Страница:
Хваленый английский флот также не избежал диверсий, несмотря на хорошо поставленную контрразведку. 26 ноября 1914 года утром взорвался в Ширнессе линкор «Булуорк». Из 800 человек команды спаслось лишь 14, из которых двое позднее скончались от ранений. В разное время от взрывов погибло несколько малых кораблей. В мае 1917 года был взорван новый линкор «Вэнгард» водоизмещением 19 тысяч тонн. Погибла вся команда, состоявшая из 800 человек. Во всех случаях не были найдены виновные, хотя и производились аресты среди подозрительных лиц.
Хотя и не доказано, что эти случаи были результатом диверсий, но это все же весьма вероятно.
Германский флот понес потери от взрыва тяжелого крейсера в ноябре 1914 года. Официальной причиной гибели крейсера было признано воспламенение боеприпасов.
7 октября 1916 года немецкие агенты взорвали в Севастопольской гавани новейший русский линкор «Императрица Мария».
Примерно в 6 часов 15 минут утра жители прибрежной части Севастополя и экипажи кораблей, стоявших у пирсов, причалов и на якорях в Северной и Южной бухта, услышали громоподобный звук мощного взрыва, донесшегося с той ее стороны, где стояли новые линкоры. И сразу же над носовой частью «Императрицы Марии» поднялся высоко вверх зловещий черный шлейф дыма. С находившихся поблизости линкоров «Екатерина Великая» и «Евстафий» было видно, что на том месте корпуса, где у «Марии» находились носовая артиллерийская башня главного калибра, фок-мачта с боевой рубкой и передняя дымовая труба, образовалась огромная дымящаяся впадина. Края ее почти доходили до поверхности воды и были охвачены пламенем, вскоре перекинувшимся на краску надстроек и парусиновые покрытия шкафута и юта, а по ним и в места, где размещались казематы орудий противоминного калибра. После этого последовала целая серия новых взрывов, поднявшая в воздух огненные сполохи множества пылавших лент зарядного пороха. Сигнальщикам соседних кораблей с высоты мостиков мачт было видно, как по верхней палубе горевшего линкора метались обожженные и охваченные огнем люди, пытавшиеся его потушить, а в разных ее местах лежали погибшие и шевелились раненые. А вокруг линкора в воде плавали сброшенные туда взрывной волной моряки.
Вскоре на «Императрицу Марию», на которой продолжались взрывы меньшей силы, прибыл на катере командующий флотом. Но его короткое присутствие на борту уже ничем не могло помочь горевшему, обесточенному, кренившемуся на правый борт кораблю, и он, забрав с собой нескольких раненых, сошел на берег. После очередного, но особенно мощного взрыва, аварийный линкор стал стремительно заваливаться на правый борт, потом лег на него и, резко повернувшись вверх килем, быстро ушел под воду. При этом уцелевшие почти тысячетонные артиллерийские башни главного калибра сорвались с барбетов и затонули. Все случившееся заняло менее часа…
По официальным сообщениям, вместе с кораблем погибли: инженер-механик Игнатьев, два кондуктора (старшины) и 149 человек нижних чинов. Многих офицеров и сверхсрочников спасло то, что они находились в береговом увольнении до утреннего подъема флага… Позже скончались в госпиталях от ранений и ожогов еще 64 моряка. Десятки людей стали калеками, получив ранения и ожоги…
Потопление этого линкора имело серьезное значение для изменения соотношения сил на Черном море в пользу германо-турецкого флота.
РОКОВАЯ ТОРПЕДА
КОНЕЦ «ЛОУРЕНСА СОВЕТСКОГО»
Отряд имел 4 горных орудия, 12 станковых и 12 ручных пулеметов, мощную радиостанцию. Командовал отрядом человек, называвшийся «турецким офицером Рагиб-беем». На самом деле это был герой Гражданской войны, атаман Червоного казачества Украины Виталий Маркович Примаков, с 1927 года занимавший пост советского военного атташе в Афганистане.
Начальником штаба отряда являлся афганский кадровый офицер Гулам Хайдар, вместе с которым в отряде находились еще несколько офицеров афганской армии. И Рагиб-бей, и все остальные формально подчинялись генералу Гуламу Наби-хану Чархи – послу Афганистана в СССР. В марте 1929 года Чархи вместе с министром иностранных дел своей страны Гуламом Сидик-ханом имел сугубо конфиденциальную встречу с Генеральным секретарем ЦК ВКП(б) Иосифом Сталиным. Речь шла о политической ситуации в Афганистане и о мерах, которые могло бы предпринять советское руководство для оказания помощи законному правительству Амануллы-хана, свергнутого мятежниками. Возможность таких шагов предполагалась советско-афганским договором 1921 года о дружбе. После посещения генсека афганскими «товарищами» из Москвы в Ташкент немедленно последовало указание: срочно сформировать особый отряд из коммунистов и комсомольцев для отправки в Афганистан.
Авантюрист Бачаи Сакао, – его имя дословно переводится как «сын водоноса», – свергнувший в конце 1928 года Амануллу-хана, был английским ставленником, фактически агентом британского супершпиона полковника Лоуренса. Как инструкторы ЦРУ США вместе с пакистанской разведкой выпестовали террориста № 1, рассчитывая использовать бен Ладена и его собратьев для ликвидации «прокремлевского» режима Наджибуллы в конце 1980-х, так и шестью десятилетиями ранее ас английской МИ-6 Вильям Лоуренс пытался с помощью полуграмотного «сына водоноса» очистить кабульский трон от не устраивавшего Лондон монарха, заигрывавшего с большевиками.
Вероятно, у Москвы и представителей Амануллы был какой-то согласованный план его возвращения к власти путем захвата столицы ударом с двух сторон, потому что рейд отряда Рагиб-бея совпал с начатым в марте 1929 года продвижением оставшихся верными прежнему эмиру войск (14 000 человек) от Кандагара на Кабул. Любопытно, что вскоре вся мировая печать, исключая советскую, окрестит военного атташе СССР в Кабуле, «турецкого офицера Рагиб-бея» ни много, ни мало «советским Лоуренсом».
15 апреля 1929 года советский отряд начал боевые действия на афганском берегу Амударьи с внезапной атаки афганского погранпоста Пата Кисар. Пост был уничтожен, из занимавших его 50 афганских солдат в живых осталось двое. За этим последовал встречный бой отряда Примакова с подкреплением, подошедшим с соседнего афганского погранпоста Сиях-Герд. Оно также было разгромлено, и экспедиция продолжила движение в сторону Мазари-Шарифа – одного из главных политических и экономических центров афганского Туркестана.
На другой день спецназ Рагиб-бея оказался под стенами города Келиф. Гарнизон отказался выполнить ультиматум Примакова – сложить оружие и разойтись по домам. Но после нескольких орудийных выстрелов и пулеметных очередей афганцы в панике разбежались. Моментальная победа над необученным полурегулярным формированием не могла не заронить надежду, что рейд на Кабул будет легкой прогулкой.
17 апреля примаковцы вступили в город Ханабад, защитники которого бежали в Мазари-Шариф. Однако все трудности были еще впереди.
Английский ставленник Бачаи Сакао, провозгласивший себя новым эмиром Афганистана, с опозданием получил известие о вторжении отряда пришельцев в афганской форме на север страны. Ни минуты не сомневаясь, кто в эту форму одет и с какой целью вторгся в его страну, он Дал поручение своему уполномоченному в Мазари-Шарифе Мирзе Мухаммаду Касим-хану созвать на совет глав администраций, военачальников и ученых-исламистов. Было решено объявить джихад, собрать ополчение и под зеленым знаменем пророка выступить навстречу «неверным».
22 апреля разгорелся серьезный бой за Мазари-Шариф. Примаковские подразделения ворвались на окраину города и встретили здесь упорное сопротивление ополченцев. Жестокая борьба шла целый день. Успех принес умелый маневр огнем. Пулеметчики Примакова буквально сметали густые контратакующие цепи противника. Вскоре радист отряда послал в Ташкент сообщение о взятии крупнейшего центра Северного Афганистана.
В Москву была передана депеша следующего содержания: «Мазар занят отрядом Витмара». Так зашифровали Виталия Марковича.
После боя за Мазари-Шариф примаковцы убедились, что идеи «мировой революции» глубоко чужды жителям афганской провинции. Когда выступали в поход, Гулам Наби-хан уверял, что стоит только оказаться на афганской земле, как к экспедиции на Кабул присоединятся тысячи дехкан, представителей других сословий, горящих желанием идти в бой за свержение «ставленника англичан» Бачаи Сакао и восстановление власти дружественного Советскому Союзу Амануллы. Но за неделю пополнение не превысило и 500 человек, из которых сформировали один батальон. Подавляющее большинство населения относилось к пришельцам или нейтрально, или откровенно враждебно.
Через день гарнизон соседней крепости Дейдади предпринял попытку выбить примаковцев из Мазари-Шарифа. С религиозными песнопениями солдаты и ополченцы густыми цепями шли под косящий орудийно-пулеметный огонь. Несмотря на огромные потери, такие лобовые атаки повторялись несколько раз. Радист Примакова отбил первую шифрограмму в Ташкент с просьбой оказать помощь.
Через Амударью перешел срочно направленный эскадрон с пулеметами, но встретив превосходящие силы афганского ополчения, уже перерезавшего коммуникации в тылу отряда Примакова, вынужден был возвратиться на советскую территорию. Все же 26 апреля аэропланами в Мазари были доставлены 10 пулеметов и 200 снарядов.
После нескольких дней безуспешных попыток овладеть столицей Северного Афганистана штурмом военачальники Бачаи Сакао перешли к осаде. Чтобы заставить Рагиб-бея сдаться, они прибегли к допотопному, но эффективному способу – перегородив арыки, оставили Мазари-Шариф без воды.
В афганском батальоне начался ропот, грозивший перейти в вооруженный бунт. Встревоженный Примаков радировал в Ташкент: «Окончательное решение задачи лежит в овладении Дейдади и Балхом. Живой силы для этого нет. Необходима техника. Вопрос был бы решен, если бы я получил 200 газовых гранат к орудиям. Кроме того, необходимо сделать отряд более маневроспособным. Если можно ожидать, что ситуация изменится и мы получим помощь, я буду оборонять город. Если на помощь нельзя рассчитывать, то я буду играть ва-банк и пойду брать Дейдади».
На этот раз отряду Примакова было оказано более серьезное содействие. 6 мая советская авиация несколько раз нанесла бомбо-штурмовые удары по боевым порядкам противника под Мазари-Шарифом. Днем раньше через границу все-таки переправился второй отряд, сформированный только из красноармейцев в составе 400 человек. Афганская пограничная застава, пытавшаяся оказать отряду сопротивление, была буквально сметена огнем артиллерии и пулеметов.
После стремительного двухдневного марша отряд под руководством Зелим-хана вышел к Мазари-Шарифу. Кто из советских военачальников скрывался под этим псевдонимом, до сих пор точно не известно. Возможно, это был Иван Петров. До рейда он был командиром 8-й кавбригады САВО, с 1937 года возглавлял Ташкентское пехотное училище, в Великую Отечественную командовал армиями и фронтами, стал генералом армии и Героем Советского Союза. Согласованным с осажденными примаковцами ударом Зелим-хан отбросил афганцев от Мазари и загнал гарнизон Дейдади обратно в крепость.
8 мая после артиллерийского обстрела Дейдади из всех орудий гарнизон оставил цитадель. Советский отряд захватил здесь богатые трофеи: 50 орудий, 20 пулеметов, много стрелкового оружия и боеприпасов. Отдохнув, сводный отряд двинулся дальше на юг. На этом пути экспедиция встретила трехтысячный кавалерийский отряд Ибрагим-бека, подошедший с востока.
Этот бой Абдулла Валишев, взводный командир из отряда Примакова, описывает следующим образом: «По отработанной схеме восемь орудий поставили на главное направление, по два станковых пулемета в 200 м от дороги. С приближением басмачей на 500 м орудия открыли частый огонь: три из них били в голову колонны, три – в хвост, а два – в середину. Заработали и спрятанные пулеметы. Противник бросился врассыпную. Конники лихо орудовали клинками и даже пиками. Через полчаса после начала боя дозор обнаружил еще 1500 басмачей, прискакавших на сей раз с запада. Ими командовал Сеид Хусейн, военный советник Бачаи Сакао. Два часа длился страшный бой… Басмачи отчаянно сопротивлялись. Выиграть бой помогла военная смекалка Ивана Петрова. По его распоряжению к противнику отправили трех пленных, захваченных у бека, чтобы сообщить главарю второй банды о результатах предыдущего боя – 2500 убито, 176 в плену и лишь трем сотням вояк удалось спастись бегством. Предупреждение подействовало: басмачи сложили оружие. Конечно, если бы оба отряда появились одновременно с противоположных сторон, то, имея 10–12-кратное превосходство в живой силе, они смогли бы смять отряд».
Хотя и не доказано, что эти случаи были результатом диверсий, но это все же весьма вероятно.
Германский флот понес потери от взрыва тяжелого крейсера в ноябре 1914 года. Официальной причиной гибели крейсера было признано воспламенение боеприпасов.
7 октября 1916 года немецкие агенты взорвали в Севастопольской гавани новейший русский линкор «Императрица Мария».
Примерно в 6 часов 15 минут утра жители прибрежной части Севастополя и экипажи кораблей, стоявших у пирсов, причалов и на якорях в Северной и Южной бухта, услышали громоподобный звук мощного взрыва, донесшегося с той ее стороны, где стояли новые линкоры. И сразу же над носовой частью «Императрицы Марии» поднялся высоко вверх зловещий черный шлейф дыма. С находившихся поблизости линкоров «Екатерина Великая» и «Евстафий» было видно, что на том месте корпуса, где у «Марии» находились носовая артиллерийская башня главного калибра, фок-мачта с боевой рубкой и передняя дымовая труба, образовалась огромная дымящаяся впадина. Края ее почти доходили до поверхности воды и были охвачены пламенем, вскоре перекинувшимся на краску надстроек и парусиновые покрытия шкафута и юта, а по ним и в места, где размещались казематы орудий противоминного калибра. После этого последовала целая серия новых взрывов, поднявшая в воздух огненные сполохи множества пылавших лент зарядного пороха. Сигнальщикам соседних кораблей с высоты мостиков мачт было видно, как по верхней палубе горевшего линкора метались обожженные и охваченные огнем люди, пытавшиеся его потушить, а в разных ее местах лежали погибшие и шевелились раненые. А вокруг линкора в воде плавали сброшенные туда взрывной волной моряки.
Вскоре на «Императрицу Марию», на которой продолжались взрывы меньшей силы, прибыл на катере командующий флотом. Но его короткое присутствие на борту уже ничем не могло помочь горевшему, обесточенному, кренившемуся на правый борт кораблю, и он, забрав с собой нескольких раненых, сошел на берег. После очередного, но особенно мощного взрыва, аварийный линкор стал стремительно заваливаться на правый борт, потом лег на него и, резко повернувшись вверх килем, быстро ушел под воду. При этом уцелевшие почти тысячетонные артиллерийские башни главного калибра сорвались с барбетов и затонули. Все случившееся заняло менее часа…
По официальным сообщениям, вместе с кораблем погибли: инженер-механик Игнатьев, два кондуктора (старшины) и 149 человек нижних чинов. Многих офицеров и сверхсрочников спасло то, что они находились в береговом увольнении до утреннего подъема флага… Позже скончались в госпиталях от ранений и ожогов еще 64 моряка. Десятки людей стали калеками, получив ранения и ожоги…
Потопление этого линкора имело серьезное значение для изменения соотношения сил на Черном море в пользу германо-турецкого флота.
РОКОВАЯ ТОРПЕДА
Поверхность моря в северной Атлантике была на удивление спокойной для начала мая, Пассажиры роскошного британского лайнера «Лузитания» коротали время за картами, устраивали всевозможные забавы на палубах, сидели в салонах, слушали концерты, прохаживались по судну или полулежали в шезлонгах, наслаждаясь целительным морским воздухом.
Утром седьмого дня после отплытия из Нью-Йорка «Лузитания» угодила в полосу рваного тумана близ южного побережья Ирландии, и капитан Уильям Тернер приказал снизить скорость хода с 21 до 18, а временами – и до 15 узлов, и в промежуток с 8 до 11 утра ежеминутно включать гудок. А к полудню туман рассеялся, и после обеда многие пассажиры вышли на палубу погреться на солнышке и полюбоваться изумрудной зеленью ирландских берегов.
Но изрядная часть пассажиров была охвачена сомнениями и плохо скрытой тревогой: ведь шла война, а судно приближалось к британским прибрежным водам. Тремя месяцами ранее, 4 февраля 1915 года, бившаяся не на жизнь, а на смерть Германия объявила эти воды зоной военных действий, и командиры немецких подводных лодок получили приказ уничтожать в ее пределах все торговые суда неприятеля. К концу апреля «волчьи стаи» Германии успели потопить общим счетом 66 британских грузовых судов.
Во время плавания боцман и палубные матросы «Лузитании» ежедневно осматривали спасательные шлюпки, показывали пассажирам, как садиться в них и пристегиваться ремнями безопасности. А когда один встревоженный пассажир спросил капитана Тернера, достаточны ли эти предосторожности, шкипер ответил:
– «Лузитания» слишком ходкая. За ней не угнаться даже торпеде.
Как водится, лодку выдал перископ. В десять минут третьего двое прогуливавшихся по палубе пассажиров заметили его, а потом разглядели под водой темную тень корпуса и боевой рубки.
– Смотрите, подлодка! – закричал один из них.
– Боже, мы пропали! – воскликнул второй.
В тот же миг впередсмотрящий правого борта, восемнадцатилетний матрос по имени Лесли Мортон, увидел метрах в четырехстах вырвавшийся на поверхность громадный воздушный пузырь и белую пенную дорожку, которая тянулась прямиком к борту «Лузитании». Схватив рупор, он повернулся к капитанскому мостику и закричал:
– По правому борту – торпеда!
Снаряд угодил почти точно в середину корпуса, чуть ближе к носу. Пробоина была на три с лишним метра ниже ватерлинии. Вслед за резким хлопком первого взрыва тотчас раздался еще один, гораздо более громкий. Сквозь трубы и вентиляционные отдушины наружу вырвались столбы дыма, пара, угольной пыли, фонтаны воды и обломков. Тяжело накренившись на правый борт, «Лузитания» стала погружаться и спустя 18 минут скрылась под водой. С тонущего корабля спасся 761 пассажир и член команды. Владычица Атлантики унесла в пучину 1198 человек, могилой которым стало морское дно близ берегов Ирландии.
Нападение подлодки на безоружный пассажирский пароход тотчас подняло огромную волну негодования по всему миру, и особенно в нейтральной Америке, которая оплакивала 128 своих канувших в бездну граждан.
«Ни один акт пиратства в истории не сравнится бессмысленностью и жестокостью с потоплением "Лузитании"», – писала луисвиллская «Курир джорнел». «Наверное, немцы потеряли разум», – вторила ей ричмондская «Таймс диспетч».
Спустя 3 дня, 10 мая, правительство Германии направило в Вашингтон ноту с «глубочайшими соболезнованиями» по поводу гибели американцев. Однако все бремя вины за это немцы возложили на Великобританию, заявив, что были вынуждены принять ответные меры, поскольку-де Британия блокировала германские порты, перекрыв поставки сырья и продовольствия в воюющую страну. Более того, по утверждению Берлина, на борту «Лузитании» было 5450 ящиков боеприпасов и иных военных грузов, что никак не соответствовало статусу безобидного пассажирского судна. «Германия имеет полное право срывать поставки контрабанды в стан союзников, – писал государственный секретарь Уильям Дженнингс Брайан президенту США Вудро Вильсону. – И если судно перевозит контрабандный груз, нельзя надеяться, что присутствие на борту пассажиров убережет его от нападения».
В грузовой декларации «Лузитании» ни о каких боеприпасах, разумеется, не упоминалось; о них было сказано лишь в транспортной накладной, подписанной на пятые сутки после выхода судна из порта. Пассажиры «Лузитании» играли со смертью, и никто не мог отрицать, что их должным образом предупредили об опасности. 1 мая германское правительство поместило в утренних нью-йоркских газетах объявление, в котором напоминало путешественникам, что все суда, несущие британский флаг, могут быть потоплены в зоне военных действий близ Британских островов. Зловещее предостережение было обнародовано в день отплытия «Лузитании», но лишь несколько пассажиров вернули свои билеты в кассы пароходства.
30 апреля немецкая подводная лодка U-20 под командованием тридцатилетнего флотского лейтенанта Вальтера Швигера покинула военно-морскую базу в Эмдене и вышла в Северное море в составе соединения из трех субмарин. Все они получили приказ искать и уничтожать военные корабли неприятеля, транспорты с войсками и торговые суда в прилегающих к Британским островам водах. Согласно предписанию, Швигер должен был бороздить Ирландское море на подступах к Ливерпулю – порту, в который направлялась вышедшая из Нью-Йорка сутки спустя «Лузитания». Обогнув с севера Шотландию и с запада – Ирландию, 5 мая U-20 достигла закрепленного за ней района. В тот же день Швигер потопил у южного побережья Ирландии шхуну, а 6 мая – два крупных парохода.
Встревоженное адмиралтейство послало капитану Тернеру радиограмму, предупреждая его, что «Лузитания» вот-вот войдет в воды, где действуют германские подводные лодки. Это была первая из четырех отправленных «Лузитании» радиограмм, причем одну депешу адмиралтейство передавало без изменений шесть раз кряду, и Тернер получил ее вечером 6 и утром 7 мая. Но ни в одном радиосообщении не говорилось, что U-20 уже потопила несколько судов.
Когда Германия объявила британские воды зоной военных действий, адмиралтейство, в свою очередь, издало особые правила судоходства в этом районе, и Тернер, подобно другим капитанам, был обязан руководствоваться ими. Один из пунктов этих правил гласил, что на фарватере суда должны идти полным ходом и зигзагообразным курсом. В роковое утро 7 мая «Лузитания» шла в 12 милях от ирландского побережья и в 140 – от южного берега Англии, причем курс был почти идеально прямой. Из-за тумана, а также для того, чтобы подойти к Ливерпулю попозже и поймать приливное течение, которое облегчило бы вход в гавань, капитан снизил скорость судна до 18 узлов. Если бы Тернер шел зигзагом со скоростью 25 узлов, «Лузитании» ничего не стоило разминуться с U-20.
На подходе к порту Тернера должен был встречать корабль сопровождения – эсминец, развивающий скорость 35 узлов и способный уничтожить любую подлодку или отогнать ее прочь от пассажирского лайнера. Однако адмиралтейство сочло, что эсминцы должны сопровождать транспорты с войсками во Францию и Средиземное море, и могло выслать навстречу приближавшейся к ирландским берегам «Лузитании» только старенький крейсер «Юнона», от которого было мало проку, поскольку, даже изрядно поднатужившись, крейсер едва-едва развивал 18 узлов и, вдобавок, не имел на борту глубинных бомб – главного средства уничтожения подводных лодок. Вполне вероятно, что для быстроходной «Лузитании» древняя посудина была бы скорее обузой, чем подмогой, и только еще больше замедлила продвижение лайнера.
Получив сигнал бедствия с торпедированной «Лузитании», вице-адмирал Чарльз Коук тотчас приказал отправить к пароходу все имевшиеся в его распоряжении спасательные плавсредства, в том числе и переоборудованные рыболовецкие траулеры. Покинув близлежащий порт Куинстаун, эта горе-армада спустя два с лишним часа добралась до места трагедии, но сумела спасти лишь несколько плававших в воде людей да отбуксировать в порт немногочисленные шлюпки, которые удалось спустить с борта тонущей «Лузитании». Поскольку «Юнона» не могла угнаться даже за траулерами, крейсер с полпути отозвали обратно, правда, лишь после того как пришло сообщение, что маленькие суденышки не нуждаются в помощи плавучей крепости. Оно и к лучшему: немецкие подлодки, вероятно, еще не покинули район, и неповоротливая «Юнона» могла стать для них весьма соблазнительной мишенью. Разумеется, Коук не знал о том, что у Швигера осталась всего одна торпеда, и он без промедления убрался восвояси, взяв курс на базу.
Все немецкие военные моряки единодушно считали деяние Швигера подвигом и огромной удачей, но, несмотря на это, в Берлине молодого лейтенанта ждал ледяной прием. Мировое общественное мнение было возмущено, и германское правительство подверглось суровому бичеванию. После войны в Германии вышел в свет личный дневник лейтенанта Швигера (вероятно, изрядно отредактированный), в котором моряк писал, что понятия не имел, какое судно он атаковал, и увидел начертанное на борту название, лишь когда «Лузитания» уже почти полностью скрылась под водой. Однако позволим себе усомниться в этом. Ведь спустя 4 месяца, несмотря на изданный к тому времени строжайший приказ не нападать на пассажирские суда, Швигер потопил еще один британский лайнер, «Геспериен», убив на этот раз 32 человека. На допросе он заявил, будто бы принял «Геспериен» за легкий крейсер. Но, когда лейтенанта спросили, понимает ли он всю тяжесть своей ошибки и терзается ли муками совести, ответом было твердое «нет». Швигер погиб в сентябре 1917 года, успев потопить множество британских судов общим водоизмещением 190 тысяч тонн и получить высшие награды германского военного флота.
В ноябре 1914 года правительство США так и не заявило протест в связи с британской блокадой немецких портов, но зато мгновенно и весьма враждебно откликнулось на объявление британских прибрежных вод зоной военных действий. Президент Вильсон пригрозил привлечь Германию «к ответу по всей строгости» в случае, если ее подводные лодки станут топить американские суда или губить граждан США. Америка была готова «предпринять любые шаги, необходимые для обеспечения безопасности граждан и достояния Соединенных Штатов».
Кое для кого (включая и тех американцев, которые поплыли на «Лузитании», невзирая на предостережение германских властей) заявление президента означало, что флаг их страны защищает всех граждан США на всем пространстве мирового океана независимо от того, какой стране принадлежит судно, на котором они плывут. Но некоторые другие люди (в том числе и высокопоставленные правительственные чиновники Великобритании) восприняли это заявление как знак готовности Вильсона примкнуть к союзным державам в том случае, если по вине немецких подводников будут гибнуть граждане США. И это, по мнению британского историка Колина Симпсона, стало главной причиной трагедии, разыгравшейся 7 мая 1915 года у ирландских берегов. Симпсон считает, что великолепный лайнер с мирными людьми на борту пошел ко дну в результате заговора британских и американских чиновников, которые намеренно спровоцировали германских подводников на потопление «Лузитании» и, следовательно, несут равную с ними ответственность за страшную гибель почти тысячи двухсот человек.
Думается, такая точка зрения вполне правомерна. В самом деле, возникают многочисленные вопросы, ответить на которые совершенно невозможно, если оставаться в рамках здравого смысла или ни в коем случае не допускать возможности существования предательского заговора. Вот эти вопросы: Почему в грузовой декларации «Лузитании» не были указаны боеприпасы? Могла ли единственная торпеда погубить такой исполинский лайнер? Возможно, «Лузитания» затонула потому, что в ее трюме взорвались эти самые пресловутые боеприпасы? Почему адмиралтейство не выслало навстречу входящему в опасные воды пассажирскому лайнеру ни единого корабля, способного обеспечить сохранность людей и судна? Мог ли капитан Тернер получить тайный приказ пренебречь мерами безопасности и забыть об особых правилах судоходства в зоне военных действий? Почему на «Лузитанию» не сообщили, что лодка U-20 совсем недавно потопила несколько британских судов? И, наконец, что имел в виду лорд Мерси, председатель британской следственной комиссии, когда заявил, что гибель «Лузитании» и связанные с ней события являют собой образчик «чертовски грязного дела»?
Вопреки надеждам, которые, возможно, питали чиновники на обоих берегах Атлантики, трагедия не привела к вступлению США в Первую мировую войну, и в этом смысле торпедный удар лейтенанта Швигера не достиг цели. Америка присоединилась к своим европейским союзникам лишь в апреле 1917 года, когда германское правительство окончательно закрыло глаза на возобновившиеся бесчинства своих подводников. Надо сказать, что военная интервенция США в значительной степени ускорила окончательный разгром германских армий и флота.
Утром седьмого дня после отплытия из Нью-Йорка «Лузитания» угодила в полосу рваного тумана близ южного побережья Ирландии, и капитан Уильям Тернер приказал снизить скорость хода с 21 до 18, а временами – и до 15 узлов, и в промежуток с 8 до 11 утра ежеминутно включать гудок. А к полудню туман рассеялся, и после обеда многие пассажиры вышли на палубу погреться на солнышке и полюбоваться изумрудной зеленью ирландских берегов.
Но изрядная часть пассажиров была охвачена сомнениями и плохо скрытой тревогой: ведь шла война, а судно приближалось к британским прибрежным водам. Тремя месяцами ранее, 4 февраля 1915 года, бившаяся не на жизнь, а на смерть Германия объявила эти воды зоной военных действий, и командиры немецких подводных лодок получили приказ уничтожать в ее пределах все торговые суда неприятеля. К концу апреля «волчьи стаи» Германии успели потопить общим счетом 66 британских грузовых судов.
Во время плавания боцман и палубные матросы «Лузитании» ежедневно осматривали спасательные шлюпки, показывали пассажирам, как садиться в них и пристегиваться ремнями безопасности. А когда один встревоженный пассажир спросил капитана Тернера, достаточны ли эти предосторожности, шкипер ответил:
– «Лузитания» слишком ходкая. За ней не угнаться даже торпеде.
Как водится, лодку выдал перископ. В десять минут третьего двое прогуливавшихся по палубе пассажиров заметили его, а потом разглядели под водой темную тень корпуса и боевой рубки.
– Смотрите, подлодка! – закричал один из них.
– Боже, мы пропали! – воскликнул второй.
В тот же миг впередсмотрящий правого борта, восемнадцатилетний матрос по имени Лесли Мортон, увидел метрах в четырехстах вырвавшийся на поверхность громадный воздушный пузырь и белую пенную дорожку, которая тянулась прямиком к борту «Лузитании». Схватив рупор, он повернулся к капитанскому мостику и закричал:
– По правому борту – торпеда!
Снаряд угодил почти точно в середину корпуса, чуть ближе к носу. Пробоина была на три с лишним метра ниже ватерлинии. Вслед за резким хлопком первого взрыва тотчас раздался еще один, гораздо более громкий. Сквозь трубы и вентиляционные отдушины наружу вырвались столбы дыма, пара, угольной пыли, фонтаны воды и обломков. Тяжело накренившись на правый борт, «Лузитания» стала погружаться и спустя 18 минут скрылась под водой. С тонущего корабля спасся 761 пассажир и член команды. Владычица Атлантики унесла в пучину 1198 человек, могилой которым стало морское дно близ берегов Ирландии.
Нападение подлодки на безоружный пассажирский пароход тотчас подняло огромную волну негодования по всему миру, и особенно в нейтральной Америке, которая оплакивала 128 своих канувших в бездну граждан.
«Ни один акт пиратства в истории не сравнится бессмысленностью и жестокостью с потоплением "Лузитании"», – писала луисвиллская «Курир джорнел». «Наверное, немцы потеряли разум», – вторила ей ричмондская «Таймс диспетч».
Спустя 3 дня, 10 мая, правительство Германии направило в Вашингтон ноту с «глубочайшими соболезнованиями» по поводу гибели американцев. Однако все бремя вины за это немцы возложили на Великобританию, заявив, что были вынуждены принять ответные меры, поскольку-де Британия блокировала германские порты, перекрыв поставки сырья и продовольствия в воюющую страну. Более того, по утверждению Берлина, на борту «Лузитании» было 5450 ящиков боеприпасов и иных военных грузов, что никак не соответствовало статусу безобидного пассажирского судна. «Германия имеет полное право срывать поставки контрабанды в стан союзников, – писал государственный секретарь Уильям Дженнингс Брайан президенту США Вудро Вильсону. – И если судно перевозит контрабандный груз, нельзя надеяться, что присутствие на борту пассажиров убережет его от нападения».
В грузовой декларации «Лузитании» ни о каких боеприпасах, разумеется, не упоминалось; о них было сказано лишь в транспортной накладной, подписанной на пятые сутки после выхода судна из порта. Пассажиры «Лузитании» играли со смертью, и никто не мог отрицать, что их должным образом предупредили об опасности. 1 мая германское правительство поместило в утренних нью-йоркских газетах объявление, в котором напоминало путешественникам, что все суда, несущие британский флаг, могут быть потоплены в зоне военных действий близ Британских островов. Зловещее предостережение было обнародовано в день отплытия «Лузитании», но лишь несколько пассажиров вернули свои билеты в кассы пароходства.
30 апреля немецкая подводная лодка U-20 под командованием тридцатилетнего флотского лейтенанта Вальтера Швигера покинула военно-морскую базу в Эмдене и вышла в Северное море в составе соединения из трех субмарин. Все они получили приказ искать и уничтожать военные корабли неприятеля, транспорты с войсками и торговые суда в прилегающих к Британским островам водах. Согласно предписанию, Швигер должен был бороздить Ирландское море на подступах к Ливерпулю – порту, в который направлялась вышедшая из Нью-Йорка сутки спустя «Лузитания». Обогнув с севера Шотландию и с запада – Ирландию, 5 мая U-20 достигла закрепленного за ней района. В тот же день Швигер потопил у южного побережья Ирландии шхуну, а 6 мая – два крупных парохода.
Встревоженное адмиралтейство послало капитану Тернеру радиограмму, предупреждая его, что «Лузитания» вот-вот войдет в воды, где действуют германские подводные лодки. Это была первая из четырех отправленных «Лузитании» радиограмм, причем одну депешу адмиралтейство передавало без изменений шесть раз кряду, и Тернер получил ее вечером 6 и утром 7 мая. Но ни в одном радиосообщении не говорилось, что U-20 уже потопила несколько судов.
Когда Германия объявила британские воды зоной военных действий, адмиралтейство, в свою очередь, издало особые правила судоходства в этом районе, и Тернер, подобно другим капитанам, был обязан руководствоваться ими. Один из пунктов этих правил гласил, что на фарватере суда должны идти полным ходом и зигзагообразным курсом. В роковое утро 7 мая «Лузитания» шла в 12 милях от ирландского побережья и в 140 – от южного берега Англии, причем курс был почти идеально прямой. Из-за тумана, а также для того, чтобы подойти к Ливерпулю попозже и поймать приливное течение, которое облегчило бы вход в гавань, капитан снизил скорость судна до 18 узлов. Если бы Тернер шел зигзагом со скоростью 25 узлов, «Лузитании» ничего не стоило разминуться с U-20.
На подходе к порту Тернера должен был встречать корабль сопровождения – эсминец, развивающий скорость 35 узлов и способный уничтожить любую подлодку или отогнать ее прочь от пассажирского лайнера. Однако адмиралтейство сочло, что эсминцы должны сопровождать транспорты с войсками во Францию и Средиземное море, и могло выслать навстречу приближавшейся к ирландским берегам «Лузитании» только старенький крейсер «Юнона», от которого было мало проку, поскольку, даже изрядно поднатужившись, крейсер едва-едва развивал 18 узлов и, вдобавок, не имел на борту глубинных бомб – главного средства уничтожения подводных лодок. Вполне вероятно, что для быстроходной «Лузитании» древняя посудина была бы скорее обузой, чем подмогой, и только еще больше замедлила продвижение лайнера.
Получив сигнал бедствия с торпедированной «Лузитании», вице-адмирал Чарльз Коук тотчас приказал отправить к пароходу все имевшиеся в его распоряжении спасательные плавсредства, в том числе и переоборудованные рыболовецкие траулеры. Покинув близлежащий порт Куинстаун, эта горе-армада спустя два с лишним часа добралась до места трагедии, но сумела спасти лишь несколько плававших в воде людей да отбуксировать в порт немногочисленные шлюпки, которые удалось спустить с борта тонущей «Лузитании». Поскольку «Юнона» не могла угнаться даже за траулерами, крейсер с полпути отозвали обратно, правда, лишь после того как пришло сообщение, что маленькие суденышки не нуждаются в помощи плавучей крепости. Оно и к лучшему: немецкие подлодки, вероятно, еще не покинули район, и неповоротливая «Юнона» могла стать для них весьма соблазнительной мишенью. Разумеется, Коук не знал о том, что у Швигера осталась всего одна торпеда, и он без промедления убрался восвояси, взяв курс на базу.
Все немецкие военные моряки единодушно считали деяние Швигера подвигом и огромной удачей, но, несмотря на это, в Берлине молодого лейтенанта ждал ледяной прием. Мировое общественное мнение было возмущено, и германское правительство подверглось суровому бичеванию. После войны в Германии вышел в свет личный дневник лейтенанта Швигера (вероятно, изрядно отредактированный), в котором моряк писал, что понятия не имел, какое судно он атаковал, и увидел начертанное на борту название, лишь когда «Лузитания» уже почти полностью скрылась под водой. Однако позволим себе усомниться в этом. Ведь спустя 4 месяца, несмотря на изданный к тому времени строжайший приказ не нападать на пассажирские суда, Швигер потопил еще один британский лайнер, «Геспериен», убив на этот раз 32 человека. На допросе он заявил, будто бы принял «Геспериен» за легкий крейсер. Но, когда лейтенанта спросили, понимает ли он всю тяжесть своей ошибки и терзается ли муками совести, ответом было твердое «нет». Швигер погиб в сентябре 1917 года, успев потопить множество британских судов общим водоизмещением 190 тысяч тонн и получить высшие награды германского военного флота.
В ноябре 1914 года правительство США так и не заявило протест в связи с британской блокадой немецких портов, но зато мгновенно и весьма враждебно откликнулось на объявление британских прибрежных вод зоной военных действий. Президент Вильсон пригрозил привлечь Германию «к ответу по всей строгости» в случае, если ее подводные лодки станут топить американские суда или губить граждан США. Америка была готова «предпринять любые шаги, необходимые для обеспечения безопасности граждан и достояния Соединенных Штатов».
Кое для кого (включая и тех американцев, которые поплыли на «Лузитании», невзирая на предостережение германских властей) заявление президента означало, что флаг их страны защищает всех граждан США на всем пространстве мирового океана независимо от того, какой стране принадлежит судно, на котором они плывут. Но некоторые другие люди (в том числе и высокопоставленные правительственные чиновники Великобритании) восприняли это заявление как знак готовности Вильсона примкнуть к союзным державам в том случае, если по вине немецких подводников будут гибнуть граждане США. И это, по мнению британского историка Колина Симпсона, стало главной причиной трагедии, разыгравшейся 7 мая 1915 года у ирландских берегов. Симпсон считает, что великолепный лайнер с мирными людьми на борту пошел ко дну в результате заговора британских и американских чиновников, которые намеренно спровоцировали германских подводников на потопление «Лузитании» и, следовательно, несут равную с ними ответственность за страшную гибель почти тысячи двухсот человек.
Думается, такая точка зрения вполне правомерна. В самом деле, возникают многочисленные вопросы, ответить на которые совершенно невозможно, если оставаться в рамках здравого смысла или ни в коем случае не допускать возможности существования предательского заговора. Вот эти вопросы: Почему в грузовой декларации «Лузитании» не были указаны боеприпасы? Могла ли единственная торпеда погубить такой исполинский лайнер? Возможно, «Лузитания» затонула потому, что в ее трюме взорвались эти самые пресловутые боеприпасы? Почему адмиралтейство не выслало навстречу входящему в опасные воды пассажирскому лайнеру ни единого корабля, способного обеспечить сохранность людей и судна? Мог ли капитан Тернер получить тайный приказ пренебречь мерами безопасности и забыть об особых правилах судоходства в зоне военных действий? Почему на «Лузитанию» не сообщили, что лодка U-20 совсем недавно потопила несколько британских судов? И, наконец, что имел в виду лорд Мерси, председатель британской следственной комиссии, когда заявил, что гибель «Лузитании» и связанные с ней события являют собой образчик «чертовски грязного дела»?
Вопреки надеждам, которые, возможно, питали чиновники на обоих берегах Атлантики, трагедия не привела к вступлению США в Первую мировую войну, и в этом смысле торпедный удар лейтенанта Швигера не достиг цели. Америка присоединилась к своим европейским союзникам лишь в апреле 1917 года, когда германское правительство окончательно закрыло глаза на возобновившиеся бесчинства своих подводников. Надо сказать, что военная интервенция США в значительной степени ускорила окончательный разгром германских армий и флота.
КОНЕЦ «ЛОУРЕНСА СОВЕТСКОГО»
(По материалам А. Пронина.)
15 апреля 1929 года советско-афганскую границу пересек странный на вид отряд. Две тысячи всадников, одетых в афганскую военную форму, но общавшихся между собой на русском языке, отлично вооруженных и экипированных, с запасом провианта, переправились через полноводную Амударью и вступили на афганскую территорию.Отряд имел 4 горных орудия, 12 станковых и 12 ручных пулеметов, мощную радиостанцию. Командовал отрядом человек, называвшийся «турецким офицером Рагиб-беем». На самом деле это был герой Гражданской войны, атаман Червоного казачества Украины Виталий Маркович Примаков, с 1927 года занимавший пост советского военного атташе в Афганистане.
Начальником штаба отряда являлся афганский кадровый офицер Гулам Хайдар, вместе с которым в отряде находились еще несколько офицеров афганской армии. И Рагиб-бей, и все остальные формально подчинялись генералу Гуламу Наби-хану Чархи – послу Афганистана в СССР. В марте 1929 года Чархи вместе с министром иностранных дел своей страны Гуламом Сидик-ханом имел сугубо конфиденциальную встречу с Генеральным секретарем ЦК ВКП(б) Иосифом Сталиным. Речь шла о политической ситуации в Афганистане и о мерах, которые могло бы предпринять советское руководство для оказания помощи законному правительству Амануллы-хана, свергнутого мятежниками. Возможность таких шагов предполагалась советско-афганским договором 1921 года о дружбе. После посещения генсека афганскими «товарищами» из Москвы в Ташкент немедленно последовало указание: срочно сформировать особый отряд из коммунистов и комсомольцев для отправки в Афганистан.
Авантюрист Бачаи Сакао, – его имя дословно переводится как «сын водоноса», – свергнувший в конце 1928 года Амануллу-хана, был английским ставленником, фактически агентом британского супершпиона полковника Лоуренса. Как инструкторы ЦРУ США вместе с пакистанской разведкой выпестовали террориста № 1, рассчитывая использовать бен Ладена и его собратьев для ликвидации «прокремлевского» режима Наджибуллы в конце 1980-х, так и шестью десятилетиями ранее ас английской МИ-6 Вильям Лоуренс пытался с помощью полуграмотного «сына водоноса» очистить кабульский трон от не устраивавшего Лондон монарха, заигрывавшего с большевиками.
Вероятно, у Москвы и представителей Амануллы был какой-то согласованный план его возвращения к власти путем захвата столицы ударом с двух сторон, потому что рейд отряда Рагиб-бея совпал с начатым в марте 1929 года продвижением оставшихся верными прежнему эмиру войск (14 000 человек) от Кандагара на Кабул. Любопытно, что вскоре вся мировая печать, исключая советскую, окрестит военного атташе СССР в Кабуле, «турецкого офицера Рагиб-бея» ни много, ни мало «советским Лоуренсом».
15 апреля 1929 года советский отряд начал боевые действия на афганском берегу Амударьи с внезапной атаки афганского погранпоста Пата Кисар. Пост был уничтожен, из занимавших его 50 афганских солдат в живых осталось двое. За этим последовал встречный бой отряда Примакова с подкреплением, подошедшим с соседнего афганского погранпоста Сиях-Герд. Оно также было разгромлено, и экспедиция продолжила движение в сторону Мазари-Шарифа – одного из главных политических и экономических центров афганского Туркестана.
На другой день спецназ Рагиб-бея оказался под стенами города Келиф. Гарнизон отказался выполнить ультиматум Примакова – сложить оружие и разойтись по домам. Но после нескольких орудийных выстрелов и пулеметных очередей афганцы в панике разбежались. Моментальная победа над необученным полурегулярным формированием не могла не заронить надежду, что рейд на Кабул будет легкой прогулкой.
17 апреля примаковцы вступили в город Ханабад, защитники которого бежали в Мазари-Шариф. Однако все трудности были еще впереди.
Английский ставленник Бачаи Сакао, провозгласивший себя новым эмиром Афганистана, с опозданием получил известие о вторжении отряда пришельцев в афганской форме на север страны. Ни минуты не сомневаясь, кто в эту форму одет и с какой целью вторгся в его страну, он Дал поручение своему уполномоченному в Мазари-Шарифе Мирзе Мухаммаду Касим-хану созвать на совет глав администраций, военачальников и ученых-исламистов. Было решено объявить джихад, собрать ополчение и под зеленым знаменем пророка выступить навстречу «неверным».
22 апреля разгорелся серьезный бой за Мазари-Шариф. Примаковские подразделения ворвались на окраину города и встретили здесь упорное сопротивление ополченцев. Жестокая борьба шла целый день. Успех принес умелый маневр огнем. Пулеметчики Примакова буквально сметали густые контратакующие цепи противника. Вскоре радист отряда послал в Ташкент сообщение о взятии крупнейшего центра Северного Афганистана.
В Москву была передана депеша следующего содержания: «Мазар занят отрядом Витмара». Так зашифровали Виталия Марковича.
После боя за Мазари-Шариф примаковцы убедились, что идеи «мировой революции» глубоко чужды жителям афганской провинции. Когда выступали в поход, Гулам Наби-хан уверял, что стоит только оказаться на афганской земле, как к экспедиции на Кабул присоединятся тысячи дехкан, представителей других сословий, горящих желанием идти в бой за свержение «ставленника англичан» Бачаи Сакао и восстановление власти дружественного Советскому Союзу Амануллы. Но за неделю пополнение не превысило и 500 человек, из которых сформировали один батальон. Подавляющее большинство населения относилось к пришельцам или нейтрально, или откровенно враждебно.
Через день гарнизон соседней крепости Дейдади предпринял попытку выбить примаковцев из Мазари-Шарифа. С религиозными песнопениями солдаты и ополченцы густыми цепями шли под косящий орудийно-пулеметный огонь. Несмотря на огромные потери, такие лобовые атаки повторялись несколько раз. Радист Примакова отбил первую шифрограмму в Ташкент с просьбой оказать помощь.
Через Амударью перешел срочно направленный эскадрон с пулеметами, но встретив превосходящие силы афганского ополчения, уже перерезавшего коммуникации в тылу отряда Примакова, вынужден был возвратиться на советскую территорию. Все же 26 апреля аэропланами в Мазари были доставлены 10 пулеметов и 200 снарядов.
После нескольких дней безуспешных попыток овладеть столицей Северного Афганистана штурмом военачальники Бачаи Сакао перешли к осаде. Чтобы заставить Рагиб-бея сдаться, они прибегли к допотопному, но эффективному способу – перегородив арыки, оставили Мазари-Шариф без воды.
В афганском батальоне начался ропот, грозивший перейти в вооруженный бунт. Встревоженный Примаков радировал в Ташкент: «Окончательное решение задачи лежит в овладении Дейдади и Балхом. Живой силы для этого нет. Необходима техника. Вопрос был бы решен, если бы я получил 200 газовых гранат к орудиям. Кроме того, необходимо сделать отряд более маневроспособным. Если можно ожидать, что ситуация изменится и мы получим помощь, я буду оборонять город. Если на помощь нельзя рассчитывать, то я буду играть ва-банк и пойду брать Дейдади».
На этот раз отряду Примакова было оказано более серьезное содействие. 6 мая советская авиация несколько раз нанесла бомбо-штурмовые удары по боевым порядкам противника под Мазари-Шарифом. Днем раньше через границу все-таки переправился второй отряд, сформированный только из красноармейцев в составе 400 человек. Афганская пограничная застава, пытавшаяся оказать отряду сопротивление, была буквально сметена огнем артиллерии и пулеметов.
После стремительного двухдневного марша отряд под руководством Зелим-хана вышел к Мазари-Шарифу. Кто из советских военачальников скрывался под этим псевдонимом, до сих пор точно не известно. Возможно, это был Иван Петров. До рейда он был командиром 8-й кавбригады САВО, с 1937 года возглавлял Ташкентское пехотное училище, в Великую Отечественную командовал армиями и фронтами, стал генералом армии и Героем Советского Союза. Согласованным с осажденными примаковцами ударом Зелим-хан отбросил афганцев от Мазари и загнал гарнизон Дейдади обратно в крепость.
8 мая после артиллерийского обстрела Дейдади из всех орудий гарнизон оставил цитадель. Советский отряд захватил здесь богатые трофеи: 50 орудий, 20 пулеметов, много стрелкового оружия и боеприпасов. Отдохнув, сводный отряд двинулся дальше на юг. На этом пути экспедиция встретила трехтысячный кавалерийский отряд Ибрагим-бека, подошедший с востока.
Этот бой Абдулла Валишев, взводный командир из отряда Примакова, описывает следующим образом: «По отработанной схеме восемь орудий поставили на главное направление, по два станковых пулемета в 200 м от дороги. С приближением басмачей на 500 м орудия открыли частый огонь: три из них били в голову колонны, три – в хвост, а два – в середину. Заработали и спрятанные пулеметы. Противник бросился врассыпную. Конники лихо орудовали клинками и даже пиками. Через полчаса после начала боя дозор обнаружил еще 1500 басмачей, прискакавших на сей раз с запада. Ими командовал Сеид Хусейн, военный советник Бачаи Сакао. Два часа длился страшный бой… Басмачи отчаянно сопротивлялись. Выиграть бой помогла военная смекалка Ивана Петрова. По его распоряжению к противнику отправили трех пленных, захваченных у бека, чтобы сообщить главарю второй банды о результатах предыдущего боя – 2500 убито, 176 в плену и лишь трем сотням вояк удалось спастись бегством. Предупреждение подействовало: басмачи сложили оружие. Конечно, если бы оба отряда появились одновременно с противоположных сторон, то, имея 10–12-кратное превосходство в живой силе, они смогли бы смять отряд».