Страница:
Ларри удовлетворенно вздохнул – все эти люди получали деньги в казне «Кетчитыон», так что, если подсчитать доход, этот год удачен, да и следующий обещал быть не хуже. И только когда он повернулся к собственному дому, то обнаружил, что там светяттолько каретные фонари у входных дверей.
Наткнувшись внутри на ботинок Лизандера, он вовремя отключил охранную сигнализацию. Немного полаяв, Патч вернулась в свою корзинку, рассерженная тем, что ее дружок Джек куда-то исчез этим вечером.
Рассчитывая на изысканный ужин Мериголд, Ларри наспех пообедал и хотел утолить голод перед тем, как обрушить на нее упреки.
На кухне ему оставили завернутыми в фольгу цыпленка, спаржу, хлеб и масляный пудинг. Спаржу он ненавидел.
Тут же находилась записка:
«Ларри (даже не дорогой), все это готовится в микроволновой печи за пять минут. Начинай ужинать, вернусь поздно ночью. Располагайся, как дома».
«Это в моем-то собственном доме», – в бешенстве подумал Ларри.
Он даже не мог никого вызвать, чтобы ему поджарили мяса с чипсами, поскольку всех уволил, и даже миссис Бримскомб не дозваться, ведь сторожка находится аж на середине Коронейшн-стрит.
Не были задернуты занавески, не горел свет в комнате для отдыха. И некому было пожаловаться. Это в старые добрые времена можно было пожаловаться, если отключили центральное отопление или освещение.
Вернувшись на кухню, он обнаружил пустую бутылку из-под шампанского в мусорном ведре, два бокала в раковине и огромный букет розовых роз на столе с подписанной открыткой: «Мериголд, вы жили не в этом мире. С любовью. Л».
Консультирующий его медик с Харлей-стрит предупреждал об опасностях стресса, но Ларри еще никогда не был так близок к инфаркту, как сейчас после подъема в спальню. Мериголд никогда не гонялась за модой, а теперь сумки с новой одеждой были разбросаны повсюду. В ванной комнате он обнаружил опустошенный флакон из-под лосьона для тела, лезвие с приставшими волосками, неприятно похожими на лобковые, целлофановый пакет с черными чулками и бирочки от вещей десятого размера на полу. Раньше Мериголд носила шестнадцатый. Фен оставили включенным в розетку, а «Радости секса» были раскрыты на том месте, где речь шла о мужчинах, – это он обнаружил на краю ванны. Приведшая Ларри в шок картина, за исключением отдельных деталей, повторяла ту, что была в их новой квартире с Никки на Пелем-Кресчент.
Взвыв, Ларри швырнул «Радости секса» в окно, за которым с ритмичностью часового механизма вскрикивал фазан, напоминавший об улизнувшей жене, некогда, как часовой механизм, знавшей свое дело. Не желая возвращаться домой к Никки, которой сказал, что просматривает в Бристоле новую поп-группу, он рванул в «Жемчужные ворота» и так надрался, что не заметил, как около одиннадцати часов вечера из находившейся напротив забегаловки «Небесный сонм» вышли Мериголд, Лизандер и Ферди.
– Я просто дрожу от страха, – выдохнула Мериголд, когда Ферди подкатил к «Грандж».
– Это от ночной прохлады, – сказал Лизандер, который к концу вечера помрачнел.
– Никакой губной помады, – предупредил Ферди, когда Мериголд открыла сумочку.
Он растрепал ей волосы и расстегнул несколько пуговиц на красном платье.
– Все должно быть естественным, – напутствовал ее Ферди, прежде чем отпустить из машины. – Побольше темперамента, и запомни: не трахаться. Мы будем некоторое время неподалеку на случай, если понадобится помощь.
Наблюдая, как Мериголд поднимается по ступеням, Лизандер испытывал то же самое неприятное чувство, что и при виде матери, покидавшей платформу и старавшейся не плакать после его отъезда на учебу. Но уже через минуту Мериголд вылетела обратно.
– Он ушел, не оставив записки, – зарыдала она. – Я все погубила, я все погубила.
Испуганный состоянием Мериголд, Лизандер выскочил из машины.
– Вернется, – обнял он ее. – Видимо, только после работы.
– После какой работы, если он оставил открытой дверь и выключенной сигнализацию, и это с Пикассо и Стаббзом в доме?! – воскликнул Ферди. – Ничего не исчезло?
– Только Ларри, – завыла Мериголд. Джек в это время прыгнул к Патч в корзинку и прижался к ней.
Не зная, как успокоить Мериголд, Лизандер налил ей бокал «Санкерр».
– Я включу тебе «Аварию», – сказал он. Это была ее любимая программа.
– Да у меня у самой авария.
Швырнув сумочку с цепочкой вместо ремешка на сушильную полку, она начала ломать стебли розовых роз, подаренных Лизандером, натыкаясь на колючки. И тут зазвонил телефон.
– Не трогай, – взвыл Ферди. Но стремительней, чем Нижинский преодолевает барьеры, Мериголд подлетела к аппарату. Раздалось всего три звонка.
– Это наш код, – пискнула Мериголд.
И как только телефон зазвонил вновь, успела схватить трубку прежде, чем Ферди опередил ее, секунду послушала, затем дрожащей рукой прикрыла микрофон:
– Ларри хочет зайти. Он в «Жемчужных воротах».
– Ну, оттуда недалеко до небес, – заметил Ферди. – Откажи. Ведь у тебя же покраснели глаза и нос, вы оба опустошены, так что все кончится пьянкой или постелью, и все твои завоевания пойдут насмарку. Сошлись на усталость.
Овальная физиономия Ферди выглядела большой и значительной.
Мериголд ответила Ларри, что утомлена. И что им лучше перенести ужин на следующую неделю.
– А кто у тебя там? – прорычал Ларри, когда Лизандер сердито хлопнул дверцей холодильника.
– Только Патч, – ответила Мериголд, – так что до следующей недели.
– К тому времени мы разработаем новую операцию, – заверил ее Ферди. – Пошли, Лизандер.
И поскольку Ферди не полагалось знать, что Лизандер спит с Мериголд, пришлось подчиниться. Джек тоже с очень большой неохотой выбрался из корзины Патч.
Одна в своей четырехспальной постели, Мериголд не могла уснуть. Все представлялась сцена из «Унесенных ветром», где на лестнице, как Кларк Гейбл, овладел ею Ларри, во всяком случае, усы почти такие же. Впрочем, ей это даже понравилось. В грезах Ларри сменял Лизандер, а Лизандера – опять Ларри, клявшийся, что любит только ее одну и что Никки – ужасное заблуждение.
И пока она мечтала, ею овладело желание. Мериголд не хватало нежности и искусной любовной игры Лизандера, после которой она так чудесно засыпала. Он был лучше всякой подушки, и утром не оставалось ощущения неспособности соображать.
Проведя много ночей в – Грандж» одна, Мериголд перестала бояться темноты и никогда не задергивала занавески, потому что кроме птиц в окна никто не заглядывал. Через стекла было видно, как луна на дворе восхищалась своим отражением в подернутом рябью пруду, а мягкий западный ветер заставлял веточки знаменитой «Жемчужины Парадайза» скрестись в окно.
Мериголд еще ни разу в жизни не мастурбировала, считая это вредной привычкой, но Лизандер так умел ласкать пальцами и языком, что, решив, может, она и так улетит, Мериголд набросила на храпящую рядом Патч пуховое одеяло.
– Думай о том, что тебя действительно волнует, – всегда говорил ей Лизандер.
Мериголд думала о нем. О Господи, стало так хорошо и легко, дыхание участилось. И вдруг послышался стук в окно, никак не похожий на удары веточек глицинии. Сдержав вопль, она отдернула палец от клитора и нажала на кнопку звонка для слуг.
Однако мистер Бримскомб, из-за ревматизма очень чутко спавший, еще раньше проснулся от шума автомобиля, подъехавшего к дому. У этого водителя был пульт дистанционного управления электрическими воротами, но это не мистер Хоукли, его красный «феррари* сигналил всегда. Вспомнив о лестнице, приставленной со стороны двора к окнам спальни Мериголд, мистер Бримскомб вышел на разведку.
«Жемчужина Парадайза», уникальная серебристо-розовая глициния, была выведена еще дедом садовника, унесшим секрет происхождения ее изысканного цвета и жизнестойкости с собой в могилу. Со всего света приезжали восхищаться ею, пытаясь выпросить хоть веточку. И потому в первую очередь мистер Бримскомб испугался того, что внезапно появившийся гость собирается не обокрасть или изнасиловать миссис Локтон, а срезать образец •«Жемчужины Парадайза».
Как краб проскочив лужайку, он схватился за лестницу, когда Ларри любовался невероятно эротической сценой и видом своей прекрасной жены. Лампа освещала ее манящую грудь. Однако его возбуждение сменилось ужасом, когда он увидел, что пуховое одеяло зашевелилось – должно быть, это тот самый сопляк Лизандер, не способный ее даже удовлетворить. И как только Ларри яростно забарабанил в стекло, лестницу рванули с неменьшей силой.
– Ну-ка, ворюга, спускайся, – заорал мистер Бримскомб.
Вынужденный подчиниться, Ларри оступился, схватил искривленную веточку «Жемчужины Парадайза» и, оторвав ее, рухнул прямо на вершину клумбы, где росла •«Императорская корона».
Если Мериголд, не узнав мужа, бросилась открывать двойные рамы, то бдительный мистер Бримскомб разглядел хозяина и не отделал Ларри тростью с набалдашником.
Утром Мериголд, позвонив Ферди, рассказала о случившемся.
– Вот что значит подниматься над обществом, – заметил он.
Мериголд заехидничала:
– Ларри отделался синяками и вывихом лодыжки. Он недавно вернулся из Ратминстерского госпиталя. И еще я приглашена вечером в «Четыре времени года».
– Отлично, только ты не увлекайся. Следующим утром Мериголд вызвала Ферди прямо в «Грандж».
– Мы так никуда и не пошли. Все кончилось постелью.
– Это по первому требованию? – негодуя, Ферди окунул кусок шоколадного торта в кофе. – Ужасно, Мериголд. И когда вы снова с ним увидитесь?
– Опять вечером. Он собирается оставить Никки и вернуться домой. О Ферди, я просто не смогу вас обоих достаточно отблагодарить.
– Мы старались, – Ферди спрятал выданный ему за работу чек на 10 000 фунтов стерлингов и посоветовал Мериголд в течение года держаться за Лизандера на тот случай, если Ларри опять будет смотреть налево.
– И еще нужно вернуть Картье бриллиантовый ключ.
– Как же я объясню это Ларри?
– Скажи, неэтично принимать подарки от мальчиков, если их может преподнести муж. Если он поверит, что Лизандеру по карману брошь за несколько тысяч, то встряхнется.
Мериголд была в замешательстве. Ее страшила мысль потерять Лизандера. Ведь именно благодаря ему она поняла, как стремительно Никки опутала Ларри, и легко простила мужа. И потом, если Лизандера оставить на содержании, будет возможность изредка с ним встречаться. В итоге она подарила ему двух пони для игры в поло и комплект фотографически записанных книг Дика Френсиса, ведь ее наставник был никудышный чтец.
Огорчившись тем, что Ларри приглашает Мериголд в «Четыре времени года» и, разумеется, в постель, Лизандер напился до положения риз. Разбитый наутро похмельем, он прихватил чашку кофе и отправился навестить Артура.
Обнаружилось, что старина слопал свою подстилку, – привычка, оставшаяся от тех дней, когда конь не был уверен, удастся ли в следующий раз поесть. Он возвращался к ней, совсем слабея и чувствуя себя совсем заброшенным.
– Прости меня, парень, – испуганно сказал Лизандер, обнимая Артура за шею и стараясь не замечать свежие вмятины от зубов на удилах. – Простите меня, мама и дядя Алистер, все забыл. Но будь я проклят, если не вылечу его и еще раз не наделаю шуму в Ратминстере. – И он вылил содержимое чашки в ведро, ведь Артур так любил кофе.
Покидая Мериголд, Ферди прихватил в закусочной гамбургер и приехал к Лизандеру. Он нашел его в углу стойла Артура, совершенно подавленного, прижимавшего к себе Джека, как плюшевого мишку, которого укутал олубым пальто Ферди. Лизандер был смертельно бледен и от этого выглядел неестественно. Забытый Артур молча сочувствовал, развалившись с открытыми глазами на полу, и иногда громко всхрапывал, чтобы привлечь к себе внимание хозяина.
– Сейчас тебя кое-что взбодрит, – сообщил Ферди.
– Бумаги Мериголд о разводе?
– Еще лучше.
Получив свои десять процентов комиссионных, он протянул Лизандеру чек на 9000 фунтов стерлингов, который тот равнодушно сунул в карман.
– В отличие от тебя я не считаю, что смысл жизни в деньгах.
– Ну уж, во всяком случае, они на втором месте. Ферди бросил Артуру кусочек булки от гамбургера.
– Не будь неблагодарной скотиной. Если не я, ты сидел бы на бобах, а теперь имеешь крупный банковский баланс, не считая «феррарн» и по-настоящему крутых тряпок. Сам же раньше ворчал, что хочешь выводить Долли в приличные места и жить за городом, в Ленсоне.
– Я перерос тот уровень требований и всех тех сутенеров, которые были на вечеринке «Кетчитьюн». И больше не хочу участвовать в этом спектакле. Почему мне нельзя остаться здесь и заняться восстановлением Артура?
– Ларри возвращается. Будет лучше, если ты удалишься.
– Она не должна возвращаться к этому все покупающему клоуну.
Лизандер готов был расплакаться.
– Через неделю Мериголд бросят ради какого-нибудь другого пестренького воротничка. А я ее обожаю, – добавил он вызывающе. – Присутствие этой женщины напоминает мне о маме. Я не представляю себя без нее.
– Не смеши, – уже мягче сказал Ферди. – Ты сможешь проводить с ней время несколько раз в году. А что-нибудь более серьезное отразится на твоей нервной системе.
– Не отразится, – в бешенстве ответил Лизандер.
– Да твои нервы уже как разбежавшиеся щенки. И теперь надо собрать их в кулак. Возвращаться в Лондон нет необходимости. У меня есть для тебя работенка в Чешире – потретировать одного скучающего миллиардера, обманывающего свою жену.
– А мне не интересно.
– Интересно будет, когда ты ее увидишь. Она просто восхитительна. Ты сможешь забрать с собой Артура, Тини и Джека. Кстати, там практикует потрясающий ветеринар.
Все еще лежа, Артур в ожидании кусочка булки от гамбургера открыл глаза.
– Ты обязан ехать, сделай это хотя бы ради Артура, – настаивал Ферди. – И завтра ты увидишь новые пейзажи и «порше».
14
Наткнувшись внутри на ботинок Лизандера, он вовремя отключил охранную сигнализацию. Немного полаяв, Патч вернулась в свою корзинку, рассерженная тем, что ее дружок Джек куда-то исчез этим вечером.
Рассчитывая на изысканный ужин Мериголд, Ларри наспех пообедал и хотел утолить голод перед тем, как обрушить на нее упреки.
На кухне ему оставили завернутыми в фольгу цыпленка, спаржу, хлеб и масляный пудинг. Спаржу он ненавидел.
Тут же находилась записка:
«Ларри (даже не дорогой), все это готовится в микроволновой печи за пять минут. Начинай ужинать, вернусь поздно ночью. Располагайся, как дома».
«Это в моем-то собственном доме», – в бешенстве подумал Ларри.
Он даже не мог никого вызвать, чтобы ему поджарили мяса с чипсами, поскольку всех уволил, и даже миссис Бримскомб не дозваться, ведь сторожка находится аж на середине Коронейшн-стрит.
Не были задернуты занавески, не горел свет в комнате для отдыха. И некому было пожаловаться. Это в старые добрые времена можно было пожаловаться, если отключили центральное отопление или освещение.
Вернувшись на кухню, он обнаружил пустую бутылку из-под шампанского в мусорном ведре, два бокала в раковине и огромный букет розовых роз на столе с подписанной открыткой: «Мериголд, вы жили не в этом мире. С любовью. Л».
Консультирующий его медик с Харлей-стрит предупреждал об опасностях стресса, но Ларри еще никогда не был так близок к инфаркту, как сейчас после подъема в спальню. Мериголд никогда не гонялась за модой, а теперь сумки с новой одеждой были разбросаны повсюду. В ванной комнате он обнаружил опустошенный флакон из-под лосьона для тела, лезвие с приставшими волосками, неприятно похожими на лобковые, целлофановый пакет с черными чулками и бирочки от вещей десятого размера на полу. Раньше Мериголд носила шестнадцатый. Фен оставили включенным в розетку, а «Радости секса» были раскрыты на том месте, где речь шла о мужчинах, – это он обнаружил на краю ванны. Приведшая Ларри в шок картина, за исключением отдельных деталей, повторяла ту, что была в их новой квартире с Никки на Пелем-Кресчент.
Взвыв, Ларри швырнул «Радости секса» в окно, за которым с ритмичностью часового механизма вскрикивал фазан, напоминавший об улизнувшей жене, некогда, как часовой механизм, знавшей свое дело. Не желая возвращаться домой к Никки, которой сказал, что просматривает в Бристоле новую поп-группу, он рванул в «Жемчужные ворота» и так надрался, что не заметил, как около одиннадцати часов вечера из находившейся напротив забегаловки «Небесный сонм» вышли Мериголд, Лизандер и Ферди.
– Я просто дрожу от страха, – выдохнула Мериголд, когда Ферди подкатил к «Грандж».
– Это от ночной прохлады, – сказал Лизандер, который к концу вечера помрачнел.
– Никакой губной помады, – предупредил Ферди, когда Мериголд открыла сумочку.
Он растрепал ей волосы и расстегнул несколько пуговиц на красном платье.
– Все должно быть естественным, – напутствовал ее Ферди, прежде чем отпустить из машины. – Побольше темперамента, и запомни: не трахаться. Мы будем некоторое время неподалеку на случай, если понадобится помощь.
Наблюдая, как Мериголд поднимается по ступеням, Лизандер испытывал то же самое неприятное чувство, что и при виде матери, покидавшей платформу и старавшейся не плакать после его отъезда на учебу. Но уже через минуту Мериголд вылетела обратно.
– Он ушел, не оставив записки, – зарыдала она. – Я все погубила, я все погубила.
Испуганный состоянием Мериголд, Лизандер выскочил из машины.
– Вернется, – обнял он ее. – Видимо, только после работы.
– После какой работы, если он оставил открытой дверь и выключенной сигнализацию, и это с Пикассо и Стаббзом в доме?! – воскликнул Ферди. – Ничего не исчезло?
– Только Ларри, – завыла Мериголд. Джек в это время прыгнул к Патч в корзинку и прижался к ней.
Не зная, как успокоить Мериголд, Лизандер налил ей бокал «Санкерр».
– Я включу тебе «Аварию», – сказал он. Это была ее любимая программа.
– Да у меня у самой авария.
Швырнув сумочку с цепочкой вместо ремешка на сушильную полку, она начала ломать стебли розовых роз, подаренных Лизандером, натыкаясь на колючки. И тут зазвонил телефон.
– Не трогай, – взвыл Ферди. Но стремительней, чем Нижинский преодолевает барьеры, Мериголд подлетела к аппарату. Раздалось всего три звонка.
– Это наш код, – пискнула Мериголд.
И как только телефон зазвонил вновь, успела схватить трубку прежде, чем Ферди опередил ее, секунду послушала, затем дрожащей рукой прикрыла микрофон:
– Ларри хочет зайти. Он в «Жемчужных воротах».
– Ну, оттуда недалеко до небес, – заметил Ферди. – Откажи. Ведь у тебя же покраснели глаза и нос, вы оба опустошены, так что все кончится пьянкой или постелью, и все твои завоевания пойдут насмарку. Сошлись на усталость.
Овальная физиономия Ферди выглядела большой и значительной.
Мериголд ответила Ларри, что утомлена. И что им лучше перенести ужин на следующую неделю.
– А кто у тебя там? – прорычал Ларри, когда Лизандер сердито хлопнул дверцей холодильника.
– Только Патч, – ответила Мериголд, – так что до следующей недели.
– К тому времени мы разработаем новую операцию, – заверил ее Ферди. – Пошли, Лизандер.
И поскольку Ферди не полагалось знать, что Лизандер спит с Мериголд, пришлось подчиниться. Джек тоже с очень большой неохотой выбрался из корзины Патч.
Одна в своей четырехспальной постели, Мериголд не могла уснуть. Все представлялась сцена из «Унесенных ветром», где на лестнице, как Кларк Гейбл, овладел ею Ларри, во всяком случае, усы почти такие же. Впрочем, ей это даже понравилось. В грезах Ларри сменял Лизандер, а Лизандера – опять Ларри, клявшийся, что любит только ее одну и что Никки – ужасное заблуждение.
И пока она мечтала, ею овладело желание. Мериголд не хватало нежности и искусной любовной игры Лизандера, после которой она так чудесно засыпала. Он был лучше всякой подушки, и утром не оставалось ощущения неспособности соображать.
Проведя много ночей в – Грандж» одна, Мериголд перестала бояться темноты и никогда не задергивала занавески, потому что кроме птиц в окна никто не заглядывал. Через стекла было видно, как луна на дворе восхищалась своим отражением в подернутом рябью пруду, а мягкий западный ветер заставлял веточки знаменитой «Жемчужины Парадайза» скрестись в окно.
Мериголд еще ни разу в жизни не мастурбировала, считая это вредной привычкой, но Лизандер так умел ласкать пальцами и языком, что, решив, может, она и так улетит, Мериголд набросила на храпящую рядом Патч пуховое одеяло.
– Думай о том, что тебя действительно волнует, – всегда говорил ей Лизандер.
Мериголд думала о нем. О Господи, стало так хорошо и легко, дыхание участилось. И вдруг послышался стук в окно, никак не похожий на удары веточек глицинии. Сдержав вопль, она отдернула палец от клитора и нажала на кнопку звонка для слуг.
Однако мистер Бримскомб, из-за ревматизма очень чутко спавший, еще раньше проснулся от шума автомобиля, подъехавшего к дому. У этого водителя был пульт дистанционного управления электрическими воротами, но это не мистер Хоукли, его красный «феррари* сигналил всегда. Вспомнив о лестнице, приставленной со стороны двора к окнам спальни Мериголд, мистер Бримскомб вышел на разведку.
«Жемчужина Парадайза», уникальная серебристо-розовая глициния, была выведена еще дедом садовника, унесшим секрет происхождения ее изысканного цвета и жизнестойкости с собой в могилу. Со всего света приезжали восхищаться ею, пытаясь выпросить хоть веточку. И потому в первую очередь мистер Бримскомб испугался того, что внезапно появившийся гость собирается не обокрасть или изнасиловать миссис Локтон, а срезать образец •«Жемчужины Парадайза».
Как краб проскочив лужайку, он схватился за лестницу, когда Ларри любовался невероятно эротической сценой и видом своей прекрасной жены. Лампа освещала ее манящую грудь. Однако его возбуждение сменилось ужасом, когда он увидел, что пуховое одеяло зашевелилось – должно быть, это тот самый сопляк Лизандер, не способный ее даже удовлетворить. И как только Ларри яростно забарабанил в стекло, лестницу рванули с неменьшей силой.
– Ну-ка, ворюга, спускайся, – заорал мистер Бримскомб.
Вынужденный подчиниться, Ларри оступился, схватил искривленную веточку «Жемчужины Парадайза» и, оторвав ее, рухнул прямо на вершину клумбы, где росла •«Императорская корона».
Если Мериголд, не узнав мужа, бросилась открывать двойные рамы, то бдительный мистер Бримскомб разглядел хозяина и не отделал Ларри тростью с набалдашником.
Утром Мериголд, позвонив Ферди, рассказала о случившемся.
– Вот что значит подниматься над обществом, – заметил он.
Мериголд заехидничала:
– Ларри отделался синяками и вывихом лодыжки. Он недавно вернулся из Ратминстерского госпиталя. И еще я приглашена вечером в «Четыре времени года».
– Отлично, только ты не увлекайся. Следующим утром Мериголд вызвала Ферди прямо в «Грандж».
– Мы так никуда и не пошли. Все кончилось постелью.
– Это по первому требованию? – негодуя, Ферди окунул кусок шоколадного торта в кофе. – Ужасно, Мериголд. И когда вы снова с ним увидитесь?
– Опять вечером. Он собирается оставить Никки и вернуться домой. О Ферди, я просто не смогу вас обоих достаточно отблагодарить.
– Мы старались, – Ферди спрятал выданный ему за работу чек на 10 000 фунтов стерлингов и посоветовал Мериголд в течение года держаться за Лизандера на тот случай, если Ларри опять будет смотреть налево.
– И еще нужно вернуть Картье бриллиантовый ключ.
– Как же я объясню это Ларри?
– Скажи, неэтично принимать подарки от мальчиков, если их может преподнести муж. Если он поверит, что Лизандеру по карману брошь за несколько тысяч, то встряхнется.
Мериголд была в замешательстве. Ее страшила мысль потерять Лизандера. Ведь именно благодаря ему она поняла, как стремительно Никки опутала Ларри, и легко простила мужа. И потом, если Лизандера оставить на содержании, будет возможность изредка с ним встречаться. В итоге она подарила ему двух пони для игры в поло и комплект фотографически записанных книг Дика Френсиса, ведь ее наставник был никудышный чтец.
Огорчившись тем, что Ларри приглашает Мериголд в «Четыре времени года» и, разумеется, в постель, Лизандер напился до положения риз. Разбитый наутро похмельем, он прихватил чашку кофе и отправился навестить Артура.
Обнаружилось, что старина слопал свою подстилку, – привычка, оставшаяся от тех дней, когда конь не был уверен, удастся ли в следующий раз поесть. Он возвращался к ней, совсем слабея и чувствуя себя совсем заброшенным.
– Прости меня, парень, – испуганно сказал Лизандер, обнимая Артура за шею и стараясь не замечать свежие вмятины от зубов на удилах. – Простите меня, мама и дядя Алистер, все забыл. Но будь я проклят, если не вылечу его и еще раз не наделаю шуму в Ратминстере. – И он вылил содержимое чашки в ведро, ведь Артур так любил кофе.
Покидая Мериголд, Ферди прихватил в закусочной гамбургер и приехал к Лизандеру. Он нашел его в углу стойла Артура, совершенно подавленного, прижимавшего к себе Джека, как плюшевого мишку, которого укутал олубым пальто Ферди. Лизандер был смертельно бледен и от этого выглядел неестественно. Забытый Артур молча сочувствовал, развалившись с открытыми глазами на полу, и иногда громко всхрапывал, чтобы привлечь к себе внимание хозяина.
– Сейчас тебя кое-что взбодрит, – сообщил Ферди.
– Бумаги Мериголд о разводе?
– Еще лучше.
Получив свои десять процентов комиссионных, он протянул Лизандеру чек на 9000 фунтов стерлингов, который тот равнодушно сунул в карман.
– В отличие от тебя я не считаю, что смысл жизни в деньгах.
– Ну уж, во всяком случае, они на втором месте. Ферди бросил Артуру кусочек булки от гамбургера.
– Не будь неблагодарной скотиной. Если не я, ты сидел бы на бобах, а теперь имеешь крупный банковский баланс, не считая «феррарн» и по-настоящему крутых тряпок. Сам же раньше ворчал, что хочешь выводить Долли в приличные места и жить за городом, в Ленсоне.
– Я перерос тот уровень требований и всех тех сутенеров, которые были на вечеринке «Кетчитьюн». И больше не хочу участвовать в этом спектакле. Почему мне нельзя остаться здесь и заняться восстановлением Артура?
– Ларри возвращается. Будет лучше, если ты удалишься.
– Она не должна возвращаться к этому все покупающему клоуну.
Лизандер готов был расплакаться.
– Через неделю Мериголд бросят ради какого-нибудь другого пестренького воротничка. А я ее обожаю, – добавил он вызывающе. – Присутствие этой женщины напоминает мне о маме. Я не представляю себя без нее.
– Не смеши, – уже мягче сказал Ферди. – Ты сможешь проводить с ней время несколько раз в году. А что-нибудь более серьезное отразится на твоей нервной системе.
– Не отразится, – в бешенстве ответил Лизандер.
– Да твои нервы уже как разбежавшиеся щенки. И теперь надо собрать их в кулак. Возвращаться в Лондон нет необходимости. У меня есть для тебя работенка в Чешире – потретировать одного скучающего миллиардера, обманывающего свою жену.
– А мне не интересно.
– Интересно будет, когда ты ее увидишь. Она просто восхитительна. Ты сможешь забрать с собой Артура, Тини и Джека. Кстати, там практикует потрясающий ветеринар.
Все еще лежа, Артур в ожидании кусочка булки от гамбургера открыл глаза.
– Ты обязан ехать, сделай это хотя бы ради Артура, – настаивал Ферди. – И завтра ты увидишь новые пейзажи и «порше».
14
Две недели спустя, когда Гай и Джорджия переезжали в «Ангельский отдых», все перевозившие их грузчики насвистывали «Рок-Стар», ставшую в Англии, как и в Америке, самой популярной песней.
Гай, взявший на работе недельный отпуск, целиком посвятил себя осуществлению планов. Джорджия никого не оставляла в покое и была в экстазе от разгула весны в графстве Ратшир. Цветущий терновник словно омывал белыми волнами сияющие новой зеленью поля. В первое же утро птицы разбудили их еще до рассвета. Джорджия никогда не видела столько ягнят, резвящихся на лугах, и столько нарциссов, которыми заросло все пространство вокруг озера. Певчим птицам только и оставалось веселиться в таком окружении.
Эйфория, однако, сменилась паникой, когда обнаружилось, что при переезде потеряли Первую часть партитуры к «Ант и Клео». Она не осмелилась сказать об этом Гаю, они искали бы ее вместе, а среди бумаг оставались старые любовные послания Джорджии и к ней, а также другие различные бумаги, которые не следовало ему показывать. Воодушевленная победой «Рок-Стар», новый альбом она согласилась закончить к Рождеству.
– Я ни за что не сделаю его вовремя, – плакалась она мужу, развешивавшему в кухне довольно-таки страшненькие абстракции. Раковина вся была забита букетами цветов, присланными с пожеланиями счастья в новом доме, и расставить их по углам Джорджия никогда бы не взялась.
Отложив молоток, Гай ее обнял:
– Только что звонил Ларри и сказал, что принесет прекрасные записи твоих старых песен для переаранжировки, и тогда тебе останется написать всего около полудюжины новых. Здесь так замечательно, что ты во сне их напишешь.
– А что делать, если я и спать не могу? – пробормотала Джорджия.
Не сумев повесить ни одной занавески на огромные окна «Ангельского отдыха», она теперь была раздражена ярким солнцем и пением птиц, разбудивших ее в половине шестого утра.
Поэтому знавший что где лежит Гай сам откопал несколько помятых голубых, оливковых и лиловых занавесок от Вильяма Морриса, и очаровательная Китти Раннальдини, доставившая утром дюжину свежеснесенных яичек, забрала занавески прогладить.
Китти обещала все сделать так быстро, как только возможно, и Гаю, чувствовавшему себя виноватым в том, что в неустроенном доме пока даже приветить негде, пришлось пригласить ее на поздний обед в пятницу, приуроченный к окончанию хлопот. А после они все собрались отправиться на завершающий семестр концерт в «Багли-холл», где обучались младшая дочь Тая и Джорджии Флора и дети Раннальдини – Вольфи и Наташа.
Джорджия, у которой не было вдохновения для работы, с восторгом обняла Китти, появившуюся у парадных дверей и шатающуюся под тяжестью занавесок.
– О, как ты добра! Брось их в холле на стул. Дорогая, да ты в юбке, а я-то надеялась надеть только джинсы.
Хотя падчерица никогда не была привязана к Китти, она, как жена маэстро, решила поддержать ее своим присутствием на концерте, поскольку сам Раннальдини до сих пор не появился. Темно-коричневый костюм с блузкой навыпуск – Гермиона в таком наряде выглядела бы изумительно – не шел ей. Она даже подпортила туалет, приколов керамическую брошку-цветок и надев оборки от Триселя.
– Гай не дает мне как следует отметить переезд, – пожаловалась Джорджия. – Пойдем, надеремся. И не волнуйся, он сам будет за рулем. Нам необходимо хорошенько принять, чтобы высидеть все эти «Веселые пастушки» и расстроенные скрипки.
Китти последовала за ней на только что отделанную кухню с васильковым кафелем на полу, белыми стенами, желтой мебелью, бело-голубыми тарелками, семейными фотографиями в рамках и рисунками холмов на стенах среди абстракций Гая.
– Ой, как свежо и здорово! – воскликнула Китти.
– У Гая чертовски хороший вкус, – сказала Джорджия.
Кухня была удивительно опрятной, если не считать огромного полосатого кота с оранжевыми глазами, очень негигиенично растянувшегося, по мнению Китти, поперек большого выскобленного стола. Она вообще боялась животных, особенно охраняющих Раннальдини ротвейлеров и его Князя Тьмы, злобного черного стипль-чезера, который после окончания национального охотничьего сезона бродил по полям, терроризируя любого гулявшего по их землям.
– Как его зовут? – Китти старалась быть вежливой, поскольку кот вытянул пухлую лапу в сторону Джорджии.
– Благотворительность, – ответила та. – Это кот Гая. Он его обожает. А имя выбрала Флора, и мы теперь можем говорить: «Папочка много делает для Благотворительности». И это действительно так. Он уже связался с Комитетом Лучше-Всех-Сохранившейся Деревни, а утром вскочил ни свет ни заря поздороваться со священником. Ему следовало вернуться уже несколько часов назад.
– Как здесь мило, – восхитилась Китти желтыми, как крокусы, стенами холла.
– А я нашла уборщицу, миссис Пигго, – сообщила Джорджия. И, заметив настороженный взгляд Китти, добавила: – Не знаю, насколько она чистоплотная, но по части сплетен просто дока. Уже доложила, что священник немножко выпивает.
Китти с грустью думала о том, как Джорджия привлекательна, несмотря на начинающую пробиваться седину в рыжих волосах, следы вчерашнего макияжа и рваные, оставшиеся от времени хиппи джинсы.
Налив себе большой «Бакарди», а Китти «кока-колу», Джорджия поволокла ее наверх, в просторную с высокими потолками спальню, где даже массивная и еще недоделанная четырехспальная кровать смотрелась почти как детская. Покраснев, Китти отвела взгляд от влажного пятна на простыне. Крупный бассет, стянув на пол пуховое одеяло, разлегся на нем.
– А это Динсдейл, – сказала Джорджия, потрепав собаку по нижней челюсти, посмотрев в ее налитые кровью глаза и поцеловав в нос. – Вот кто по утрам выглядит хуже меня. А теперь давай посмотрим на занавески. Боже милостивый, как ты здорово над ними поработала. Хотя они совсем не для спальни – ситец в цветочек мне не по душе, – давай повесим.
Китти, не мешкая, разулась и, несколько стыдясь полных лодыжек, встала на беспорядочно заваленный туалетный столик Джорджии и осторожно стала навешивать занавески на большой медный карниз.
– Мне утром позвонила одна моя хорошая подруга, – Джорджия с грустью смотрела на длинные белые ветви ив, окружавших озеро, – сообщить, что в Лондоне полно женщин, желающих соблазнить Гая в мое отсутствие. Гай нужен всем! Он просто задавлен людьми, у которых к нему дела. Потом еще предостерегла: «Поменьше пей, в деревне быстро привыкаешь».
Джорджия сделала большой глоток.
– Я немного выпила с Мериголд, – продолжала она, разглядывая «Грандж», прячущийся в глубокой тени. – После того как мы переехали, мне и перемолвиться словом, кроме нескольких ужасных лиловых гладиолусов, не с кем. Ну, а у нее проблемы с Ларри. От Никки отделаться еще труднее, чем бросить курить. Ему бы обратиться к гипнотизеру, а то она все пытается вытащить его в химчистку. Смешно, но Никки постоянно забывала там его костюмы, когда они вместе жили. Теперь звонит, не переставая, оскорбляет Ларри и бросает трубку, когда ее на этом конце снимает Мериголд.
А Лизандер названивает из Чешира (тоже молчит, когда подходит Ларри), предлагая Мериголд побег, и та борется с искушением. На презентации «Рок-Стар» я с ним особенно не общалась, но, по-моему, ничего собой не представляет.
– Нет, он великолепен, – вздохнула Китти, вспомнив, как Лизандер поцеловал ее на прощание. – Я думаю, все будет нормально.
– Выглядит превосходно, – сказала Джорджия, задернув занавески. – Комната погрузилась в такую непроницаемую тьму, что Китти чуть не упала с туалетного столика. – Не глупи. Мы тебе заплатим. Давай-ка выпьем еще, а потом я помою голову.
«Ясно, на ужине мне не разгуляться, хоть он и будет хорош», – подумала Китти. Она так и не смогла соблюсти диету к завтрашнему возвращению Раннальдини.
– Как и ожидал, они ужасно смотрятся, – послышался значительный голос. – И почему я всегда говорю: «Вы молодчина, Китти»?
Гай был так красив, подавая ей теплую сильную руку, а потом целуя в щеку, что у Китти возникло ощущение – лицо во время навешивания занавесок не вспотело, – и она торопливо сунула ноги в свои туфельки на высоких каблучках.
– Что тебя задержало? – ворчала Джорджия, срывая эластичную ленту с волос.
– Кваканье лягушек в пруду, бело-голубые фиалки на берегу, примулы, похожие на только что вылупившихся цыплят. Такой чудесный день для прогулки. Я надеюсь, ты приготовила картошку?
– О черт, забыла, – ответила Джорджия. – Извини, дорогой, просто я сама не проголодалась.
– Зато мы с Китти хотим есть, – заявил Гай. – И потому я принес копченого лосося, паштет и вино, оставшееся в «Яблоне». Это какой-то странный магазин. Я распорядился открыть для нас счет.
– Это значит, Флоре будет где записывать расходы на сигареты и выпивку, – заключила Джорджия.
– Она должна была бросить, – возмутился Гай. – Ты заказывала печеные крестики, поэтому я зашел еще в приличный сельский магазин. Не могу поверить, что через две недели Пасха.
– Ой, я так ее люблю! – воскликнула Китти. – Как не ждать, что Иисус воскреснет и пойдет босиком по росе среди нарциссов...
Тут она покраснела от смущения, потому что Джорджия усмехнулась:
– Динсдейл тоже любит Пасху, ему перепадает шоколад. Ну а как священник? Миссис Пигго говорит, он весельчак.
– Я пил кофе с ним и его женой, – сказал Гай, не любивший сплетен. – Очаровательны.
– А миссис Пигго донесла, что он выпить не дурак, – продолжала Джорджия.
– Лучше следить за собой, – ответил на это Гай, прекращая обсуждение. – После того как она последний раз здесь убиралась, джина убыло на три дюйма.
– Ой, мне надо вымыть голову, – вспомнила Джорджия.
– У тебя уже нет времени, – решительно возразил Гай. – Ведь ты же пригласила на обед Китти. Сейчас три часа, а нам, чтобы занять приличные места, надо до четырех выехать.
– Концерт раньше пяти не откроют.
– Час пик для уезжающих в пятницу в деревню начинается в четыре, а Флора поет соло. Мы не можем опаздывать, Панда.
Джорджия не могла успокоиться. Ведь она же знаменитость, и все будут на нее смотреть. Как же с грязными волосами?
Словно прочитав ее мысли, Гай сделал комплимент:
– Ты всегда прелестно выглядишь, Панда.
Китти завидовала такому замечательному мужу, доброму, заботливому и в то же время стойкому, как герой Дениэлы Стил.
– Но я не хочу есть, то есть обедать, – заикнулась она.
Наметившийся было спор предотвратил телефонный звонок.
Последнюю неделю Джорджию постоянно беспокоили журналисты, названивавшие, чтобы выяснить, как ей в деревне, или требовавшие прийти на радио или телевидение, и все это замыкалось на Гае.
– До декабря моей жены ни для кого нет, – быстро ответил он. – Я могу ответить на этот вопрос: в основном собак.
– Кто это? И о чем спрашивали? – раздраженно спросила Джорджия.
– «Скорпион». Их интересует, что звезда кладет с собой в постель.
– И ты сказал «собак»? – Джорджия засмеялась. – Как я тебя люблю. Люди будут думать, что я не просто потаскушка.
– У меня есть идея, – предложил Гай. – Так как у нас осталось время только перекусить бутербродами, а для Флоры это первая ночь в Парадаизе, я приглашаю вас всех вечером в «Небесный сонм».
– Блестяще, – сказала Джорджия, – в качестве подарка – «спасибо» за занавески.
Гай, взявший на работе недельный отпуск, целиком посвятил себя осуществлению планов. Джорджия никого не оставляла в покое и была в экстазе от разгула весны в графстве Ратшир. Цветущий терновник словно омывал белыми волнами сияющие новой зеленью поля. В первое же утро птицы разбудили их еще до рассвета. Джорджия никогда не видела столько ягнят, резвящихся на лугах, и столько нарциссов, которыми заросло все пространство вокруг озера. Певчим птицам только и оставалось веселиться в таком окружении.
Эйфория, однако, сменилась паникой, когда обнаружилось, что при переезде потеряли Первую часть партитуры к «Ант и Клео». Она не осмелилась сказать об этом Гаю, они искали бы ее вместе, а среди бумаг оставались старые любовные послания Джорджии и к ней, а также другие различные бумаги, которые не следовало ему показывать. Воодушевленная победой «Рок-Стар», новый альбом она согласилась закончить к Рождеству.
– Я ни за что не сделаю его вовремя, – плакалась она мужу, развешивавшему в кухне довольно-таки страшненькие абстракции. Раковина вся была забита букетами цветов, присланными с пожеланиями счастья в новом доме, и расставить их по углам Джорджия никогда бы не взялась.
Отложив молоток, Гай ее обнял:
– Только что звонил Ларри и сказал, что принесет прекрасные записи твоих старых песен для переаранжировки, и тогда тебе останется написать всего около полудюжины новых. Здесь так замечательно, что ты во сне их напишешь.
– А что делать, если я и спать не могу? – пробормотала Джорджия.
Не сумев повесить ни одной занавески на огромные окна «Ангельского отдыха», она теперь была раздражена ярким солнцем и пением птиц, разбудивших ее в половине шестого утра.
Поэтому знавший что где лежит Гай сам откопал несколько помятых голубых, оливковых и лиловых занавесок от Вильяма Морриса, и очаровательная Китти Раннальдини, доставившая утром дюжину свежеснесенных яичек, забрала занавески прогладить.
Китти обещала все сделать так быстро, как только возможно, и Гаю, чувствовавшему себя виноватым в том, что в неустроенном доме пока даже приветить негде, пришлось пригласить ее на поздний обед в пятницу, приуроченный к окончанию хлопот. А после они все собрались отправиться на завершающий семестр концерт в «Багли-холл», где обучались младшая дочь Тая и Джорджии Флора и дети Раннальдини – Вольфи и Наташа.
Джорджия, у которой не было вдохновения для работы, с восторгом обняла Китти, появившуюся у парадных дверей и шатающуюся под тяжестью занавесок.
– О, как ты добра! Брось их в холле на стул. Дорогая, да ты в юбке, а я-то надеялась надеть только джинсы.
Хотя падчерица никогда не была привязана к Китти, она, как жена маэстро, решила поддержать ее своим присутствием на концерте, поскольку сам Раннальдини до сих пор не появился. Темно-коричневый костюм с блузкой навыпуск – Гермиона в таком наряде выглядела бы изумительно – не шел ей. Она даже подпортила туалет, приколов керамическую брошку-цветок и надев оборки от Триселя.
– Гай не дает мне как следует отметить переезд, – пожаловалась Джорджия. – Пойдем, надеремся. И не волнуйся, он сам будет за рулем. Нам необходимо хорошенько принять, чтобы высидеть все эти «Веселые пастушки» и расстроенные скрипки.
Китти последовала за ней на только что отделанную кухню с васильковым кафелем на полу, белыми стенами, желтой мебелью, бело-голубыми тарелками, семейными фотографиями в рамках и рисунками холмов на стенах среди абстракций Гая.
– Ой, как свежо и здорово! – воскликнула Китти.
– У Гая чертовски хороший вкус, – сказала Джорджия.
Кухня была удивительно опрятной, если не считать огромного полосатого кота с оранжевыми глазами, очень негигиенично растянувшегося, по мнению Китти, поперек большого выскобленного стола. Она вообще боялась животных, особенно охраняющих Раннальдини ротвейлеров и его Князя Тьмы, злобного черного стипль-чезера, который после окончания национального охотничьего сезона бродил по полям, терроризируя любого гулявшего по их землям.
– Как его зовут? – Китти старалась быть вежливой, поскольку кот вытянул пухлую лапу в сторону Джорджии.
– Благотворительность, – ответила та. – Это кот Гая. Он его обожает. А имя выбрала Флора, и мы теперь можем говорить: «Папочка много делает для Благотворительности». И это действительно так. Он уже связался с Комитетом Лучше-Всех-Сохранившейся Деревни, а утром вскочил ни свет ни заря поздороваться со священником. Ему следовало вернуться уже несколько часов назад.
– Как здесь мило, – восхитилась Китти желтыми, как крокусы, стенами холла.
– А я нашла уборщицу, миссис Пигго, – сообщила Джорджия. И, заметив настороженный взгляд Китти, добавила: – Не знаю, насколько она чистоплотная, но по части сплетен просто дока. Уже доложила, что священник немножко выпивает.
Китти с грустью думала о том, как Джорджия привлекательна, несмотря на начинающую пробиваться седину в рыжих волосах, следы вчерашнего макияжа и рваные, оставшиеся от времени хиппи джинсы.
Налив себе большой «Бакарди», а Китти «кока-колу», Джорджия поволокла ее наверх, в просторную с высокими потолками спальню, где даже массивная и еще недоделанная четырехспальная кровать смотрелась почти как детская. Покраснев, Китти отвела взгляд от влажного пятна на простыне. Крупный бассет, стянув на пол пуховое одеяло, разлегся на нем.
– А это Динсдейл, – сказала Джорджия, потрепав собаку по нижней челюсти, посмотрев в ее налитые кровью глаза и поцеловав в нос. – Вот кто по утрам выглядит хуже меня. А теперь давай посмотрим на занавески. Боже милостивый, как ты здорово над ними поработала. Хотя они совсем не для спальни – ситец в цветочек мне не по душе, – давай повесим.
Китти, не мешкая, разулась и, несколько стыдясь полных лодыжек, встала на беспорядочно заваленный туалетный столик Джорджии и осторожно стала навешивать занавески на большой медный карниз.
– Мне утром позвонила одна моя хорошая подруга, – Джорджия с грустью смотрела на длинные белые ветви ив, окружавших озеро, – сообщить, что в Лондоне полно женщин, желающих соблазнить Гая в мое отсутствие. Гай нужен всем! Он просто задавлен людьми, у которых к нему дела. Потом еще предостерегла: «Поменьше пей, в деревне быстро привыкаешь».
Джорджия сделала большой глоток.
– Я немного выпила с Мериголд, – продолжала она, разглядывая «Грандж», прячущийся в глубокой тени. – После того как мы переехали, мне и перемолвиться словом, кроме нескольких ужасных лиловых гладиолусов, не с кем. Ну, а у нее проблемы с Ларри. От Никки отделаться еще труднее, чем бросить курить. Ему бы обратиться к гипнотизеру, а то она все пытается вытащить его в химчистку. Смешно, но Никки постоянно забывала там его костюмы, когда они вместе жили. Теперь звонит, не переставая, оскорбляет Ларри и бросает трубку, когда ее на этом конце снимает Мериголд.
А Лизандер названивает из Чешира (тоже молчит, когда подходит Ларри), предлагая Мериголд побег, и та борется с искушением. На презентации «Рок-Стар» я с ним особенно не общалась, но, по-моему, ничего собой не представляет.
– Нет, он великолепен, – вздохнула Китти, вспомнив, как Лизандер поцеловал ее на прощание. – Я думаю, все будет нормально.
– Выглядит превосходно, – сказала Джорджия, задернув занавески. – Комната погрузилась в такую непроницаемую тьму, что Китти чуть не упала с туалетного столика. – Не глупи. Мы тебе заплатим. Давай-ка выпьем еще, а потом я помою голову.
«Ясно, на ужине мне не разгуляться, хоть он и будет хорош», – подумала Китти. Она так и не смогла соблюсти диету к завтрашнему возвращению Раннальдини.
– Как и ожидал, они ужасно смотрятся, – послышался значительный голос. – И почему я всегда говорю: «Вы молодчина, Китти»?
Гай был так красив, подавая ей теплую сильную руку, а потом целуя в щеку, что у Китти возникло ощущение – лицо во время навешивания занавесок не вспотело, – и она торопливо сунула ноги в свои туфельки на высоких каблучках.
– Что тебя задержало? – ворчала Джорджия, срывая эластичную ленту с волос.
– Кваканье лягушек в пруду, бело-голубые фиалки на берегу, примулы, похожие на только что вылупившихся цыплят. Такой чудесный день для прогулки. Я надеюсь, ты приготовила картошку?
– О черт, забыла, – ответила Джорджия. – Извини, дорогой, просто я сама не проголодалась.
– Зато мы с Китти хотим есть, – заявил Гай. – И потому я принес копченого лосося, паштет и вино, оставшееся в «Яблоне». Это какой-то странный магазин. Я распорядился открыть для нас счет.
– Это значит, Флоре будет где записывать расходы на сигареты и выпивку, – заключила Джорджия.
– Она должна была бросить, – возмутился Гай. – Ты заказывала печеные крестики, поэтому я зашел еще в приличный сельский магазин. Не могу поверить, что через две недели Пасха.
– Ой, я так ее люблю! – воскликнула Китти. – Как не ждать, что Иисус воскреснет и пойдет босиком по росе среди нарциссов...
Тут она покраснела от смущения, потому что Джорджия усмехнулась:
– Динсдейл тоже любит Пасху, ему перепадает шоколад. Ну а как священник? Миссис Пигго говорит, он весельчак.
– Я пил кофе с ним и его женой, – сказал Гай, не любивший сплетен. – Очаровательны.
– А миссис Пигго донесла, что он выпить не дурак, – продолжала Джорджия.
– Лучше следить за собой, – ответил на это Гай, прекращая обсуждение. – После того как она последний раз здесь убиралась, джина убыло на три дюйма.
– Ой, мне надо вымыть голову, – вспомнила Джорджия.
– У тебя уже нет времени, – решительно возразил Гай. – Ведь ты же пригласила на обед Китти. Сейчас три часа, а нам, чтобы занять приличные места, надо до четырех выехать.
– Концерт раньше пяти не откроют.
– Час пик для уезжающих в пятницу в деревню начинается в четыре, а Флора поет соло. Мы не можем опаздывать, Панда.
Джорджия не могла успокоиться. Ведь она же знаменитость, и все будут на нее смотреть. Как же с грязными волосами?
Словно прочитав ее мысли, Гай сделал комплимент:
– Ты всегда прелестно выглядишь, Панда.
Китти завидовала такому замечательному мужу, доброму, заботливому и в то же время стойкому, как герой Дениэлы Стил.
– Но я не хочу есть, то есть обедать, – заикнулась она.
Наметившийся было спор предотвратил телефонный звонок.
Последнюю неделю Джорджию постоянно беспокоили журналисты, названивавшие, чтобы выяснить, как ей в деревне, или требовавшие прийти на радио или телевидение, и все это замыкалось на Гае.
– До декабря моей жены ни для кого нет, – быстро ответил он. – Я могу ответить на этот вопрос: в основном собак.
– Кто это? И о чем спрашивали? – раздраженно спросила Джорджия.
– «Скорпион». Их интересует, что звезда кладет с собой в постель.
– И ты сказал «собак»? – Джорджия засмеялась. – Как я тебя люблю. Люди будут думать, что я не просто потаскушка.
– У меня есть идея, – предложил Гай. – Так как у нас осталось время только перекусить бутербродами, а для Флоры это первая ночь в Парадаизе, я приглашаю вас всех вечером в «Небесный сонм».
– Блестяще, – сказала Джорджия, – в качестве подарка – «спасибо» за занавески.