Купер Джилли. Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 1

   Не в силах выпрямиться, Флора рухнула на колени, расстегнула его ширинку и погрузила лицо в пахнущие пудрой волосы, выбивающиеся из-под тесных трусов, в то время как его мощный мужской орган выскакивал как чертик из коробки.
   – О-о-о-о-о, – вздохнула Флора.
   Но, почувствовав ее язык, Раннальдини отшатнулся.
   – Я хочу в тебя войти.
   – Как жаль, а я хотела его съесть. – Тут же она испугалась, что он ее ударит.
   – Смотри не обмочись.
   Положив ее спиной на каменную скамью, Раннальдини грубо раздвинул губы и одним движением вошел в нее.
   – А-а-а-а-а-а-ах, сладко, – закричала Флора, начав извиваться.
   Она привыкла иметь дело с перевозбужденными одноклассниками. Владевший собой Раннальдини мог бы служить в качестве метронома. Ритм был неумолимо точен.
   – Не закрывай глаза, – потребовал он, склоняя над ней лицо. – Я хочу наблюдать за тобой во время оргазма. Еще не устала?
   – Я занималась бы этим, сколько угодно. Хоть еще десяток раз.
   Ах, эти глубокие мягкие толчки, от них невозможно отказаться.
   – Для извращенца ты слишком хорошо трахаешься. Хотя эта скамья тверже, чем ты... Но в зрелом размышлении, возможно, она... О, Раннальдини, о...
   После недельного отстранения от занятий в школе Флоре было разрешено присутствовать на выпускном бале благодаря заступничеству лучшего ученика Вольфи Раннальдини перед Сабиной Боттомли.
   За два дня до этого праздника Флора, по предположениям знакомых, собиравшаяся позаниматься музыкой с Раннальдини, на самом деле сидела на трехспальной кровати в башне, растирала маэстро детским кремом, а он заканчивал решать кроссворд.
   – Вот, хррошо. Глубже, глубже. Ты способная девочка.
   Потом он стал зачесывать назад ее лобковые волосы.
   – Ты прелестна, как роза. Жду не дождусь, когда тебя побрею.
   – Ты что, бреешь всех своих женщин?
   – Как правило. У Сесилии такие заросли, как борода у Бернарда Шоу.
   – Ты просто декадент. Выпустил бы настольную книгу о своих женщинах «Клиторы на любой вкус». Меня не стоит брить до бала выпускников. Представляешь выражение лиц, если нам придется купаться нагишом?
   – Ты на него не поедешь.
   – Я должна. Мне страшно за Вольфи. Ведь я ему еще два месяца назад обещала. Не могу оставить его одного с друзьями. Я ненадолго, и мы расстанемся до того, как он о тебе узнает.
   – Если ты туда поедешь, ко мне можешь не возвращаться.
   Это было первое проявление характера Раннальдини. Она знала, что уступать нельзя. Но ужаснулась тому, насколько это трудно.
   Уговорив Джорджию приобрести изящное черное платье с блестками, чтобы надевать самой, Флора с трудом его натянула, изведя полпакета средства для похудения, день она провела в мольбах о смерти.
   «Нам бы обеим об этом молиться», – думала Джорджия.
   Мертвенно бледная Флора отчаянно сражалась с лишним на своей талии. Наконец платье стало по ней. Джорджия вешала свой жадеиновый кулон на шею дочери, и та вдруг спросила, не изменяла ли она отцу.
   – Ну, конечно же, нет.
   Джорджия убрала руки, и украшение повисло на груди Флоры.
   – А папочка тебе никогда не изменял?
   И Джорджия, прижав кулон большим пальцем, ответила:
   – Конечно же, нет.
   – Как скучно, – сказала Флора. – Брак похож на тюрьму.
   И тут ее мать разрыдалась, пробормотав, что плохо идет работа.
   Поскольку Вольфи нанесли травму на встрече по крикету со сборной отцов, Гаю, как обычно, пришлось захватить дочь из «Валгаллы» на машине.
   Раннальдини, вернувшийся после успешного исполнения «Десятой» Шостаковича, обрадовался, увидев Флору расстроенной. Но девическая кожа не пострадала от бессонных ночей, оставивших лишь темные круги под глазами, делавшие ее даже привлекательней. Он еще никогда ее так не хотел, но игнорировал.
   Перед отъездом она, Вольфи и Наташа продефилировали при параде перед взрослыми.
   «Как хорошо быть красивой и ехать на бал», – с тоской думала Китти.
   Вольфи попросил отца завязать галстук. Сегодня вечером он вступал во взрослый период жизни и выглядел возмужавшим.
   – Наше поколение уже не носит галстук, – заметила Наташа.
   – Семейные традиции важнее, – подчеркнула Флора.
   Когда отец поправлял и подтягивал галстук, Вольфи охватило чувство, что Раннальдини его придушит.
   – Вы все выглядите ч-у-у-десно, – крикнула им Китти при выходе.
   Постирав гору белья, Китти впала в депрессию, и не только из-за очередного медицинского заключения, что она не беременна, но и из-за того, что она по телевизору увидела Раннальдини и Гермиону, сидящих на трибуне у центрального корта.
   Приготовив одежду для Наташи, улетающей завтра в Нью-Йорк, Китти встретила Вольфи все еще в смокинге. Подумав, что он пьян, она потом увидела его распластавшимся на кухонном столе и плачущим.
   – Боже, я ненавижу отца.
   Китти похолодела. Машинально наполнила чайник.
   – Флора была весь вечер невозможна, – сказал Вольфи, вытирая заплаканные глаза. – Затем исчезла и вернулась сияющая. Я подумал, у нее что-нибудь женское. Она отказалась танцевать, идти в палатку, где якобы жарко, и все смотрела на звезды. И когда на площадку сел вертолет отца, возбужденно вскрикнула и побежала, сбрасывая сумочку, туфли и пиджак.
   Ветер от вертолета поднял подол юбки Флоры, и последнее, что он помнит, это ее смуглые ноги и красные трусики бикини. Вольфи трудно было продолжать.
   – Флора сходила с ума по Борису, – говорил он в отчаянии, – по Маркусу Кемпбелл-Блэку, и я думал с ними потягаться. Но как мне состязаться с собственным отцом, свалившимся с неба?
   Вольфи был добрым, но так расстроился, что забыл, кому все рассказывает.
   – У него связь с моей матерью, а ведь они разведены не один год, – горько продолжал он. – Когда мы были в Зальцбурге, папа, закурив, сказал: «Ты выглядишь очень привлекательно, Гизелла» – а мама стала вздрагивать. У него есть кто-то еще. Но зачем ему Флора?
   Вдруг Вольфи сообразил, что чай уже льется мимо чашки.
   – О Господи, Китти, прости меня. Я и сам не знаю, что говорю. Ты же знала, какой он ублюдок, когда выходила замуж.
   Когда после Уимблдона вернулся отец, довольный победой Бориса Беккера, Вольфи попросил выделить ему пять минут для разговора наедине. Раннальдини удивился, когда сын объявил ему, что не хочет устраивать вечеринку по поводу восемнадцатилетия, а предпочитает получить наличные для своих путешествий. Избавляясь от Вольфи, Раннальдини выписал чек на крупную сумму.
   – И все же мне не по себе, – призналась Флора, когда Раннальдини делился с ней новостью по телефону. – Сомневаюсь, что он все забыл.
   – Сам решил. Ну а рано или поздно ради денег или карьеры придется кое-что и забыть.
   – У тебя нет сердца. А я вот беспокоюсь о маме. Она пишет «Антоний и Клеопатра» и почему-то читает «Отелло».
   Вернувшись в Парадайз после второго медового месяца на Ямайке в конце июля, Мериголд позвонила Джорджии и пригласила ее пообедать в «Небесном сонме».
   – Не хотелось бы сейчас где-то показываться, – пробормотала Джорджия.
   – Послушай, я привезу копченого лосося и несколько бутылок вина. Нам нужно поговорить.
   Через полчаса Мериголд прикатила в «Ангельский отдых». Она хорошо загорела, немного поправилась и прекрасно выглядела в розовой блузке поверх обтягивающих шортов.
   – Так жаль, – обняла она Джорджию. – Китти мне уже все рассказала. Я даже не представляю, до чего это ужасно.
   Внешний вид Джорджии оттолкнул ее. Аристократический облик, о котором мужчины слагали песни, был испорчен красной сыпью. Она заметно похудела, и кожа повисла складками. Ее била дрожь.
   – Бедный Динсдейл постарел еще больше, чем я. Он все время скрывается из дома, где трещат выстрелы, и ему приходится прятаться. О Боже, опять одинокая сорока.
   Джорджия перекрестилась:
   – Я постоянно их вижу.
   – Но ведь в июле они всегда одиноки, потому что самочки выводят птенцов и охраняют гнезда, – сказала Мериголд. – Однако где же штопор? Нам обеим нужно напиться.
   – Он до сих пор встречается с Джулией. О другом Джорджия говорить не могла.
   – Мне бы уйти, но я как гардеробщик, который ни на что не годен, если его отлучить от вешалок.
   – У меня такое было, – вздохнула Мериголд. – Как вы общаетесь с Гаем, когда вместе?
   – Ужасно. Не устаем оправдываться. Я так много жаловалась на него Аннабель Хардман, что на другой день записала на автоответчике: «Ужасное положение».
   – Ну-ка, – Мериголд поставила перед Джорджией большой бокал «Шардонне».
   – Спасибо. Ларри настолько свински с тобой обошелся, что я ни за что не подписала бы контракт с «Кетчитьюн». Как тебе удалось заполучить мужа обратно?
   – Обещай никому не рассказывать, – зашептала Мериголд. – Я купила Лизандера.
   – Что?!
   – Сосед Лизандера по квартире, Ферди, все организовал. Меня посадили на диету, заставили делать гимнастику. При появлении Ларри действовала совершенно бессознательно. Приодев Лизандера, я купила ему «феррари». Драгоценности мы заняли. Ларри чуть с ума не сошел от ревности, и поэтому вернулся назад.
   – Да, сработало!
   У Джорджии появились слабые признаки оживления, как у потерпевшего кораблекрушение при звуках вертолета.
   – Лучше поздно, чем никогда, – сказала Мериголд, выкладывая копченого лосося. – Ты же знаешь, что Ларри совсем не был привязан к дому. А теперь приносит постирать свое белье и моет посуду в машине. Я думаю, может, написать Никки благодарственное письмо. Он стал просто изумителен.
   В холодильнике Мериголд обнаружила увядший лимон.
   – Не говоря уж о сексе и о том, что меня буквально не выпускают из объятий. Он не делает замечаний за ошибки в речи и даже доверяет мне дистанционное управление, когда мы смотрим телевизор. Вот почему я так хорошо выгляжу и уже не хочу приобщиться к масонам.
   – Право, интересно, – Джорджия обнаружила, что снимает кожуру с кусочка копченого лосося, – а пройдет ли это с Гаем? Сколько ты заплатила Лизандеру?
   Когда Мериголд назвала ей сумму, та только замычала:
   – Я не могу себе это позволить!
   – Игра стоит свеч, – убеждала Мериголд. – Тебе никакими силами не вернуть назад аванс за «Ант и Клео», а Ларри хочет во что бы то ни стало выпустить альбом к Рождеству. И он скуп до крайности. Было бы здорово заполучить Лизандера в Парадайз, уж он-то удержит Ларри в рамках, – мечтательно добавила она.
   – Ты с ним спала?
   – Честное слово, нет. – Мериголд скрестила пальцы. – Он нужен только для того, чтобы встряхнуть муженька. Давай-ка этим займемся. Лизандер был в Чешире, возвращая какого-то миллиардера жене, а теперь на Майорке с такой же спасательной миссией. Клянусь, они с Ферди просто находка.

25

   Чувствуя себя далеко не блестяще, Лизандер отлеживался в единственном затененном месте на раскаленной палубе яхты «Леди Фиеста», пыхтящей вокруг скалистых берегов Майорки. Уже семь дней он был занят работой, хуже которой ему еще не предлагали: встряхивал сказочно богатого торговца оружием мистера Ганна, взявшего в круиз и свою страшненькую любовницу, и такую же страшненькую жену.
   А Ферди еще и насмехался над предсказанием Лизандера о том, что будет страдать от морской болезни.
   – Это у тебя было в школе, на гребных лодках. На крупных судах все будет по-другому.
   Но дело обернулось плачевно. Как только «Леди Фиеста» покинула Гамбл, Лизандера начало выворачивать. От этого не было никакого отдохновения, особенно во время шторма в Бискайском заливе, когда вся в драгоценностях миссис Ганн подсматривала за членами экипажа, которые оказались голубыми (мистер Ганн набирал команду неразборчиво), – эти люди окружали Лизандера у его, казалось, смертного одра. В общем, мистер Ганн так приревновал миссис Ганн, двадцать четыре часа в сутки изображавшую Флоренс Найтингел, что выбросил свою подружку в Гибралтаре, и теперь так энергично трахал жену в капитанской каюте, что «Леди Фиесту» раскачивало еще сильнее, чем в Бискайском заливе.
   У Лизандера был первый день отдыха. Расплавленное полуденное солнце палило, и он чувствовал себя настолько изможденным, что даже не мог наблюдать за скачками по спутниковому телевидению или дотянуться до телефона. Его больной живот был втянут еще сильнее, чем у бронзового палубного матроса в обтрепанных портках.
   Он попытался сосредоточиться на вчерашней «Сан». Но бодрые астрологические прогнозы для Рыб как-то не увязывались с ужасами предыдущего дня, и он совсем впал в депрессию, прочитав опрос, в котором большинство читательниц признались, что предпочитают мужчин-книголюбов, а не дамских угодников. Лизандеру же в этом году не удалось прочитать ни одной книги. В поисках несуществующего домашнего очага он большую часть времени проводил, прижавшись к Артуру и Джеку. Однажды его напугал мистер Ганн, который, прервав любовные занятия с миссис Ганн, стал разряжать свой «Калашников». Да еще этот злосчастный Ферди, имевший отвратительную привычку, если ему нужно, поднимать Лизандера с постели, но никогда не отвечавший на телефонные звонки самого Лизандера.
   Он бездумно смотрел на покрытые соснами утесы, спускавшиеся в море. Они так напоминали ежей, что Лизандеру казалось, они спрячутся вместе с домами и отелями, как только яхта к ним приблизится. И еще они напоминали Лизандеру замки из картонных коробок, приносимые им из детского сада. Мать, несмотря на раздражение отца, никогда их не выбрасывала. Он особенно по ней скучал, когда болел.
   Они подходили к Пальме. «Леди Фиесту» вовсю болтало, и Лизандер удивлялся, откуда взялись силы добраться до борта, чтобы вырвало в море. Их обошла огромная яхта.
   – Это «Британия», Сенди. Правда, хороша? – вздохнул матрос Грегор.
   С трудом подняв бинокль, Лизандер стал высматривать принцессу Диану или королеву. Никому не говоря, он восхищался королевой еще больше, чем скачками. Если бы она случайно упала в воду, Лизандер бросился бы ее спасать, хотя в ослабленном состоянии вряд ли бы далеко уплыл. Но, может быть, принцесса Диана пришла бы на помощь. Говорят, она каждый день плавает. В воображении Лизандера монаршая особа держала его голову своими руками и мягко говорила: «Уже недалеко», буксируя к борту «Британии». Мечтая о ее длинных ногах, Лизандер задремал. Разбудил его кок, принесший трубку радиотелефона:
   – Сенди, тебя человек с приятным голосом. Поскольку о его местонахождении мог знать только Ферди, Лизандер со злостью схватил трубку.
   – Забери меня отсюда, ублюдок. Где тебя черти носят? Все голубые британского флота уже сделали мне предложение.
   – Охолонись, – прервал его Ферди, как и Лизандер, имевший склонность к сленгу. – Чего тебе удалось добиться?
   Лизандер рассказал ему и после паузы, во время которой Ферди сообщил о новом задании, издал вопль восторга:
   – Сама Джорджия Магуайр! Она же великолепна. Отлично. Беру свои слова обратно. Я-то думал, у нее счастливый брак... ублюдок. Следующим же рейсом вылетаю из Пальмы.
   —Подожди хотя бы до завтра, – сказал Ферди, – чтобы я мог тебя встретить.
   На следующий день температура поднялась до девятнадцати градусов. Ферди был рад видеть Лизандера, пробиравшегося в Гатвике через дверь с табличкой «Без деклараций». Он задыхался в пальто из верблюжьей шерсти и длинных шарфах и был перегружен беспошлинными товарами.
   – Где этот чертов автомобиль? – зашипел Лизандер на Ферди.
   – На стоянке.
   – Ну давай поедем тогда на троллейбусе.
   – У тебя все о'кей?
   – Да поехали же, ради Христа.
   Когда он затрясся в поту, стекающему по желтому лицу, люди стали останавливаться и таращиться.
   «О черт, – подумал Ферди, – вкатался, кажется, в лихорадку, если не хуже».
   Все оказалось хуже. Как только они остались на стоянке одни, Лизандер распахнул пальто, из-под которого показались розовый нос и косые глаза. Это была совершенно тощая и перепачканная дворняжка, тут же мотнувшая кудлатым хвостиком и лизнувшая Лизандера в подбородок.
   – Это еще что?
   – Как он тебе? Прелестный малыш. Я дал ему транквилизатор, поэтому он сонный, – и Лизандер поцеловал щенка в голову. – Во время полета, Господи Иисусе, каждая стюардесса хотела предложить мне снять пальто! Еще никогда у меня не было сразу столько женщин, желающих, чтобы я разделся. Правда, восхитительный?
   – И вероятно, бешеный, – прошипел Ферди, добавив: – Да укрой ты его.
   Ссора продолжалась и в автомобиле.
   – А ты когда-нибудь видел бешеных?
   Ферди был готов вылезть в окно, чтобы избежать контакта.
   – Нет. Он не бешеный. У него на спине ожог от сигареты. Люди все-таки выродки.
   – Ты же можешь получить десять лет тюрьмы, да и я – за содействие.
   – Спасибо за напоминание. Я должен сделать ставки, – Лизандер потянулся за телефоном.
   – Не трогай. И не уходи от разговора. Собака может быть бешеной.
   – Ни в коем случае. Ее держали запертой в буфете. Ребята взяли меня с собой в клуб, и по дороге мы услышали вой. Пришлось пойти на взлом, чтобы ее спасти. Я чуть не стал геем. А в общем они славные и любят животных. Мы с Грегором отмывали ее час.
   – Она к тому же и краденая. Уже пятнадцать лет.
   – Все лучше, чем проклятый корабль. Это тебе не речная лодка.
   Ферди в ответ даже не улыбнулся:
   – Ты так же импульсивен, как в школьные годы, когда прятал кота. Смотри, Джек заревнует.
   – Джек забалдеет – он поймет, что это женщина.
   – Ну так у них будет куча бешеных щенков. Лизандер захихикал:
   – Я привез огромную бутылку «Джек Даниелс» тебе, несколько плиток «Тоблерона» толстяку Джеку и духи Мериголд. Не могу дождаться встречи. Господи, какое блаженство – возвращение. Люди не могут понять меня, а я – что интересного идет по телевизору. Когда мы увидим Джорджию?
   – Около половины седьмого.
   – Как волнующе. На вечеринке она была ошеломительна. Может, напишет песмню обо мне под названием «Член-Стар».
   – Тебе не обязательно трахаться с ней.
   – Нет так нет. Хотелось бы сначала помыться. Весь костюм обоссан.
   – Как назовем щеночка? Смертельная угроза? – спросил Фредди.
   –Мегги.
   – В честь Тэтчер?
   – Нет, в честь девушки из «Мельницы на Флоссе».
   – Ты, видимо, что-то прочитал?
   Лизандер, просматривающий в «Ивнинг Стандарт» список участников скачек, рассказал, чте он думает об обозрении в «Сан».
   – И сколько ты прочел?
   – До третьей страницы. Джордж Элиот довольно неплохой писатель.
   Лизандер очень обиделся, когда Ферди громко засмеялся. Но ведь, несмотря на свое невежество, он только что справился с опаснейшим заданием, проявив незаурядное мастерство и положив в карман Ферди изрядную сумму.
   – Миссис Ганн была так благодарна, что дала двадцать тысяч на крутые костюмы от Ральфа Лорена. (Вот если бы он был дерьмом, сказал бы Ферди, что тот еще больше растолстел и ни в один из них не влезет). И еще предложила мне пользоваться своей яхтой в Хамбле, когда захочу, но я ответил, что она мне ни к чему.
   – Утиная ты башка! – взорвался Ферди. – Перезвони ей и согласись, мы найдем применение посудине.
   Мериголд была вне себя от радости при встрече.
   – «Шанель № 5», ты помнишь, Лизандер? Обнимая ее, он заметил, что Мериголд, как и Ферди, поправилась. Но им предстояло деловое свидание с Джорджией и времени не оставалось ни на что, кроме ванны и переодевания. Мегги, еще находясь в полунаркотическом опьянении, съела миску молока с хлебом и после знакомства с Джеком и Патч завалилась спать на софе.
   – Бедняжку взяли из псарен Национальной лиги защиты собак в Эвешеме, – врал Ферди, когда все еще бледный Лизандер спустился вниз, закатывая рукава темно-голубой рубашки.
   – Отлично, Грегор знает, как гладить.
   – Ты великолепно выглядишь, – вздохнула Мериголд. – Джорджии повезло.
   Ей хотелось поехать с ними, чтобы получить удовольствие от встречи Магуайр с Лизандером. Ведь это была ее идея. Но Ферди было ни к чему женское присутствие, смягчающее условия предстоящей сделки.
   – Ну хорошо, в конце концов у Джорджии скоро день рождения, – сказала Мериголд. – И нам понадобятся наряды, ведь она не носит одежду из местных магазинов.
   Джорджия рассматривала умирающий горный ильм, покрывший желтыми листьями выгоревшую лужайку. Дождя не было с того самого дня, когда Флора впервые имела дело с Раннальдини. Бутоны жимолости покрывали стены террасы, как кровавые когтистые руки. На нижних лугах, принадлежавших Раннальдини, провели уже второй покос, и серо-зеленые скирды сена, формой напоминавшие гробы, символизировали смерть лета. У Джорджии был ужасный день – она не записала ни ноты, ни слова. Сделав ранний телефонный звонок, она узнала, что Джулия вернулась в свой коттедж в Элдеркомбе. Разумеется, туда поехал и Гай.
   Джорджия не знала, что заставило ее согласиться на встречу с Лизандером и Ферди. Эта авантюра должна была отвлечь ее от работы, от жалоб на судьбу и зарядить энергией, которая иссякла. Да потом и не было другого способа заставить Гая отказаться от встреч с Джулией.
   Все пошло прахом 12 августа. Бух, бух, бух, неотвратимо, как приближение вражеской армии. Она заглянула в сквер, где оркестр играл скрипичный концерт Чайковского. Его всегда исполнял Гай. Вероятно, потому, что это была одна из их с Джулией излюбленных мелодий. Джорджия зарыдала.
   – Мериголд выглядит прекрасно, да? – сказал Лизандер, когда автомобиль мчался, освещая придорожные цветы. – И подумать только, какой она была еще в феврале. Жду не дождусь встречи с Джорджией.
   Перед свиданием Лизандер все приглаживал и приглаживал развевающиеся по ветру волосы, смотря на себя в боковое зеркало.
   Джорджия оказалась в еще худшем состоянии, чем некогда была Мериголд. Несмотря на заново пробитые дырки, на ней болтались и часы и ремень. Камни обручального кольца, повернутые внутрь, царапали бокал с вином. На исхудалых руках проступали вены. Цвет волос утратил прежнюю прелесть, и они были теперь безжизненны. Джорджия перестала брить ноги, а лодыжки поцарапались в зарослях куманики во время скитаний по лесу. Рубашка на плечах имела такой вид, словно там кололи кокосы.
   Приготовление напитка затянулось.
   – Прошу прощения, но выдохся тоник, – сказала Джорджия, когда все наконец уселись на террасе. – Правда, есть еще бутылочка в холодильнике, – добавила она, когда Ферди вскочил.
   – Извините за запущенность дома. Моя домработница, Мамаша Кураж, уехала на неделю в Коста Брава.
   – Милый песик, – заметил Лизандер, когда Динсдейл вилял хвостом у скамьи, а голова и передние лапы находились на коленях Джорджии. Она сморщилась, когда он слишком сильно уперся в ее истощенные бедра.
   – Я убиваю время тем, что выбираю семена трав из его глаз.
   «Которые краснее, чем твои собственные, лишь по краям», – подумал Лизандер.
   – У нас был бассет, – сообщил он ей. – Эти собаки по утрам просто ужасны.
   – Вам надо остаться вдвоем, – сказал Ферди, вернувшись с тоником.
   Он обнаружил в холодильнике уже почерневшее авокадо, покрытые плесенью кукурузу, сыр и помидоры. В кухне засохли все растения. Флоксы и ночной левкой повисли, обезвоженные. Да, этот дом определенно вышел из-под контроля.
   Лизандер почувствовал отвращение к рассказу Ферди о том, как не правы бывают жены. Скирды сена на лугах Раннальдини напоминали ему не гробы, а школьные сундучки и то, как он плакал каждую ночь в подушку в подготовительном классе, пока в него не начинали бросать форменной обувью. Немудрено, что у него в мозгах было что-то не так.
   Он по-своему истолковал изумление Ферди. Как тот догадался, что Джордж Элиот – это женщина? Лизандер увидел, что внизу лошади Раннальдини прячутся в тень под огромным дубом. Ему нужно поставить на ноги Артура. А загон очень плохой. Конь придет в себя, когда его вернут в Парадайз.
   – Я не в состоянии столько заплатить, – в ужасе говорила Джорджия, крутя кожаный браслет. – Мериголд не сказала, что это так дорого.
   – После возвращения ее мужа инфляция выросла на три процента, – пояснил Ферди, – а Лизандеру нужен наисовременнейший «феррари».
   – Мне заплатят большой гонорар, – сказала Джорджия. – Если чек поступит в отсутствие Гая, я его скрою и расплачусь.
   – Не напрягайтесь. Самое главное – вернуть мужа. Полагаю, он не бывает здесь с понедельника по пятницу.
   Джорджия кивнула:
   – Но эти пять дней не всегда свободны. Зная, что я одинока, Гай поддерживает приятельские отношения с другими женщинами. Прошлым вечером явилась Гермиона, выпила три виски и слопала глазунью, а мне пришлось пропустить «Истэндерз», «Зе Билл», «Афте Генри» и «Капитал Сити».
   Лизандер даже побледнел:
   – Какой ужас. Вы даже их не записали?
   – Я ведь не содомитка – показывать, что попалась на ее лесть. Она считает меня обывательницей. Потом эта самодовольная корова заявила мне, что я несчастлива, отвергнута, а моя гордость ущемлена.
   – Ну, приход дам дела не меняет, – Ферди заботила лишь ее обеспокоенность этой проблемой. – Совсем неплохо, если мужу передадут, что здесь Лизандер.
   – Но Гай всегда терпимо относился к моим любовникам, – зарыдала Джорджия. – Когда я в начале нашей совместной жизни уезжала на гастроли и имела случайные связи, он даже любил меня выслушивать, беря слово больше с этими мужчинами не встречаться. Слишком много измен с моей стороны, чтобы они его волновали. Гай вообще считает меня менее разборчивой, чем на самом деле.
   – Но ведь ему еще не приходилось испытывать серьезной конкуренции в собственном доме, – вмешался Ферди. – Надо хорошо питаться, прекратить пить и начать прием снотворного.