– Тише, не думай о нем.
   Не раздеваясь, Лизандер пересек пампасовые заросли белого ковра и нежно откинул простыни. Тонкие руки Марты мгновенно прикрыли маленькую и нежную грудь. Но подобно Алладину, запертому в пещере и изумленно и возбужденно изучающему золотые предметы, драгоценные камни и связки жемчуга, Лизандер стал медленно изучать ее тело, поглаживая соски и прекрасную впадину между грудей, и за ушами, и внутреннюю часть запястий, вздыхая о руинах Диореллы.
   – Боже, ты великолепна!
   Его рука скользнула между ее длинных стройных ног.
   – Я хотел этого, еще когда увидел их стоящими. Раздевался он бессознательно, бросая одежду на пол, и без нее был так великолепен – белый, крепкий, в ожидании удовольствий под этими зелеными простынями, словно молодой гриб в росистой траве. Прекрасно развитая грудь, слегка поросшая светло-коричневыми волосами, сужалась к плоскому животу, а еще ниже, из более темных волос вздымался предмет его гордости, так радостно и уверенно готовый доставить удовольствие, словно поднятая перед концертом палочка дирижера.
   – Но ведь мы всего пять месяцев женаты, – пробормотала Марта. – Наверное, не стоит.
   – Еще как стоит.
   – Разве Долли не огорчится?
   – Вероятно, огорчится, но я не могу удовлетворять себя сам.
   Его фальшивый загар приобрел оранжевый оттенок, а голубовато-зеленые глаза смотрели бессмысленно-пьяно, но, когда его большой смеющийся рот прижался к ее рту, Марта поплыла в таком же расслабляющем экстазе, как и Тайсон.
   Извиваясь на постели, Лизандер целовал подъемы ног и каждый палец с ногтями, покрытыми лаком кораллового цвета, затем медленно, медленно повел вверх руками по бархатистым бедрам, чувствуя нарастающее напряжение, когда слегка дотрагивался до грудей и бритых подмышек, и не мог насытиться лаской.
   – Мы не должны этого делать, – ослабевая, сказала Марта.
   Вытянувшись, Лизандер добрался до фотографии Элмера и Джорджа Буша и повернул ее к стене.
   – Нам не нужны зрители.
   Она засмеялась, но вскоре стали слышны глубокие вздохи. Тут он понял, что она уже на подходе к вершине блаженства, и продлил ей удовольствие еще с полминуты, работая пальцами.
   – Войди в меня, – попросила Марта.
   – Подожди секундочку, пока я тут кое-что натяну, – пробормотал Лизандер, шаря в заднем кармане джинсов в поисках презерватива. Затем жизнерадостный, как выдра в летней реке, исполнил ее просьбу.
   – О, это было что-то невероятное, – сказала Марта, когда они лежали после всего, деля сигарету на двоих.
   – Ох, не получу я рождественскую премию. Ведь я не продал ни одного дома, и купят что-нибудь не раньше января. А ты просто прелесть, – Лизандер поцеловал ей руку.
   – Как ты стал таким великолепным любовником?
   – В основном благодаря Долли. Одно из преимуществ общения с женщиной старше тебя.
   – А сколько ей? – Марта прильнула к его груди.
   – Двадцать четыре.
   – Ого.
   – Но она начала в четырнадцать, так что опыт у нее большой. Но мне так понравилось спать с тобой.
   – Мне тоже, – Марта поняла, что Лизандера упускать нельзя.
   Смотря на синяки от поло, темнеющие на ребрах, руках и бедрах, как лиловые крапинки на белой фиалке, ей захотелось поцелуем удалить их, чтобы его тело вернуло себе свое великолепие.
   – Ты настоящий сладкий любовник с нежнейшим сердцем и твердейшим членом.
   – Это лучше, чем наоборот, – Лизандер стряхнул пепел на пампасы ковра. – Я хотел бы заниматься любовью часами, но, увы, слишком возбуждаюсь, особенно если партнерша так хороша, как ты. Долли не давала мне после всего засыпать, а заставляла долго поглаживать. Для меня это было самым трудным.
   Невозможно было разобрать, что он говорит, его веки уже слипались.
   – Давай повторим через минутку. Ты пойдешь со мной завтра в Диснейленд? Я хочу взять автограф у Утенка Дональда.
   Когда он уснул, Марта взяла из его руки сигарету.

4

   Вечеринка у Элмера Уинтертона была испорчена. Бонни, перегрузившись шампанским и поросятиной, рвалась то поехать к Джакуцци, то поплескаться в элмеровском бассейне для рыб. И теперь еще пираньи кишели у поверхности воды, пожирая извергаемое желудком самого Элмера. Ощутив долгое отсутствие своей робкой, слабой жены, после исчезновения Бонни он уже был готов направиться прямо домой. Чтобы пресечь пересуды, тридцать миль до дома он собирался проехать сам.
   Никто из охранников у ворот дома не подумал предупредить Элмера, что у него гость. И только разглядев на ковре своей спальни рубашку с предупреждающей надписью «Секс считается злом» и подняв взгляд повыше, он обнаружил, что игрок номер один и его супруга очаровательно сплелись, словно Купидон и Психея.
   Уже второй раз за эти сутки Лизандера оторвали от сна. Но красный и рыкающий Элмер был куда менее приятным будильником, чем близнецы.
   – Я включил тебя в команду не для того, чтобы ты валялся на моей жене, – завыл он.
   – Так охраняй ее получше, жирная обезьяна, – прорычал в ответ Лизандер. – Как ты можешь гоняться за отвратительными девками, когда у тебя дома такая красота?
   Правота Лизандера не подняла настроения Элмеру. Схватив вазу со стола у двери, он уже собирался обрушить ее на Лизандера.
   – Только не Минем, Элмер, – запричитала Марта.
   Элмер помедлил, и Лизандер использовал шанс спрятаться за Марту, схватить ее розовые шелковые шаровары, прикрыться ими как фиговым листком, выскочить из кровати, а затем очень вовремя – из комнаты, как раз тогда, когда стеклянная бутылка «Мадам Жоли», пролетев над ним в нескольких дюймах, разбилась о противоположную стену.
   – Где же выход, – взвизгнул Лизандер, проносясь через лестничную площадку и прыгая через три ступеньки вниз, прежде чем упереться в четырехстворчатую входную дверь, не поддающуюся ни толчкам, ни дерганью. И, очутившись в безвыходном положении, Лизандер вспомнил, как отец, бывало, запирал дубовую дверь на засов, а матушка тайком открывала черный ход, чтобы сынок мог прокрасться через кухню. Затем его голое тело передернулось, потому что раздались выстрелы и в холле на куски разлетелась люстра. Взметнув над собой бронзовую статую Элмера, восседающего на пони, он швырнул ее в окно. Но пуленепробиваемое стекло даже не дрогнуло. Пронзающий уши звук сирены, как будто завизжала стая кастрированных обезьян, прорезал тишину дома.
   – Ох да тише же, – Лизандер схватился руками за голову, а затем отскочил в сторону, потому что стальные ставни, лязгая, как гильотины, опустились, закрыв все окна и двери.
   Стремительно обежав весь первый этаж, он обнаружил, что блокированы все входы и выходы, и вернулся в холл.
   – Попробуй убежать, сукин сын, – проревел Элмер, появляясь на лестничной площадке.
   Лизандер едва юркнул в заросли большого папоротника, как пули уже начали впиваться в панель позади него. Проскочив в соседнюю дверь, он поднялся на несколько ступенек. Позади послышались выстрелы и собачий лай; его, видимо, собирались рвать на части. Обежав круглую лестничную площадку, он отпугнул появившегося добермана, бросив в него подвернувшийся горшок с цветком, и пулей влетел в спальню Марты.
   – Дам-ди-ди, дам-ди, дам-ди, дам-ди.
   Истерично хихикая, как это делал Джеймс Бонд, Лизандер скользнул под зеленую шелковую простыню и засунул голову под подушку.
   – Помоги мне выбраться отсюда.
   Вместо ответа полуплачущая, полусмеющаяся Марта откинула простыню, сунула ему в руки открывающую карточку, толкнула катающуюся дверь гардероба, плотно завешанного одеждой, и подошла к потайной задней двери.
   – Сюда, – прошептала она. – Внизу лестницы повернешь направо. В конце галереи, за картиной, где Сэмюэль Палмер убирает сено при полнолунии, увидишь маленькую дверь. Сунешь карточку в отверстие и наберешь номер – тридцать (мой возраст, запомни), сорок девять (возраст Элмера). Торопись, Бога ради, Элмер пленных не берет.
   – Спасибо за все.
   Повернувшись к Марте, стоящей среди туалетов из благоухающей тафты и шелка, лишь для последнего поцелуя, Лизандер бросился вниз по ступеням и увидел картину. Полная луна на ней была не розовой, а золотисто-медовой. Рядом встроена дверца.
   Его руки так дрожали, что только с третьего раза он сумел просунуть карточку в отверстие. Так, а какой же номер-то? Мысли замерли. Возраст Марты? Он нажал тройку, затем ноль. А возраст Элмера? Что-то под сто. Разъяренное рычание раздавалось все ближе; в любую секунду могут обнаружить, что он сбежал этим ходом. Элмер? Элмер? Действует ли еще набранная тридцатка или уже сорвалась, как в полунабранном телефонном номере? Ага, вот. Он нажал на четверку и девятку. Ничего не произошло. Может, он вложил карточку не той стороной?
   – Прошу тебя, Господи, – взмолился он. – Я виноват, соблазнив Марту, но и ты сделал бы то же самое, Господи, ведь она так прекрасна.
   И как только Лизандер навалился на дверь, она поддалась и вывела его в мокрый сад, еще более темный, чем тайный ход, потому что луна скрылась за большой черной тучей.
   Запах цветущих апельсиновых деревьев был удушающим. Над стеной фикусов горела Венера. Бегущий по идеально подстриженной лужайке Лизандер; белый и голый, как единорог, нажал на подземные датчики. Внезапно тысячеваттные лампы залили сад светом более ярким, чем дневной, а телевизионные камеры на вращающихся подставках отслеживали каждое его движение на дюжинах мониторов в доме и у ворот. Охранникам Элмера не составляло труда поймать его. Заслышав замораживающий кровь лай своры спущенных собак, Лизандер спрятался за ствол придорожной пальмы от града пуль.
   Фикусная ограда с пропущенной поверху колючей проволокой была ярдах в двадцати. Мокрый от дождя и пота, он получил бы там мгновенный электронокаутирующий удар. Впереди одиноко стояло фикусовое дерево фальстафовской толщины и такое старое, что его нижние ветви опирались о землю. Вскарабкавшись по ближайшей ветке, как белка, Лизандер ухитрился уцепиться за ствол как раз тогда, когда собаки, клацая зубами, едва не ухватили его за ноги. Перебравшись на другую ветку, Лизандер прыгнул с нее на улицу.
   С сильно бьющимся сердцем, дрожащими ногами, Лизандер, преодолевший дорогу и протрезвевший от ужаса, скорчился под огромной оградой, пытаясь сообразить, какого черта делать дальше. Напрашивалось одно практическое решение – увеличить расстояние между собой и Элмером как можно быстрее, но, голый, без документов, в синяках, он наверняка будет арестован и помещен в психушку, где ему вскроют череп, как киногерою в «Полете над гнездом кукушки».
   Улицы были пустынны, но небо безоблачно. Пробираясь в восточном направлении, он оказался на еще одном открытом пространстве, и, как только притаился под ближайшей оградой, чувствуя царапанье веток по голой спине, какой-то проезжавший водитель вдруг остановился и дал газ назад.
   Блондинка в свободном черном платье, с громадными сапфирами в ушах, вокруг шеи и на запястьях была гораздо старше Марты, но так же очаровательна.
   – Что с вами случилось? – спросила она, в изумлении оглядывая его снизу доверху.
   . —Муж вернулся домой.
   – Ну что ж, во всяком случае, вы без оружия. Здесь вам будет лучше.
   Лизандер пулей влетел в машину. Увидев на заднем сиденье «Уолл-стрит джорнел», прикрылся первой страницей, как автомобильным ковриком.
   – Уф, вы так любезны.
   – Мне кажется, я слышала выстрелы, или это Элмер Уинтертон трещал коленными суставами?
   – Он пытался убить меня, – ответил Лизандер, оживая.
   – Да этот парень просто животное.
   – Ни в одном животном нет столько гадости. Господи!
   Взглянув на обложку «Уолл-стрит джорнел», Лизандер увидел фотографию Элмера:
   – Он преследует меня. Я бы разорвал его...
   – Не стесняйтесь, – разрешила блондинка.
   – Марта сказала, что Элмер клинический наци.
   – Я думала, что он из голландцев.
   Начав хихикать, Лизандер вдруг обнаружил, что не может остановиться.
   – Прошу прощения. Это нервная истерика. У вас есть сигареты?
   – Конечно, в сумочке. Кстати, меня зовут Шерри, Шерри Маккарти.
   Прикрывшись спереди и сзади большим количеством страниц «Уолл-стрит джорнел», Лизандер проскользнул в дом Шерри, превосходивший дом Элмера размерами и убранством и выходивший садом прямо к океану.
   – Я полагаю, вам не помешают завтрак и шорты моего мужа?
   – У вас есть муж? – Лизандер приготовился смыться.
   – Он в Сан-Франциско, – сказала Шерри, успокаивая.
   Лизандера вдруг заколотило.
   – А можно принять душ? После такого секса и всех страхов я, должно быть, воняю, как хорек.
   Наверху его восхитила вторая за сутки четырехспальная кровать, на этот раз накрытая лимонно-желтым шелком, с застывшими по углам позолоченными херувимами, не нуждающимися в прикрытии страницами «Уоллстрит джорнел».
   – Изумительная комната.
   – Это комната Франко, моего мужа, – отозвалась Шерри, откручивая позолоченные краны в огромной мраморной душевой за соседней дверью. – Ну а дальше сами.
   Соответствующих размеров двери шкафа, занимавшего целиком стену и любовно разрисованного бледно-желтыми и кораллово-розовыми розами, скользнули назад, открыв сотни мужских рубашек. На полках в душевой благоухающих бутылочек стояло больше, чем в магазине беспошлинной торговли. А еще этот Франко имел змеиные бедра. Лизандер с величайшим трудом отыскал шорты, на которых смог застегнуть молнию.
   – Господи, потрясающе! Я не ел уже сорок восемь часов.
   Осушив три стакана апельсинового сока, Лизандер принялся за огромное блюдо, состоявшее из бекона, яиц, томатов и грибов, а Шерри наполнила желто-белые чашки очень крепким кофе.
   Они расположились около прекрасного голубого бассейна, охраняемого четырьмя огромными китайскими драконами. Белые герани ниспадали из старых терракотовых горшков и маленькими волнами лениво сбегали на бледный песок. Вверху робко трепетали пальмы.
   Шерри тоже приняла душ и сменила черное тафтяное платье и сапфиры на саронг розового цвета, обнаживший ее почти коричневые плечи. Еще влажные короткие светлые волосы были зачесаны назад в стиле Рудольфе Валентино, несколько смягченном розовым гибискусом за левым ухом. Вокруг теплых улыбающихся глаз разбегались морщинки и кожа на груди и руках начинала грубеть, но, несмотря на это, Шерри была в великолепной форме да еще потрясающе умела слушать.
   – Вы могли поцеловать на прощанье вашу работу с Элмером, – сказала она, когда Лизандер закончил перечисление своих ночных приключений.
   – Ума не приложу, на что мне содержать Джека, Артура и Тини, – вздохнул Лизандер, намазывая темно-вишневый джем на круассан.
   – У вас трое детей?
   – Джек – мой верный пес.
   – Оригинальное имя[1].
   Лизандер не уловил прозвучавшей иронии.
   – Артур – моя лошадь. Стипльчезер. Он выиграл много забегов, но вот уже год как мается с ногой. Я надеюсь соревноваться на нем в следующем сезоне. У него такой авторитет. А Тини – шотландский пони, товарищ Артура по конюшне.
   – Они, наверное, скучают без вас, – Шерри придвинулась к Лизандеру поближе.
   – Не больше, чем я без них. Вообще-то, другую работу мне предлагали еще раньше, – продолжил он мрачно, – в торговом банке «Балленштейнз», но к ней можно приступить не раньше первого марта. Играя в поло за Элмера, я мог оплачивать расходы сверх своего кредита и кое-какие счета. А еще мне нужен загар, чтобы в первый же день привести в восторг всю банду машинисток у Балленштейнов.
   – Вы в любом случае приведете их в восторг, – промурлыкала Шерри. Мальчик был положительно лакомый. – Наконец, вы можете хоть сегодня загорать у этого бассейна.
   – Меня не выпроваживают?
   – Вы давно смотрели на себя в зеркало? И еще надо сделать так, чтобы вы не обгорели.
   Встающее солнце уже бросало розовые лучи на его белые плечи. Украдкой он расстегнул верхнюю пуговицу на шортах Франко – еще минута, и они бы его кастрировали. Убрав остатки завтрака, прислуга вернулась с бутылками шампанского и «Амбре Солер». Шерри встряхнула бело-голубой флакон с кремом для загара.
   – Вы, должно быть, измучены такой беспокойной ночью. Прилягте, а я намажу вас кремом.
   Шерри оказалась опытной массажисткой, и когда она встала на колени и принялась растирать его тело, ее смеющиеся глаза разгорячили Лизандера сильнее солнца. Ее руки в браслетах двинулись вниз, саронг, словно тоже работал, распахнулся, так что он увидел темно-коричневую выемку грудей и почувствовал прижатое к своему ее обнаженное бедро.
   Только тесные стягивающие шорты Франко не допускали большей эрекции.
   – Обработайте мне спину, – от смущения он перевернулся.
   Шерри мягко рассмеялась:
   – Прислуга через минуту уйдет в магазин, так что вы сможете загорать обнаженным.
   Вся в креме ее рука скользнула по его спине и исчезла под шортами Франко. Лизандер застонал. Боже, рука оказывалась всюду. Она делала такие магические движения, что в любую минуту каждый из ее пальцев мог поднять его в воздух подобно домкрату. Затем, когда саронг отлетел прочь, Лизандер почувствовал, как мягкая шерстка ласкает его бедра, и понял, что она не надела положенных к ее наряду шаровар.
   Лизандер так и не загорел. Он и Шерри провели день в лени и любви, наблюдая за полетом спутника, заключая неимоверные пари, запихивая друг в друга ложки черной икры и клубники, залитой «Дом Периньон».
   Около пяти часов Лизандер ощутил в себе прилив мужества, достаточный для того, чтобы вернуться в конюшню Элмера и забрать свой багаж и клюшки для поло. Видимо, Элмер находился сейчас в безопасности в Вашингтоне, убивая время на водку и электронику с Джорджем и Барбарой[2].
   Когда Лизандеру удалось натянуть на себя среднего размера джинсы Франко, Шерри взялась отвезти его на Уорт-авеню и, несмотря на его протесты, экипировала еще и боксерскими шортами, рубашками для поло от Лакоста из прочной хлопчатобумажной ткани, несколькими парами мокасин и темно-голубой бейсбольной кепкой с надписью впереди «Святые». Еще ей хотелось приобрести для него несколько костюмов.
   – Ни к чему. Я и так неплохо провел время, – признался он ей, когда она подвезла его к конюшне Элмера.
   – И я тоже. Как ты, должно быть, понял, Франко еще почти ребенок. Он умрет от ревности, если узнает, кого я имела.
   У Лизандера, уже изрядно отведавшего «Дом Периньон», на глазах появились слезы.
   – Но это же ужасно. Такая красивая женщина и губит себя с каким-то хиляком. Почему ты его не бросишь?
   Шерри покачала головой.
   – Когда тебе за сорок, мальчики для тебя подобны золотой пыли, – сказала она, подруливая к конюшне Элмера. – Наконец, Франко – муж, а всегда приглашают пару, и, значит, есть шанс встретить новых мальчиков. Ставка только на холостую жизнь ведет к социальной смерти, уверяю тебя.
   Обвив руки вокруг ее обнаженной шеи, Лизандер застыл на теплой, золотистой, благоухающей груди.
   – Как только я разберусь тут со своим барахлом, я возьму такси и вернусь к тебе.
   Если бы она не подтолкнула его в глубину бело-розовой колоннады, ведущей к конюшне Элмера, он рухнул бы назад, прямо в машину.
   Желая пресечь слухи о том, что ему наставили рога, а над его недоступной системой безопасности надругались, Элмер пытался замолчать события прошлой ночи. Но хоть и рассчитывал скрыть случившееся от прессы, все же одна из служанок, пораженная картиной бегства, разболтала о нем.
   Не успел Лизандер, заплетая ногами, забрести во двор, как дюжина линз телекамер уставилась на него, а офицер иммиграционной службы сгреб его в охапку и, заведя руки за спину, заявил:
   – Собирайся-ка обратно в Англию, любовничек.
   – Но я не могу, – запротестовал Лизандер. – Я завтра собираюсь в Диснейленд. Мне нужно получить автограф у Утенка Дональда. Привет, Миссис Экс, – он качнулся в сторону появившейся из ближайшего стойла длинной желтой морды.
   – Вы никуда не поедете. А теперь пройдемте.
   – Да я побегу, если вы хотите знать, – сказал Лизандер, когда ему в позвоночник уперся пистолет.
   – Не умничай, красавчик.
   – А как же мои клюшки?
   – Все твое барахло уже упаковано.
   – Но я не попрощался ни с Мартой, ни с Шерри. Не рассказал о том, как без единого выстрела оказался внизу, на земле. О, мистер Депортатор, что же делать? – пропел Лизандер немелодично, делая несколько па. – Я хотел съездить в Диснейленд, а вы отправляете меня назад...
   – Двигай, – зарычали иммиграционный офицер и все охранники Элмера.
   В конце концов Лизандера заперли на ночь протрезветь, чтобы наутро выслать первым же самолетом. Близнецы примчались с большим конвертом, уже когда его изолировали. Внутри находились серебряная ручка от Тиффани с брелком в виде клюшки для поло, десять тысяч долларов и торопливо написанная Мартой записка:
   МилыйЛизандер, извини, чтоэто всего лишь конверт, но теперь, когда тебя нет, Элмер от меня не отходит. А ведь ты знаешь, как заставить мужей ревновать. Я позвоню тебе, когда приеду в Англию, скорее всего на скачки в Эскоте. С любовью, Марта».
   Чувствуя себя миллиардером с набитыми сотенными карманами, Лизандер взял билет в первый класс. Он пытался сконцентрировать свое внимание на объявлениях стюардессы о запасных выходах и спасательных жилетах. Ведь теперь в случае аварии самолета у него не будет спасительной карточки Марты.
   Затем, взглянув на поданную ему другой мило улыбавшейся стюардессой газету, он чуть не подпрыгнул до потолка самолета, наверное, только привязные ремни не позволили ему это сделать. Глядя на него, улыбалась Марта. Фотография была сделана еще до того, как она похудела. Там же была фотография совершенно отталкивающего Элмера, а также снимок его розового дворца, сопровождаемый подписью «ФОРТ НОКС ВЗЛОМАН», и еще, о Боже, портрет самого Лизандера в окружении офицеров иммиграционной службы, хихикающего и шатающегося, словно деревенский дурачок.
   В полном онемении он какое-то время пробегал текст. Тут было много болтовни о том, что система безопасности «Сафус» была преодолена и что национальные секреты под угрозой раскрытия. Приводилась цитата из высказываний Элмера: «Это была всего лишь размолвка двух любящих, но теперь мы с Мартой вместе».
   Лизандер в недоумении помотал головой. Когда самолет стал выруливать на взлетную полосу, он вновь откинулся на спинку сиденья, тем более что очаровательная блондинка в кресле через проход читала другую газету с заголовком над всей полосой «ЗАБАВА МАРТЫ ВЫДВОРЕНА ИЗ СТРАНЫ ПОД ПИСТОЛЕТОМ» и огромной фотографией его самого, выглядевшего форменным ослом. И какого черта теперь что-то говорить Долли и отцу? Хотя, может быть, слухи об истории не дойдут до Англии. Элмера там никто не знал. Хорошо хоть есть надежда, что этот ублюдок больше не будет так обходиться с Мартой.
   Что ж, если шампанское открыто, его надо пить. Среди товаров, разносимых по самолету и продававшихся беспошлинно, оказались колоды карт. Разговорившись с полным улыбавшимся соседом-ирландцем, Лизандер открыл в нем собутыльника и прекрасного игрока в покер.
   К тому времени, как самолет достиг Хитроу, Лизандер уже спустил серебряную ручку от Тиффани и большую часть из десяти тысяч Марты, но все же ему хватило на плитку «Тоблерона» для Джека, «Фракас» для Долли и бутылку виски для соседа Ферди.
   Перед приземлением блондинка, сидевшая через проход, надолго пропала в туалете и вернулась оттуда еще более ошеломительной – очевидно, наводя шарм для того, кто будет ее встречать. Когда же она прошла мимо, восхищение Лизандера вдруг уступило место внезапной душевной боли. Он не сразу понял ее причину. Затем вспомнил запах: духи «Диориссимо». Его мать душилась только ими.
   Когда Лизандер первый раз вернулся из приготовительной школы, он был в жутком смятении и мама смочила носовой платок духами, чтобы ему спокойнее спалось. И сейчас он откинулся в кресле, чтобы унять пугающее чувство одиночества. Машинально после приземления он направился было к телефонной будке – успокоить ее: он цел и невредим.
   – Единственное мое счастье, когда мои дети возвращаются в Англию, – обычно говорила мать, но Лизандер всегда знал, что именно его возвращение делает ее самой счастливой.
   Похмелье от шампанского, а также сырой, темный, холодный январский вечер не способствовали поднятию духа. После прохождения таможни на выходе из аэропорта его ослепили вспышки фотокамер и оглушили крики;
   – Вот он... Сюда, Сенди...
   К счастью, Лизандер уже имел необходимую подготовку. Да и избавиться от этой своры было полегче, чем от собак Элмера.
   – Можем мы долететь, как черти, до Фонтейн-стрит в Фулеме? – выпалил он таксисту. – И, если не возражаете, я возьму вашу «Ивнинг стандарт».
   Просмотрев отчеты о скачках, Лизандер открыл первую полосу газеты и обнаружил на ней собственную огромную фотографию и заголовок: «БРИТАНСКИЙ ПАРЛАМЕНТ ВЫЗЫВАЕТ «ТАИНСТВЕННОГО НАЛЕТЧИКА» НА ПУБЛИЧНЫЙ ДОПРОС».
   Анализируя детали, Лизандер всю дорогу до Лондона сидел на заднем сиденье со светом.
   – Я доплачу вам за расход электричества, – сказал он, возвращая «Стандарт».
   – В Уорфе, видимо, прикармливают какую-то фантастическую птицу, – проговорил водитель, когда машина запрыгала по овощам, разбросанным по Нортэнд-роуд.
   Слава Богу, Долли находилась еще в Париже.