Страница:
– Все достойны, – ответил Пухов…
Каждый год 10 мая, в день гибели Юрия Сергеевича Зотова, бывшие акопянцы посещают его могилу на Морском кладбище. Это дань памяти человеку, с которым были вместе в трагические и вместе с тем героические часы – часы, которые иногда стоят всей жизни.
ШТУРМ ДВОРЦА АМИНА
ГЕНЕРАЛЬНАЯ РЕПЕТИЦИЯ АПОКАЛИПСИСА
Через много лет бывший начальник штаба Северного флота адмирал Иннокентий Нелегов прокомментировал операцию так:
«Действительно, практические стрельбы нашего подводного ракетного крейсера К-407 уникальны не только в плане истории советского Военно-морского флота, но и в фактической демонстрации возможностей морских стратегических ядерных сил, пуска всех 16 ракет. Заметьте, не на тренажерах или в электронном варианте, как это делается повсеместно. Успешное выполнение столь сложной боевой задачи осуществимо только при высокой профессиональной подготовке военных моряков.
Да, залповый пуск такого порядка был произведен впервые и, к сожалению, больше не повторялся. Почему "к сожалению"? Потому что без подобных учений невозможно точно определить фактический потенциал боевого корабля, установленного на нем оружия и качество боевой подготовки личного состава. Такие эксперименты необходимы и сейчас. Только по недомыслию можно предположить, что подобным образом наш Военно-морской флот создает на море угрозу другим государствам. Хотя, конечно же, подтверждение мощи российского ВМФ является одним из элементов сдерживания в противостоянии ядерных держав».
А теперь о том, как это было.
Во второй половине 1980-х годов шли интенсивные советско-американские переговоры о сокращении стратегических наступательных вооружений. Камнем преткновения стал вопрос о том, какие именно средства – стратегическая авиация, межконтинентальные баллистические ракеты или баллистические ракеты на подводных лодках – сокращать и в каких количествах. Так же, как и в Америке, в СССР каждый из родов войск, которых это касалось, отстаивал свои интересы и стремился доказать, что именно его вооружение должно остаться в неприкосновенности.
Военно-морской флот не обладал опытом проведения ракетных стрельб полным боекомплектом, хотя сценарий гипотетического мирового конфликта подразумевал и такое. Самым большим достижением подводного флота к тому моменту был пуск осенью 1969 года восьми ракет – двумя сериями по четыре штуки в каждой с небольшим интервалом – с борта подводного ракетоносца К-140, находившегося под командованием капитана второго ранга Юрия Бекетова.
В перестроечную эпоху многие в советском военном ведомстве полагали, что тот восьмиракетный пуск был случайностью и что на самом деле лодка может отстрелить две, ну в лучшем случае три ракеты. А коли так, то и надо сокращать подводный флот.
В этой непростой обстановке и родилась идея проведения операции с кодовым наименованием «Бегемот». Осуществить задуманное попытались в 1989 году, но попытка закончилась неудачей. Во время старта одной из ракет произошла авария, и дальнейшие пуски были тут же отменены. К счастью, обошлось без жертв, но имеются сведения, что пострадала экология Баренцева моря. Возможно, имелись и другие последствия, но пока материалы тех событий остаются засекреченными.
Ко второй попытке готовились два года. В качестве «стартовой» площадки был выбран новенький ракетный крейсер проекта 667БДРМ, имевший тогда совершенно секретный тактический номер К-407, который присваивался до закладки корабля. Позже ракетоносец, которым командовал капитан 2 ранга Сергей Егоров, стали называть «Новомосковском».
Многомесячные изнурительные тренировки экипажа дали со временем свои плоды: многие в выполнении операций добились полного автоматизма. Иначе было нельзя – на карту были поставлены не только карьера офицеров, но и перспективы всего флота.
Последнюю проверку подводной лодки проводил прибывший из Москвы начальник отдела боевой подготовки подводных сил ВМФ контр-адмирал Юрий Федоров. Он имел негласные полномочия не допустить проведения стрельб – слишком уж памятна была первая неудача, а в верхах не очень-то верили в успех. Однако контр-адмирал убедился в обратном – экипаж готов, и как никогда велика вероятность благоприятного исхода эксперимента. После ушедшей в Москву шифрограммы «Проверил и допускаю» ничто не держало корабль в гавани. Операция «Бегемот-2» могла начинаться.
В начале августа 1991 года субмарина вышла в море. Вместе с экипажем на борту корабля находились и контр-адмирал Леонид Сальников, и генеральный конструктор корабля Сергей Ковалев, чтобы собственными глазами увидеть то, что еще не удавалось никому в мире.
В 21 час 9 минут по московскому времени с глубины 50 метров ввысь взмыла первая ракета Р-29РМ (SS-N-23 «Skif» по классификации НАТО). Через несколько секунд вторая, затем третья… И так все шестнадцать ракет были выпущены всего за пару с небольшим минут. Ни одна страна в мире еще не смогла повторить ничего подобного, что явилось доказательством мощи подводного оружия не только в представлении обывателей. Подумать только: такой залп в условиях войны одним ударом мог бы накрыть целое государство!
Свидетелей этого исторического события было немного. Залповый пуск могли видеть только экипаж сторожевого катера, дрейфовавшего поблизости, да операторы служб контроля за пусками баллистических ракет, следившими за уникальным зрелищем на экранах локаторов.
Совсем гладко не получилось. За полчаса до начала неожиданно пропала связь с надводным кораблем, который наблюдал за стрельбами. На подлодке «сторожевик» слышали, но на поверхности воды были в полном неведении происходящего на глубине. По инструкции в такой ситуации вести стрельбу нельзя – все-таки мирное время, когда любой неосторожный чих может привести к непредсказуемым последствиям. Тем не менее контр-адмирал Леонид Сальников полностью взял ответственность на себя и разрешил стрельбу.
Проведение подобных уникальных и ответственных экспериментов сопровождалось – да и сейчас сопровождается – градом правительственных наград. Ушли документы и в тот раз, но развалился Советский Союз, советские награды канули в историю. В результате моряки довольствовались только очередными звездочками на погонах, что было несоизмеримо с тем, что они совершили.
Каждый год 10 мая, в день гибели Юрия Сергеевича Зотова, бывшие акопянцы посещают его могилу на Морском кладбище. Это дань памяти человеку, с которым были вместе в трагические и вместе с тем героические часы – часы, которые иногда стоят всей жизни.
ШТУРМ ДВОРЦА АМИНА
К тому моменту, когда в Кремле была дана команда на устранение президента Афганистана Хафизуллы Амина, советское руководство решило раз и навсегда покончить с «афганской проблемой». Советский Союз почувствовал, что благодаря усилиям ЦРУ США он очень скоро может окончательно потерять свое влияние в Афганистане, а это не приведет к осуществлению давней мечты, преследующей Россию еще с имперских времен. Однако, если раньше, в имперские времена, речь шла о получении возможности выхода к южным морям, то теперь, хотя, возможно, и это тоже не упускалось из виду, все-таки приходилось довольствоваться менее грандиозными планами – обеспечением безопасности южных границ СССР.
В 1978 году в Афганистане произошел государственный переворот, после чего к власти пришла народно-демократическая партия во главе с Тараки. Но очень скоро в стране разгорелась гражданская война. Противники лояльной Москве власти – радикальные исламисты моджахеды, пользующиеся поддержкой немалого количества населения, стремительно продвигались к Кабулу. В создавшейся обстановке Тараки заклинал о вводе советских войск в его страну. В противном случае шантажировал Москву падением своего режима, что однозначно привело бы СССР к потере всех позиций в Афганистане.
Однако в сентябре Тараки был неожиданно свергнут своим соратником Амином, опасным для Москвы тем, что был беспринципным узурпатором власти, готовым легко поменять своих внешних покровителей.
Одновременно накалялась и политическая обстановка вокруг Афганистана. В конце 1970-х годов во время «холодной войны» ЦРУ предпринимало активные усилия по созданию «Новой Великой Османской империи» с включением в нее южных республик СССР. По некоторым данным, американцы намеревались даже развернуть басмаческое движение в Средней Азии, чтобы позже получить доступ к урану Памира. На юге Советского Союза отсутствовала надежная система ПВО, что в случае размещения в Афганистане американских ракет типа «Першинг» поставило бы под угрозу многие жизненно важные объекты, в том числе космодром Байконур. Афганские урановые месторождения могли быть использованы Пакистаном и Ираном для создания ядерного оружия. А кроме того, в Кремль поступила информация, что президент Афганистана Амин, возможно, сотрудничает с ЦРУ…
В таких условиях СССР решил довольно грубо вмешаться во внутренние дела Афганистана, что, как показало время, было большой и непростительной ошибкой в политике последних десяти–пятнадцати лет его существования. Решать афганскую проблему следовало исключительно дипломатическим и экономическим путем.
Еще до принятия окончательного решения – а оно состоялось в начале декабря 1979 года – об устранении президента Афганистана, в ноябре в Кабул уже прибыл так называемый «мусульманский» батальон численностью 700 человек. Его сформировали несколькими месяцами ранее из бойцов частей спецназначения, имевших азиатское происхождение либо просто похожих на азиатов. Солдаты и офицеры батальона носили афганскую военную форму. Официально их целью являлась охрана афганского диктатора Хафизуллы Амина, чья резиденция находилась во дворце Тадж-Бек в юго-западной части Кабула. Амин, на жизнь которого было совершено уже несколько покушений, опасался лишь своих соплеменников. Поэтому советские солдаты казались ему самой надежной опорой. Их разместили неподалеку от дворца. Но в первых числах декабря 1979 года командование батальона получило секретный приказ из Москвы: готовиться к захвату важнейших правительственных учреждений в Кабуле и к подавлению возможного сопротивления перевороту со стороны афганской армии и полиции.
Кроме «мусульманского» батальона, в Афганистан были переброшены специальные группы КГБ СССР, подчинявшиеся внешней разведке, и отряд ГРУ Генерального штаба. По просьбе Амина в Афганистан намечался ввод «ограниченного контингента» советских войск. В афганской армии уже имелись советские военные советники. Лечился Амин исключительно у советских врачей. Все это придавало особый характер мероприятию по его свержению и устранению.
Система охраны дворца Тадж-Бек была – с помощью наших советников – организована тщательно и продуманно, с учетом всех его инженерных особенностей и характера окружающей местности, что делало его труднодоступным для нападающих. Внутри дворца службу несла охрана Х. Амина, состоявшая из его родственников и особо доверенных людей. В свободное от службы во дворце время они жили в непосредственной близости от дворца, в глинобитном доме, и постоянно находились в боевой готовности. Вторую линию составляли семь постов, на каждом из которых находились по четыре часовых, вооруженных пулеметом, гранатометом и автоматами. Внешнее кольцо охраны обеспечивали три мотострелковых и танковых батальона бригады охраны. На одной из господствующих высот были вкопаны два танка Т-54, которые могли прямой наводкой простреливать местность, прилегающую ко дворцу. В бригаде охраны было две с половиной тысячи человек. Помимо этого, неподалеку разместились зенитный и строительный полки.
Сама операция по устранению Амина получила кодовое название «Шторм-333». Сценарий переворота выглядел следующим образом: в день «X» бойцы «мусульманского» батальона, пользуясь тем, что внешне они неотличимы от афганских военных, захватывают генеральный штаб, министерство внутренних дел, тюрьму Пули-Чархи, где содержались тысячи противников Амина, радиостанцию и телефонные узлы, некоторые другие объекты. В это же время штурмовая группа в количестве 50 человек, укомплектованная офицерами спецназа внешней разведки КГБ (группы «Гром» и «Зенит»), врывается во дворец Амина и ликвидирует последнего. В это же время на аэродроме Баграм, являющемся главной базой афганских ВВС, высаживаются две дивизии ВДВ (103-я и 104-я), которые полностью берут под контроль базу и посылают несколько батальонов в Кабул на помощь «мусульманскому» батальону. Одновременно танки и БТР Советской армии начинают вторжение в Афганистан через государственную границу.
Подготовку к боевым действиям по захвату дворца возглавили В.В. Колесник, Э.Г. Козлов, О.Л. Швец, Ю.М. Дроздов. Дело усложняло отсутствие плана дворца, который наши советники не удосужились составить. Кроме того, ослабить его оборону они не могли по соображениям конспирации, но 26 декабря сумели провести во дворец разведчиков-диверсантов, которые все внимательно осмотрели и составили его поэтажный план. Офицеры отрядов спецназа провели разведку огневых точек на ближайших высотах. Разведчики вели круглосуточное наблюдение за дворцом Тадж-Бек.
Кстати, пока разрабатывался детальный план штурма дворца, части советской 40-й армии перешли государственную границу Демократической Республики Афганистан. Это произошло в 15.00 25 декабря 1979 года.
Не захватив вкопанные танки, державшие под прицелом все подходы ко дворцу, начинать штурм было нельзя. Для их захвата выделили 15 человек и двух снайперов из КГБ.
Чтобы раньше времени не вызвать подозрения, «мусульманский» батальон начал проводить отвлекающие действия: стрельбу, выход по тревоге и занятие установленных участков обороны, развертывание и т. д. В ночное время пускали осветительные ракеты. Из-за сильного мороза прогревали моторы бронетранспортеров и боевых машин чтобы их можно было завести сразу по сигналу. Сначала это вызвало беспокойство командования бригады охраны дворца. Но их успокоили, разъяснив, что идет обычная учеба, а ракеты пускают, чтобы исключить возможность внезапного нападения моджахедов на дворец. «Учения» продолжались 25-го, 26-го и первую половину дня 27 декабря.
26 декабря для установления более тесных отношений в «мусульманском» батальоне устроили прием для командования афганской бригады. Ели и пили много, провозглашались тосты за боевое содружество, за советско-афганскую дружбу…
Непосредственно перед штурмом дворца спецгруппой КГБ был взорван так называемый «колодец» – центральный узел секретной связи дворца с важнейшими военными и гражданскими объектами Афганистана.
Находившиеся в афганских частях советники получили разные задания: некоторые должны были остаться в частях на ночь, организовать ужин для командиров (для этого им выдали спиртное и продукты) и ни в коем случае не допустить выступления афганских войск против советских. Другим, наоборот, было приказано долго в подразделениях не задерживаться. Остались только специально проинструктированные люди.
Ничего не подозревавший Амин выразил радость по поводу вступления советских войск в Афганистан и приказал начальнику генштаба Мохаммеду Якубу наладить взаимодействие с их командованием. Амин устроил обед для членов Политбюро и министров. Позже он собирался выступить по телевидению.
Однако этому помешало одно странное обстоятельство. Одних участников обеда вдруг потянуло в сон, некоторые потеряли сознание. «Отключился» и сам Амин. Его супруга подняла тревогу. Вызвали врачей из афганского госпиталя и из поликлиники советского посольства. Продукты и гранатовый сок немедленно направили на экспертизу, поваров-узбеков арестовали. Что это было? Скорее всего, сильная, но не смертельная доза снотворного, чтобы в буквальном смысле «усыпить» бдительность Амина и его приближенных. Хотя кто знает….
Возможно, это была первая, но неудавшаяся попытка устранить Амина. Тогда бы отпала необходимость в штурме дворца и сохранились бы десятки и сотни жизней. Но так или иначе, этому помешали советские врачи. Их была целая группа – пять мужчин и две женщины. Они сразу поставили диагноз «массовое отравление» и тут же принялись оказывать помощь пострадавшим. Врачи, полковники медицинской службы В. Кузнеченков и А. Алексеев, исполняя клятву Гиппократа и не зная, что нарушают чьи-то планы, приступили к спасению президента.
Почему так получилось с врачами? Уж если действительно существовал замысел устранить Амина путем отравления, то человек, взявший на себя ответственность за это решение, должен был бы довести его до конца – любой ценой не допустить, чтобы наши врачи попали во дворец. В той обстановке это сделать было не так трудно. Скорее всего, виноваты несогласованность и излишняя скрытность: тот, кто отправлял врачей, не знал, что они там не нужны.
Охрана дворца сразу приняла дополнительные меры безопасности: выставила внешние посты, пыталась связаться с танковой бригадой. Бригада была приведена в состояние боевой готовности, но приказа о выступлении так и не получила, ведь колодец спецсвязи был уже взорван.
Переворот начался в 19 часов 30 минут 27 декабря 1979 года, когда два спецназа – ГРУ Генштаба и КГБ – в тесном взаимодействии начали спецоперацию. Лихим «кавалерийским» налетом на машине ГАЗ-66 группа во главе с капитаном Сатаровым сумела захватить вкопанные танки, вывести их из окопов и направилась на них ко дворцу.
По дворцу прямой наводкой начали бить зенитные самоходки. Подразделения «мусульманского» батальона выдвинулись в районы предназначения. К дворцу двинулась рота боевых машин пехоты. На десяти БМП в качестве десанта находились две группы КГБ. Общее руководство ими осуществлял полковник Г.И. Бояринов. БМП сбили внешние посты охраны и помчались к Тадж-Беку по узкой горной дороге, серпантином поднимающейся вверх. Первая БМП была подбита. Члены экипажа и десант покинули ее и с помощью штурмовых лестниц стали взбираться на гору. Вторая БМП столкнула в пропасть подбитую машину и освободила путь остальным. Вскоре они оказались на ровной площадке перед дворцом. Выскочившая из одной машины группа полковника Бояринова ворвалась во дворец. Бои сразу же приняли ожесточенный характер.
Спецназовцы рвались вперед, пугая противника выстрелами, дикими криками и громким русским матом. Кстати, именно по этому последнему признаку в темноте узнавали своих, а не по белым повязкам на рукавах, которые не были видны. Если из какой-нибудь комнаты не выходили с поднятыми руками, то взламывалась дверь и в комнату летели гранаты. Так бойцы продвигались вверх по коридорам и лабиринтам дворца. Когда штурмовые группы разведчиков-диверсантов ворвались во дворец, участвовавшие в бою спецназовцы «мусульманского» батальона создали огневое кольцо, уничтожая вокруг все живое и защищая атакующих. Офицеры и солдаты личной охраны Амина и его личные телохранители отчаянно сопротивлялись, не сдаваясь в плен: они приняли нападавших за собственную мятежную часть, от которой нельзя было ждать пощады. Но, услышав русские крики и мат, стали поднимать руки – ведь многие из них прошли обучение в десантной школе в Рязани. А русским сдавались потому, что считали их высшей и справедливой силой.
Бой шел не только во дворце. Одному из подразделений удалось отрезать личный состав танкового батальона от танков, а затем захватить эти танки. Спецгруппа взяла целый зенитный полк и его вооружение. Практически без боя было захвачено здание министерства обороны Афганистана. Лишь начальник генерального штаба Мохаммад Якуб забаррикадировался в одном из кабинетов и начал по рации вызывать подмогу. Но, убедившись, что никто не спешит ему на помощь, сдался. Афганец, сопровождавший советских десантников, тут же зачитал ему смертный приговор и застрелил на месте.
Примерно так же разворачивались события и в других правительственных учреждениях: короткий штурм, арест ставленников Амина, расстрел некоторых из них, доставка в тюрьму Пули-Чархи остальных. А из самой тюрьмы тем временем уже тянулись вереницы освобожденных противников режима свергнутого диктатора.
Что происходило в это время с Амином и советскими врачами? Вот что пишет Ю.И. Дроздов в своей документальной книге «Вымысел исключен»:
«Советские врачи попрятались кто куда мог. Сначала думали, что напали моджахеды, затем – сторонники Н.М. Тараки. Только позднее, услышав русский мат, поняли, что действуют советские военнослужащие.
А. Алексеев и В. Кузнеченков, которые должны были идти оказывать помощь дочери Х. Амина (у нее был грудной ребенок), после начала штурма нашли «убежище» у стойки бара. Спустя некоторое время они увидели Амина, который шел по коридору, весь в отблесках огня. Был он в белых трусах и в майке, держа в высоко поднятых обвитых трубками руках, словно гранаты, флаконы с физраствором. Можно было только представить, каких это усилий ему стоило и как кололи вдетые в кубитальные вены иглы.
А. Алексеев, выбежав из укрытия, первым делом вытащил иглы, прижав пальцами вены, чтобы не сочилась кровь, а затем довел его до бара. Х. Амин прислонился к стене, но тут послышался детский плач – откуда-то из боковой комнаты шел, размазывая кулачками слезы, пятилетний сынишка Амина. Увидев отца, бросился к нему, обхватил за ноги. Х. Амин прижал его голову к себе, и они вдвоем присели у стены.
Спустя много лет после тех событий А. Алексеев рассказывал мне, что они не могли больше находиться возле бара и поспешили уйти оттуда, но когда шли по коридору, то раздался взрыв, и их взрывной волной отбросило к двери конференц-зала, где они и укрылись. В зале было темно и пусто. Из разбитого окна сифонило холодным воздухом и доносились звуки выстрелов. Кузнеченков стал в простенке слева у окна, Алексеев – справа. Так судьба их разделила в этой жизни».
По свидетельству участников штурма, в конференц-зале осколком гранаты был сражен врач полковник Кузнеченков. Однако все время находившийся рядом с ним Алексеев утверждает, что когда они вдвоем прятались в конференц-зале, то какой-то автоматчик, заскочив туда, дал на всякий случай очередь в темноту. Одна из пуль попала в Кузнеченкова. Он вскрикнул и сразу же умер…
Тем временем спецгруппа КГБ прорвалась к помещению, где находился Хафизулла Амин, и в ходе перестрелки он был убит офицером этой группы. Труп Амина завернули в ковер и вынесли.
Количество убитых афганцев так и не было установлено. Их вместе с двумя малолетними сыновьями Амина закопали в братской могиле неподалеку от дворца Тадж-Бек. Завернутый в ковер труп Х. Амина той же ночью был погребен там же, но отдельно от других. Никакого надгробия не поставили.
Оставшихся в живых членов семьи Амина новая афганская власть посадила в тюрьму Пули-Чархи, где они сменили семью Н.М. Тараки. Даже дочь Амина, которой во время боя перебило ноги, оказалась в камере с холодным бетонным полом. Но милосердие было чуждо людям, у которых по приказу Амина были уничтожены их родные и близкие. Теперь они мстили.
Бой во дворе продолжался недолго – всего 43 минуты. Когда все стихло, В.В. Колесник и Ю.И. Дроздов перенесли командный пункт во дворец.
В тот вечер потери спецназа (по данным Ю.И. Дроздова) составили четверо убитых и 17 раненых. Был убит общий руководитель спецгрупп КГБ полковник Г.И. Бояринов. В «мусульманском» батальоне погибли 5 человек, ранены 35, из которых 23 остались в строю.
Вполне вероятно, что в суматохе ночного боя кое-кто пострадал от своих. На следующее утро спецназовцы обезоружили остатки бригады охраны. Более 1400 человек сдались в плен. Однако и после поднятия белого флага с крыши здания раздались выстрелы, один русский офицер и два солдата погибли.
Израненных и уцелевших спецназовцев КГБ отправили в Москву буквально через пару дней после штурма. А 7 января 1980 года Кабул покинул и «мусульманский» батальон. Всех участников операции – живых и мертвых – наградили орденом Красной Звезды.
«В ту драматическую ночь в Кабуле произошел не просто очередной государственный переворот, – вспоминал позже офицер «мусульманского» батальона, – при котором власть из рук «халькистов» перешла в руки "парчамистов", поддержанных советской стороной, а было положено начало резкой активизации гражданской войны в Афганистане. Была открыта трагическая страница как в афганской истории, так и в истории Советского Союза. Солдаты и офицеры – участники декабрьских событий – искренне верили в справедливость своей миссии, в то, что они помогают афганскому народу избавиться от тирании Амина и, выполнив свой интернациональный долг, вернутся к себе домой. Они не были политологами и историками, учеными и социологами, которые должны были бы предсказать дальнейший ход событий и дать ему оценку. Они были солдатами, выполнившими приказ».
Советские стратеги даже в кошмарном сне не могли предвидеть то, что их ждет: на борьбу с чужеземцами вскоре поднимутся 20 миллионов горцев, гордых и воинственных, фанатично верующих в догматы ислама.
В 1978 году в Афганистане произошел государственный переворот, после чего к власти пришла народно-демократическая партия во главе с Тараки. Но очень скоро в стране разгорелась гражданская война. Противники лояльной Москве власти – радикальные исламисты моджахеды, пользующиеся поддержкой немалого количества населения, стремительно продвигались к Кабулу. В создавшейся обстановке Тараки заклинал о вводе советских войск в его страну. В противном случае шантажировал Москву падением своего режима, что однозначно привело бы СССР к потере всех позиций в Афганистане.
Однако в сентябре Тараки был неожиданно свергнут своим соратником Амином, опасным для Москвы тем, что был беспринципным узурпатором власти, готовым легко поменять своих внешних покровителей.
Одновременно накалялась и политическая обстановка вокруг Афганистана. В конце 1970-х годов во время «холодной войны» ЦРУ предпринимало активные усилия по созданию «Новой Великой Османской империи» с включением в нее южных республик СССР. По некоторым данным, американцы намеревались даже развернуть басмаческое движение в Средней Азии, чтобы позже получить доступ к урану Памира. На юге Советского Союза отсутствовала надежная система ПВО, что в случае размещения в Афганистане американских ракет типа «Першинг» поставило бы под угрозу многие жизненно важные объекты, в том числе космодром Байконур. Афганские урановые месторождения могли быть использованы Пакистаном и Ираном для создания ядерного оружия. А кроме того, в Кремль поступила информация, что президент Афганистана Амин, возможно, сотрудничает с ЦРУ…
В таких условиях СССР решил довольно грубо вмешаться во внутренние дела Афганистана, что, как показало время, было большой и непростительной ошибкой в политике последних десяти–пятнадцати лет его существования. Решать афганскую проблему следовало исключительно дипломатическим и экономическим путем.
Еще до принятия окончательного решения – а оно состоялось в начале декабря 1979 года – об устранении президента Афганистана, в ноябре в Кабул уже прибыл так называемый «мусульманский» батальон численностью 700 человек. Его сформировали несколькими месяцами ранее из бойцов частей спецназначения, имевших азиатское происхождение либо просто похожих на азиатов. Солдаты и офицеры батальона носили афганскую военную форму. Официально их целью являлась охрана афганского диктатора Хафизуллы Амина, чья резиденция находилась во дворце Тадж-Бек в юго-западной части Кабула. Амин, на жизнь которого было совершено уже несколько покушений, опасался лишь своих соплеменников. Поэтому советские солдаты казались ему самой надежной опорой. Их разместили неподалеку от дворца. Но в первых числах декабря 1979 года командование батальона получило секретный приказ из Москвы: готовиться к захвату важнейших правительственных учреждений в Кабуле и к подавлению возможного сопротивления перевороту со стороны афганской армии и полиции.
Кроме «мусульманского» батальона, в Афганистан были переброшены специальные группы КГБ СССР, подчинявшиеся внешней разведке, и отряд ГРУ Генерального штаба. По просьбе Амина в Афганистан намечался ввод «ограниченного контингента» советских войск. В афганской армии уже имелись советские военные советники. Лечился Амин исключительно у советских врачей. Все это придавало особый характер мероприятию по его свержению и устранению.
Система охраны дворца Тадж-Бек была – с помощью наших советников – организована тщательно и продуманно, с учетом всех его инженерных особенностей и характера окружающей местности, что делало его труднодоступным для нападающих. Внутри дворца службу несла охрана Х. Амина, состоявшая из его родственников и особо доверенных людей. В свободное от службы во дворце время они жили в непосредственной близости от дворца, в глинобитном доме, и постоянно находились в боевой готовности. Вторую линию составляли семь постов, на каждом из которых находились по четыре часовых, вооруженных пулеметом, гранатометом и автоматами. Внешнее кольцо охраны обеспечивали три мотострелковых и танковых батальона бригады охраны. На одной из господствующих высот были вкопаны два танка Т-54, которые могли прямой наводкой простреливать местность, прилегающую ко дворцу. В бригаде охраны было две с половиной тысячи человек. Помимо этого, неподалеку разместились зенитный и строительный полки.
Сама операция по устранению Амина получила кодовое название «Шторм-333». Сценарий переворота выглядел следующим образом: в день «X» бойцы «мусульманского» батальона, пользуясь тем, что внешне они неотличимы от афганских военных, захватывают генеральный штаб, министерство внутренних дел, тюрьму Пули-Чархи, где содержались тысячи противников Амина, радиостанцию и телефонные узлы, некоторые другие объекты. В это же время штурмовая группа в количестве 50 человек, укомплектованная офицерами спецназа внешней разведки КГБ (группы «Гром» и «Зенит»), врывается во дворец Амина и ликвидирует последнего. В это же время на аэродроме Баграм, являющемся главной базой афганских ВВС, высаживаются две дивизии ВДВ (103-я и 104-я), которые полностью берут под контроль базу и посылают несколько батальонов в Кабул на помощь «мусульманскому» батальону. Одновременно танки и БТР Советской армии начинают вторжение в Афганистан через государственную границу.
Подготовку к боевым действиям по захвату дворца возглавили В.В. Колесник, Э.Г. Козлов, О.Л. Швец, Ю.М. Дроздов. Дело усложняло отсутствие плана дворца, который наши советники не удосужились составить. Кроме того, ослабить его оборону они не могли по соображениям конспирации, но 26 декабря сумели провести во дворец разведчиков-диверсантов, которые все внимательно осмотрели и составили его поэтажный план. Офицеры отрядов спецназа провели разведку огневых точек на ближайших высотах. Разведчики вели круглосуточное наблюдение за дворцом Тадж-Бек.
Кстати, пока разрабатывался детальный план штурма дворца, части советской 40-й армии перешли государственную границу Демократической Республики Афганистан. Это произошло в 15.00 25 декабря 1979 года.
Не захватив вкопанные танки, державшие под прицелом все подходы ко дворцу, начинать штурм было нельзя. Для их захвата выделили 15 человек и двух снайперов из КГБ.
Чтобы раньше времени не вызвать подозрения, «мусульманский» батальон начал проводить отвлекающие действия: стрельбу, выход по тревоге и занятие установленных участков обороны, развертывание и т. д. В ночное время пускали осветительные ракеты. Из-за сильного мороза прогревали моторы бронетранспортеров и боевых машин чтобы их можно было завести сразу по сигналу. Сначала это вызвало беспокойство командования бригады охраны дворца. Но их успокоили, разъяснив, что идет обычная учеба, а ракеты пускают, чтобы исключить возможность внезапного нападения моджахедов на дворец. «Учения» продолжались 25-го, 26-го и первую половину дня 27 декабря.
26 декабря для установления более тесных отношений в «мусульманском» батальоне устроили прием для командования афганской бригады. Ели и пили много, провозглашались тосты за боевое содружество, за советско-афганскую дружбу…
Непосредственно перед штурмом дворца спецгруппой КГБ был взорван так называемый «колодец» – центральный узел секретной связи дворца с важнейшими военными и гражданскими объектами Афганистана.
Находившиеся в афганских частях советники получили разные задания: некоторые должны были остаться в частях на ночь, организовать ужин для командиров (для этого им выдали спиртное и продукты) и ни в коем случае не допустить выступления афганских войск против советских. Другим, наоборот, было приказано долго в подразделениях не задерживаться. Остались только специально проинструктированные люди.
Ничего не подозревавший Амин выразил радость по поводу вступления советских войск в Афганистан и приказал начальнику генштаба Мохаммеду Якубу наладить взаимодействие с их командованием. Амин устроил обед для членов Политбюро и министров. Позже он собирался выступить по телевидению.
Однако этому помешало одно странное обстоятельство. Одних участников обеда вдруг потянуло в сон, некоторые потеряли сознание. «Отключился» и сам Амин. Его супруга подняла тревогу. Вызвали врачей из афганского госпиталя и из поликлиники советского посольства. Продукты и гранатовый сок немедленно направили на экспертизу, поваров-узбеков арестовали. Что это было? Скорее всего, сильная, но не смертельная доза снотворного, чтобы в буквальном смысле «усыпить» бдительность Амина и его приближенных. Хотя кто знает….
Возможно, это была первая, но неудавшаяся попытка устранить Амина. Тогда бы отпала необходимость в штурме дворца и сохранились бы десятки и сотни жизней. Но так или иначе, этому помешали советские врачи. Их была целая группа – пять мужчин и две женщины. Они сразу поставили диагноз «массовое отравление» и тут же принялись оказывать помощь пострадавшим. Врачи, полковники медицинской службы В. Кузнеченков и А. Алексеев, исполняя клятву Гиппократа и не зная, что нарушают чьи-то планы, приступили к спасению президента.
Почему так получилось с врачами? Уж если действительно существовал замысел устранить Амина путем отравления, то человек, взявший на себя ответственность за это решение, должен был бы довести его до конца – любой ценой не допустить, чтобы наши врачи попали во дворец. В той обстановке это сделать было не так трудно. Скорее всего, виноваты несогласованность и излишняя скрытность: тот, кто отправлял врачей, не знал, что они там не нужны.
Охрана дворца сразу приняла дополнительные меры безопасности: выставила внешние посты, пыталась связаться с танковой бригадой. Бригада была приведена в состояние боевой готовности, но приказа о выступлении так и не получила, ведь колодец спецсвязи был уже взорван.
Переворот начался в 19 часов 30 минут 27 декабря 1979 года, когда два спецназа – ГРУ Генштаба и КГБ – в тесном взаимодействии начали спецоперацию. Лихим «кавалерийским» налетом на машине ГАЗ-66 группа во главе с капитаном Сатаровым сумела захватить вкопанные танки, вывести их из окопов и направилась на них ко дворцу.
По дворцу прямой наводкой начали бить зенитные самоходки. Подразделения «мусульманского» батальона выдвинулись в районы предназначения. К дворцу двинулась рота боевых машин пехоты. На десяти БМП в качестве десанта находились две группы КГБ. Общее руководство ими осуществлял полковник Г.И. Бояринов. БМП сбили внешние посты охраны и помчались к Тадж-Беку по узкой горной дороге, серпантином поднимающейся вверх. Первая БМП была подбита. Члены экипажа и десант покинули ее и с помощью штурмовых лестниц стали взбираться на гору. Вторая БМП столкнула в пропасть подбитую машину и освободила путь остальным. Вскоре они оказались на ровной площадке перед дворцом. Выскочившая из одной машины группа полковника Бояринова ворвалась во дворец. Бои сразу же приняли ожесточенный характер.
Спецназовцы рвались вперед, пугая противника выстрелами, дикими криками и громким русским матом. Кстати, именно по этому последнему признаку в темноте узнавали своих, а не по белым повязкам на рукавах, которые не были видны. Если из какой-нибудь комнаты не выходили с поднятыми руками, то взламывалась дверь и в комнату летели гранаты. Так бойцы продвигались вверх по коридорам и лабиринтам дворца. Когда штурмовые группы разведчиков-диверсантов ворвались во дворец, участвовавшие в бою спецназовцы «мусульманского» батальона создали огневое кольцо, уничтожая вокруг все живое и защищая атакующих. Офицеры и солдаты личной охраны Амина и его личные телохранители отчаянно сопротивлялись, не сдаваясь в плен: они приняли нападавших за собственную мятежную часть, от которой нельзя было ждать пощады. Но, услышав русские крики и мат, стали поднимать руки – ведь многие из них прошли обучение в десантной школе в Рязани. А русским сдавались потому, что считали их высшей и справедливой силой.
Бой шел не только во дворце. Одному из подразделений удалось отрезать личный состав танкового батальона от танков, а затем захватить эти танки. Спецгруппа взяла целый зенитный полк и его вооружение. Практически без боя было захвачено здание министерства обороны Афганистана. Лишь начальник генерального штаба Мохаммад Якуб забаррикадировался в одном из кабинетов и начал по рации вызывать подмогу. Но, убедившись, что никто не спешит ему на помощь, сдался. Афганец, сопровождавший советских десантников, тут же зачитал ему смертный приговор и застрелил на месте.
Примерно так же разворачивались события и в других правительственных учреждениях: короткий штурм, арест ставленников Амина, расстрел некоторых из них, доставка в тюрьму Пули-Чархи остальных. А из самой тюрьмы тем временем уже тянулись вереницы освобожденных противников режима свергнутого диктатора.
Что происходило в это время с Амином и советскими врачами? Вот что пишет Ю.И. Дроздов в своей документальной книге «Вымысел исключен»:
«Советские врачи попрятались кто куда мог. Сначала думали, что напали моджахеды, затем – сторонники Н.М. Тараки. Только позднее, услышав русский мат, поняли, что действуют советские военнослужащие.
А. Алексеев и В. Кузнеченков, которые должны были идти оказывать помощь дочери Х. Амина (у нее был грудной ребенок), после начала штурма нашли «убежище» у стойки бара. Спустя некоторое время они увидели Амина, который шел по коридору, весь в отблесках огня. Был он в белых трусах и в майке, держа в высоко поднятых обвитых трубками руках, словно гранаты, флаконы с физраствором. Можно было только представить, каких это усилий ему стоило и как кололи вдетые в кубитальные вены иглы.
А. Алексеев, выбежав из укрытия, первым делом вытащил иглы, прижав пальцами вены, чтобы не сочилась кровь, а затем довел его до бара. Х. Амин прислонился к стене, но тут послышался детский плач – откуда-то из боковой комнаты шел, размазывая кулачками слезы, пятилетний сынишка Амина. Увидев отца, бросился к нему, обхватил за ноги. Х. Амин прижал его голову к себе, и они вдвоем присели у стены.
Спустя много лет после тех событий А. Алексеев рассказывал мне, что они не могли больше находиться возле бара и поспешили уйти оттуда, но когда шли по коридору, то раздался взрыв, и их взрывной волной отбросило к двери конференц-зала, где они и укрылись. В зале было темно и пусто. Из разбитого окна сифонило холодным воздухом и доносились звуки выстрелов. Кузнеченков стал в простенке слева у окна, Алексеев – справа. Так судьба их разделила в этой жизни».
По свидетельству участников штурма, в конференц-зале осколком гранаты был сражен врач полковник Кузнеченков. Однако все время находившийся рядом с ним Алексеев утверждает, что когда они вдвоем прятались в конференц-зале, то какой-то автоматчик, заскочив туда, дал на всякий случай очередь в темноту. Одна из пуль попала в Кузнеченкова. Он вскрикнул и сразу же умер…
Тем временем спецгруппа КГБ прорвалась к помещению, где находился Хафизулла Амин, и в ходе перестрелки он был убит офицером этой группы. Труп Амина завернули в ковер и вынесли.
Количество убитых афганцев так и не было установлено. Их вместе с двумя малолетними сыновьями Амина закопали в братской могиле неподалеку от дворца Тадж-Бек. Завернутый в ковер труп Х. Амина той же ночью был погребен там же, но отдельно от других. Никакого надгробия не поставили.
Оставшихся в живых членов семьи Амина новая афганская власть посадила в тюрьму Пули-Чархи, где они сменили семью Н.М. Тараки. Даже дочь Амина, которой во время боя перебило ноги, оказалась в камере с холодным бетонным полом. Но милосердие было чуждо людям, у которых по приказу Амина были уничтожены их родные и близкие. Теперь они мстили.
Бой во дворе продолжался недолго – всего 43 минуты. Когда все стихло, В.В. Колесник и Ю.И. Дроздов перенесли командный пункт во дворец.
В тот вечер потери спецназа (по данным Ю.И. Дроздова) составили четверо убитых и 17 раненых. Был убит общий руководитель спецгрупп КГБ полковник Г.И. Бояринов. В «мусульманском» батальоне погибли 5 человек, ранены 35, из которых 23 остались в строю.
Вполне вероятно, что в суматохе ночного боя кое-кто пострадал от своих. На следующее утро спецназовцы обезоружили остатки бригады охраны. Более 1400 человек сдались в плен. Однако и после поднятия белого флага с крыши здания раздались выстрелы, один русский офицер и два солдата погибли.
Израненных и уцелевших спецназовцев КГБ отправили в Москву буквально через пару дней после штурма. А 7 января 1980 года Кабул покинул и «мусульманский» батальон. Всех участников операции – живых и мертвых – наградили орденом Красной Звезды.
«В ту драматическую ночь в Кабуле произошел не просто очередной государственный переворот, – вспоминал позже офицер «мусульманского» батальона, – при котором власть из рук «халькистов» перешла в руки "парчамистов", поддержанных советской стороной, а было положено начало резкой активизации гражданской войны в Афганистане. Была открыта трагическая страница как в афганской истории, так и в истории Советского Союза. Солдаты и офицеры – участники декабрьских событий – искренне верили в справедливость своей миссии, в то, что они помогают афганскому народу избавиться от тирании Амина и, выполнив свой интернациональный долг, вернутся к себе домой. Они не были политологами и историками, учеными и социологами, которые должны были бы предсказать дальнейший ход событий и дать ему оценку. Они были солдатами, выполнившими приказ».
Советские стратеги даже в кошмарном сне не могли предвидеть то, что их ждет: на борьбу с чужеземцами вскоре поднимутся 20 миллионов горцев, гордых и воинственных, фанатично верующих в догматы ислама.
ГЕНЕРАЛЬНАЯ РЕПЕТИЦИЯ АПОКАЛИПСИСА
(По материалам А. Железнякова.)
6 августа 1991 года военно-морские силы СССР провели уникальную операцию под названием «Бегемот-2», достойную книги военных рекордов. Советская атомная субмарина «Новомосковск» успешно произвела залп шестнадцатью баллистическими ракетами, чего до сих пор не может повторить ни одна армия мира. Военные между собой шепотом называли это единственное в своем роде событие «генеральной репетицией Апокалипсиса». В самом деле, значение операции трудно переоценить!Через много лет бывший начальник штаба Северного флота адмирал Иннокентий Нелегов прокомментировал операцию так:
«Действительно, практические стрельбы нашего подводного ракетного крейсера К-407 уникальны не только в плане истории советского Военно-морского флота, но и в фактической демонстрации возможностей морских стратегических ядерных сил, пуска всех 16 ракет. Заметьте, не на тренажерах или в электронном варианте, как это делается повсеместно. Успешное выполнение столь сложной боевой задачи осуществимо только при высокой профессиональной подготовке военных моряков.
Да, залповый пуск такого порядка был произведен впервые и, к сожалению, больше не повторялся. Почему "к сожалению"? Потому что без подобных учений невозможно точно определить фактический потенциал боевого корабля, установленного на нем оружия и качество боевой подготовки личного состава. Такие эксперименты необходимы и сейчас. Только по недомыслию можно предположить, что подобным образом наш Военно-морской флот создает на море угрозу другим государствам. Хотя, конечно же, подтверждение мощи российского ВМФ является одним из элементов сдерживания в противостоянии ядерных держав».
А теперь о том, как это было.
Во второй половине 1980-х годов шли интенсивные советско-американские переговоры о сокращении стратегических наступательных вооружений. Камнем преткновения стал вопрос о том, какие именно средства – стратегическая авиация, межконтинентальные баллистические ракеты или баллистические ракеты на подводных лодках – сокращать и в каких количествах. Так же, как и в Америке, в СССР каждый из родов войск, которых это касалось, отстаивал свои интересы и стремился доказать, что именно его вооружение должно остаться в неприкосновенности.
Военно-морской флот не обладал опытом проведения ракетных стрельб полным боекомплектом, хотя сценарий гипотетического мирового конфликта подразумевал и такое. Самым большим достижением подводного флота к тому моменту был пуск осенью 1969 года восьми ракет – двумя сериями по четыре штуки в каждой с небольшим интервалом – с борта подводного ракетоносца К-140, находившегося под командованием капитана второго ранга Юрия Бекетова.
В перестроечную эпоху многие в советском военном ведомстве полагали, что тот восьмиракетный пуск был случайностью и что на самом деле лодка может отстрелить две, ну в лучшем случае три ракеты. А коли так, то и надо сокращать подводный флот.
В этой непростой обстановке и родилась идея проведения операции с кодовым наименованием «Бегемот». Осуществить задуманное попытались в 1989 году, но попытка закончилась неудачей. Во время старта одной из ракет произошла авария, и дальнейшие пуски были тут же отменены. К счастью, обошлось без жертв, но имеются сведения, что пострадала экология Баренцева моря. Возможно, имелись и другие последствия, но пока материалы тех событий остаются засекреченными.
Ко второй попытке готовились два года. В качестве «стартовой» площадки был выбран новенький ракетный крейсер проекта 667БДРМ, имевший тогда совершенно секретный тактический номер К-407, который присваивался до закладки корабля. Позже ракетоносец, которым командовал капитан 2 ранга Сергей Егоров, стали называть «Новомосковском».
Многомесячные изнурительные тренировки экипажа дали со временем свои плоды: многие в выполнении операций добились полного автоматизма. Иначе было нельзя – на карту были поставлены не только карьера офицеров, но и перспективы всего флота.
Последнюю проверку подводной лодки проводил прибывший из Москвы начальник отдела боевой подготовки подводных сил ВМФ контр-адмирал Юрий Федоров. Он имел негласные полномочия не допустить проведения стрельб – слишком уж памятна была первая неудача, а в верхах не очень-то верили в успех. Однако контр-адмирал убедился в обратном – экипаж готов, и как никогда велика вероятность благоприятного исхода эксперимента. После ушедшей в Москву шифрограммы «Проверил и допускаю» ничто не держало корабль в гавани. Операция «Бегемот-2» могла начинаться.
В начале августа 1991 года субмарина вышла в море. Вместе с экипажем на борту корабля находились и контр-адмирал Леонид Сальников, и генеральный конструктор корабля Сергей Ковалев, чтобы собственными глазами увидеть то, что еще не удавалось никому в мире.
В 21 час 9 минут по московскому времени с глубины 50 метров ввысь взмыла первая ракета Р-29РМ (SS-N-23 «Skif» по классификации НАТО). Через несколько секунд вторая, затем третья… И так все шестнадцать ракет были выпущены всего за пару с небольшим минут. Ни одна страна в мире еще не смогла повторить ничего подобного, что явилось доказательством мощи подводного оружия не только в представлении обывателей. Подумать только: такой залп в условиях войны одним ударом мог бы накрыть целое государство!
Свидетелей этого исторического события было немного. Залповый пуск могли видеть только экипаж сторожевого катера, дрейфовавшего поблизости, да операторы служб контроля за пусками баллистических ракет, следившими за уникальным зрелищем на экранах локаторов.
Совсем гладко не получилось. За полчаса до начала неожиданно пропала связь с надводным кораблем, который наблюдал за стрельбами. На подлодке «сторожевик» слышали, но на поверхности воды были в полном неведении происходящего на глубине. По инструкции в такой ситуации вести стрельбу нельзя – все-таки мирное время, когда любой неосторожный чих может привести к непредсказуемым последствиям. Тем не менее контр-адмирал Леонид Сальников полностью взял ответственность на себя и разрешил стрельбу.
Проведение подобных уникальных и ответственных экспериментов сопровождалось – да и сейчас сопровождается – градом правительственных наград. Ушли документы и в тот раз, но развалился Советский Союз, советские награды канули в историю. В результате моряки довольствовались только очередными звездочками на погонах, что было несоизмеримо с тем, что они совершили.