысоком искусственном острове. На склонах долины цвели апельсиновые рощи.
Вторгнувшиеся варвары срубили деревья на дрова.
— Это всегда казалось мне даже более чем далекой мечтой. Но теперь появилась, хотя и ничтожная, но все же возможность. Когда-нибудь… впрочем, все зависит от твоего дяди. Если он выиграет войну… мы сможем начать.
Эль Мюрид посмотрел на выжженную солнцем долину, и на какую-то долю секунды его взору открылась её прошлая красота, которая могла стать и будущей.
— Мы можем подвести воду с хребта Капенрунг. Кое-где все ещё видны следы старых каналов. — Он опустился на колени и вознес молитву о душе Мириам. Ясмид и Сиди присоединились к отцу.
Поднявшись с колен, Эль Мюрид произнес:
— Что ж, настало время вернуться в ведьмин котел и посмотреть, какую склоку они заварили сегодня.
Ясмид с восторженным выражением лица двинулась вслед за отцом. Он предстал перед ней в совершенно новом обличье. В его душе открылись такие глубины, о существовании которых она и не подозревала.
Унылое, ничего не обещавшее утро неожиданно для Ученика превратилось в один из самых радостных дней его жизни. Он открыл свою самую сокровенную мечту, и никто не стал над ним смеяться. От величия идеи захватило дух даже у совершенно лишенного воображения Сиди. Может даже случиться так, что он проведет этот день без помощи Эсмата.
Вернувшись, он узнал, что из зоны военных действий примчался Мауфакк Хали.
— Я принял тебя первым, так как знаю, что тебя привели сюда важные дела. Итак, что случилось?
— Два дела, повелитель. Первое, менее важное. Мы потеряли след претендента. След Гаруна бин Юсифа. Со времени нападения на Тамерис он ушел в подполье и с тех пор встречался лишь с немногими вождями мятежников, перестав докучать королевским дворам. Наши агенты не могут его найти.
— Со временем Господь передаст его в наши руки. Что еще?
— Весьма тревожное развитие событий. Эти сведения я получил от своего человека в штабе Бича Божьего. Агент слышал доклад одного из шпионов твоего шурина. Итаскийцы и их союзники не хотят ждать нашего прихода и решили выступить заранее. Их армия отправляется на юг. Командующим назначен герцог Грейфеллз. Герцог — кузен короля и считается превосходным военачальником.
— Все это весьма прискорбно, Мауфакк. Я надеялся закончить все на юге, прежде чем вступить в схватку с Итаскией.
— Это сильнейший из наших недругов, повелитель. И самый богатый. За ними стоят Ива Сколовда, Двар и Прост-Каменец. К северу от Скарлотти Бич Божий встретится с большими трудностями.
— Вероятно. Но я знаю Нассефа. Если бы я был настолько греховен и позволил бы себе биться об заклад, то поставил бы состояние на то, что он все предусмотрел ещё до того, как покинул Сахель.
— Я очень надеюсь на это, повелитель. Но численность наших врагов меня пугает.
Слова Мауфакка были отражением тайных страхов самого Эль Мюрида. Он страстно желал поделиться им с Хали, но не осмеливался. Лишь его абсолютная уверенность в полном торжестве сделала Непобедимых тем, чем они стали. Сомнения их погубят.
— Будем надеяться, что все наши друзья почувствуют опасность. Движение спотыкается о свои собственные успехи. Сообщи всем свое неприятное известие.
— Как прикажешь, повелитель. — В его тоне можно было услышать нотки сомнения. — Что могли бы сделать Непобедимые, дабы уменьшить угрозу?
— Выясни, что представляет собой этот герцог. Умелый ли он военачальник? Сохранится ли армия, если мы его уничтожим? Кто может его заменить? Насколько равноценной будет эта замена? Ты меня понимаешь?
— Полностью, повелитель. С учетом всех политических интриг его заместитель может оказаться полной бездарью.
— Именно. Поскольку ты здесь, я хотел бы услышать твое мнение о восточной армии Эль Надима.
— Что случилось, повелитель?
— Он, действуя через голову Нассефа, обратился ко мне за разрешением прекратить попытки силового прорыва через Савернейк. В то же время Нассеф уверял меня ранее, что продолжение усилий на севере жизненно необходимо.
— В чем сложности Эль Надима?
— Он заявляет, что враг истребляет его армию при помощи колдовства. Говорит, что его вассалы из Тройеса готовы поднять мятеж. Они составляют большую часть армии и уверены в том, что Эль Надим сознательно позволяет их уничтожать, чтобы от них избавиться.
— Этого нельзя исключать, повелитель. Бич Божий точно так же использует вспомогательные отряды и на западе. Я сам был свидетелем того, как он без нужды допустил их избиение. Но я согласен с ним в том, что нам следует постоянно поддерживать угрозу с востока. Это лишает врага возможности маневра и отдает инициативу в наши руки. Когда Кавелин и Алтея падут, это перестанет иметь значение. Я мог бы собрать несколько рот Непобедимых и отправить их на восток. Они придадут Эль Надиму боевого духу.